Любовь первая, любовь бурная

— Глава 10 —

Они скакали на юго-запад в течение пяти дней, пересекая угол Плохой Земли — Мака Зича, как назвал ее Шункаха. Бриана с трепетом разглядывала фантастические скальные нагромождения и холмы, лишенные всякой жизни, и с облегчением вздохнула, когда эта земля осталась позади.

Несколькими днями позже они достигли Черных Холмов. Это была местность, разрезанная глубокими узкими ущельями, с высокими хребтами, валунами и скалами причудливой формы.

Бриана заметила, что Черные Холмы вовсе не были черными, а темно-зелеными, какими и должны быть густые леса, в которых растут желтая сосна, белая ель, красный кедр, белый вяз, осина, тополь, береза, трехгранный тополь и дуб. Покидая обширные равнины Северной Дакоты, Бриана испытывала благоговейный страх перед почти девственными лесами.

Они приближались к заросшей деревьями местности у подножия холмов Па Сапа, когда увидели всадников — двадцать молодых воинов, вооруженных и раскрашенных. Индейцы галопом помчались к Шункаха Люта и Бриане, издавая раскатистый воинственный клич, быстро окружили незваных гостей.

Воины пристально посмотрели на Шункаха Люта и узнали в нем одного из своих соплеменников, потом оглядели Бриану.

— Хоу, колопи, — сказал Шункаха, поднимая правую руку в традиционном мирном приветствии. — Здравствуйте, друзья.

— Хохахе, кола, — ответил один из воинов. — Добро пожаловать, друг. Ты на земле Лакота.

Шункаха кивнул.

— Я пришел найти убежище среди моих братьев.

Воин кивнул в ответ.

— Сейчас для нашего народа наступили плохие времена. Мы приветствуем еще одного воина. Даже сейчас Татонка Ийотаке и Ташунке-Витке готовятся к войне. — Индеец взглянул на Бриану, размышляя. — Эта белая женщина твоя пленница?

Шункаха Люта покачал головой.

— Она моя жена.

Воин снова кивнул, на его лице отразилось явное неодобрение.

— Хоппо, — сказал он, разворачивая лошадь. — Поехали.

Бриана с беспокойством въехала в деревню индейцев, расположенную на расчищенной площадке в середине участка, поросшего трехгранными тополями. Тут было много вигвамов, слишком много, чтобы пересчитать, и много индейцев. В горле пересохло, когда они оказались в центре внимания всех ее жителей. Мужчины, женщины и дети собрались вокруг них, их черные глаза горели презрением или злобой, когда они смотрели на золотистые волосы и светлую кожу Брианы.

— Ишна васику, — бормотали они, — белая женщина.

Толпа расступилась, когда воин хрупкого телосложения направился к ним.

Это был Ташунке-Витке, Неистовая Лошадь. И хотя Шункаха Люта никогда не встречал великого воина раньше, он сразу же узнал его, потому что Неистовая Лошадь был человеком особенным. У него был светлый цвет лица и рыжеватые волосы. В детстве его называли Кудрявым — странное имя для мальчика, живущего в мире прямоволосых людей. Его часто по ошибке принимали за пленного, когда он с семьей посещал фактории. Таинственный мир Лакота считал, что его своеобразная внешность предсказывала выдающееся будущее. Повязка из волчьей шкуры, отделанные бахромой узкие штаны, мокасины и красное одеяло, накинутое на плечи, составляли наряд Неистовой Лошади.

Шункаха Люта держался прямо и гордо, на лице не было никаких эмоций, глаза ничего не выражали, когда великий воин, считавшийся сердцем и душой народа Лакота, предстал перед ним.

— Зачем ты пришел сюда? — спросил Неистовая Лошадь. Голос звучал ровно, но с едва заметной властной ноткой.

— Я пришел искать убежище у Оглала.

— Ты один из нас?

— Да. Моего отца звали Ванбли Люта.

Неистовая Лошадь кивнул. Имя Красного Орла было хорошо известно среди народа Оглала.

— Добро пожаловать, брат, — сказал он. — Я — Ташунке-Витке.

Шункаха кивнул в ответ.

— Я — Шункаха Люта. А это моя жена, Ишна Ви.

Неистовая Лошадь улыбнулся Бриане, его темные глаза задержались на золотистых волосах и светлой коже.

— Действительно, ее хорошо назвали.

Шункаха кивнул. Перекинув одну ногу через седло, он соскользнул на землю и помог Бриане спуститься с чалого.

