Любовь и расчет

Глава 4

Ник зажал свое самообладание в кулаки. Не одного Баркли воспитывали как джентльмена. Независимо от поступков своих своенравных братьев и сестер, Ник знал, как себя вести в подобных ситуациях. Скрутив помятые листы Смитсона в трубку, он оттолкнулся от стены и двинулся навстречу человеку с вытянутой вперед рукой.

— О да, Чарлз Уэстбрук предупредил меня о возможности подобной встречи. Вы впервые в Олд-Бейли?

Голова Ника напряженно работала. Появление Баркли в суде могло означать, что он не знал о скандале в семье Блэкшир. Но что успел услышать и понять этот джентльмен из перепалки Ника со Стаббсом?

— Да, бывать здесь прежде не приходилось. — У барона оказалось крепкое рукопожатие и заинтересованные глаза. — Я приехал сюда рано и прослушал пять дел. Ваш процесс меня, откровенно говоря, загипнотизировал. Уэстбрук отзывался о вас очень высоко и, как выяснилось, ничуть не преувеличивал.

— Мне посчастливилось у него учиться. Он многому меня научил.

Ник снова отвел руки назад, чтобы не отвлекать лорда Баркли видом помятого дела.

— Надеюсь, что вы говорите правду, а не скромничаете. Хотелось бы знать, что этому и впрямь можно научиться. Но если то, что я наблюдал сегодня в суде, результат врожденного таланта, тогда, боюсь, мне не на что рассчитывать.

Барон улыбнулся, и на одной его щеке появилась ямочка, частично испорченная шрамом.

— Ерунда. — Возможно, не стоило говорить «ерунда» лорду. Но беседа свернула в русло, где Ник чувствовал себя достаточно комфортно. Пока речь шла о судах и юридических тонкостях, он мог держаться с непринужденностью, обусловленной абсолютной уверенностью в своей правоте. — Усердие и желание добиться успеха способны в большинстве случаев дать человеку больше, чем талант. И если вы командовали людьми в армии, значит, уже обладаете необходимыми навыками.

— Боюсь, что ваше представление о военной службе приукрашено романами и пьесами, — как было когда-то и мое. Уверяю вас, что мне ни разу не доводилось произносить призывные речи, наподобие Генриха Пятого. За что мои солдаты были мне, несомненно, благодарны.

Из него получится отличный ученик. Это было сразу видно. Он не страдал излишним самомнением, свойственным многим мужчинам. Учителю не придется ходить на цыпочках вокруг его благородного достоинства.

Ник с трудом удерживался от желания сжать пальцы вокруг свернутого в трубку и без того настрадавшегося дела. Ему очень этого хотелось. Делиться своими знаниями и опытом с кем-то, кто жаждал учиться; получить шанс стать авторитетом для члена парламента и вместе с ним множество каналов, открываемых благодаря этому перед человеком с амбициозными планами… Мог ли он позволить себе надеяться, что Баркли слышал разговор со Стаббсом или, может, знал о скандале ранее и все же счел это обстоятельство несущественным? В этом не было ничего невозможного. Во всяком случае, мистер Уэстбрук так думал.

— Не стану вас больше задерживать. — Барон посмотрел по сторонам, оценивая пустеющий коридор. — Рассчитываю, что вы согласитесь вернуться к обсуждению этого вопроса в деталях, чтобы решить, сможете ли сделать из меня достойного оратора.

«Ни о чем большем и не мечтаю. Но лучше мне быть честным с вами с самого начала, таким образом, я не могу скрывать от вас те факты, которые могут повлиять на вашу собственную готовность сотрудничать». Ник мог это сказать.

«Прежде чем отвечу, я чувствую себя обязанным раскрыть кое-какие детали, касающиеся моей семьи, и дать вам шанс благородно отказаться от выдвинутого предложения». Это тоже было бы честным ответом.

«Позвольте спросить, не слышали ли вы беседы, которая у меня случилась за минуту-две до вашего обращения?» Прямолинейно, тонко и честно. Вот какой тон следовало ему принять.

— Конечно, — ответил Ник и поклонился. — Почту за честь.

