Любовники

16

Едва «Гольфстрим» набрал высоту, Джиджи опустила спинку кресла и закрыла глаза. Мысленно она возвращалась к проекту «Эсмеральды Уинтропа», который на протяжении последней недели усиленно изучала под руководством Ренцо Монтегардини. Для того чтобы понять, на что следует делать упор в тексте рекламы, она должна детально ознакомиться с проектом оснащения судна.

— На этой палубе, мы назвали ее «Козерог», будут располагаться офицерские каюты, камбуз и ресторан, — пояснял Монтегардини. — Столики в ресторане рассчитаны на разное число посетителей — от двух до двенадцати.

— А столик капитана предусмотрен? — поинтересовалась Джиджи.

— А как же! Каждый вечер он будет приглашать за свой стол разных людей, а не так, как делается обычно, когда изо дня в день с капитаном обедают одни и те же люди. Теперь взгляните сюда, Грациелла Джованна: следующей идет палуба «Близнецы», здесь уже располагаются помещения для пассажиров. По обе стороны от главного коридора идет по семь кают, каждая — пятьсот шестьдесят квадратных футов. Аналогичные каюты будут располагаться на трех из пяти новых палуб, всего — восемьдесят четыре плюс хозяйские апартаменты. При полной загрузке на борту «Эсмеральды» будет помещаться самое большее сто семьдесят пассажиров плюс сто сорок человек команды.

«Эта девочка меня волнует», — признался себе Ренцо Монтегардини, с горечью думая о том, что он на тридцать лет старше Джиджи. Это был весьма искушенный мужчина, никогда не испытывавший недостатка в женском внимании и имевший на своем веку немало удовольствий по этой части. Сейчас же эта девочка лишила его покоя — девочка, с неподдельным рвением склоняющаяся над чертежами и жаждущая инструкций, отчего ее глаза сверкают под черным бархатом ресниц.

— Каждая каюта, — продолжал он, мысленно смирясь с тем, что эта соблазнительная красавица принадлежит Бену Уинтропу, — будет состоять из двух комнат с большим холлом, ванной, отделанной розовым мрамором, и встроенной гардеробной с небольшим сейфом для ценных вещей. Стены будут обшиты светлым деревом и парчой пастельного тона. Еще я широко использовал вертикальные зеркала, они будут зрительно расширять пространство и отражать море.

— А иллюминаторы? — спросила Джиджи.

— Иллюминаторы будут в каютах команды, но в апартаментах я предусмотрел окна во всю стену, на которые на ночь можно будет надвинуть светонепроницаемые жалюзи.

— А какой будет сама каюта?

— Вот смотрите: холл длиной пять футов, за ней — стенка, разделяющая комнаты. В спальне роскошное ложе, которое при желании можно трансформировать в две отдельные кровати, прикроватные тумбочки и у противоположной стенки — изящный туалетный столик. В гостиной будут установлены телевизор и видеомагнитофон — его можно будет выдвинуть из шкафчика нажатием кнопки на пульте; еще будет стенной бар, письменный стол и круглый стол, на котором будет удобно завтракать или, к примеру, играть в карты.

— А что, перегородка идет не до самого верха? — уточнила Джиджи, ткнув пальцем в чертеж.

— Совершенно верно. Она легко убирается, и каюта превращается в просторную гостиную, где может разместиться до тридцати приглашенных на вечеринку гостей. А потом можно опять сделать ее уютным гнездышком для двоих.

В этом уютном номере, подумалось ему, ее губы, мягкие и зовущие, будут жадно искать других губ для поцелуя; ее груди окажутся округлыми и манящими — как на некоторых старинных гравюрах, которые будоражили его воображение. Он вспомнил, сколько ей лет и сколько ему, и вздохнул.

— А что на других палубах, Ренцо? — нетерпеливо спросила Джиджи.

— Бутики и экскурсионное бюро, Грациелла Джованна. Наверху, на палубе «Зодиак», вы найдете все службы, какие обычно есть на пассажирском лайнере, — танцзал, несколько баров, казино, библиотека, оздоровительный центр, косметический салон, спортзал, конечно же, бассейн и солярий.

— Ренцо, а вот это что? — Джиджи ткнула в чертеж. — Что это за два пустых места на корме палубы «Зодиак»? Это основание труб?

— Да, так и есть. А позади них, собственно на корме, еще одна солнечная палуба.

— А что, если на судне будет пара вертолетов? — предложила Джиджи. — Можно было бы сажать вертолеты на эту палубу?

— Конечно, но вертолеты мы не планируем. Зачем?

