Любовь оружейной принцессы

Глава 18

Уже стемнело, когда машина остановилась у ворот родного дома. В Плавнинске нашел земляков, которые подрабатывали извозом, дежурили у вокзала, за сто рублей подвезли до Левобережной. Здесь сто рублей были вполне приличными деньгами. Пока ехал в станицу, вспоминал вагонное купе, добрую женщину Марину.

Все замечательно было ночью. Марина оказалась не только умной, но и умелой, ласковой, понимающей женщиной. Ублажила его классно и сделала это так просто и естественно, как будто они были мужем и женой. Кстати, оставила свой телефон, просила позвонить ей в Москву, будет рада видеть его у себя дома… Ну, понятно, что это значит. Намекнула, что и учебу его может оплатить, и место приличное в фирме найти, а учиться можно заочно. Все это хорошо, конечно, но дважды наступать на одни и те же грабли он не хотел.

Неизвестно, как бы они ехали днем, могли бы и не вставать с нижней полки, но утром в купе подсели двое пассажиров, женщина с десятилетней дочкой, так что ехали нормально. Днем пообедали в ресторане, а когда возвращались в свой вагон, Марина остановила его в тамбуре и так страстно целовала, что… еле устоял. А она говорила, что нечего ему делать в станице, пусть возвращается в Москву, к ней, все для него сделает.

Он сказал, что подумает. Слишком велико было чувство вины перед женой, оно вспыхнуло в груди утром, когда в купе появились другие пассажиры. Марина — хорошая женщина… бальзаковского возраста, но любви-то не было. А жену он любил, жалел свою глупую Ленку и уже сомневался в том, что поступил правильно, бросив ее. Пропадет ведь, дура! Кто ее будет так понимать, так терпеть ее выходки, как он? Такая это была любовь — ответственность за близкого человека, за ее спокойствие, благополучие. И не важно, что она дочка миллионера, не это его привлекало в Ленке — сама она. Доверчивая и капризная, любящая и стервозная, ну такая вот… А он рядом с ней — мужчина, который… всегда рядом, который нужен. С Мариной все другое, тепло, уютно, без проблем… Но как же он будет чувствовать себя уютно, зная, что где-то недалеко страдает Ленка?

Это он днем так думал, а когда вечером вышел на перроне Плавнинска, увидел, что городишко-то стал каким-то совсем неказистым, низким, темноватым. И что-то тяжко стало на душе, после Москвы-то, оказывается, непросто жить… даже не в этом городишке, а в станице!

Левобережная встретила его темными улицами, лаем собак и редкими прохожими на улицах. «Ну, здравствуй, родина!»

Славик вышел из машины, открыл калитку. Навстречу с лаем метнулся цепной пес Трезор. Но узнал хозяина, встал на задние лапы, лизнул в подбородок. Хоть и дворняга, а крупный пес и злой, когда видит чужих. А тут обрадовался.

— Молодец, Трезорка, как ты тут, нормально? Все у вас нормально?

Пес забарабанил лапами по груди Славика, подпрыгнул, лизнул его в нос. На веранду вышла мать, Ксения Сергеевна.

— Кто там, Трезор? Ох, Господи! Славик, сыночек!

Она сорвалась с крыльца, подбежала к сыну, обняла его. Следом за ней и отец вышел во двор, и сестра Нинка выскочила. Все обнимали его, тормошили, а Трезор прыгал вокруг Славика и дурашливо лаял. Родной дом — он и есть родной, не сравнить ни с какими квартирами в Москве, пусть даже и в престижном районе на «Кунцевской».

Славик с запозданием понял, что вернулся домой без подарков, только бутылку водки купил в привокзальном магазине Плавнинска. Правда, были деньги, он в дороге потратил триста долларов, осталось еще семьсот.

На веранде Славик остановился, вдохнул родной воздух, сказал с улыбкой:

— Сразу объясняю — не получилось у меня жить там, вернулся домой. Примете?

— Сынок, что такое ты говоришь?! — всплеснула руками Ксения Сергеевна. — Иди в дом, наверное, проголодался, я сейчас накрою на стол, мы уже поужинали, но ради такого случая…

Отец и сестра смотрели с нескрываемым любопытством, хотели поскорее услышать, что же там произошло, в Москве. Отец, Владимир Владимирович, даже перед самой свадьбой, уже в Москве, сомневался, что сын сможет ужиться в Москве с такой женой и такими важными родственниками. Нинка, напротив, очень радовалась за брата и после школы, сейчас она училась в одиннадцатом классе, тоже хотела уехать в Москву. Но теперь они с одинаковым любопытством смотрели на Славика.

— Мама, подожди, — сказал Славик. — Извини, я без подарков, так получилось… Но все же вот бутылка водки, выпьем за встречу, а подарки себе сами купите.

Она раздал всем родственникам по стодолларовой купюре, отцу еще и бутылку вручил.

— Это что за чертовня такая? — удивилась мать.