— Сюда, пожалуйста, мисс Уэстбрук.

Дворецкий отнес плащ Кейт и вернулся, чтобы проводить ее в гостиную. После многих лет ожидания она последовала за ним по сводчатому проходу к парадной лестнице дома Харрингдонов.

Одна лестница уже стоила этого ожидания.

Расположенное в самом центре комнаты сооружение, — а не у стены, как в доме отца и многих других, которые она видела, — с темными, отполированными кружевами перил устремлялось вверх. Ступени постепенно сужались, пока последняя из них не закончилась площадкой, выкрашенной в цвет слоновой кости. Дальше лестница раздваивалась и снова сходилась над головой, образуя вторую лестничную площадку.

«Неэкономно», — сказала бы Виола. Зачем двум лестницам вести в одно и то же место? Нарочитая демонстрация богатства, и ничего более. Сестра проводила Кейт до Беркли-сквер и пошла дальше по улице, чтобы съесть мороженое и понаблюдать за модно одетыми посетителями, также поедающими мороженое, делая про себя, несомненно, язвительные замечания.

Кейт была рада, что Ви отказалась составить ей компанию.

Пока поднималась по лестнице следом за дворецким, ее сердце гулко стучало. На первой лестничной площадке она остановилась и огляделась, чтобы окинуть взглядом интерьер внизу, и у нее чуть не подогнулись колени.

Почему папа ни разу не счел нужным обмолвиться, что вырос в таком великолепии? Неужели люди, живущие в подобном окружении, воспринимают красоту как нечто само собой разумеющееся, а то и вовсе перестают ее замечать? Она бы не перестала. Даже малым ребенком, она не смогла бы не видеть чуда красоты, глядя на эти высокие светлые стены изысканную лепнину и купол над головой, сквозь окна которого внутрь вливался свет.

«Я должна была жить здесь ребенком. Знакомство с этим домом должно было принадлежать мне по праву рождения». Идя сюда, она не собиралась пестовать в себе эти горькие мысли, хотя было трудно не думать, как много женщин без единой капли крови Уэстбруков поднимались и спускались по этим ступенькам, навещая графиню или иных членов фамилии, ни на секунду не сомневаясь, что им здесь рады.

Пока стояла в прихожей, Кейт вдруг осознала, что таращится по сторонам, как какая-нибудь деревенщина, впервые попавшая в господский дом, и приняла вид, который отрепетировала дома перед зеркалом.

— Очень красиво.

На помощь пришла снисходительность — ее последнее и весьма надежное оружие, — своего рода кинжал, который она выхватит из-за подвязки. Снисходительность преобразовала смятение чувств в комплимент дворецкому. Как будто он лично трудился над этой комбинацией слоновой кости и золота и голыми руками возводил коринфские колонны на следующей лестничной площадке. Человек поклонился, не сходя с места, воплощение скромной гордости.

— Нам сказали, что это прекрасная работа Уильяма Кента.

«Нам». Она теперь будет завидовать слуге, если не научится той немыслимой легкости, с которой он определил свое место в этом доме и семье.

— Конечно, Уильям Кент. Он привнес такое великолепие, такую роскошь и безупречный вкус в убранство интерьеров дома.

Кейт никогда прежде не слышала об Уильяме Кенте. Не важно. Замечание относилось к архитектору или дизайнеру. И она прибережет это имя, поставив рядом с Робертом Адамом и Джоном Нэшем, возможно, для других случаев.

Дворецкий продолжил путь, и Кейт последовала за ним, ведя завистливой рукой по чугунной ковке балюстрады, пальцами другой руки нащупав в ридикюле футляр для карточек. Она не станет стыдиться своей карточки, выполненной на третьесортной бумаге, ведь это было все, что она могла себе позволить. И если среди других карточек на подносе леди Харрингдон ее собственная будет выглядеть гадким серым утенком, затерявшимся в стае лебедей, тем ярче должна она сама светить по сравнению с другими в компании своими безукоризненными манерами и лебединой грацией.

