Любовь и расчет

Глава 14

Вот наваждение. Только этого ему еще недоставало этим злосчастным вечером.

Но не стоило ходить вокруг да около.

— Господи, мисс Уэстбрук, зачем все это? — Он произнес это тихо, но жестко.

Ее ладонь на его локте конвульсивно дернулась.

Наверно, ему следовало бы быть с ней помягче? Отвержение любого вида могло стать для нее почти оскорблением. Но он не имел права позволить ей продолжать в том же духе. Темнота и ее образ в красном платье наряду с прикосновениями были способна спровоцировать его на действия, которые лишат его самоуважения. Да и чем это все может завершиться?

— Я подумала…

Ее голос осекся, и стало ясно, что ни о чем она не думала; но беспечно решила, что достаточно подать ему сигнал о своих намерениях, и он воспылает.

Что ему оставалось делать, как не рассмеяться? Это выглядело, безусловно, грубо, и чувство вины захлестнуло его, когда она отдернула от него руку, но как, спрашивается, мог он еще отреагировать? Значит, не зря он отругал ее, когда она появилась на пороге. Не зря подозревал в безрассудстве намерений. Его подозрения оправдались. К тому же с ее чувствами можно было не церемониться. Девушка была способна ответить на пренебрежение точно таким же образом.

— Простите, что не могла предвидеть, что ситуация покажется вам смехотворной. — Она могла сойти за оскорбленную королеву, отчитывающую своего премьер-министра. — Не припомню, чтобы на прошлой неделе вы тоже так веселились.

Боже правый. Это выглядело нелепо. Ник нащупал в кармане платок и вытер глаза.

— Господи, она была права насчет вас. — Пусть это послужит ему уроком никогда не сомневаться в словах Анны Симкокс. — Она была совершенно права.

— Кто был прав? С кем вы меня обсуждали?

Но он не позволит ей отвлечь себя.

— Вы, моя дорогая, судя по всему, решили держать меня про запас — разве нет? — и думать обо мне забыли, пока не почувствовали, что ваши чары ослабли.

— Это неправда.

Но он не мог не заметить в ее голосе боль и стыд, ибо она осознала, что в его словах все-таки содержится толика истины.

— Я хотел ухаживать за вами, и вы не можете это отрицать. Открыто и честно. — Кейт это знала. Даже не прочитав его записку три года назад, она без труда догадалась, что в ней написано. Как знала она и о значении цветов. — Я собирался вам оказывать все приличествующие знаки внимания. А после свадьбы и неприличествующие тоже. Я бы сделал все от меня зависящее, чтобы стать вам хорошим мужем, а не только… — Он обвел жестом темную комнату, в которой они находились. — Мужчина может предложить женщине гораздо больше, чем несколько тайных поцелуев в уединении. Надеюсь, что когда-нибудь вам посчастливится узнать это. Только у меня больше нет к вам соответствующих чувств, уж вы извините великодушно.

Ник даже не догадывался, как давно собирался сказать ей об этом. Слетев с языка, слова прозвучали не менее внушительно, чем одна из волнующих речей Генриха V, правда, по куда более мелкому поводу.

Он отошел от камина.

— Предлагаю вам последовать моему примеру и вернуться сейчас же в бальный зал. Если вы планируете и в будущем выезжать на балы, то вам придется обходиться без моего тайного сопровождения. Я обнаружил, что больше не испытываю желания выполнять эту обязанность.

Он даже не собирался смотреть, последует ли она за ним. Это было ее личное дело. Но когда проходил мимо, досадная женщина остановила его, схватив за локоть обеими руками.

— Я не верю тебе. — Она впилась в него пристальным взглядом с выражением безрассудного желания. — Я чувствовала это по твоему поцелую. Видела по тому, как ты смотрел на меня, когда я приехала сегодня на бал. Ты не можешь убедить меня, что не питаешь ко мне никакого интереса. Это ведь неправда.

— Кэтрин, ты опоздала. Боже, неужели твое тщеславие так велико, что ты не видишь разницы между интересом и заурядной похотью? — Где-то в голове прогремел предупреждающий набат: с ней так нельзя говорить. — Я и вправду поцеловал тебя. Мужчины не отказываются от женщин, когда те преподносят себя на блюдечке.

— У меня и в мыслях такого не было.