— Вам повезло, — сказал Ташунке-Витке. — Черная Лебедь развелась сегодня с мужем и еще не распорядилась своим вигвамом. Может быть, он вам пригодится.

— Ле мита пила, — ответил Шункаха, — Скажи Черной Лебеди, что я почту за честь взять ее вигвам, а в ответ предлагаю одну из моих лошадей.

Неистовая Лошадь кивнул головой.

— Я поговорю с ней.

Некоторое время спустя он вернулся в сопровождении женщины средних лет с седеющими черными волосами и рябым лицом.

Бриана стояла тихо, пока Шункаха Люта и индианка разговаривали. Потом женщина шагнула вперед, взяла поводья от уздечки чалого из рук Шункаха и пошла прочь.

— Моя лошадь… — запротестовала Бриана, провожая взглядом женщину.

— Я предложил ей выбирать, и она предпочла чалого, — объяснил Шункаха. — Я достану тебе другую лошадь.

Вигвам, или типи, к которому их направил Неистовая Лошадь, был большим и хорошо ухоженным. В центре на полу была ямка для костра, две постели у дальней стены, две старые ивовые подпорки с каждой стороны костра. Очаг был устроен так, чтобы избежать сырости и сохранить тягу. Шункаха объяснил, что теплый воздух, поднимаясь внутри жилища, способствует затягиванию холодного воздуха с улицы, который поступает под покрытие и поднимается за подкладкой, создавая достаточную тягу для огня и унося с собой дым. Внутренний слой шкур служит также для изоляции, сохраняя тепло зимой и прохладу летом. Самое важное — он мешает увидеть тени на внешней стороне, то есть обеспечивает безопасность и уединение. Ни один враг, слоняющийся вокруг лагеря, не увидит тень, чтобы прицелиться.

Все это было очень интересно, думала про себя Бриана. Но действительно ли она желает жить в вигваме, сделанном из шкур?

— Жилище твое, — сказал Шункаха, беря ее за руку, — Среди моего народа вигвам и все, что внутри, принадлежит женщине. Тебе придется научиться разбирать его, когда мы будем уезжать, и вновь собирать его, когда мы приедем в новый лагерь.

— Разве ты не будешь помогать мне?

— Только первые несколько раз. Помогать женщине по домашнему хозяйству — ниже достоинства воина.

Бриана кивнула. Ее дядя тоже никогда ничего не делал по дому. Возможно, белые и индейцы имеют больше общего, чем она предполагала.

Шункаха остановился и легко поцеловал Бриану в щеку.

— Если я не удовлетворю тебя как муж, тебе следует лишь выбросить мои вещи наружу из вигвама, и все будут знать, что мы больше не муж и жена.

— Мгновенный развод, — пробормотала шокированная Бриана.

Среди ее народа практически не было разводов. Если пара сочеталась браком, это было на всю жизнь. Какие бы деньги ни зарабатывала женщина, какое бы хозяйство она ни имела, все автоматически переходило ее мужу. И дети, тоже. Существовало даже выражение, которое в нескольких словах резюмировало эту ситуацию: «Когда двое вступают в брак, муж и жена становятся одним целым, и это целое есть муж». Очевидно, среди Лакота было не так.

Шункаха смотрел на Бриану суровым взглядом.

— Ты уже обдумывала это, Ишна Ви?

— Конечно, нет. Но что, если муж захочет развестись с женой?

— Если муж не доволен женой, он находит трухлявую палку и в танце бросает ее в того мужчину, который может взять заботу о женщине на себя — защищать ее от врагов, снабжать мясом — временно, если они не захотят пожениться. Между этими двумя нет постоянных обязательств, если только они сами не желают этого.

Бриана кивнула, а потом показала на обивку, испещренную изображениями лошадей и буйволов.

— Кто сделал это?

— Бывший муж Черной Лебеди. Это летопись его побед в сражениях. Видишь лошадь с отпечатком руки на крестце? Это значит, что он убил человека в рукопашной схватке.

— Почему она развелась с ним?

— Он пристрастился к виски. Это сделало его скупым и ленивым. Она вернулась в вигвам своего отца.

— Ты что-то говорил о переезде, — сказала Бриана, оглядываясь и рассматривая свой новый дом. — Куда мы собираемся?

— Мой народ кочует несколько раз в год, — сказал Шункаха. — Когда придет зима, мы, возможно, поедем к лесистому каньону в Черных Холмах. А когда наступит весна, мы последуем за буйволами.