Пусть другие дамы блистают своим умением играть на арфе или знанием происходящих событий, у нее есть свои плюсы. Она знает, в чем состоит ее преимущество.

Когда поднялись на площадку второго этажа, сердце Кейт билось в умеренном ритме овладевшего собой человека. Налево и направо открывались широкие дверные проемы, увенчанные перемычками с изысканной резьбой, за которыми скрывались и другие шедевры интерьера. Но теперь Кейт не станет глупо пялиться на творения рук мистера Кента.

Проследовав за дворецким в левый дверной проем и затем через анфиладу достойных восхищения комнат, она достала карточку, и, когда они остановились у двойных дверей, ведущих в гостиную, дворецкий взял ее и зачитал четырем дамам, присутствующим в помещении.

О воспитании в семье матери-актрисы следует сказать одно: девочка научилась исполнять незабываемый книксен. Кейт присела, опустив ресницы и слегка склонив голову, — краснеющая инженю, чье исполнение Офелии было вполне достойно Гамлета и всех остальных. Она не рассчитывала, что затмит эту комнату с ее высокими стенами и декорированным потолком, но могла надеяться покорить ее своей простотой.

Кейт выбрала для визита свое самое воздушное платье из муслина цвета слоновой кости без рисунка, верхний слой которого последовал за ней во время реверанса с некоторыми задержками и колебаниями, подобно лебяжьему пуху, падающему на землю. Когда она поднялась, леди, сидящая на диване ближе к камину — по возрасту и осанке, несомненно, леди Харрингдон, — смотрела на нее с легкой улыбкой одобрения.

— Она прелестна. Как, ваш человек сказал, ее зовут?

Это произнесла дама более старшего возраста в тюрбане и павлиньих перьях, занимавшая место слева от графини и смотревшая на Кейт сквозь монокль. Самая молодая из гостей, сидевшая на диване напротив леди Харрингдон рядом с женщиной, годящейся по возрасту ей в матери, послала вновь прибывшей улыбку. След уныния в ее глазах засвидетельствовал, что и она слышала оценку ее персоны, сделанную не столь конфиденциальным тоном, как предполагала говорившая.

И эта гостья, вероятно, не удостоилась чести быть названной прелестной. У нее был несколько скошенный подбородок и высоковатый лоб. Однако улыбка выдавала добрый нрав и отсутствие тщеславного желания придать себе как можно больше привлекательности, столь часто встречающегося у девушек, обделенных природной красотой.

Жаль. Если бы они познакомились у мисс Лоуэлл, Кейт приложила бы усилия, чтобы помочь девушке подчеркнуть ее полные жизни глаза.

Для начала она предложила бы ей голубой цвет. Изменила бы прическу, позволив локонам ниспадать на лоб, что улучшило бы пропорции лица и отвлекло взгляд от подбородка.

Но она пришла сюда не для этого, следовательно, должна была переключить внимание на свою тетю.

— Ее зовут мисс Уэстбрук, — повторила графиня даме в тюрбане, которая нахмурилась и поднесла монокль к другому глазу.

— Уэстбрук. — Она тщательно разглядывала Кейт. — Одна из дочек Ричарда?

— Нет, это другая мисс Уэстбрук. Она здесь раньше не бывала. Проходите и присаживайтесь, дорогая. — Леди Харрингдон похлопала по пустому месту на диване рядом с собой. — Мисс Смит как раз собиралась рассказать нам забавное происшествие в прошлое воскресенье, когда сэр Джордж Бигсби вывез ее покататься в Гайд-Парк.

Мисс Смит, леди со скошенным подбородком, слегка подалась вперед, и от внешних уголков ее глаз разбежались лучики.

— Не могу обещать, что история будет такая уж забавная…

— Будет-будет. Я настаиваю, — со всей серьезностью сказала леди Харрингдон, указывая закрытым веером на мисс Смит. — Мисс Уэстбрук, с удовольствием представлю вас сегодня миссис Смит и мисс Смит с Саут-Одли-стрит, а также ее светлости вдовствующей графине Харрингдон.