— Я просто подумала…. Предположим, судно стоит в порту Лондона, а кому-то из модниц вздумалось посмотреть на показ новейшей коллекции сезона в Париже, вместо того чтобы осматривать Тауэр, тогда они могли бы на вертолете перелететь на материк, а к ужину вернуться. Разве не так? Или если встали на якорь в Пирее, то вместо того чтобы глотать дым в Акрополе, кто-то захочет совершить поездку на острова. Да мало ли для чего еще они могут понадобиться!

— Вы с Беном не обсуждали эту идею?

— Пока нет, но обязательно обсудим, раз вы говорите, что место для вертолетов есть.

«Я нашел бы место и для четырех вертолетов, если бы у тебя в сердце нашлось местечко для меня, — подумал Монтегардини. — Если бы ты приняла меня, отдала бы мне свои манящие прелести…» Он прикусил губу и снова подумал о Бене Уинтропе. Что за собственник, собственник во всем!

— Ренцо? Ренцо! А как вы думаете, нельзя ли урезать кусочек от танцевального зала — он слишком велик — и устроить костюмерную и гримерную?

— С какой целью?

— Для костюмированных балов! Я думаю, что надо будет устраивать балы-маскарады, это так романтично. Костюмы надо будет заранее закупить и развесить в костюмерной. Лучшего места для этого я не вижу.

— Я попробую, Грациелла Джованна, на этой стадии еще все возможно.

— О Ренцо, вы просто ангел! Ну, раз вы говорите, что все возможно, то не могли бы вы заодно уменьшить общий обеденный зал на самую малость и сделать специальный зальчик, где можно было бы поочередно устраивать тематические ужины — с китайской кухней, потом итальянской или французской? Можно было… отмечать в этом зале дни рождения, годовщины и другие торжественные поводы. Неплохая идея?

— Посмотрим, посмотрим, дорогая Джиджетта. Сделаю все, что смогу.

«До чего же ты хитра, очаровательная соблазнительница… Мне решительно необходимо выставить тебя за дверь, пока я совсем не потерял голову», — признался он самому себе.

Джиджи попросила отпечатать для нее чертежи в уменьшенном виде и несколько фотографий интерьера кают. Она согласовала с Беном право использовать эти материалы в специальном рекламном приложении к журналам «Дом и дача», «Архитектурный дайджест» и «Вог». Можно будет рассылать эти буклеты в те районы, где предположительно обитает большая часть потенциальных пассажиров «Эсмеральды». Последний раздел буклета должен включать одну-единственную строчку — информацию о том, что билеты на первый рейс уже распроданы.

— Вы не слишком самоуверенны, Грациелла Джованна? — Ренцо посмотрел на нее с сомнением.

— В первый рейс отправятся только приглашенные, — заверила его Джиджи, — прямиком из Венеции в Нью-Йорк. Разве вы смогли бы отказаться от такого предложения?

— Любое предложение, исходящее от вас, моя радость, я приму с радостью.

Джиджи с блокнотом и ручкой в руках сидела в кресле самолета, уносящего ее назад в Калифорнию, и надписывала открытку к подарку, который приготовила для Элеоноры Колонны ко дню ее шестидесятипятилетия. Годовщина должна была отмечаться на следующей неделе. На протяжении последнего года Джиджи много раз бывала в Сан-Франциско, где работала с дизайнерами «Индиго Сиз», и старалась быть в курсе всех новшеств фирмы, дабы и рекламная кампания не отставала от жизни. За это время ее дружеские отношения с главой клана сильно укрепились. Теперь Джиджи всякий раз останавливалась в гостевой комнате в доме у Элеоноры и знала всю ее большую и дружную семью.

За пять дней пребывания в Нью-Йорке Джиджи выкроила время, чтобы походить по тем местам, где обычно отыскивала что-нибудь интересное из старинного белья, — ей хотелось найти что-нибудь ручной работы, относящееся к тем временам, когда женщины знали толк в таких вещах и понимали, что и небольшой части приоткрытого тела достаточно, чтобы пробудить в мужчине влечение. Сейчас в коробке рядом с нею лежала настоящая находка — купальный костюм столетней давности, предназначенный для купания эмансипированной дамы, да и то лишь после того, как колокольчик разогнал с пляжа всех мужчин.

Костюм состоял из четырех предметов, первым из которых была очень широкая накидка в пол из белого полотна с оборками по подолу и завязками под двойным гофрированным воротником. Когда женщина шла по пляжу, ее купальник должен был быть целиком скрыт под этим облачением. Под накидкой на отважной купальщице было платьице до колен с широкой юбкой и панталоны из тонкой ткани, доходившие почти до середины икры и собранные под коленкой. Платье и панталончики были в темно-синюю с белым полоску с вышивкой контрастного цвета. Завершал ансамбль кокетливый головной убор — широкая вышитая лента.

