С первого взгляда могло показаться, что Джейд выдержала жестокий, болезненный удар, который нанесла ей судьба. Однако в ее душе шла мучительная борьба между чувством и долгом.
Брайан не мог понять ее нежелания назначить день свадьбы.
Она просила, чтобы он дал ей время, которое необходимо для того, чтобы справиться с тысячью противоречивых эмоций, терзавших ее. В ответ он возражал, что, не желая обращаться к будущему, она просто оттягивает окончательное расставание с прошлым.
Джейд сомневалась в законности нового брака, на что Брайан возражал, что никто не узнает о ее предыдущем браке. В конце концов, церемония ведь произошла в другой стране. Она не пользуется своим именем по мужу, а представлена всем как мисс Джейд О'Бэннон. Все считают, что она приехала в Америку прямо из Ирландии, что она дальняя родственница его первой жены. Он уверял ее, что им не о чем беспокоиться, и открыто предложил:
– Никто не узнает, что ты когда-то встречалась с Колтом Колтрейном и была его женой.
Джейд молча согласилась с этим, но в то же время понимала, что никогда не сможет полностью забыть свою первую любовь.
Они пришли к решению, что Брайан по-прежнему будет представлять ее всем как дальнюю родственницу Марии, чтобы никто не удивлялся тему, что они так много времени проводят вместе, и чтобы, когда они в конце концов поженятся, окружающие не изумлялись бы.
Джейд справилась с ударом, который нанес ей Колт, убедив себя в том, что прошлое было всего лишь ярким сном. Воспоминания – и хорошие, и дурные – приносили только муку, поэтому всякий раз, когда у нее начинало ныть сердце, она приказывала себе не думать о происшедшем, а думать только о своей нынешней жизни и о своем будущем… и о человеке, который прилагает столько усилий к тому, чтобы сделать ее счастливой.
Хотя Джейд не хотелось строить определенные планы, они решили, что, когда день будет наконец назначен, церемония пройдет тихо, без всякой помпы. Обоим нравился американский обычай объявлять о заключении брака очень коротко, обращая больше внимания на положение мужа, а не жены.
– Нужно во всем соблюсти правила хорошего тона, – напомнил ей как-то Брайан. – В конце концов, найдутся люди, которые скажут, что я слишком поспешил жениться во второй раз. Но, – саркастически добавил он, – велика вероятность, что все вообще забудут о том, что я был женат, если ты и дальше будешь так тянуть.
Джейд привыкла к тому, что Брайан иногда говорил довольно едко: она считала, что для него это только способ заставить ее прислушаться к нему. Как всегда, она не отреагировала на это и перевела разговор на другую тему – на этот раз на тему их финансов.
Она знала, что среди людей их круга было неслыханным делом, чтобы у женщины было состояние, отдельное от мужа.
Однако она считала это вполне справедливым, и хотела, чтобы было заранее договорено: когда они все-таки поженятся, она сохранит свою финансовую независимость. Брайан был на это согласен. Он даже вызвался подобрать для нее различные способы вложения денег, чтобы у нее был выбор из нескольких вариантов. Он считал не правильным, чтобы такая крупная сумма просто оставалась бы лежать в банке.
Зная перспективы их взаимоотношений и решив, что они поженятся (по словам Джейд, «когда настанет подходящий момент»), она всю свою энергию посвятила переезду в новый дом.
Это было делом утомительным и хлопотным, поскольку она была намерена делать все покупки самостоятельно. Брайан уговаривал ее нанять специалиста по интерьерам, но она отказалась под тем предлогом, что ей хочется заниматься этим самой: это поможет ей окончательно избавиться от призраков прошлого. После такой постановки вопроса Брайан возражать уже не мог.
Ради сохранения приличий было решено, что она будет жить в отеле, пока дом не приведен в порядок, и подыщет себе женщину, которая будет ей одновременно секретаршей, компаньонкой и дуэньей. Выбранная для этого молодая женщина. Лита Тулейн, приехала вместе со своими родными из Франции. У нее был небольшой опыт подобной работы, и она казалась хорошо воспитанной и умной молодой особой.
Они с Джейд сразу поладили. Лита всегда была рада сопровождать Джейд в ее почти ежедневных походах по магазинам.
Джейд игнорировала популярный район с модными магазинами от Восьмой до Двадцать третьей улицы на Бродвее. Вместо этого она стала завсегдатаем магазинов и лавок в районе между Шестой авеню и Тридцать четвертой улицей. Там она нашла прекрасный выбор импортной мебели, антикварных вещей, безделушек, произведений живописи и декоративных мелочей.
Расходы ее не пугали. Джейд даже не трудилась узнавать цены. Мрамор, позолота, хрусталь, картины, скульптуры.
