Любовь и ненависть

Глава 4

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В то, что они — кто старше, кто моложе —

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь,-

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Зак

Он раб! Эта гадина его Госпожа. Руки трясуться от желания ее удавить.

Вспомнил, что почувствовал, когда увидел его, своего друга и господина на скале. Сердце подпрыгнуло от счастья. Рем! Живой! Вырвался! Сбежал!

Тучи разошлись и утреннее солнце весело осветило его ошейник. Сердце застыло. Перед глазами пошли разноцветные круги. В тот момент я ничего больше не видел. Только ошейник. Он раб! РАБ! Свершилось. Дрожащей рукой я нащупал стрелу за спиной. В голове стучал приказ Владыки: «ОСВОБОДИ!»

То, чего я боялся в течение всего этого года свершилось. От чего я не спал, каждую ночь, просыпаясь, крича от кошмаров. Я должен выполнить приказ. Пальцы одеревенели. Слезы текли из глаз — «ОСВОБОДИ».

Выстрел.

Жар у Рема еще больше усилился, он полусидел на высоких подушках, бледный до синевы, сухие, обветренные губы, бессильный.

— Рем, отмени приказ!

— Нет ты мне нужен. Это легкое решение — умереть. Помоги нам отомстить и вернуть Ардор, потом уходи. Приказ остается в силе.

Я стою на коленях около кровати Владыки. Знаю, что сзади стоят наши друзья. Что же мне такое сказать, чтобы убедить его. Рядом с Ремом сидит его отвратительная Госпожа. Недовольно смотрит на всех своими зелеными рептильими глазами, слишком большыми для ее худого лица. Поджала полные губы. Рем под полным ее контролем! Отвратительно! Я размышляю успею ли я прыгнуть на нее и закрыть ей рот до того, как она выкрикнет приказ. Словно почувствовав мои мысли, рыжеволосая вцепилась в руку Рема, я вздрогнул от омерзения, я чувствовал как будто ядовитая, слизкая змея оплетает тело моего лучшего друга, проникает в него своим ядом, ложью, убивает его… Боль в груди была так сильна, что стало трудно дышать. Видеть его рядом с этой…

— Я должен умереть! Прикажи! Проклятье Рем! — Владыка не реагирует на мои крики, невозмутимо смотрит на меня. Рыжеволосая держится за него, я вижу, как дрожат ее пальцы, нервно облизала свои губы, мне показалось я видел как мелькнул ее раздвоенный язык. Жаль не хватило времени прибить ее, вся раса и так погибла.

— Нет.

— Рем я не могу больше, — мой голос дрожит. Я вижу, что эта тварь вылупила на меня глаза, презренно щурит, она упивается ситуацией, моим унижением. — Отпусти… Я не могу больше жить, я должен уйти. За ними, за ней…

Рем печально, абсолютно спокойно смотрит на меня… Я чувствую себя преданным. Передо мной не мой друг, его оболочка, марионетка, под контролем этой твари… Я вскочил, в глазах темнеет.

— Будь ты проклят! — От моего рева дрожат стены. — Отпусти меня! Хоть что-то человеческое в тебе осталось? — Трясясь как в лихорадке, балансируя на грани истерики, я пытаюсь заставить его услышать меня, все напрасно, Владыка утерян.

Его ничего не трогало, это не Рем больше, он покорный раб, Владыка положил руку на дрожащие пальцы твари. И без того мрачное лицо Николаса потемнело еще больше.

Я уже не кричу, я вою, — Жить получеловеком и приучать себя довольствоваться теми крохами, которые остались, безуспешно заполняя трещины тем строительным раствором, который оказался под рукой? На это ты обрекаешь меня?

Неожиданно для всех, я развернулся и с силой ударил кулаком в стенку дубового шкафа, пробив дыру. Это был впечатляющий удар: мебель была очень прочной. Без колебаний саданул по дубовым доскам другим кулаком, словно это было лицо этой твари, его Госпожи. Или мое.

— Ты их всех забыл! Из-за тебя Амелия ушла! Тебе наплевать, одурманенный этой ядовитой тварью, ТЫ РАБ! Ты теперь никто! — Я выплевываю свою душу, — Ты ничтожество..!

Рем замер, лишь грудь его бурно вздымалась, словно ему не хватало воздуху. Несмотря на то, что он был абсолютно обессилен, он выглядел опасным.

Зеленоглазая тварь склонилась к нему, погладила по руке, ненавижу, манипулирует Владыкой Ардора…

— Заткнись гадина! Придержи свой поганый язык! — взревел я, мечтая обрушить удар на ее голову. Глаза мои метали молнии.

— Ты под контролем этой твари! Жаль, гадина, не добил я тебя вчера! — Могучий поток ненависти пронзил все мое тело, прокатился жаром по костям, взорвался в сердце зарядом необыкновенной силы, сейчас я ее прибью…Рем слишком слаб, чтобы помешать мне…

Глаза Рема мгновенно широко распахнулись от потрясения, и он рывком сел в постели, я видел, что это растревожило его рану, он задохнулся от боли.

Рем напрягся, темно-красный взгляд его стал хищным и пронизывающим. В комнате стало холодно. Воздух превратился в живой сгусток энергии. Перегруженный. Наэлектризованный.

Опасный.

Смертельный.

Могущественный.

Владыка смотрел на меня тяжелым взглядом, он был эпицентром бушующей Силы, его руки сжались в кулаки с такой силой, что предплечья дрожали. Я чувствовал, что он с трудом сдерживает себя. Все окружающие упали на колени, склонив низко головы, я заскулил, мои ноги подогнулись.

В комнате послышался грохот, надвигалось что-то страшное…Грохот нарастал до рева, рев до рычания, рычание до грома, до высокого, свистящего пения воздуха. Рем не шевелился, грохот заглушил все. Воздух содрогался. Дрожала вся комната, потолок, вся скала над нами. Содрогались земля и небо.

— Да, наконец-то, — подумал я. — Покой. Я слышал звук моей уходящей жизни, он становлися все громче и громче, пока я не смог больше слушать. Моя душа требовала вечной тишины.

Возникло ощущение, что на мою грудную клетку упала гранитная плита…

Кто-то очень далеко издал душераздирающий вопль.

— Сто-о-о-п! О-с-т-а-н-о-в-и-с-ь!

Обжигающе холодная Сила привела меня в сознание.

Я лежал ничком на холодном полу. Сердце колотится как бешеное. Я попытался открыть глаза, но либо веки мои не слушались, либо вокруг была полная темень. Сел. Трясу обалдевшей головой.

— Ты будешь жить, это приказ, — раздался рядом металлический голос. — Вон отсюда…

Мира

Я вижу, что Рему больно, он переживает. Бедняга. Он тяжело дышит, бессильно откинулся на подушку.

Я дрожу от холода.

— Слушай, надоест быть Владыкой Ардора, будешь работать охладителем помещений. В жару цены тебе не будет! Глазами моргнул и р-раз, снег идет!

Мой любимый слушает меня, усмехается, заметно расслабляется:

— А что ты еще можешь? Ну кроме этих звуковых эффектов и холода? А еду ты наколдовать можешь?

Я вижу, что он успокаивается. Глажу его по вискам, пальцами ловлю его черные разводы, дернула за ухо, повернув голову, чтобы лучше видно было.

— Надо же какие у тебя проблемы с лицом…

В комнату вошел Ричард с подносом, полным еды:

— Ричард, я люблю тебя! — Весело пискнула я, — Рем нахмурился, оглянулся, кого я там люблю.

Целитель подошел к Владыке, грозно спросил-рявкнул:

— Ну что? Колдуем? Постельный режим нарушаем? — Даже мне стало страшно, не говоря уже о бравом Владыке, — Привяжу засранца! На неделю запру! — Посмотрел гневно на меня:

— А ты куда смотрела! Тоже мне Госпожа!

Я жую, мне некогда оправдываться, могу только глазами вращать и плечами пожимать. Рем виновато молчит. Мне кажется хвостатый трусливо поджал свой крысиный хвост и остроконечные уши.

