С начальником своим Митя познакомился утром. Это был невысокий, седой, красивый человек лет пятидесяти, похожий на англичанина, как мы их себе представляем. Звали его Виктор Венедиктович. Голос он имел негромкий и очень четко выговаривал слова, будто русский для него было тоже вроде иностранного. Возможно так оно и было, потому что за свою жизнь этот человек - от силы! - лет пять всего провел на родине.
Но говорил он о служении ей (Родине!) с пафосом, о долге перед НЕЙ, о чести Советского Человека, которую нельзя замарать, а кругом, - как Митя понял из его недомолвок, - иностранные налогоплательщики так и хотят, так и стремятся обесчестить.
Затем начальник перешел к непосредственной митиной работе: как стало понятно, - мелкого канцеляриста, клерка, если повезет - переводчика. Если же он будет достоин и ничем не запятнает себя, - то его переведут из стажеров в низшую лигу дипработника - атташе.
Вот тогда он сможет выписать сюда жену и сына.
- А до тех пор, - тут начальник слегка улыбнулся, - придется, Вадим Александрович, побыть в монашеском чине, и чтобы не перевозбуждаться, - не смотрите всяческую порнуху и чернуху, которой здесь полно, а ходите в наш клуб, где частенько показывают новейшие советские фильмы.
Начальник Мите скорее не понравился, чем понравился. Он был какой-то весь как бы сделанный, сработанный на диво механизмик, очень сильно похожий на человечка.
Митя с жадностью набросился на город.
Отработав свое время, он не шел к себе, - в резервацию, - так он называл дом дипработников, а шлялся по улицам, - никому неизвестный, совсем молодой человек, не похожий на "советского", как их здесь представляли.
Его принимали за бельгийца, француза, даже за испанца, так как акцент все же чувствовался.
В своих прогулках Митя набрел на маленький театрик абсурдистов с крошечным ресторанчиком рядом. Он пересмотрел там все пьески, - их всего-то было три, - сидел после спектакля в ресторанчике, и уже признакомился с актерами, которые с симпатией отнеслись к славному "бельгийцу", который живо интересовался, кто такие Ионеско и Бекетт.
Но этому времяпровождению однажды пришел конец.
На работе к нему подошел муж Риточки, Анатолий, и спросил, где он шастает вечерами, - они сто раз к нему бились, - ни привета, ни ответа.
Спросил это Анатолий дружески, с "американской" улыбкой, - они все этому научились: кип смайл! И все - о,кей!
Митя восторженно стал рассказывать про театрик, на что Анатолий презрительно выпятил губу: да были мы там, мура! Поржали. А теперь и калачом не заманишь.
- А мне интересно! Я ничего подобного у нас не видел! Нет, в этом что-то есть и я пытаюсь понять - с горячностью защищался Митя.
Анатолий вдруг стал каким-то величественным, глядя на Митю сверху вниз, и уже без всяких экивоков предупредил: я тебе по-дружески советую, не ходи в эту шарашку.
Митя перестал посещать театрик, некоторое время испытывая как бы какую-то потерю. Он уже привык к тому, что сидя за столиком с кем-нибудь из театра, слушал болтовню актеров о семьях, театральных интрижках, заработке... Сам же молчал, односложно и неясно отвечая на редкие вопросы, - он их не очень интересовал, - из другой среды, студент, наверное, технарь.
Еще раза три попив в уик-енд со своими парнями и их женами, напившись и опять наигрывая на пианино и опять танцуя с чужими женами, ни одна из которых не высекала ни искры возбуждения, - Митя внутренне взбунтовался и снова бросился а город.
Не хотелось сидеть в замкнутом пространстве квартиры, пить и ощущать себя фактически в Москве. Да и Нэля скоро появится и начнется тягомотная семейная несвободная жизнь. Вдруг он понял, что его семейная жизнь - уныла, как засохший цветок. Раньше он жил и жил, а тут он почувствовал прелесть одиночества и свободы, относительной, конечно, он это понимал, но если быть осмотрительным, то можно не опасаться, что парни узнают, где он бывает... Ничего предосудительного он не делает. Кому помешал театрик? Что, он продавал актерам секреты? которых и сам не знает, нося на подпись бумаги в закрытых тяжелых папках... На фиг ему это нужно!
Теперь Митя повадился в лавку антиквара - грека, который кроме продажи вещей, угощал клиентов в обустроенном уголке чашечкой восточного кофе. Митя тратил почти все свои деньги не на тряпки или подарки для Нэли и Митеньки, а на всякую старину в лавке грека.
Он надолго повисал над прилавком и всегда выискивал то, без чего ему казалось он просто не сможет жить в своей официальной холодной квартире, к которой он ни разу не прикоснулся тряпкой или шваброй... Это были либо деревянный перстень, старая чернильница или еще что-то такое же экзотическое...
Грек видел в Мите ценителя и думал, что тот студент, испанец.
- Почему вы думаете, что я - испанец? - поинтересовался как-то Митя.
- Вы молчаливый, спокойный и загадочный как тореро.- ответил грек.
Мите это необыкновенно польстило и он уже заходил к греку просто на чашку кофе или сигарету.
Но и это было каким-то образом узнано, потому что парни его ухватили прямо за хвост и опять устроили гуляние, которое он еле вытерпел: не хотелось ему тратить здесь время на выпивки, - дома можно наверстать.
Митя не был уверен, что через полгода не улетит отсюда мелкой пташкой.
И вдруг позвал его к себе начальник. Домой. Жил он в том же здании, что и они все. Оказалось, В.В. ( как звали его парни) одинок, но порядок у него идеальный.
Митя с угрызениями вспомнил свое захламленное жилье. Начальник не стал предлагать выпить, а сварил шикарного кофе, выставил экзотические фрукты и колу.
Митя помалкивал, попивая кофеек, и осматривая холл , где они сидели, здесь было полно интересных вещиц, но нахально разглядывать было неловко, к тому же начальник заговорил.
- Скучаете, Вадим Александрович? - Спросил он ласково и дружелюбно.
Митя врать не стал и ответил, что пока - нет, потому что город безумно интересен и он старается побольше увидеть.
- И что же вы уже видели? - Также ласково спросил начальник.
Митя, решив, что о нем все сообщено и брехаловку устраивать незачем, и ни в чем не чувствуя себя виноватым, - рассказал начальнику о театрике, о греке, и даже похвастался, что тот принимает его чуть ли не за тореро, за испанца - сто процентов,- и не за бедного...
- Хотя испанцы черные, а я - серый... - пошутил Митя.
Тут В.В. покачал головой: не-ет, Вадим Александрович, вы не серый, не клевещите на себя. Собственно, я вызвал вас для конфиденциальной беседы. Я за вами наблюдаю, дорогой мой,- сказал
В.В., пожав ему руку у плеча, - и понял, почему на вас обратил внимание Георгий Георгиевич, хотя и... - но эту тему В.В. сразу закрыл, а Митя понял, о чем она... - и продолжил: вы - человек незаурядный, смотрите, за какое короткое время вы вписались в обстановку города, в чужую жизнь чужой страны, как говорится, - легко и изящно. Ведь ни один из моих парней не смог этого сделать (или не захотел, подумал Митя). А для нас это очень важно. Мы должны знать и врагов своих, и друзей, их здесь тоже немало...
В.В. длинно и подробно стал объяснять Мите, что он и впредь должен дружить с разными людьми и пусть не смущается, если ему скажут что-то неприятное ребята, они немного не понимают ситуации...
Тут В.В. замолчал и потом сказал: про все ваши встречи и обо всех людях и разговорах, вы обязаны вести дневник, подробный, без пробелов. Вы понимаете? И пусть ОНИ вас считают богачом... - тут В.В. хитровато глянул на него: только все же оставьте денег вашей жене на подарки, говорят, она у вас хороша необыкновенно...
Митя несколько ошеломился беседой и сказал о том, что его встревожило: "Я не смогу быть естественным, Виктор Венедиктович! Если буду знать, что это - задание."
В.В. заметно похолодел и твердо ответил: "Надо, Вадим Александрович, надо быть естественным. Учитесь."
Митя понял, что это - приказ, чем собственно и были эти дружеские посиделки за чашкой кофе.
С греком Митя раздружился. Потому что теперь вместо того, чтобы сидеть и бездумно о чем-то болтать или молчать, он обязан был заводить нудные разговоры о политике, что никак не подходило к его имиджу - аполитичного студента - путешественника. С сожалением покидал Митя лавку грека, как прежде театр абсурдистов.
Наступил первый Митин официальный прием.
В смокинге, бледный, почти белый от волнения, Митя затерялся среди среди незнакомой толпы... И как-то оказался у группки: двое холеных мужчин и две женщины: старуха в розовом веночке на голубоватых волосах, увешанная драгоценностями, и дама лет сорока, с удивительно красивыми длинными, обнаженными руками, с золотым обручем в больших черных волосах.
Дамы говорил о книге Торо, который снова в моде, об ужасном вреде цивилизации и дама с красивыми руками сетовала, что они уже не смогут жить уединенно, где-нибудь в лесах, они слишком испорчены все...
Митя недавно прочел Торо, которого, кстати, посоветовал ему грек, и живо вслушивался в разговор на своем любимом французском. Дама помоложе заметила его интерес и улыбнулась ему ослепительной улыбкой, как бы приглашая участвовать в разговоре.
Митя не знал, можно ли по этикету влезать в чужую беседу, основываясь лишь на улыбке дамы, но потом решил, что приемы на то и существуют, чтобы светски непринужденно завязывать знакомства, вспомнив наказ В.В.
Наказ он тут фальшиво пользовал.
Извинившись, Митя сказал, что случайно расслышал их разговор и сам восхищается Торо, к тому же он знает одну лавчонку, где продается прекрасная старинной работы литография портрета великого человека.
Посланники (так Митя обозвал двух спутников дам) обернулись и несколько удивленно посмотрели на него, но митино вдохновенное лицо и сияющие глаза понравились более молодому и он немного поддержал ничего не значащий разговор, а седовласая пара отбыла, показав этим, что мальчишка нагл.
Митя оробел и уже хотел ретироваться, как черноволосая посланница кинула мяч: обернувшись к мужу она сказала, что хочет купить этот портрет.
Митя заметил, что у нее точеный греческий профиль. Может, она моложе сорока?.. Посланник, привыкший видимо к капризам жены, пожал плечами, а она повторила: я хочу купить портрет. Завтра!
Меня проводит в эту лавку месье... - Она живо обернулась к Мите,
- он назвал свою фамилию, которая с натяжкой могла быть и польской, о чем и спросила дама.
Мите очень не хотелось говорить, что он советский, - ему казалось, что эти двое сразу же отойдут от него, а ему этого не хотелось. Но делать было нечего и он сказал.
Оба они очень удивились: посланник как-то немного покорежился, а его жена сделала вид, что не только удивлена, но и рада - с советскими она еще не была знакома. Звали ее мадам Беатрикс и были они из Голландии. Все же она спросила, где находится лавочка грека и Митя объяснил, зная город лучше, чем она.
Побыв еще с минуту около них для приличия, Митя откланялся и пошел к столу, за которым грудились парни. Он выпил какой-то коктейль и неприятный осадок от встречи с посланниками испарился. Поискал голландскую пару глазами и наткнулся на взгляд Беатрикс. Поднял бокал и пригубил его, глядя издали ей прямо в глаза. Она улыбнулась.
Назавтра, к окончанию рабочего дня Митю просто разносило - ему нетерпелось бежать в лавку грека. Беатрикс казалась ему необыкновенной красавицей, каких он в жизни не встречал, даже на улице.
И как только стало возможно, - Митя слинял, как говорится, без следа.
Грек обрадовался приятелю-испанцу, который долгое время не появлялся у него в лавке. Налив ему чашечку кофе, грек стал рассказывать о своих новых приобретениях, но Митя слушал невнимательно, не в пример их прежним разговорам и грек, сощурившись, улыбнулся: девочки замучали?
Митя откликнулся: не очень, - а сам смотрел во все глаза в застекленную дверь.
У входа в лавку остановилась огромная черная машина. Из машины вышла мадам Беатрикс, в синей накидке с золотыми львиными головами - застежками, в высоких сапогах-чулках и маленькой шляпке на гладких черных стриженых волосах.
... Боже, подумал Митя, какой же я идиот, - не понять, что у нее л шиньон!
Сегодня мадам Беатрикс выглядела старше и как-то жестче. Но увидев Митю, радостно удивилась и протянула ему руку, которую он без колебаний поцеловал.
Грек бросился варить еще кофе и думал о том, что испанец - бабник и гуляка, каким сам грек был в молодости, и эту богатую икимору сегодня уделает, но зачем это испанцу? Он и не беден, и девочек у него должно быть немало...
За портрет Торо заломил цену, которую Беатрикс, видимо, не нашла большой, потому что спокойно расплатилась.
Она выпила кофе, бегло осмотрела лавку, сказала, что не в последний раз здесь, мило улыбнувшись в никуда, пошла к выходу.
Грек держал дверь, а Митя замер у столика с кофе. Он еще не мог сообразить, что делать. Как удержать эту холодную аристократку?.. И, собственно, зачем?
А она уже в дверях снова улыбнулась и сказала по-французски: я могу вас подвезти...
- Благодарю вас, - ответил Митя, как бы отказываясь, а сам уже шел за ней. Грек дружески подтолкнул его сзади локтем.
В машине, огромной как квартира, шофер был отделен толстой стеклянной, они молчали. Беатрикс не спросила, куда его довезти, да он и так понял, зачем она его зазвала, и в панике обдумывал свое незавидное положение. Если за невинные прогулки с девочкой хиппи он имел ту еще головомойку, то эта "прогулка" будет стоить ему головы. О том, что В.В. все известно, Митя не сомневался.
Надо срочно выскакивать из машины под любым предлогом!
Но... почему? Почему эти бабы лезут к нему! А потому что он сам посылает импульс. Не посылал бы, никто на него и внимания бы не обратил, подумайте, какой красавец и интеллектуал!
Беатрикс положила руку на его холодные пальцы. Началось! Он понять не мог, - нравится она ему или нет? Хочет он ее или совсем нет? Была паника, минуты истекали, и надо было на что-то решаться! Тут Беатрикс сжала его пальцы и тихо сказала по-французски: все будет хорошо, мой мальчик, не волнуйтесь так.
И Митя от этого очаровательного голоса, от любимого языка, от дуновения каких-то невероятно тонких и возбуждающих духов вдруг махнул на все рукой, успев лишь подумать, что в крайнем случае он оправдается перед В.В. - своим заданием.
Он усмехнулся, - но задание не предполагает секс... Хотя если бы по делу, как понимал Митя, - то можно, и даже нужно, - было бы лечь с той же Беатрикс. Но кто такая Беатрикс? Кого она интересует в Союзе, в той организации, которой служат В.В., Г.Г. и еще сотни всяких "Г" и "Б"...
