Глава 11

И он действительно начал меня кормить. Супом. С ложечки, которую тоже с собой принес. Неловкость густела в пропитанном лекарствами воздухе. Голова все сильней кружилась. И было совершенно неочевидно, что стало тому причиной: отравление угарным газом или его присутствие.

Капля бульона упала на подбородок. Покровский наклонился, стирая ее большим пальцем. Наши глаза встретились. Во рту вмиг стало сухо. И почему-то подумалось, что он пах как-то совершенно неправильно. Немного потом, немного гарью, немного мылом.

А еще ведь Покровский рисковал собой, чтобы вытащить меня из огня. И это просто в голове не укладывалось. Не то что он поступил как мужчина. Нет. То, что я была близка к смерти настолько.

– Эй! Ну-ка дыши.

И правда. Я и не поняла, что нагнавший меня ужас сжал горло виселичной пенькой.

– Какой кошмар, – прохрипела я. – Ужас просто.

Не в силах себя контролировать, бесшумно заплакала. Я нечасто себя жалела, а тут стало до безумия жалко, что моя никчемная жизнь могла так легко оборваться. Хотя, может, как раз это и было закономерно. И даже следа от меня не осталось бы… Даже могилы. Потому что за ней просто некому было бы ухаживать.

– Все хорошо, Маш. Все уже хорошо.

Его пальцы скользнули вверх-вниз по моей скуле в скупой мужицкой ласке. И что-то нашло на меня в этот момент. Как-то это подействовало… Я накрыла руку Ивана своей ладонью. На миг прижала сильней. А потом, извернувшись, поцеловала. Зрачки его глаз расширились. Чернота вытеснила янтарь. Покрытые темной щетиной скулы хищно обострились. И бог его знает, что это значило.

– Ну, ты что? Не надо, Маш!

– Вы меня спасли. Понимаете?

Покровский опять залип на моем лице. Глубокая вертикальная складка пролегла изломом между черных бровей. Что-то он там в своей голове прикидывал. И это что-то ему не нравилось. Не спрашивайте, как, потому что со стороны ничего вроде бы не изменилось, но я это знала так же точно, как то, что солнце встает на востоке.

– Ты ешь, – ласково улыбнулся Покровский, отстраняясь и набирая новую порцию супа. А мне уже не хотелось. Но я все равно съела еще пару ложек, опасаясь, что если причины здесь оставаться не станет – Иван тут же уйдет.

– Все. Больше не могу, – устало прошептала я, облизав губы. Откинулась на подушку. Слабость накатывала дикая. Да к тому же болел живот. Если что и могло сделать мое пребывание здесь хуже, так это некстати пришедшие месячные. Одна из медсестер уже намекнула, что я должна ей за прокладки. От этой мысли я спохватилась.

– Ой!

– Что случилось?

– А что с моей квартирой? Там же все: документы, банковские карты. Одежда.

– Документы мы восстановим. Ты не переживай. Карты… – Покровский растерянно похлопал по груди, словно надеялся обнаружить на своей стремной футболке карманы с пачками наличности. – В общем, деньги не проблема. Я что-нибудь придумаю. Одежду тоже купим. Там Сергеевна. Ты ей напиши список на первое время. И вообще – только скажи, что нужно, я сразу же…

– Постойте, – туго соображала я. – В смысле… Все сгорело? Вообще все? Ничего не осталось? – С каждым своим вопросом я все сильней волновалась. – А как же моя квартира? Она цела? Я не успела застраховаться… Я… – меня уже порядочно колотило. Пока мысли крутились вокруг собственной смерти, до остального как будто не было дела. Но теперь… Я же жива. А вся моя прошлая жизнь превратилась в пепелище. И что теперь?

– Тщ-щ-щ. – прервал мою истерику Иван Сергеевич, касаясь губ указательным пальцем. Способ оказался действенным. Я действительно в тот же миг осеклась. Опустила взгляд на его руку. Сглотнула, не без труда подавив в себе желание провести языком по темной, будто дубленой, коже.

– Я все потеряла, – прохрипела я.

– Это ничего. Главное, что сама жива. А за остальное не волнуйся. Все будет. Я обещаю.

– Значит, квартира моя…

– Нет ее больше, Маш. Забудь как страшный сон.

Охренеть. Наверное, даже хорошо, что присутствие Покровского оттягивало на себя столько внимания, иначе бы эта новость просто меня размазала. А так… Конечно, хреново было, да… Куда без этого. Но прям уж лютой безнадеги я не ощутила. Касалась его руки и верила, что не все так плохо. Просто потому что не могло все быть плохо, когда он так на меня смотрел.