Ричард еще пошумел, поругался, полечил Рема.

— Ричард, мне надо идти, позови Николаса…

— Да Владыка, сейчас позову…

Коварно улыбаясь, дал ему лекарство, Рем легкомысленно выпил, когда его внезапно осоловевшие глаза стали закрываться, возмущенно посмотрел на торжествующего целителя. Я хихикнула и выпила свою чашку с ароматным чаем. Пусть Рем поспит, а у меня еще столько дел, надо поговорить с Николасом, поспрашивать Сая, сбегать… Ричард поймал мое безвольное тело, уплывая в сон, я почувствовала, что меня положили рядом с Ремом, он обнял меня, мы заснули…

Утро или вечер. Я проснулась. Столкнулась взглядом с самыми прекрасными глазами в мире, утонула в них.

— Я люблю тебя!

— А я тебя, хвостатый. Очень люблю.

— Мира, это правда?

— Да, правда, люблю…

— Нет, я о другом, — он напрягся, — Зак, он, трогал тебя?

— Нет конечно, у меня же куча охранников, он просто хотел разозлить тебя. — Чуть расслабился. Я должна была обмануть его. Мне грустно. Может когда-нибудь расскажу правду…

— Рем, а почему ты держишь Зака? Может надо отпустить его?

Он грустно вздохнул, — я не могу, нас очень мало, большая битва впереди…Может он исцелится, он мой друг…Был…Время лечит ведь?

Я с сомнением поджала губы. Ну кто ж знает. Может.

Помолчали.

— Спасибо, что остановила меня. Я разозлился и увлекся чуть…

Я хмыкнула, ну если только чуть-чуть…

— Ляг на постель! Ты же сейчас свалишься!

Рем свесил ноги с кровати, явно намереваясь встать и идти. Он протянул руку и уцепился за край стола. С заметным усилием он встал-таки на ноги и стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Как ни был он слаб, упрямство сохранилось в нем со всей обычной силой. Он весь побелел и покрылся холодным потом даже от незначительного усилия, необходимого для того, чтобы устоять на месте. Стоит, качается.

— Мира, мне надо, нет времени лежать…

— Николас! Помоги! — Кричу что есть мочи.

Рем попробовал пройти по комнате по направлению к двери, шатается. От этого усилия он скоро побледнел и покрылся потом, остановился, сейчас упадет. Дверь широко распахнулась, в комнату влетел Зак, в его руках кинжал, готов разить всех вокруг. Замер на секунду. Подхватил падающее тело Владыки. Остановил на мне черные, бешенные глаза:

— Что здесь происходит?

— Вот, убегает, — пожаловалась я шокированному Заку на своего раба. Рем закатил глаза. Вбежал запыхавшийся желтоглазый.

— Николас, он не слушается меня! Заберите его отсюда! Он ползет на смертельный бой, ты там корректируй его курс чтобы не свалился с обрыва на своем геройском пути. — Я в бешенстве, если Рем хочет угробить себя, пусть это делает без меня.

— Мира, я просто поговорю с ребятами, — оправдывается Владыка.

— Здоровяк, можешь добить его! Он твой! Я и пальцем не пошевелю, чтобы спасти его, я есть и спать хочу. Брысь все ардорцы! Зак выпучил на меня глаза, он легко держит дрожащего от слабости Рема, который по сравнению с этим медведем выглядит хрупко и элегантно.

— Она сумасшедшая? — Николас задумчиво кивает…Рем похоже тоже с ним согласен — предатель…

— Ребята, отступаем, быстрее, — хрипит Рем. Предатель…

— На себя посмотрите! Сами сумасшедшие! — Кричу им вслед, захлопнула дверь.

Николас

Николасу не нравится, что Рем встал так рано. Но что ж тут поделаешь. Если уж Мира не смогла его остановить. Он усмехнулся, Мира взбешенная, злая от беспокойства выглядела забавно. Владыка, с перевязанными плечами, босиком, в одних брюках, с помощью Зака, с трудом доковылял несколько метров до стула, весь перекособочившись сидит, слушает доклад Зака.

Новости тревожные. Ардор наполняется креландскими войсками. Новые, невиданные по мощи орудия. По крайней мере причина чрезвычайного оживления на Северном тракте и Сорве теперь ясна — искали сбежавшего Владыку и принцессу. Историю побега Миры и Рема мы уже рассказали обалдевшему Заку, так что времени теперь не теряем. Рем стремительно теряет силы.

— Солдаты императора Дарко отменно выполнили свою работу, — докладывает Зак. — Имперцы превратили цветущий край в пустыню и заявили, что установили там мир. Подобный способ умиротворения привел к тому, что Ардор полностью обезлюдел: мужчин перебили, заточили в тюрьмы или отправили в Креландию для получения ошейника подчинения, посевы и дома сожгли, а женщины и дети насилуются, все, кто не убежал и выжил были обращены в рабство.

— Они уничтожают ардорцев как расу. Мы только можем сдохнуть или принять рабство. Альтернативы нет.

Разговор, поначалу оживленный, но беспредметный, быстро сошел на нет, и в комнате повисло неловкое молчание. Всеми овладела тоска.

— Надо перекрыть Сорве и разобраться с теми, кто заполнил Ардор, — раздался голос Рема в наступившей тишине. — Через несколько дней выступаем.

Со всех сторон раздались крики. Протесты.

— Даже и не думай, что мы тебя пустим! — крикнул Сай.

— Будешь сидеть здесь, мы уже потеряли тебя однажды! — Николас с ним полностью солидарен. Мужчины вскочили.

Комнату буквально пронизывали перекрестные потоки эмоций, так что хотелось подняться и призвать всех к порядку, чтобы разрядить напряжение. Один только Рем сидит спокойный и неподвижный. Он уже все решил, его мнение не изменить. На его серо-зеленом лице нет эмоций, остались лишь усталость и легкая печаль. Слабый свет от светильников подчеркивал его худобу, впалые щеки и выступающие кости.

— Ты, Владыка, никуда не пойдешь! Навоевался уже!

Рем мрачно ответил:

— Не пытайся командовать, Крейг. Даром потратишь время, да и меня разозлишь.

— Посмотри на себя: кожа да кости! — Кричит Николас. — Пока не придешь в норму, будешь сидеть в безопасности.

— Что ж, рискни, посади меня под замок! — Обнажив клыки, Лиэм готов был сейчас схватить Рема в охапку и связать.

— А о Мире ты подумал! Её ты тоже потащишь воевать? — Попробовал возвать к его чувствам Лукас.

— Расстояние теперь не помеха. Мира останется в безопасности!

— Как ты можешь быть уверенным! Отойдешь от нее на большое расстояние и будешь корчиться и сдохнешь и все мы с тобой. Или Миру потащишь под снаряы?

— Тебя схватят и раса окажется в заднице, не говоря уже о твоей Госпоже. Думаешь у нее есть шансы выжить здесь без тебя! — Рем яростно зарычал.

— Ты не можешь сражаться. Это не безопасно.

— Ты шутишь, верно? — Рем обвел всех удивленным взглядом. — Наша раса терпит поражение, нет, не так, уже потерпела поражение! А ты хочешь надрать мне задницу за то, что я хочу уничтожить врага? Я не стану сидеть в стороне, за женскими юбками, пока мои братья занимаются делом…

— Но ты Владыка. Ты важнее всех нас…Ты не можешь изменить того, кем родился. Не можешь поменять родителей. Ты Владыка, и для тебя действуют иные законы, так было и так будет всегда. А если тебя опять схватят? А если ты погибнешь? Вся раса полетит к Отверженному. Взгляни на это, Рем. Ты — сердце всех нас… поэтому, нет, ты не можешь просто выходить и сражаться в одиночку, просто потому что хочется. Это дерьмо не работает, когда речь заходит о тебе…

Рем мрачно посмотрел на взбешенного Сая.

— Следи за языком, Сай. Ты ходишь по грани, прямо сейчас.

