Любовь и расчет

Глава 16

И снова он лежал без сна и думал о мисс Уэстбрук. Только теперь из-за тревоги его мысли оставались целомудренными.

Ник не рассказал ей — и не собирался, — каких усилий ему стоило уговорить мистера Уэстбрука отправиться в дом брата к постели больной матери. Он был наихудшим из кандидатов на роль человека, способного убедить другого закрыть глаза на размолвку с братом, но он попытался, воззвал к чувствам и пустил в ход все имевшиеся в его распоряжении тактичные доводы. В конце концов только образ Кейт, бледной и потерянной, какой оставил ее в своей квартире, помог Нику убедить ее отца сделать этот жест, если не ради себя, то ради дочери.

Возвращаясь на Брик-Корт по Миддл-Темпл-лейн, Ник вздохнул и, сняв шляпу, взъерошил волосы. Он не потрудился надеть парик, поскольку не имел деловых встреч. Глубоко в душе он мечтал вернуться домой и лечь в постель, но нужно было нанести визит в офис Уэстбрука, чтобы узнать, чем вчера все закончилось и как чувствует себя мисс Уэстбрук.

У него разрывалось сердце от боли после того, как увидел ее вчера в таком угнетенном состоянии. Он знал, как гордится она тем, что завоевала внимание тети и теперь ходит к ней в гости, но он не представлял, что Кейт питала искренние чувства к бабушке. Да и о существовании самой бабушки он не знал.

Кейт все это время старалась примирить семью отца. Каждый раз в гостиной или за обеденным столом она задавала одни и те же вопросы: «А ты уверен, что никто из твоих родственников не обладает музыкальными способностями? Может, наш талант восходит к линии Уэстбруков?» Кто-то должен был ей сказать, что семьи порой распадаются, и ничто не может их вновь объединить.

Ник снова вздохнул и сунул руки в карманы пальто. В одном из них он нашел бумагу, оставленную ему миссис Уильям Блэкшир. Он до сих пор не удосужился вынуть ее и прочитать, хотя только о ней и думал до того, как посыльный Керли сообщил ему новость о мисс Уэстбрук. Возможно, после встречи с Уэстбруком он посидит и подумает, что написать Уиллу, если решит, что ему есть что сказать брату.

Ник повернул в сторону Брик-Корт, собираясь надеть парик перед тем, как явиться к Уэстбруку. И вновь его остановил вид женской фигуры на скамейке. Хрупкая и печальная, закутанная в плащ, она сидела к нему лицом, глядя не на солнечные часы, а на дорожку, на которой он должен был появиться.

Теперь, чтобы что-то узнать, идти к Уэстбруку не было необходимости. По ее лицу и так все стало ясно.

— Кейт. — Ник направился к скамейке и сел рядом. — Твой отец приехал слишком поздно?

Она кивнула и подняла глаза к небу, сжав губы в борьбе со слезами.

— Думаю, поздно наступило уже давно. Но я не сумела это понять.

— Мне жаль. — Он не мог к ней прикоснуться. И не только потому, что они были на виду и ей нужно было думать о репутации, но и потому, что стоило ему начать с ней интимно общаться, как все шло не так. Ник держал руки в карманах. — Ты сделала достойную попытку. Я понимаю, что в этом сейчас мало утешения, но со временем ты все поймешь. И твой отец поймет, что ты делала все во имя любви.

Несмотря на их обоюдные старания, в ее глазах заблестели слезы, и одна, сорвавшись с ресниц, скатилась по щеке. Кейт смахнула ее тыльной стороной затянутой в перчатку руки.

— Я думала, что у меня еще есть время. Я гордилась тем успехом, которого, как мне казалось, добилась. Мне следовало усерднее трудиться в этом направлении, а я позволила себе погрязнуть в обидах. — Она взмахнула рукой. — Я все безнадежно испортила, Ник.