— Еще как преподносила, черт тебя подери. — От его грубости Кейт вся сжалась и отдернула руки. Но тут его собственные ладони схватили ее за локти. — И смотрел я на тебя в этом платье, потому что все мужчины смотрели. — Он стоял так близко от нее, что мог видеть ее открытую грудь, и он уставился на нее. Кейт тяжело дышала. — Готов биться об заклад, что все мужчины в бальном зале оглядели тебя с ног до головы. Надеюсь, ты не такая глупая, чтобы принять это за знак расположения. — Он отпустил ее руку, а по второй пробежал вверх костяшками пальцев, пока не достиг края короткого рукавчика. — Каждый из них, поверь мне, представлял, как вытащит тебя из этого платья.

Ник мог бы предупредить пощечину, если бы захотел. Времени для этого было предостаточно. Ее глаза красноречиво выдали намерение, читаемое даже при лунном свете, прежде чем она в неловком и явно неумелом жесте взмахнула рукой.

Он позволил этому случиться. Ее рука в лайковой перчатке ударила его по щеке. От удара его голова качнулась в сторону, и боль, обжегшая щеку, подтолкнула к еще одному проявлению решительного безразличия: схватив Кейт за талию, Ник грубо притянул ее к себе и впился ртом в ее губы.

Он был очень зол. Кейт чувствовала это по его пальцам, сжимавшим ее затылок, по языку, вторгшемуся в ее рот. Второй рукой он, не спрашивая позволения, притиснул ее к себе самым непристойным образом, давая ощутить полную меру своего разочарования, своего отвращения и сожаления о том, что напрасно потратил годы, питая к ней тщетные чувства, которые мог бы употребить с большей пользой.

Кейт сжала руки в кулаки, захватив ткань его сюртука в области талии и на спине. Его злость не испугала ее, потому что она и сама разозлилась, — на его наглость, на свое малодушие, на позднее осознание того, что хочет его. Хочет, но не может заполучить, и не потому, что барристеру с семейными проблемами нет места в ее грандиозном плане, а потому что упустила свой шанс. Его нежные чувства к ней и так достаточно долго продержались, как упрямое растение в пустыне, и в конце концов засохли, ибо им нечем было подпитываться.

И тут она его заметила. И все произошло так, как он предугадал, как говорила ему одна высокомерная женщина. Она была никчемной пустышкой, способной желать лишь то, что находилось вне пределов ее досягаемости.

В глазах Кейт защипало, но она не собиралась давать волю слезам. Приподнявшись на цыпочки, она обхватила его шею руками, давая понять, что готова противостоять его любому гневу.

Он понял. Его рука, мявшая ее ягодицы, расслабилась и сменила положение на еще более дерзкое. Вторая его рука, оторвавшись от ее затылка, проследовала к… — Кейт обмерла — проследовала к ее груди и сомкнулась вокруг округлости ее формы, как будто имела на то полное право. Потом подушечками пальцев в лайке перчатки он провел по краю ее декольте и, нащупав под шелком платья сосок, с силой сдавил и помассировал большим пальцем.

Она согнулась чуть ли не до пола. Если поцелуй был всего лишь выражением их злости, его рука на ее ягодицах — бесстыдством, соответствующим их настрою, то его большой палец лишил Кейт возможности дышать и думать и наполнил миллионом крошечных взрывающихся звезд.

Он уловил происшедшую в ней перемену. Она это поняла по поцелую, ставшему нежнее. Его язык, до этого такой настойчивый, теперь лишь кончиком дразнил ее губы. Получив возможность отвечать, Кейт для удобства запрокинула голову и несмело ввела ему в рот свой язык.

Ник застонал. Она ощутила этот звук в его животе. Так крепко притиснул он ее к себе.

— Кэтрин. — Ник оторвался от ее рта и прижался лбом к ее лбу, как в тот злополучный вечер на прошлой неделе, когда сказал, что они не должны такого себе позволять. — Мы должны остановиться.

Но его палец продолжал свою дерзкую работу. Приплюснутая к нему, она хорошо чувствовала, как не хочется ему сейчас останавливаться.

— Да. Мы остановимся, когда завершится последний танец.

Это его руки сделали ее такой смелой. Она открыла глаза и потерлась о него телом, как кошка, требующая ласки.

— Ты знаешь… все это совершенно напрасно.

Его веки опустились, и рука на ее груди затвердела, заставив ее тело извиваться еще сильнее.