— Если ты думаешь, что, дав мне в морду, что-то изменишь, то действуй. Но я обещаю, когда драка закончится, и мы оба будет истекать кровью на земле, все останется по-прежнему. Ты не можешь изменить того, кем родился.

Рем от слабости дрожал всем телом. Николас налил ему виски. Владыка благодарно кивнул. Вот-вот он свалится, — это было очевидно. Больше уже ни о чем не было смысла говорить, он принял решение.

— Идем к Сорве, запираем Ардор.

Все молчат. Слово Владыки сказано.

— Николас, известить всех оставшихся, оповестить все поселения. Сай, общий сбор. Крейг, всю информацию по численности и дислокации имперских войск. Лиэм — общее количество оставшихся у нас магов и боеспособных солдат, Зак…

— У меня есть дело, — Зак встал. — Я иду за братцем, за Томерреном. Он мой.

— Томеррен в Осгилиане, его не достать. Брат мой, ты же идешь на верную смерть.

— Но предварительно наломаю дров…

Мира открыла дверь. Мрачным взглядом охватила всю картину наиважнейшего военного совещания Владыки с его подчиненными. Сурово сжала губы. Посмотрела на бутылку на столе, на бокалы, на Владыку, топнула ногой:

— В постель. Сейчас же! — Посмотрела на всех, — подохнет ведь, а вы, олухи и не чешетесь! Желтоглазый, неси это тело спать. Сейчас!

Зак

Луна поднялась выше, и долина как-будто плыла в сером серебре. Длинные, черные тени деревьев легли на траву темными стрелами, указывающими путь в неизвестность. Мы спустились к озеру и повернули к Осгилиану вдоль Сорвадской дороги.

С каждым шагом и каждым вздохом, я был вынужден заставлять себя продвигаться вперед, все мои инстинкты кричали о том, что я оказался в неправильном месте, и все же отказываясь повернуть обратно, вел своих людей дальше. Что-то не так.

Мой отряд насчитывал шестнадцать бойцов. Мы, как тени продвигались по лесу, никем не замеченные. Вроде все спокойно, в лесу тишина. Но что-то неспокойно на душе. Я собирался разделиться с основным отрядом завтра, мой путь в Осгилиан, ребята идут дальше, их задача дойти до северного поселения, что в горах Медвежьего зуба, мой же путь идет до самого Осгилиана. Сорвадская дорога, ведущая в столицу была наполнена имперскими войсками, контролирующими все подступы к основным городам Ардора.

Разорванные сине-лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли.

Вдалеке послышались раскаты грома. Все тревожно замерли:

— Гроза что ли? — Тревожно посмотрел на меня Стаур;

— Нет, это что-то похуже…

Вдалеке был бой, креландские орудия отдаленно рычали, это был низкий непрекращающийся утробный гул, который я почти не слышал, но легко чувствовал — вибрация поднималась вверх по руке, натягивая каждый нерв до предела.

— С кем они там воюют..?

— Абсарокское предгорье на востоке обстреливают, наших выгоняют…

Было еще темно, поэтому я их скорее почувствовал, чем увидел. Я опустил руку на нож у пояса и остался неподвижно стоять. Я прислушивался. Короткие волосы на голове стали дыбом. Перед нами были вскопаны несколько диагональных рядов небольших насыпей конусообразной формы, расположенные в шахматном порядке. Эти насыпи располагались группами по восемь рядов на расстоянии одного метра. Весь лес, насколько хватало глаз был перекрыт этими странными небольшими холмами.

— Зак, что это? — прошептал Рой;

— Кто его знает, как крот переросток перекопал здесь все…

— Надо идти…

— Стой, не нравится мне все это… — Я принюхался. Что же не так? Чувствую ловушку…

В лесу было спокойно. До рассвета оставалось несколько часов, и воздух был неподвижен. От земли, будто дым от свечки, медленно поднимался влажный туман. Тишина.

Тишина исчезла, когда Ролло зашевелился, сделал шаг вперед и… Мир взорвался…

Оглушительный рев сотряс темноту, и лес перед моими глазами взорвался треском веток и удивленными криками. Я видел, как впередиидушие упали на землю, пораженные орудиями, взорвавшимися под их ногами. Какие-то закопанные бомбы взорвались под нашими ногами. Когда позади раздались выстрелы, я уже бежал.

— Засада! — вскрикнул Рой, когда что-то ударило меня сзади по голове, и я во весь рост растянулся на земле. Меня убили? Голова гудела, будто улей, перед глазами плясали белые огоньки.

— Бегите! Руит! — задыхаясь, шептал я, остановившимся было ардорцам. — Убегайте! Надо Рема предупредить..! Надо…

Стрельба стихла, но крики продолжались, однако слов было не разобрать. я знал, что лежу ничком в лесу, ощущал холодную влагу на щеках, чувствовал в носу острый запах гнилых листьев. Мне казалось, что я очень пьян, окружающий мир медленно вращался вокруг. Ко мне подошли сапоги, как же мне не повезло выжить, только бы ребята ушли от имперцев, только бы предупредили Владыку, что предгорья перекопаны и заминированы…Страшный удар в голову сзади почти вырвал у меня сознание. Я ощутил во рту горячий рассол крови. Я открыл глаза; омывая, их залила кровь. Топот возле уха и тяжкий дух лошади: «хап, хап, хап!» В последний раз открыл я глаза, увидел раздутые розовые ноздри лошади, чей-то огромный сапог. После второго сильного удара по голове я уже почти не чувствовал боли… «Все», — змейкой скользнула облегчающая мысль. Гул и черная пустота.

Мира

— Мы идем вместе! Пойми, ты не можешь быть уверенным, что расстояние не имеет значения, а вдруг…

— Нет, ты остаешься здесь! — Рем, взбешенный, ковыляет по комнате;

Остановился, посмотрел на меня кровавыми глазами.

— Тогда и ты не пойдешь!

— Мира, ты остаешься здесь, под охраной! Я иду к Сорве! Это приказ! Слышала меня? — Схватил меня за плечи, встряхнул, — я устал от всяких сюрпризов, устал каждую минуту ожидать новых неприятностей. Устал бояться за тебя! Мне надоело быть пленником, подвергаться пыткам, быть рабом, без конца выслушивать ложь. Мне надоело, что меня постоянно используют. Надоело видеть, как убивают беспомощных людей. Я должен что-то предпринять. Я должен освободить свою страну и свой народ!

— Вместе! Или ты никуда не уйдешь, — решительно сказала я.

— Ты не можешь остановить меня! — Он потянулся и схватил меня за руки.

— Могу, — сказала я.

Он знал, что я и вправду могу, минут на десять: я яростно задергалась, но хватка у него была железной.

— Отпусти меня сейчас же!

— Нет, не отпущу! Я не отпущу тебя, пока не убеждусь, что ты поняла мой приказ…ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ И БУДЕШЬ ЖДАТЬ!

Я с силой потерла костяшками пальцев верхнюю губу.

— Я т — так н — не думаю, — отозвалась я.

Губы мои, как, впрочем, и все остальное, онемели, слова выговаривались с трудом. Не поднимая глаз, я пыталась — и тщетно — унять дрожь в руках.

— Послушай меня! — взревел он и обрушил кулак на стол с такой силой, что я подскочила, вскинула голову и увидела, что он навис надо мной.

В дверь с той стороны начали барабанить, а когда эта суматоха привлекла внимание обитателей поселения, к стуку добавились еще и крики.

Неожиданно я почувствовала, что в комнате очень холодно. Мои негнущиеся пальцы не могли справиться с завязками рубашки, я встала.

— Пойду, погуляю.

— Ты никуда не уйдешь. Пока не…

— Замолчи сейчас же! — воскликнула я, удивив нас обоих.

Он молча воззрился на меня, потом кивнул.

Рем схватил рубашку, натянул ее через голову, отворил дверь и выйдя в неожиданно притихшую гостиную, закрыл дверь за собой, сильно хлопнув. Горючие слезы, ручейки обиды и злости, струились по моему лицу, заодно текло и из носа. Легла на огромную кровать.