Бриана попробовала сопротивляться унынию. Она-то надеялась обрести постоянный дом, где можно пустить корни, который можно назвать своим. И повеселела, когда вспомнила, как Шункаха сказал, что они останутся с Лакота только на зиму.

— Ну, — сказала она, — вот мы здесь. И что теперь?

— Сегодня мы будем устраиваться. А завтра я должен начать охотиться, чтобы у нас была пища зимой. А ты должна начать изучать язык Лакота и обычаи моего народа.

— Я им не понравилась, — печально заметила Бриана. — Я видела, как они смотрели на меня глазами, полными ненависти и недоверия.

— Они научатся любить тебя так, как я, — уверил ее Шункаха.

— Надеюсь на это.

Следующие несколько дней пролетели быстро. Бриана не покидала своего вигвама, за исключением тех случаев, когда ей нужно было облегчиться, набрать дров или принести воды, И каждый раз, когда она выходила наружу, индейцы провожали ее недоверчивыми и любопытными взглядами. Шункаха уезжал на охоту рано утром, а когда возвращался, обычно поздно вечером, то учил Бриану лакотской кухне. Большинство блюд были жареными или вареными, Некоторые запекались в земле, в углублении. До прихода белых пищу варили в желудке буйвола, но сейчас у большинства женщин Лакота были большие чугунные котелки. Бриана также научилась вялить мясо оленей и буйволов. Вяленое мясо было главным продуктом у индейцев; легкое в приготовлении, оно долго хранилось. Иногда его размачивали или разваривали, но обычно ели прямо с сушильных каркасов. Пеммикан был другим главным продуктом. Его готовили из толченого жареного вяленого мяса, которое смешивали с высушенными плодами артишока и нутряным салом. Это было довольно вкусно. Бриана слышала, как одна из женщин рассказывала, что даже солдаты предпочитали индейский пеммикан галетам и походному рациону. Многие женщины торговали пеммиканом, чтобы приобрести собственные котелки.

Жить в вигваме Лакота оказалось не столь уж плохо, сколь боялась Бриана. Он был удобным и теплым. Запас дров хранился на улице у двери, вместе с горшками, котелками и мехом с водой. Ива и осина давали хороший огонь с приятным запахом. Типи был не только домом, но и храмом. Пол представлял землю, стены — небо, а жерди были связью между землей и миром духов, связью между человеком и Вакан Танка. За очагом был небольшой участок голой земли, который являлся семейным алтарем. Он представлял Мать Землю. Индейские женщины часто сжигали ароматические травы, кедр или шалфей в качестве ладана для духов.

Понемногу Шункаха объяснял Бриане и этикет поведения в типи. Если дверь оставалась открытой, друзья могли свободно входить без приглашения. Если же дверь была закрыта, они звали или царапали обивку двери, пока их не приглашали внутрь. Две скрещенные палочки над дверью означали, что владельца не было или он хотел остаться один. Мужчины обычно сидели в северной части вигвама, а женщины в южной. Входя в вигвам, мужчина направлялся направо, на предназначенное ему место, а женщина налево. Считалось вежливым проходить позади сидящего человека. Если приходилось идти между кем-нибудь и очагом, надлежало извиниться. На праздниках первыми всегда обслуживали мужчин. Гости должны были съедать все, что ставили перед ними. Отказать — значит оскорбить.

Бриана находила, что с последним советом трудно было согласиться. В пище Лакота было многое, что казалось ей отталкивающим и даже омерзительным: индейцы с удовольствием поедали сердца, языки, почки, печень… Но она покорно ела то, что ей предлагали, подавляя позывы рвоты. Было важно, чтобы ее приняли, чтобы Шункаха мог гордиться ею.

Племя Оглала было вежливо с ней. Они приглашали ее на свои пиршества и церемонии; женщины звали с собой, когда шли искать овощи или орехи. И все же Бриана чувствовала, что они считают ее чужой. Незваной гостьей. Врагом. Лишь из уважения к Шункаха Люта они приняли ее вообще.

Имя Шункаха Люта было хорошо известно среди народа Лакота. Он был бесстрашным воином, искусным охотником и мог безукоризненно и точно выслеживать диких зверей. Он никогда не возвращался с охоты с пустыми руками и щедро распоряжался принесенным в лагерь мясом, бескорыстно раздавая его тем, кто в нем нуждался.

Они пробыли в индейской деревне уже около трех недель, когда выпал первый снег. В ту ночь Шункаха заполнил пространство между верхним и внутренним покрытием вигвама травой для лучшей изоляции. В вигваме, обогреваемом небольшим костром, стало тепло и уютно.