Она подозревала, что чрезмерно увлечена роскошью, но ее это не останавливало. Она была полна решимости иметь один из самых великолепных домов в Нью-Йорке – а может, и самый великолепный.
Лита была родом из обедневшей семьи и ужасалась такому транжирству. В тот день когда Джейд купила четыре хрустальные люстры с четырьмя светильниками, рассчитанными на электрические лампочки, Лита осмелилась посмотреть на ценники и была настолько потрясена, что попятилась и чуть было не налетела на бюст тосканского мрамора, изображавший Иоанна Крестителя в младенческом возрасте. Бюст стоил в четыре раза дороже люстр, и он свалился бы на пол, если бы Джейд не успела вовремя поймать Литу за руку и задержать ее отступление.
– Простите меня! – начала извиняться Лита. – Я привыкла жить очень экономно, и у меня просто голова кругом идет от ваших трат!
Джейд уверила Литу, что ей незачем оправдываться, и постаралась объяснить ей свое отношение к деньгам:
– Видите ли, Лита, я росла в богатой семье и привыкла иметь все, что мне хочется. Но я не поэтому трачу столько денег на обстановку моего дома. Мне трудно вам объяснить, но дело в том, что я поняла: материальные блага не делают человека счастливее. Именно поэтому мне не жалко транжирить деньги. Они больше меня не волнуют.
Лита посмотрела на Джейд как-то странно, но кивнула в знак того, что понимает, хоть Джейд и видела, что на самом деле ее компаньонка ничего не поняла. Однако она не считала нужным объясняться дальше. Да и как она могла бы объяснить свое отношение к жизни? Как она могла сказать, что когда ты теряешь нечто такое, что нельзя купить ни за какие деньги – и заменить тоже нельзя – или когда это нечто у тебя отнимают…
Так вот когда это происходит, деньги теряют свою значимость.
Впрочем, когда страдаешь, почти все теряет смысл.
Да, несмотря на все попытки Джейд убежать от воспоминаний, они по-прежнему преследовали ее, особенно по ночам, в ее снах, когда Джейд была бессильна бороться с ними. Во время бодрствования она научилась управлять своими мыслями, но сон делал ее беззащитной перед призраком, который жил в ее сердце.
Она так сильно дорожила Брайаном отчасти именно потому, что он очень чутко улавливал все ее настроения. Очень часто она чувствовала, что снова горюет, – только теперь она оплакивала не смерть мужа, а гибель грез, которую, возможно, перенести было еще труднее.
К счастью для нее, жизнь ее вдруг стала настолько полна забот, что у нее почти не оставалось времени на то, чтобы задерживаться на своих страданиях. И конечно, рядом был Брайан: казалось, с каждым днем она любила его все сильнее. Он во многом очень походил на Колта – и в то же время был самобытной личностью. Его манеры были безупречны, мысли оригинальны. Жизнь Нью-Йорка была полна событий, она увлекала и требовала немалых усилий. Брайан убедил Джейд сопровождать его на различные «серьезные» мероприятия (например, на благотворительные вечера), где его присутствие не рассматривалось как неуважение к памяти жены, и Джейд начала получать приглашения на различные приемы. Поначалу она старалась избегать многолюдных собраний, но когда ей стали наносить визиты дамы из общества, она вдруг обнаружила, что ей нравится роль хозяйки дома, принимающей гостей.
Брайан был в восторге от того, что Джейд пользуется популярностью, и преподнес ей роскошный серебряный поднос. Он объяснил, что его следует поставить на комод в мавританском стиле, находившийся в небольшой прихожей ее номера в отеле.
– Визитные карточки твоих гостий все накапливаются, а хранить их положено именно так.
Джейд несколько секунд недоумевающе смотрела на него, а потом спросила:
– Но зачем мне их хранить? Я велела Лите их выбросить, только она все забывает это сделать.
– Думаю, дело не в забывчивости. Она раньше уже работала в богатых семьях и, несомненно, знает, что карточки положено класть на поднос и оставлять на виду, чтобы остальные могли их видеть. Это – свидетельство того, насколько тебя знают и уважают в обществе.
Джейд хотела было сказать ему, что ей до этого нет дела, но вовремя остановилась и, поблагодарив Брайана за подарок, призналась, что находит многие местные обычаи достаточно нелепыми.
– Я это знаю, – посочувствовал он ей, – и с тобой согласен, но, нравится тебе это или нет, мы составляем часть этого общества: я – по рождению, ты – по обстоятельствам.
Честно говоря, я горжусь тем, что всем влиятельным дамам ты так понравилась. Это значит, что, когда мы поженимся, нас будут приглашать на все важные приемы. И я уверен, что ты станешь хозяйкой одного из самых известных домов Нью-Йорка.