Ночевать он не пришел.

Утром дверь моей комнаты открылась. В образовавшуюся щель просунулась голова Ариэлы.

— Мира, ты спишь?

— Сплю… — Я несчастна, никого не хочу видеть. Всхлипнула.

— Вы поругались, я слышала, — "а кто не слышал?" — Она села на край кровати, — не грусти, ему хуже, он всю ночь пил с ребятами. Переживал. — Ариэла хихикнула. — Это правильно, что ты его не пускаешь, ребята на твоей стороне. Держи его.

Поддержка подруги ободрила меня, слегка:

— Да как его удержишь то? — Тоскливо проныла я, — вон всю комнату выморозил мне…

— Сегодня праздник. Народу съехалось со всех сторон. — Ариэла вскочила. — Я принесла тебе платье, давай готовиться. Поразим его в самое сердце…

— После завтрака!

В гостиной сидел Рем с друзьями. Я уставилась на их бледно-зеленые, помятые физиономии. Интересно, а они сегодня спали. Весело болтая с Ариэлой, уселась кушать сладкую кашу.

— Николас, завтракать будешь? — Кажется от этого вопроса желтоглазому стало еще хуже, по крайней мере, его лицо приобрело еще более зеленый оттенок. Он вежливо отказался.

Бледный Рем хмуро взглянул на меня, и я вдруг поняла, что, несмотря на внешнее спокойствие, он расстроен так же сильно, как и я. Вежливая Ариэла предложила и ему еду. Он только головой помотал, с трудом сглотнул, пытаясь контролировать свой голос.

— Что-то у меня нет аппетита. Боюсь, если я что-нибудь проглочу, меня снова начнет тошнить.

Ариэла усмехнулась, не настаивала и молча приступила к еде. Мужчины нервно вскочили. Убежали прочь, подальше от ароматных запахов нашего завтрака.

Платье было великолепно. Бледно-желтое, оно восхитительно подходило к моим глазам и светло-рыжим волосам.

— Ариэла, спасибо, это просто, просто сногсшибательно! — Ариэла весело захлопала в ладоши. Она была прекрасна в лиловом шелковом с черными кружевами платье.

Минимум краски на лицо, свободная, ниспадающая прическа, я готова.

В тот вечер огромная пещера сияла огнями, во всех окнах горели свечи, лестницы и двери украшали ветки падуба и плюща. По случаю праздника над поселением витала прекрасная музыка, смешиваясь с головокружительными запахами ромового пунша, сливового пирога, миндальных пирожных и савойского печенья. Просторные помещения были заполнены многочисленными ардорцами. Они, нарядные, высокие, забыв об ужасной войне, смеялись, переговаривались, поднимали тосты за благополучное возвращение Владыки. Ариэла, приветливо улыбаясь и здороваясь с приветствующими ее ардорцами, крепко держала меня за руку.

— Сегодня сюда пришли сотни людей с разных поселений. Не удивляйся, что здесь так людно. Рем объявил общий сбор, — говорит мне Ариэла. — Сегодня праздник, завтра большое совещание.

Я иду, киваю, улыбаюсь.

— Веселись Мира, сегодня ведь и твой день, это ты спасла Владыку.

Села за одинокий столик, «веселюсь». Где же он. Оглядываюсь…

Наконец я увидела Рема. Высокий, стройный, худощавого телосложения, бледный с седыми волосами, заплетёнными в косу, он выглядел величаво. В простых черных брюках и темно-красной рубашке, он бы мелко смотрелся на фоне остальных разодетых ардорцев, если бы не его могучая аура. Во всем его облике скрывалось неимоверное могущество, казалось, воздух вокруг него потрескивает от исходящей от него Силы. В пещере установилась тишина. Рем и группа его друзей, стоящих сзади своего Повелителя, остановились. Сотни ардорцев в нарядных одеждах и сияющих дам, увидев его, опустились на одно колено. Восторженный гул разнесся по всему огромному помещению. Ардорцы дружно приложили ладонь к сердцу. Их Владыка вернулся.

Ликованье перевалило далеко за полночь. Вино лилось рекой. Начались танцы.

— Здравствуйте, прелестная незнакомка;

Я вздрогнула, обернулась. Как интересно! Никто и никогда так ко мне не обращался. Всю свою жизнь меня знали, всегда я была в центре внимания. Креландская принцесса — выгодная партия, Госпожа Владыки Ардора — мерзкая тварь.

Передо мной стоял ардорец. Высокий, светлые волосы, длинные клыки сверкают в обаятельной улыбке. Светло-желтые глаза, нос с небольшой горбинкой, очень даже харизматичный.

— Позвольте представиться — Пиер Орраро Зроин — Предводитель Медвежьего зуба.

— Мира;

Заинтересованный взгляд:

— Просто Мира, — задумчиво поцокал, — креландка… — Посмотрел на мою руку, — Госпожа, заложница…

Я вздохнула:

— Да, да, та самая, отвратительная тварь, мне уже сообщили, можете плюнуть в мою сторону и идти дальше… — нервно оглянулась, Николас пристально смотрит на меня, вздохнула, ну как же, ожидает подвоха и Ариэла куда-то ушла, сосредоточила внимание на своем собеседнике.

— Вы не связаны, без кляпа, значит не опасны, — я скептически хмыкнула. Ардорец осмотрел зал, заприметил пару соотечественников в ошейниках. Сделал ложные выводы. Решил пообщаться с симпатичной и такой одинокой креландкой. Бедняга. Сейчас его растерзают… Хотя…

Я склонила голову в сдержанном приветствии.

— Мое почтение милорд Пиер Орраро Зроин. — Запоминать имена с первого раза — результат многолетней тренировки. Чем мельче маркизик, тем трепетнее он относится к своему имени и правильному его произношению. Добавляю в голосе трепетное почтение, я же невольница здесь, легкую неуверенность, но руку для пожатия я все-таки протянула. Моя рука принята, пожата, по обычаю ардорцев прижата к груди склонившегося ардорца, к его лбу. О! Ко мне проявлено уважение. Чудеса!

— Приятно познакомиться, миледи Мира. — Покончив с любезностями, ардорец осмотрелся и вопросительно приподнял бровь. — Мне показалось, что вам здесь одиноко. Насколько я понимаю, вы связаны расстоянием? — Я кивнула. — А не хотите ли потанцевать?

Я так давно не танцевала. Посмотрела на своего Господина… Дамы окружили его, как только Владыка появился в зале, они, ничуть не смущаясь, поспешили к нему через комнату, с сияющими лицами и распростертыми объятиями. Он, радостно улыбаясь, крепко обнимает их в ответ, смеется, слушает, отвечает, раскланивается…Я отвернулась, все переворачивается во мне от гнева.

Было много смеха, объятий, радостных восклицания и конечно слез. Это был его мир, мир, где мне, его рабыне, не было места. Крейг привел нескольких знакомых к группе, окружающей Владыку: двух хорошеньких женщин и моложавого мужчину с бледно-голубыми глазами. Потом к ним подошел еще один мужчина. Еще и еще женщины. Все они были высокие, красивые, они были легки, изящны и самоуверенны. Рем знал их всех. Я разозлилась. Я злилась, что он улыбается и окружен всеми этими женщинами. Злилась, что это так задевает меня. И еще я злилась оттого, что не могу грохнуть кулаком по столу и приказать своему рабу вернуться ко мне, уйти от всех них; во мне закипала какая-то холодная страсть к разрушению.

Я чувствовала себя чужой. До сих пор я всегда была с Ремом только вдвоем. Теперь я впервые увидела людей, издавна знакомых ему. Я не знала, как себя держать. Они же двигались легко и непринужденно, они пришли из другой жизни, они пришли из другого мира, к которому я не принадлежала. Все сразу осложнилось, парализовало меня, заставляло сравнивать, кто я и они, кто я и он…

Пиер Орраро Зроин встал:

— Потанцуем?