После этого было много дней, слишком холодных, чтобы выходить наружу дольше, чем на несколько минут; дней, когда без передышки лил дождь или от рассвета до заката шел снег. В такие дни Бриана и Шункаха проводили время в объятиях друг друга. Бриана обнаружила, что все сильнее и сильнее любит этого доброго, нежного человека, который по законам Лакота был ее мужем. Он никогда не повышал голоса. Он терпеливо отвечал на все вопросы, никогда не насмехался над ней, и она никогда не чувствовала себя невежественной, если чего-то не понимала.

Больше всего Бриана интересовалась религией Лакота, потому что многое в ней оставалось секретом, было окутано вечной тайной. Лакота верили, что у богов нет начала и никогда не будет конца. Одни появились раньше других, кто-то был связан узами родства, как родители и их ребенок, но все же их боги не имели ни матери, ни отца, потому что все, кто рожден, должны умереть. Поскольку же боги созданы, а не рождены, они не могут умереть. Люди не в силах понять такие вещи досконально, объяснил Шункаха, ибо все подобные загадки являются частью Великой Тайны.

Вакан Танка — главная сила во вселенной. За Вакан Танка следуют Иниян, Скала; Мака, Земля; Скан, Небо; и Ван, Солнце. Мака, как полагают, является матерью всего живого. Скан — это источник власти и блюститель законов для всех богов и духов; Ви — защитник храбрости, удачи, великодушия и преданности; Иниян — покровитель домашнего хозяйства. Есть еще четыре подчиненных им бога, известных как Буйвол, Медведь, Четыре Ветра и Ураган.

Были также и злые боги. Ийа, вождь всех недобрых сил, олицетворялся циклоном. Иктоми, первый сын Скалы, известен как Обманщик. И был еще свергнутый бог, подобный Люциферу.

Когда позволяла погода, индейцы наносили друг другу визиты. Бриана не знала, что хуже: быть гостьей в вигваме, где она чувствовала свое присутствие нежелательным, или принимать гостей в своем собственном. Почти все Лакота не говорили по-английски, поэтому она не принимала участия в большинстве разговоров, хотя могла улавливать со временем все больше и больше слов. Она быстро выучила, что лишна васику означает белая женщина, ваштэй — приветствие, амба — до свидания. Молодые люди называли старших «отец» или, например, «бабушка»; к ровесникам обращались со словами «брат», «сестра», даже когда не существовало никакого фактического родства. И это больше всего сбивало ее с толку.

Бриана провела несколько дней, мастеря себе платье из оленьей шкуры, которую принес Шункаха. Он показал, как нужно обирать шерсть со шкуры, как дубить ее, чтобы она стала мягкой, эластичной, кремово-белой. Пока жена работала над платьем, Шункаха делал новый лук взамен потерянного.

Бриана чувствовала себя очень по-домашнему, сидя у огня с иголкой в руке, иногда поглядывая на Шункаха, который трудился над своим оружием. Уютный и теплый вигвам был наполнен запахом сладкого шалфея. Дождь стучал по покрытию вигвама, редкие капли шипели, попадая в огонь. На душе у нее было спокойно и светло, ее мужчина был рядом и каждый раз, когда их глаза встречались, Бриана читала в них обещание неумирающей любви.

Вот Шункаха отложил в сторону лук, но не произнес ни слова. Поднявшись на ноги, подошел к Бриане и забрал у нее шитье. Затем, опустившись рядом с ней, взял ее на руки и стал целовать очень нежно, его губы дарили поцелуи глазам, носу, шее, рукам, мягкой коже запястий, возвышениям ее грудей. Там, где прикасались его губы, на коже Брианы будто вспыхивали маленькие язычки пламени. Постепенно огонь страсти становился все сильнее и сильнее. Муж слегка поддерживал ее голову, грея ладонью затылок, его пальцы пытались запутаться в ее волосах. Наконец, их губы сомкнулись в неистовом поцелуе.

Она не сопротивлялась, когда руки Шункаха скользнули под юбку, лаская икры, изгибы бедер. Она смотрела ему в глаза, пока он раздевал ее, и ей нравилось, как они загораются глубоким внутренним светом, как он разглядывает ее любовно и обожающе. Бриана была готова, нетерпелива, когда он высвободился из своей одежды, обнажая сильное мускулистое тело, которое она так хорошо знала. А потом он слился с ней, войдя в теплую женскую часть ее, которая принадлежала ему, ему одному.

