Любовники

8

Была пятница. Зак Невски и его продюсер Роджер Роуэн провели в Кейлиспелле, штат Монтана, уже семь недель — половину срока, отпущенного на съемку. Их штаб-квартира находилась в «Аутлоу-Инн», крупнейшем местном мотеле. Когда в конце дня стемнело и съемки закончились, Зак и Роуэн вернулись в свои удобные, хорошо натопленные номера. Стоял февраль, на улице было минус двадцать три, и мерзнуть никому не хотелось.

Кейлиспелл — процветающий городок, в котором проживало около тринадцати тысяч человек, — состоял из домов викторианского стиля, тенистых улиц и съемочной площадки, построенной в пятидесятых годах, включая павильон из двадцати шести комнат. В 1980-м здесь снимали «Ворота в небо». Городок заработал на этом миллионы, одновременно став символом финансовой катастрофы и конца карьеры режиссера Саймино. Однако автор «Хроник» сделал местом действия романа именно Кейлиспелл, поэтому фильм можно было снимать только здесь.

— Кто сказал, что великий актер непременно вшивый муж, а великая актриса — сам дьявол? — спросил Зак, садясь за письменный стол.

— Джордж Бернард Шоу? — предположил Роуэн. — Хотя он вряд ли воспользовался бы эпитетом «вшивый». Тогда кто? Билли Уайддер? Хичкок? Нет? Ладно, сдаюсь. Как обычно.

— У. С. Фиддс, — сказал Зак. — Он умер задолго до того, как Мелани Адаме стала первой кинозвездой планеты Земля. Этот человек был великим пророком.

— Пророком? Черта с два. Просто у него был большой опыт. Филдс работал со многими великими актрисами своего времени. С тех пор ничто не изменилось.

— Кто проклял нас и взял ее в картину?

— Ты сам настоял на ней, — с терпеливой скукой ответил Роуэн. — Я согласился, студия согласилась, автор согласился, публика готова на нее молиться, а ее рыночная стоимость…

— Родж, вопрос был чисто риторический. Когда я думаю о том, как тяжело с ней работать, о тысяче и одном требовании, которые предъявили ее агенты…

— Зак, взгляни на это дело с другой стороны. Играет она блестяще. Ты на такое и не надеялся.

«Режиссеры всегда грызутся со звездами. Как оперные примадонны», — устало подумал пожилой Продюсер. Он ненавидел как режиссеров, так и актеров. Если бы можно было снимать фильмы без тех и других, Роуэн был бы самым счастливым человеком на свете.

Он пригласил Зака Невски, потому что тот не страдал манией величия, как девяносто восемь процентов современных режиссеров. В последнее время — а Роджер Роуэн был продюсером уже больше пятнадцати лет — режиссеры получили больше власти, чем когда бы то ни было, и это превращало их в тиранов. Кроме того, у Зака Невски была репутация человека, который способен снять фильм вовремя и не вьшезая за рамки бюджета. Одного этого было бы достаточно, чтобы отдать ему пальму первенства. Он был спокоен, разумен и умел держать удар. А то, что он днем и ночью спрашивал, кто автор той или иной никому не известной цитаты — что ж… За все надо платить.

— Разве я стал бы бороться за актрису, которая никуда не годится? — спросил Зак. — Нет, Роджер, я реалист. За исключением нескольких редких благородных личностей, все актрисы ранга Мелани больны нарциссизмом. Они чрезвычайно упрямы, отвратительно жадны, сварливы, совершенно непредсказуемы и обожают плести интриги. Но то, что она трахается со светотехниками, — полный бред. Тебе не кажется, что Мелани перегибает палку? В конце концов, она у всех на виду и должна заботиться о своем положении в обществе.

— Моя жена говорит, что все это легко объяснимо.

— Что она имеет в виду? — заинтересовался Зак.

Норма Роуэн была одной из тех не обремененных детьми жен, которые считали своим священным долгом сопровождать мужей на съемки, одновременно заботясь об их нуждах и предотвращая попытки повеселиться на стороне. В этом и таился секрет продолжительности подобных браков.

— Норма говорит, что в страсти артисток к «синим воротничкам» нет ничего необычного. В отличие от актеров, работяги не считают себя пупом земли, а потому ценят любой оказанный им знак внимания. Кроме того, они очень неплохи в постели. Это здоровые, крепкие ребята, привыкшие к физическому труду. Норма могла бы рассказать тебе о съемках одного моего фильма, во время которых звезда перетрахала всех монтировщиков декораций, помрежей, осветителей, операторов и четырех шоферов. После этого она до самого конца карьеры — а карьера у нее была долгая и успешная — была почетным членом профсоюза. Ублаженная звезда — это не так уж плохо. Конечно, если ее ублажают не алкоголем… А что ты так расстраиваешься? У тебя были на Мелани другие виды?

— Родж, мое первое правило гласит: никогда не трахать звезд. Нет, меня тревожит, что она может натравить ребят друг на друга. Аллен Хенрик уже работал со мной. Он серьезный малый, с женой и детьми, головы не потеряет и не позволит вертеть собой. Но Сид Уайт — молод, непредсказуем, агрессивен и страстен. От него можно ожидать чего угодно.