Из круга, окружившего Владыку, раздался хохот, краем глаза я вижу, что Рем улыбается. Ну что ж. Встряхнись принцесса, вспомни кто ты. Кругом музыка и прекрасные кавалеры. — «Встряхнись!» Я посмотрела на ардорца сияющим взглядом, радостно улыбнулась:

— Танго, вы не могли сделать лучшего выбора милорд Пиер Орраро Зроин, — встала, придерживаемая галантным ардорцем. — «Уж лучше быть незаинтересованной, чем проигнорированной, давай Святомира, вперед».

— Просто Пиер, миледи Мира, — шепчет мне мужчина.

Танго — страстный, чувственный, темпераментный и драматичный танец, но он всегда имеет ноту грусти, я обнимаю широкие плечи ардорца, одинокая слезинка скатывается по моей щеке — не тот, не тот… Движения танго помогают выразить самые крайние чувства партнеров и взрывную страсть…Я знаю, что хорошо танцую. Танго длилось долго. Танцуя, я иногда поглядывала в сторону Владыки, все напрасно, он стоял спиной ко мне, не замечая меня и улыбался очередной прекрасной даме. Танго — это не просто танец, это страсть, огонь. Музыка танго прекрасная, страстная, движения — плавные, пластичные, чувственные. Я растворяюсь в прекрасной мелодии, музыка льется, проходит насквозь через меня, смывает с моей души отчаяние, грусть, ревность. Я очищаюсь.

— Вы прекрасно танцуете, очаровательная незнакомка, — шепот Пиера щекочет мою щеку, я улыбаюсь, киваю ему в ответ, закрываюсь от Владыки, не хочу чувствовать его счастье и возбуждение, сегодня он свободен от меня. Тем более это низко, держать под постоянным контролем взрослого мужчину с его страстями и желаниями. Свобода! Рем свободен, пропустила это чувство через вены, жарким огнем боли опалила свою душу, он свободен! Отпускаю…Теперь мое сердце одиноко, в душе пусто и гулко без чувств моего мужчины… Посмотрела в светло-голубые глаза своего партнера. Расслабилась, музыка прекрасна…

Несмотря на то, что чувствовала я себя неважно, я знала, что я прелестно выглядела и великолепно танцевала. К сожалению, Пиер тоже танцевал хорошо, и мы оба прекрасно подходили друг к другу, и казалось, что мы уже не раз танцевали вдвоем.

Пиер был великолепным партнером. Мы еще танцевали. Следуя за ним, меня приглашали другие ардорцы. Ледяная стена неприятия была разрушена. Со мной разговаривали, мной любовались. Меня окружали чужие, пришлые ардорцы, никто не знал о моем сложном статусе. На меня смотрели как на Госпожу-креландку, захваченную ардорцами и вынужденную подчиняться своему бывшему рабу, кем я по сути и являлась. Наконец все карты раскрыты, мое место обозначено. Мне стало на удивление легко. Вся двусмысленность ситуации прояснилась. Понятен мне и смысл вчерашней ссоры, я просто надоела ему и он устал от моего постоянного присутствия.

Танцуя очередной танец я обдумывала, как бы попросить Сая предоставить мне отдельную комнату, он из них самый спокойный и рассудительный. Лиэм до сих пор ненавидит меня, Лукас поглощён своим творчеством и Джибоной — своей любовью. Николас с трудом переносит меня. Зак меня убьет, как только предоставится возможность сделать это без ущерба для его друга…

Вдруг я почувствовала сильную усталость, тошноту и попросила своего партнера по танцу вернуть меня к моему столику. Здоровье у меня ухудшается, приходится это признать. У меня не было никакого запаса сил, хотя с виду я старалась не казаться слабой. Но внезапно наставал момент, когда я вдруг понимала, что силы мои кончались. Причем я уставала не постепенно а внезапно раз и все, сразу, в одну секунду. Пиер удалился за бокалом вина для меня.

Я оглянулась. Ну да, зря я это сделала, ведь справлялась весь этот вечер. Рем, как всегда стоял, отвернувшись, он разговаривал с какой-то девицей, положил руки ей на плечи. Пошел танцевать. Сай положил локти на стол и мрачно наблюдал за мной. Впервые я заметила, какие у него красивые удлиненные серо-голубые глаза. Отдохнувший, без этой маски отчаяния и печали на лице он выглядел очень даже красивым. Лиэм смотрел на меня в упор, я не видела одобрения на его резком лице, но, по крайней мере, это уже не прямое неприятие. Может есть какой шанс… Николас сложил руки на груди и хмурился на меня, нет, здесь шансов нет, все глухо…

Я неуверенно поежилась под огнем этих осуждающих взглядов. А чего они хотят от меня? Вернулся Пиер.

— А давай погуляем? Здесь очень душно, — попросила я, и мой голос от усталости прозвучал глуше обычного.

Взяла свой бокал. Оперлась о руку мужчины. От усталости меня шатало, усилила защиту от ошейника подчинения, все, даже если он займется любовью с кем-нибудь, я не почувствую. Свободен… Пошли.

Рем

Голова гудит, все тело ломит. Как же я устал! А праздник еще и не начался! Нет, пьянству бой! Как же ненавижу я эти праздники. Торжественные лица, преклоненные подданные, склоненные головы… Где же Мира, почему я до сих пор ее не вижу? Надо поговорить с ней, нехорошо вчера получилось. Поссорился, ушел, напился. Ох как же голова расскалывается! Меня окружили радостные дамы. Охи, ахи, слезы, улыбки, шокированные взгляды на мой ошейник. Где же моя Госпожа! Вдруг я почувствовал невыносимое одиночество — Мира закрылась от меня. Я остался абсолютно один. Как давно я уже этого не испытывал. Одно сердце, одни чувства, один человек… Ужасно.

Я так привык к этому чувству — ощущать мою Госпожу постоянно. Я знал ее чувства как мои собственные. Ее сердце билось рядом с моим, я чувствовал ее боль, грусть, радость, возбуждение. Ничто не разделяло нас, мы были так близки друг другу, как это вообще возможно между людьми — едины, слитны. Я привык корректировать свои планы с ее самочувствием, если она голодна, я автоматически сворачивал в столовую, если хотела пить, я глазами искал графин — я постоянно нуждался в ней, дотронуться, поцеловать, слиться с ней, моей драгоценной Госпожой. Со временем я стал испытывать постоянный, нескончаемый страх — потерять ее. Ее отсутствие становилось мучительным, я не мог вырвать ее из круга вещей, из круга бытия, который был вне нас и внутри нас и навязывал нам свои законы, свое дыхание и свою бренность… Обладая я боялся утраты. Ведь счастье никогда нельзя удержать, никогда! МОЯ! Я не мог отделить ее даже от случайных вещей, от того, что было до нашего знакомства, от тысячи мыслей, воспоминаний, от всего, что формировало ее до моего появления, и даже от этих людей… И вдруг — тишина, она оглушала, я пошатнулся. Николас подхватил меня под руку. Я почувствовал, что Сай приблизился, они готовы защищать. От чего! От этой ужасной, ненужной свободы?

Наконец я увидел ее. Она была в прекрасном золотистом платье, юная и красивая, пламенная, как сама жизнь, я любил ее, и я хотел прокричать ей: — «Приди». Она обнималась с каким-то ардорцем. Он ей нравился, она смотрела ему в глаза и улыбалась с вожделением. Именно поэтому она и закрылась от меня! Я почувствовал, что смотрю на мир через призму красных отбликов. Сейчас я испорчу этот праздник! Постарался успокоиться. Эти люди так ждали этого дня. Ко мне подошла Идаоила, прекрасная, печальная, она потеряла всю семью в этой войне, ее отец был угнан в рабство. Ее дети погибли. Я положил ей руки на плечи, пытаясь успокоить. Идаоила говорила и говорила. У нее был надломленный, как бы стеклянный, голос. Горе… Печаль… Лишения… Утраты…Я злюсь, не могу сконцентрироваться, Мира окружена ардорцами, они красивее, выше, интереснее меня, без этой боли и долга…

Мира меняет партнеров. Ардорцы интересуются ей. Неудивительно, она, как редкий, прекрасный и чрезвычайно хрупкий цветок, она волнует и манит, она моя!

