Любовь оружейной принцессы

Глава 25

Буровик разлил остатки водки по стаканам, поставил пустую бутылку на пол, когда-то коричневый, а теперь краска облупилась, доски прогнили, в некоторых местах зияли дыры с острыми краями.

— Куда гонишь, Серега? — мрачно спросил Славик. — Не спеши. Еще долго будем сидеть, а ты хочешь свалиться?

— Зачем? Одну на двоих опорожнили — это разве много?

— Вторую через час откупорим, так что пей по глотку.

— Садист! Ну что, за нас? — Буровик поднял свой стакан.

— За них, за прекрасных дам! — сказал Славик, поднимаясь с расшатанной табуретки.

— Ну ты даешь! Да на хрена ж нам пить за тех, от кого сплошные неприятности? Я первый раз вижу мужика, который разводится с женой и пьет за баб.

— За прекрасных дам. Есть же среди них и настоящие женщины, красивые, ласковые, понимающие. Если не верить в это — не стоит и жить.

Славик залпом опорожнил свой стакан, Буровик выпил сидя, и не все, сделал глоток, задумчиво посмотрел на стакан, еще глотнул и с сожалением поставил остаток на стол. Славик мог целый час пожевывать колбасу с огурцами и рассуждать о женщинах, а он такое вряд ли вытерпит.

— Нет среди них ничего такого, — со злой усмешкой сказал Буровик. — Красота продается, мой юный друг, а женская — в особой цене. Если ты старый, а хоть и не старый, но уродливый хрен с бабками — выбирай любую, и будет она тебя облизывать, только плати.

— Ты циник, Серега, я понимаю…

— Чё ты понимаешь?! Посмотри на газеты, журналы — заполнены фотками голых телок, ну, может, в купальниках. Отбоя нет от желающих показать все, что у них есть! А зачем, ты знаешь? Я тебе скажу. Бабки хотят получить, красиво жить хотят! На остальное — плевать!

— Ты по себе судишь. Конечно, это тяжело…

— Нет, это было нормально. Я Земфиру встретил в кабаке Нижневартовска и запал на нее с первого взгляда. Друзья говорили: «Что ты делаешь, Серега?» А мне плевать было! Я же видел ее глаза, я чувствовал ее! Женился, привез в станицу, все к ее ногам бросил: «Ты только будь моей, живи, детей рожай, встречайте меня после вахты, я не с пустыми руками буду возвращаться! Все — только для тебя и детей, все!..» Я ее всем обеспечил, о себе и не думал, и что получилось? Сдернула в Плавнинск с каким-то жирным бизнесменом! Он больше денег дал… Вот так, ничего им не нужно, деньги только дай. И я понял — сколько бы ты ни строил свою семью, всегда придет тот, кто даст женщине больше, и она бросит тебя. А тогда — какой смысл?

Буровик залпом допил то, что оставалось в стакане, скривился, пьяные слезы потекли по впалым щекам.

— Чушь все это, Серега, — сказал Славик. — У Макса то же самое случилось, бросила жена, но он же не спился, детей воспитывал и встретил свою настоящую женщину. Саманта из Москвы приехала к нам, и ведь не зарплата директора школы ее интересовала.

— Макс для своей жены не сделал и сотой доли того, что я для Земфиры. Я получал в десять раз больше, чем он, и все на нее тратил! Дом построил, ей комфорт создал полный, живи! А она…

— Оксанка тоже не за богатого вышла, Федор простым студентом был, — напомнил Славик.

— Федора пристроили, солидные бабки получал. А когда у него возникли проблемы, Оксана мигом выгнала его, ночевал в своем недостроенном доме. Но как только все утряслось, опять с ним. Бабки им нужны, Славик, только бабки, и больше ничего.

Славик не мог с этим согласиться. Вот Ленка его, ей же деньги не нужны. Она просто… купила его, так получается, что ли? Прямо кошмар какой-то! Папа на вертолете прилетел и… что оставалось делать? Наверное, он внушил себе, что любит ее, чтобы свою трусость перед отцом на вертолете оправдать. Не зря же так разозлился, когда папа и сюда на вертолете прилетел! Или нет? Он действительно был нужен этой девчонке и хотел быть рядом с ней. Да, хотел!

Но папа на вертолете…

— Серега, а почему ты не женился назло своей Земфире? Мужик ты видный, сколько тебе лет, тридцать пять, тридцать шесть?

— Тридцать четыре.