Но на Джейд это все равно не произвело впечатления.
– Но разве в этом есть необходимость? В России я была членом императорского двора, но с большим удовольствием проводила время в обществе друзей, которые к нему не принадлежали.
Он посмеялся над ее наивностью.
– Так то было в России, милая моя Джейд! А это Нью-Йорк. И уверяю тебя: признание общества здесь просто необходимо для счастья.
Джейд не согласилась с ним, но промолчала.
Как-то вечером Брайан поднялся в номер Джейд, чтобы отвести ее пообедать, и пришел в восторг при виде приглашения от миссис Аристы Астор Каммингс на «вечеринку с вафлями» в ее доме, выходившем на Центральный парк. Размахивая карточкой с золотым обрезом и радостно сверкая глазами, он воскликнул:
– Просто не верю своим глазам! Ты хоть знаешь, сколько человек мечтают получить приглашение к ней в дом? Я даже не подозревал, что ты с ней знакома. Когда ты успела с ней встретиться?
Джейд секунду подумала, потом порылась в горке визитных карточек на серебряном подносе. В конце концов, достав одну, она небрежно заметила:
– Кажется, это было две недели назад. Она была здесь в обществе двух дам. – Ее брови чуть сдвинулись. – Я, это помню, потому что мы с Литой собирались идти в магазины, и Лита вошла сказать, что ко мне пришли гости. Я просила ее передать мои сожаления и попросить их прийти в другое время, потому что у меня на этот день были планы, но она пришла в ужас и сказала, что так поступать неприлично!
Брайан, поспешил встать на защиту Литы:
– Дамы приезжают с визитом без приглашения и не предупреждая об этом заранее, Джейд! Таков обычай в городе. И хорошая хозяйка дома всегда готова их принять. Слава Богу, что Лита это знала!
Джейд в ужасе уставилась на него:
– Господи! Но не могу же я каждую минуту угощать всех чаем и сдобой? Итак, когда они явились, мне пришлось отправить Литу вниз, в ресторан, и попросить доставить поднос угощением!
Он посмотрел на нее с явным укором:
– Ну, больше тебе не придется этого делать. Я распоряжусь, чтобы тебе завтра же утром доставили чайный сервиз, и договорюсь, чтобы в ресторане всегда было готово все, что тебе может понадобиться: чай, кофе, сливки, выпечка…
– Брайан, право… – запротестовала она, но он отмахнулся от ее возражений.
Тогда Джейд сказала, что не понимает, почему его так обрадовало приглашение к миссис Каммингс, а потом с надеждой спросила:
– Это значит, что ты пойдешь со мной? Это ведь не благотворительное мероприятие, а мы пока появлялись только на таких.
– Что касается меня, то мое время траура истекло, – твердо заявил он. – Прошел уже почти год… это достаточный срок. Мне пора подумать об устройстве своей личной жизни. – Озорно подмигнув ей, он добавил:
– И потом, я же не могу позволить, чтобы дальняя родственница моей покойной жены разгуливала по Нью-Йорку без сопровождения, правильно?
– Конечно, не можешь» – с улыбкой согласилась она, а потом попросила:
– Расскажи мне, что такое «вечеринка с вафлями».
Он объяснил, что это именно то, о чем говорится в названии. Подают особую сладкую выпечку, которую готовят в специальных сковородках и поливают фруктовым или шоколадным соусом. А потом играют во всякие игры вроде шарад.
По правде говоря, Джейд предпочитала более спокойные развлечения или уютные обеды в небольшой компании остроумных собеседников. К великой своей досаде, она быстро убедилась в том, что в моде большие и замысловатые обеды, где число приглашенных достигало чуть ли не сотни. Она решила, что, когда придет время ей самой давать обеды, она наймет какую-нибудь фирму, которая специализируется на этом. Правда, Брайан как-то сказал, что, когда они переедут в новый особняк, ей надо будет нанять десять человек прислуги, а возможно, и того больше: чтобы обслуживать такой огромный дом.
Услышав рассказ Брайана о вечерах у миссис Каммингс, она зевнула для вящей выразительности и сказала:
– Звучит ужасно скучно. А почему людям хочется на них бывать?
– Потому что быть приглашенными – это честь. Она – аристократка. Занимает видное место в обществе. Она из семьи Асторов, а в Нью-Йорке знакомство с ними открывает все двери. Она может устроить такой вечер, какой ей только вздумается, и люди на него придут. Не важно, что «вечеринки с вафлями» вышли из моды еще в середине века. Ей все сойдет с рук. По правде говоря, – добавил он с иронией, – по-моему, она их устраивает для того, чтобы выставить напоказ чуть ли не дюжину странных столов для вафель из красного дерева: она получила их в наследство от самого Джона Джейкоба Астора.