— Ну какая ты тупая, мама! — возмутилась Нинка. — Это сто баксов, можете разменять на две тысячи… восемьсот, что ли, сейчас? И тратить.

— Деньги — с одним условием, — сказал Славик. — Каждый пусть потратит их только на себя. Ни в семью, ни для дома — на себя. Купите то, что хочется, пожалуйста.

— Какой вежливый стал наш Славик! — усмехнулась Нинка. — Уж не сомневайся, я знаю, куда потратить баксы!

— В тебе, сестренка, я не сомневаюсь, — улыбнулся и Славик. — Но я сказал для папы с мамой.

Мать повертела в руках стодолларовую купюру, сунула ее в карман халата. Отец отдал ей и свою, которая тоже исчезла в кармане.

— Славик, ты посмотри там в своей комнате, может, чего надо, так скажи. А я пока на стол накрою, — сказала Ксения Сергеевна.

— Мать больше знает, что мне нужно, — объяснил свой поступок отец, — так что все в порядке, Славик.

Дом был не самым большим в Левобережной, но вполне просторным — прихожая и три комнаты, родителей, сестры и его личная. Войдя в свою комнату, Славик с удовлетворением отметил, что все тут осталось как и прежде, когда он жил здесь. Поставил на крашеные доски пола сумку, лег на деревянную кровать, вытянул ноги и блаженно зажмурился. Дома! Хоть и не Москва тут, а дома лучше! Компьютера, правда, нет, зато музыкальный центр остался, допотопный «Дэу». Сестра не утащила к себе потому, что после свадьбы Ленка решила подарить ей современный «Филипс», вместе поехали, купили, обе были счастливы после этого. Ленка — потому что выглядела такой щедрой родственницей, Нинка… ну, понятно почему.

— Славик, давай за стол! — прозвучал приказ матери.

Он усмехнулся. Все знакомо, все привычно. Что там говорят о казаках всякие писатели? Что они лихие вояки, лихие любовники? Оно верно, да прежде всего — они лихие семьянины. Свой дом, жена, дети — это самое главное, что есть в жизни. Домом командуют казачки, так это нормально. Хозяйка — она и есть хозяйка. А у мужика другие заботы. Так он хотел и в Москве жить, так и жил, но не получилось.

— Иду, мам! — крикнул он.

На столе в прихожей уже красовалась сковородка — жареная картошка с мясом, две миски с солеными огурцами и баклажанами, рюмки, тарелки.

— Ну, что успела, сынок, — сказала мать. — Если чего хочешь, так скажи, я мигом…

— Не суетись, мать, пока достаточно. Окорока порежь и сала тоже. Остальное есть, — отозвался отец.

— Мама, садись, я не особо голоден, в поезде перекусил… Выпьем за встречу, — предложил Славик.

Отец разлил водку по рюмкам, их было только три, Нинке в высокий стакан налил компот из сушеных жердел. Мать наполнила тарелки картошкой с мясом.

— Какой грамотный! — возмутилась Нинка. — За приезд братика — компот! Совсем за дуру меня считаешь, да?

— Школу закончи, потом посмотрим, какая ты умница, — жестко ответил отец.

— Отец, она уже взрослая девушка, рюмочку, а? — попросил Славик.

Владимир Владимирович долго думал, потом сам принес четвертую рюмку, плеснул в нее водки.

— Времена меняются, — с грустью произнес он. — Молодежь уже не та… Ну ладно.

— Главное, что сынуля наш домой вернулся, — сказала Ксения Сергеевна. — Это праздник для всех нас. Так что выпьем за возвращение Славика. И черт с ними, с этими москвичами, не получилось, так оно и к лучшему. За тебя, сынок!

Все выпили, Нинка схватила стакан с компотом, жадно принялась запивать. Славик налег на картошку с мясом. Мать закусила огурцом и побежала в погреб за окороком и салом. Отец только крякнул, вытер губы рукавом рубашки, внимательно посмотрел на сына.

— Так что у тебя там не получилось? В чем причины? — спросил он.

— Сразу все и не объяснишь, отец.

— А ты не спеши, у нас весь вечер впереди. Рассказывай. Я ведь тебя предупреждал, помнишь? Прав оказался.

— Не совсем.

— Да? Ну расскажи, интересно послушать.

Нинка с раскрытым ртом смотрела на брата. Ей больше всех хотелось узнать, что же там получилось, в Москве. А может, и не больше всех, но скрывать свои эмоции она еще не научилась.

Феликс Осмоловский сидел в своей гримерке, внимательно глядя на давнего знакомца. Мешки под глазами генерала стали еще больше, костюм, хоть и с «отливом», не выглядел свежим. Напряженная работа была у генерала в последние дни, трудился не покладая рук и, похоже, не очень-то преуспел в делах своих тайных. Съемки очередной серии телешоу закончились поздно вечером, Осмоловский торопился домой, но вынужден был задержаться, важный гость пожаловал.

— По рюмочке, Феликс? — спросил генерал.