Голландия... Крошечная страна, дела которой, никого не волнуют.
... А-а, плевать. Митя уже соблазнился этой женщиной, - такой, о оторой он будет вспоминать всю жизнь... Так неужели упустить ее?..
Они подъехали к двухэтажному коттеджу и Беатрикс сказала что-то на странном языке шоферу (голландском, подумал Митя) и поманила Митю из машины, так как он, несмотря на свои смелые мысли, был в некотором ступоре.
Они прошли прекрасной дорожкой, вымощенной белыми плитками, по краям дорожки стояли низенькие деревья, - сосны, ели, еще каккие-то, - аккуратно подстриженные, так, что образовывали как бы упола из зелени.
И всюду цветы, - будто набросаны небрежно, а на самом деле рассажены с математической точностью. Беатрикс открыла ключом дверь и они вошли в холл.
Митя остановился на мгновение - ему хотелось все рассмотреть, но Беатрикс быстро шла к лестнице наверх, устланной нежнорозовым ковром с пушистым ворсом.
Открыла какую-то дверь (какую по счету, Митя не понял - ошеломление не проходило) и они вошли в спальню, тоже огромную, с целиком стеклянной стеной. Беатрикс оставила его одного, сказав, - я переоденусь, - и ушла в какую-то еще дверь.
Митя стоял как полный дебил и не мог двинуться.
Стены спальни были задрапированы белым шелком с мелкими серебряными розочками, кровать, - даже не кровать, а лежбище,- была застлана таким же покрывалом, и огромное зеркало, тоже почти на всю стену, было в рамке из мелких серебристым розочек. Еще стояли пуфик и напольная лампа, на полу же, вернее на белоснежном ковре, лежали яркие подушки - единственные яркие пятна в этой пастельной комнате. Митя вспомнил "шикарную", как все считали, квартиру тестя... Да та квартира просто хлев! Даже сравнивать невозможно! Мите стало обидно: почему у них такого не может быть, даже у министра? Почему Нэля не выглядит такой изысканной дамой?..
Он разозлился на ни в чем не повинную Беатрикс.
А она уже вошла, в яркосиних широких шелковых штанах и полосатой рубашке поверх. ...
... Морской вариант, подумал Митя, все еще раздраженный.
Но шагнул ей навстречу и она упала ему на руки.
Лежа в постели и гладя прекрасные длинные руки Беатрикс, он неожиданно вспомнил Елену Николаевну, там, на чердаке, среди досок и пыли, и застонал от боли и ужаса, а Беатрикс поняла это, как страстный призыв и стала целовать его безволосую, почти подросточью грудь.
То, что у Мити, привыкшего к постоянной узаконенной близости с женщиной, давно этого не было, придало вид страсти его действиям. Но скоро он возбудился сам собой, и сильно, Беатрикс была нежной, вялой и жеманной ни Нэля, ни Елена Николаевна не были такими. Тело у Беатрикс было анемичным, груди небольшие и не стоячие, но это вдруг и возбудило Митю. Ему захотелось разогреть эту вялую чужеземную красавицу. И он это сделал.
Она уже была яростнее его и многое, оказалось, умела, чего не умел Митя, проще, - не знал, но где-то как-то догадывался.
Они провели восхитительное время и Беатрикс своим нежным голубиным голоском прошептала: я устала, ты такой сильный...
Он был счастлив от ее похвалы и, хотя они лежали уже отдельно, еще раз склонился к ней и она увидела, что он совсем не израсходовался, а может и может, еще и еще.
Она поцеловала его легонько в щеку и сказала: потом, завтра... Митя оделся, она еще лежала в постели, не прикрывая свою наоту, и Митя отметил совершенство линий ее удлиненного тела. И
снова стал целовать ее, поняв, что она ему стала очень близкой,- такой как Нэля, Леля... Его женщина. Она сказал: иди, никого нет, не бойся.
Он пожал плечами, как бы говоря, что не боится и бояться ему нечего. Но она мудро и печально посмотрела на него и сказала: мой бедный любимый мальчик... Принц...
Митя спросил довольно холодно, почему она его жалеет?..
- Так... - ответила она неопределено, и добавила: никто ничего не знает, ты это должен помнить. Прощай, мой маленький принц...
Он ушел. Никого не было ни в холле, ни в саду. Шел дождь и он поднял воротник и обернулся на дом: на втором этаже горел слабый розоватый свет. Мите отчего-то стало горько. Он подумал, что наверное Беатрикс не очень-то счастлива со своим дылдой посланником и что, пожалуй, она много старше его, Мити...
Он не знал и не мог догадаться, что мадам Беатрикс за пятьдесят и они с мужем давно живут лишь формально, для общества.
У мужа есть любимый мальчик, а Беатрикс мечется от мужчины к мужчине и этот маленький русский что-то затронул в ней, - она взяла бы его с собой, они уехали бы на Гаваи или Сейшелы... Где всегда лето... У нее достаточно своих денег. Но - русский? Кто его и куда отпустит?
Беатрикс сама себя заткнула: какую чушь она придумала. Русский! Он еще очень мужественный и отважный мальчик, - другой бы на его месте так перепугался, что даже сама Мерлин Монро не смогла бы заставить его быть мужчиной!
Беатрикс погрузилась в грезы, перечувствывая то, что было полчаса назад.
Придя домой, Митя сел за стол и задумался. Нужно бы начинать дневник, не то никакого атташе ему не видать. Что писать? Разго
воры светские о Торо или как он трахал мадам Беатрикс? Нет, пока дневник он отложит, тем более, что В.В. ничего не спрашивает.
Он посмотрел на свою хатенку, - какое уныние и грязь! А ведь он здесь уже три месяца и скоро либо аттестация, либо... Если все же - атташе? Тогда прибудут Нэля с Митенькой и надо прибраться... Но не только! Купить что-то свое, домашнее...
И больше никаких приключений! Хватит! Он начинает заниматься домом и работой. А вечерами можно почитать или посмотреть телек.
Но с чтением и теликом не вышло.
На следующий вечер пришли парни с женами. Как всегда притащили выпивку, кассеты с порнухой, видик (Митя так и не удосужился купить), и началась обычная гульба, где главным развлечением для дипдам был Митя, с его игрой на пианино, пением и танцами, в которых он отдавал долю своего внимания каждой.
Парни гудели о марках машин, о новой сексбомбе - Рэчел Велш и прочей подобной чепухе.
Жены набросились на Митю как голодные львицы: что это он пропал? Нашел себе более интересную компанию? Конечно, он - интеллектуал, а они обыкновенные советские "деушки"... И так далее.
Митя отбивался как мог, а потом снова и снова танцевал с каждой, в то время как мужья их засели за канасту. Митя карты терпеть не мог - он ничего не мог понять в карточных играх и потому глубоко презирал тех, кто этому со страстью предавался.
Но и дамы надоели ему, особенно Риточка, которая за это время будто еще похудела и еще больше подергивалась. Но конечно, она выделялась среди жен - даже этой своей нервностью. Оказалось, она окончила педагогический с языком, французским, и здесь ей применения нет, так иногда, очень редко. Говоря с Митей она вперивала в него свои огромные раскосые желтосерые глаза и в них скакало безумие. Мите стало не по себе.
Парням надоела канаста и они предложили всем хорошенько выпить. Выпили, еще выпили и Митя задал вопрос, - каков все же В.В.? Парни пожали как-то неуверенно плечами, а риточкин Анатолий спросил: а ты сам не понял?
Митя откровенно признался, что, - нет. Тогда Анатолий зло бросил: хитрая он бестия. Любит тебя, голубит, а потом как шарахнет.
Это сказано было явно в назидание Мите, который был как раз в периоде "любит" у В.В. Когда же он шарахнет? подумал Митя и у него захолодело в желудке.
Под уже самую последнюю бутылку стали смотреть порнуху. Мужчины ржали, женщины хихикали, никто уже не возбуждался и - в общем-то - не интересовался разными выкидонцами на экране, - так, обычное загранное времяпровождение.
А Риточка неожиданно с воплем умчалась в другую комнату. Туда побежал Анатолий, их долго не было, наконец они вышли.
Риточка была бледная как бумага.
Анатолий сказал: у Ритки месячные тяжело проходят. Мы, ребята, домой пошли. Остальные продолжали пить и Митя изнемог от скуки. Но пил, пел разудалые песни, братался... Наконец, гости, пошатываясь и уверяя Митю в вечной дружбе, ушли. Митя, как всегда, не стал ничего прибирать, а грохнулся, не раздеваясь, на постель и заснул.
Проснулся он, непонятно от чего, - утро?.. Нет, - темно... Дурной сон?..
Звонили в дверь. И видимо не в первый раз.
Митя зажег свет - полтретьего...
Виктор Венедиктович? Вполне возможно... А тут такой бардак! Прибирать не было времени и Митя, протерев опухшую ото сна физиономию, одернув пуловер, пошел открывать.
За дверью стояла Риточка.
Митя, ничего не соображая, хотел спросить: что случилось, но не успел. Она втолкнула его в квартиру с такой силой, что он отлетел в прихожую слаб стал Митя да и выпил немало.
Риточка была в алом кимоно с птицами и глаза у нее уже вообще выскакивали из орбит, а рот дергался беспрестанно. Она вбежала в комнату, плюхнулась в кресло и потребовала выпить. Митя налил ей и себе, как вежливый хозяин, хотя пить ему совершенно не хотелось.
Она выпила и стала рыдать. Плечи ее тряслись, голова тоже, а сквозь пальцы рук, которыми она закрыла лицо, текли, лились слезы.
Митя был в ужасе. Что случилось? Ее обидел Анатолий? Тогда надо ему звонить сейчас же!..
- Рита, Риточка, что с тобой? Это Толька - подлец? Хочешь я с ним поговорю? Напились мы, конечно, как свиньи...
Она оторвала руки от лица и дергающимися губами произнесла: Толька! Но не в том смысле! Он - импо! Он ничего не может!
А я подыхаю без мужика! Я - сексбомба, ты понял?
Мите показалось, что Риточка с ненавистью смотрит на него. Бедная бабенка, но что он-то может сделать? Как помочь ее Толяну? И в принципе невинный Митя сказал: Рита, не волнуйся так, это вылечивается, тем более здесь... Ведь у него есть страховка...
Рита завизжала, Мите даже пришлось прикрыть ей рот ладонью, но она прорвалась: ты, что, думаешь он считает себя больным? Он меня считает больной, ненормальной! А сам... залезет, тык-тык, как кролик, и все! А я мучаюсь всю ночь, как в аду после его тыков! Хоть искусственный х.. покупай в сексшопе! Он считает, что так и должно быть, понимаешь?
Митя был в шоке - кроме своих проблем, - еще эта сексапилка у него на голове в три часа ночи!
- Послушай, Ритуль, - начал он спокойно, поглаживая ее по руке, он хотел, чтобы Рита хотя бы перестала трястись и дергаться, - Послушай меня. Ведь ты, в конце-концов, можешь пойти к сексопатологу, посоветоваться, я не знаю, но говорят, - они сейчас на таком уровне, что делают чудеса (он не верил в то, что говорил, но надо же ему хоть немного поспать, голова разламывается)... - но он не успел закончить свою простенькую мыслишку, как Риточка зашипела: да, тебе хорошо, - что хочешь, то и делаешь! Куда хочешь, - туда и идешь! Зять самого Гринчука! А когда ни за спиной, ни под жопой - ничего, нуль! тогда как? Пойдешь к сексопатологу? Чтобы потом вся колония узнала и Тольку в Союз отправили?! А знаешь, как он за это место бился? Не знаешь! Мать у него уборщица! А он вылез, из грязи, из собственной шкуры вылез, а добился! И я тоже дворовая дворянка - мамаша на складе вкалывает, отец помер! Вот мы какая сладкая парочка! Так что сидеть нам тише воды, ниже травы! Это тебе все можно, счастливчик Митечка!
Митя сидел пришибленный, - так вот как о нем думают! Вот как называют: зять Гринчука. Вот почему сюсюкает с ним В.В.! А этот Толян, которого он считал таким презрительным, холеным и важным, оказался сыном уборщицы, дрожащим щенком из подворотни, который ждет, что его вот-вот выкинут из теплых и сытных хором... И суасшедшая Риточка...
Он обратил глаза на нее. Она трясущейся рукой наливала в бокал виски. Обернулась, почувствовав его взгляд. - Что смотришь?
- Спросила она, - я теперь такая стала, выдра, а была красавица.
Все за мной бегали, а я выбрала Толяна, - она вдруг расхохоталась, он мне показался очень сексуальным и мощным, когда тискал за дверьми. Понимала бы чего, дура! - Глаза ее сузились и
загорелись каким-то темным жгучим светом, - надо выбирать таких как ты, - небольших, вроде бы слабых физически, и с таким лицом...
Митя вдруг понял, что в его ближайшей перспективе борьба, моральная ли, физическая, - с этой оголтелой психопаткой и нимфоманкой. Она явно претендовала на него.
Он был прав.
Риточка распахнула кимоно и он увидел худое до изнеможенности тельце, даже не девочки-подростка, а худыщего мальчонки. Грудей не было - торчали на плоском теле два темных соска и все груди. Живот ввален, ребра можно пересчитать, и тощие ляжки...
Она сидела, распахнувшись, не двигаясь, будто хотела услышать его мнение о себе. Не дождалась от онемевшего Мити ни слова, сама заявила, будто даже с гордостью: видишь, какая? Но сейчас такие женщины в моде. Как Твигги, английская манекенщица, - одиннадцать лет дают, а ей - семнадцать.
Вдруг она перестала болтать и сказала низким, охрипшим голосом: Митя! Я хочу, чтобы ты меня трахнул! Я затем к тебе пришла. Никто не узнает (опять эти же слова! Намедни он слышал их от нежной Беатрикс... Где ты, прелестная Беатрикс, ау! Со мной рядом ведьма с Лысой горы!). - Митя! Не думай ничего, я своему борову снотворного ввалила... Не до самого-самого, но продрыхнет завтра целый день... Митя, возьми меня, ну же!
Риточка сорвала с себя кимоно и стали видны кости ее плечей и длинная увитая жилами шея...
А ведь она молода! Что же с ней происходит? С ужасом думал Митя, а она расстегнула ему зиппер, стянула ниже трусы и добралась до маленького члена, - не хотел он Риточку, ну никак!
Она прошипела: не хочешь? За-ахочешь! У меня - захочешь! - и стала руками терзать его несчастный член. Он не мог двинуться... Бить ее? Толкнуть? Он не мог, не мог он эту дистрофичку ударить или отшвырнуть! Может, сама отстанет? Он сказал ей в ухо: Рита, видишь, я не могу, я устал, я пьян, у меня ничего не получится... Рита! Мне больно наконец!