— Зак, работягу можно заменить, но если мы отошлем Сида в Лос-Анджелес, Мелани обидится и в пику нам найдет кого-нибудь другого, — возразил Роджер Роуэн. — Кроме того, мы взяли Сида по рекомендации Лу Кейвона, а с ним ссориться не стоит. Он не просто лучший из лучших и ангел-хранитель этого фильма, но и большая сила в Лос-Анджелесе, один из руководителей профсоюза. И если он замолвил словечко за младшего братишку своей жены, нам лучше не трогать парня.

— Не знаю, — покачал головой Зак. — Думаю, от Сида следует избавиться, чего бы это ни стоило. Я следил за ним всю неделю, словно у меня нет других забот. Так вот, он безумно влюблен в Мелани. Настоящая любовь с большой буквы. Да, в стиле Ромео и Джульетты, и можешь посмотреть на меня таким циничным взглядом. В чем, в чем, а в страстной любви я разбираюсь. Недаром я столько лет ставил Шекспира. Сид ревнует Мелани к Аллену, бешено ревнует, а Мелани не только не пытается успокоить его, но делает все, чтобы раздуть пламя. Кажется, до сих пор о происходящем знают лишь несколько членов съемочной группы, но лишь потому, что для представителей прессы здесь чертовски холодно.

— Зак, — неохотно сказал Роджер, — я вот что надумал… Давай попросим Уэллса Коупа поговорить с ней. За семь лет он должен был научиться иметь дело с этой женщиной. Мне ужасно не хочется доставлять ему такое удовольствие, но, может, стоит попробовать?

— Родж, я никогда на это не пойду, — ответил Зак. — Как только я обращусь к другому человеку за советом, что делать с Мелани, фильму конец. Нет, я сам поговорю с ней, не откладывая дело в долгий ящик. Завтра у нас съемка, в воскресенье у Мелани выходной, поэтому мы потолкуем сегодня вечером.

— Послушай, я уважаю твою точку зрения, — не сдавался Роджер, — но когда мы решили снимать картину в Кейлиспелле, ко мне подходили десятки людей и спрашивали, какого черта нам понадобилось возвращаться туда, где произошла катастрофа с «Воротами в небо». Я объяснял, что это стало для нас уроком, как не надо снимать фильмы, и до сих пор нам удавалось избегать ссор с «Юнайтед артисте», которые погубили Саймино. Я сижу здесь неотлучно, а рядом с Саймино не было крепкого продюсера. Черт побери, как только начались съемки, капитаном на корабле стал ты, а все остальные, включая меня, превратились в пассажиров, но ты уверен, что прав? Мелани Адаме привыкла к деликатному обращению.

— Родж, она всего лишь актриса. Самая дорогая, самая знаменитая, самая красивая актриса в мире, но тем не менее актриса.

Зак покачал головой. Все продюсеры были осторожны и туповаты. Роуэн был опытным профессионалом, но он родился циником и не знал, что такое подлинная страсть. Для него, как и для работников студии, картина была всего лишь продуктом. Роуэн был любимчиком нового начальства студии. «Тем больше поводов для подозрений, — подумал Зак. — Если бы с артистами работал только режиссер, без вмешательства продюсера и студии, на свете не было бы человека счастливее меня».

— Актриса, — сказал он, возвращаясь к теме разговора, — это женщина, обладающая определенным психическим складом, талантом и неординарной внешностью. Можешь называть ее выдающейся личностью, умеющей таинственным образом доводить публику до экстаза, но ни за что — ни за что! — не позволяй ей одержать над тобой верх. Я никогда не забываю, что они всего лишь женщины. Командовать актерами — моя профессия. Именно поэтому ты меня и нанял. За прошедшее время ты должен был убедиться, что я чертовски хороший укротитель кинозвезд.

— Тебе следовало остаться в театре, — проворчал Роджер. — Рабочие сцены, как правило, гораздо старше членов съемочных групп и не причиняют таких хлопот.

— Ты прав, Родж, делать фильм сложнее, чем я ожидал. И все же кино — это тебе не бейсбол. До настоящего шоу ему далеко.

— «Шоу», — саркастически повторил Роджер. — Бюджет в двадцать пять миллионов, сценарий по книге, получившей Пулитцеровскую премию и имевшей огромный коммерческий успех, массовка из двухсот пятидесяти местных жителей, две голливудские суперзвезды… а режиссер и продюсер сидят и думают, что делать с мисс Адаме и ее политикой «открытых дверей». Наверно, мне следовало стать продюсером вестерна, где нет никакой любви, кроме шашней с девицами из салуна, на которых всем наплевать. Вот дерьмо!

«Знаю ли я о Мелани Адаме нечто такое, что могло бы помочь в разговоре с нею?» — подумал Зак Невски, когда Роджер ушел. Убедить или запугать эту женщину, которая стала международной кинозвездой с первой своей картины, снятой семь лет назад, будет нелегко, и он будет дураком, если не воспользуется для этого всеми средствами, имеющимися в его распоряжении.

