Магия объединяет (ЛП)

ГЛАВА 4

МАГИЧЕСКАЯ ВОЛНА закончилась на нашем обратном пути в город, и технологии снова заявили о себе. Когда мы вернулись в офис, было начало дня, и там никого не было. Асканио, должно быть, рано ушел. Моя гигантская ослица тоже пропала без вести, похоже, он отвел к нам домой, в конюшню. Я высадила Романа, зашла в офис и придвинула к себе блокнот. Мне всегда лучше думалось с ручкой в руке.

Я написала пункты на листе бумаги и уставилась на них.

Вариант номер один был очевиден. Я все еще понятия не имела, как победить отца. Этим утром я почувствовала его силу, и хотя я могла постоять за себя, он раздавил бы меня, если бы выложился по полной. Кроме того, у меня не было армии. Я могла бы попросить Стаю и пифий о помощи, но они ожидали бы от меня какой-то стратегии, кроме «давайте все побежим в замок Роланда и будем убиты».

Вариант номер два был ненамного лучше. Теоретически, я должна была быть в состоянии защитить Атланту после того, как заявила на нее права. На практике я понятия не имела, как это сделать. Когда я прикоснулась к магии земли, она была подобна спокойному океану. В ее глубинах двигалась и переливалась жизнь. Воды были способны на штормы, но я понятия не имела, как их вызвать.

Вариант номер три был тем, чего хотел отец. Одного этого должно было быть достаточно, чтобы остановить меня. За исключением того, что когда я закрывала глаза, я видела два безжизненных тела. Если бы я пошла к нему сейчас, если бы я оставила Кэррана, он бы продолжал жить. Отец не смог бы убить моего ребенка, если бы этого ребенка не существовало.

Я любила их обоих. Я любила своего нерожденного будущего ребенка. Я любила Кэррана, его глаза, смех, улыбку. Я просыпалась рядом с ним, я завтракала с ним, мы вместе уходили на работу и вместе возвращались домой. Это было основой того, кем я была: Кэрран, Джули, Дерек, даже Грендель — семья, которую я создала. Это была моя жизнь, за которую я боролась, которую я построила, и к которой стремилась. Мы все вместе. И никак иначе.

Если я пойду служить отцу, я спасу их, по крайней мере, на некоторое время. Но я была хороша только в одном: убивать. Рано или поздно отец использовал бы меня в этом качестве, и тогда я забрала бы жизнь у каких-то других Кэррана или Кейт. Потому что люди были бы против моего отца, те люди, которых беспокоили кресты с умирающими на них людьми, а мне пришлось бы убить их.

Я не могла этого сделать. Первые пятнадцать лет своей жизни я была атакующим псом Ворона. Я им больше не стану.

Я зачеркнула список и начала заново.

Мне совсем не понравился этот план. Если бы только у меня был какой-нибудь способ его реализовать.

Может быть, кто-нибудь принесет мне магический свиток, заклинание, которое магическим образом заточит отца в какой-нибудь пещере. Я бы с радостью помогла старушкам таскать дрова, превратила солому в золото или отправилась на поиски такого свитка.

Я уставилась на дверь. Волшебный свиток, давай.

Даа-вай.

Ничего.

Мне надо уйти из офиса и пойти домой. Дома я почувствую себя лучше.

Я вернусь домой, потренируюсь, приготовлю обильный ужин, потому что мне этого хочется, и решу, что мне делать с Сайманом и отцом.

***

КОГДА Я ПОДЪЕХАЛА к дому, Кристофер сидел на подъездной дорожке, на траве. Правильно. Медитация.

Кристоферу неплохо жилось под опекой Барабаса. Предоставленный самому себе в Крепости, он часто забывал о еде, и после пары недель добровольного голодания он выглядел так, будто сильный ветер может завалить его, пока Барабас или я не заметим и не заставим его поесть. Теперь, когда Барабас жил в доме по соседству с нами, он взял на себя ответственность за здоровье Кристофера, а оборотень-мангуст мог быть чрезвычайно целеустремленным.

Я делала все возможное, чтобы помочь. С нами Кристофер вовремя ел, каждый день мылся, ходил с Барабасом в Гильдию, где регулярно занимался спортом, и носил чистую одежду. Он все еще был худым, но у его кожи был приятный цвет, и, несмотря на его бледные, почти бесцветные волосы, он больше не был похож на привидение.

Единственное, что мы не смогли исцелить, это его разум. Теперь все внешнее давление ушло. Кристофер был в безопасности, среди друзей, где его приютили, кормили, но его психическое здоровье не улучшалось. Мы водили его в медицинскую школу Университета Эмори, в Университет Дьюка и даже в Университет Джона Хопкинса, о поездке в который я изо всех сил старалась забыть. Мы чуть не умерли, и пока нас не было, была убита местная семья, которую мы знали. Джули и Дерек справились с этим, но при мысли о тех событиях у меня все еще сводило живот.