– Ну, мне все устройство нью-йоркского общества кажется ужасно сложным, – со вздохом сказала Джейд. – Чем больше у человека денег, тем большим уважением он пользуется. Как миссис Каммингс. Раз она богата, все хотят бывать у нее в доме, хотя знают заранее, что будут умирать от скуки. – Рассмеявшись, она добавила:
– А я-то считала, что тон в общественной жизни должны задавать европейские монаршие семьи! А получается, что в Европе правят аристократы, а здесь – плутократы!
– Это не совсем верно, Джейд, – возразил Брайан. – На самом деле устройство общества в Нью-Йорке – вопрос довольно сложный. Уж мне ли не знать! – с иронией добавил он. – По-моему, моя мать всю жизнь его изучала. После Гражданской войны сюда стали приезжать люди со всех концов страны. Наживались огромные состояния, и неожиданно тон в обществе начали задавать те люди, которые только недавно разбогатели. До тех пор все было очень консервативно и существовали неписаные законы относительно того, что считать позволительным, а что нет.
Джейд завороженно слушала рассказ Брайана о том, как изумлены были прежние столпы общества поведением новых богатых. Нувориши из всех штатов и самого разного происхождения переехали в Нью-Йорк и стали задавать тон в общественной жизни, введя в моду роскошь и богатство и перевернув все существовавшие представления о том, что хорошо и что плохо.
До того времени считалось верхом вульгарности сорить деньгами и стремиться произвести впечатление на окружающих, вызывая их зависть. Тогда во всех домах царило радушное гостеприимство, а хозяев дома ценили за ум и образованность, а не за размер банковских счетов. Но все это резко изменилось. Знания, образованность, хорошее воспитание перестали быть необходимыми условиями лидерства среди богачей: самыми популярными стали те хозяйки домов, которые тратили на прием гостей больше денег. Нувориши Нью-Йорка были рады это делать, поскольку единственное, чем они могли похвастаться, – это деньги. У них не было ни хорошего происхождения, ни семейных традиций…
Когда Брайан закончил рассказ, Джейд продолжала сидеть молча, задумавшись.
– Что случилось? – спросил он ее. – Мы можем войти в высшее общество. Нас примут все влиятельные семейства Нью-Йорка, и люди будут добиваться приглашений на наши приемы.
Почему у тебя такой несчастный вид?
Джейд пожала плечами, она думала сейчас о другом. В конце концов, ее неохотно терпели аристократические родственники – Романовы, так что, наверное, ей следовало бы привыкнуть к тому, что никого не интересуют она сама, ее сердце и мысли.
Пытаясь не показать обиды, она сказала:
– Миссис Каммингс пригласила меня только потому, что узнала о том, что я училась в России.
– Ну, и что из этого? – нетерпеливо осведомился Брайан.
Она невесело засмеялась:
– Для нее русское происхождение означает умение танцевать вальс. Видишь ли, – поспешно добавила она, – я вспомнила, что она спросила, умею ли я вальсировать, а когда я ответила, что, конечно же, умею, она вдруг очень мной заинтересовалась и рассказала, как некий молодой русский при представительстве России в Вашингтоне показал некоторым дамам Нью-Йорка вальс, и теперь он стал самым модным танцем, заменив чинный менуэт.
Она наверняка устроила этот вечер не только для того, чтобы продемонстрировать асторовские столы для вафель из красного дерева, но в еще большей степени для того, чтобы заставить меня учить ее чопорных приятельниц новому танцу, который завоевал страну.
– А ты можешь это сделать? – спросил он с некоторым вызовом в голосе.
Она смерила его презрительным взглядом:
– Еще бы! В Европе нет таких танцев, которые я не танцевала бы!
Его улыбка превратилась в усмешку.
– Тогда почему ты хочешь открыть школу только для обучения балету? Продемонстрируй свои таланты на вечеринке у миссис Каммингс, и все дамы будут стекаться к тебе, чтобы ты научила их вальсу и всем остальным танцам, которые ты знаешь!
Джейд задумчиво прищурилась. Идея Брайана понравилась ей. Обвив руками его шею, она с радостной благодарностью обняла его:
– Ах, Брайан, какая удачная мысль! Я тебя просто обожаю!
Он нежно разжал руки Джейд, чтобы самому заключить ее в объятия, и глухо прошептал:
– У тебя еще будет много поводов для обожания меня, поверь, принцесса! И один из них я хочу продемонстрировать тебе сию минуту.
Джейд не сопротивлялась, когда он подхватил ее на руки и унес из гостиной в спальню.