— Да? Так сразу и не скажешь. Я же знаю, бабы захаживали и в твой дом, и даже в эту хату.

— А зачем? Они же инопланетяне, живут по своим законам, а я по своим. Но если честно — ничего не хочу. Забыть ее не могу, ну не получается! Я и так долго не женился, весело жил и ждал, когда встречу ее, одну-единственную. Встретил… Да на хрена мне опять все повторять? Глаза закрою — вижу Земфиру, а потом как подумаю… Нет!

Славик вспомнил Ленку, просто увидел ее мысленным взором. Смешную и нелепую, веселую и злую, задорную и сумрачную… Да, всякая она бывала, и это нормально. На то он и мужик, чтобы понимать свою женщину, прощать ей слабости и непонятную злобу. Быть рядом… Хотя что это за мужик, который не может обеспечивать свою семью? Господи, как же все сложно!

— Плесни себе еще, Серега, если хочешь, — сказал он. — Только не переусердствуй.

— Да ладно, посидим так, — мрачно усмехнулся Буровик. — Печка горит, дров у нас до черта. Хорошо-то как… Сидим вдвоем, огонь в печке… А у меня в доме камин был, я любил сидеть с Земфирой у огня… Выпивали, потом прямо на полу… У меня там возле камина самая настоящая медвежья шкура лежала. Она со своим жирным торговцем то же самое делает?

— Серега, тебе надо как-то освободиться от нее. Возьми себя в руки, брось пить, женись.

— Дурак ты, Славик, — тоскливо промычал Буровик, и снова пьяные слезы потекли по его щекам.

Он взял баян, единственную вещь, с которой никогда не расставался здесь, в Левобережной, стал играть. В хате зазвучал полонез Огинского, Буровик закрыл глаза и яростно давил на кнопки, а по темным впалым щекам ползли слезы, капали на грязную футболку, на драные джинсы, на растоптанные кроссовки. Славик слушал красивую мелодию, склонив набок голову, пытался понять, что же там сейчас происходит. Папа прилетел, его не обнаружил и… Осерчал, сел в свой вертолет и улетел или организовал его поиски? Лучше б улетел. Наверное, прав Буровик — они инопланетные. То продаются, то покупают… А легче не становится!

Стук в дверь поначалу никто не услышал, звуки баяна заглушали, но когда постучали настойчивее, Славик насторожился, затем попросил Буровика прекратить играть. Тот со вздохом оторвал заскорузлые пальцы от грязных кнопок.

— Да! Войдите! — крикнул Славик.

Дверь отворилась, в хату вошла Нинка, а за ней… Лена!

— Ну ты даешь, братик, поставил всех на уши! Дурак самый настоящий, нашел с кем пить! С алкашом!

— Спасибо тебе, сестричка… предательница! — мрачно усмехнулся Славик. — Тебе еще один музыкальный центр пообещали в подарок, да?

— Славик… — Лена шагнула к нему, нервно сжимая ладони. — Я прилетела к тебе…

— А нам и на хрен не нужны такие миллионерши! — резко заявил Буровик. — Своих баб хватает. Чё те тут нужно? Чё ты приперлась сюда со своими миллионами? Купи на них качка тупого, Тарзана какого-нибудь, и балдей с ним, поняла?

— Что ты мелешь, вонючка?! — закричала Нинка. — Пьянчуга несчастный!

— Угомонись, сестренка, — сказал Славик. — Я тебе запрещаю так говорить о Сереге. Что ты знаешь о нем?

— Ты тоже заражена этим вирусом, деточка! — заорал Буровик. — Хочешь продаться подороже? Ну и — вперед!

— Славик, я прилетела…

— Улетай обратно, Лена. Могла бы просто поговорить со мной… через Федора. У меня все нормально и без тебя.

— Я просто хотела сказать, что… я не изменила тебе, правда. Клянусь. Но все так глупо получилось, я, конечно, виновата…

— Что ты вешаешь тут лапшу на уши? — Буровик растянул мехи баяна и заиграл «Прощание славянки». — Улетай, детка, улетай!

— Славик! Ты что, совсем с ума сошел? — закричала Нинка.

— Славик, мы можем хотя бы поговорить? — всхлипывая, пробормотала Лена. — Я все же летела сюда…

— Нет, все разговоры закончены, — сказал Буровик, сдвинув мехи баяна. — Валите отсюда, и поскорее! И своим миллионерам-папашам передайте — вас тут не ждут!