– И куда же мне идти теперь?

– Ты с ума сошла? Тебе сейчас отлеживаться надо. Поправляться.

– Терпеть не могу больницы. Еще с тех пор, как проведывала бабулю, а от меня все отмахивались, как от мусора.

Взгляд Покровского посуровел. Он провел пальцами по моей руке и немного сжал запястье.

– Теперь никто от тебя отмахиваться не будет. Веришь?

Подавив всхлип, я кивнула.

– Только все равно домой хочу… – капризно поджала губы.

– Я тебя заберу домой. Как только врачи подтвердят, что можно. Услышала, Маш?

Покровский немного меня встряхнул, потому как я глаза закрыла, и было ему непонятно, здесь ли я, или сплю. Да я и сама не знала. Все казалось каким-то нереальным. Он меня домой заберет. Надо же… Он заберет. Обалдеть! Неужели это правда? А потом что?

– Да. Вы меня заберете.

– Умница. А теперь отдыхай.

И все. Его как-то вмиг не стало. Я возмущенно потянулась следом, не давая Ивану уйти. Потом, конечно, поняла, как это странно и нелепо выглядит. Назад дернулась. Но он так просто не отступил. Сжал в руках мои пальцы снова. И наклонился, чтобы поцеловать. Пусть в лоб, как ребенка, но это никак не умалило моего счастья.

– Ты пока не спи. Я к тебе Сергеевну пришлю. Скажешь ей, что надо купить, ага?

– Ага.

– И не стесняйся, Маш, а то знаю я тебя.

– Не буду.

Дверь за Покровским с тихим щелчком закрылась.

– Хорош у тебя свекор. Другой бы не стал возиться, – резюмировала лежащая на соседней койке тетка. А я и забыла, дурочка, что у нашего разговора были свидетели. Да не один! Вот так на меня Иван Сергеевич действовал. Все внутри трепетало. Сжималось, замирало мучительно. И к нему рвалось, оттесняя все ненужное.

– Машка! Мари-и-ия! – взвыла Сергеевна. – Ох ты ж бедовая девка! Ну?! Чего ты добилась? Говорила я тебе – сиди дома.

– Сергеевна! – рявкнул откуда-то из коридора Покровский. И оттого что он здесь, где-то неподалеку, хоть и не рядом, мне стало и легко, и сладко, и радостно. Ну какой же он… Как я без него?

– А что я? Как будто неправда. Ты давай, Машенька. Списочек мне диктуй.

Я растерялась, потому что не имела понятия, как надолго меня в больнице оставят. Попросила купить белье, ночнушку, халат. Тапочки и спортивный костюм на выписку. Тем и ограничилась. Лечение мне полагалось бесплатное. А то, что не покрывала страховка, вроде прокладок и всяких гигиенических штук, я сама купила в аптеке на деньги, что мне в свой следующий приезд оставил Иван Сергеевич. Вместе с новеньким телефоном. Смутилась я ужасно. Отказывалась, сколько хватало сил. Но Иван припечатал: «Для моего спокойствия ты, Мария, должна быть всегда на связи». И у меня не осталось ни единого возражения. Все их вытеснила странная, будто омывшая меня изнутри благость. Я теперь и слова поперек ему не могла вставить. В смысле – могла, но не хотела ему перечить. Он был старше, мудрее, опытнее. Рядом с ним так легко было оставаться слабой. Так легко и даже естественно.

А еще он мне цветы подарил. Впервые. Вот просто на следующий день заявился с огромным букетом, явно купленным в каком-то модном цветочном. Потому что были в нем и астры, и георгины, и хризантемы. А еще какие-то веточки и ягоды. В общем, прослеживался самый настоящий дизайн. В деревне у нас так не делали.

– Этот выкину. Он завял.

Я удивленно скосила взгляд на тумбочку, где стояла ваза. Еще утром я любовалась розами, что принес Паша, и не заметила никаких признаков увядания. Возмущенно открыла рот, чтобы остановить эту диверсию. И тут меня будто обухом по голове огрело. Да он же ревновал! Просто ревновал, и все. Обалдеть. С ума сойти!

В носу защипало…

– Ну вот. Так лучше, – заявил Покровский, безжалостно ломая стебли роз и запихивая их в корзину. – Да, по документам… Я тут поторопил наших. Ко вторнику обещали выдать новые. Твой лечащий сказал, что больше тебя здесь держать не станут. Будем тебя дома выхаживать.

– Я думала выйти на работу.

– Ага. Сейчас, – фыркнул Иван.