Кейт чуть не оступилась, занимая место на диване. Дама с моноклем была матерью папы и, следовательно, ее родной бабушкой. Неужели ей не пришло в голову, что, если девушка в белом муслиновом платье не дочь Ричарда, значит, она дочь Чарлза?

Знает ли она вообще, что у Чарлза есть дети? Они много лет не общались, но Кейт полагала, что матери подобные вещи всегда интересны.

Пока мисс Смит излагала свою историю, которая, как и предупреждала, оказалась не такой уж занимательной, кроме эпизода, когда одна из лошадей внезапно остановилась и принялась объедать кустарник у дороги, демонстрируя нежелание продолжать движение, Кейт исподтишка поглядывала то на одну, то на другую леди Харрингдон. Графиня, как теперь Кейт разглядела, держала на коленях маленького рыже-белого спаниеля, которого нежно обмахивала веером, пока с большим вниманием слушала историю мисс Смит. Она даже раз или два искренне рассмеялась, вероятно, заранее решив, что история ее развеселит. Иного объяснения этому факту не находилось.

Вдова тоже слушала. От смеха леди Харрингдон морщины на ее лбу сделались еще глубже.

— Боюсь, я не уловила сути шутки, — пробормотала она громко, наклонившись вперед, когда молчание мисс Смит засвидетельствовало, что она закончила свой рассказ. — Дело в лошадях или джентльмене?

— Там шутки никакой не было. — Леди Харрингдон послала мисс Смит улыбку, как будто хотела заверить, что ее рассказ имел успех. — Лишь элемент невезения, что сопутствовало прогулке от начала до конца. История в целом была забавная. Итак, мисс Смит. — Графиня усердно работала веером, заставляя колыхаться шелковистую шерстку спаниеля. — Я поговорила с сэром Джорджем на балу у леди Стэплтон, теперь еще эта поездка, о которой вы нам поведали, и, если я правильно помню, пара утренних визитов. Так каково ваше впечатление об этом человеке? Обладает ли он качествами, достойными чувств молодой леди?

Из тактичных ответов мисс Смит и замечаний всех присутствующих кое-что прояснилось. Во-первых, сэр Джордж был несколько староват для леди возраста мисс Смит. Такие определения в его адрес, как «достойный», «мудрый» и «досточтимый», не оставляли в этом сомнений. Во-вторых, миссис Смит считала эту партию выгодной.

И в-третьих, что имело непосредственное отношение к цели визита Кейт, она не ошиблась, правильно угадав склонность ее тетки к сватовству. Леди Харрингдон рассматривала дело сэра Джорджа со всей авторитетностью женщины, выдавшей замуж шесть дочерей, причем одну — за герцога, и очевидной озабоченностью счастьем мисс Смит. Если Кейт правильно понимала ситуацию, графиня не видела в нем особой перспективы для молодой леди и хотела посеять сомнение в душах матери и дочери Смит касательно достоинств подобного брака.

Относительно мнения вдовы по данному вопросу Кейт ничего не могла сказать. Пожилая дама зачастую теряла нить беседы, несмотря на старательное использование монокля. Раз или два ее вид говорил, что она как будто даже забывала, кто все эти люди и как попали в ее гостиную. Впрочем, и гостиная уже давно была не ее, а леди Харрингдон.

Грусть, как туман, окутала мысли Кейт. Папа так давно не общался ни с кем из своей семьи, что не мог знать, как постарела его мать. Возможно, это его уже и не интересовало. Недоразумение, вызванное у вдовствующей графини именем Уэстбрук, также оставило горький привкус. Что, если она и думать забыла о своем втором сыне?

— А что вы скажете, мисс Уэстбрук? — вторгся в ее меланхоличные размышления голос леди Харрингдон.

Кейт переключила внимание на тетю, нащупывая последнюю нить разговора. Иначе зачем она пришла сюда? Перед ней стояла четкая цель. Возможно, за этой целью и скрывались сантименты, но она не могла позволить им сбить ее с намеченного курса.

Графиня повернула к ней голову и вопросительно склонила ее набок. У нее была длинная изящная шея, и можно было без труда представить, как в свои молодые годы она отрабатывала это движение перед зеркалом.