Врачи пришли к единому мнению: физически Кристофер в порядке. Психологически он не соответствует ни одному конкретному расстройству. Кристофер продолжал утверждать, что мой отец повредил его разум. Сотрудники Эмори и Дьюка согласились, что кто-то магическим образом разрушил его психику. Психиатр из Университета Джона Хопкинса был исключительным эмпатом, обладавшим способностью чувствовать то, что чувствовали другие. После того, как он поговорил с Кристофером, он сказал, что травма его психике была нанесена им самим. С Кристофером случилось что-то плохое. Он отказался противостоять этому и не хотел вспоминать об этом, и поэтому он намеренно оставался таким. Кристофер в ответ отмолчался. Он тихо сидел и грустно улыбался все это время. У него был ключ к собственному исцелению, и мы мало что могли сделать, чтобы заставить его вернуться.

Я вышла из машины. Кристофер посмотрел на меня со своего места на траве среди желтых одуванчиков и диких маргариток. Поскольку большинство наших раздражающих соседей переехали и забрали с собой подающую надежды ассоциацию домовладельцев, Кэрран косил траву, когда ему этого хотелось, и ему не хотелось срезать одуванчики.

— Будешь медитировать? — спросил Кристофер.

— Не сегодня, — ответила я. Последнее место, где я хотела быть, было в моей собственной голове. — Прости.

— Все в порядке.

Спрашивать о книге или не спрашивать? Если я спрошу, и он взбесился, я буду корить себя. Лучше сначала поговорить с Барабасом.

— Где Мэгги?

Кристофер вытащил из-за спины холщовую сумку. Черная мохнатая голова высунулась и посмотрела на меня самыми печальными карими глазами, которые когда-либо принадлежали собаке. Мэгги была восьмифунтовым существом, которое, вероятно, было наполовину длинношерстной чихуахуа, а наполовину чем-то совсем другим. Она была маленькой и странной, и ее черная шерстка торчала тонкими прядями в странных местах. Она ходила осторожно, всегда немного неуклюже, и если ей казалось, что она в беде, она поднимала одну из своих лап и хромала, притворяясь раненой. Ее самой большой мечтой в жизни было полежать у кого-нибудь на коленях, предпочтительно под одеялом.

После Джона Хопкинса Барабас сказал мне, что он не сдастся. Я сказала, что я тоже. Я придумала ежедневную медитацию. Барабас придумал Мэгги.

Маленькая собачка посмотрела на меня, повернулась и заползла обратно в сумку. Правильно.

— Ты видел Кэррана или Джули?

Кристофер покачал головой.

Джип Стаи свернул на нашу улицу и затормозил перед нашим домом. Окно опустилось, и Андреа высунула свою белокурую головку.

— Я свободна! Свободна!

О боже.

— Разве ты не должна быть в Крепости? — Я могла поклясться, что Рафаэль сказал мне во время Конклава, что Дулиттл запер ее в лечебнице.

— К черту ее. Мы собираемся пообедать.

— Уже почти время ужина.

— Тогда мы собираемся поужинать. Или пополдничать. Или сделаем какую-нибудь дурацкую комбинацию раннего ужина — позднего полдника, которую сможем придумать.

— Сейчас не…

Глаза Андреа вспыхнули.

— Кейт, я на девятом месяце беременности, и я голодна. Садись в чертову машину.

Я села в джип, и Андреа помчалась, как летучая мышь из ада.

— Мы едем в «Парфенон». Будем есть гирос. — Ее живот так сильно выпирал, что она, должно быть, отодвинула сиденье назад, потому что ей пришлось тянуться к рулю.

— Выражение мрачной решимости на твоем лице пугает, — сказала я ей.

— Последние две недели я провела взаперти в лазарете Крепости, — сказала Андреа.

— Почему?

Она махнула рукой.

— Потому что Дулиттл — человек беспокойный.

Дерьмо.

— Андреа, Дулитл знает, где ты?

— Да.

— Ты уверена в этом?

— Абсолютно. Я дала ему знать. В любом случае, мы едем на ланч!

— Андр…

— На ланч! — Она сверкнула на меня зубами.

Я заткнулась и позволила ей вести.

Двадцать минут спустя она припарковалась перед «Парфеноном», а затем я наблюдала, как она пыталась выбраться из джипа. Она откинулась на спинку сиденья так далеко, как только могла, затем медленно выдвинула одну ногу, затем половину ягодицы, затем половину живота. Андреа была невысокой, а джип был с высокой посадкой. Ее нога свесилась вниз. Я бы предложила помощь, но она всегда была вооружена и могла выбить точки из костяшек домино, а я не хотела, чтобы меня убили.

— Ты собираешься помочь мне или как? — прорычала она.

Я схватила ее за руку и поддержала, пока она вылезала.

— Я думала, ты застрелишь меня.

— Ха-ха. Уморительно. — Она широко открыла глаза. Рубиновый блеск окрасил ее радужки. — Я чувствую запах еды.

Ой-ой.

— Мы собираемся раздобыть еды. Прямо сейчас.