– Нет. Я правда себя хорошо чувствую…

– Хотя бы неделю посиди, заполошная. Так, ну все. Я пойду. У меня еще вагон работы. Телефон зарядится – пиши. Вот прям каждые два часа. Дескать, так и так, я жива-здорова. Поняла? – коснулся пальцем моего подбородка, запрокидывая лицо. Я зачарованно кивнула. – Вот и умница.

Так и жила до выписки. От визита к визиту. В промежутках меня навещали коллеги. А уж под самую выписку заглянули ученики. Из чата деревни я знала, что для меня и других пострадавших в пожаре открыли сбор средств, но, если честно, даже не предполагала, что мне соберут столько! Конечно, этого не хватило бы даже на первоначальный взнос по ипотеке, но на пару месяцев съема квартиры – вполне.

– А это еще что? – поинтересовался Покровский, кивнув на мешок с вещами, которые для меня собрали неравнодушные. Чего в нем только не было. Одежда, обувь, даже какие-то кастрюли. Иван, впрочем, не проникся. Скорее даже напротив.

– Отдай тем, кто в этом действительно нуждается! Я что, не могу тебе новых трусов купить?!

– Да они же как лучше хотели, Иван Сергеевич…

– Отдай, сказал, Мария! Не нервируй. И давай уже, чего встала как вкопанная? Там Сергеевна праздничный ужин затеяла.

– А что за праздник? – послушно нырнула в машину.

– Не тупи. Твое возращение.

– Ой, не надо было!

– Еще как надо. Не так много в нашей жизни поводов для радости, – отрезал Покровский, выезжая с больничной парковки. Я засмотрелась на то, как красиво и уверенно он ведет. Пожар и то, что со мной случилось, очень его встряхнуло. Сергеевна, которая тоже приходила меня навещать, шепнула даже, что он все эти дни был трезвым. И, надо заметить, это пошло ему на пользу. Чисто внешне он сбросил добрый десяток лет!

– Дыру на мне проглядишь, Мария… – усмехнулся свекор, подловив меня за подглядыванием. Я, конечно, поспешила отвернуться, но что толку? Было уже поздно. Все он понял… Смутившись, я в окно пялилась, а он вперед гнал. И вдруг затормозил резко.

– Ч-черт. Прости. Совсем я не подумал.

– О чем? – не поняла я.

– Надо было другой дорогой ехать. Сейчас… Развернусь.

Я растерянно огляделась. По левой стороне, метрах в трехстах из дороги, будто сгнивший зуб, торчали обугленные руины моей двухэтажки.

– Поезжайте, как задумали. Подумаешь.

Поначалу мне и правда казалось, что все нормально. Но когда мы поравнялись с пепелищем... Если издали это еще как-то можно было принять за дом, то вот так… Я с ужасом уставилась на черные провалы окон и рухнувшую крышу. Всхлипнула. Обхватила себя за плечи. Матерясь, как крестьянин, кем он, в общем-то, и был, Покровский съехал на обочину. Меня к этому моменту трясло уже так, что зуб на зуб не попадал. Свекор отстегнул ремни – мой, свой, и настойчиво потянул меня на себя. И я с радостью перебралась к нему на колени.

– Прости старого дурака. Не подумал… – шептал он, накрыв одной своей ладонью полностью мой затылок. – Мария, блин! Прекращай, а?

Ладонь его была мозолистой и тяжелой. Моя голова клонилась. Пока я не уткнулась мокрым носом в его небритую скулу. Не прошлась по ней, будто вскользь, губами. Ртом втягивая его жар, и только тем спасаясь от разливающегося внутри холода.

– Ну, все. Машка! Машенька…

Вторая его рука то вверх на лопатки ложилась, то вниз на поясницу соскальзывала. Легонько поглаживала полоску голой кожи чуть выше резинки штанов. Задевая ее, подныривая немного. И тут же возвращаясь обратно. Переплавляя мой страх в совершенно другое чувство…

Не смея пошевелиться, чтоб его не спугнуть, я сидела, почти не дыша. Просто эту ласку нереальную в себя впитывая. И мечтая о том, чтобы эти самые ласки стали более дерзкими.

Из чувственного тумана нас… или меня (как знать?) выдернул грохот пронесшейся мимо фуры. Я аж подпрыгнула, ударяясь макушкой о крышу.

– Ой!

Покровский хрипло хохотнул:

– Ты как, нормально? Можем ехать?

– Да. Да. Извините. По-детски как-то вышло.

– Испугалась?

– Ага.

– Не бойся. Никому тебя в обиду не дам.

Загрузка...