Ко мне подходят люди, я смеюсь, улыбаюсь, пожимаю руки, целую щеки, обещаю, успокаиваю, утираю слезы грусти, слезы радости, танцую. Какой долгий, мучительный день. Ричард смотрит на меня грозно. Слишком рано встал с постели, устал, рана болит, все, он меня точно привяжет к кровати… Мира танцует с кем-то…

Я больше не смотрел в ее сторону. Почему она закрылась от меня! Меня все злило, что она танцует, что меня никак не оставят в покое, что все эти мужчины так смотрят на нее! Запру! Она моя! Все эти ардорцы казались мне совсем чужими. Пускай все убираются! Она принадлежит мне.

Праздник продолжался. Меня о чем-то спрашивали, что-то рассказывали, со мной что-то обсуждали…я не замечал происходящего, я просто присутствовал. Иногда

Меня кто-то окликнул. Я кого-то выслушал. Что-то ответил, растянув губы в любезной улыбке. Обернулся. Ее нет. Она ушла. Оглянулся. Где она? Я ее не чувствую, пустота эхом гуляет в моей душе, слишком много место в моей груди для одного сердца…

Мне надо ее найти…Вскочил…

Мира

— Когда мы потеряли Владыку — это было ужасно. Томеррен хитростью и обманом проник во дворец и убил их…

Я потрясена. Слезы текут по моим щекам. Пиер рассказывает про ардорскую войну. Бедный, бедный Рем, сколько же он пережил!

— А потом была церемония отречения… — Перед моими глазами стояла картина — Рем на коленях перед своим народом, свист кнута, вся площадь на коленях…Голос Пиера дрожит. — Знаете Мира, наш Владыка — это, это наша святыня! Мы на все готовы ради него. Он ведь последний…

Я тяжело вздохнула. Многое открылось перед моими глазами. Я конечно догадывалась, что ничего хорошего там не происходило… Но эти пытки, эти насилия.

— А что случилось во время мальчишника императора? — Пиер посмотрел на меня абсолютно дикими глазами. Помотал головой:

— Нет, Мира, извините, я не могу об этом…

Мы гуляем по поселению. Я и не представляла насколько это огромная пещера. Многочисленные коридоры, переходы, вверх, вниз, мы посмотрели на величественные горы из многочисленных окон. Посмотрели на дымящиеся купальни. Я, связанная браслетом расстоянием, на которое я могла уходить от Рема, впервые имела возможность увидеть быт ардорцев.

— А сейчас, когда вернулся Владыка, у нас появился шанс… Шанс вернуть нашу родину. — Пиер задумчиво помолчал, — хотя мы все панически боимся отпускать Владыку. — Он засмеялся, — знаете, так хочется связать его и запереть в самом дальнем каменном помещении и оберегать всей расой.

— Да куда уж вам, — протянула я, улыбаясь…

— Куда уж нам, — улыбаясь протянул Пиер.

Они его любили. Я видела это. Не боялись, не лебезили, а именно любили. Трепетно оберегали, бесконечно уважали. Вспомнила отношения между креландским императором и всеми его подчиненными, которым основа была страх, ненависть и обман.

— А вы маг?

— Да, маг, не такой сильный как Николас или Зак. Нас, носителей Армадила, осталось очень мало…

— Да…

У него есть Армадил! Я почувствовала, что от любопытства я готова была завилять несуществующим хвостом. Я забыла о головной боли, об усталости.

О «камнях Жизни», манящих своей мистической силой, уже не одно тысячелетие слагаются захватывающие легенды и полные драматизма мифы. За ними тянется как длинный шлейф воистину королевской славы, так и череда по-настоящему роковых событий. Родиной Армадилов был Ардор. Никто во Внешнем мире не знает где и как добываются Армадилы. Только несколько очень маленьких Армадилов покинули Ардор и попали к королям и императорам разных стран. Эти камни окружены ореолом манящей таинственности, поэтому «родословная» этих немногочисленных Армадилов содержит следы преступлений, подкупов, краж, предательств, убийств. Так было до Ардорской войны. Сейчас, после захвата Ардора, креландский император Дарко стал гордым обладателем двух самых больших в мире Армадилов, вырезанных из груди двух Владык — Рема и его отца. Есть легенда, что где-то в Ардоре спрятана сокровищница, полная Армадилов всех бывших Владык Ардора. Я знаю, что отец не раз пытал Рема, пытаясь выбить из него ответ где она находится. Не знаю, добыл ли он эти сведения…

— А можно посмотреть на Ваш Армадил? — Ой, как же интересно…

— Что, сейчас? — От удивления Пиер остановился. Ну конечно здесь, мне же так хочется увидеть этот легендарный камень, ставший причиной уничтожения ардорцев. У Рема Армадила нет, остался только огромный отвратительный шрам, ну не Николаса же просить оголиться. Я кивнула:

— Да, мне только одним глазком…

— Как пожелает дама…

Бедный ардорец, для него слово дамы закон. Даже если эта просьба не пришлась ему по душе. Пиер снял комзол, выправил рубашку из брюк, снял рубашку через голову. Я замерла дыхание. Вот оно!

— Вау! Какой красивый!

У меня перехватило дыхание, когда я увидела это. Я смотрела на чудо. Маленький камень в груди ардорца в полумраке коридора казалось, притягивал весь свет, который играя на миллионах граней Армадила скатывался в центр и пульсировал, поражая глаз магическим разнообразием красок.

Ардорцу пришлось наклониться, чтобы его грудь была на уровне моих глаз. Я максимально близко приблизилась к нему, разглядывая это чудо, ну почему же здесь так темно, мой лоб почти уперся в теплую грудь мужчины…

— Мира? — Я подняла глаза, за спиной Пиера стоял изумленный Рем.

Я отпрыгнула от Пиера. Тот спешно натягивает рубашку. Рем, потрясенный, молча смотрит на нас. Как-то все неправильно получается. Почему-то я чувствую себя виноватой, видя бледное лицо Рема с подрагивающими губами. Ерунда какая! Он там обнимался со всеми женщинами Ардора, а мне на камушек посмотреть нельзя. Гордо вскинула голову:

— Да?

Пиер выглядел ошарашенным. Он переводит обалдевший взгляд с меня на Владыку, его взгляд останавливается на ошейнике подчинения на шее Рема, на моем браслете, приходит понимание, бросается на колени:

— Владыка…

Рем даже не смотрит на него, он взбешен, его лицо стремительно меняется, воздух в узком коридоре искрится от Силы бурлящей вокруг Владыки.

— Вон, — коротко бросил он, Пиер исчез.

Лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по моей спине, мне стало страшно, во всем теле ардорца что-то быстро и равномерно дрожало. Камни коридора потрескивали от дикого давления.

— Ты его предпочла потому что у него Армадил, да? А меня его нет. Вот, что тебе надо! Как и всем вам, креландцам!

Я отступила на шаг, от обиды я не могла найти нужных слов. Да что за ерунду он говорит!

— Мерзавка! — задыхаясь, шипел он. — Ты меня предала! — меня поразила боль, с которой он смотрел на меня…

— Рем, я… — Ардорец замер. Вся краска сошла с его лица, бледная кожа обтянула кости.

— Будь ты проклята! — На миг мне показалось, что он даст мне пощечину — рука уже поднялась, — но потом он сжал открытую ладонь в кулак. Рем судорожно вздохнул и с видимым усилием взял себя в руки.

— Пошла вон!