- А мне не больно? - Закричала она и вдруг бросив его терзать, завалилась на спину и разрыдалась, но не зло и громко, а тихо, с надрывом и безнадежностью.
Митя сразу же перестал на нее злиться и попытался утешить. Он гладил ее по голове, плечам, вздрагивающим от рыданий, и в голове сама собой возникала мысль: ну что я за дерьмук! Неужели я не могу ее трахнуть? Конечно, мадам Беатрикс куда приятнее! А тут несчастье, голое-голимое несчастье... Наше, советское. Патриотизм поддержал Митю. Он с грехом пополам - в прямом и переносном смысле - возбудился, в основном - от жалости к этой
заморенной девочке, и трахнул ее. Что с ней стало! Она была тигрицей и змеей, бешеной кошкой и полузадохнувшейся голубицей...
И странно, - она не отпускала его, а он все мог быть с ней, хотя у нее и подержаться было не за что и целовала она, как кусала. Но такой огонь горел внутри нее, так полыхал наружу, что зажег бы и айсберг.
Отвалились они друг от друга, когда взошло солнце. Риточка тут же уснула, даже не завернувшись клубочком, как любят женщины (Митя судил по Нэле), а раскинувшись на обе кровати. ММитя, приподнявшись на локте, чувствуя, что сейчас сам упадет как воин на поле брани, однако посмотрел на свою неожиданную подругу: лицо ее разгладилось, кожа зарозовела, ничто не дергалось и не кривилось и ему показалось, - даже немного проявились груди... А всего-то надо было... Митя рухнул.
Проснулись они поздно. Митя сразу же подумал, что Анатолий уже ищет по всей резервации свою жену, сбежавшую из дома в одном кимоно. Митя вдруг взбесился от того, что на него нава
лилось, - никаким боком ему не нужное. Черт бы побрал эту Риточку!
Он довольно сурово сказал: Рита, я сейчас позвоню к тебе, если Анатолий возьмет трубку, будешь сидеть здесь до ночи, - в туалете, в шкафу... не знаю, где. Он пойдет разыскивать тебя по всем хатам. Если он еще спит, - тут же домой!
Митя хотел сказать еще, что эта ночь - первая и последняя, как покрасивевшая за прошедшие часы Риточка опередила его: "Я буду к тебе приходить! Буду! Я люблю тебя! Я тебя полюбила.
Тольку буду снотворным глушить и приходить к тебе! Так и знай. Иначе я умру. Ты, что, хочешь
быть виновником моей смерти?
У нее был такой отрешенный и вместе с тем стойкий вид, что он понял возражать бесполезно - наткнешься на истерику.
- Хорошо, Рита, - согласился он обреченно, - но прежде ты мне звонишь, мало ли что... Ко мне частенько заходит В.В., - соврал н, но делать нечего, надо было как-то спасаться от Риточки.
Она вздохнула: ладно, сначала звоню. А если что, - в дверь три звонка и потом еще один, - и она потянулась к нему: я тебя хочу, Митя... а ты?
Митя был измотан абсолютно всем, поэтому от ее слов он вздрогнул как от удара хлыстом и отчеканил: нет и нет. С ума сошла? Отправляйся домой, пока твой спит. - хотел добавить: ненормальная, но посовестился, потому что это было бы оскорблением, - ибо правдой.
Наконец, ушла! Митя кинулся на тахту - впору было самому рыдать! Он ужаснулся от того, что узнал: и такие бывают женщины!
Истерички, сексуальны до болезненности и с полной непредсказуемостью (чтобы на какое-то время закрыть риточкину тему, скажу, что Мите пришлось выполнять обещанное: Риточка еженедельно приходила к нему. Она уверяла, что никто ничего не знает: Анатолий дрыхнет, и жутко доволен, что она не пристает к нему и не устраивает скандалов, - она объяснила ему, что нашла хороший старинный рецепт и теперь всем довольна. Он поверил, потому что хотел верить. Ее никто на лестнице не встречал, так как ездят все на лифтах, даже с этажа на этаж...
Гулянки надоели Мите до одури, - нельзя сказать, что он был трезвенником и не любил погулять... но со смыслом, - как пивали они со Спартаком: с неспешными разговорами, - о женщинах, жизни и творчестве, о смысле всего сущего... Да всего и не перескажешь, о чем перетолковали они со Спартачищем. Но вот о чем они никогда не говорили, так это о марках машин или о том, кто сколько на что потратил...
Парни были бережливы, как и их жены, и потому они всегда припирались к Мите с какими-нибудь двумя бутылками, - закусь ставил он, следующие бутылки тоже он, потому что, естественно, двумя бутылками не обходилось. Зато парни были прикинуты, у них в квартирах стояли запакованные сервизы, наборы для кухни, и прочее. Комнаты походили на склады.
И в один из вечеров Митя принял решение - дверей не открывать! Позвонят, позвонят - и уйдут. Хватит с него! Пьянки, Риточка по ночам!.. И скорый, по всему, приезд Нэли с Митенькой.
Тут же, как назло, раздался звонок в дверь. Митя хотел было заткнуть уши и... Но в дверь звонили и звонили и он открыл.
Перед ним стоял В.В. с бутылкой шампанского.
- Можно к вам на огонек, Вадим Александрович? - спросил он, улыбаясь приветливо и открыто.
- Конечно! Очень рад, Виктор Венедиктович, - так же улыбаясь, сказал Митя, хотя чего-чего, а уж радости-то не было.
Они уселись в кабинете Мити, где было все покрыто пылью, но хотя бы не валялись пустые бутылки.
Видно было, что хозяин сюда заглядывает не часто. Но В.В., как воспитанный человек, не стал осматриваться по сторонам, хотя все отметил, а предложил выпить шампанского за митины уже четыре месяца пребывания в стране. Выпили.
В.В. налил еще по чу-чуть, и спросил: ну, как, дорогой мой Вадим Александрович, какие у вас новые замечательные знакомства? Мне страшно интересно, чисто по-человечески.
... Ага, подумал Митя, по-человечески! Знаю я вас, - змеи подколодные.
Ответил, стараясь быть немного небрежным, немного огорченным: знакомства?.. Скорее их нет, чем - они есть (он вспомнил Беатрикс, но решил твердо стоять, что с ней ТАКОГО ничего не было - пусть хоть пытают! Про знакомство, видимо, придется расколоться, - знает эта старая лиса все! Откуда, вот в чем вопрос? Митя догадаться никогда не сможет.
В.В. приподнял брови: что означает сие, - скорее нет, чем - да?..
- Я имею в виду мимолетное знакомство с господином и госпожой Винкус. Вы о нем знаете... - сказал Митя невинным тоном, он тоже кое-чему здесь научился!
- Да, знаю, - согласился В.В., - но я бы не назвал это знакомство таким уж мимолетным... Вы на следующий день были с мадам Винкус в лавке грека Пикояниса... - мило сообщил В.В.
Митя внутренне сжался, а внешне постарался как бы совсем расковаться. Он отпил шампанского, вольнее сел в кресле, и ответил несколько удивленно: я не посчитал, что короткий светский разговор о Торо и вреде цивилизации плотное знакомство... А в лавку... Мадам Винкус хотела купить портрет Торо и я помог ей с этим. Вот, собственно, и все.
- Вы читали Торо? - Как будто удивился В.В.,- сам он, по всей видимости, читал,
- Да, - с некоторой гордостью ответил Митя.
- Отлично... - Как-то усредненно протянул В.В. - а что вы теперь читаете?
Митя назвал Фолкнера...
- Отменно, отменно... - Пробормотал В.В. и встрепенулся, - но, думается, не стоит так уж раскрываться в своих вкусах с людьми малознакомыми и не из самых дружественных нам стран... Больше
вы ни о чем не говорили с госпожой Винкус в лавке?..
И Митя понял, что В.В. знает ВСЕ. Вопреки заверениям Беатрикс. Конечно, это не она сообщила!
Но кто? Кто? И почему его, Митю, не отправляют в двадцать четыре часа назад в Союз, с убийственной характеристикой - желтым невыездным билетом?..
В.В. ласково и как-то грустно смотрит на него и что-то продолжает спокойно внушать. Он говорит о том, что Митя еще очень молод и ему придется служить под разными начальниками, с разными людьми. А потом, может быть, и сам пойдет на повышение...
Это уже огромная ответственность. Вообще, лучше поменьше говорить, а побольше слушать.
- Вы остроумный юноша, я знаю, - сказал еще В.В., - так острите, милый, дома, среди совсем своих. Не доверяйтесь каждому. Не всегда у вас буду начальником - я... - и вдруг заключил, - и подальше от женщин, подальше... Они предадут за здорово живешь, такие уж они... Вы привлекательны, необычны, их к вам тянет. Подальше. Кстати можно, пожалуй, написать вашей жене, чтобы она потихоньку собиралась, сдается мне, что у вас все будет в порядке.
В.В. встал, посмотрел на часы, на замершего Митю и распрощался.
Митя почти неделю сидел вечерами дома, так он был встревожен беседой с В.В. Он уже знал, что немалую роль в ласковости В.В. играло то, что Митя зять Гринчука. Об этом сказала ему Риточка.
Кстати о Риточке, - он не пускал ее, не отзываясь на условные звонки в дверь и по телефону.
Через неделю Митя опух от скуки и тоски. Квартира была ему отвратительна, работа - тоже, и он, плюнув на все и вся, сбежал вечером в город, на его улицы. Его давно привлекал Гарлем и другие национальные кварталы, и сегодня он решил, что пойдет "в гости к чернушкам".
И вот он среди доходных краснокирпичных многоэтажных домов, тускло освещенных и обшарпанных. Мусор на улицах, - отбросы иной раз валялись чуть ли не на проезжей части.
Не без трепета ступил Митя на полутемную улицу, независимо заложив руки в карманы потрепанных джинсов, которые он купил в лавке старьевщика не из скаредности, а из пижонства. Он старался идти свободно и легко, но все же поближе к краю тротуара, чтобы, если что, - выскочить на проезжую часть и свистнуть такси, хотя такси пока он здесь не заметил.
Около одного из домов стояли два черных парня и тихо пели сол. Их лица и руки сливались с темнотой, а блестящие белые брюки и свитера сверкали как чистое серебро.
На Митю они не обратили внимания - в потертых блеклоголубых джинсах, песочном узеньком бархатном пиджачке, с немного отросшими волосами, без официального пробора, который он "носил" только на службе, - Митя выглядел тем "белым", кто либо сам ютится поблизости, либо шляется в поисках наркоты.
Из дома выскочила девчонка, длинноногая, тонкая, с круглой зазывной попкой, обтянутой белой мини-юбкой. Она косанула на Митю неистовым глазом с коричнево красным зрачком и голубым белком как у доброй скаковой кобылки перед стартом. Губы у девчонки были накрашены белым перламутром, длиннющие ногти - белым лаком, а волосы у нее были длинные и выпрямленные, чем, видимо, она гордилась. Ноги у нее были невероятной длины и красоты, в ушах висели металлические подвески до плеч, а кофта, переливающаяся всеми цветами радуги, прикрывала только спину, потому что Митя увидел, какие острые и красивые у нее груди.
Девчонка шла, в такт сол похлопывая себя по бедрам, то ускоряя, то замедляя шаг, и косила своим красноватым зрачком на Митю.
А он смотрел на нее, - упругую, гибкую, как лоза, в ее дикие красные зрачки, на руки, как бы безкостные,- так прогибался каждый сустав... И в мозгу его складывалось такое: пусть все валится к чертям! И Гринчук фигчук, и Нэлька, и В.В., - только бы ухватить эту невероятную красоту, взять ее в руки и ощутить ее тело...
Митя прибавил шагу, став пружиной, готовой взорвать затвор! Он уже дотронулся до ее прохладной - оказалось! - руки, как тут же прервалась сол и два черных парня выросли по бокам. Девчонка отошла и с интересом наблюдала за сценой.
Один из парней, более здоровый и толстомордый, лениво перекатывая во рту жвачку, сказал (хорошо, что Митя ходил по улицам, заговаривал с людьми, иначе он ничего не понял бы): маленький миста-а не будет приставать к нашим женщинам...
Митя соображал, как удачнее ответить, он не боялся: у него в кармане был советский диппаспорт, который, считал он, делает его неприкосновенным.
Парень не дождался ответа и еще более лениво спросил: у маминой прислуги аборт? Пусть миста-а попросит у самой мамы...
Митя разозлился, чего и ожидали от него парни. Они вплотную подошли к Мите, который оказался совсем маленьким и худеньким среди этих двух амбалов.
Девчонка схватилась за щеки и приготовилась визжать, как делают все девчонки мира, видя приготовления к мощному избиению.
Митя, поняв что все на грани, сказал с достоинством, - я не знал, джентльмены, что это ваша девушка.
Он уже мог говорить без акцента, - ну, разве чуть-чуть, - а тут специально проявил его и парни поняли, что перед ними - иностранец.
Это нисколько их не охладило: мало ли тут всяких шляется! Вшивых эмигрантов, студентов, вербованных... Но что-то все же насторожило их. Какая-то нарочитая поношенность одежды: если идут к девкам - и студенты, и вшивые эмигранты, - напяливают самое лучшее, а если нет, выпросят у соседа. Этот нахален и свободен, и выговор странный...
- Мадьяр? - Спросил более амбалистый, забыв о девчонке, желая узнать, кто же этот хлипак, который держит себя как, едренть, король.
- Нет, - усмехнулся Митя. Его еще ни разу не приняли за русского советского.
Девчонка подошла поближе, раскрыв свои глазищи с красными зрачками и голубыми, как хорошо подсиненное белье на морозе - белками. Вблизи она выглядела совсем юной и лицо у нее было красивым, несмотря на "боевую раскраску". Митя вновь почувствовал к ней непреодолимое влечение. Видимо его взгляд отразил это, потому что она улыбнулась ему зазывно всеми своими двумя блистающими полукружьями зубов.
Амбалистый прикрикнул на нее: убирайся, Джоан, слышала?
Джоан отскочила, но совсем не ушла.
- Кто ты, черт тебя побери! - Амбалистый разозлился, скорее всего из-за Джоан.
- Русский, - ответил Митя, - не добавив, - советский,- чтобы еще потянуть игру. - А-а... - начал было презрительно амбалистый, русских они знали, те кучно селились и толпились на Брайтоне...
Митя не дал ему додумать и произнес: советский.
Амбалистый подскочил к нему и стал трясти ему руку со страшной силой, вопя: парень из Советов у нас! Эй, парень из Советов у нас!
Такого еще не было, чтобы к ночи, один, в кое-какой одежке появился здесь, в Гарлеме, на сто пятьдесят первой улице, Советский парень!