И теперь уже ничего не существовало во всем мире — только они двое, составлявшие сейчас одно целое. В их мире не было ненависти, не было различий между красными и белыми, только бесконечное чудо слившихся тел с одним сердцем, одной душой…

Дни тянулись медленно. Одна буря следовала за другой, и снежные сугробы становились все выше и выше. Бриане казалось, что она живет в холодном белом мире. Порой она спрашивала себя: станет ли небо когда-нибудь снова голубым? Бывали дни, когда ветер проносился по земле, завывая, словно причитавшая по покойнику женщина. Бывали ночи, когда гром разрывал небеса и сотрясал землю, когда мощные вспышки молний рассекали чернеющее небо и дождь обрушивался на типи с такой яростью, что Бриана пугалась: как бы оно не рухнуло им прямо на головы.

А потом каким-то сверхъестественным образом наступила весна, Месяц Нежной Травы. Снег исчез, небо стало голубым, подобно сапфиру, лютики и маки расцвели по склонам холмов вместе со шпорником, колокольчиками и диким оранжевым журавельником.

Лакота готовились к переезду на более высокие земли, и вся деревня была охвачена волнением и суматохой.

Теплым апрельским вечером прибыл гонец от племени Хункпапа. Позже Шункаха сообщил Бриане плохие новости. Красное Облако был вызван в Вашингтон еще прошлой осенью. Великий Белый Отец решил купить Па Сапа. Красное Облако был ошеломлен этим сообщением. Когда он отказался продать землю, то понял: быть войне. Понимали это и бледнолицые. Но пока войны не было, Лакота передвигались на запад, следуя за буйволами. Белые люди хлынули к Черным Холмам в поисках золота, когда индейцы уже откочевали оттуда. И на земле Пятнистого Орла сохранился мир.

Пте — буйвол — являлся основным имуществом индейцев. От пте получали свежее мясо для ежедневной пищи, сухое мясо и сало для пеммикана; его кожей накрывали типи, из нее шили одежду, мокасины, изготавливали щиты. Из недубленой кожи делали короба, веревки, другие хозяйственные принадлежности. Рога превращались в ложки и черпаки, кости и сухожилия — в иголки и нитки. Хвост пте мот быть использован для отгона мух или как щетка. Маленькое чудо — так почтительно индейцы называли буйвола; маленькое чудо, которое они защищали, когда белые вырезали животных в огромных количествах, забирая только кожу и оставляя тонны мяса гнить на солнце.

Для Брианы дни и ночи были неповторимы и не похожи на что-либо известное ей ранее. По мере того, как она все сильнее и сильнее любила Шункаха, ей все больше и больше нравились люди Лакота, она стала терпимее относиться к их традициям, лучше понимать их образ жизни. И они уже не видели в ней врага, чужеземку. Ее признали женщиной Шункаха Люта. Ее собственные поступки и природная доброта завоевали уважение племени Оглала. Она усердно трудилась, ее вигвам был чист и хорошо ухожен, муж — счастлив. С каждым днем умение Брианы говорить на языке Лакота возрастало, так же, как и ее способности готовить еду, дубить кожи и шить мокасины. Теперь, когда женщины шли собирать дрова или по воду, она была одной из них, смеялась их шуткам и говорила с ними на их языке. Когда Шункаха Люта уходил охотиться с другими мужчинами, она проводила время за шитьем новой рубашки для него или помогала старым женщинам собирать орехи и ягоды. Веселую и великодушную по натуре Бриану уважали женщины. Ею восхищались и мужчины.

Было много пиршеств, церемоний и танцев. Ночной Танец был самым популярным. Молодые женщины надевали свои лучшие наряды и украшения, чтобы привлечь молодых людей. Это был один из немногих танцев, когда мужчины и женщины танцевали вместе. Танцем Скальпов воины отмечали успехи в бою. Здесь мужчины танцевали в центре, а женщины тихонько в стороне. Мужчины раскрашивались в черный цвет, символизирующий победу.

Лакота были музыкальным народом. Барабаны считались самым важным инструментом. Некоторые были так велики, что вокруг них могли удобно разместиться четыре человека. Флейтам приписывалась огромная сила. Самые маленькие свистки, сделанные из костей позвоночника орла, использовались воинами для представления Солнечного Танца. Были еще длинные дудки, которые, если на них играть в соответствии с указаниями шамана, имели влияние на женщин. Огромная изогнутая флейта с выгравированным изображением лошади считалась мощным инструментом любви. Такие флейты были очень дорогими и вкупе с магическими любовными заклинаниями могли стоить мужчине целой лошади.