— Это неправда. — Его имя, произнесенное ее губами, тронуло его, как поцелуй украдкой. — Сейчас ты расстроена и разочарована, но это пройдет. И тогда ты яснее увидишь, чего добилась и что еще можешь сделать. Поверь мне, ты ничего не испортила. — Ник шевельнулся, собираясь встать. — Идем, я провожу тебя в контору твоего отца. А потом тебе нужно пойти домой и отдохнуть.

Кейт твердо покачала головой.

— Папа не знает, что я здесь. — Она вдруг обнаружила, что не может смотреть ему в глаза. — Я сказала, что пошла к мисс Смит, а сама пришла сюда.

— Чтобы… сказать мне о смерти своей бабушки?

Он замер. Если бы кровь могла застыть в жилах, то застыла бы.

— Да. И чтобы еще раз поблагодарить тебя за помощь и доброту, проявленные вчера.

Кейт сделала вдох. И еще… Ее интонация, ее вдох и общее ощущение ожидания свидетельствовали, что она сказала не все. Но замешательство девушки говорило, что ей просто не хватает смелости. Ник в дурном предчувствии сжал в кармане пальцы. Она пришла без сопровождения, обманув родителей относительно цели визита. Она была рассеянной и, несомненно, хотела утешения. Ее поступок сквозил безрассудством, что характерно для людей, столкнувшихся со смертью. Он ждал, не зная, что ответит, если его подозрения оправдаются.

— Я хочу… — Кейт сосредоточила взгляд поверх его головы на номере два по Брик-Корт и сглотнула. — Я хочу… подняться к тебе в квартиру. Я хочу, чтобы ты проводил меня наверх.

От ее слов и низкого решительного голоса, каким она произнесла их, его тело пронзил трепет. Но он не должен и не станет давать своему телу свободу. Сейчас не тот случай.

— Кейт, — произнес Ник как можно ласковее. — Ты расстроена и не отдаешь себе отчета в том, что говоришь.

— Постой. Позволь мне сказать. — Она замолчала и застыла в напряжении, как натянутые струны арфы, пока он не кивнул. — Да, я расстроена, я этого не отрицаю. И не только из-за смерти вдовствующей леди Харрингдон и невозможности моего отца встретиться с ней. И не только из-за того, что вижу, сколько ошибок совершила. — Ее руки на коленях то сжимались, то разжимались. — Я расстроена, потому что начала сомневаться в правильности выбранного мной пути. И в то же время не знаю, на что решиться.

— Я понимаю твое состояние. В таких ситуациях естественно искать утешения у других людей и желать найти забвение в чувственных ощущениях. Человеку свойственно забыться в минуты горя.

— Но я не это имела в виду — Она говорила чуть слышно. Ее щеки покрыл румянец. — Ник, мы с тобой никогда не станем супругами. Ты знаешь о моих планах, и что в них нет места для тебя. Кроме того, ты сказал, что мы не подходим друг другу. И что уже слишком поздно. И только совсем недавно я начала ощущать это как потерю.

Его сердце забилось так сильно, что она должна была услышать его стук, а кровь бросилась в каком-то непредсказуемом направлении.

— Два дня назад на балу леди Кэткарт ты сказал, что не было ничего дурного в том, что мы делали. И что это не повлияет на нашу дружбу. — Кейт подняла голову, и теперь он мог видеть ее лицо. — Мы не можем повторить то, что делали, и насладиться друг другом, не выходя за рамки наших планов, и… погоревать, насколько это возможно, что эти планы не позволяют выходить за определенные рамки.

Боже, в ее устах все звучало так логично. Как поступок двух взрослых рассудительных, благоразумных людей.

Но это было не так.

— Кейт, это будет игра с огнем. И дело не только в твоем целомудрии. Поддаться желанию, о котором ты говоришь, будет означать в будущем страдание и боль.

Если поддадимся желанию, то будем страдать. Его собственное желание было слишком заметно.

— Я не боюсь боли. Ее все равно не избежать. — Наконец Кейт подняла на него глаза, блестящие от невыплаканных слез. — Я хочу дать тебе то, что могу, и получить от тебя то, что ты можешь дать мне. — Ее лицо стало пунцовым, но она продолжала: — Я понимаю, что это неразумно, но я этого хочу. И надеюсь, что ты тоже не станешь возражать.