Это была сенсация!
Джоан стояла, широко раскрыв свои глазищи и приоткрыв рот.
А Митя вдруг устал. Он знал наперед, что сейчас будет: братание, крики, выпивка и прочее. Он вернется к себе под утро. В.В обо всем узнает... И опять натворил Митя это все из-за женщины!..
На крик парня люди повылезали из дверей, повысовывались из окон, всем хотелось посмотреть на советского, который в такой час и один притаранил к ним в гости.
Митя начал тихое отступление, - мозги как-то сработали! Парень же удивился, - только что разговаривали и вдруг этот советский уходит?..
- Ты куда, камрад? - Закричал он, но Митя махнул рукой и тоже крикнул: завтра! Я завтра приду!
Джоан куда-то исчезла, парень посмотрел вслед Мите, перекатил жвачку туда-сюда,- это помогало мыслительному процессу, ругнулся и подумал, что никакой этот парень не "совет"!
Во-первых, приставал к Джоан, во-вторых, не захотел побрататься с угнетенными братьями, в-третьих...
Верняк, какой-нибудь студентик из Европы и надо было дать ему в морду! Брехло! "Совет" он!
Митя бежал. Он понял, что случаем спасся, - если бы еще повременил тот парень, - Митя пошел бы с Джоан и что было бы?!. Что? Да нашли бы тебя, придурка, скорее всего где-нибудь на свалке дней через пять, а то и больше. Но дни бы уже ролей не играли.
Тоненький гортанный голосок позвал: миста-а...
Перед ним стояла Джоан.
Какими-то своими проходами она оказалась раньше него на этом углу. Митю бросило в пот, - он оглянулся: парни смутно белели
вдалеке и он, подавляя задых от бега, остановился.
- Миста-а хочет ко мне? - Спросила Джоан и протянула к нему руку, еле видимую в темноте. - Пусть не боится, это рядом. У меня никогда не было советских, - добавила она, округлив и глаза и покрытый белым перламутром рот.
... А у меня не было и никогда не будет негритянки!.. подавляя сожаление, подумал Митя, а вслух сказал: я только хотел узнать,
куда забрел?..
Джоан рассмеялась: она как ребенок словам не верила, а верила глазам, тону, рукам, которые нервно теребили сигарету... - маленький советский хочет ее!
И она повторила, убеждая его: тут рядом. Никто не придет. Это мое время. Тут... - и Джоан показала на соседний дом.
... А не пойти ли всем указам и правилам к чертям? подумал он мимолетно, но усилием воли заставил подавить в себе это лихое и опасное чувство вседозволенности, которое жило в нем,- он знал! - притаясь и ожидая своего часа.
Он это чувство победил и позволил себе лишь воровато схватить Джоан в объятья и прижаться пылающим лицом и губами к ее открытым грудям, твердым и маленьким как яблоки. Он с усилием оторвался от нее и, прошептав пересохшими враз губами, - малышка Джоан, я вернусь, обязательно вернусь! Бросился бежать.
Джоан огорчилась, но ненадолго, потому что ощутила за корсажем хрустящую бумажку в десять долларов - ни за что! - и приплясывающей походкой направилась обратно, уже не думая о маленьком красивом сумасшедшем советском или кто там он.
Митя провел следующий уикенд в загородной резиденции, куда выезжали сотрудники с женами и детьми. Он отказывался от всегдашнего виски, гулял в одиночестве, мучаясь своей трусостью и остро сожалея, что не пошел с Джоан, вспоминая с тоской ее прелестное тело, ее юное прекрасное лицо и маленькие твердые груди.
Она наверное совершенно другая, чем его женщины! - и он, болван и трус! - Не познал ее.
При свете дня его приключение не казалось уже таким опасным, а Джоан стала символом недоступной желанной женщины и он шептал: ах, Джоан, какой я дурак!..
Но его думы и мечты были прерваны.
К нему будто невзначай подошла Риточка и предложила выпить, благо все разбрелись, кто куда.
Митя с неохотой пошел за ней, - пить не хотелось, говорить с Риточкой было не о чем, влюблен в нее он не был.
Но зато Риточке было о чем поговорить с Митей. Когда они наполнили бокалы и расположились в удобных плетеных креслах, Риточка подняла на него сияющие глаза и сказала: выпьем, Митечка!
- И сообщила: я - беременна! Представляешь? От тебя! У нас будет ребенок!
Митю, пребывавшему в мечтах о Джоан, будто шарахнули ведром по голове, а потом из того же ведра облили ледяными помоями. Он молча уставился на Риточку.
А та щебетала: я все продумала. Я рожу, как бы от Тольки, он будет счастлив, конечно! но фиг ему - счастье! Я люблю только тебя! Мы уезжаем через год, так? Ты приедешь через два! У нас уже будет большой сын! От Тольки я уйду, со своим французским в Союзе не пропаду! Тебе пока разводиться не надо, ты станешь приезжать к нам... А там видно будет! А если девочка? Я хочу назвать ее Катюшка, тебе нравится? Если мальчик, обязательно Митя!..
Митя слушал бредовые риточкины речи и понимал, что это - суровая реальность.
Сколько бы он не убеждал себя, что это бред, что Риточка сумасшедшая, и то, что он слышит, - лишь безумные мечты, принимаемые ею за действительность!.. - он знал: это правда. Посмотреть хотя бы в ее сияющие, вполне нормальные глаза, более нормальные, чем за все то время, что он ее знает. Неужели он не мог выгнать ее тогда? Вышвырнуть, выбросить! Позвонить Анатолию, в конце концов, - и пусть бы ее отправили в Союз и посадили там в психушник!
И он должен немедленно что-то решать, потому что с риточкиной натурой - все очень скоро станут шептаться по углам, - если уже не шепчутся! - и его карьера...
Он усмехнулся, - ЕГО КАРЬЕРА! Да она всякую минуту висит на волоске и хорошо еще, что тут нет Нэли! Нэля... Она же совсем
скоро приедет! А Риточка? Как бы ей не получшало от беременности, все равно она - истеричка, и в любой момент, особо если выпьет виски, расколется как героини в романах Достоевского...
Его мысли опять прервала Риточка: что ты молчишь, Митя? Ты - не рад?
И он ответил сухо: а ты думаешь, я должен радоваться?
Риточка залилась слезами.
Митя не любил мат и сам никогда не впускал его в свою речь, но тут ему захотелось пустить самым отборным, распростецким матерком, и не на нее, дуру, на себя - безмозглого, видимо сексуально озабоченного засранца! Как он мог? КАК???
Особенно его насторожило словечко - "пока" - в отношении его и Нэли... Значит Риточка претендует на него, вплоть до развода с Нэлей?!
Покоя ему нет ни здесь, ни там...
Но сейчас ее необходимо обезвредить. И он собрался с силами.
- Риточка, - сказал он, - как я могу радоваться, когда мы все живем в такой сложной обстановке?.. Ко мне скоро приедут жена с сыном, твой Анатолий под боком и над всеми нами недремлющее око
В.В.? Ты это соображаешь?
Ему пришла в голову одна крошечная идейка, которую он тут же и запустил.
- Ритуля, - сказал он насколько мог нежно, - Ритуля, будь другие обстоятельства, разве я бы не порадовался тому, что у тебя будет ребенок? И что я - его отец его (что он - отец, Митя поверил сразу), но ты же умная девочка, ты же все понимаешь, - он хотел погладить ее по руке, но поостерегся, потому что Ритуля непредсказуема и может кинуться ему на шею, а тут, как всегда в жизни появляется некто... - Ты должна будешь в самом скором времени отчалить в Союз, ты, де, себя плохо чувствуешь... А уж оттуда сообщить, и не сразу... Вот так.
- Но я же не могу без тебя, - заныла Риточка...
Митя видел, что кое-где показались возвращающиеся с прогулки. Хватит уговоров, надо становиться жестким, иначе - пропало все.
- Рита, - сказал он сухо и холодно, - прекрати! Народ возвращается. И если ты меня не послушаешь, то больше мы никогда не увидимся, поняла? Я могу всю жизнь прокантоваться в загранках. Если накапаешь, - никто тебе не поверит. И меня потеряешь навсегда, это уж точно! Поняла? Будешь меня слушать, будешь умницей, вполне возможно, мы сможем соединить наши судьбы... - ему было противно говорить так, но слова сами лезли, как паста из тюбика... - Мы должны быть очень осторожны. Ты будешь приходить ко мне, только тогда, когда позову тебя я... - Он не договорил, один из парней, Володя, уже подходил к ним.
- Ну, что, ребята, что-то стало холодать, не пора ли нам поддать? Заявил он, - и В.В. прибыл, решил с простым народом пообщаться!
Митя прямо-таки завопил, - конечно пора! - и больно сжал риточкину руку, что она даже ойкнула тихонько.
Гулянка продолжилась. Митя старался быть подальше от Риточки, но почти каждую минуту сталкивался с ее сияющим сумасшедшим взглядом. Так она его, б...ь, заложит без слов!
Выручил В.В. Он сказал, появившись рядом с Митей: Вадим Александрович, пойдемте погуляем, что-то здесь шумновато становится, а я - сторонник тихих игр.
Они пошли вдоль аллеи, по траве и В.В. сказал: я вижу, вы вливаетесь в наш коллектив, нашли себе приятеля?
Митя содрогнулся. Вот оно! В.В. знает о Ритке! Иначе не стал бы таким вкрадчивым голосом задавать вроде бы обычный вопрос.
Митя помолчал, думая, как ответить, но ничего не придумал и пожал плечами.
В.В. тихо рассмеялся: надо вам побыстрее соединяться со своим семейством, вы ведь женились совсем юным и у вас большой сын? Сравнительно, конечно... И по любви?.. - Это он и спросил и сказал, то ли с сомнением, то ли наоборот, - с утверждением...
Митя не понял, потому что начло разговора привело его в состояние стресса. И еще после сообщения Ритки!..
А В.В. продолжал свою неспешную беседу.
- Мне бы хотелось порекомендовать вам Володю, он - человек спокойный, тоже любит литературу, жена у него очень милая, Ирочка, вы не заметили?
Митя готов был взорваться!- как же этот гад цепляет его за все места, вернее, - за одно! ... Ирочка... Блонда-пышечка, душка
всей компании, - такие вызывали у него мгновенное отрицание.
- Мне она абсолютно не нравится, - раскололся неожиданно Митя. Совсем потерял над собой контроль!
В.В. как бы с понимание откликнулся: у вас, Вадим Александрович, изысканный вкус... Конечно, она простушка, но наша... - В.В. тонко улыбнулся. - Вам другие девушки нравятся.
Митя изнемогал от этого разговора, но как его прекратить - не знал, а В.В. не собирался заканчивать. - В общем-то, я хотел сказать, что представление на вас пошло, вы утверждаетесь. На должность атташе. Скоро прибудет ваша семья... Это очень хорошо и, думаю, вам во многом поможет. Но вот что нам делать с дневником? Я ничего не вижу и, как говорится, ничего не слышу. В чем дело, Вадим Александрович?
Экзекуция продолжалась.
Митя вздохнул и ответил вполне безнадежно: откуда, Виктор Венедиктович, у меня сейчас хоть какие-нибудь данные? С греком как-то наши встречи закончились, причем по его инициативе, - соврал Митя, - а больше я ни с кем не общался...
В.В. смотрел на Митю, как смотрит умный старый волкодав на кутенка, который писает на хозяйский ковер. Волкодав знает, что это от малости лет, но все равно ему хочется дать малому хорошего куса в зад, чтоб понял.
В.В. вздохнул, как прежде Митя: ну, а столкновение в негритянском квартале? - И прямо посмотрел Мите в глаза: он думал, видимо, что этот вопрос станет неожиданностью для его юного подчиненного, но нет! Митя уже настолько уверился в хитроумности В.В. и силе его тайной организации, что был уверен, - все известно.
Недаром же он так бежал от прелестной Джоан!
Он стойко выдержал взгляд В.В. и как бы спокойно ответил: а-а, это... Но ведь там ничего не было, кроме забавного курьеза для застольной беседы... Меня приняли за бельгийского студента...
И тут Митя понял,- тоже изучил маленько своего начальника, - что тот знает факт, но не знает сути разговора - нельзя же в самом деле подумать, что среди троих черных был шпион В.В! Конечно, они и там есть! Но все произошло так неожиданно... Нет, В.В. не знал сути! Не знал!
В.В. прекратил тут же эту тему и начал новую: ну, как, вы уже благоустроили ваше жилище?
- Не совсем, - коротко ответил Митя.
- Думаю, пора, Вадим Александрович, - отечески произнес В.В. - ( Митя никак не мог понять, - то ли все эти сю-сю-писю из-за его тестя, то ли есть в В.В. какая-то личная симпатия к нему самому, Мите Кодовскому?..),- надо вам дать небольшую ссуду, чтобы вы обновили дом и купили подарки... Денег-то у вас, наверное, нет? Поди поистратились в лавке грека? А на такие штучки, которые вы там покупали, женщины не только не падки, но еще и рассредится могут, я знаю. Возможно, конечно, у вас жена не такого склада?
- Такого, - ответил Митя.
В.В. то ли хмыкнул, то ли хихикнул и, наконец-то заканчивая разговор, сказал: завтра подойдите ко мне, мы уладим со ссудой.
Они повернули назад, где их ждали.
Митя заметил, что взгляд, который бросила на него Риточка, уже не был столь сияющим, а наполнился тревогой.
Вот так тебе! злорадно подумал Митя, думай теперь, о чем говорил со мной В.В. Кстати, он ведь намекнул на эту психопатку!..
Митя носился после работы по магазинам. Купил напольную лампу, вазон, в вазон поставил изумительной красоты искусственные цветы. В спальню приобрел ковер, а детскую пришлось приобретать целиком.
Ссуды не хватило,- занял у парней, которые с охотой дали под процент, - так тут было принято.
Набил холодильник соками и яркими банками с консервами, чтобы был вид, а Нэле купил серьги и кольцо с зеленым нефритом, ее цвет.
После всех покупок позвал гостей - оценить свои приобретения.
Пришли все, кроме Риточки, которая по беременности плохо себя чувствовала, - все уже знали (мтины советы пролетели как тополиный пух), что в их семье - счастье! Будет ребенок. Когда собрались, главной темой была именно эта - ребенок!
Жены, перебивая друг друга, вопили, - уже под стаканчик-другой виски, - что они так и думали: смена обстановки подействует, но не сразу, и что рожать Ритке надо здесь, в хорошей клинике, и Анатолий там сможет присутствовать...
Мужчины были несколько сдержаннее. Почему получается ребенок после многих бездетных лет, - не знает никто, что рожать необязательно здесь ( это Митя горячо поддержал), пусть у ребенка местом рождения - будет Москва, а не какой-то Нью-Йорк... И там, в Союзе у Ритки мама... - Зайти в родовую палату... - никто бы из них не смог: страшно и... - парни об этом не сказали, - противно.