— Может ли юную девушку устроить досточтимый джентльмен, который уже не в состоянии махать хлыстом? — продолжала ее тетя. — Или вы предпочтете молодого человека, чье искусство править лошадьми заставит других дам в зависти оборачиваться, когда он вывезет вас на прогулку?

Настал ее час произвести впечатление на леди Харрингдон своим здравомыслием, то есть подтвердить мнение графини. Кейт склонила голову, повторяя позу тети — у нее тоже были шея, достойная показа, и зеркало для отработки движения, — и сложила губы, чтобы придать себе вид задумчивости.

— Говоря абстрактно, ибо я не осмелюсь выносить суждение о человеке, которого лично не знаю, я считаю умение джентльмена править лошадьми достаточно ценным. Однако его характер, респектабельность, поведение в обществе являются куда более важными качествами в определении его достоинств, чем умение управлять четверкой лошадей.

Это была сладкая пилюля для миссис Смит, которая изменилась в лице, когда леди Харрингдон принизила достоинства сэра Джорджа.

Кейт сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха и дать понять своим слушательницам, что грядет смена тона.

— С другой стороны, я не могу не задаться вопросом относительно усердия господина, его способностей к чему-либо, когда слышу, что он не преуспел в каком-то из обычных мужских занятий. В частности, когда речь идет о мужчине зрелых лет, у которого имелось достаточно времени, чтобы что-то освоить. Любой человек независимо от того, обладает он врожденным талантом или нет, в состоянии научиться править лошадьми, если в этом практиковаться. Во всяком случае, так я всегда считала. — Она повернула руки, лежавшие на коленях, ладонями вверх, заменив этим жестом пожатие плечами. — И опять-таки я не имею в виду приведенный вами пример. Я уверена, что единичный случай, когда лошади забрели в придорожные кусты, ни о чем не свидетельствует. Не сомневаюсь, что подобные конфузы порой случаются с самыми искусными и опытными возницами.

Таким образом, она аккуратно взрыхлила почву, засеянную сомнениями леди Харрингдон, и даже взбрызнула ее водой. Хотя, наверное, при небольшом усилии смогла бы увидеть, что мисс Смит и сама уже начала сомневаться. Молодая леди старалась сохранять улыбку, но по блеску в ее глазах было видно, что она точно знала, чего добиваются графиня и мисс Уэстбрук.

— Девушка с ее красотой может себе позволить быть разборчивой в мужчинах. — Вдова разглядывала Кейт в монокль и, по всей видимости, адресовала это замечание леди Харрингдон, хотя его смысл дошел до всех присутствующих. — Другим эта роскошь непозволительна.

Мисс Смит проиграла битву со своей улыбкой и, склонив голову, проявила интерес к своим перчаткам, вдруг потребовавшим ее внимания. В действительности, с какой стати девушке с таким живым характером и такими прекрасными глазами бросаться на шею флегматичного старика, который даже не способен справиться с лошадью? Кто-то должен срочно подстричь ей волосы и надеть на нее модный голубой спенсер.

— Вы хорошо изъясняетесь, мисс Уэстбрук.

Графиня, хоть и не вооруженная лорнетом, изучала ее прозорливым взглядом покупателя драгоценностей.

Кейт вежливо склонила голову, принимая комплимент. Она и вправду выразила свое мнение довольно искусно. Мистер Блэкшир в своем парике и мантии вряд ли сделал бы это лучше. Если он придет завтра на обед, она обо всем ему расскажет.

Хотя, возможно, он не придет. Она так старалась накануне исправить досадное недоразумение от неловкой фразы, но надо же было этой нахальной мисс Уотсон упомянуть о женитьбе его брата, да еще так нагло. Кейт ощутила его унижение, как свое собственное. Ей хотелось бы заверить его, что Виола и Себастьян не прислушивались к разговору и не обратили внимания на его заключительную часть, но она чувствовала, что лучше этой темы вообще не затрагивать.