Он был прав. Все это представлялось невозможным, однако происходило. В то время как на балу каждый ее взгляд и каждое движение являлись продуктом продуманности и расчета, здесь с ним все было безыскусным, непричесанным, настоящим.

— За пределами этой комнаты невозможно, да. — Она должна была заставить его понять это. — Здесь же я не вижу причины, почему мы не можем…

Но она не договорила, ахнув, когда сквозь ткань платья он сжал ее сосок. Наверно, были еще и другие более острые и приятные ощущения, связанные с интимными органами, но ей не хватало воображения, чтобы это представить.

От напряженного дыхания его грудь тяжело и часто вздымалась. Он поддавался чувствам. Кейт это чувствовала.

— Перейдем на середину комнаты? — Ник поцеловал ее, прежде чем она успела ответить. — Где светлее от луны. Где я смогу видеть выражение твоего лица.

Кейт кивнула. Кровь стучала в висках от триумфа и предвкушения. Отпустив ее, Ник пошел закрыть дверь. Кейт отошла от камина и, обогнув диван, остановилась на призрачной дорожке на ковре, образованной падавшим из окна лунным светом. Доносившаяся до них музыка звучала с неожиданной пронзительностью в своей веселой невинности.

Прежде чем притянуть дверь, Ник повернул дверную ручку, затем медленно вернул ее в прежнее положение, чтобы замок ни единым звуком не нарушил их уединение. Когда он повернулся к Кейт лицом, ее сердце встрепенулось в предвкушении того, что должно произойти. Вся его фигура выражала твердую решимость продолжить то, что начали.

— Не бойся. — Ник приблизился к ней уверенным шагом, как будто они уже проделывали это много раз. — Мы не успеем совершить ничего необратимого, если не поторопимся, а я ненавижу торопиться. Со мной ты в полной безопасности, твое целомудрие и перспективы на будущее не пострадают.

«Я уже пострадала и погибла. Моя репутация безвозвратно испорчена».

— Я знаю, — сказала Кейт. — Я не боюсь.

Он стоял перед ней, обхватив ладонями ее локти. Стоял и смотрел на нее. На ее лицо, на обнаженные плечи и декольте. Затем отступил на шаг назад, чтобы окинуть взглядом всю ее фигуру от головы до пят.

— Ты такая красивая, — произнес он надтреснутым от восхищения голосом.

Притом что Кейт привыкла к мужскому восхищению, от его слов у нее по телу побежали мурашки.

Коснувшись пальцами ее подбородка, он приподнял к себе ее лицо, чтобы заставить посмотреть себе в глаза, потом на короткий миг припал к ее губам своими. Затем поцеловал в щеку и в мочку, потом чуть пониже уха, откуда не спеша начал опускаться вниз по шее, как будто в их распоряжении имелась уйма времени, а не половина заключительного танца.

— Такая красивая, — прошептал он.

Да. Она и вправду была хороша. С его стороны было мудро позволить ей расслабиться, повторяя истину, которая не вызывала у нее сомнений. И как мастерски произнес он эти слова, придав общепризнанному факту новизну и великолепие.

— Ты не снимешь сюртук?

Она нащупала подушечками пальцев его пуговицы. Это даст ему понять, что ей тоже нравится, как он выглядит.

К ее пальцам на пуговицах он присоединил усилия своих пяти. Вторая его рука оставалась на ее плече. Пока совместными усилиями они расстегивали пуговицы, он скользил губами вверх по ее шее к уху, как будто и на короткое время не мог оторваться, чтобы покончить с сюртуком.

Однако ему все же пришлось отвлечься, чтобы вынуть руки из рукавов и сбросить фрак на спинку дивана. Когда он возвращался к Кейт, она остановила его жестом вытянутой руки, чтобы полюбоваться на него в рубашке. Талия, грудь, плечи, вскинутые для объятия руки, простые складки галстука. Подбородок. Рот. Глаза. Все такое знакомое и в то же время незнакомое.

Кейт сделала шаг ему навстречу и перенесла ладонь с его груди к щеке, которую ударила. Она не могла поверить, что сделала это, и в то же время не сожалела о содеянном. Раз это заставило его поцеловать ее.

Ник улыбнулся, как будто угадал ее мысли, и, взяв за запястье, принялся стаскивать с нее перчатку, пока она не собралась в складки, обнажив кожу. Позади него спинкой к ним стоял диван. Ник попятился, потянув Кейт за собой, и сел на спинку дивана.