Зак знал, что в 1976-м девятнадцатилетняя Мелани Адаме приехала из Луисвилла в Нью-Йорк и работала моделью у Спайдера Эллиота. Вскоре после этого девушка познакомилась с Уэллсом Коупом, и тот стал продюсером ее первого фильма. Этот очень богатый и независимый продюсер считался одним из самых процветающих представителей кинобизнеса, но после открытия Мелани Адаме его карьера достигла заоблачных высот.

Второй фильм Мелани, называвшийся «Легенда», стал для нее суровым испытанием. Девушка оказалась с характером, а ее красота и талант полностью соответствовали трудностям роли.

После этого Мелани Адаме снялась еще в трех фильмах, каждый из которых пользовался большим успехом, чем предыдущий. Продюсером этих картин неизменно оставался Уэллс Коуп, которому теперь было под пятьдесят. Это был спокойный, очень скрытный и поразительно умный человек, умевший держаться вдалеке от суеты и шумихи. Он уже не один год работал в Голливуде, знал здешнюю публику как облупленную, но никогда не становился членом этого клана.

Характера отношений Коупа с Мелани не могли понять даже те, кто по роду деятельности должен был разбираться в подобных вещах. Ни один журналист не проник в эту тайну. Они никогда не состояли в браке — ни друг с другом, ни с кем-нибудь иным; никто не знал наверняка, состоят ли они в любовной связи. Однако, согласно благородной традиции, Уэллс был импресарио Мелани — то есть человеком, руководившим каждым ее шагом. Участие в «Хрониках», где Мелани должна была играть главную и единственную женскую роль, было ее первым самостоятельным решением, принятым сразу после окончания срока договора с Коупом.

«Спайдер Эллиот!» — подумал Зак. Спайдер мог кое-что знать о Мелани Адаме, а в таком деликатном деле пригодится любая информация. Зак посмотрел на часы и попросил секретаршу соединить его с «Новым магазином грез», пытаясь не вспоминать, сколько раз он сам звонил туда Джиджи.

— Привет, Спайдер, это Зак Невски.

— Зак! Как поживаешь? Как Монтана? Рассказывай!

— Я в порядке, Монтана великолепна, но «Хроники» следовало снимать летом. Я только здесь узнал, что такое ледяной ветер. Живя в Нью-Йорке, я думал, что Монтана — это Дикий Запад, а выяснилось, что это почти Канада. Сугробы здесь высотой в два моих роста. Но обо мне хватит. Как поживают Билли и близнецы?

— Спасибо, все замечательно. Как идут съемки?

— В сроки почти укладываемся, в бюджет тоже, отснятый материал вполне приличный, но есть одна вещь, о которой я хотел с тобой поговорить.

— Валяй.

— Ты знаешь, что в картине снимается Мелани Адаме?

— Господи, Зак, кто же этого не знает?

— С ней нет никакого сладу. Естественно, она привыкла, чтобы все было по ее. Уэллс Коуп ее разбаловал. Вот и решил попросить у тебя совета. Ты знаешь ее давно. Нет ли у тебя слов, которые могли бы на нее подействовать?

— Слов? Зак, ты обратился не по адресу. Я понятия не имею, как управляться с Мелани Адаме. Я с радостью помог бы, но общение с этой девицей — не сахар. Я не виделся и не разговаривал с ней лет шесть, со времени выхода ее первого фильма.

— Спайдер, мне доводилось слышать, что ты мужчина, который знает о женщинах все.

— Это сильно преувеличено. Даже самый умный мужчина на свете знает о женщинах лишь малую часть. Моя репутация основана только на понимании этого факта. Как бы там ни было, я никогда не мог понять, чем дышит Мелани. Она ни на кого не похожа.

— Но ведь именно твои фотографии привлекли к ней внимание Голливуда, — возразил Зак.

— Зак, я знал, как ее сфотографировать, вот и все. Это было нетрудно. Я включал лампы и нажимал на затвор, а все остальное делало ее лицо. Снять ее плохо было просто невозможно. Слушай-ка, я кое-что вспомнил. Еще до знакомства с Мелани Вэлентайн увидела ее снимки и сказала мне, что эта девушка должна быть пустой внутри. А после знакомства решила, что Мелани очень грустная. Вэлентайн жалела ее. Бог знает почему, потому что Мелани ей не нравилась. Зак, вот тебе слова женщины, которую никогда не обманывал инстинкт. «Пустая» и «грустная». Дай бог, чтобы тебе это помогло.

— Поможет, Спайдер. Спасибо тебе. Огромное спасибо.

— Ты у нас всегда желанный гость. Жаль, что не могу сказать тебе ничего более утешительного.

— Большой привет Билли. И поцелуй за меня ребятишек.

— Конечно. Держись, дружище, все наладится. И смотри не замерзни. Счастливо.