И уж конечно, ей не стоило во время первого визита в дом Харрингдонов отвлекаться рассеянными мыслями о мистере Блэкшире. Здесь сидела ее тетка и разглядывала ее с таким видом, как будто приценивалась, какое впечатление Кейт произведет, если ее представить на балу в благородном собрании. А возможно, она думала, как приятно будет отбирать ухажеров для девушки, которая привлекает их, как цветок пчел, когда официально станет ее патронессой.

— Что ж, мисс Смит и миссис Смит. — Внимание леди Харрингдон в один миг переключилось. — Полагаю, самым лучшим для сэра Джорджа будет наличие соперника, а то и двух. Вы не в курсе, будет ли он во вторник на рауте у леди Эстли?

Леди Эстли! При упоминании этого имени у Кейт подскочило сердце и в груди загорелся настоящий огонь желания. Упоминание этого имени здесь вскоре после того, как впервые прозвучало за обеденным столом у Уэстбруков, показалось счастливым предзнаменованием и промыслом судьбы. Она непременно должна пойти на этот раут. Возможно, леди Харрингдон обдумывала этот план, пока ее разглядывала, что в какой-то степени объясняло ее внезапное обращение к дамам Смит на эту тему.

Они еще немного обсудили сэра Джорджа, появление которого там представлялось сомнительным, немного поговорили о великолепном столе леди Эстли и ее неизменной привычке приглашать ровно столько людей, сколько могло комфортно разместиться в бальном зале и соседней комнате, где играли в карты. И ничего не было сказано о включении мисс Уэстбрук в число приглашенных, когда пробили часы и мать и дочь Смит поднялись, чтобы распрощаться.

Вдовствующая графиня тоже сделала попытку подняться, медленно и с заметным усилием. Кейт проворно подскочила на ноги, чтобы броситься на помощь бабушке, но остановила себя. В этом доме так не поступают. Молодая гостья не должна была этого делать.

И действительно, на помощь вдове поспешили мужчины, и леди Харрингдон тронула свекровь за запястье.

— Подождите минутку, ваша светлость, — мягко, сказала графиня и указала на дверь. — Видите, сюда идет лорд Харрингдон, чтобы помочь вам подняться и отвести в вашу комнату.

— Лорд Харрингдон. Очень хорошо.

Вдова вновь опустилась в свое кресло. Имя лорда Харрингдона как будто прозвучало для нее пустым звуком. Даже когда он подошел к ее креслу, чтобы помочь с одной стороны, а слуга — с другой, выражение ее лица ничуть не показало, что она видит перед собой сына. Так что, возможно, папа был не единственным сыном, которого забыла родная мать.

Кейт стояла в ожидании, следуя примеру матери и дочери Смит, чтобы вдовствующая графиня первой вышла из комнаты. Скользнув по ней взглядом, граф кивнул. Внезапно смутившись, Кейт опустила голову и отвела глаза. Ей было неловко видеть, как он поддерживает свою нетвердо стоящую на ногах мать, которая наверняка нянчила его на руках, когда он был ребенком.

— Мисс Уэстбрук, будьте любезны немного задержаться. — Тихая команда леди Харрингдон вернула Кейт к действительности и ее миссии. — Можете присесть.

Кейт села. Теперь у них с графиней состоится приватный разговор. Нужно стряхнуть с себя паутину сантиментов и напрячь мозги.

Дамы Смит попрощались и через двойные двери вышли из комнаты. Леди Харрингдон кивнула в их сторону.

— Милая девочка, — сказала она, когда женщины уже не могли их слышать. — Характер выше всяких похвал. Жаль, что не удалась лицом.

Кейт несколько оторопела. Но разве сама она не придерживалась аналогичного мнения о внешних данных мисс Смит? Разве не заостряла своего внимания на недостатках ее подбородка и лба? Так что не стоило возмущаться, что тетка позволила себе высказать подобное мнение вслух в частной беседе.

Она тоже сделала жест головой в сторону ушедших матери и дочери.

— У нее очень красивые глаза. — Три года у мисс Лоуэлл научили ее правилам ведения такого рода разговоров. Важно было соблюдать баланс: не поддаваться неприличествующей критике другого лица, но и не упрекать его в этом открыто. — И держится она, как ваша светлость заметили, добросердечно.