Мы ворвались в двери «Парфенона», как греки в открытые ворота Трои. Пять минут спустя мы сидели за нашим обычным столиком на улице в саду, несмотря на два лестничных пролета, на подъеме по которым настояла Андреа, и послеполуденную жару. Владельцы наконец-то избавились от стульев, привинченных к полу, и я села так, чтобы видеть дверь и двух женщин справа, которые были единственными посетителями, решившими не бояться столиков под открытым небом в такую жару. Мы заказали блюдо с мясной начинкой, пинту соуса дзадзики и ведерко жареной бамии, потому что Андреа безумно этого хотела.

Она глотнула чай со льдом и вздохнула.

— Как жизнь?

Андреа посмотрела на меня.

— Это серьезный вопрос? Ты реально спрашиваешь или просто для поддержания разговора?

— Когда это я просто поддерживала разговор?

— Хорошо. — Андреа отпила немного чая. — Ну, я злая, слишком суровая, и я управляю кланом, как сука с железными кулаками.

— Ясно. — Я понятия не имела, как вообще можно возглавлять клан буда. Они все были чокнутыми.

— В прошлый вторник Лора, Карен, Томас и новенький паренек, Кайл, возвращались домой из бара, где пытались напиться.

Напиться для оборотня было проигрышным делом. Их метаболизм воспринимал алкоголь как яд, которым он и был, и выводил его из организма так же быстро, как он попадал в кровоток. Кэррану пришлось осушить целую бутылку водки, чтобы получить кайф в течение пятнадцати минут, и поскольку ему не понравился вкус, он предпочитает пиво.

— Итак, обратный путь для этих четырех гениев лежал мимо Коллегии магов.

О боже.

— Так случилось, что в Коллегии магов есть белый медведь.

Все лучше и лучше.

— Как они заполучили белого медведя?

— Очевидно, тот вышел из леса недалеко от Мейкона и светился, когда несколько магов случайно оказались на экскурсии там в тот момент. Они поймали белого медведя и притащили его в Коллегию, чтобы выяснить, что с ним такое. Они соорудили для него очень красивый вольер.

— Ясно. — Типичная ситуация после Сдвига.

— Дамы захотели посмотреть на белого медведя, а у двух парней не хватило духу сказать «нет», поэтому они вломились в вольер с климат-контролем, и тогда Лора решила погладить медведя, потому что она ему «понравилась».

Нам принесли гирос. Она первой схватила свой, откусила маленький кусочек и прожевала с явным удовольствием.

— На чем я остановилась?

— Ласки медведя, полные приключений.

— Да, ну короче медведь «погладил» ее по спине в ответ.

Я невольно рассмеялась.

— Я не могу винить медведя. — Андреа широко раскрыла глаза. — Если бы какой-нибудь пропитанный виски человек, пахнущий гиеной, подошел ко мне, когда я пыталась вздремнуть в своем милом доме, я бы тоже погладила его. Моими когтями.

— Выжил ли медведь?

— Он выжил. Его избили, они вчетвером истекали кровью, пытаясь снять медведя с Лоры, не причинив ему вреда, и, конечно, их поймали. Все они получили три недели обязательных работ, и это было довольно жестоко. Но им неважно, что Коллегия магов пыхтит им вслед, заявляя, что медведь теперь эмоционально нестабилен, а полиция Атланты хочет предъявить обвинения в незаконном проникновении, все по-барабану, а вот я, оказывается, была слишком сурова. — Она на секунду перестала есть. — Знаешь, что мне сказал один из них? Он сказал, что тетя Би никогда бы не была так строга с ними. Тетя Би! Ты можешь поверить в это дерьмо?

— Она бы ноги им оторвала. — С тетей Би шутки были плохи.

— Кто эта добрая, нежная тетя Би, которую они помнят? Я была ее бетой. Я точно знаю, какое наказание назначила бы эта женщина. В остальном я размером с дом, я не могу даже откусить приличный кусок своей еды, иначе будет больно, этот пупс пинает меня по почкам, как чемпион, а все остальные обращаются со мной так, словно я хрустальная ваза. — Она на мгновение посмотрела на меня. — И каждый момент бодрствования я в ужасе от того, что мой ребенок может стать лупой при рождении, и когда я сплю, мне снятся об этом кошмары.

Оба брата Рафаэля стали лупами.

— Ты приняла панацею.

— Я знаю, — сказала она.

— К тому же ты звереныш. Твоя форма более устойчива. Тебе не грозит превращение в лупу, даже когда ты сильно ранена.

— Я знаю. — Она вздохнула. — Я знаю, знаю, знаю. Я просто хочу, чтобы все было хорошо. Я хочу родить здорового ребенка и быть счастливой.

Как и я.

— Твоя очередь. — Андреа направила на меня свой второй гирос. — Как дела? Не для поддержания разговора.

Я открыла рот. Ничего не вышло. Было много чего.

Андреа перестала есть.

— Что?

Я боролась с этим.

— Кейт, это свадьба? Если ты не хочешь выходить замуж за этого придурка, ты не обязана выходить за него замуж. Скажи только слово, и клан придет и заберет тебя и Джули. Может, он и лев, но у меня есть весь клан гиен.

— Это сложно.

Она отложила гирос.

— Слушаю.

Ее тон говорил мне, что пути назад нет.