Чего не хотелось Осмоловскому, так это пить с ним. Дома проблемы возникли, у сына воспалились десны, лечат стоматологи хреновы. Чем дороже стоматолог, тем непредсказуемее результат его услуг. Уже пора бы заняться протезированием, дело долгое, тонкое, а пока что сделать Никите съемные протезы, но… десны воспалились! Мало того что парень без передних зубов, так и вообще жевать трудно! Когда сам был подростком, во дворе каждому второму парню выбивали зубы во время драк, вставляли бесплатно, да не в этом дело! Не помнил, чтобы у кого-то воспалялись десны. На следующий день заживали. А тут приезжал дорогой специалист с импортными материалами, и что получилось? Никита и есть толком не может, и в институт не ходит, стресс у сына.

Как ни странно, Осмоловский не злился на парня, который ударил Никиту. Из деревни приехал, случайная встреча, какая-то любовь… По сути, правильно сделал, что врезал за жену. Осмоловский на себя злился, ведь просил Никиту встречаться с этой девчонкой, Вадим обещал деньги на новый фильм, а дело-то пустяковое. Тем более если б Никита обворожил оружейную принцессу, это был бы такой трамплин для его продюсерской деятельности!.. Пусть она дура, так это дело житейское, проходили, знаем.

А оно вон как все повернулось.

Убийства, покушения, сына искалечили… Парень якобы связан с иностранными спецслужбами… Да чушь все это! Откуда у деревенского мужика такие связи? А хоть бы и были — так возьмите с поличным! Но нет, им главное — развести его с женой. Выходит, дело не в связях с агентами, шпионами, в другом дело. И он, Феликс Осмоловский, понимает в чем. Журналисты называют эти дела «переделом собственности».

— Нет, Вадим, извини, я сегодня за рулем.

— Ты всегда за рулем, Феликс. Кто же посмеет остановить народного артиста России? А если посмеют, очень долго жалеть об этом станут, я тебе обещаю.

— Вадим… мы друг друга со школы знаем, — негромко сказал Осмоловский. — Зачем ты втянул меня в эту игру?

— Хотел помочь, Феликс, просто помочь. Обидно видеть, как знаменитый режиссер занимается клоунадой… хотя у тебя очень хорошо получается, достойно, так сказать… Все позади, я знаю, что у Никиты проблемы с зубами, но это пройдет. Короче, называй счет, деньги будут переведены на него в течение суток, и… снимай свой фильм, какой хочешь.

— Ты говорил, что этот парень… муж Колчиной — шпион.

— Подозрения, Феликс. Пока что они не оправдались, да оно и к лучшему. Не хочешь выпить, нет? Ладно, пиши номер счета и… В общем, я твой должник. Если что — звони.

— Нет, Вадим, знаешь, я не возьму эти деньги.

— Ты хорошо подумал, Феликс?

— Хорошо. Понимаешь, сегодня предложили сериал для НТВ снимать, двенадцать серий, я согласился. Сценарий еще не читал, но он не столь важен. Я по любому сценарию сделаю свое кино, даже интересно будет поработать на этой площадке.

— А собственный гениальный фильм?

— Потом и его время придет.

Генерал сосредоточенно засопел, заерзал задом на стуле, видно было, не понравился ему ответ режиссера.

— Так что, Феликс, ты отказываешься от честно заработанных денег для своего фильма?

— Я их не заработал, Вадим, а если и заработал, то вряд ли честно. А если и честно, то на крови своего сына — не хочу. Колчины развелись?

— Недосекины. Он уехал в свою деревню… Феликс, перестань дурака валять, я эти деньги выбил специально для тебя. По-дружески, черт возьми. Пришлось поднажать на наших долбаных банкиров. Чего ты кочевряжишься? Я мог бы… но и о тебе тоже думал.

Осмоловский многое мог сказать о той гнусной игре, в которую втянул его генерал, да что говорить? Все равно ведь не поймет, слишком разные они люди. А ведь когда-то в детстве и вправду были друзьями, вместе дрались с ребятами из соседнего двора…

— Понимаешь, Вадим, я не могу взять эти деньги. Душа не принимает. У тебя есть душа?

— У меня все есть. Как хочешь, Феликс. Упрашивать не стану. Ладно, извини за беспокойство.

Генерал встал и стремительно покатился к двери. Колобок стального цвета… Но от его спины веяло таким холодом, что Осмоловский невольно поежился. Смертельным холодом веяло от этой стальной спины. Да если решил для себя, что деньги его взять не может, так назад дороги нет. Что было, то было, ошибся он, очень хотелось снимать…

Осмоловский взял со стола мобильник, набрал номер дачи, минуты две беседовал с женой, успокаивал ее, советовал, как вести себя с Никитой, чтобы не травмировать сына. Она, конечно, мать, но никогда не бывала в таких сложных ситуациях и вряд ли понимала, что нужно делать. Была мысль попросить жену связаться с престарелым отцом, выяснить через него, на кого работает генерал ФСБ Вадим Суканцов… Но он сдержал себя. В такие дела жену и тестя лучше не впутывать. Хватит того, что сын пострадал.