В то лето Лакота собрались для ежегодного Солнечного Танца. Бриана пыталась понять значение этой самой священной церемонии Лакота, но так и не смогла уловить полностью ее важный смысл. Для нее действия мужчин и женщин, предлагающих свою плоть и кровь Вакан Танка, казались просто варварскими. Какой же бог требует такой боли и таких жертвоприношений? Она с отвращением передернула плечами, когда увидела молодых людей, подвешенных к столбу для Солнечного Танца, в то время как остальные предлагали Великому Духу кусочки своей плоти.

Шункаха Люта старался объяснить ей это. Чаще всего мужчины участвуют в Солнечном Танце, чтобы выполнить клятву, которую каждый из них дал Вакан Танка. Иногда человек танцует, чтобы получить от сверхъестественных сил помощь для кого-нибудь из членов своей семьи или для себя. Церемония длится двенадцать дней. Первые четыре дня — это праздничное время, когда готовят место для обряда и встречаются давнишние друзья. Следующие четыре дня уходят на то, чтобы дать указания тем, кто будет участвовать в танце. Воинов, желающих принять участие в танце, изолируют в специальный вигвам вместе со знахарем. Последние четыре дня — Святые Дни. В середине лагеря выстроен большой круглый танцевальный вал. Священный Вигвам, где встречаются участники танца, располагается к востоку от вала. Воин, известный как Охотник, должен разыскать трехгранный тополь, который можно будет использовать в качестве освященного столба для Солнечного Танца. В день когда тополь будет найден, состоится танец Буйвола, чтобы умилостивить божества Буйвола и Урагана, покровителей домашнего хозяйства и любви. За танцем последует пиршество.

Во второй из Святых Дней выбранное дерево рубят женщины. Со ствола снимают кору до того места, где начинаются разветвления, а листья на вершине тополя остаются нетронутыми. Молодые люди поднимают столб, но не руками, а с помощью палок, ибо к священному дереву могут прикасаться только шаманы или те, кто участвовал в Солнечном Танце раньше. После того, как столб водружен в центре танцевального вала, его раскрашивают: западную часть — в красный цвет, северную — в голубой, восточную — в зеленый, а южную — в желтый. Несколько священных узелков размещают у разветвления ствола, и потом начинается Танец Войны.

Но вот наступил последний день церемоний. Танцоры готовились к ритуалу. Знахарь раскрашивал кисти и ступни участников в красный цвет, затем проводил по их плечам голубые полоски. Каждый танцор надевал длинную красную юбку в складку и украшал себя поясом из кроличьего меха.

Бриана отказалась смотреть, как шаман, двигаясь между участниками, разрезал тело под грудью и вставлял деревянные шпильки. Кого-то из участников подвесят к столбу для Солнечного Танца, прочные ремни из сыромятной кожи будут поддерживать их над землей. Остальные со шпильками в спине будут танцевать вокруг столба, держа тяжелые черепа буйволов.

Зрелище было кровавым и диким. Бриана ощутила, что упадет в обморок или не удержит тошноты, если останется еще хоть на секунду. Не обращая внимания на то, что подумают индейцы, она покинула танцевальный вал и ушла в тенистую узкую долину на некоторое расстояние от праздника. Возможно, она и ошиблась, приехав сюда. Как она только могла надеяться понять людей, у которых такая варварская религия? Как она могла надеяться понять Шункаха?

До сегодняшнего дня она с готовностью принимала верования Шункаха. Хотя они отличались от ее собственных, они ей не казались варварскими. Многобожие не раздражало, ибо Бриана верила, что его боги и ее Бог — одно и то же. Но сегодня она поняла: огромная пропасть лежала между тем, во что верил он и во что верила она. Разница больше и важнее, чем разница в их цвете кожи. Кроме любви, которую они разделяли, у них не было ничего общего. Ничего вообще. В первый раз Бриана осознала, что просто одной любви может быть недостаточно.

— Ишна Ви.

Она не слышала шагов. Он неожиданно появился перед ней и выглядел индейцем больше, чем когда-либо. На нем была только легкая черная повязка из волчьей шкуры и мокасины. На поясе висел нож с костяной рукояткой. В длинные черные волосы было вплетено одно белое орлиное перо, грудь раскрашена в ярко-красный цвет.