Итак, я рассказала ей о своем отце и крестах, пощечине, желании раздавить его, как огрызалась на Барабаса, о пифиях и видениях, как умирают Кэрран и мой сын.

Андреа долгое время сидела неподвижно.

— Ну, это, твою мать, отстой.

— Угу.

— Ты можешь убить Роланда?

— Я не уверена, что хочу. — И это вырвалось само собой.

— Конечно, ты не хочешь. Он твой отец.

Я уставилась на нее. Она потерла живот и поморщилась.

— Ребенок никак не успокоится.

— Как я могу не хотеть убить его? Он злой, Андреа. Он не остановится, пока не раздавит всех нас своим сапогом. Города, штата, страны будет недостаточно. Он будет продолжать, пока его империя не охватит всю планету. Он мучает людей. Он за моей спиной общается с Джули, пытаясь перетащить ее на свою сторону. Почему у меня возникают сомнения? Что со мной не так?

— Он твой отец. Он создал тебя, Кейт. Он — твоя ниточка к твоей семье, единственная ниточка, которая у тебя есть. И он по-своему любит тебя, извращенно, конечно. Я видела, как он смотрел на тебя, когда ты заявила права на город. Его практически распирало от гордости. Если тебе удастся вонзить нож ему в сердце, он будет гордиться тобой до последнего вздоха. Конечно, у тебя есть сомнения. Иначе ты бы не была человеком.

— Ты не помогаешь.

— Ты ожидала, что я буду приукрашать? Я твоя лучшая подруга. Я занимаюсь тем, что говорю все как есть. Он ужасный монстр, но он любит тебя и пытается быть порядочным отцом. Просто порядочность нормальных людей и его порядочность находятся на разных планетах. Ты вообще можешь его убить? Я имею в виду, знаешь ли ты способы физически это сделать?

— Нет и, вероятно, их нет. — Судя по сегодняшней буре, мне предстоит долгий путь. — Я даже была не уверена, что смогу использовать против него слова силы. Это лучшее, что у меня есть, и в последний раз, когда я использовала его против кого-то с магией, подобной Роланду, мой мозг чуть не взорвался.

— Дерьмо. — Она снова потерла живот. — Не расстраивайся. Всегда есть выход. Что насчет шкатулки ифрита? Ты можешь заманить его в ловушку или изгнать чем-то подобным?

— Опять же, я не знаю как. Я пыталась выяснить, как работает шкатулка, но она слишком сложна и работает на божественной силе. На это ушла целая жизнь веры. Даже Лютер чешет репу. Мы плохо понимаем, как она была сделана, и у нас ее больше нет.

— Хорошо, кого ты можешь спросить, кроме Лютера?

— Я спрашивала всех. — Я бросила салфетку на стол. — Ответов нет, Андреа. Я просмотрела все книги, я провела исследования, и у меня нет никакого способа сдержать его.

— Ты позволяешь ему добраться до тебя. Кейт, ты как ходячая мифологическая энциклопедия. Ты вытаскиваешь из головы всякую мистическую чушь и выясняешь, что у гигантского монстра, которого никто на планете не видел в течение трех тысяч лет, аллергия на ежей, а затем находишь симпатичного ежика и вонзаешь его монстру в глаз.

— Откуда ты вообще взяла это дерьмо?

— Я привожу теоретический пример. Должно быть что-то, какой-то талисман, какое-то заклинание, какое-то существо, что-то, к чему у него есть слабость.

— Я — его слабость. Он спрятал от меня эти тридцать крестов, потому что хотел быть хорошим отцом и не хотел, чтобы я расстраивалась. Он не убивает меня в видениях. Он убивает моего мужа и ребенка!

Две женщины за дальним столиком уставились на меня. Я оглянулась на них, и они решили посмотреть куда-нибудь в другое место.

— Единственный человек, который был достаточно близок к нему и который мог знать о его слабости — это Эрра, а я убила ее. Я бы спросила свою бабушку, но она зашла слишком далеко — она некое присутствие, а не личность. Она не отвечает на вопросы. Она… чувствует.

— Жаль, что ты не задала своей тете больше вопросов, прежде чем убить ее…

Андреа вздрогнула и напряглась.

— Что?

— Нам надо в Крепость.

— Зачем?

В ее глазах дрожала паника.

— Ребенок на подходе.

— Сейчас?

— Да, прямо сейчас!

Черт. Я бросила деньги на стол.

— Ты сможешь спуститься по лестнице?

Она зарычала.

— Я, мать твою, бывший рыцарь Ордена. Беги за машиной.

Я выбежала из здания к машине. Магия отключилась, и бензиновый двигатель заурчал, как только я повернула ключ. Я с ревом вылетела с парковки и с визгом затормозила перед зданием. Андреа, спотыкаясь, вышла. Я выскочила, распахнула заднюю дверь и запихнула ее на заднее сиденье.

— Я могу доставить нас в Мемориал за двадцать минут. Подожди.

— Нет! Мы должны вернуться в Крепость. Это беременность с высоким риском. Дулиттл думает, что я могу умереть при родах.

Черт бы побрал все это к черту! Я обежала машину, приземлилась на водительское сиденье, пристегнулась и вдавила педаль в пол.