«Городок Довиль долго не мог прийти в себя после появления загадочной итальянки, которая однажды утром вышла на пляж и сразу же завладела вниманием мужского населения. В считанные дни во всей Нормандии в продаже не осталось ни одной подзорной труды. Скоро пронесся слух, что ее имя — Элеонора. Но кто она — танцовщица или благородная дама голубых кровей ? Путем подкупа служанок удалось выяснить только одно: она обладает телом куртизанки, кожей младенца, лицом ангела и скромностью монахини. И ей только пятнадцать лет. Обезумев от страсти, два молодых аристократа через тех же служанок стали осыпать ее роскошными подарками. Единственное, о чем они просили, — было мимолетное свидание с Элеонорой по пути от пляжа к карете, которая всегда ожидала ее после купания. Но она вернула подарки без ответа. Молодые люди каждый день наблюдали за ней в подзорную трубу и были настолько сражены в самое сердце, что не могли думать ни о чем другом. Однажды, заплатив сумму, которой хватило бы для подкупа самого президента Франции, они уговорили служанок дать им свои платья и шляпки, чтобы можно было проникнуть к их госпоже. Элеонора не заметила ничего необычного и, выйдя на берег, направилась в кабинку для переодевания. Мокрая ткань облепила ее тело, при виде которого молодые люди лишились дара речи. Элеонора не могла понять, почему медлят служанки, и, боясь простудиться, решила раздеться самостоятельно. Молодые люди пали на колени, стыдясь содеянного. Каждый из них в один миг понял, что готов положить жизнь за право называться супругом этой божественной женщины. Пряча от раскаяния глаза, они раскрылись перед Элеонорой, а та спокойно ответила: „В таком случае не мог бы один из вас подать мне полотенце?“ В тот вечер Элеонора появилась в казино Довиля в обществе обоих аристократов. С царственным видом она обошла игорные залы, заставив стихнуть на время даже звук рулетки. Украшениями к ее скромному наряду служили оранжевые цветы в волосах, ибо для бриллиантов она была еще слишком юна. На следующий день Элеонора не появилась на пляже, исчез и один из молодых аристократов — тот, что первым подал ей полотенце. Из достоверных источников известно, что с той поры они жили счастливо, переехав в далекую Калифорнию, где Элеонора сразу же стала царицей общества. Младшая дочь Элеоноры стала матерью Элеоноры Колонны, другой красавицы, понимающей толк в мокром купальном костюме.

С любовью, Джиджи».

Довольная собой, Джиджи вложила открытку в коробку и перевязала подарок лентой. После этого она позвонила стюарду и попросила подать обед. У нее впереди было несколько часов полета — достаточно времени, чтобы надписать открытки к заготовленным для Саши с Вито «свадебному комплекту белья» из пяти предметов, отделанному викторианским кружевом, и стильному смокингу с бархатным воротником работы Шарве.

В понедельник Джиджи явилась в агентство в такую рань, что думала, будет в числе первых голодных посетителей кафетерия. Ночью она почти не спала от перевозбуждения, поглощенная планом рекламной кампании для «Эсмеральды Уинтропа». Она ломала голову над тем, как найти на солнечной палубе местечко столу для пинг-понга. Это был единственный вид спорта, который ей удавался и который, по мнению Джиджи, был доступен абсолютно всем — даже самому неспортивному человеку. После целого часа размышлений о турнире, который длился бы на протяжении всего круиза и завершался бы вручением оригинальных призов, ей пришло в голову, что стол может быть раскладным, и тогда для него вообще не нужно много места. На этом она успокоилась и провалилась в глубокий сон, но уже в шесть часов вскочила, будто у нее над ухом прозвучала пожарная сирена.

— Привет, Полли, — поздоровалась Джиджи с секретаршей, беря себе тарелку для бутербродов.

— Привет, путешественница. Как Нью-Йорк?

— Фантастика. А вы тут как?

— Скоро узнаешь. Виктория срочно хочет тебя видеть — велела мне прислать тебя, как только появишься.

— А она уже здесь?

— Сегодня все рано, — ответила Полли с видом человека, посвященного в какую-то тайну.

— Так вот почему бутербродов уже нет, — разочарованно протянула Джиджи, беря себе две булочки с корицей и наливая стакан горячего чая. С едой она направилась к себе в кабинет, который в этот момент был пуст — Лизы Леви, способной художницы, работавшей с ней в паре, на месте не оказалось. Джиджи решила, что ничто из того, что ей скажет Виктория, не может быть важнее завтрака. Дома она не поела, и теперь у нее слегка кружилась голова. Зазвонил телефон, и она, не успев прожевать, сняла трубку.