Славик растерялся, слушая эти речи. Ни черта понять нельзя. Ленка приехала за ним, прилетела… Но — с папой, на вертолете! Буровик откровенно хамит ей, а останавливать его почему-то не хочется.

Колчин одобрительно кивнул, увидев длинный стол в просторной гостиной Марины Луговой.

— Хорошо живете, господа станичники, — заявил он. — Честно скажу, не хуже, чем москвичи. Хотя я туляк.

Пастухов на правах хозяина усадил за стол чету Недосекиных. Место во главе стола определили дорогим гостям, Колчину и Авдюшкину, справа от них сидели Недосекины, слева — хозяева дома, ну а остальные гости пусть сами разбираются, где кому сидеть.

— Да, Афанасий Егорович, у нас тут не хуже, чем в Москве, горячая вода имеется, ванная, все как положено. И виноград во дворе гроздьями висит над головой. А какой огород, вы бы видели! Тут же земля — палку воткни, зацветет! — важно сказал Пастухов.

— Это, конечно, Кубань… Ну а где же наши дети?

— Нинка скоро приведет их, — заверила гостя Саманта.

Бочаров с Оксаной примостились в самом конце стола, да они на другое и не претендовали, тут же все большие начальники. Марина, приобняв Колчина, подвела его к стулу во главе стола, другой уже занял Авдюшкин.

— Дорогому гостю — почетное место. Рядом с уважаемым Семеном Ивановичем, пожалуйста, садитесь.

Колчин вежливо отблагодарил добрую хозяйку, поцеловал ей ручку и отказался. Взял свободный стул, поставил его между стульями Недосекиных.

— Я уж со своими… родственниками, так сказать, — объявил он. — Володя, ты не возражаешь, не ревнивый? Ну вот и ладненько, а туда садись ты, Петр Андреевич. Раз начальник местный, так и сиди на своем месте.

Ксения Сергеевна подвинулась на освободившееся место Засядько, и порядок за столом был восстановлен. Владимир Недосекин держался скованно, с одной стороны, не мог понять, где сын, почему исчез из дома, хотя его предупредил сам Засядько, а с другой… Если Славик не захочет возвращаться к Лене, что тогда будет? Выгонят отсюда? Афанасий вроде как свояк, но он же на вертолете прилетел, со своим телохранителем. А ну как Славик упрется и не захочет говорить с женой, такой большой и важный бизнесмен и наорать может, и вообще!.. Ксения Сергеевна разделяла сомнения мужа.

Марина сама наполнила тарелку Колчина закусками, взглядом велела Ксении Сергеевне тоже не стесняться, поухаживать за мужем. Застучали серебряные ложки, черпая из хрустальных и фарфоровых мисок салаты, огурцы и прочие закуски.

Засядько встал, поднял свою рюмку.

— За наших дорогих гостей! — провозгласил он. — Чтобы все их желания сбылись, чтобы уехали они из нашей станицы веселыми и счастливыми!

Звон хрусталя наполнил просторную гостиную, его сменили сдержанные покряхтывания и стук вилок о фарфор.

— Вкусно, очень вкусно, — кивал Колчин, налегая на солонину и копченый окорок. Икру, осетрину и семгу он и дома всегда мог позволить себе, а вот эти кубанские блюда… Деликатесы, что и говорить! — Я вот посмотрел на вашу станицу, да и подумал: а не приехать ли мне с женой сюда на недельку в отпуск?

— Конечно, Афанасий, приезжайте, — торопливо отозвалась Ксения Сергеевна. — У нас весной очень красиво, когда сады цветут. А сады у нас и вдоль дорог тоже — все улицы в цвету. И летом тоже хорошо, овощи, фрукты всякие спеют…

— Рыбалка хорошая, весной и летом посидеть утром на озере с удочкой — класс! — сказал Недосекин. — Да и поймать на уху можно, озеро у нас чистое, рыба, как говорится, без всяких там вредных примесей…

— Ну так за это мы и по второй выпьем, — по-хозяйски решил Засядько. — Чтобы Афанасий Егорович весной или летом к нам приехал, мы всегда рады гостям.