— Как так получилось, что Дулиттл тебя отпустил?

— Он не отпускал. Я сбежала.

— Что? Ты сказала мне, что он знает, где ты.

— Правильно. Я оставила ему… записку… Это больше похоже на то, что он знает, где меня нет… Ах, больно, сукин сын.

— После того, как ты родишь, я собираюсь убить тебя. О чем, черт возьми, ты думала?

— Я думала, что провела в этом чертовом лазарете две недели, и если я не выберусь, то разобью голову о стену. Ты не понимаешь. Физически я в порядке. Проблема может возникнуть только при родах. Все, что я делала, это сидела там и думала о том, что мой ребенок сходит с ума. Мне надо было выбраться.

— Теперь удерживай ребенка. — Я понеслась по улице, как летучая мышь из ада, подпрыгивая на каждой выбоине на асфальте. — Я ничего не знаю о родах.

— Я не хочу, чтобы ты принимала роды у моего ребенка. Я хочу, чтобы ты вела машину! Пожалуйста, веди.

Она дышала, как марафонец. Я посмотрела в зеркало заднего вида. По ее лицу струился пот.

Я вела машину так, словно за мной гнались адские псы.

***

В ХОРОШИЙ ДЕНЬ ДО КРЕПОСТИ был час езды. Я добралась туда за сорок минут.

— Почти приехали.

— Я больше не могу сдерживаться. — Она была вся в поту. Ее кожа приобрела желтоватый оттенок.

Я пронеслась по узкой дороге, прямо мимо часового Стаи. Ворота во внутренний двор были широко открыты, показывая двор, заполненный оборотнями, и я въехала прямо в него. Люди бросились прочь от мчащейся машины, расступаясь, как волны… кроме одного. Джим преградил мне путь. Его глаза сказали мне, что он даже не дернулся.

Я ударила по тормозам.

Не убивай Царя Зверей, не убивай Царя Зверей…

Машина скользнула вперед и остановилась всего в футе от Джима.

Он рывком открыл водительскую дверь.

— Что за черт…

— У нее начинаются роды!

Он увидел Андреа и заорал:

— Расчистить путь к медотсеку!

Рафаэль выскочил из ворот башни, подхватил жену с заднего сиденья и побежал в башню.

— Мы искали ее последний час. Дулиттл был так зол, что даже не мог говорить. Он просто издавал животные звуки. О чем ты думала, выводя беременную женщину на постельном режиме на прогулку? — Глаза Джима вспыхнули.

Типично. Это все моя вина.

— Это она нашла меня.

— Тогда тебе следовало отвезти ее обратно в Крепость.

— Я и какая армия? Я бы хотела посмотреть, как ты попытаешься отобрать у нее ключи.

Впереди закричала Андреа.

Я выскочила из машины и погналась за Рафаэлем.

***

ОЖИДАНИЕ БЫЛО САМОЙ трудной частью. Они отнесли Андреа в медотсек, за двумя наборами звуконепроницаемых дверей, которые заглушали ее крики. Рафаэль вошел с ней, и когда он пронес ее через двери, я мельком увидела Дулиттла в инвалидном кресле и Насрин, его заместительницу, в сопровождении трех медсестер и дородного оборотня, который выглядел так, будто мог голыми руками измельчить цементные блоки в порошок. Мне пришлось остаться в зоне ожидания, просторной комнате с обилием больших подушек и мягких диванов.

Через несколько минут после того, как я устроилась, вошли мужчина и женщина и заняли место у двери, напротив меня. Пирс Бейли и Иезавель. Два рендера, оба из клана буда.

Пирс был невысоким, темнокожим, с расчетливыми глазами и серьезным выражением лица. Я мало что о нем знала, за исключением того факта, что тетя Би полностью ему доверяла.

С другой стороны, я очень хорошо знала Иезавель. За несколько недель до того, как я стала консортом Кэррана, Иезавель бросила вызов своей сестре Саломее из-за ее положения в клане буда. Согласно закону Стаи, испытания всегда были смертельными. Иезавель проиграла. Она была клинически мертва в течение нескольких минут, но каким-то образом ее тело вернулось к жизни, и Саломея не могла убить ее снова. Это оставило Иезавель вне структуры клана буда, поэтому, когда я оказалась в Крепости одна, с Кэрраном в коме, сталкиваясь с соперником за соперником, тетя Би приставила ко мне Иезавель и Барабаса, чтобы они прикрывали мою спину и помогали мне ориентироваться в мутных водах политики Стаи. Почти два года Иезавель была моей постоянной поддержкой. Пока она была рядом, никто не наносил мне удар в спину.

Она также была, пожалуй, единственным человеком, к которому прислушивалась Джули. Иезавель присматривала за Джули все то время, пока я была консортом. Я не знала о каждой передряге, в которую попадала Джули, но иногда что-то случалось, и Иезавель справлялась с этим. Мой ребенок всегда возвращался домой живой, а Иезавель хранила секреты Джули.

