Любовь первая, любовь бурная

— Глава 12 —

Он очнулся от сильной жажды и жестокой боли в правом боку. Солнце показалось ослепляюще ярким, когда он открыл глаза. Шункаха снова зажмурился, мысли беспорядочно роились в голове.

Он сделал слабую попытку встать — и не мог сдержать стона, когда всплеск боли, словно ударом копья, пронзил правый бок. Рука машинально прижалась к телу в том месте, и он почувствовал на ладони что-то мокрое и липкое. Кровь. Закрыв глаза, Шункаха Люта рухнул на землю, не отрывая руку от раны.

Постепенно боль отступила, сознание оставалось ясным. Здесь произошло грандиозное сражение. В мыслях он заново пережил все: солдаты стреляют по индейцам, уверенные в своей победе, а потом поворачиваются и спасают свои жизни бегством, отступая вверх по травянистому склону, преследуемые двумя тысячами воинов Лакота и Чейенов, опьяненных запахом крови и близкой победой. Он видел Неистовую Лошадь, и Злобного, и Коня С Обрезанным Хвостом, слышал их раскатистые крики, когда они атаковали холм: «Хоппо! Пошли! Хороший день, чтобы умереть!»

Но умирали белые люди. Индейцы жестоко бились, отплачивая за старые обиды, старые боли, забирая одну жизнь за каждый нарушенный договор, за каждую ложь, за каждого бессердечно зарезанного буйвола, за каждый акр земли, украденный васику. Они продвигались вперед, уверенные в успехе. Разве Сидящий Бык не предсказывал победу? Разве Неистовая Лошадь и Злобный не возглавили сражение? Как могут они проиграть?

Шункаха Люта был в самой гуще борьбы, когда его ранили. Пуля попала в правый бок, ниже ребра. Несмотря на рану, он погнался за одним из солдат Желтого Волоса, следуя за белым человеком в холмы, прочь от места битвы. «Трус, — насмешливо подумал он. — Убежать с поля боя и спрятаться в надежде спасти свою собственную жалкую жизнь.» Белому человеку удалось ускользнуть, прежде чем стрела Шункаха настигла его. Пуля, предназначавшаяся Шункаха, сразила вместо него лошадь. Животное тяжело рухнуло, сбросив индейца во время падения. Он приземлился на раненый бок, скатился вниз по скалистому склону, упал в узкий глубокий овраг-расщелину, ударился головой о камень и потерял сознание.

У него остались смутные воспоминания о постепенно замирающих звуках сражения, об отчаянных криках раненых людей и лошадей, об отдаленном эхе барабанов, о продолжавшихся всю ночь победных возгласах и кличах, которые говорили о том, что индейцы выиграли битву.

Шункаха погружался все глубже и глубже в нависшую над ним темноту, когда образ Брианы промелькнул перед его глазами. Она звала его по имени, ее любящие голубые глаза были омыты слезами горя…

Бриана. Он открыл глаза. Солнце уже садилось, окрашивая небо в яркие малиновые и оранжевые цвета. Индеец заставил себя подняться-таки на ноги. Покачнулся. Казалось, весь мир кружился перед его глазами. Ноги были, словно дохлые рыбины, во рту пересохло, голова кружилась от потери крови и недостатка пищи.

Чтобы вылезть из глубокого оврага, ему пришлось мобилизовать всю' силу, которая еще оставалась. Добравшись наверх, он упал на четвереньки, грудь тяжело вздымалась от напряжения. Когда дыхание восстановилось, Шункаха окинул взглядом простиравшуюся впереди долину. Лакота и их союзники ушли. Трава была сожжена. И долина Маленького Большого Рога лежала тихая, словно мертвая, омываемая кровавыми лучами заходящего солнца.

И снова всколыхнулась мысль о Бриане. Где она теперь? Пошатываясь, он поднялся на ноги, спотыкаясь, спустился с холма и пошел к тому месту, где стояло его типи. Сейчас там ничего не осталось, кроме небольшого почерневшего участка земли и смутных отпечатков, оставленных дном вигвама.

Куда она могла пойти?

Чтобы подумать и сконцентрироваться, ему пришлось приложить немало усилий. Левая половина головы болела и опухла, была покрыта коркой запекшейся крови, и все тело ныло от ударов, полученных при падении в овраг. Куда она могла пойти?

На дрожащих ногах Шункаха направился к реке. Упав на живот около ручья, он опустил в воду лицо, сделал несколько длинных глотков, позволяя холодной воде обмыть горло и утолить жажду.

«Неистовая Лошадь! — подумал он. — Неистовая Лошадь знает, куда она пошла.»