Когда Зак Невски положил трубку, он знал еще две вещи, о которых Спайдер и не заикнулся. Во-первых, когда-то Спайдер был отчаянно влюблен в Мелани Адаме; об этом можно было догадаться по его голосу. Во-вторых, Спайдер знал, что между Заком и Джиджи все кончено. Он ни разу не упомянул ее имя… в доме повешенного не говорят о веревке. «А какого дьявола ты ждал?» — спросил себя Зак. Что Джиджи никому не расскажет, что выгнала его, что она будет несколько месяцев делать вид, будто все в порядке, потому что… почему, черт побери? Что кончено, то кончено. О господи, как тяжело ничего не знать о ней! Заку отчаянно хотелось спросить: «Как там Джиджи?», но он не доверял собственному голосу. Если бы телефону можно было прочитать мысли Спайдера… Впрочем, вполне возможно, что сам Спайдер его мысли прочитал.

Спайдер опустил трубку и уставился в окно. Звонок Зака всколыхнул в нем воспоминания. За семь лет блестящей карьеры Мелани он не видел ни одного фильма с ее участием. Она внезапно исчезла, причинив Спайдеру нестерпимую боль и оставив в свое оправдание глупое, лживое письмо. Мелани была его первой любовью, первой настоящей любовью. С тех пор много воды утекло, но он так и не избавился от горечи, как всякий человек, первая любовь которого оказалась осмеянной и растоптанной. Только Вэлентайн сумела вывести Спайдера из депрессии, в которую он впал после ухода Мелани.

Он вычеркнул Мелани из своей жизни, а потом полюбил Вэлентайн. Это была совсем другая любовь, зрелая и взаимная. Но через год с небольшим Мелани вновь напомнила ему о себе. Вэлентайн умерла, задержавшись допоздна над эскизами костюмов для Мелани. Она задремала от усталости, и тлеющая сигарета стала причиной пожара.

Спайдер понимал, что Мелани не была виновата в ее смерти, но факт оставался фактом: если бы Мелани Адаме не существовало на свете, Вэлентайн была бы жива…

Но если бы Вэлентайн была жива, они с Билли не поженились бы… Спайдер вздохнул, дивясь причудливым поворотам своей судьбы. Судьбы, в которой Мелани Адаме занимала не последнее место. Все, чего он достиг, все, о чем скорбел и чему радовался, существовало либо благодаря, либо вопреки этой женщине и в конечном счете определялось ею. Если бы Мелани не бросила его, Спайдер женился бы на ней и они счастливо жили бы до сих пор. Возможно, он стал бы модным фотографом, потому что именно в этом заключался его главный талант, а она все еще была бы моделью… Впрочем, едва ли.

Спайдер встал, подошел к высокому окну кабинета и посмотрел на красное зимнее солнце, садившееся в серый Тихий океан. Лучше бы Зак Невски не звонил и не ворошил старые воспоминания… Он любил Зака, искренне любил независимо от его разрыва с Джиджи, причины которого не знала даже Билли. Спайдер решил, что Джиджи Орсини сама разберется в своих чувствах. Зак Невски при всех его талантах был Джиджи не пара… насколько он, Спайдер, разбирался в женщинах.

Мелани понимала, что Зак Невски попросил ее встретиться с ним наедине не для того, чтобы обсуждать роль. Она сама знала, что играет хорошо. Роль молодой учительницы музыки, ставшей причиной кровавой распри между двумя самыми могущественными мужчинами маленького городка в Монтане, привлекала многих актрис, но она приняла ее по двум соображениям. Во-первых, ее партнерами должны были стать Клинт Иствуд и Пол Ньюмен; во-вторых, это была первая главная роль, которую ей предложили после окончания контракта с Уэллсом Коупом.

Когда она была никому не известной и неопытной, Уэллс, сраженный ее красотой, увез Мелани из Нью-Йорка в Голливуд, стал ее наставником и судьей, а потом, увидев отснятые пробы, тут же заключил с ней контракт на четыре фильма.

Тогда Мелани была рада подписать договор, который защитил бы ее от всех угроз и соблазнов, подстерегающих девушку в незнакомом городе — тем более таком, как Лос-Анджелес. Уэллс обещал «сделать» ее. Порукой тому были его острый ум, непререкаемый авторитет на студиях, умение сдерживать ее жгучее нетерпение и выбирать подходящие для Мелани роли. Именно ему Мелани была обязана своей карьерой, в ходе которой она не совершила ни одной ошибки.

Мелани Адаме был позарез необходим наставник. Однако Уэллс Коуп оказался не только наставником, но и единственным мужчиной, который любил ее, не требуя ничего взамен. Уэллс хотел только одного — быть ее хозяином. Мелани не сразу поняла, что длинный, шелковистый и невидимый поводок на самом деле был стальным и туго охватывал ее шею.

Она могла тратить на наряды сколько угодно, но самостоятельно выбрать платье для получения награды Академии киноискусства ей не доверяли. Уэллс лично отбирал для нее роли и не хотел слышать никаких возражений. Она могла отвергнуть — и отвергала — сексуальные притязания Уэллса, когда тот начинал ей надоедать, но, когда она обольщала мужчину, который ей нравился, Уэллс никак не реагировал на это. Во всяком случае, ей так казалось.