После того, как мы с Кэрраном отделились от Стаи, я думала, что Иезавель уйдет с нами, но вместо этого она предпочла остаться со Стаей. Она обучалась на рендера, прежде чем стать моей помощницей и охранником Джули, и она вернулась к этому. Последнее, что я слышала, что она нашла хорошего парня и удочерила его маленькую дочь.

— Привет, Иезавель.

— Привет, альфа.

— Больше не альфа.

— Ты всегда будешь моей альфой. Как Джули?

— Она хорошо учится в школе. У нее появились друзья. Прошлой ночью, пока технологии не спали, она была на вечеринке с ночевкой с двумя подружками. Они смотрели забавный фильм.

— У нее все еще проблемы с математикой?

— Она получила пятерку по геометрии и тройку по алгебре. Очевидно, алгебра — это скучно.

— Я рада, что она не изменилась. — Иезавель сверкнула зубами, быстро улыбнувшись.

— Ты то как?

— Я в порядке. Не жалуюсь. Я рада тебя видеть.

— Я тоже рада тебя видеть, Иезавель.

Лицо Иезавели снова приняло нейтральное выражение. Сегодня все было по делу, и я больше не входила в прямую цепочку ее подчинения.

Рендеры были элитными солдатами Стаи, максимально приближенными к биологическому оружию массового уничтожения, насколько это было возможно. Они были сильными, быстрыми и точными, и если Андреа или Рафаэль сойдут с ума из-за того, что их ребенок родится лупой, двое рендеров сделают все возможное, чтобы нейтрализовать их.

И Пирс, и Иезавель внимательно наблюдали за мной. Они оценили меня как потенциальную угрозу. Они были не совсем неправы. Если бы Андреа выскочила из этой двери со своим ребенком на руках и попыталась сбежать, я не знаю, чтобы я сделала. Я бы, вероятно, помогла ей. Это было бы неправильно и усложнило бы жизнь всем, но в тот момент она была бы моей лучшей подругой, спасающей свою жизнь, и я бы сделала то, что должна была сделать, чтобы уберечь ее. Рендеры представили бы собой серьезное препятствие: Пирс был плохой новостью из того немногого, что я могла о нем вспомнить, и Иезавель оказалась бы проблемой. Я видела, как она расправляется с людьми, и как только она добиралась до них, они больше не вставали.

Мне была видна рука Джима во всем этом. Джули была обязана Иезавель своей жизнью, по крайней мере, за один инцидент. Джим лично выбрал Иезавель для этой обязанности охранника, потому что знал, что мы с Андреа не захотим причинять ей вред.

Я бы все равно сразилась с ними.

Вот почему из меня получился никудышный консорт. Следование законам, даже справедливым, никогда не было моей сильной стороной.

Пирс встал и ушел. Мы с Иезавель, улыбаясь, смотрели друг другу в глаза. Рендер вернулся и откинулся на спинку дивана. Никто ничего не сказал. Я встала, взяла книгу в мягкой обложке из корзины, которую Дулиттл держал у двери, и начала читать.

Мы тихо посидели еще полчаса. С Андреа все будет в порядке. С ней все будет в полном порядке. С ее ребенком тоже все будет в порядке. Я добралась до той части, где дьявольский серийный убийца убил собаку героини и сжег дотла ее квартиру, когда два рендера сели немного прямее. Я взглянула на дверь. Вошел Кэрран, двигаясь беззвучно. Он сел рядом со мной, взял мою руку и сжал ее.

— Ты в порядке?

Нет.

— Да.

Он продолжал сжимать мои пальцы. Да, он на это не купился. В этом и проблема, когда делишь с кем-то свою жизнь. Они знают, когда ты несешь чушь.

Рендеры расслабились.

— Вызвали кавалерию? — спросила я их.

— Просто проявили инициативу, — сказал Пирс.

Иезавель бросила на меня извиняющийся взгляд.

— Андреа и Рафаэль — члены Стаи, — сказал Кэрран. — Закон ясен, и они точно знают, что делать. Ты не член Стаи, к тому же бывший консорт. Это сбивает с толку, а рендеры такого не любят.

— Да, мой лорд, — сказала Иезавель. — Все так.

— Я больше не твой лорд. — Кэрран улыбнулся ей.

— Как все прошло в Гильдии? — спросила я.

— Все прошло нормально. Нужно было уладить кое-какие мелкие неприятности. В любом случае, Асканио сказал, что ты ходила к пифиям.

Все мое тело попыталось сжаться в кулак.

— Позже.

Кэрран изучал меня.

— Хорошо. Позже.

— Андреа принимала панацею, — сказала я.

— Да.

— С ней все будет в порядке.

Он кивнул.

— Да.

— Ее ребенок не станет лупой. — Сейчас я разговаривала сама с собой.

— Все будет хорошо, детка.

Двойные двери с лязгом открылись. Мы с рендерами вскочили на ноги. Кэрран обхватил меня руками, прижимая спиной к своей груди. В дверном проеме появилась Насрин с усталым лицом.

Я забыла, как дышать.

— Идемте. — Насрин отступила в сторону, пропуская нас.