— Подойди ближе, Кейт, — попросил он и раздвинул ноги, освобождая ей место.

Когда Кейт оказалась между его коленей, он слегка подался вперед, чтобы поцеловать ее в ключицу и затем в грудь.

Едва дыша, она следила за его все более смелыми действиями, пока он дюйм за дюймом покрывал поцелуями ее обнаженную в вырезе платья плоть, то опускаясь, то поднимаясь, словно нарочно дразнил ее, чтобы довести до безумия. Его ладони тем временем легли на ее грудь, и пальцы вновь затеяли плутовскую игру сквозь шелк платья, которую начинали у камина.

Кейт ухватилась одной рукой за его плечо, а вторую прижала к его затылку.

«Да. Продолжай. Не останавливайся. Я этого хочу».

Когда ее рука на его плече затвердела, он издал какой-то звук, но не остановился, продолжая обследовать горячим языком округлости ее обнаженной плоти. Кейт хотела… о, она не знала, чего хотела; ей не хватало для этого слов.

Но Ник знал. Он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Его глаза горели, в то время как искусные пальцы освобождали из плена лифа одну грудь. Справившись с эти делом, он наклонился и поцеловал то, что освободил.

— Мне всегда хотелось это сделать. — Дуновение его дыхания на обнаженной коже было чем-то сокровенным. — Господи, Кейт, ты не представляешь, как мне этого хотелось.

Он вновь припал к ее соску, коснувшись его на этот раз языком. Сначала нежно, потом с некоторым нажимом.

Парализованная шоком и разливающимся чувством удовольствия, Кейт стояла не дыша. Его склоненная над ее обнаженной грудью голова с ее ладонью на его затылке, словно подталкивающей его к запретным действиям, пробуждали в ней незнакомое ощущение, зарождавшееся где-то в глубине лона и ниже. Ей хотелось ласкать его с бесконечной нежностью. А скорее всего, разорвать его на кусочки.

«Желание». Это слово пронизывало теперь все ее мысли, как, вероятно, и его. «Ты не представляешь, как мне этого хотелось». Так, очевидно, люди попадают в беду. Мужчины и женщины теряют рассудок, а вместе с ним и свои добрые имена, потому что утрачивают способность думать о чем-то другом, кроме удовлетворения этого всепоглощающего желания.

Кейт сделала резкий вдох, потому что ей не хватало воздуха. Он, похоже, ждал этого звука и воспринял его как разрешение. Порывистым движением Ник оторвал ее от пола и, перевалив через спинку дивана, накрыл своим телом. Затем освободил из плена лифа вторую грудь. Когда же коснулся ее губами, Кейт оставалось лишь молиться, чтобы он не пошел дальше, иначе ей уже не хватит силы воли, чтобы его остановить.

Ник оторвал от нее рот и шевельнул бедрами.

— Раздвинь ноги.

Его голос прозвучал отрывисто и требовательно.

«Это уже слишком». Здравый смысл, хоть и с опозданием, пробудился в ней от дремы. Кейт не могла позволить этому случиться. У него все обстояло иначе; для него это было развлечением, в то время как она ровным счетом ничего не получит, если сейчас пожертвует девственностью. Она оттолкнула его за плечи и попыталась выбраться из-под его тела. От страха у нее сжалось горло.

— Нет, — воскликнула она тонко.

— Подожди. Послушай. Кэтрин. Подожди. Доверься мне. Послушай, прошу. — Тусклый лунный свет из-за спинки дивана едва освещал его лицо. — Я не стану поднимать твои юбки, обещаю. Я не расстегну ни одну из своих пуговиц. Только позволь мне побыть с тобой. Здесь. — Движением бедер он изобразил, что подразумевал под словом «здесь», или чтобы испытать от этого простое животное удовольствие. — Лишь одну минуту. Ровно столько, сколько ты пожелаешь.

Он выглядел таким серьезным, словно все в его жизни зависело от ее согласия. Так, по словам Пенелопы Таун, у мужчин именно так все и происходит.

«У меня больше нет соответствующих чувств», — сказал он. Остановить его сейчас было бы актом милосердия. Потом, оглядываясь назад, ему будет неприятно сознавать, как низменная, неуправляемая похоть одержала верх над его здравомыслием и чувствами. Как и ей самой не хотелось бы, вспоминая об этом инциденте, думать, что получила от него только то, что он рассчитывал дать своей подруге с каштановыми волосами.