— Велел, значит, — без выражения произнесла я. — Поговорили! — Он открыл рот. Чтобы еще что-нибудь сказать…

— Молчать! — Истерически приказала я, я видела, как рот Рема захлопнулся, его глаза бешенно вращаются:

— Я никого не предавала, я просто гуляла и слушала истории про ардорскую войну, пока ты, мерзавец обнимался по углам с ардорками! — Мне наплевать верит он мне или нет, — я просто попросила милорда Пиера Орраро Зроина показать мне Армадил! — Я уже визжу, из глаз непрерывным потоком текут слезы, — не убивай его, он благородный, достойный мужчина, он достаточно страдал от мерзавцев креландцев!

Во мне закипела такая ярость, что горло сдавило удушающей судорогой, а руки — задрожали. Лицо его было бледным и сосредоточенным. Ну конечно, он боролся с приказом Госпожи, хотел продолжить орать. Он двинулся в мою сторону:

— СТОЯТЬ! — Я вытерла локтем сопли. — Давно бы сказал, что не любишь меня, вот надо было так жестоко обниматься прямо передо мной! Ухожу! Не волнуйся! Ты абсолютно свободен!

У Рема отвисла челюсть и выпучились глаза. У меня было минут восемь. Шатаясь, ударяясь о стенки коридоров, пошла, не оглядываясь на застывшего Рема.

Где я? Ничего не узнаю вокруг. Какие-то бесконечные повороты, коридоры. Иду, шатаюсь. Я потеряла счет времени сколько я бродила по огромной пещере. Я помню, когда-то, вечность назад, Ариэла говорила, что эта пещера пронизывает весь Титонский хребет, что здесь есть другие выходы. Я грустно усмехнулась, мне не привыкать ползать в темных лабиринтах. Я бреду по бесконечным коридорам: “Пошла вон!», «Пошла вон!» — крутится в моей голове. Меня вытошнило. Иду дальше. Создатели! Я была так измучена, что с трудом передвигала ноги. Внутри все болело. Но несмотря на это, меня трясло от возбуждения, мотор внутри никак не желал остановиться. Я шла и шла… Тело обдает жаркой волной, словно на кожу дует горячий ветер. Я подумала, что все-таки я заболела. Кожа онемела, головная боль усилилась. А я все шла и шла, ибо единственным спасением для меня было идти и дышать полной грудью…

Я не сразу сообразила, что вышла наружу. Откинув голову назад я истерически расхохоталась. Вот скажи мне — найди выход из пещеры или умри, не найду, а так, в полубессознательном состоянии — без проблем. Два шага и я снаружи. Только вот дорогу назад я точно не найду. А и не надо. Он же сказать уходить…

Вышла, оглянулась. Приглядевшись повнимательнее, я увидела обнажение породы, скрывавшее вход в пещеру. Он был неотличим от множества других глубоких расщелин, и заметить его, не зная, где и что искать, представлялось практически невозможным. Пошла вниз по едва заметной тропинки, хотя, скорее всего, это и не была тропинка, эта часть горы не выглядела часто посещаемой. С трудом, держась за редкие пучки травы, спустилась вниз. «Интересно, а куда я иду», — пронеслось в моей голове. Если я умру, умрет Владыка и вся раса. Посмотрела наверх, на только что пройденный путь. Ответственность тяжелым грузом лежит на моих плечах. Конечно я должна вернуться. Только чуть-чуть отдохну и пойду обратно.

Услышала тихое журчание. Многочисленные, маленькие, ледяные речушки пронизывали предгорья. Темно, вода серебристой змейкой бежит между каменистых берегов. Я сняла туфли и по колено в воде перешла речушку, ощущая, как ледяная грязь и мелкие острые камушки забираются между пальцами ног. Оказавшись на другом берегу, я дрожала от холода. Закинув голову, я уставилась в небо. Земля под ногами качнулась. Чтобы не упасть, пришлось обняться с деревом. Да что же это такое! Меня опять тошнит! Постояла, подождала, постепенно в голове прояснилось.

Я уселась на большой камень, опершись локтями о колени и уронив голову на руки, как же мне теперь жить? Без Рема? Смотреть на его женщин. У меня болели решительно все суставы. Не от напряжения предыдущего дня, не от усталости, не от голода. Просто от горя. Я чувствовала вращение земли, а мое дыхание смешивалось с дыханием ветра. Казалось, что у меня не было ни кожи, ни костей: все заменил пребывавший прямо во мне свет замершей в небе огромной луны.

Низко над лесом, как красный факел, повисла влажная луна. Я присмотрелась сквозь слезы. Да что же это такое! Ну почему меня не оставят в покое! В свете луны я увидела человеческий силуэт. Судя по одеянию мужчина. Вот невезение! Ну почему в этом диком, первозданном крае бедная, несчастная девушка не может побыть наедине со своим горем! Ну кого еще привалило! Меня сейчас убивать будут или всего-лишь насиловать? Я выхватила нож. Погруженная в печальные раздумья, я не услышала приближающихся шагов, как же быстро это существо передвигается! И лишь когда поблизости хрустнула под ногой ветка, я, словно всполошившийся фазан, вскочила и развернулась на звук — с сердцем в пятках и кинжалом в руке.

— Ты же меня напугал, — сообщила я дрожащим голосом, пытаясь вернуть кинжал обратно в ножны.

Эта операция оказалась слишком сложной для моих дрожащих рук, порезалась. Колени подгибались, и я тяжело опустилась на свой камень, тыкая кинжалом в ногу в поисках ножен, опять промахнулась. У меня тряслись руки, подгибались колени. Сильные руки выхватили у меня кинжал.

— Ты совсем не умеешь управляться с ножом, мелочь? — Как всегда недовольно спросил меня желтоглазый.

— Бить пришел? — Мрачно спросила я. — Не оставишь ведь в покое? — Желтоглазый покачал головой. Тогда вяжи, протянула вперед руки. Ардорец посмотрел на меня с удивлением. — Я же рабыня здесь. Вяжи. Тащи меня обратно…

— Убегаешь?

Задумчиво посмотрела на желтоглазого, прошлась по воде, зачерпнула ледяной воды, вымыла лицо, стало легче:

— Николас, он меня совсем не любит! Он мне сказал уходи-и-и-ть! — Заплакала, слезы текли по моему лицу без остановки. Да с кем я разговариваю, это же лучший друг Владыки… Я уронила руку, не в силах что-либо объяснить. Наверное, со стороны я выглядела ужасно: поцарапанная, дрожащая, с опухшими, искусанными губами — уродина.

— Понятно, — только и сказал ардорец. Николас подошел ко мне, взял на руки:

— Опять вся ледяная, мокрая, — недовольно посмотрел на мои синие босые ноги, — ну что ты по ледяной воде босиком ходишь? — С отчаянием посмотрел на темно-синее небо, — ну почему? Зачем? Опять ведь замерзнешь! Замерзла уже вся!

Продолжая ворчать, сел на камень со мной на руках, его движения мягкие, сильные, как у гибкого, красивого животного, накинул на мои голые плечи свою огромную теплую куртку. Я задрала голову вверх, и было удивительно увидеть, что скрывалось за его темно-желтыми глазами. В его взгляде светилось понимание, глубокое понимание:

— Мира прости его, болвана, — я поддалась к нему и уткнулась лицом в сильное плечо, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Его рубашка моментально стала мокрой от моих слез.

— Он меня совсем, совсем не любит, — Николас гладит меня по голове, я всхлипываю, — ненавидит меня! — Я чувствовала, что вот-вот взорвусь. Казалось, что кожа того и жди лопнет и мои хрупкие кости разлетятся вдребезги.

— Он их всех обнимает, игнорирует меня, а потом кричит, чтобы я шла вон! — У меня истерика, мне не остановиться.

— Тш-ш-ш, успокойся мелкая, — ардорец укачивает меня на коленях, он улыбнулся своей странной улыбкой, о которой никогда нельзя было сказать, печальна она или радостна. — он тебя очень любит, просто он идиот, не плачь…Вон он там. Страдает, бедняга. — Я посмотрела куда он указал и увидела еще один силуэт на фоне темного неба.