С другой стороны, Уэллс обрекал ее на долгие периоды безделья — приходилось ждать, пока он не найдет сценарий, достойный Мелани. Она могла бы выйти замуж, однако это значило бы просто сменить владельца. Какой муж согласился бы ничего не требовать от жены, даже если бы этой женой была Мелани Адаме?

«Я могла бы влюбиться», — думала Мелани. Уэллс не мог бы помешать этому, но она никогда не влюблялась, что бы это ни значило, и со временем привыкла считать, что это ей не суждено.

Кино было для нее всем. Она должна была играть, иначе не стоило бы жить на свете. Понимая это, она соглашалась быть объектом любви. Любовь была платой за возможность играть.

Дети? Мелани Адаме пожимала плечами. Если на свете существовало что-нибудь хуже, чем иго Уэллса Коупа, то это было иго детей, рождение которых считалось неизменным предназначением каждой женщины. По крайней мере, официальный контракт со временем кончался, а материнство оставалось до самой смерти. Она никогда не понимала и даже не пыталась понять, как можно быть такой тупой и неосторожной, чтобы хотеть ребенка. Скорее всего, в женщинах срабатывал рабский инстинкт. Им требовалось быть нужными. Но детей хотели даже красивые женщины. Это было просто непостижимо.

«Я хочу только одного: свободы, — говорила себе Мелани. — Хочу, чтобы никто не предъявлял на меня прав, не задавал вопросов. А самое главное — хочу неопровержимого доказательства собственного существования. Настоящего, реального существования, не зависящего от неприемлемых, но неотвратимых требований других людей».

Мелани находила это отчаянно нужное ей доказательство только тогда, когда играла роль перед объективом камеры в окружении толпы людей, которые интересовались только тем, что она делает, а не кто она такая. Людей, которые платили ей за то, чтобы она находилась на съемочной площадке. Слава богу, платили не за любовь, а за то, чтобы самим в конце концов получить прибыль.

Она чувствовала удовлетворение только тогда, когда ее просили стать кем-то другим, кем-то, кто был не Мелани Адаме. Только тогда, когда ее просили забыть о себе, своем теле и душе и превратиться в другое существо. Только тогда она ощущала, что использовала все свои способности. Только собственное искусство было способно на время отвлечь ее от мучительного поиска истинного смысла своего существования. Только собственная игра позволяла ей приближаться к счастью. Но Мелани всегда останавливалась слишком далеко, чтобы можно было дотянуться до него рукой.

Для Мелани Адаме, Иствуда, Ньюмена и четы Роуэн были сняты четыре самых удобных дома в городе. Остальные артисты, члены съемочной группы и администраторы жили в уютных мотелях. Что же касается массовки, то она была набрана из местных жителей.

В шесть часов вечера Зак вышел из «Аутлоу-Инн», сел в машину и направился по расчищенным улочкам к просторному дому в викторианском стиле, где Мелани разместилась со своим личным парикмахером, женщиной по имени Роз Гринуэй. Роз, причесывавшая Мелани с самого начала ее карьеры, стала ее незаменимой помощницей во многих делах, компаньонкой и даже подругой — если Мелани действительно была способна на дружбу. Когда Мелани ушла от Уэллса Коупа, то забрала Роз с собой.

С помощью мисс Гринуэй Роджер Роуэн обеспечил Мелани все удобства во время съемок, которые включали наем повара, специалиста по вегетарианской кухне, штатного массажиста, личного секретаря (сидевшего в Лос-Анджелесе и пересылавшего звезде вырезки из мировой прессы), а также личного костюмера, заботившегося о ее нарядах. Уэллс Коуп окружал ее роскошью, подобающей звезде, и Мелани привыкла, чтобы о ней как следует заботились.

— Входите, мистер Невски, — сказала Роз Гринуэй, принимая у Зака куртку и меховую шапку. — Мисс Адаме просила вас подняться. Она ждет. Пожалуйста, закройте за собой дверь, чтобы не выветрился пар от увлажнителей. Этот горный воздух, — с недовольным видом добавила она, — слишком сушит кожу мисс Адаме.

— Я знаю, мисс Гринуэй, — ответил Зак, услышав знакомую жалобу.

Он поднялся по лестнице и вошел в просторную спальню с окнами-фонарями. На втором этаже Зак был впервые и ожидал увидеть здесь ту же безликую мебель, которая стояла внизу. Однако мисс Адаме сумела преобразить комнату с помощью тонких псевдокашемировых шалей разного размера, экзотических оттенков и таинственных узоров. Она затянула этими шалями все стены, диваны, кресла, столы, изголовье двуспальной кровати и даже плафоны светильников. Вместо штор также были использованы шали. На паласе, протянувшемся от стены к стене, лежали пушистые белые коврики, а неубранная кровать была застелена вышитым итальянским постельным бельем. В камине горел огонь, повсюду стояли горшки с цветами, в воздухе стоял аромат, источаемый четырьмя зелеными свечами «Риго».

— Входите, — позвала Мелани Адаме из-за открытых дверей ванной. — Вода замечательная. «Очень мило», — подумал Зак.