— Это Полли. Виктория спрашивает, идешь ты или нет.

— Да ты что? Я же не могу проглотить завтрак в одну минуту! Я чуть не подавилась!

— Бери еду и шагай к Виктории. Что-то ей нужно от тебя немедленно.

— Передай мисс Вики, что я приду сразу, как только закончу сеанс трансцендентальной медитации и дочитаю книжку. Если я нарушу ежедневный ритуал, то весь день пойдет наперекосяк.

— Джиджи, ну пожалуйста, сделай это для меня.

— Ну ладно. — «Если Виктория Фрост воображает, что ей удастся испортить мне утро, она ошибается», — думала Джиджи, шагая по коридору к просторному кабинету, где царствовала Виктория. — Ну? — спросила Джиджи, остановившись в дверях.

Арчи и Байрон тоже были здесь и казались чем-то взволнованными, а Виктория стояла у столика, на котором стоял поднос с аппетитными бутербродами.

— У меня что — день рождения? — с радостным изумлением воскликнула Джиджи.

— Небольшая торжественная встреча, — объяснил Арчи. — Можешь не верить, но нам тебя не хватало, вот мы и решили отметить твой приезд легким угощением. Считай, что это знак любви.

— Теперь понятно, чем вызвана спешка. — Джиджи повернулась к Виктории, однако если ее и мучило раскаяние за свои неблаговидные предположения, то лишь в самой малой степени. — Ну что ж, приступим.

— Это я придумал, — похвастал Байрон. — Арчи хотел купить торт, но я-то знаю, чего тебе хочется по утрам.

— Ты угадал, Байрон-третий, — отозвалась Джиджи, набрасываясь на еду. — А ты что предлагала, Виктория? — полюбопытствовала она.

— Я выступала за килограмм черной икры и ящик шампанского, но подчинилась большинству.

Джиджи показалось странным, что Виктория Фрост хотела отметить ее возвращение икрой и шампанским. Что-то здесь было не так.

— Расскажи, как прошла неделя, — попросил Арчи, закончив еду.

— Арчи, почему бы тебе сначала не рассказать Джиджи, как прошла неделя у нас? — спросила Виктория. Мало того, что она согласилась на этот нелепый завтрак, так еще ее хотят заставшъ выслушивать словоизлияния Джиджи об этом лайнере! С прошлого вторника она ждет не дождется момента, когда лицо Джиджи вытянется при сообщении о том, что в ее отсутствие агентство получило новый контракт на сто миллионов долларов. Таким образом «ФРБ» превратилось из новоиспеченной фирмы, куда ее некогда заманивали всеми силами как какого-то гения, в крупную компанию, в которой она теперь будет не более чем одним из многих работников, хотя и весьма ценных.

Байрон и Арчи раздули целое дело из ее возвращения. Несмотря на все усилия Виктории, ей не удалось их отговорить, они продолжали чувствовать какие-то угрызения по поводу того, что контракт с «Магазином грез» был заключен в ее отсутствие. Арчи даже предложил было назначить Джиджи главой художественного совета, но Виктория решительно отвергла эту идею.

— Мы поговорим о новой должности, когда Джиджи придет просить прибавки к жалованью, — заявила Виктория и ни на йоту не отступила от своих позиций.

Несомненно, что со временем малышку Орсини надо будет вознаградить, но торопиться с этим совсем ни к чему, она и так задирает нос. Пора вернуть ее с небес на землю.

— Виктория, скажи ей сама! — возразил Арчи. — Это ведь твое детище, а не мое.

— Мне все равно, кто из вас и что мне расскажет, — сказала Джиджи, — только давайте перейдем к делу. А то у меня много новостей, касающихся «Эсмеральды».

— Джиджи, ты с нами уже почти год, — начала Виктория, как обычно беря на себя роль лидера. — Ты зарекомендовала себя как талантливый копирайтер, кроме того, у тебя есть деловая хватка. Когда ты настаивала на том, чтобы мы не сотрудничали с «Магазином грез», мы хорошо понимали, что ты опасаешься обвинении в кумовстве и протекционизме. Однако…

— «Однако»? — перебила Джиджи. — Мне это слово что-то не нравится. Теперь ясно, откуда икра и шампанское.

— Однако, — нимало не смутясь, продолжала Виктория, — ты, несомненно, понимаешь, что это была просто прихоть, которую я бы назвала проявлением непрофессионализма, причем не совсем безобидным для фирмы.

— Ты хочешь сказать, Виктория, что я — дилетант?