— Только не больше минуты, — ответила Кейт тем не менее.

Вероятно, потом она, как и он, пожалеет об этом. Но, по крайней мере ей можно было не опасаться за свою невинность. Она знала Ника. Если он сказал, что не тронет ее юбки, значит, не тронет. Это не вызывало сомнений.

Диванчик был слишком узким, и, чтобы дать ему место, Кейт передвинула ногу, собираясь поставить ее на пол, но у ее партнера имелись на этот счет другие планы. Подхватив, ее ногу под коленом, он закинул ее за свою. Шевельнув бедрами, устроился между ее колен и посмотрел Кейт в лицо, как будто ожидал увидеть согласие на все дальнейшее.

О. У нее перехватило дыхание, и глаза расширились.

— Хорошо?

Мог бы и не спрашивать. По изгибу его губ было ясно, что знал это и так.

Кейт кивнула. Ее ладони непроизвольно сжались, обхватив низ его жилета и рукав рубашки.

— Хорошо, — повторил Ник на этот раз тоном утверждения. — А теперь держись, чтобы я мог сделать тебе еще лучше.

Он слегка повернулся и, помогая себе одной рукой, вновь взял в рот ее сосок. Кейт чуть слышно вздохнула, но не застонала. Ничего, через минуту-другую он услышит ее стоны.

Неторопливо он дал ей ощутить всю ширину своего языка. Мягкого на твердом. Ему даже захотелось вернуть ее корсаж на место, чтобы увидеть торчащие соски под шелком, оповещающие всему миру, что он ее возбудил. Еще ему хотелось скользнуть рукой вверх по ее юбкам, которые он обещал не трогать, чтобы убедиться, что и там она возбуждена, как он подозревает.

Ник снова потерся о нее бедрами и услышал первый стон, пронизанный тем же удивлением, которое он прочитал в ее широко раскрытых глазах в тот момент, когда нашел нужное место. Он был готов биться об заклад, что Кейт не знала, где находится средоточие ее лучших нервных окончаний и как их использовать. Сознавая, что этот приз должен достаться ее будущему мужу — или хотя бы стать открытием исследований ее собственных рук, — он не должен был этого делать. Но слишком велика была его жадность, слишком соблазнительными — ее стоны, слишком сильными — воспоминания о месяцах безнадежной влюбленности. Так почему бы ему не получить компенсацию и в то же время не доставить ей удовольствие?

Ник задал движениям бедер целенаправленный ритм и активнее заработал языком.

Она изгибалась, извивалась и стонала, издавала неприличные звуки, полные нетерпения, напоминая кошку, мечущуюся в поисках кота. И наверняка устыдилась бы этого, если бы он не заставил ее забыться.

Пенелопа говорила, что это может быть приятно, если мужчина хорошенько постарается. Она сообщила об этом тихо и со значением. Очевидно, ее сестра вышла замуж за старательного мужчину и не упускала возможности об этом рассказывать.

Но слово «приятно» ни о чем еще не говорит. Приятно теплым весенним днем находиться на цветущем лугу. Очень приятно видеть красивые цветы и сидеть где-нибудь на сухом пригорке среди травы. Но как описать ощущения, от которых тело томится в бесстыжем отчаянии, как кошка в период течки?

Ее руки не могли найти себе подходящего места. Ни на его талии. Ни на плечах. Ни на ручке дивана над головой.

— Ник. — Кейт крепче обвила его ногу своей, прижимаясь к нему еще плотнее. — Я хочу…

Она не могла это произнести. Не могла вслух признать, чего хочет, когда всего полминуты назад он обещал не трогать ее юбку и не расстегивать своих пуговиц.

Ник приподнял голову. Его темные глаза все видели.

— Я знаю. — Он припал к ее губам. — Поверь мне, я тоже этого хочу, но мы не можем. — Он прижался к ней твердой частью своего тела сквозь ненавистные слои одежды и покрутил ее сосок между пальцев. Кейт и не заметила, когда они успели туда дотянуться. — Позволь мне позаботиться о тебе иначе. Ты почти готова. Я чувствую это.

Почти готова? Ей хотелось расплакаться в отчаянии от своего неведения, от ярости, что он отказался принять ее согласие. Ее пальцы впились в обивку диванного подлокотника, единственную надежную опору, в то время как все остальное в ней бушевало, отвечая на его ласки и требуя новых.