— Даже чересчур, сказать по правде. Она, возможно, думает, что просто любезна с сэром Джорджем Бигсби, но держу пари, что он воспринимает ее доброту как поощрение своих ухаживаний. Тем горше будет его разочарование, когда она ему откажет. — Графиня закрыла веер, позволив ему повиснуть на запястье, и подняла спаниеля к лицу, чтобы адресовать дальнейшие слова в его недовольную мордочку. — Кроме того, ее доброта способствует его переоценке своих чар. Теперь он повысит свои запросы, когда начнет ухаживать за следующей молодой леди. Женщины в долгу перед другими женщинами за то, что помогли мужчинам сделать более точную оценку. — Она опустила спаниеля. — А что вы думаете, мисс Уэстбрук?

— Я думаю, что должна считаться с мудростью вашей светлости. — Скромная улыбка в сопровождении скромно потупленного к ковру взора. То, что тема разговора столь быстро переключилась на ухаживание, послужило добрым знаком. — Ваш успех в собственном браке и удачном замужестве ваших дочерей говорит сам за себя.

— Вы мне льстите. Однако делаете это довольно искусно. — В глазах графини блеснули веселые огоньки. — А как вы, моя дорогая? Как случилось, что столь красивая и благовоспитанная молодая леди все еще не замужем? Только не говорите мне, что не было предложений.

Их у нее и вправду не было. Чем Кейт несказанно гордилась. Она всегда бдительно наблюдала за намерениями мужчины и если замечала их серьезность, то спешила убедить его в тщетности его намерений, прежде чем он успевал сказать или сделать нечто такое, о чем будет вспоминать с горечью обиды.

Но сообщать об этом леди Харрингдон было необязательно.

— Я знаю, что в моих жилах течет кровь Уэстбруков и к чему это обязывает.

Кейт слегка приподняла голову и ощутила, как ее голос резонировал где-то под ребрами.

— Жаль, что ваш отец был иного мнения, — ответила графиня без колебания. — Если помните, только половина ваших предков восходит к нему. О второй мы и говорить не будем, лишь укажу, что они делают невозможной партию, достойную имени Уэстбруков. Жаль, как я уже сказала. — Она покачала головой, воплощение благовоспитанного сожаления. — Вы могли бы стать бриллиантом своего сезона.

Кейт сидела в полной неподвижности. Она не позволит ни единому мускулу дрогнуть на своем лице, хотя речь графини подействовала на нее, как ушат холодной воды, обрушившейся на голову.

Какая же она была глупая и самоуверенная. Ее услужливое воображение наделило леди Харрингдон льстивым для себя планом и мотивацией, в то время как у нее не было ни единого доказательства в пользу этих фантазий. Мистер Блэкшир предупреждал ее, что она строит воздушные замки, и оказался прав.

Но глубоко внутри ядро ее гордости взбунтовалось. Кейт не собиралась признавать поражение при первой же неудаче. Если ее воздушные замки не в состоянии устоять, она начнет строить основательнее и прочнее, по одному кирпичику.

— Жизнь, несомненно, была бы легче, если бы меня не заботили родственные связи. Соответствующее поведение и манеры ничего тебе не дают, если в обществе тебя не считают леди только потому, что твоя мать происходит из актерской семьи. — Кейт приподняла плечо, чтобы показать, что давным-давно свыклась с положением, в котором выросла. — По крайней мере избегаешь тисков жалости к себе, получая ее в излишестве от других людей, — от других дам, должна признаться. Господа не такие жалостливые.

Джентльмены не видят во мне ничего, достойного жалости. Пусть эта правда прорвется наружу в тишине и ударится о стены Уильяма Кента. Пусть она во всех других отношениях отстает от своих кузин по линии Уэстбруков, но одного достоинства у нее не отобрать ни при каких обстоятельствах. Кейт очень хорошо знала, как и сама леди Харрингдон, что ни одну из дочерей этого дома никто не называл «бриллиантом сезона».