— Как раз наоборот. Ты была дилетантом, когда пришла сюда, но сейчас ты стала асом рекламного дела. — Виктория широко улыбнулась, как бы давая понять, что они понимают друг друга гораздо лучше, чем это может казаться со стороны. — На прошлой неделе я встречалась со Спайдером Эллиотом и убедилась, что он давно недоволен работой «Руссо и Руссо». Так вот, он прямо-таки ухватился за предложение доверить свою рекламную кампанию нам. Он даже отказался от обычного в таких случаях конкурса.

— Почему ты не согласовала этот вопрос со мной, прежде чем говорить со Спайдером? Ты ведь могла мне позвонить в Нью-Йорк! — с жаром воскликнула Джиджи.

— Не согласовала? Джиджи, ты должна понимать, что руководство не обязано испрашивать твоего соизволения на заключение того или иного контракта. Это же очевидная вещь.

— Когда это произошло? — Щеки Джиджи пылали от гнева.

— Примерно неделю назад — какая разница?

— Неделю? Ты, значит, решила, что пройдет неделя, и тогда… — Джиджи была так растеряна, что не знала, что сказать.

— Нет сомнения, что Эллиоты заинтересованы в нашем сотрудничестве. Они не позвонили тебе, потому что ты взрослая девочка и нет нужды с тобой нянчиться.

— Теперь мне понятно, Виктория, почему тебе не даются тексты — у тебя просто дар находить обидные слова, — огрызнулась Джиджи.

Виктория пропустила ее замечание мимо ушей.

— Ты будешь работать в паре с Байроном, — теряя терпение, заявила она. — Ну, почему ты не хочешь признать, что напрасно мешала нам получить контракт с «Магазином грез», который нуждается в нем не меньше, чем мы?

— Благодарю за завтрак, — сказала Джиджи, — но не было необходимости подслащать пилюлю.

Она стремительно направилась к двери, стараясь не глядеть на самодовольные физиономии этих предателей — Арчи и Байрона. Она считала их верными ребятами, но, как видно, ошибалась. Она была поражена и глубоко разочарована тем, что они что-то провернули за ее спиной и вступили в сговор с Викторией. Если Виктория вправду считает ее профессионалом, она должна была бы посоветоваться с ней, как лучше вести дело с «Магазином грез», а не обстряпывать его в ее отсутствие. Если бы она так поступила, Джиджи пришлось бы признать, что контракт — в интересах агентства.

— Есть еще новости, Джиджи. Не спеши убегать, — быстро добавила Виктория.

— Какие же? — Джиджи обернулась.

— Потрясающие новости! Ты не поверишь! — не мог скрыть торжества Арчи. — Нас пригласили в «Бич-Кэжуалс»!

— Вот это да! — Джиджи онемела. Теперь она была хорошо знакома с организацией отдыха на воде, и ей было ясно, что последует за этим контрактом.

— Это правда! — воскликнул Арчи. — Девяносто миллионов в год!

— Господи… это здорово… только…

— Только — что? — спросил Байрон. — Какие могут быть оговорки, когда речь идет о девяноста миллионах долларов!

— Это означает, что от «Индиго Сиз» придется отказаться.

— Господи, Джиджи, стоит ли об этом печалиться? — рассмеялся Байрон.

— Но ведь отказаться придется!

— Конечно, — согласился Арчи. — Мы уже отказались.

— Но самое невероятное заключается в том, что разговор об обоих контрактах — и с «Магазином грез», и с «Бич-Кэжуалс» — состоялся в один день! Мы так обалдели от счастья, что напились прямо здесь! — сообщил Байрон. — Жаль, что тебя не было.

— Ну, вы-то ведь были, — спокойно ответила Джиджи, глядя в их сияющие лица. — И как восприняли это известие братья Коллинзы?

— Ну, с этим я справилась без труда, — самодовольно заявила Виктория.

— А они не спросили, в курсе ли я?

— Я сказала, что тебя нет в городе. Уверена, Коллинзы меня поняли, ведь они деловые люди, как мы все.

— Не все, — медленно возразила Джиджи. — Меня можешь не считать.

— О чем ты? — изумился Арчи. — Что ты хочешь этим сказать?

— Я только что поняла, Арчи, что не создана для рекламного бизнеса. И я не стала профессионалом, хотя вы только что это признали. Я…

— Говорил я тебе, Виктория, она расстроится… — пробормотал Арчи.

— Дело не в каталоге, Арчи, дело в двуличии. Вы с Байроном нарушили обещание, которое давали мне еще до того, как я согласилась работать с вами, и нарушили вы его только потому, что перед вами замаячил выгодный договор, которым вы не хотели рисковать — вдруг бы я отказалась?

— Подожди, идея принадлежала Виктории, а не…

— Сейчас неважно, кто это придумал, вы все оказались заодно и целую неделю держали меня в неведении, а потом вообразили, что меня можно умаслить красной рыбой и лестью.