— Хорошо, милая, хорошо. Не борись с этим. Ты уже близка к главному.

Ник покрывал поцелуями ее лицо, бормоча в перерывах между ними эти бессмысленные слова. Потом приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Скользнув взглядом по ее рукам, обхватившим подлокотник, прищурился. Она ему нравилась такой.

Кейт испытала бы гордость, что доставила ему удовольствие, если бы могла мыслить ясно. Но сейчас вся она была во власти новых ощущений, а мозг ее лишь вспыхивал случайными искрами, утратив способность логически рассуждать.

По мере того как нарастали ощущения, она билась под ним все быстрее и быстрее. Ник выругался сквозь стиснутые зубы, на что Кейт ничего не сказала. С приближением развязки, сокрушившей ее удивительной могучей силой неукротимой океанской волны, она зажмурила глаза и отпустила подлокотник дивана, чтобы обвить руками его торс, накрепко привязав его к себе.

Кейт не боялась, что возникшая волна ее утопит. Пусть унесет ее в море, где она не найдет спасения. Она в нем и не нуждалась. Она останется здесь на волнах до конца своих дней и ни в чем не станет каяться, потому что ничего лучше этого грехопадения в ее жизни уже не будет.

Ник мог насчитать от восьми до девяти причин, по которым должен был испытывать сожаление. Но не испытывал. Он лежал в неподвижности, чувствуя, как расслабилось ее тело. В абсолютной тишине комнаты он лишь слышал шепот дуэта их дыхания.

— Кейт. — Он поцеловал ее в щеку. Сможет ли он когда-нибудь снова назвать ее мисс Уэстбрук? — Не спи. Тебе нужно вернуться вниз.

— Когда закончилась музыка?

Ее слова прозвучали немного невнятно. Приоткрыв глаза, она чувствовала себя, как во хмелю, чтобы сознавать необходимость срочного возвращения в бальный зал.

— Минуту или около того назад. Не более. Ты как раз успеешь к ужину. Но поторопись. — Ник сполз с нее и присел рядом на корточках. — Ты не против, если я приведу в порядок твое платье? Здесь нет зеркала.

— Хм. Сделай одолжение. — Кейт с трудом заставила себя сесть. Ник помог ей вернуть благообразный вид: подтянул вверх корсаж, разгладил шелк. — А ты сам на ужин разве не пойдешь?

— Пойду, только мне сначала нужно собраться с мыслями и желательно где-нибудь на свежем воздухе, чтобы привести себя в порядок.

Кейт задумалась и невольно опустила взгляд пониже его талии, чтобы проверить свои подозрения.

— С тобой… с тобой этого не случилось? Как со мной?

Он покачал головой.

— Это тоже хорошо. У мужчин все не так чисто, как у женщин. И быть в этот момент в брюках крайне нежелательно.

«К тому же я хотел сохранить трезвую голову, чтобы видеть твое лицо», но этого он не сказал. «Чтобы, приехав домой, вспоминать его сегодня во всех подробностях». Этого он тоже не сказал.

Кейт проверила рукой прическу. Теперь, когда последствия оргазма прошли, она ощущала смущение и избегала смотреть ему в глаза.

— Кейт, посмотри на меня. — Ник снова взял ее за подбородок. Еще недавно он целовал ее сюда и сюда. — Ты можешь полагаться на мое молчание и мое уважение. Никто и никогда не услышит об этом от меня, и мое отношение к тебе не изменится. Надеюсь, что ты не станешь меня избегать или чувствовать себя неловко в моем присутствии.

Она кивнула, хотя по-прежнему старалась избегать его взгляда.

— Мы не сделали ничего такого, чего не делали до нас другие молодые мужчины и женщины. Мы даже поступили лучше. Мы сохранили твою невинность. У тебя нет повода отказываться от брачного предложения, когда оно поступит, как нет повода не поддерживать наши прежние отношения. Будучи друзьями, мы оба заинтересованы в том, чтобы сохранить это событие в тайне.

Он говорил совсем не то. Ник чувствовал это по ее реакции, по тому чувству стыда, которое все сильнее овладевало ею. Она старалась смотреть ему в глаза, но это стоило ей ощутимых усилий.

Ник убрал руку с ее подбородка и взял ее ладонь, которая без устали разглаживала на платье неприметные складки.

— Мы с тобой союзники, а не противники, и нам нечего стыдиться друг перед другом.