Колчин согласно кивнул, мысленно отметив, что отстал он от жизни, да, отстал. Дача, офис, производство, Москва… Дальние страны, роскошные отели. А в российские деревни с черными, покосившимися избами, с домами, которые давно требуют ремонта, — что ж… Понятно, что там бедность и нужда, но всем же не поможешь. Но оказывается, в этой вот станице, по-русски — деревне, понимаешь, люди живут хорошо! Двухэтажные коттеджи у них, иномарки, улицы асфальтированные, да и просто дома тоже хорошо выглядят, вон у Недосекиных вполне приличный дом, хоть и без ванной. Ксеня и Владимир — простые рабочие, а живут хорошо, и погреб у них полон всяких солений, маринадов и копчений, и комната для каждого ребенка имеется. Отстал… Вот ведь она, истинная Россия, не в Москве, а тут! Такими винзаводами да фермами и станет богатеть, народ-то способный, трудолюбивый, и если начальство не дураки и воры, так может себя прокормить, и еще как!

Но где же дочка? Почему так долго не приходит? Оно, конечно, непростой у них там разговор, но пора бы уже и решить все свои проблемы.

— Дурак, вставай, хватит водку пить! — кричала Нинка, дергая брата за рукав. — Иди, там же люди вас ждут, все собрались у Марины!

Славик яростно скрипнул зубами. Да что ж его все время принуждают?! Они там собрались, давно решили, что никуда он не денется, придет с повинной, и все станут хлопать: «Ай, молодец какой, все сделал как надо!» Им надо! А его кто-то спросил, хочет он этого или нет? Наверное, хочет, но не в угоду другим людям!

— Отстань, Нинка! — приказал он, отодвигая сестру. — Меня все ваши… не интересуют.

— Славик, это не я так решила, — сказала Лена. — Это отец, он хотел тоже извиниться перед тобой, контракт заключен, индийцы в восторге от тебя…

Она хотела разозлиться и сказать все, что думает о нем. Дурак! Разважничался, дальше некуда! Но вдруг отчетливо поняла, что теряет его, теряет навсегда, и для злости в душе просто места не нашлось. Страшная тоска заполонила душу.

— Индийцы пусть теперь локти кусают, что из-за глупых баб потеряли такого союзника, как Славик, — усмехнулся Буровик. — В следующий раз умнее будут. А ты, Нинка, смотри и запоминай — все решают бабки. Пригодится на будущее.

— Ты заткнешься или нет, пьянчуга? — Нинка схватила пустую бутылку с пола. — Щас как врежу тебе по дурной башке!

Славик перехватил ее руку, взял бутылку, поставил на пол. Оцепенение охватило все его тело. Если бы Лена сама приехала, если бы все было только между ними… Но это же просто какое-то представление получается… Вертолеты, важные гости, все сидят, ждут, когда они явятся, взявшись за руки… Дурь!

— Я сказал тебе, чего не смогу простить. Ты все знала, Лена. Извини, — буркнул он.

— Все понятно? Извините и — валите, плывите отсюда! — заявил Буровик. — И не вздумайте соваться со своими начальниками и всякими там… Самантами! У меня ружье есть, отстреливаться будем!

— Ну если так… — Лена достала из кармана куртки конверт, протянула Славику. — Мама велела передать тебе, я не знаю, что там, она просила, я передала. Пошли, Нина.

Она взяла под руку Нинку, шагнула к двери.

— Нет, Ленка!

— Да, пошли.

— И валите отсюда! — крикнул Буровик. — И больше не подходите к нам сегодня, понятно?

Девушки вышли из хаты, Буровик уверенно наполнил водкой стаканы, он считал себя победителем и за это хотел выпить, даже не спрашивая разрешения Славика. Имел полное право. А Славик разорвал заклеенный конверт, развернул сложенный вдвое листок бумаги.

«Дорогой Слава, я к тебе относилась как к своему сыну. Надеюсь, ты не сомневаешься, что это действительно так. Мы все люди, ошибаемся, но ведь ошибки можно простить. Я хочу снова видеть тебя у нас, накормить пирогами, кажется, они тебе нравились. Не подведи меня, ладно? Никто не знает об этом письме.

Твоя теща Елизавета Петровна, или мама Лиза».

Славик вздрогнул всем телом, слезы покатились из глаз, а он даже не вытирал их. Вспыхнули в сознании куски недавней жизни. Елизавета Петровна с пирогами, добрая, симпатичная женщина… Кричащий тесть… Ленка выходит из ресторана в обнимку с Осмоловским… Теща: «Слава, будь мужчиной, не обижайся на Афанасия Егоровича, ему сейчас тяжело…» Ленка пришла ночью… Теща: «Слава, а вот еще с курагой пироги, попробуй». Ленка…

Он сунул письмо в карман куртки, шагнул к двери.