Да, он хотел. Хотел переспать с ней почти с первого раза, как только увидел. Ему претила мысль отправить ее восвояси, хрупкую и отвергнутую, когда он мог подарить ей утешение и осыпать нежностью, которую она в нем возбуждала.

Что, если все получится, как она говорит? Что, если они смогут быть вместе час или два, сознавая, что их идиллии придет конец, а затем продолжить идти каждый своим путем, не чувствуя себя хуже, чем сейчас?

Он сжимал и разжимал в карманах пальцы.

— Только это будет в последний раз. Занимаясь с тобой этим, я, в сущности, обманываю твоих родителей. Я не могу больше обманывать их.

— Я знаю. Прости. Я не хочу заставлять тебя идти против твоей совести. Я тоже причиняла тебе зло.

Все, что он говорил ей, в своем теперешнем настроении она переиначивала на свой лад, подливая масла в огонь своего страдания.

Он мог ее утешить, и не только словами. Веселой возни, конечно, не получится, но по крайней мере она забудет на какое-то время о своих несчастьях, и, возможно, ему удастся увидеть ее улыбку.

Это окончательно его убедило. Если бы дело упиралось лишь в похоть, он бы стиснул зубы и отошел в сторону, его честь и ее репутация не пострадали бы. Но желание увидеть ее улыбку не давало ему покоя, жгло огнем, лишало здравомыслия.

— Очень хорошо. — Глубоко в душе Ник ощутил, как что-то рухнуло, вероятно, остатки самоуважения. — Самый последний раз с последующим раскаянием. Идем наверх.

Ник встал и подставил ей свой локоть. Если кто-то видел их в окно, то это сойдет за жест уважения. Что же до опасений, что все пойдет не так, когда он прикоснется к ней, то отступать было уже поздно.

Не прошло и суток, как Кейт поднималась по этим ступенькам. С лихорадочно бьющимся от беспокойства сердцем, со следующими по пятам мисс и миссис Смит и шагающим впереди мистером Керли.

Тогда она ничего не видела вокруг. Истертые руками барристеров перила. Обои в широкую красно-коричневую полоску. Бра на стене лестничной площадки с почерневшими от копоти обоями над ним.

Более резкого контраста лестницы с шедевром Уильяма Кента в Харрингдон-Хаусе трудно было представить, что со всей остротой напомнило Кейт, что мир Ника Блэкшира — не ее мир.

«Но он мог бы стать твоим, если бы ты захотела, — подсказал ей мятежный внутренний голос. — Ты могла бы выбрать этот мир, а не мир балов». Но Кейт позволила этой мысли ускользнуть.

У двери своей квартиры Ник остановился.

— Ты не передумала? — спросил он тихо, хотя они никого не встретили по пути наверх и дверь в комнаты напротив была закрыта.

Его взгляд искал признаки сомнения на ее лице.

Она была более чем уверена. Как может женщина заниматься этим с мужчиной, который не является ее другом? Достаточно представить первую брачную ночь, когда муж потребует удовлетворения своих потребностей от молодой жены, с которой едва знаком. Как отдаться человеку, который не изучил тебя и не станет искать в твоих глазах признаки неуверенности, потому что это в любом случае не изменит его намерений?

— Совершенно уверена. — Кейт тоже понизила голос. — А ты?

Дружба не бывает без взаимности. Он сомневался в благоразумии этого поступка и, если, поднявшись по лестнице, пожалел о своем согласии, то она должна уважить его настроение, как он уважил ее.

— Возможно, у меня есть одно-два сомнения. — Уголки его губ изогнулись, предупреждая о шутливом настроении. — Но, боюсь, я прошел точку, когда мог обратить на них должное внимание.

Ник толкнул дверь и кивком головы пригласил ее внутрь.