— Спасибо. Я подожду, пока вы закончите принимать ванну, — ответил он и сел на диван. Зак закрыл глаза и вдохнул искусственно увлажненный теплый воздух с ароматом свеч. Из ванной доносился негромкий плеск воды.

Что это? Экскурсия в сады Альгамбры? Вторжение в гарем султана? Самый элегантный публичный дом Персии? Чем бы это ни было, по выходе отсюда он схватит пневмонию, если не снимет свитер и фланелевую рубашку. Зак разделся и остался в майке и джинсах. «Мелани ловко это замыслила, — лениво подумал он. — Лучший способ добиться победы — это смутить соперника и сбить его с толку…»

Решив, что Зак ждал достаточно долго, Мелани вышла из ванной. Ее волосы были обернуты в тюрбан из полотенца, тонкий белый шелковый халат прилипал к влажному телу, пояс туго охватывал тонкую талию, на лице не было ни следа косметики. Она широко раскрыла глаза. Зак спал мертвым сном.

Мелани была разочарована: ее эффектный выход пропал даром. Хотя, с другой стороны, ей удалось застать его врасплох. Можно будет рассмотреть его пристальнее, чем раньше, когда они обсуждали роль или какую-то сцену и она видела его глаза, в которых светился ум. Даже сейчас, охваченный сном, Зак продолжал излучать физическую энергию.

Да, она желала его. Желала с самого начала, несмотря на наставления Уэллса, который заклинал Мелани ни в коем случае не вступать в связь со своими режиссерами. Коуп убеждал ее, что она таким образом потеряет свое главное преимущество.

«Слава богу, теперь я плевать хотела на поучения Уэллса Коупа», — с удовлетворением подумала Мелани. Теперь она была сама себе хозяйкой, и Зак Невски должен был дать ей возможность на деле проверить теорию Уэллса. А вдруг связь со своим режиссером окажется для нее более полезной, чем попытка держать его на расстоянии?

Зак пошевелился, открыл глаза, увидел напряженный взгляд Мелани и все понял.

— Хорошо искупались? — сразу придя в себя, спросил он.

— Спасибо, чудесно. — Мелани сладко потянулась. — Вы много потеряли.

— Предпочитаю душ.

— Напрасно. Вы лишаете себя огромного удовольствия.

Голос Мелани, который ей никто не ставил, навсегда сохранил акцент уроженки Луисвилла. В нем чувствовались мягкое тепло южных субтропиков, музыка, доносящаяся откуда-то издалека, и легкий, но отчетливый призыв.

Мелани села в низкое кресло около дивана, позволив халату распахнуться и обнажить ее ноги до самых бедер. Она развернула тюрбан и тряхнула только что расчесанными длинными волнистыми волосами. На ее плечи хлынул умопомрачительный водопад волос, цвет которых никто до сих пор так и не смог определить.

— Как здесь тихо… — промолвил Зак, внезапно почувствовав, что пауза слишком затянулась.

— Все отправились есть пиццу и смотреть кино, — ответила Мелани. — Хотите выпить?

— Нет, спасибо.

— А я налью себе немного хереса… Не передумали?

Ее тон был невинным, обезоруживающим и слегка насмешливым. Мелани встала и подошла к столику, на котором стоял поднос с бокалами и бутылками. Зак следил за ее движениями, каждое из которых было тщательно обдуманным. Демонстрируя безукоризненные запястья, руки и пальцы, она взяла бокал, подняла подбородок и прижала очаровательные пухлые губки «к его краю. Сквозь белый халат просвечивали розовые соски ее твердых остроконечных грудей и темный треугольник между бедрами. Не заметить этого было невозможно, поскольку расположенный за ее спиной камин заливал комнату ярким светом.

«Она знает об освещении все. Как любая актриса, — подумал Зак. — Неужели эта женщина считает меня легкой добычей?»

— Отличная роль, — лаконично сказал он.

— Какая роль?

— Прекраснокудрой Афродиты.

— Это что, комплимент? В конце концов, здесь не проба.

— Она вам и не требуется. Волосы Афродиты крадут разум даже у мудрых. Примерно так сказал Гомер.

Мелани сделала несколько шагов и села на валик дивана. Хотя у нее пересохло во рту, она продолжала сдерживать возбуждение. Все было рассчитано до миллиметра. Она продемонстрировала Заку свою грудь и слегка раздвинула ноги.

— Мелани, мне хотелось немного побыть с вами наедине, — серьезно сказал Зак, подняв глаза и пристально рассматривая ее лицо. «Никогда в жизни я не видел столь прозрачной, столь сияющей кожи», — подумал он.

— В самом деле? — Мелани подавила победную улыбку.

— Не знаю, известно ли вам, что я взялся за эту картину только из-за вас. Я считаю вас величайшей актрисой нашего времени, — честно сказал Зак.

— Что ж, спасибо, — скромно потупилась Мелани. Она не ожидала, что все начнется с дежурных комплиментов.

— Ваша героиня, — заговорил Зак, наконец отведя взгляд от ее лица, — это совсем молодая учительница музыки, чрезвычайно невинная и трогательная.

— Зак, все это я знаю… — Мелани не понимала, к чему он клонит.