— Славик, ты чего? — испуганно крикнул Буровик. — Ты поддаешься ей?

Он ничего не ответил, выбежал из хаты, метнулся к калитке, рывком распахнул ее — Лена и Нинка уже прошли три двора и все удалялись.

— Лена! — крикнул он. — Подожди, Лена!

Девушки остановились, а потом Лена побежала ему навстречу, оставив растерянную Нинку посередине улицы. Славик и Лена не могли говорить, просто обнимали друг дружку, целовались и плакали. Лена впервые видела слезы на щеках мужа, и это так ее потрясло, что плакала она навзрыд, цепко обхватив его руками и всем телом прижавшись к мужу.

Нинка подошла к ним, качнула головой, глядя на пару широко раскрытыми глазками.

— Ну вы даете, ребята… Прямо какие-то мексиканские страсти… Слушайте, успокойтесь, все нормально. Как же вы появитесь там, у Марины?

Лена отрицательно покачала головой.

— Мы там не появимся, — сказал Славик. — Пойдем домой… А ты скажи, Нинка, пусть часа два нас никто не тревожит. Договорились?

— М-мы-ы… соску-учились… — простонала Лена.

— И скажи, что домой, в Москву, поедем поездом, — добавил Славик, он уже успокоился, смахнул ладонью слезы со щек. — Нам вертолеты не нужны.

— Да-а… — протянула Лена, кивая.

— Ну и дураки, — авторитетно заявила Нинка. — Ладно, как хотите. Я скажу, чтоб вас не беспокоили.

Славик, обняв Лену, повел ее к своему дому, там у него есть комната, там они с Леной могут… о многом поговорить без посторонних. А Нинка вприпрыжку побежала к дому Марины Луговой, самой не терпелось сообщить, что все у ребят хорошо, несмотря на тупого пьянчугу Буровика. Вот гад какой, хотел брата сделать таким, как он сам! Не получилось!

Во дворе дома Луговой ее встретили пес Джек и охранник Агеев, похоже, они подружились.

— Ну? — спросил Агеев. — Вы нашли его?

— А тебе какое дело? — дерзко сказала Нинка. — Ты тут часовой, вот и карауль себе.

И решительно пошла в дом. Агеев с усмешкой покачал головой. Ох уж эти казачки! Молодые, да ранние. В доме за длинным столом сидело главное начальство Левобережной. Увидев Нинку, все разом замолчали, повернувшись к ней.

— Что там, дочка? — с тревогой спросил Недосекин-старший.

— В общем, такие дела, — важно сказала Нинка. — Они сюда не придут. Пап-мам, просили вас часа два не появляться дома, не мешать Славику и Лене, соскучились, надо им поговорить, понятно?

— Нина, да ты у нас прямо дипломатка, — усмехнулся Романов.

— Что знаю, то и говорю, Максим Игоревич! А поскольку мне тоже домой нельзя, то придется остаться с вами. Жрать хочется, прямо сил нету.

— Нина! — строго сказала Ксения Сергеевна.

— Да нет, все хорошо, — успокоил ее Колчин. — Значит, ребята вместе? Ну и отлично. Садись, дочка, к столу, бери все, что понравится… Марина, я прав?

— Конечно, Афанасий Егорович! — заверила его Марина.

— А вам, Афанасий Егорович, они просили передать, что поедут в Москву поездом, никакие вертолеты им не нужны, — сказала Нинка, садясь на стул, который подвинула к столу Марина.

— Ну так это их личное дело! — с радостью провозгласил Колчин. — Я бы еще выпил за такое событие, слава Богу, дети вместе, ради чего и старались, так сказать.

Засядько торопливо наполнил рюмки всем, кто сидел поблизости, дотянулся с бутылкой и до Колчина. Недосекиных тоже не обошел своим начальственным вниманием. А они разом оживились. Владимир Владимирович понял, что мало пил и еще меньше говорил. А Ксения Сергеевна перестала следить за мужем. Все выпили до дна, кто-то принялся закусывать, а Колчин раскинул руки, обнял Недосекиных.

— Хорошая у вас станица, — сказал он. — А родственники у меня просто замечательные. Эх, как тепло на душе тут, среди наших россиян… Споем, что ли? — И он затянул то, что было ближе всего сейчас душе оружейного миллионера: — «Любо, братцы, любо-о!..»

Нестройный хор подвыпивших руководителей станицы Левобережная тут же подтянул простой мотив.