Если к лестнице Кейт вчера не приглядывалась, то, сидя в кабинете Ника, имела предостаточно времени, чтобы по обстановке, ковру, шторам и бумагам на столе получить представление о бедственности его положения. Внутри у нее все перевернулось, когда, переступив порог, она снова все это увидела.

— Идем.

Вероятно, он все понял, потому что проворно закрыл дверь и, быстро схватив ее за руку, втащил в маленькую гостиную, а оттуда — в спальню. Шляпу, пальто и перчатки он бросил прямо на пол. Затем закрыл дверь и, припав к ней спиной, заключил Кейт в объятия.

Он не поцеловал ее, а лишь прижал ее голову к своему плечу. И Кейт неожиданно для себя расплакалась.

Она не собиралась плакать. Она уже наплакалась прошлой ночью, сожалея обо всем, о чем можно было сожалеть. Но то, как он держал ее… как обнимал, притянув к себе… его неподвижность и терпение, его надежность… все это впервые за много лет позволило ей ощутить, что ничего не нужно просчитывать и ни к чему не нужно стремиться. Здесь ничего не требовалось делать, нужно было просто быть собой.

Кейт почти забыла это чувство. И жгучая радость этого осознания собралась в глазах и пролилась слезами.

— У тебя впервые умер кто-то близкий.

Его голос прозвучал тихо и без вопросительной интонации. Он знал это.

— Да. Хотя на самом деле она не была мне близкой. Как мама или папа.

Мистер Блэкшир, вернее, Ник — здесь и при данных обстоятельствах она не могла называть его иначе, чем по имени, — потерял обоих своих родителей еще до знакомства с ней. Она даже не помнила, когда он сказал об этом. Просто знала об этом факте, как он знал многое о ней.

— Наверно, все же достаточно близкая, раз ты так горюешь о ней. Это главное.

Он приподнял ее подбородок и посмотрел в лицо. Его глаза блестели чернотой, как тот ужасный крепкий чай, который он так любил. Он поцеловал ее нежно и церемонно в щеку, в то место, где слеза оставила свой след, а затем — во вторую, потом нашел ленточки ее шляпки и, потянув, развязал.

Он будет делать, что хочет. Она сама попросила его об этом. Для этого и пришла к нему, рискуя репутацией и, возможно, сердцем. Играть с огнем, как он сказал. Да. Она хотела этого по причине, которую не могла назвать.

Отброшенная в сторону шляпка улетела, а следом и накидка.

— Идем со мной к очагу, — прошептал Ник, щекоча ее дыханием. — Дай мне разжечь огонь, чтобы в комнате стало теплее.

— Необязательно. — Она призвала на помощь свою храбрость и вцепилась в нее обеими руками. — Мы ведь ляжем в постель.

— Постель может подождать. — Он смахнул пальцем с ее щеки еще одну слезу. Выражение его глаз сказало ей, что нет смысла спорить. — Идем к очагу.

Кейт последовала за ним и, опустившись на кирпичи, смотрела, как он разводит огонь. Он делал это со спокойной уверенностью человека, у которого нет слуг и который сам научился делать рутинную работу. Из металлической коробки Ник достал горсть лучин и аккуратно разложил на тлеющих углях. Когда они занялись огнем, он добавил к ним палочки побольше, затем еще больше, пока пламя как следует не разгорелось.

Кейт подумала, что, когда выйдет замуж, ее муж никогда не будет этим заниматься. Растопка каминов — это обязанность прислуги. А они с мужем будут сидеть в красивых креслах на комфортном расстоянии от огня. И уж точно не на кирпичах.

Ник поставил на место экран и посмотрел на нее через плечо.

— Что?

На его губах заиграла улыбка. Должно быть, он заметил ее пристальный взгляд.

— Ничего. Это так любезно с твоей стороны развести для меня огонь.

— Как же без огня? — Его улыбка стала шире. — Если в комнате будет холодно, я не смогу раздеть тебя без угрызений совести.

— Ах. — Кейт уткнулась взглядом в пол. — Я не знаю. В прошлый раз мы не раздевались.