— Так вот в чем проблема — мы не подключили тебя к переговорам, — протянул Арчи.

— Мое самолюбие тут ни при чем, Арчи, я говорю о том, что в принципе не гожусь для рекламного дела. Законы вашего бизнеса таковы, что при виде крупной рыбы вы должны вышвырнуть всю мелочь из аквариума. Я же привязываюсь как раз к мелкой рыбешке, я прикипаю к людям, которые со мной обращаются по-человечески, как Элеонора Колонна и ее сыновья, и я горжусь тем, как мы наладили дело с «Индиго Сиз». И я знаю. что они в меня верят… А вы это все разрушили. Вы ведь знали про мои близкие отношения с этим семейством! Я понимаю, что от их контракта вы должны были отказаться, но почему вы даже не дали мне возможности все им объяснить?

— Это смешно! — вышла из себя Виктория. — Ты не член руководства.

— Это не смешно, и ты это понимаешь. Твое деление сотрудников на руководящих и творческих абсолютно искусственно, тебе так удобнее удерживать власть. Неужели ты думаешь, что я могу бросить все силы на творческую часть работы, а потом уповать на твою милость в надежде на то, что ты соизволишь принять устраивающее меня решение?

— Именно это имеет место в нашем агентстве! — рявкнула Виктория. — И тебе оно не принадлежит!

— Поэтому я и ухожу, мисс Вики. Меня не устраивают порядки, которые царят в этом бизнесе — или, может, в данном конкретном агентстве? Можно не утруждать себя и не присылать мне на память фирменную кружку с моей фамилией.

Джиджи вышла из кабинета и, не задерживаясь, покинула здание.

— Итак, моя малышка осталась без работы, — сказал Вито, ласково поглаживая руку Джиджи. Они с Сашей принимали ее за ужином в тот же вечер.

— Да, похоже на то, — ответила Джиджи с непринужденной улыбкой. — Не удивлюсь, если скоро буду нянчить Нелли.

— Только скажи, и я сейчас же рассчитаю няньку, — улыбнулась Саша.

— На твоем месте я бы не торопилась, — посоветовала Джиджи. — Я сбежала из торговли и рекламного бизнеса, но возиться с детьми, боюсь, не моя стихия. Что угодно, только не это. Но все равно спасибо за заботу.

— А режиссура тебя не привлекает? — поинтересовался Вито.

Джиджи фыркнула: в Голливуде, наверное, не было человека, не мечтавшего бы снимать кино.

— Я мог бы найти тебе применение, — сказал Вито полушутя.

— А что, у тебя проблемы с твоим нынешним режиссером? — спросила Джиджи, отметив про себя, что все еще избегает произносить имя Зака вслух.

— С ним происходит что-то неладное, — пожал плечами Вито, — не могу понять, в чем дело. «Долгий уик-энд» написан как черная комедия о жизни Голливуда, и многие персонажи отнюдь не внушают симпатий — ты знаешь, как это бывает у киношников.

— Вроде тебя, что ли? — спросила Джиджи невинным тоном, наслаждаясь атмосферой счастья, которая окружала эту пару.

— Не смейся, это режиссеры нас такими делают. Но в нашем случае исходный черный юмор превращается в легкую иронию, а то, что задумывалось как ирония, становится просто-таки романтичным. Пару раз Зак даже скатывался на сентиментальность… настоящие любовные переживания… Я попробовал на него повлиять, а он говорит, что ставит так, как чувствует. Боже упаси от этих режиссеров! Кто его просит чувствовать?

— Нельзя ли переменить тему? — проворчала Саша. — В конце концов, он мой брат. Теперь я знаю, почему обычно советуют не вести дела с родственниками. Давайте лучше поговорим о Бене Уинтропе, нашем миллиардере.

— Джиджи, — сказал Вито, — идея «Волшебного чердака» и «Уинтроп-Лайн» принадлежит именно тебе. Это значит, что ты по меньшей мере имеешь право голоса в вопросе выбора рекламного агентства. Ведь ты не захочешь оставлять эти контракты за «ФРБ» после того, что они с тобой сделали?

— Не стану я лишать их этих контрактов, — покачала головой Джиджи. — Для меня нет ничего проще, чем отговорить Бена, но чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что проблема намного шире, чем вопрос участия «ФРБ» в рекламе проектов Уинтропа.

— Да что может быть важнее? — с недоумением уставился на нее Вито.

— Как ни странно, для меня гораздо важней сам факт, что это я добыла для них эти контракты. И я не хочу просить Бена расторгать их ради меня.