Потом выпили за митькино "повышение", за скорый приезд его жены и сына, потом... Короче, наклюкались и уползли еле можаху. Остался В.В.
... На хрена он мне сдался? думал пьяноватый Митя, убирая грязную посуду.
В.В. расселся так, будто собрался до утра проторчать, и Мите пришлось с ним присесть и предложить выпить, и тот, как ни странно, - согласился: обычно В.В. пил очень мало.
- Вы, я вижу, хорошо потрудились, - сказал В.В., оглядывая митино жилье, - молодец! Любите жену ( а тебе какое дело до того, люблю я жену или нет? думал Митя, и сам себя спросил: любит он Нэлю?.. Вблизи ее приезда, оказалось, - любит. Так тепло вспоминалась их жизнь!.. )?..
- Вероятно,- да, - ответил Митя.
В.В. рассмеялся: чудный вы человечек, Митя, можно я буду вас так называть хотя бы сегодня?.. Митя кивнул, а В.В. продолжил: я в вас не вижу пристрастия к вещам, вижу высокую степень искренности, интерес к стране, где вы работаете, - это все прекраснейшие качества, но есть одно, которое, честно говоря, меня несколько пугает - ваша неуемная любовь к женщинам... Мы все этим грешим, но... - В.В. помолчал и сказал уже другим тоном,- не легким светским, а типа предсказания: Митя, попомните мое слово,
- если вы не справитесь с этой вашей пагубной страстью или страстишкой, - не знаю, - вы погибнете. Поверьте старому ворону.
Митя вдруг испугался.
Похолодевшей задницей ощутил, что В.В. прав и возможно хочет ему по-своему добра...
И, подняв бокал, он сказал выскочившую из него неожиданно фразу, Виктор Венедиктович, знаете? Вы здесь - мой единственный друг.
И заткнулся. Даже будучи пьяным, понял, что переступил грань.
В.В. не разозлился, не одернул Митю, а вроде бы даже расстрогался и спросил совсем неожиданное: как вы думаете, Митя, стоит отправить Маргариту Викторовну в Союз, на роды?..
Митя, все окончательно понял и упавшим голосом ответил: как вы посчитаете нужным, Виктор Венедиктович...
- Ну и преотлично! - воскликнул как-то обрадованно В.В, и добавил: давайте выпьем по бокальчику за удачу и разойдемся, а то я вижу вы совсем спите.
Они выпили еще, и если В.В. остался собранным и ясноглазым, то Митя, что называется, "поехал".
- Виктор Венедиктович ( он уже с трудом выговаривал отчество своего шефа), я больше женщин люблю славу. Ради нее, а не ради тряпок, баб и прочего, выбрал я свой путь. Ради славы. Я хочу,- и буду!- Министром иностранных дел! В сорок лет. Я так решил.
В.В. слушал его, прикрыв глаза, но на последних словах приподнял веки и остро посмотрел на Митю. В глазах его мелькнула истинная жалость и еще что-то.
... Когда-то давным-давно юный Виктор тоже мечтал и считал, что все так и получится в его жизни, как он задумал, но... Но время проходило и прошло... Многим он был, а вот до Министра не дотянул и не дотянет. Семьи нет, сын неизвестно где, то есть известно, но для него сын потерян... Только и остается он еще на плаву, потому что умен, хитер и очень осторожен. Вот этой осторожности и хочется ему научить этого глупого фанфаронистого мальчишку, так напоминающего его самого в юности.
В.В., чтобы более себя не тревожить, сказал, что устал и уходит и чтобы Митя тотчас же тоже ложился, на него страшно смотреть - белозеленый с красными глазами, - и никому не открывал, а то явятся новые выпивохи и пойдет все по кругу.
- Пьют наши ребятки много, - посетовал еще В.В. - хотя понять их можно. Вдали от родины... Тяжело. Скучают.- На этой сентенции В.В. ушел.
Если бы мелким дипработникам выдавали пистолеты, то утром, проснувшись, стажер Митя Кодовской пустил бы себе пулю в лоб. Он постепенно, поэтапно вспоминал вчерашний день и ничего, кроме глубокого отвращения не испытывал. Рита с ее беременностью, пьянка, откровения идиота, - и с кем? С В.В., умным и хитрым.
Признания в любви и дружбе...
Митя вдруг вспомнил, что в один из моментов хотел рассказать .В. о своей интимной встрече с Беатрикс! Что его остановило? Лишь уход В.В. Конечно, только то, что Митя - зять Гринчука, еще спасает его от вылета в 24 часа. И то, что его послали сюда, после его художеств! Он подумал, - а что бы сталось с ним, если бы в Союзе за ним следили так же, как здесь?.. Чердак, такси... Звонок Спартаку и желание в последний свой день успеть трахнуть Веру, о которой он сейчас напрочь забыл. а он обо всех забыл, если честно...
На работе было как всегда тихо и уныло. Бумаги, кожаные папки с монограммами, документы, входящие и исходящие, - уже с подписями и без оных... Задрызганая замоскворецкая контора. Потом резервация и очередная пьянка... Типа большой коммуналки.
А за окном бурлит Америка... Сверкает океан.
И он не имеет права пойти к Джоан и даже получить по морде от того амбала!..
Собачья чушь! Этого он хотел и жаждал?
Митя все глубже и глубже впадал в транс.
Он приходил в свою по последнему слову техники оборудованную "берлогу", ложился на тахту и просто лежал, закрыв глаза. Не читал, не играл на пианино, не слушал музыку, не смотрел фильмы. Не открывал никому дверь.
Явно рвалась к нему Риточка, судя по истеричности звонков, и он, сжимая зубы от злости, - на себя, на нее, на их будущего ребенка, - стоял у двери со странным злобным наслаждением считал звонки. Иной раз их было до десяти. Потом они начинались по телефону. К которому он не подходил. Он возненавидел свою квартиру и, главное, - себя, польстившегося на какие-то собственного изотовления картинки из зарубежной жизни советского дипломата...
И теперь глотает пыль в занюханной канцелярии и сидит как пришитый в этой холодной, необжитой, - никак не обживаемой! - хате!
А в мире по улицам ходят прелестные женщины, цветут для них цветы и создаются изысканные духи... Идут романтические дожди и наступают ночи, полные любви... Не для него.
Но как-то звонки в дверь - среди ночи - не прекратились. Он ждал, что Риточка уйдет, но она не ушла, а воткнув палец в
звонок, довела Митю до исступления: он открыл дверь. Даже не открыл, а рванул ее на себя.
На пороге стояла Риточка в своем всегдашнем ночном кимоно и лицо ее было таким несчастным, что Митя, - в очередной раз, - почувствовал себя свиньей.
Он молча пропустил ее в квартиру. И она вела себя по-другому. Не бросилась со словами - любишь, не любишь, - к нему на шею, а молча прошла в гостиную и села на тахту. Глаза ее блестели сухим лихорадочным блеском. Губы подергивались, и вся она снова стала похожа на ту Риточку, с которой он впервые встретился на своей первой здесь вечеринке.
- Хочешь выпить? - Спросил он для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.
- Давай, - ответила она безжизненно. Он налил два бокала джина, разбавил тоником, кинул льда. Сел напротив нее и посмотрел вопросительно.
Она отпила из бокала и сказала: я все понимаю. Ты не думай. Ты меня нисколько не любишь, - тут губы ее предательски задрожали и Митя пришел в ужас от того, что сейчас начнется истерика, из которой выход один постель.
Но Риточка зажалась и продолжила: не перебивай только... Не любишь. И не любил. Это все я, я одна сделала. Я почему-то думала, что хотя бы нравлюсь тебе... Ладно. Случилось так, - чему я рада, да, да, - рада! - что у меня будет ребенок. Не волнуйся, я не буду к тебе приставать и тебя мучать. Как-нибудь обойдемся без тебя. Я пришла попрощаться. Меня завтра отправляют в Союз. Рожать.
Она усмехнулась.
- В.В. ТАК заботится обо мне! Чтобы мне было хорошо. И мужа со мной отправляет. Могу тебя поблагодарить от души! Сначала ты трахал меня, как хотел, ни разу обо мне не подумав, а когда я забеременела - возненавидел. А ведь ребенок получается от того, что оба кончают вместе. Но не суть. Меня отправляют, боясь, что я тебе помешаю! Меня боятся. Твой В.В., который тебе задницу лижет... - ее глаза уже горели бешеным огнем и на грамма любви там не было - голимая ненависть. - Ладно, не буду, чего зря языком трясти... Я тебе желаю всего-всего... - сказала она с усмешкой,
- а мне пожелай, чтобы меня как-нибудь невзначай не пришиб Анатолий. Он дурак-дурак, а допер, из-за чего его отсюда выкидывают раньше срока. Может, к врачу сходил,- только я теперь у него из сук не выхожу. Так вот, Митечка...- Она замолчала и стала жадно пить джин.
Митя сидел как пригвожденный, - вот до чего все докатилось! Надо срочно с ней переспать. Такую ненависть по отношению к себе он еще не ощущал. От этой ненависти наносило жаром и близехонько ощущалось пекло. Анатолий с таким трудом сюда попал, а я ему все испортила... Но я его освобожу. Там, в Союзе. Разведусь, пусть женится, пусть обвинит меня, только я не хочу, чтобы его карьера лопнула, - он так радовался, когда мы сюда прилетели!
Риточка заплакала, но тихо, не так, как она умела.
Мите и в самом деле вдруг стало жаль ее. Он подошел к ней и поцеловал ее в грудь, видневшуюся в распахнувшемся кимоно, отметив, что вместо подростковых ребрышек под его губами вздымается полудетская грудка с торчащими сосками. Это его возбудило и он, распахнув кимоно до конца, стал гладить ставшее мягким, - почти женским - тело.
Риточка внезапно запахнула кимоно и оттолкнула его довольно сильно, а он, не ожидая такого, упал в кресло, раскрыв все свои мужские возбужденные красоты.
Риточка захохотала: захотел? Давно бабы не было? И груди у меня выросли, да? Фиг тебе! Хрен тебе! Не дам!
Митя был не из тех, кто отступает в состоянии стояния. Он бросился на нее и через минутную борьбу, прижав обе ее руки к тахте, ворвался в ее лоно, которое само по себе было влажным и ждало его.
Риточка вырывалась, извиваясь, но он не прекращал своих действий и вскоре она затихла и стала отвечать ему, а уже минут через пять шептала: ты все-таки любишь меня, Митя? Скажи - любишь?
Ну, кто, блин, задает такие вопросы мужчинам в разгар их бушующей плоти? Только дурочки. Соответственные ответы и получают,- очень, дескать, люблю...- на которых потом эти дурочки пытаются основать свое благополучие - то есть свою дальнейшую жизнь именно с этим любящим мужчиной. И получают, грубо говоря, по сусалам.
Митя, конечно же прошептал: люблю, люблю,- несколько, правда, раздраженно, потому что Риточка мешала заключительному акту - взрыву, который всегда приводил Митю в состояние нирваны, ради которой можно пойти за решетку, на плаху, и куда там еще идут все Великие Любовники?..
Наконец, завершилось, они лежали бездыханные.
Но уже через минуту-другую Митя, стараясь не выглядеть жлобом, спросил-сказал: "Ритуля, милая, наверное тебе стоит идти?.. Я волнуюсь за тебя... Анатолий - такой амбал, а ты - такая крошка", - и провел губами по ее телу, от чего она содрогнулась.
... Митя о ней беспокоится... Она - просто злая дура... Так думала Риточка, вставая с тахты и приводя в порядок волосы.
- Митечка, - сказала она, - я и правда не буду тебе надоедать... Оставлю телефон московский, захочешь - позвонишь ( думала: он захочет! Не сможет не захотеть! - им так хорошо вместе!), нет, - я не обижусь. Прощай. Больше мы здесь не увидимся... - Она еле сдерживала слезы, - знай, - я тебя люблю...
И вдруг спросила полную глупость: тебе было хорошо со мной? Ну, кто, скажите, ответит: нет, мне с тобой было сегодня не
важно. Митя ответил как надо: прекрасно. Мне было - прекрасно. И, что самое замечательное, - он не врал.
Она у двери замялась и, опустив голову, шепнула: ты не против, если мальчик будет - Митя? Боже, конечно, он был против, но разве можно сказать это ей, которая еще полчаса назад готова была разорвать его на куски и испортить ему не просто карьеру, но - жизнь?..
Поэтому он тоже тихо и ласково ответил: конечно, милая, не против, но мне почему-то кажется, что будет девочка...
Он вдруг вспомнил, что девочку она хочет назвать Катей, а ему вдруг захотелось, чтобы девочку назвали Анна, наверное это шло от - Джоан, Джоанна, Джанна, Анна...
Митя честно попросил: назови девочку Анной - мне так нравится это имя.
Сияющими глазами посмотрела Риточка на своего прекрасного возлюбленного и согласилась: хорошо, она будет Анной... Прощай.
Еще один долгий-долгий поцелуй и дверь за Риточкой закрылась. Обессиленный Митя сполз у двери на пол. Стоил ему этот визит!
Но многого стоило и то, что он теперь никогда не увидит ни Риточку, ни Анатолия, перед которым испытывал некоторые угрызения, но уговаривал себя, что сделал этого дурня счастливым.
Теперь оказалось, что дурень-то кое-что понял!
Скатертью им дорожка!..
Вечером он решил тихо, наедине с собой,- напиться: он не ожидал, что так скоро и безболезненно избавится от Риточки. Милый, замечательный В.В.! Митя даже подумал пригласить его к себе, но тут прозвонил звонок и Митя кинулся к двери, ожидая увидеть В.В.
Но увидел Анатолия, с бутылкой в руке. В первый момент Митя решил, что именно этой бутылкой Анатолий огреет ему по темечку... Нет.
Анатолий спросил: можно к тебе, Мить?
Митя ответил: конечно...
Анатолий вошел в гостиную и сказал: ну, вот я и остался один. Жену мою отправили рожать. Давай выпьем за это?
- Давай, - коротко ответил Митя, не представляя себе, что сулит ему это посещение. Он достал из холодильника разнообразные банки, упаковки, и вскоре стол был готов. Сели напротив друг друга.
Анатолий тяжело посмотрел на него, поднял свой бокал: давай за Ритку, пусть родит нормального...
Митя только кивнул, потому что не знал ничего: ни как себя вести с обманутым мужем, ни что говорить. Ситуация такая была впервые.
Анатолий все взял в свои руки.