Не имели времени поступить иначе. Но все прошло идеально.

— Кейт, милая. — Ник пригнул голову, чтобы поймать ее взгляд. Его лицо было очень серьезным. — Я хочу, чтобы тебе было хорошо, и постараюсь все для этого сделать. Но, пожалуйста, не проси меня не раздевать тебя.

До сего момента он был такой сговорчивый, когда согласился на ее предложение и дал ей возможность изменить решение, когда вытирал ее слезы. Кейт даже поверила, что он забыл о собственных потребностях и желаниях.

— Не считай меня таким уж бескорыстным. Это не так. — Его ладонь, заскользив по кирпичам, легла на складки ее юбки. — Я позабочусь о твоем удовольствии и утешении, но не забуду и о собственном. Я так часто представлял, что раздеваю тебя, что теперь не смогу упустить такую возможность.

Несмотря на тепло, идущее от камина, Кейт поежилась. Она хотела этого. Из-за этого и пришла сюда, чтобы его желание и ее слились воедино. Чтобы она забылась и сгорела в охватившем их пламени. Этим Кейт хотела бросить вызов всем запретам и строгим правилам, которые ее подвели. И если это так ее нервировало, тем лучше. Вскинув подбородок, чтобы смотреть Нику в глаза, Кейт принялась стягивать перчатку.

— Не сейчас. — Он остановил ее. — Я могу подождать. — Его улыбка сказала ей, что он чувствует ее волнение. — Пусть огонь немного согреет комнату.

Ник притянул ее к себе и поцеловал.

Он без всякого усилия подчинил ее своей воле. Чем больше предъявлял он доказательств своей сдержанности и готовности обуздать свои желания, тем больше возможности она находила для разжигания собственных аппетитов. Десяти минут поцелуев и растекающегося по комнате тепла хватило, чтобы Кейт обрела недостающую смелость. Она прервала поцелуй и сосредоточила усилия на развязывании его галстука. На этот раз она не позволит ему остановить себя.

Слава богу. А то ему уже начало казаться, что он умрет от неутоленного сладострастия. Ник хотел действовать осторожно и нежно, как она того заслуживала в своем состоянии уязвимости и неопытности. Но глубоко в душе он надеялся, что в какой-то момент ей захочется чего-то больше, чем нежность.

Распустив его галстук, Кейт уставилась на треугольник обнаженной кожи, распахнувшийся под воротом рубахи. Указательным пальцем она провела вниз по его груди и подняла на Ника глаза. Затем убрала руку и безмолвно повернулась к нему спиной, подставив застежку платья.

Все остальное происходило как в горячке. Пуговицы, заколки, сюртук, жилет, нижние юбки, сапоги и туфли, рубашка, стянутая через голову, и невыносимая возня с корсетом. Наконец они стояли друг перед другом — он в одних брюках, а она — в сорочке и чулках.

Чулки он думал оставить.

— Еще раз, Кейт. — Ник с трудом перевел взгляд на ее лицо. Сквозь тонкую как паутина сорочку просвечивали ее торчащие соски. — Ты уверена, что хочешь этого?

Кейт кивнула. Вид его нагого торса пьянил и завораживал ее. Раздетых мужчин она прежде не видела.

Но у нее еще будет много времени, чтобы разглядеть его получше. Он подхватил ее на руки — боже, как было хорошо с ней — и отнес на кровать.

Лежа поверх одеял в бледном свете утреннего солнца, она была как видение, материализовавшееся из его самых смелых фантазий. Когда сбросит сорочку, его мозг просто взорвется.

И тогда придется продолжать без мозга.

— Не снимешь сорочку?

Ник перешел на другую сторону кровати, расстегивая на ходу брюки, и, бесцеремонно отбросив их в сторону, взобрался на матрас. Она села, чтобы снять сорочку, отвернувшись в сторону из скромности, а может, чтобы усилить напряженность. Сделав глубокий вдох, сбросила с себя одежду, повернулась и легла к нему лицом.