Ник ни о чем не сожалел, но чувствовал, что, вероятно, начнет сожалеть, если эта неловкость сохранится, а она скорее всего будет только усиливаться. Если одного поцелуя хватило, чтобы поставить под сомнение их дружбу, то, как можно было ожидать, что после подобной интимной сцены все будет по-прежнему?

— Спасибо за эти слова. Мне нужно идти.

Кейт хотелось поскорее забрать у него свою руку и поскорее завершить этот разговор. И правильно. Своим эгоистичным желанием восстановить их прежние отношения прежде, чем она уйдет, он подвергал риску ее репутацию.

— Да, конечно. Прости, что задержал тебя.

Ник поднялся и помог ей встать. Больше они не сказали друг другу ни слова, пока Кейт не вышла из комнаты. И ноющее чувство разочарования помогло ему не меньше латинского склонения и холодного воздуха из окна вернуть себе пристойный вид.

Кейт шла на ужин с леди Харрингдон, которая была рада ее компании и, похоже, не догадывалась, что Кейт так долго где-то пропадала. Никто как будто не заметил ее отсутствия. Без неусыпного надзора девушке довольно просто оступиться.

Поглощая небольшими порциями заливное, Кейт по мере возможности беседовала с матронами, среди которых они с графиней сидели, и стараясь не задаваться вопросом, которая из них могла позволить в молодости мужчине подобные вольности. Еще она изо всех сил старалась не думать, все ли из них испытывали в браке или вне его такой невиданный взрыв удовольствия, последствия которого все еще ощущало ее тело.

Пенелопа Таун намекала, что удовольствие женщины зависит от искусности мужчины. Поэтому наверняка среди замужних женщин даже со стажем были и такие, чьим мужьям ни разу не удавалось довести их до состояния экстаза.

Хотя мистер Блэкшир справился с этим без труда, не снимая ни ее, ни свою одежду. Но может, это служило всего лишь свидетельством сексуального мастерства, отточенного в практике с леди Доступностью и другими легкомысленными женщинами? Его ласки, бесспорно, были весьма искусными.

«Господи, Кейт, ты не представляешь, как я хотел этого». Она отрезала вилкой еще один аккуратный квадратик дрожащей красноватой массы в своей тарелке, но до рта не донесла. Леди не стоило держать в памяти волнующие слова мужчины, тем более, когда этот мужчина произносил еще и другие, менее приятные слова. О том, к примеру, что уже слишком поздно думать о восстановлении его нежных чувств, но не зазорно принять предложение о браке от другого господина.

— Сносное заливное, но не более, — сообщила конфиденциальным тоном леди Харрингдон, наклонившись. — Леди Кэткарт ни за что не наймет французского повара, даже когда война закончится. И вот перед нами продукт ее патриотизма. — Графиня съела не более четверти порции и остальное распределила по тарелке таким образом, чтобы не бросалось в глаза, сколько осталось. — Надеюсь, что следующие блюда будут лучше, хотя вряд ли превзойдут то, чем мы наслаждались на прошлой неделе у леди Эстли.

— Ужин у леди Эстли был просто превосходный, — сказала Кейт и пожалела, что она вообще к ней ездила.

Пожалела она и о том, что когда-то лелеяла мечту стать в один прекрасный день такой же, как леди Эстли, что старалась очаровать лорда Баркли и что причинила боль Луизе Смит.

Еще она очень сожалела, что мистер Блэкшир не является наследником титулованной особы с безупречными родственными связями.

Все это невозможно. Он не сказал этим ничего нового. Но тогда почему этот факт, произнесенный его устами, так сильно ее тревожил?

Кейт отправила в рот кусок заливного, потом еще, потому что это давало ей повод гордиться тем, что она превосходит манерами леди Харрингдон. Заливное застревало в горле, но какое это имело значение?

За соседним столом сидел капитан Уильямс, надеявшийся на тур вальса с ней. Высокий, широкоплечий, элегантный, он был неотразимым в красном мундире и с аккуратными бакенбардами. Но Кейт не могла даже представить, что лежит под ним, издавая нетерпеливые страстные звуки. Как не могла представить себя ни с кем из мужчин, с которыми сегодня танцевала, включая лорда Баркли.

Раньше это не имело значения. Она бы постаралась найти себе наилучшего супруга из возможных и считала бы себя счастливицей, если бы супружеский союз иногда доставлял удовольствие. Ее тело никогда бы не узнало, что чего-то лишено.