— Но вы не знаете другого. Старому ублюдку Зкерману хватило глупости усомниться в том, что вы сможете убедительно сыграть эту роль. Он уже впал в маразм, но продолжает возглавлять студию. Когда я встретился с этим выжившим из ума старикашкой, он принялся твердить, что вам почти двадцать восемь и что для этой роли мы могли бы подыскать юную девушку. Как будто на свете существует юная девушка, умеющая играть так же, как вы…

— И вы пришли ко мне вечером через два месяца съемок, чтобы сказать об этом? — зловеще произнесла Мелани и скрестила руки на груди.

— Честно говоря, я не думал, что мне придется говорить об этом. Зачем расстраивать вас, пересказывая бредни Экермана? После двух недель съемок я отправил материал на проявку в Лос-Анджелес, через два дня получил его обратно, просмотрел и убедился, что старик окончательно впал в маразм. Я знаю, что вы никогда не смотрите дубли, но это доставило бы вам огромное удовольствие. Вам можно дать не больше семнадцати… — Зак сделал паузу и притворился смущенным.

— Что вы хотите этим сказать?

— Потом я разговаривал с Экерманом по телефону. Вы знаете, что эти болваны в студии всегда просматривают проявленные пленки, прежде чем присылают их нам?.. Так вот, Экерман позвонил и сказал, что он заметил признаки… сам не понимаю, как ему хватило духу… но этот старый козел назвал их признаками «износа». Обвинил меня в том, что я вас замучил, не даю вам как следует выспаться, учитывая, что на съемочную площадку приходится являться к шести утра. Я уважаю старость, однако был вынужден спросить, не испортилось ли у него зрение. Однако он ответил, что другие парни, сидевшие в просмотровом зале, с ним согласились, а потом начал бормотать что-то о коллагене… — Зак осекся и уперся взглядом в пушистый коврик у дивана.

— О коллагене! Что именно он сказал?

— Его зять — дерматолог, специализирующийся на инъекциях коллагена. Ну, это такое вещество, которое…

— Я знаю, что такое коллаген! — оборвала его Мелани. — Что он сказал потом?

— Экерман сказал: «Все дело в коллагене. Если на коже человека нет ни единой морщинки, это еще не значит, что его уровень коллагена не изменился. Коллаген начинают терять с трехлетнего возраста». Дальше он сказал, будто его зять считает, что все дело в качестве сна… особенно если у человека сухая кожа. Сказал, что если понадобится, он пришлет вам самое современное безвредное снотворное, которое ему выписал его личный врач. И любого визажиста, которого вы выберете. Сказал, что мы плохо освещаем вас. Когда отснятый материал пришел назад, мы с оператором внимательно просмотрели его… и поняли, о чем говорил Экерман. Мы освещали вас так, чтобы скрыть круги под глазами.

— У меня нет кругов под глазами!

— Камера безжалостна, Мелани, легкие тени вокруг глаз, но они есть… И вот здесь, в уголках — еле заметные, почти невидимые… морщинки. Восемнадцатилетняя Лидия Лейси не выглядела бы так даже в том случае, если бы не спала всю ночь, занимаясь тем, чем сто лет назад девственные учительницы музыки в Монтане не занимались.

На этом Зак остановился, сделал вид, будто сказал все, что хотел, и начал заправлять фланелевую рубашку в джинсы.

— Вы хотите сказать, что я должна порвать с Сидом и Алленом, — без всякого выражения промолвила Мелани.

— Решайте сами. Если вам удается ублажать обоих, оставляя себе восемь часов для сна, и являться на площадку в шесть утра шесть раз в неделю отдохнувшей… Я же советую вам ложиться спать в девять вечера… одной.

— Вы мерзкий, злобный интриган! — взорвалась Мелани. — Если бы здесь был Уэллс…

— Держу пари: если бы Уэллс был здесь, вам бы и в голову не пришло увлечься кем-нибудь. Он следил за вашим режимом дня, руководил вашей жизнью, и я никогда не смогу заменить его…

— Мне не нужна замена Уэллса! — злобно воскликнула она. — Проклятие, Зак, я впервые почувствовала себя свободной женщиной! Вы не можете себе представить, какую жизнь я вела. У меня не было ни одной минуты, чтобы стать самой собой. Я то работала на Уэллса, то ждала возможности на него работать. Мне все осточертело! Я приехала сюда работать с незнакомыми людьми, где никто не будет за мной следить, никто не будет указывать, где можно никого не слушать и не слушаться…

— Сид и Аллен — это тоже ваш способ вознаградить себя за потерянное время?

— Да! Вы сами не знаете, чего от меня требуете. Не имеете представления! Я никогда… не делала ничего подобного. Они были для меня… чем-то вроде эксперимента. Да, конечно, для того, чтобы убить время… но дело того стоило. — Ее улыбка была развратной и целомудренной одновременно. Именно этой таинственной улыбки, от которой замирало сердце, и ждала публика.

— Может быть, вы окажете мне услугу и прекратите свой эксперимент?

Зак говорил мягко, но не менее решительно, чем это сделал бы сам Уэллс Коуп, знавший, что для нее хорошо, а что плохо. Инстинкт самосохранения, живший в мозгу Мелани, тут же сработал.