— Не отдавай меня ему, я не хочу, я не могу так, насильно… Я не убегу, честно… — Я в отчаянии цепляюсь за Николаса, как будто меня уже отрывают от него. Горячие слезы текли по лицу и просачивались между пальцами. Я оплакивала Рема и себя, какой я была с ним, нашу ушедшую любовь. Это уже никогда не вернется…

Николас

Голова трещала нещадно. В который раз он повторял себе, нельзя столько пить. Ужас! А впереди еще такой долгий день. Рем с Мирой поссорились. Рем выскочил из комнаты бешенный, как ошпаренный, расстроенный и раздраженный. Все молчали, прятали глаза, Николасу было очевидно, что друзья поддерживают Миру. Поход к Сорве сейчас опасен и глуп. Рем ослаб, у него просто не хватит сил на полноценный удар. Взорвать Сорве — это как в полный голос прокричать: — «Смотри Дарко, ау, а я здесь, живой!» На предгорья будут направлены многочисленные креландские войска. С помощью многочисленных орудий проход через Сорве снова будет расчищен, Ардор опять будет залит кровью, Владыку поймают… Рем, бешенный, бледный от расстройства и огорчения, не слушал никакие доводы. Может ударить его по голове и подержать пару недель без сознания, Николас не сомневался, что все с готовностью поддержат эту идею…

А теперь этот ужасный праздник. У Николаса едва не перехватило дыхание, когда он увидел ее… Впервые со времени их знакомства на ней был вечерний туалет.

Платье из золотистого шелка мягко и изящно ниспадало с прямых плеч Миры. Оно казалось узким и все же не стесняло ее свободный широкий шаг. Спереди оно было закрыто, сзади имело глубокий вырез. В матовом оранжевом свете пещеры Мира казалась ему золотистым факелом, неожиданно и ошеломляюще изменившейся, праздничной и очень красивой. Прекрасное лицо, темно-золотые волосы ярким каскадом обрамляли бледное, узкое с острым подбородком лицо, слишком большие для этого лица, чуть раскосые зеленые глаза, алые, пухлые губы… Николас заметил, что все взгляды были обращены на нее…Она идет — задумчивая, очень печальная, ничего не замечает…

«Ну и денек, — подумал Николас. — Поскорей бы прошел. Уже вот и солнце село, а все не видно конца». Ужасный праздник продолжался. Рем сердится. Мира сердится и танцует с бесконечным количеством кавалеров. Как только мужчины поняли, что эта печальная и очень красивая креландка одинока, к ней выстроилась нескончаемая очередь галантных поклонников. Владыка злится, ревнует. Все больше и больше обнимает ардорок, обступивших его, танцует, утешает… Старательно отворачивается…Болван…

— Сейчас рванет… — произносит Лиэм, наблюдая за Владыкой;

— Идиот, — комментирует мрачно Николас, Мира устало сидит около своего столика. Пиер принес ей бокал вина. — Вот чего он ее бросил на весь вечер. Злится, ревнует, но не подходит.

Рем злющий, отвернулся от Миры, которая пытается поймать его взгляд. Друзья знали, что он думал о Мире. Все время только о Мире.

— Любовь, — невозмутимо заметил Сай, — чудесная вещь. Но она ужасно портит характер.

— Кретин, — говорит Николас, пошатывающаяся Мира под руку уходит с Пиером. Николас с беспокойством проводил глазами худенькую фигуру Миры. Не заболела ли она? Надо поговорить с Ричардом. Уже не раз он замечал, как буйная жизнерадостность маленькой Госпожи мгновенно и резко сменялась в ней глубокой усталостью. Она казалась неисчерпаемой в своей свежей любознательности и энергии. Но внезапно наставал вдруг момент, когда лицо ее бледнело, а глаза глубоко западали. Тогда всё кончалось. Она утомлялась не постепенно, а сразу, в одну секунду. И это случалось чаще и чаще. Николас был уверен, что она выглядела худее, чем когда он впервые увидел ее. А Рем конечно ничего не замечал! Влюбленный без ума идиот!

Рем побежал за ней… Крики, вопли. На Владыке лица нет.

— Николас, она ушла, ушла, я на нее накричал, чуть не ударил, она ушла, — на Рема смотреть страшно, его губы дрожат, зубы не попадают друг на друга.

— Она была с ним, с тем ардорцем, я их застал, он был полуголый…Я идиот, я идиот, я ее обидел!

— Ну так найди ее, ты же можешь почувствовать свою Госпожу;

Рем поднял свои больные глаза:

— Не могу! — От его вопля все вздрогнули. — Я сам научил ее закрываться от меня! Она закрыта! Я не знаю где она!

Николас чувствовал его бешенство и ожесточение против себя самого и всех, в помещении стало холодно.

— Я, я один испортил все. — Вдруг раздался звон стекла. Рем изо всей силы ударил по рюмке и разбил ее.

— Это тоже успокаивает, — сказал Лукас и встал. Он извлек осколок из руки Рема.

— Мы ее найдем, не волнуйся. Отсюда далеко не уйти…

— Пещеры — это гигантский лабиринт, она может оступиться, упасть, пораниться, заблудиться, — паника Рема нарастает…

— Жди здесь, — сказал Сай. — Так лучше будет.

Рем вскочил. Он сидеть не может. Друзья разделились. Оттуда, где Рем расстался с Мирой идет несколько ответвлений коридоров. Они ее найдут. Обязательно найдут… ради мелкой…

Взошла огромная луна и, словно белым золотом, облила предгорья, окутанные дымкой тумана. Потянуло холодом. Николас стоял на небольшом скалистом уступе и смотрел на Миру. Она казалась ему существом из другого мира — прекрасным, невесомым, эфемерным, как воздух. Длинное бледно-желтое платье струилась за ней, как туман…

Губы Миры посинели и дрожали. Она осунулась и побледнела. Неуверенно держа судорожно сжатыми кулаками нож, словно желая придать себе мужества, она нелепо размахивала им, опять порезала себя.

— «Ужас! Надо срочно удалить от нее все режущие предметы, Рем еще не знает, что у нее нож откуда-то», — подумал Николас. На разреженном холодном воздухе ее выдохи превращались в густые теплые клубы пара. Она опять была босиком и ходила по ледяной воде!

— «Несносное существо! Так и норовит получить обморожение!» — Поднял ее на руки. Легкая как птичка.

— Николас, он меня совсем не любит! Он мне сказал уходи-и-и-ть! — Страдание в ее взгляде смешалось с безысходным отчаянием. Николас смотрел на ее худенькую надломленную фигурку.

“Это Рем то ее не любит! Да он места себе не находит от отчаяния. И она тут по скалам полуголая прыгает, — вздохнул. — Болваны они, оба…»

Обнял ее, Николас напомнил себе, что нужно быть поделикатней, — кости под ее кожей казались такими хрупкими… «Чуть нажмешь нечаянно и сломаешь мелкую. Как Рем с такой хрустально-хрупкой Госпожой справляется, на нее даже дунуть ведь страшно!»

Вся дрожит, надо срочно нести ее в тепло:

— Он тебя очень любит, просто он идиот, не плачь…Вон он там. Страдает, бедняга.

— Не отдавай меня ему, я не хочу, я не могу так, насильно…

— Не отдам, не бойся, пойдем в тепло, дрожишь уже вся мелкая, опять заболеешь, опять мне потолком прикидываться…

Николас подхватил ее на руки и пронес, перешагнув, через быструю речку. Она прижалась к его груди, серебряная в свете луны, усталая птичка; он чувствовал, что она дрожит, тихонько всхлипывая.

Вдруг в полумраке он услышал чье-то дыхание. На верхней ступеньке вырисовывалась какая-то фигура, смутная и расплывчатая. Николас сделал еще два шага.

Из темноты выступил Рем.

— Дай мне ее…

— Нет, она не хочет…

Пронес мимо застывшего в отчаянии Рема. Отнес в свою комнату. Позвал Ариэлу, чтобы переодела мелкую в сухое.

Уселся у порога, рядом с ним плюхнулся Рем.