Тысяча проклятий. Кто был по греческой мифологии тот парень, который создал первую женщину? Прометей? Нет, не он. Ее создали ему в наказание, но почему-то отдали его брату. В сундуке. Нет, снова не так. Она открыла сундук, выпустив на свободу всякого рода напасти и беды. Но если она выглядела даже в десять раз менее обворожительной, чем Кейт Уэстбрук в эту минуту, ее муж посмеялся бы над богами и попросил бы их наказывать его так как можно чаще.

— Кейт. — Ник переместил взгляд на ее лицо. Проследив за его взглядом, она порозовела. — У меня что, искры из ушей сыплются? Или дым валит?

Кейт наморщила лоб и покачала головой:

— Я боюсь за свой рассудок. И, кажется, даже не могу вспомнить историю о создании первой женщины.

— Ее сделали из ребра первого мужчины. Она съела запретный плод и поплатилась за это всем хорошим, что могла иметь в жизни.

— Должно быть, она пожалела, что его съела.

Ник провел костяшками пальцев от ее плеча вниз к локтю, а оттуда — к чувствительной внутренней поверхности запястья.

— Думаю, она сожалела о последствиях. — Кейт поежилась, когда он достиг ее запястья. — Но это не одно и то же, что сожалеть о съеденном плоде.

— Ее соблазнили на этот поступок, не так ли? Убедили самым бессовестным способом.

— Это был ее выбор. — Кейт обхватила его пальцы своими, когда он достиг ее ладони. — Она сама приняла решение.

— Ясно. — Ник сжал ее пальцы. — Я не перемещусь на твою половину кровати и не позволю тебе переместиться на мою, пока ты не посмотришь мне в глаза.

— Я все это время смотрела на тебя. Тебе в лицо, как того требует вежливость, когда люди разговаривают.

Ник поднес указательный палец к своим губам в жесте запечатывания. Мы больше не разговариваем. Мы действуем.

Румянец на щеках Кейт разгорелся еще ярче, но она посмотрела на него и, освободив руку из его ладони, коснулась поросли на его груди. Оттуда ее пальцы сползли вниз к плоскому животу и дальше к тому месту, где снова начинались волосы. Она следила взглядом за движениями своих пальцев с выражением неловкости или, возможно, пристального внимания. Затем оглядела его ноги со ступнями, после чего вернулась в зону наибольшей заинтересованности.

— Он… внушительный. — Ее брови сошлись на переносице. — Он большой по сравнению с другими?

— Милая, откуда мне знать? — Он не станет над ней смеяться, хотя ее вопрос показался ему абсурдным. — Мужчины не меряются, у кого больше.

— Разве твои любовницы ничего на эту тему не говорили?

Ее взгляд вернулся на его лицо.

Ник пожал плечами:

— Полагаю, женщины порой делают подобные замечания своим любовникам, но их не стоит принимать всерьез.

Кейт нахмурилась, очевидно, не удовлетворенная ответом, и вновь сосредоточила внимание, на зоне ниже пояса.

— Не волнуйся, большой или маленький, он не войдет в тебя, если помнишь. — На самом деле он питал некоторые надежды, делавшие это утверждение не совсем искренним, но сейчас не стоило обременять ее подобными мыслями. Сначала он должен кое-что сделать, чтобы прошла скованность и она стала более сговорчивой. Привстав на локте, Ник приподнял подушки. — Давай мы тебя посадим, прежде чем я продолжу.

Глаза Кейт расширились, но она позволила ему усадить себя.

— Продолжить что? Что ты собираешься делать?

— Боготворить тебя. — Ник завис над ней, расставив по бокам руки и положив ноги между ее колен. — Как муж первой женщины боготворил ее.

— И как это?

От шока, стыда или от сладострастия ее голос понизился до шепота.

— Меня в ту пору с ними не было, так что я могу лишь догадываться. — Ник поцеловал ее, скользнув языком по линии ее губ. — Но уверен, что без запретного плода не обошлось.