Мы последовали за ней через двери. Мое сердце билось слишком быстро. Андреа полулежала, полусидела на кровати, опираясь на подушки, ее светлые волосы были влажными, и выглядела она так, словно пробежала всю дорогу до Флориды и обратно. Рафаэль стоял рядом с ней спиной к нам. Дулиттл обессилено ссутулился в инвалидном кресле. Остальные люди, должно быть, ушли через боковую дверь.

Где же ребенок?

Рафаэль повернулся. Небольшой сверток одеял покоился в его руках. Он отодвинул одну из складок в сторону, открывая крошечное красное расплющенное личико и копну темных волос.

— Беатрис Кейт Медрано, — сказал он. — Названа в честь бабушки и тебя.

— Меня?

— Тебя. Если бы не ты, мы бы не встретились, — сказал он.

Андреа открыла глаза и улыбнулась.

— Мы собираемся звать ее малышкой Би.

— Никаких следов лупизма, — сказала Насрин позади нас.

— Вот. — Рафаэль протянул мне ребенка.

Ааа!

— Все в порядке. — Андреа усмехнулась. — Она не хрустальная.

Я очень осторожно взяла малышку. Она была такой крошечной. Такой легкой. Ее маленькие ручки были сжаты в кулачки. Не было ничего, а теперь появилась жизнь. Маленькая, крошечная, беспомощная жизнь.

Я стояла совершенно неподвижно и наблюдала, как она дышит. Она была полна света. Казалось, что он струится от ее маленьких пухлых щек и темных ресниц, наполняя все ее тело. Ее пальчики были такими крошечными.

— Кто-нибудь, возьмите моего ребенка, пока Кейт не упала в обморок, — сказала Андреа.

Я поняла, что затаила дыхание.

Кэрран осторожно взял ее из моих рук, долго держал и передал Рафаэлю. Рафаэль сел на кровать рядом с Андреа и пробормотал что-то, чего я не совсем разобрала. Глаза Андреа сияли таким счастливым, довольным светом. Она выглядела полностью умиротворенной.

Через четыре недели Атланта должна сгореть.

Рука Кэррана легла на мое плечо.

Атланта сгорит, и мир малышки Би изменится. Она не узнает об этом, потому что была крошечным ребенком. Но мой отец протянет руку и задушит ее будущее.

Я не хотела, чтобы она умерла до того, как у нее появится шанс повзрослеть. Я не хотела, чтобы она была порабощена. Я не хотела, чтобы она заснула в нашем мире и проснулась в мире моего отца, а затем выросла, думая, что так все и должно было быть.

— Кейт? — позвал Кэрран. — Детка?

Магия бурлила у меня под кожей.

— Мне нужно немного воздуха.

Я повернулась и пошла прочь по коридору. Ноги вынесли меня наружу, на вершину невысокой каменной башни. Солнечный свет ударил в меня. Я вдохнула, глубоко вдохнула, чувствуя, как мои легкие расширяются.

Я должна предотвратить это. Я должна.

— Эй. — Кэрран заслонил дневной свет.

— Эй.

— Выглядишь мрачно, надирательница задниц. Тяжелый день?

— Бывало и похуже.

— Ты собираешься рассказать мне, что сказали пифии, или мне спросить нашего священника?

Он сложил два плюс два.

— Примерно через месяц будет битва, — сказала я. — Атланта сгорит. Если мы поженимся, ты умрешь. Роланд убьет тебя. Я наблюдала, как это произойдет.

Я не хотела рассказывать ему о нашем сыне. Пока нет. Когда мы говорили о будущем, он всегда говорил о детях. Его отец погиб, защищая его, и Кэрран сделал бы то же самое для нашего сына. Мне надо оградить его от осознания того, что у нашего ребенка может не быть шанса. Мне было достаточно того, что знала я. Рассказав ему об этом, на данный момент ничего не изменит, разве что взвалит на него еще больший груз.

Он пожал плечами.

— Мне все равно. Я не собираюсь жить в соответствии с чьим-то видением. Твой отец мне не указ. Ведьмы тоже не указ. Единственный вопрос, который имеет значение, хочешь ли ты выйти за меня замуж?

— Да.

— Тогда мы поженимся. К черту всех. — Он обнял меня и прижал к себе. — Если мне суждено умереть, я бы предпочел умереть женатым на тебе. Но что более важно, что заставляет тебя думать, что я откажусь?

— Я не говорила, что ты откажешься. У меня нет планов сдаваться. Я хочу победить, но не знаю как.

Я посмотрела мимо внутреннего двора Крепости и чистой полосы подстриженной травы между стенами, туда, где леса встречались с горизонтом. Где-то там мой отец пристраивает башню к своему замку. Я в этом не сомневалась. Видение показало ее завершенной. Я положу ей конец.

— Мы победим старомодным способом, — сказал он. — Мы перехитрим его и будем сражаться. Мы будем делать то, что делаем всегда.

Этого было бы недостаточно, но если бы я сказала это, он бы ответил, что мы не узнаем, пока не попробуем. Это то, что я бы сказала ему в ответ.

— Могло быть и хуже, — сказал он.

— Как?

— Мы могли бы сражаться с ним и твоей тетей.