- Митька ( он впервые так назвал Митю, обычно, все они обращались друг к другу полным именем: Анатолий, Владимир, Семен, Вадим), я пришел к тебе не просто так, ты понял? - Митя промолчал. - Я пришел к тебе... Хочу сказать спасибо за Ритку... Я был у врача (Рита была права!), он сказал мне, что я никогда не
смогу иметь детей. У меня семя пустое, понятно? Почему? - это не актуально и тебе знать незачем. Я стал вычислять, - кто? И
понял, что это ты. Озверел как вепрь. Ритку гонял только так. Бил. Матюками крыл. Она плакала, убегала, к тебе, - куда ж еще, а ты, видно, ее не пускал. Потом пораскинул мозгой - все ж я не дебил, хотя многие так считают! - и, вычислив тебя, уяснил, что ты - мой благодетель. Объясняю. У меня будет ребенок! О чем я мечтал с самого ранья. Первое. Никто не будет думать, что я нуль без яиц! Второе. Ритка стала нормальной,- третье. А знаешь, что с ней было? Не знаешь, и слава Богу! Теперь у нас с ней будет полный альянс. Тебе этот ребенок за фигом не нужен, у тебя - сын, и еще будет, не сомневаюсь, - дал же тебе Бог талант на это дело... - Анатолий вздохнул, как всхлипнул, выпил еще и продолжил: поэтому я воспитаю ребенка, как захочу. Он будет только
МОЙ! Ты понял? Да тебе и легче от этого. Вот только Ритка, конечно, проблема. Баба она темпераментная, да что тебе рассказывать, сам знаешь. А я... И не знал ни хера. Думал: встает,
трахаю, - ну и все в порядке! Оказывается, нет. Ладно, это мои проблемы. Тебя я прошу одно - никогда не появляйся вблизи - убью. И ребенку отцом не сказывайся. Тоже - убью.
Анатолий смотрел на Митю совершенно помутневшими глазами, в которых как болотные огни пыхала ненависть, и сказал: а теперь выпьем, если ты согласен. Они выпили. - И последнее, Вадим, - сказал Анатолий после некоторой заминки, - меня тоже отправляют,
- как бы за больной женой вслед, которой плохо, туда-сюда... Но
я-то знаю, что из-за тебя. Из-за твоего тестя вонючего, Гринчу
ка, и его дочурки. твоей жены, которая скоро сюда припрется.
Слушай, чем я тебе буду мешать? Я тебя, что? здесь, в Америке,
убивать буду? Я сделаю это, когда ты в Союз явишься, если захочу.. И не сделаю я этого, сам понимаешь! На хер мне свою жизнь под колеса класть! И все же ты мне сына заделал! Так поговоришь с В.В.?
Митя во время всего этого монолога чувствовал непреодолимое желание пойти в туалет и выблевать все, что он слышал, но... Но если бы это была неправда! А так - блевал бы он лично на себя. Он хотел одного, - чтобы ушел этот парень, вызывающий у него
отвращение и к себе самому и к нему, Анатолию.
- Поговорю, - ответил он,- если хочешь, прямо при тебе.
- Именно так, - утвердил Анатолий, плотнее уселся в кресло, налил себе джина и приготовился слушать.
В.В. взял трубку сразу. Но Митя вдруг понял, в какую еще одну гадость запарывает и себя, и - главное - В.В. Услышит их переговор Анатолий и всем станут известны даже детали, когда это понадобиться Анатолию... Узнает Гринчук, его тесть, - от "доброжелателей". Ведь говорят же: не пойман - не вор. Анатолий хочет застичь Митю за самим действием.
Митя повесил трубку, не сказав ни слова. Сейчас он даст отпор этому ублюдку! Да, трахал Ритку! Но, что? От безумного желания? Он сейчас расскажет Толяну! Он готов! Хватит его тоже трахать!
Митя повернулся к Анатолию. У того был неясно презрительный вид.
... Сейчас ты получишь горячих под зад! подумал со злобой Митя.
- Вот что, Анатолий, - сказал он веско и уверенно, развалясь в кресле, - ты меня заколебал своими речами, слова не дал сказать.
Теперь мой черед. Рассказать тебе все про твою жену?
Анатолий вздрогнул и как-то будто меньше стал в размерах.
- Вижу, - не хочешь. Ладно, я не садист, не буду. Ты меня тут пугал. Чего ты меня пугаешь? С какого сучка ты сорвался? Со своего? Береги его, а то отвалится... Ни ребенка я на себя не беру, ни Ритку твою знать не хочу, ни тебя. Понятно? И вообще вся эта история - чистая брехаловка и шантаж... Если ты просишь за тебя походатайствовать, - что ж, будет момент - скажу, я против тебя ничего не имею. Захочет В.В. - отправит тебя, не захочет... И никто тебе не поможет. Ты бы лучше язык подучил, а то лепишь по-английски с рязанским пополам. А теперь - отвал, Толик, я с ног валюсь. У меня от ваших интриг анемия начинается.
Вот такую речь произнес Митя.
Анатолий обалдел. То сидел этот Митька тихий как ягненок, то вдруг вздыбился как конь! А может и не он трахал Ритку?.. Ведь она-то не призналась. Это Ирка, жена Володьки сказала, будто видела Ритку у митькиной двери...
Надо отползать, но все-таки надавить еще насчет В.В. Анатолий встал: я тебе все сказал, ты - мне. Кто прав, кто
виноват, время рассудит. А В.В. скажи.
- Повторяю, если будет момент, - ответил Митя, подумав, что сражение он кажется выиграл.
Анатолий ушел и Митя вздохнул. Все-таки это было, как говорится, "пренеприятнейшее свидание". Вспомнил мельком мадам Беатрикс, их долгое томное валяние на ее широчайшей постели, когда он, как прыщавый подросток, впервые бывший с женщиной, только и ждал момента, когда он,- в конце-то концов!- заправит свой глупый предмет собственного мужского достоинства в ее аристократическое лоно. Она смеялась над ним, - нежно, совсем не язвительно,- и обучала его, обучала, сказав, что он не только способный ученик, но - талант в любви и не надо ему распылять его по всяким ничтожным поводам, - то есть женщинам, которые стоят грош, как женщины...
И, заставив замолкнуть здравый смысл, который стал что-то вещать, конечно, умное! - Митя позвонил Беатрикс.
Он уже заранее заготовил первую фразу,- если только, конечно, мадам Беатрикс еще здесь. Митя молил об этом, - больше всего ему хотелось даже не валяться с ней в постели, а положить голову ей на колени и заплакать. И плакать долго - долго, пока Беатрикс как мама не успокоит, не утишит, не укачает колыбельной...
Беатрикс оказалась дома. И Митя выпалил свою заготовленную фразу.
- Мадам Беатрикс, вас беспокоит один из самых несчастных людей на этой земле и, если бы он не был таковым, он не посмел бы стать столь назойливым.
Фраза была неуклюжей и в общем-то не умной и не тонкой, какой казалась Мите после возлияний, но мадам Беатрикс узнала его, засмеялась и ответила по-французски мелодично и ласково: и этот человек хочет, чтобы я сделала его, если и не самым счастливым, то хотя бы чуточку менее несчастным?
Она подстроилась под его тон. А Мите вдруг захотелось, чтобы она назвала его по имени, и он чисто по-совковски спросил: а вы меня узнали?
Улыбка слышалась в ее голосе, когда она ответила: восточный кофе в греческой лавочке стал моим любимым напитком.
И начала мило болтать о том и сем, сказав, как бы между прочим, что в такую несносную погоду у нее апатия и она почти не выходит... Но завтра собиралась для поднятия духа поехать и выпить этого изумительного кофе...
Митя же понял, что ему вежливо отказывают - апатия... Но - кофе?? Это что-то, хотя в устах такой дамы ничего может не значить, кроме выражения симпатии... Он уловил, что посреди какой-то длинной фразы о какой-то потрясающей книге, которую никто не читает, потому что... - голос Беатрикс замер и Митя вдруг ощутил, что с ним хотят попрощаться, еще раз извинившись за поздний звонок, повесил трубку.
И стал разбираться в этом коротеньком разговоре.
С одной стороны ему как бы назначали свидание в лавке грека, с другой - она могла бы сразу пригласить его к себе... Мадам была хотя и мила, но так далека, безразлична, чужда,- что Митя терялся в догадках, что же?..
Однако доброе дело она все же сделала: отвлекла его ото всего, что произошло с ним за вечер.
Поутру Митю вызвал к себе В.В. и сообщил, что Нэля с Митей прилетают в начале следующей недели.
Они были с В.В. в кабинете вдвоем и Митя, вспомнив вчерашнее свое обещание Анатолию, решился.
- Виктор Венедиктович, я слышал, что Анатолий уезжает? Будто раньше времени?.. Из-за тяжелого состояния жены?
- Вы правильно слышали. Ей нельзя оставаться там одной - мать у нее человек очень неуравновешенный, скажем мягко... Самый оптимальный вариант, - ответил В.В., роясь в каких-то бумагах и не глядя на Митю.
Он явно не желал продолжения разговора на эту тему.
Но Митя, схватив себя за все части, напрягшись и поборов возникающее в такие минуты чувство неуверенности и готовности согласиться, снова сказал: Виктор Венедиктович. Анатолий вчера был у меня в состоянии полной прострации: он не МОЖЕТ отсюда уехать! И, думаю, вам будет легче потому что... - Митя помолчал, решая,
говорить или нет,- и все же сказал: потому что он - человек
мстительный, злой и... ущербный.
В.В. молчал, все так же не глядя на Митю. Потом вздохнул и по-человечески, даже - по-отечески, сказал: как же мне с вами, ребята, тяжко! Вадим Александрович, я приму к сведению ваше мнение. Спасибо (будто он сам не знал Анатолия!).
Митя понял, что разговор окончен.
К дальнейшему, - Анатолий остался.
Днем, сидя за перебиранием бумаг и бумажек и вспоминая разговор с Беатрикс, решил, что после работы отправится домой - никто его никуда не приглашал, а упоминание о греке было данью светской вежливости.
Но стоило ему выйти из здания офиса, как сами ноги понесли его в лавку грека Пикояниса, - он понял, что вечера в своей хате не вынесет.
Грек сначала вроде бы не узнал его или сделал вид, что не узнал, но когда Митя напомнил ему некоторые детали, обрадовался и закудахтал: Ойя, испанец! Я уж думал, что ты уехал на свою родину и там, за милую душу, укладываешь бычков на вечный покой!
- Почему ты решил, что меня здесь нет? - Спросил Митя, жутко польщенный сравнением с тореро.
- Потому что ты долгое заходил ко мне, а та дама - заходила. И потому что ты - чужой в этой стране, в которой и я - чужой, и никак не могу к ней привыкнуть. - Глаза у него подернулись влагой и он, достав табакерку, засунул по понюшке в одну и другую ноздрю, подождал мощного чиха, утерся платком и продолжил: наши земли похожи - они каменисты и суровы и о них уносишь лишь воспоминания. И мы не сможем их забыть никогда.
Митя не стал переубеждать грека в том, что он и не испанец и уж совсем не тореро, а даже присовокупил из Гарсия Лорки: ай-яй, петенера-цыганка, ай-яй, петенера! И место, где ты зарыта, забыто наверно. И девушки, у которых невинные лица, не захотели, цыганка, с тобою проститься. Шли на твое погребенье пропащие люди, люди, чей разум не судит, а любит...
Прочел он по-испански и грек, ничего не поняв, однако уловил тон стиха и задумчиво покачал головой: так, испанец, так...
И вдруг вскочил и умчался во внутренние комнаты с необычайной для своей комплекции быстротой. Вышел он быстро, неся что-то, покрытое красным шелком.
- Послушай, испанец, мне случай занес в лавку настоящий костюм тореро. Я сразу подумал о тебе. Он - небольшой, да ведь и вы, тореро, - крошки...
Грек сдернул плащ (а это был он) и перед митиными глазами предстал костюм тореро, который стоил, повидимому, несколько ми
тиных зарплат. Ему до одури захотелось его иметь. Тем более, что
здесь, в Америке, он узнал, что его знак зодиака - ТОРО - бык.
Сначала он даст аванс, а потом частями с каждой получки...
Договорится он с греком! И не станет тот драть с него бешеные бабки, надо думать.
Грек попросил Митю надеть костюм, что тот незамедлительно и сделал. Костюм пришелся в самое то и Мите стало казаться, что бабушка говорила в его детстве - у них в роду были испанцы... Так это или не так, - теперь не узнаешь, но Митя чувствовал, как вскипает в нем кровь и захотелось, закинув голову, читать и читать Лорку...
Грек смотрел на него и думал, что, конечно же, этот малыш не испанец, но сколько в нем испанской стати сейчас, как надменно лицо, узкое, с высокими скулами, как тяжел и непроницаем взгляд оттянутых к вискам глаз...
... Красавец, подумал грек, скольким женщинам он еще принесет и
счастья, и несчастья!..
В эту минуту в лавку вошла мадам Беатрикс. Она была в клетчатой накидке и черной шляпе. Изумилась и восхитилась, увидев Митю в костюме тореро. А он смутился.
Поняв обстановку, мадам спросила: сколько? Грек назвал сумму, среднюю, - не грабительскую, и пока Митя в онемении стоял посреди лавки, купля костюма состоялась и Беатрикс увлекала Митю на улицу.
Он не переоделся, только сомбру грек засунул в пакет вместе с митиным официальным рабочим костюмом.
Что было еще хорошо в этой стране, так это то, что ты мог идти по улице в чем тебе заблагорассудилось, - хоть в костюме китайского мандарина.
Ведь если в Союзе бы он так вышел на улицу, все бы рты пораззевали, решив, что какой-то циркач выскочил в своем сценическом костюме пожрать в ближайшую забегаловку.
Беатрикс была на машине "сааб", - которую она вела с хорошей лихостью.
Мадам была совершенно другой, чем в их первое свидание.
Они теперь как бы стали давними друзьями и любовниками, которые знают, что нравится другому и с радостью доставляют друг другу то удовольствие, которого ждет партнер.
Потом они лежали рядом и Мити лицом прижимался к груди Беатрикс. И вдруг она сказала, - не ласково и мило, как она обычно с ним разговаривала, а как-то очень серьезно и значительно: мальчик мой, ты гибнешь. Хочешь, мы уедем вместе в Голландию, а там,
- куда захотим. Муж мой - это просто партнер по делам, так как мой капитал несколько превышает его, я от него не завишу. Хочешь
- нелегально, хочешь - легально,- ты попросишь политического убежища. Знать ты ничего не знаешь, никто тебя разыскивать по свету не станет. Захочешь уйти от меня, - уйдешь. Я все пойму. Мне просто тебя жаль: ты необыкновенный, а таким у вас трудно. Они обычно гибнут.
Митя сел.