— Но почему? — Саша тоже непонимающе смотрела на нее.

— Я не хочу… не хочу быть ему обязанной. Стоит мне его попросить, и он это сделает в один миг, но тогда я… о черт, как мне вам объяснить? Тогда я буду от него зависеть — еще больше, чем теперь.

— Погоди, — сказал Вито. — Эти контракты зависят от тебя, но если ты посоветуешь отдать их другому агентству, то попадешь в зависимость к Бену Уинтропу из-за того, что употребила свое влияние? Правильно я тебя понял?

— Абсолютно правильно.

— Дорогой, твоя дочь пытается нам объяснить, что деньги на рекламу компании Бена Уинтропа дает сам Бен Уинтроп, и она не хочет влиять на него в этом вопросе.

— Но Джиджи не была такой щепетильной, когда уговаривала его вложить деньги в корабли и торговлю! — запротестовал Вито.

— Но, папа, я только предложила ему, дала ему идею, а у него было право принять ее или отвергнуть. Раз он принял именно такое решение, значит, мое агентство заслужило этот контракт, но я на него не давила.

— Гм-м. — Вито призадумался. — Иными словами, ты не собираешься за него замуж? Ты не намерена становиться женой клиента. В противном случае ты расторгла бы эти контракты с такой быстротой, что Виктория Фрост и глазом бы не успела моргнуть.

— Саша, ну как ты все это терпишь? — рассмеялась Джиджи, но спорить с отцом не стала.

— Со временем привыкаешь. Джиджи, а ты уверена, что не хочешь выходить за Бена? И ты позволишь уплыть мужчине, у которого есть все?

— Я иногда пытаюсь представить себе, как буду выглядеть лет через пять-десять в роли жены Бена, но ничего не получается, — призналась Джиджи. — Воображение не срабатывает…

— А мое срабатывает! — воскликнула Саша. — И я легко могу себе представить, какое блестящее будущее тебя ждет с Беном — кругосветные путешествия, выходы в свет, — хочешь, поделюсь своим воображением?

— А ты, когда познакомилась с отцом, разве представляла себя в роли его жены?

— Это нечестно! Ты знаешь, о чем думают первым делом все незамужние женщины при знакомстве с очередным мужчиной: Он или не Он? Стала бы я с ним спать, если бы он мне не понравился!

— Саша! — не отставала Джиджи. — Отвечай на мой вопрос!

— С той минуты, как Зак представил нас друг другу, я имела твердое намерение стать его женой.

— У меня другой случай.

— Саша, — вмешался Вито, — Джиджи пытается объяснить тебе, что еще ничего не решено. Но не торопись ставить на ней крест, может, доживешь до того дня, когда тоже прокатишься в самолете Уинтропа. Признайся — ведь ты из-за этого неравнодушна к этому парню? Что лишний раз подтверждает тот факт — мужчины знают, что делают: путь к сердцу женщины лежит через средство передвижения. Если у тебя есть самолет и лимузин, никого не волнуют ни твоя физиономия, ни характер, все женщины — у твоих ног.

— А яхта? — спросила Джиджи. — Или пассажирский теплоход с вертолетом на борту?

— Тоже не помешает, — в тон ей отозвался Вито. — Главное, чтобы не парусная шлюпка. Это все может испортить. Средство передвижения должно быть с мотором.

— Честно говоря, Саша, — сказал Вито, укладываясь в постель, — я не понимаю, что происходит с твоим братцем и моей дочерью: на обоих вдруг накатили сентиментальность, утонченные чувства… Уж эта мне молодежь — они слишком ранимы для грубой действительности.

Саша засмеялась.

— Я сказал что-то смешное?

— Ты забыл? Зак мой старший брат.

— Всегда об этом забываю. Готов биться об заклад, что ты-то уж ни за что бы не оставила эти контракты Виктории Фрост.

— Да я бы оставила ее без гроша и глазом не моргнула, — кивнула Саша. — Послушай, милый, а что в самом деле творится с Заком? Я не стала расспрашивать тебя при Джиджи, но мне надо знать.

— Понять не могу. Будь на его месте другой режиссер, я бы сказал, что он себя исчерпал, что он лишился творческого вдохновения и халтурит либо что его одолела звездная болезнь. К Заку не подходит ни то, ни другое, ни третье, он настоящий профессионал, но нынешний материал требует постоянной остроты, а он то и дело промахивается. Я столько времени провожу на площадке, пытаясь что-то исправить, но безрезультатно.

— А может, у него это возрастное?

— Не рано ли?

— У всех бывает по-разному. — В голосе Саши звучала неподдельная озабоченность.

— Он больше похож на безнадежно влюбленного юношу. Но ни то, ни другое не соответствует действительности, ведь у него уже несколько месяцев никого нет… насколько я знаю.