В моей памяти всплыла умирающая на снегу Эрра.

— Она говорила со мной перед смертью.

— И что сказала?

— Она сказала: «Живи долго, дитя. Живи достаточно долго, чтобы увидеть, как умирают все, кого ты любишь. Страдай так же, как страдала я».

В тот момент на снегу, измученная и истекающая кровью, все, о чем я заботилась, это убить ее и убедиться, что мы с Кэрраном выжили. Теперь я, наконец, поняла это.

— Она не хотела проходить через все это снова. — Я взглянула на лес перед нами. — Земля, игры разума отца, убийство людей… Я думаю, она решила, что с нее хватит, и единственный способ покончить с этим — это если умрет она или умрет он. Она позволила мне убить ее.

И я была очень похожа на свою тетю. Больше, чем мне хотелось признавать. Ни одна из нас не подходила для дипломатии. Единственная причина, по которой я продержалась так долго, заключалась в том, что и Кэрран, и Барабас оттягивали меня от края всякий раз, когда я пытался атаковать. Отец, должно быть, понял, что, предоставленная самой себе, я сорвусь и наброшусь на него.

— Твоя тетя много сражалась, — сказал Кэрран. — Кроме того, Роланд был тем, кто сказал тебе это. Я не доверяю его брехне.

— Ну, это вернулось к нему. Я сказала ему, что даже его собственная сестра не хотела жить в мире, который он создал.

Кэрран рассмеялся.

— Что?

— Ты всегда знаешь, как кого-то достать.

— Что это должно означать?

— Это твоя сверхспособность. Поверь мне, я знаю.

Он посмотрел на меня и засмеялся сильнее.

— Что?

— Мне нравится, когда ты скалишься на меня. Вся жизнь оборотней передалась тебе. Из тебя получился бы такой милый оборотень.

— Я, черт возьми, сброшу тебя с этой башни.

— Ты и какая армия? — Он развел руками. — Выкладывайся изо всех сил, детка.

Я представила и покачала головой.

Улыбка сползла с его лица.

— Хорошо, теперь я беспокоюсь.

Живи достаточно долго, чтобы увидеть, как умирают все, кого ты любишь.

Она, должно быть, любила кого-то. Она, должно быть, оплакивала его. Она говорила о своих сыновьях и о том, что ей пришлось убить их, когда они превратились в психопатов-убийц…

Меня как товарняком сбило. Ничего себе.

Это была очень глупая идея. Идиотская, глупая, самоубийственная идея.

Найди Рубикон, который нужно перейти. Я покажу вам Рубикон. Это будет не просто переход, там будут поджоги и взрывы.

— Ты помнишь, когда мы поехали на Черное море, и ты притворился, что без ума от Лорелеи?

— Только не это снова. — Его лицо осунулось.

— Я собираюсь сделать кое-что очень опасное и глупое. Я совершала в своей жизни несколько идиотских поступков, но это дорогого стоит.

— Скажи мне.

— Нет.

В его глазах появилось золото.

— Что значит «нет»?

— Если я скажу тебе, ты помешаешь мне это сделать.

— Теперь ты должна сказать мне.

Я покачала головой.

— Я взываю к Лорелеи. Ты должен позволить мне разобраться с этим.

— Кейт!

— Нет. — Он взорвется. Если бы кто-нибудь рассказал мне о моей блестящей идее час назад, я бы рассмеялась, а затем разбила ему лицо.

— Скажи мне.

Он кот, который помешан на контроле. Его убивало то, что он не знал.

— Нет. Но я хотела бы быть откровенной и сказать тебе, что у меня есть план, и мне придется уехать из города на несколько дней. — Если бы я просто исчезла, он бы взбесился и разорвал Атланту на части, чтобы найти меня.

В его горле зародилось рычание.

— Ты скажешь мне.

— Кэрран, пожалуйста, не ссорься со мной. Пожалуйста. Я на пределе своих возможностей, и я только что увидела свет в конце туннеля.

Он зарычал, разочарование вырвалось из него наружу.

— Прекрасно. Мне позволено помочь с твоим безумным планом?

— Ты можешь спасти Саймана?

— Если я спасу Саймана, ты скажешь мне?

— Если ты спасешь Саймана, и все получится к тому времени, как я вернусь, ты все узнаешь.

Он обошел меня кругом, выслеживая.

— Или ты могла бы сказать мне сейчас.

— Мой отец думает, что он во всем разобрался. Он загнал нас в угол. Он думает, что мы в ловушке. Но ему не победить, Кэрран. Ему не победить. Он не разрушит мир малышки Би, ему не удастся разрушить наш брак, и он не… — наложит лапу на нашего сына — … он не победит. Я ему не позволю.

— Так-то лучше, — сказал он и порочно улыбнулся. — Это моя Кейт.

Он быстро сократил расстояние между нами и поцеловал меня.

— Я люблю тебя, — сказала я ему.

— Я приведу тебе Саймана, — сказал он. — Я обещаю тебе, что он будет жив. И тогда ты мне все расскажешь.

— Да, — пообещала я. — Я так и сделаю.