Бриана показала в сторону вала для Солнечного Танца.

— Ты… ты когда-нибудь делал это?

Шункаха Люта кивнул, и в темных глазах отразилась печаль, когда он увидел возрастающее отвращение во взгляде Брианы.

— Я принадлежу народу Лакота, — сказал он спокойно и гордо. — С детства я воспитывался как воин. Будучи юношей, я один отправился к холмам искать предвидение. После трех дней и трех ночей поста и молитв ко мне явился красный волк. По обычаям моего народа, волк стал моим братом, а я взял его имя. На следующее лето я принял участие в Солнечном Танце.

Он прикоснулся к груди, привлекая внимание Брианы к двум едва заметным шрамам, на которые раньше она не обращала внимания.

— Когда придет время, я поеду на войну рядом с Ташунке-Витке. Я из Лакота. Я не могу казаться меньше и слабее, чем я есть и должен быть.

Бриана медленно кивнула. Все сомнения и страхи ясно отражались в ее глазах. Сейчас он был для нее чужим, этот человек, твердо держащийся традиций своего народа, разделяющий его религию, верящий, что волк может быть его братом.

Бриана снова посмотрела в сторону вала для Солнечного Танца. Сквозь деревья она могла видеть очертания людей, подвешенных к столбу. Слышала постоянную барабанную дробь, монотонное пение шамана, пронзительные звуки свистулек, в которые дули участники танца, когда боль становилась невыносимой. Бриана представила Шункаха, свисающего со столба: лицо поднято к яркому свету летнего солнца, грудь перепачкана кровью, тело напряжено от боли.

И ужасная пропасть между ними стала еще шире и глубже.

— Это очень больно? — спросила она, не глядя на него.

— Да.

— Ты будешь делать это снова?

— Да.

Шункаха наблюдал за лицом Брианы, видел страдание в ее глазах. Он почти собрался обнять и поцеловать ее, чтобы прогнать страхи. Но вместо этого он повернулся и ушел, оставляя ее стоять там, зная, что она сама должна решить для себя, по какой дорожке пойти.

Бриана смотрела на удаляющегося Шункаха, глаза ее наполнились слезами. Она очень сильно любила его. Но хочет ли она провести остаток жизни, оставаясь с человеком, чьи верования и религия так сильно отличались от ее собственных? Хочет ли она рожать детей и воспитывать их так, как был воспитан Шункаха Люта? Хочет ли видеть, как ее сын корчится от боли, предлагая свою кровь и плоть чужому ей богу? Хочет ли она, чтобы ее дочери выросли в доме, сделанном из кож, тяжело трудились от рассвета до заката, не зная никаких удобств и роскоши, известных белым людям? Хочет ли она провести свою жизнь, кочуя от одной стоянки к другой?

Действительно ли она настолько любит Шункаха, чтобы навсегда порвать со своим народом?

Ответить на все эти вопросы и принять самое важное в ее жизни решение Бриана пока не могла. Время и сердце помогут ей найти верный ответ, надеялась она.

В последующие дни Шункаха очень вежливо относился к Бриане, но не делил с ней постель, никогда не брал на руки и весьма редко разговаривал. Все дни он проводил с другими воинами, оставаясь допоздна у общего костра.

Каждый день он надеялся, что Бриана подойдет к нему и скажет, что она принадлежит ему телом и душой, что его народ станет ее народом, его боги — ее богами. И каждую ночь пропасть, разделяющая их, становилась все шире, и им все труднее было воссоединиться.

Уже заканчивалось лето, а решение все еще не было принято. Бриана все глубже и глубже погружалась в отчаяние. Остаться или уйти? Если она останется, ей придется искренне принять образ жизни Лакота, сделать его своим, верить его богам, следовать его убеждениям и традициям. Ей придется проводить несколько дней каждого месяца в особом вигваме с другими женщинами, у которых тоже в это время идут месячные, потому что индейцы относятся с благоговением и страхом к женщине, переживающей такие дни. Считается, что ею тогда завладевает сильный и опасный дух… А если оставить Шункаха, придется вернуться к дяде, потому что ей некуда больше идти. Ей нужен был кто-нибудь, чтобы поговорить и посоветоваться. Но Шункаха молчал. А среди местных женщин она не видела подруги, которой могла бы довериться. И потому Бриана все откладывала и откладывала решение, зная: любое решение определит ее дальнейшие отношения с любимым человеком.