— Какой кошмар! — Саша в ужасе села. — Ты хочешь сказать, что у него депрессия?

— Уж, во всяком случае, особого счастья на его лице не заметно. Вместо того чтобы в обеденный перерыв идти со мной перекусить, он сидит с Эльзой Уорти и слушает историю ее жизни. Сорок лет назад это была настоящая звезда, и кое-что от былого огня в ней еще осталось… Так вот, она изо дня в день рассказывает Заку свою жизнь — страдания, нищета, совсем как в мыльной опере. Не думаешь же ты, что он увлечен ею?

— На него это не похоже, — произнесла Саша, тревожась все сильней.

— И потом. Он стал очень рассеян. Представляешь, вчера помрежу пришлось ему сказать, что он снимает финальную сцену уже во второй раз! И это не первый случай. Я не могу уйти со съемочной площадки и на несколько минут.

— Почему ты мне раньше ничего не говорил? — возмутилась Саша.

— Не хотел тебя тревожить, дорогая. Терпеть не могу тащить в дом служебные проблемы, но твой брат беспокоит меня. В пятницу, когда Зак звонил матери…

— Когда — что?

— Когда Зак звонил матери, как послушный сын, — он это делает пару раз в неделю…

— О господи, Вито! Дело плохо. Звонок матери — это последнее средство для нас обоих. Мы звоним матери только тогда, когда не хочется жить! О господи, да ты понимаешь, от чего ты пытался меня уберечь? И когда же ты собирался наконец мне рассказать о Заке? После того, как он пустит себе пулю в лоб?

— Саша, ты слишком преувеличиваешь, — терпеливо ответил Вито.

— Да нет же! Зак в глубочайшей депрессии!

— Вообще-то он уже давно сам на себя не похож, — задумчиво сказал Вито. — Десять месяцев назад я ездил в Кейлиспелл, и эти… изменения… уже проявлялись. Тогда это не сказывалось на работе, и я не стал придавать значения, а может, я тогда был слишком занят финансовыми проблемами и потому толком не заметил… нет, ты права, у него действительно депрессия.

— Десять месяцев? — переспросила Саша. — А я-то, я-то! Погрузилась в свои проблемы с Джошем, в этот дурацкий развод, а с родным братом даже не нашла времени пообщаться! Что ж, мы знаем, какую мерзкую, подлую сучку надо за все это благодарить.

— Да? Это кого же? — изумился Вито.

— Твою крошку Джиджи, вот кого!

— Эй, не бросайся такими словами! «Мерзкая, подлая сучка»!

— Прости, дорогой, но это так! И чем она теперь занимается, эта жестокая и коварная девица? Играет чувствами Бена Уинтропа. Теперь абсолютно ясно, что он ей нужен лишь как очередная добыча — чтобы скальп привесить к поясу. А бедняга Дэви Мелвилл! Его она затрахала до того, что парень ушел с работы!

— Погоди! Остановись! Джиджи все это время крутит романы один за другим, что для нее вовсе не характерно. Зак же, напротив, ни с кем не трахается, что для него тоже не характерно, следовательно…

— Интересно у тебя получается: твоя дочь «крутит романы», а мой брат обязательно «трахается»!

— Не перебивай меня, Саша, дослушай до конца. Джиджи и Зак все еще любят друг друга!

Саша не могла с ним не согласиться.

— Никогда себе не прощу, что не разобралась, в чем тут дело, раньше тебя, — с досадой произнесла она.

— И что будем делать?

— Исправлять положение, что же еще? — В голосе Саши зазвучала знакомая уверенность в собственных силах.

— Но каким образом? Ведь это длится уже почти год.

— Тем лучше. Если за год они не разлюбили друг друга, значит, это серьезно. — Саша прикрыла глаза и сосредоточилась. — Давай не будем ничего изобретать, а поступим самым традиционным образом.

— Завезем их на необитаемый остров и бросим там на неделю?

— Ах, дорогой, ты рассуждаешь, как настоящий мальчишка. Мы ничего не станем делать. Ты только намекнешь Заку, что Джиджи все еще его любит, а я намекну Джиджи, что Зак в нее по-прежнему влюблен. Только не в лоб! Не забывай: они не глупее нас с тобой.

— «Много шума из ничего»? Все по Шекспиру? Вот уж не думал, что это все еще срабатывает!

— Это срабатывало за десять тысяч лет до Шекспира и будет срабатывать, даже когда мы обживем Марс.

— А что, если с Джиджи и Заком этот номер не пройдет?

— Тогда и будем думать. Иначе мне придется позвонить маме и просить ее вмешаться.