Она предлагает ему изменить родине. Так это называется. У них в офисе рассказывали про одного атташе, который вот так вот, с бабой смотался... Что с ним случилось потом, - Митя не знал и не интересовался, потому что не только мысли о таком, но даже дуновения ее не было никогда в его обычно красиво причесанной, а сейчас встрепанной от страстей - голове. Но как отказать, что
бы и не обидеть ее? И вместе с тем строго обозначить свое отношение к такому поступку. Нет,- к преступлению. Он даже не захотел и не смог представить себе жизнь заграницей НАВСЕГДА! Для него какие-то Канары были лишь названием, а сам Нью-Йорк - таинственными вылазками, предположим, мальчика во взрослый театр, где идут не совсем нужные для него пьесы... Как он может сказать Беатрикс - да?
Она, видя его растерянность, понимала по-своему: конечно, сразу решиться - стоит сил. Ему еще нужно время... Она думала...
Впрочем, что она думала, нам неинтересно и неизвестно, потому что голландок, да еще в возрасте "элегантности", мы не знаем.
Митя обернулся к ней.
Лицо его показалось ей странно отчужденным.
Он сказал: нет. Не добавив ни ее имени, ни каких-то хотя бы поверхностных причин...
Она поняла, что мальчик еще темен и сер, - он, конечно же, представил ее злодейской шпионкой, которая... Хорошо. Она больше ничего не скажет, но в таком вот состоянии - внутренней разобщенности и почти вражды, необходимо расстаться...
Митя это понял раньше.
Он встал, оделся, вдруг застеснявшись своей наготы, которой не стеснялся минуту ранее, прикоснулся горячими губами к ее холодной щеке, сказал, - прощайте, мадам Беатрикс, и - Слава Бо
гу! - добавил: спасибо...
Она прикрыла глаза в знак прощания.
И этот маленький мальчик, делавший ее счастливой, ушел в свои темные, неведомые ей (и ему...) дали.
Нэлю и Митеньку он встретил в аэропорте.
В.В. дал свою машину.
Митя бросился к ним с радостью, удивившей его самого. Расцеловал как юный жених Нэлю, затискал четырехлетнего Митеньку, смотревшего на все с самого начала их отлета, широко раскрытыми глазами, - и повел к шикарной машине.
Нэля тоже рассматривала все и вся с большим любопытством, но больше всего ее порадовала горячность мужа и его посерьезневший элегантный вид: молодой мужчина, советский дипломат, семьянин.
Нэля гордилась им.
Митя тоже потихоньку разглядывал их: Нэля - все такая же, мила и юна, Митенька лицом похож на тестя, но резвость и быстроту реакций Митя отнес к своим качествам. В общем, как ни верти, они
- его семья, и надо приучать себя жить с ними.
Уже в квартире Нэля несколько разочаровалась в своем муже. Хотя квартира была убрана, и обустроена по технике,- не выглядела она теплым жильем, которое ждет любимых.
Во-первых, Митя забыл купить цветы, во-вторых, кроме золотого гарнитурчика, больше Нэле ничего не купил, сыну - несколько больше, но третье! - и это было, пожалуй, самым главным для Нэли, которая проверила быстро все шкафы и прочее, - костюм тореро и разные старинные, никому не нужные безделки, стоющие, наверняка, уйму денег! А кухонной приличной посуды нет! Разве он не знает, как это важно для Нэли!
- А ты тут, я вижу, зря времени не терял, - по маскарадам, балам ходишь? - обиженно заявила Нэля, кивнув на костюм тореро. Представления о службе и жизни заграницей у нее были самыми туманными: гуляют на балах, приемах - вот и вся работа!
Митя усмехнулся: мне его подарили... Один грек, торговец, он считает, что я - испанец. Никаких балов и тем более маскарадов, дорогая моя, тут нет. Ну, да ты сама убедишься...
Тогда Нэля высказала еще претензию: а на кухне? Пустота! Разве ты не мог купить приличную кухонную посуду? Что, тут нет? Мне подруга говорила, что тут есть ВСЕ!
- Вот это ВСЕ - ты сама и купишь, - откликнулся Митя, вырывая из ящика стола доллары, которых было хоть и не очень много, но Нэле показалось несметным богатством.
Она простила мужа.
Ночью, призвав на помощь несбыточный образ Джоан, Митя настолько возбудился, что провел их первую после разлуки ночь с блеском и искренностью.
Нэля совсем примирилась с мужем и уже как прежде любила его, считая, как и раньше, - просто непрактичным и легковесным.
На следующий день, приняв помощь Ирочки, Нэля пустилась в путешествие по магазинам. Оказалось, что денег у нее не так уж и много, но ей с радостью помогла Ирочка, дав в долг (они все понимали, кто такая Нэля, и готовы были не только давать ей в долг, но и безвозмездно). Ирочка понравилась Нэле - она показалась такой симпатичной и простодушной!
Нэля купила все, что хотела и сказала, что очень скоро пригласит всех в гости.
И пригласила.
Целый день простояв на кухне и выделывая невероятные салаты, жаркие, пироги, холодцы, - все, чем славен истинно русский, советский стол.
Гости набросились на еду как с голодного острова: все они они питались здесь весьма скудно, копя деньги на другие траты, не будучи уверенными, что их и в следующий раз пошлют в такую благословенную страну.
Нэля всем понравилась, особенно мужикам: маленькая складненькая, с мальчишеской стрижкой, круглым личиком и полными ножками на высочайших шпильках. И Митенька - славный, разумный, спокойный.
Выпили, провозгласили тосты, потом стали отплясывать новый танец шейк. В конце концов возобладал все же старый добрый рок, где отличился Митя. Потом он танцевал один, и полный импровиз...
В.В. из своего уголка на диване наблюдал за всеми, - в особицу, - за Нэлей и Митей.
Явился Анатолий, которого, естественно, тоже звали, но он отговорился чем-то, а теперь вот - появился. И не совсем трезв. Его познакомили с Нэлей, на которую он как-то враждебно глянул.
В.В. быстро отреагировал на это и, подойдя к Нэле, отвел ее в свой уголок, как бы для более близкого знакомства, а на самом деле, - кроме этого, - хотел отвлечь внимание пьяного Анатолия
от Нэли, ругательски ругая себя, что оставил Анатолия здесь,
прислушавшись к просьбе...
Нэле было приятно внимание начальства и она с удовольствием присела с В.В. прежде однако обеспечив нового гостя и закуской и выпивкой. Нэля была, что и говорить! - отличная хозяйка.
Нэля поняла, что митин начальник хочет с ней поближе познакомиться. Она села перед ним на пуфик как примерная ученица
ручки на коленях.
Начальник улыбнулся и налил ей в бокал джина.
Начался у них разговор. Сначала незначительный, светский (начальник, посчитала Нэля, - красивый, представительный, с киношной сединой, наверное, очень умный), о папе,- как он? ( начальник, оказалось, хорошо знает Трофима Глебовича), о московском житье, что там нового и т.д.
Начальник спросил (Нэля все забывала его трудное отчество
и поэтому старалась как-то обходиться): а как вам у нас, Нинэль
Трофимовна? Или вы еще не успели осмотреться, - подсказал он ей оптимальный ответ.
Она не поняла этого и ответила: не знаю...
Магазины, конечно, отличные... Но у моего Митьки (она спохватилась, что так неуважительно назвала супруга, но - вырвалось!), конечно, времени ни на что нехватило! Пришлось мне побегать - спасибо Ирочке - такая она милая!.. Помогла.
В.В. рассмеялся и только хотел сказать о Мите добрые слова, как увидел, что личико Нэли вдруг скукожилось, ротик сжался до размеров пуговицы... Он оглянулся. Так и есть! Митя выкидывал коленца: ходил на руках, падал, хохотал до колик, а вокруг него женщины водили хоровод: каравай, каравай...
В.В. и понимал Нэлю, и не понимал, все же сказал ей ласково,- как он умел, - дотронувшись
легко до ее руки: не смотрите так
сердито на супруга, Нинэль Трофимовна, здесь все свои, а он
душа общества.
Нэля быстренько взглянула на митиного начальника и поняла, что тот ее сумасшедшего Митьку не осуждает и, может быть даже, к нему неплохо относится. Личико ее разгладилось, - снова став кругленьким и симпатичным, и она сказала, почувствовав к начальнику симпатию. - Знаете, как мне бывает трудно с ним!
Начальник кивнул, вздохнул не тяжко, а так, светски, - и ответил: знаю, дорогая, знаю. А кому с ним легко? Думаете мне?
Вовсе нет! Однако дело все в том, что Вадим Александрович - человек неординарный. Легкомысленный - да! Но и способный, очень способный! Если бы этого не было, то и говорить было бы не о чем.
В.В. замолчал, а Нэля смотрела на него и думала, вот бы услышал это мнение ее папа! До он бы так разозлился, - раскатись кадушки! Ее папа считает, что Нэле страшенно не повезло с замужеством! Митька - наглец и безобразник! Паршивец, который всегда сумеет устроиться и пристроиться. Вот как ответил бы ее папа. А она сама? Что она-то сама, - по-честному, думает о муже?.. К Мите она относится двойственно: иногда готова его прибить, но и всегда - защищать и любить, и трахаться с ним хоть полные сутки...
В.В. продолжал: у вашего мужа удивительная способность быть своим в любом обществе. Своим - среди чужих. В одном из районов здесь, среди местных, вашего Митю, например, считают испанцем.
- Испанцем?? - несказанно удивилась Нэля.
- Не только испанцем, но вполне возможным тореро...
Нэля совершенно онемела от изумления и стала смотреть на Митю, который кружил в вальсочке одну из здешних жен. Митя - тореро??
... Ничего даже близко похожего...
( Нэля,- как и добрая половина людей,- умела и вполне уверенно
могла безапелляционно судить о чем-либо, известном ей лишь понаслышке или еще как-нибудь поверхностно... Она представляла се
бе тореро по редчайшим снимкам когда-то и где-то ей попавшимся, по опере "Кармен" в Большом театре... Но каков тореро в самом
деле?.. - в жизни, представить не могла, но была уверена, что не такой как ее Митька! Тореро!.. Это же почти из фантастики!)
Она расхохоталась, а В.В. подумал, что его давняя симпатия к черненьким хохлушкам, сегодняшний хороший стакан виски, и...- увы! старость, - сделали свое черное дело: расслабили и привели к излишней откровенности и болтливости. Все же он сказал еще: Нинэль Трофимовна, поверьте мне, старому седому волку, что из всех здесь, - только ваш Митя способен сделать карьеру. Не такую, как у меня, - другую...
На этом В.В. решил беседу закончить, хотя о многом еще предстояло сказать этой славной чернушке и многое объяснить, но это потом, когда он ее получше узнает, - чтобы правильно выстроить беседу, серьезную немало.
И чтобы не отвечать на загоревшийся в нэлиных глазках вопрос он галантно посетовал: совсем я состарился! Вместо того, чтобы пригласить такую очаровательную даму на танец, я завел деловой разговор.
И они пошли с Нэлей танцевать, а она, хотя и тряслась от любопытства, - постеснялась расспрашивать.
Они танцевали, а Нэля думала о том, что Митька - все же! - не такой балбес, каким его представляет папа, и уже кое-чего здесь добился. Начальник его, - видно сразу, - человек серьезный, и
так просто трепаться не станет. И кому? Жене!
Настроение у Нэли стало еще более приподнятое и все ей понравились гораздо больше, чем в начале. Понравился Анатолий - высокий темноволосый, со светлыми глазами и фигурой борца... ... Вот бы Митьке такую стать, как у этого Анатолия!
Нэля еще отметила, что явно понравилась этому интересному парню - он как-то очень сильно смотрел ей в глаза, будто вот-вот скажет: я в вас влюбился!.. Забавно! Нэля стала кокетничать с этим Анатолием. Так, конечно, слегка.
Вечер получился преотличный. Расходились поздно, и все благодарили Нэлю за доставленное удовольствие. Парни брякали "водочные" простые комплименты, но это тоже шло как-то в струю. Анатолий, прощаясь, крепко сжал ей руку...
Мите все показно завидовали, что у него такая жена.
Красавица, отменная хозяйка, а русский стол, который она соорудила здесь, они не забудут никогда!
А Митя, пьяненький и гордый, стоял у двери и, как и подобает хозяину и мужу, обнимал жену за плечи.
На следующий уикенд погода была не для поездок на природу и Нэлю с Митей пригласили поездить по магазинам. Нэля загорелась, а Митя сказал, что останется с сыном. Но это оказалось не легче.
От роли отца Митя отвык, да и Митенька стал почти взрослым и с какой-то непонятной затаенностью наблюдал за отцом. Этот взгляд тревожил: что там думает этот маленький человечек, о нем, своем отце?
Митя спросил: о чем ты думаешь?
Митенька, глядя прямо в глаза отцу своими круглыми светлыми глазами, ответил тихо, - о тебе. - Ну, и какой я? - спросил Митя, пытаясь играть с ребенком. - Не знаю, - все так же тихо и серьезно ответил Митенька.
Митя испугался. Этого пытливого взгляда и не детских ответов. Решил диалог прекратить, не ведая, куда он приведет. Он сказал, что они будут строить небоскреб из деталей, а потом присмотрят там себе квартирку... Нельзя сказать, чтобы Митенька очень интересовался стройкой, вяло он строил, и Митя спросил его: ты хочешь строить?
- Не хочу, - ответил Митенька.
Митя ругнул себя, что не поехал с девчонками по дурацким магазинам, а остался дома со своим странным сыном, непонятным ему вовсе. Он решил узнать, чего же хочет его такой удивительный
ребенок, и спросил.
Оказалось, Митеньке все равно, что делать, только бы папа больше никуда не уходил.
У Мити в глазах стало горячо, он схватил сына на руки, тот прижался своей круглой черной головенкой к его плечу, и они так
сидели довольно долго, ничего не говоря, просто прижимаясь друг
к другу. Митя, наконец, впервые, понял, что он - ОТЕЦ, а этот
маленький мальчик - ЕГО СЫН! Которого они заделали с Нэлей просто так, не думая ни о чем, лишь наслаждаясь первыми ощущениями секса. Какие дети?! О чем вы? Вот если еще дальше протолкнуть в нее свой ... тогда они оба кончат. А что "кончат оба" - это почти точно ребенок?.. Кто-нибудь думает об этом? Никто! 9О процентов не думает. А потом удивляются и пугаются недетского взгляда своего сына или дочери, а потом уже пугаются и самого сына, повзрослевшего, незнакомого, оказалось, взрослого человека, и не всегда приятного... Надо же? удивляются родители, а маленьким был таким славным... Все они славные, маленькие-то...
Но это к слову.
Нэля увидела умилительную картинку: Митя сидел с Митенькой на диване и Митя читал сыну английскую книжку, заодно уча его незнакомой речи (сама-то Нэля не удосужилась начать заниматься с Митенькой...).