А потом снова подул холодный Вазиаха, и путешествие стало невозможным. Снова огромные сугробы покрыли равнины, зима превратила весь мир в сказочную страну белых кружевных деревьев и заснеженных холмов. Напряжение несколько ослабло, и Бриана отложила окончательный вывод до весны, когда дороги откроются для проезда.

Именно в это время Армия прислала ультиматум народам Лакота и Чейенам, в котором говорилось: любой индеец, не приехавший к концу января в резервацию, будет считаться врагом, и обращаться с ним будут соответственно. Приказ был датирован третьим декабря 1875 года.

— Белый человек хочет войны, — сказал Шункаха, услышав новости. — Ближайшая резервация находится более чем в трехстах милях отсюда.

— Что же будет? — спросила Бриана.

— Будет война. Неистовая Лошадь не заставит свой народ ехать три сотни миль через снега, чтобы достичь Агентства, где для них нет пищи. Многие индейцы из Агентства пришли сюда, чтобы наполнить желудки чем-нибудь, кроме пустых обещаний. Белый человек хочет войны, — повторил Шункаха. — И он получит ее.

— Конечно, твой народ знает, что не сможет победить, — заметила Бриана. Мысль о войне переполняла ее страхом за жизнь Шункаха.

— Это сражение мы выиграем, — ответил Шункаха. — Татонка Ийотаке предложил Вакан Ганка сотню кусочков своей плоти в Солнечном Танце и был вознагражден предвидением, которое показало ему сотни и сотни падающих белых людей.

— Ты не можешь верить этому! — воскликнула Бриана. — Зачем, зачем, ведь это всего лишь суеверная чепуха…

— Неистовая Лошадь верит в это, — спокойно сказал Шункаха. — Наши братья, Чейены, верят этому. Они пошли присоединиться к Сидящему Быку в его зимнем лагере у Бобрового Ручья. Сидящий Бык послал гонцов во все племена, которые еще свободно живут, и пригласил их подняться для последней битвы с солдатами.

— Но ты не должен ехать, — закричала Бриана.

— Я дал слово, что буду сражаться рядом с Неистовой Лошадью.

Бриана уставилась на него. Полный смысл его слов поразил ее, как громовой удар. Он собирался пойти за Неистовой Лошадью в лагерь Сидящего Быка. Он собирался сражаться. Как он себе это представляет? Последняя битва с солдатами. Она не хотела, чтобы он оказался ее участником. Она понимала (хорошо понимал и он сам), что индейцы проиграют. У белых больше людей, больше оружия, больше всего. И в конце концов Лакота и Чейены окажутся в резервациях — так же, как Команчи. Как Пауни. Как Киава…

Темные глаза Шункаха задержались на лице Брианы. Последние недели были тяжелыми для него. Жить с ней, но не прикасаться, хотеть ее, но быть нежеланным. Неужели он недооценивал ее? Может, она была не такой мужественной, как он предполагал. Может, она не так сильно любила его, чтобы принять его образ жизни. И все же, если они будут вместе, она должна принимать его таким, каков он есть, жить, как он живет и где он живет. Другого выхода не было.

Только этой зимой Бриана начала понимать, почему индейцы ненавидят белого человека. Она проводила часы, слушая рассказы стариков о прежних временах. У Лакота не было письменности, и поэтому их история существовала в виде рассказов и легенд, которые передавались из уст в уста каждую зиму.

Сидя в типи холодной зимней ночью, Бриана узнала про полковника Джона М. Чивингтона, напавшего на мирную группу Чейенов у Песочного Ручья двадцать четвертого ноября 1864 года. Вождь племени, Черный Котел, поднял американский флаг над своим лагерем и отправил посланцев встретить войско, подтвердить или убедить: Чейены — друзья! Но все эти попытки были проигнорированы Чивингтоном и его волонтерами. Против шестисот васику выступили обороняться приблизительно двести воинов. Белые, вооруженные гаубицами, легко разделались с Чейенами. Несколько индейцев спаслось при первом обстреле, но большинство были убиты, включая женщин и детей. Чивингтон и его люди вернулись в Денвер, сняв более чем сотню скальпов.

Старики рассказывали, как Кастер напал на поселение Чейенов, стоявшее лагерем в долине реки Вашита. Они рассказывали о нарушенных договорах, о произнесенных белыми людьми, но никогда не выполненных обещаниях, и Бриана слышала гнев в их голосах, горечь от предательства.

Зима проходила медленно, но момент, которого Бриана боялась, приближался быстро.

И вот снова наступила весна и время кочевать к лагерю Сидящего Быка.