— Я подумаю, как это сделать, — поспешно сказала она и отвернулась.

— Вот и хорошо. Послушайте, Мелани, я сам поговорю с Сидом и Алленом. Вам вовсе не обязательно делать это самой.

— Зак, не смейте! — гневно вспыхнула Мелани. — Именно так сказал бы на вашем месте Уэллс. Я выполню вашу просьбу, но не думайте, что я не знаю, как лучше выйти из этого положения. Не стойте у меня на пути!

— Извините. Когда речь идет о моей главной звезде, я обязан сделать все, чтобы облегчить ей жизнь. Вы меня прощаете?

— Конечно. Ну что, теперь выпьете?

— Спасибо, но я должен вернуться в мотель. Жду звонка из Лос-Анджелеса.

— От Экермана? — подозрительно спросила она.

— Ни в коем случае. Экерман никогда не узнает о нашем разговоре. Я ни за что не доставил бы такой радости этому сукиному сыну… Нет, от моей невесты.

— Ну что ж… — с облегчением сказала Мелани. — Примите мои поздравления. Я не знала, что вы обручены. Я ее знаю?

— Не думаю. Она не из кинобизнеса. — Зак взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. — Спокойной ночи, Мелани. До завтра. Пусть утро будет ярким и солнечным.

— Спокойной ночи, Зак.

На обратном пути Зак поздравил себя с успешным разрешением проблемы. Мелани Адаме по-прежнему владела его мыслями, хотя и не догадывалась об этом. Кстати, слова «пустая» и «печальная», сказанные Вэлентайн при первом знакомстве с Мелани, теперь потеряли смысл. Насколько можно было судить, после ухода от Уэллса Коупа она была довольна жизнью и дорожила каждой ее минутой. Мелани собиралась выжать из прощальных сцен с двумя работягами все, что можно. Он понял это по ее взгляду. Она предвкушала драму в постели и сладостно-горькие прощальные поцелуи.

Невеста… Что заставило его прибегнуть к этому обману, одному из множества обманов, которыми он воспользовался сегодня вечером? Это было великолепным предлогом, чтобы избавиться от сложностей с Мелани. Потому что лечь с ней в постель было проще простого, но он не мог себе этого позволить. Точнее, мог, но не нуждался в близости женщины. А если и нуждался, то не хотел. Как он мог не хотеть? Не хотеть саму Мелани Адаме? Что это с ним?

В субботу Роз Гринуэй вернулась к себе позже обычного. Пришлось дождаться Сида Уайта и проводить его наверх, к Мелани. Роз была измучена, как всегда после тяжелой недели, когда приходилось вставать в пять утра, чтобы помочь Мелани одеться и накормить ее завтраком до прибытия машины. «Завтра я отосплюсь, — подумала Роз Гринуэй, залезая под стеганое одеяло. — Встану как можно позже».

Через два часа она рывком проснулась, уверенная, что слышала какой-то шум. Роз внимательно прислушалась. В доме стояла тишина, но сердце подсказало Роз: что-то не так. Она неохотно встала, надела махровый купальный халат и пошла наверх. У двери спальни она остановилась и прислушалась. На полу лежала полоска теплого, мигающего света. Очевидно, в комнате еще горели свечи. Едва слышно урчали увлажнители воздуха. Все было спокойно. «Наверно, спят», — подумала Роз, но что-то мешало ей вернуться в постель. Что делать? Войти? В такой час? Мелани это выведет из себя.

Роз прижалась ухом к двери и затаила дыхание. Из спальни не доносилось ни звука. Ни храпа, ни тихого сонного дыхания… Она бесшумно приоткрыла дверь и взглянула на большую двуспальную кровать. Постельное белье было смято, но в кровати никого не было. Она открыла дверь пошире и затаила дыхание от ужаса. В изножье кровати лицом вниз лежал обнаженный Сид Уайт. Под ним виднелись волосы Мелани и край ее ночной рубашки. Роз рванулась вперед, изо всех сил уперлась в Сида Уайта и перевернула его, мельком обратив внимание на то, что у юноши размозжен затылок. При виде хрупкого женского тела, залитого кровью так, словно его окатили из ведра, Роз отшатнулась. Она молча сняла с себя халат, набросила его на Мелани, подбежала к стоявшему у кровати телефону и позвонила в полицию. Затем нажала на рычаг и хотела вернуться к Мелани, но вместо этого снова взялась за трубку. «Продюсер, — машинально подумала она. — Всегда нужно звонить продюсеру».

Роджер Роуэн и Зак засиделись за полночь, составляя расписание съемок на следующую неделю. Неожиданно зазвонил телефон.

— Да… — недовольно буркнул Роуэн. — Роз? Что?! О боже, нет! Мы выезжаем! — Он бросил трубку. — Поехали. В Мелани стреляли. Вот дерьмо! Не могу в это поверить, мать твою!

— Она жива? — крикнул Зак по пути к машине.

— Не знаю. Эта истеричка ничего толком не сказала и повесила трубку!