Митенька - на удивление! - был не голоден: Митя сварганил из пакетов и банок обед и Митенька взахлеб говорил маме, какие вкусные суп и второе они ели!..
Нэля даже подобиделась - она-то Митеньке разготавливает своими руками! - и мелет, и протирает, и тушит, стоя по полдня на кухне! А ему, видите ли! - понравился суп, который милый папенька вывалил в кипяток из пакета! Заостряться Нэля на этом не стала: у нее еще немало было вопросов к Мите! Потом, когда они лягут в постель в своей комнате, - что-то Митенька стал не по возрасту серьезен и умен, нечего ему слушать перепирательства родителей.
А вечерком Нэля выдала Мите.
- У всех, ну у всех! есть машины, только у тебя нет! Даже у парнишки, который приехал сюда на месяц позже, - и то! Почему? - Шептала Нэля, - а потому, что ты покупаешь всякую рухлядь у старьевщиков! Мне рассказали! Люди нормальные идут в супермаркет или на распродажу, а ты в какие-то темные лавчонки! Нет, тебя не исправишь! И что в тебе находит этот ваш начальник, В.В. - вы его называете?
Митя подумал, что все же В.В. и вправду его тайный и немного явный доброжелатель и, возможно не потому только, что он, Митя, зять самого Гринчука...
И стал слушать Нэлю с полным благодушием. А она продолжала вещать, теперь уже, скорее, вызывать его на разговор.
- У тебя, конечно, нет денег на машину, хотя бы какую-нибудь? спросила она.
Митя ответил: конечно, нет. Ты знаешь все мои возможности! Сама же у Иры в долг брала...
- А ссуду? И купить не новую? - допрашивала Нэля. - В.В. тебе не откажет!
Митя усмехнулся, хотел было уже что-то наплести, чтобы закрыть тему, но вдруг подумал, что он, конечно, полный идиот, что до сих пор не имеет машины - ох, и поносился бы он на ней !..
Все же характер пересилил и Митя, приняв некоторую позу, сообщил, что не собирается, выпуча глаза, как остальные все здесь, шастать по развалам и выискивать дешевку, что он все же уровнем будет повыше.
Нэля подскочила в постели, прошипела уже со злостью: врешь ты все! Ты всего хочешь! Только ты - ленивый лентяй! Тебе лень пойти, посмотреть, поторговаться, даже купить!.. Думаешь, я тебя не знаю? Ты очень даже любишь хорошо жить! Но пальцем ударить ради того, чтобы как-то выкрутиться, - не ударишь! Пока этого не сделают другие! Для тебя! Ладно, фиг с тобой, я возьму ссуду, я договорюсь!
Так у них появился двухместный синий "фиат" с красными сидениями, не последнего года выпуска, но вполне приличный! И как же Митя полюбил своего Фишку!- так называл он машину и Нэле запретил ездить, поясняя тем, что здесь она запутается в дорогах и развязках. Она и сама побаивалась, поэтому Фишка оказался митин и - частью - митенькин, которого папаша учил сидеть за рулем и другим премудростям и тонкостям автовождения.
Теперь не было для Мити большего наслаждения, чем сидеть за рулем Фишки и нестись вперед и вперед по гудронному покрытию, изредка останавливаясь у бензоколонок, выпивая пакет джуса и болтая с хозяином, пока баки заливали бензином.
А Нэля полюбила кино. Как только Митя возвращался с работы она начинала тянуть свое: пойдем в кино.
Ей было все равно, что смотреть: боевик, триллер, эротику...
Это было совсем другое кино, чем там, в Союзе, и Нэля вбирала в себя все эти киношные истории, как истинную жизнь, которую она узнавала.
Митя вначале ходил с ней, но скоро отказался - слишком сильно била в нем живая жизнь, чтобы усидеть два-три часа, следя за надувными страстями и картонными драмами. Театр - иное. Там на сцене живые сиюминутные люди, которые могут выкинуть, что угодно.
Когда он отказался ходить в кино, у Нэли появился спутник, оказалось, - тоже любитель кинозрелища. Анатолий. Соломенный вдовец, жена которого постепенно все больше беременела в далеком Союзе.
Договорились они как-то на вечеринке, которые теперь частенько собирала Нэля. Ходить к ним любили и не чинились, считая Нэлю и Митю богатенькими и не жмотами. Как Митя сожалел о том, - теперь уже далеком времени, когда он был один... Хотел, - открывал дверь, не хотел, - лежал во тьме, затаившись и никто не вваливался к нему с обычными наборами спиртного и разговоров.
Вот на такой вечеринке и договорились Нэля и Анатолий.
Нэля пожаловалась, что ее Митька не желает ходить в кино, Анатолий сообщил, что дико скучает в одиночестве и готов Нэле составлять компанию.
Митя не сразу заметил отсутствие вечерних скандалов, но потом призадумался и спросил: ты, что, одна в кино ходишь?
На что она, покраснев, ответила: нет.
Митя удивился: с кем же?..
Нэля с небольшим вызовом ответила: хожу с Анатолием. У него же Рита в Союзе, рожает там. Не представляю - зачем она уехала? Тут в сто раз лучше обслуживание и родилки, я уверена. Как ты думаешь?
Митя пожал плечами и заговорил на другую тему, но на сердце как-то потемнело. А если Нэля узнает?.. Об этом даже думать страшно! И он не стал думать. Запретил себе. Будь, что будет, как часто говаривал он самому себе, когда ситуация становилась неподконтрольной.
Как-то Нэля сильно задержалась после кино и Митя вдруг занервничал, вспомнив - С КЕМ она ходит в кино. Он даже собрался
было позвонить Анатолию... Но тут же открылась входная дверь и
нэлины каблучки прозвучали в холле.
Она не зашла сразу в гостиную, как делала всегда, а почему-то прошла в спальню.
Митя хотел было пойти за нею, но что-то удержало его... Что? подумал он, и честно ответил: страх. Страх увидеть Нэлю такой, какою, наверное, приходила домой после свиданий с ним - Риточка... Попрекнул себя: а как он, Анатолий? тогда... Теперь понимаешь?..
Вошла Нэля, уже в халатике, со снятым макияжем, села в кресло и тоже стала смотреть в телевизор. Лицо у нее было какое-то не такое, - то ли припухшее, то ли слишком ярки щеки... В Мите за
металась тревога.
- Что, чуйствительное кино? - спросил он насмешливо.
Нэля залилась слезами.
Митя бросился к ней. Обнял жену и она, дрожа, прижалась к нему. Боже! Он почувствовал сейчас то же, что и с Митенькой! Родственность. Любовь. Ответственность. И страх.
Нежно спросил: что с тобой, Нэлюшка? Расскажи своему Митьке.
Она рассказала. Все. Как на духу. Как на исповеди, потому что, кто был ей ближе всех? Папа? Он далеко... Мама? Еще дальше, да и никогда Нэля не была с ней близка... Митя, муж.
Нэля, хотя и не знала библейского: отлепись от отца и матери, прилепись к мужу своему, - но жила по завету.
... Сначала все шло хорошо, фильм - классный: Романа Поланского
"Ребенок Розмари", потом, посреди фильма Анатолий взял ее за руку. Она не отняла, потому что было как-то неловко затевать хай во время фильма, и так он продержал ее руку до конца, но больше ничего... А когда шли домой, погода мерзкая, снег с дождем, Нэля-то думала, что в Нью-Йорке всегда лето... - Анатолий позвал ее в кафе выпить горячего кофе. Она сначала отказалась, но так замерзла... Они фактически к дому подходили и он предложил, мол, зайдем ко мне, выпьем кофе, джинику по баночке, Митю позовем... Она и пошла. Они выпили джинику и вдруг Анатолий стал к ней приставать... И не просто приставать, а говорить еще, что влюбился с первого взгляда, что Митя - ей не пара, почему-то? Что жену он свою не любит так же, как и она его, и что он Нэле такого порасскажет про этот "советский дом", что никакое кино не сравнится... Она отбивалась сначала потихоньку, а когда он полез совсем... - тут Нэля замолчала и виновато посмотрела на Митю...
Тот странно молчал и не смотрел на Нэлю.
Ей стало страшновато: она-то знала, какой Митька может быть сумасшедший, но сейчас вроде бы что-то не то... Она продолжила: я ему дала по морде и убежала. Вот.
Митя сказал будто и спокойно: ну и не расстраивайся, чего ты? Это он говнюк, а ты причем? Ты как честная девушка ходила с ним просто в кино, а он решил черт-те что. Хочешь я его побью? - Спросил вдруг Митя, зная, что она этого не захочет. Может, Толян ждет чего-нибудь вроде этого? Чтобы все вылилось наружу? Нет, Анатолий слишком трясется об загранке, не захочет он закрыть себе пути... Если бы только Мите! Но так не выйдет. Господи! Сколько же он, Митя, сразу здесь натворил! Знала бы его невинная овечка Нэличка, что за козел живет рядом с нею...
Мите было стыдно.
И перед Нэлей, и перед Митенькой...
И он поклялся, что больше никогда... Никогда.
- Забудь все, Нэличка, - ласково сказал он жене, - и давай делать вид, что вообще ничего не произошло. Так будет лучше. Тут, знаешь, свои законы. Ну, как?
Нэля была рада, что Митя поверил ей, понял ее, и ни слова упрека, ни осуждения! - какой он тонкий человек и любит ее по-настоящему.
Этой ночью они любили друг друга с юными эмоциями и Нэля шепнула Мите: давай без этих штучек, пусть еще кто-нибудь родится...
Митя сделал так, как она хотела, а где-то в мозжечке гвоздило, что скоро в Москве у женщины по имени Рита родится его сын... Или дочь.
Анатолий метался по своему дому как тигр.
...Сука, рвань, гринчучка поганая! - Так он шепотом костерил Нэлю, которая не далась ему и тем самым разрушила план мести. Он сразу заметил, что эта маленькая блошка положила на него глаз. Еще бы! Ее супружник против Анатолия внешне никуда не годился. Анатолий знал, что бабы на него падают. Высокий, под два метра, чуть горбящий от высоты свои широченные плечи, серые глаза под темными вразлет бровями, густые жесткие короткостриженые черные волосы и нижняя челюсть,- как у американских боевиков!
Анатолий все знал о своей внешности - в институте ему не раз говорили, что только на одних своих бровях он сможет въехать в любой кабинет! этакий рекламный тип советского дипломата. И маску он себе выбрал особенную - ироничную, с усмешкой. Вот только "низа", чтоб им... подгуляли. Если бы еще у него и член работал, как мехмолот, то сидел бы Анатолий в кабинете В.В. и гонял бы этого потроха Митьку только так!..
Когда эта блошка сюда прискакала, Анатолий решился. Глаз она положила. Митька с нею особо никуда не ходит. Она еще про кино Анатолию пожаловалась... Ну, а постель... Что ж, в первый раз может и не сложиться, - дескать, от сильного желания, уважения, страха и прочей мутоты, которую можно нанести бабе, а факт уже свершится.
Главное - уложить эту Нэльку в постель. И все бы тип-топ, как она вдруг заблажила и унеслась! Игру все равно надо продолжать: первый раз - не последний. Сделает вид, что расстроен, смущен, влюблен... и так далее. Бабы на это падки. Анатолий ничего не забывает! - Митьку он достанет!..
Но когда он завалился в свою одинокую постель, от злости слезы выступили у него на глазах, и он тихо и коротко всплакнул о себе. Свою Ритку он тоже ненавидел, причем довольно давно. Женился он на ней тоже не просто так: из простой семьи, выдвиженка, в своем институте была секретарем комсомольской организации и зарубежом стажировалась, правда в Венгрии лишь, но выезд был. И еще. Она как-то не требовала от него сразу койки, - в то время у нее для койки был бугаек, - и это тоже было наруку.
Анатолий очень скоро сделал ей предложение: ему светило поехать в загранку, если женится, - а она сразу же ответила - да. Во-первых, парень, - что надо, во-вторых, первый раз Рите сделали официальное предложение (спали-то, кому не лень, - девица она была сверх сексуальная и доступная). Когда же вышла за Анатолия, то очень скоро поняла: загранку иметь будет, красивого спутника, мужа-дипломата - тоже, а вот постелька накрылась медным тазом.
Плакал красавец Анатолий в своей холодной одинокой постели - горько.
А в семье Мити и Нэли наступил период покоя, - не аквариума, теплого, прозрачного, подсвеченного лампами, а тишь пруда, под красивой темнозеленой поверхностью которого перекатывается тихими волнами холодная тяжелая вода, уходящая воронкой вглубь такую, какую при любом уровне фантазии не угадаешь.
Митя приходил с работы домой, читал, играл с Митенькой, весь день ждавшего отца, которого он невыносимо, до боли, обожал. Нэля даже ревновала сына к Мите и страстно желала родить еще кого-нибудь, чтобы тот - был только ее.
Митя же после всех историй заставил себя затихнуть.
Ему уже и самому не хотелось никуда идти, тем более что наступила слякотная ньюйоркская зима и вечерами хотелось только спать.
С Нэлей они не предохранялись больше, но беременности почему-то не получалось, и Митя и Нэля,- каждый по-своему, - волновался и тревожился. Митя боялся - вдруг он заболел? И теперь от него уже не будет детей?.. Нэля беспокоилась за себя: неужели после аборта она перестала быть плодоносящей?
В общем, как ни было тихо в их семье, подспудно, как и было сказано выше, - покоя не было.
Как-то вечером, за телевизором, смотрели очередной, надоевший даже Нэле боевик, - она вдруг спросила: Мить, а ты в стриптиз-баре был?
Митя удивился и вопросу, и тому, что он-таки не был в стриптиз-баре и живого стриптиза не видел. Он слишком увлекся самой жизнью великого города и не до стриптизов ему было.
Он ответил: нет.
- Честно? - Уточнила Нэля.
- Абсолютно, - ответил Митя с легкостью - впервые ему не пришлось привирать или врать.
- Мить, - сказала Нэля и покраснела, - я хочу пойти на стриптиз. Девчонки говорят, интересно и возбуждает...
- А так ты уже не возбуждаешься? - Усмехнулся горьковато Митя. Нэля покраснела еще пуще: ну что ты! Просто интересно...
Она замолчала, боясь своими дальнейшими объяснениями обидеть Митю.
Митя, не желая дальше муссировать тему, откликнулся: пойдем! О чем разговор! Только...- он почему-то пытался уклониться от похода на стриптиз, - только ведь в нашей организации это не приветствуется, ты об этом знаешь?
- Нет можно, - ответила Нэля, - я консультировалась... С женами можно. Конечно, не афишировать, что мы - советские, и не трепаться об этом с малознакомыми. И все. Пойдем?
- Пойдем, - вздохнул Митя, поняв, что Нэля советовалась ни с кем иным, как с В.В.(так оно и было...).