Теперь же все внимание ее существа было направлено на открытую дверь. Ее тело напряглось в томительном ожидании, словно пес, ждущий, когда ему кинут кость. Появление мистера Блэкшира она ощутила кожей еще до того, как взглянула в его сторону, чтобы убедиться в его появлении.

Ничто в его облике не свидетельствовало о недавних непристойных действиях. Он снова был во фраке и, по-видимому, успел остудить свои горячие мысли. Никаких внешних признаков возбуждения у него она не заметила, если не считать огненного отпечатка, оставленного его мужским достоинством в самом укромном месте ее тела.

Мистер Блэкшир выглядел как обычный барристер, вызванный с вечера по неотложным делам, но вынужденный вернуться на прием вопреки своей воле.

Поймав ее взгляд, он в знак поддержки улыбнулся. «Не волнуйся, — говорило его выражение. — Помни о моем обещании. Я никому ничего не скажу, и мое отношение к тебе не изменится».

Улыбнуться в ответ было бы равносильно согласию с его трактовкой событий. Все равно, что низвести проведенное вместе время до поспешной животной случки, физического преступления, подлежащего наказанию, от которого обе стороны желают поскорее дистанцироваться и продолжить независимое существование, не обремененное обязательствами.

Кейт улыбнулась, во всяком случае, сложила губы в соответствующее выражение, и вновь уткнулась взглядом в заливное. Что еще могла она сделать? Она и так создала ему проблемы, вынудив поехать на прием, где у него практически не было друзей.

Краем глаза она видела, как Ник огляделся по сторонам. Ни рядом с лордом Баркли, ни с лордом Кэткартом свободных мест не оказалось. Знал ли он здесь кого-нибудь еще? В итоге Ник сел рядом с молодыми людьми, уже порядком захмелевшими. Ей было больно наблюдать за ним. Ник заслуживал лучшего. Лучшего во всем и в том, что получил от связи с ней.

— У вас красивое платье, мисс Уэстбрук, — обратилась к ней с королевским великодушием леди Уолтем. В наряде цвета индиго, отороченном золотом, она сидела напротив и была наиболее блистательной из дам узкого круга леди Харрингдон. — Вы видели в этом месяце журнал мод? Я нахожу новые фасоны чрезмерными с их многослойностью, сборками и украшениями, а вы?

Хорошо натасканная часть мозга Кейт помнила, как общаться на эту тему, и она поддержала разговор. Ее сердце, казалось, должно было взлететь к небесам от счастья. Ведь именно этого она хотела и добивалась: беседовать на подобные темы с такими дамами, стараться очаровать их с целью получения приглашения в их гостиные, чтобы попасть в поле зрения их сыновей. И вот она вплотную приблизилась к своей столь вожделенной цели, но все это теперь представлялось каким-то неправильным. Ее триумф строился на пирамиде лжи: от взгляда, который она старательно отворачивала от мистера Блэкшира, до вежливой благодарности, с которой принимала комплименты в адрес безупречного вкуса в одежде Луизы Смит.

Но Кейт не знала, как начать исправлять ошибки, так что продолжала улыбаться и высказывать мнение о сочетаемости и аксессуарах, втайне мечтая, чтобы ужин поскорее закончился.

После ужина Кейт танцевала еще с тремя кавалерами. Но ни один из них не имел должного статуса. Она несколько раз пыталась поговорить с мисс Смит, но та под разными предлогами уклонялась после нескольких вежливых, ничего не значащих реплик. Потом Кейт уехала домой и сразу отправилась спать. Виола с другой стороны комнаты полюбопытствовала, не повторил ли мистер Блэкшир попытки поцеловать ее снова.

— Нет. — Этим односложным ответом Кейт отказала себе в удовольствии признания. Правда на этот раз была слишком неприличной, чтобы рассказывать. — Но мы обсудили эту тему и пришли к выводу, что нам обоим неловко, что мы оба сожалеем о случившимся и, следовательно, нам не грозит повторение ошибки.

— Как это благоразумно с вашей стороны. — Голос Ви прозвучал задумчиво. — Представь, как было бы затруднительно говорить об этом не с другом. Полагаю, тебе повезло, что это произошло у тебя с мистером Блэкширом.

— Наверное, — сказала Кейт, но менее везучей себя еще никогда не чувствовала.