Ее тетка смотрела на нее в задумчивости, сложив губы и прикрыв глаза. Теперь она может выбросить ее вон за наглость, но если Кейт не просчиталась…

— Гордая, как любой из Уэстбруков, да? — Уголок ее губ дрогнул в подобии понимающей улыбки. — Но это приличествующая и вполне обоснованная гордость, я бы сказала. Вы наверняка раздосадованы своим положением, которое занимаете не по праву. Как и я была бы раздосадована, будь на вашем месте. И в то же время вы знаете, какое место занимаете, и не переступаете границы. Ваши записки на протяжении всех этих лет были сама корректность. Без признаков дерзости или инсинуаций. Я это оценила, поверьте.

— Вы очень добры, ваша светлость. Я глубоко чту оказанную мне честь быть сегодня сюда приглашенной.

Кейт остановила взгляд на спаниеле и подождала.

Леди Харрингдон было что сказать. Она это чувствовала. «Я это оценила» было началом, переходом, оправданием тому, что дальше последует. Позор ей, если второй ушат ледяной воды застанет ее врасплох.

— Я и вправду добра к тем, кто этого заслуживает. — В голосе ее тетки прозвучали такие веселые нотки, что Кейт не удержалась и подняла взгляд. — У меня есть к вам, моя дорогая, предложение. Хочу спросить, свободны ли вы в следующий вторник?

Сердце Кейт отозвалось глухими ударами, несмотря на всю решимость не давать воли надежде. Она знала, что упоминание раута у леди Эстли не было случайным.

— Я свободна и к вашим услугам.

Ее упрямая, дерзкая часть сознания незамедлительно задалась вопросом, что надеть.

— Именно этого я и желаю. Мне хотелось бы знать, не пожелаете ли вы сопровождать меня на раут, о котором мы при вас говорили.

Графиня просияла, став вдруг похожей на добрую фею из сказки.

И снова заговорила:

— У меня есть идея найти вам место компаньонки какой-нибудь гранд-дамы. И лучший способ начать — это взять вас на прием, где вы можете произвести впечатление своими очаровательными манерами.

Кейт насильственно улыбнулась и захлопала ресницами. Господи, как же ее вновь угораздило подвергнуть себя разочарованию? И так скоро после первого раза?

— Я не… — Она по крупицам собирала ускользающее самообладание, рассыпавшееся шариками ртути по полу. — Я не планировала стать компаньонкой.

«Компаньонка…» — это слово оставляло кислый вкус во рту и ощущение сухости. «Компаньонка» значила печальное, зависимое существование, подходящее женщине, не имеющей абсолютно никакого выбора. Положение чуточку выше гувернантки, но не слишком. Компаньонка — это положение не для девушки, чья красота могла бы сделать ее бриллиантом сезона.

— С вашим происхождением у вас и вправду мало шансов получить такое место. — Леди Харрингдон почесала спаниеля за ушком. Воплощение милостивого снисхождения. Очевидно, она думала, что Кейт потрясена великодушием ее предложения. — Однако я думаю, что под моим патронатом ситуация меняется. Если вас увидят на рауте со мной, то примут без дальнейших вопросов. Мое одобрение имеет большое значение в приличном обществе.

Каждое предложение звучало пощечиной. Разумеется, патронат ее тетки способен многое изменить, ее могли принять без вопросов. Она надеялась продвинуться с помощью одобрения леди Харрингдон. Обо всем об этом она мечтала. Но только без слова «компаньонка». Позовут ли ее сюда снова, если низведут до столь низкого положения?

Позовут ли ее сюда, если она откажется?

— Боюсь, я незнакома с обязанностями компаньонки.

Привкус слова не улучшился при повторении.

— Тогда раут. И вы начнете учиться.

— Мне нужно спросить разрешения у родителей.

Это даст ей время решить, что делать.

— Безусловно. Надеюсь, они поймут, что это уникальная возможность.

Ее тетя сидела далекая, как королева, в своем углу дивана. За ней была вся роскошь этой комнаты и всего дома, лестницы, колонн, декора, и Кейт не могла не чувствовать, что все, чего она хотела, стало от нее еще дальше, чем было до этого визита.