– Ермолаев! Что ж ты сегодня такой неугомонный? У нас контрольная в среду, мы отстали! А вместо того, чтобы нагонять материал, ты занимаешься непонятно чем! – возмутилась я, откладывая маркер.
– Непонятно чем мы занимаемся на уроках физики, – буркнул один из лучших моих учеников.
– Вот как? – изумилась, окидывая взглядом смеющиеся лица ребят. – И почему же?
Демонстративно усевшись за учительский стол, я сложила на груди руки, изобразив пантомиму «я вас внимательно слушаю».
– Потому что. Классическая физика – полная туфта.
– Обоснуй.
– Она не работает. Что доказывает квантовая механика.
Ох уж эта школьная программа! Она совсем не учитывает любопытство детей, помноженное на обучающие возможности интернета. И тем самым ставит учителей вот в такие идиотские ситуации.
– Ты неправ. Классическая физика прекрасно работает в макромире. Да, общая теория относительности в некоторых моментах противоречит квантовой теории поля, но очень важно понимать, что эти противоречия никак не доказывают ложность одной из них. А значит, каждая из этих теорий вполне состоятельна. Что подтверждается множеством экспериментов…
Только я распалилась, как прозвенел звонок. Тот, кто придумал, что он звенит для учителя, явно не был в десятом «А». Никто больше и слушать меня не стал. Все повскакивали.
– Эй! Да погодите вы! Хоть домашку запишите! Параграф…
– Мы в электронном дневнике глянем.
– Ага. Как же, глянут они.
– Правда глянем, Марьванна, – пообещала Даша Юсупова. Тоже хорошая девочка. Да они вообще все хорошие, когда по отдельности. А вместе – девятибалльный тайфун.
Гогоча, толпа мальчишек проскочила по проходу к двери, двигаясь так быстро, что вокруг них создавались маленькие локальные завихрения, которые подхватили листочки с самостоятельными и разбросали их по столу, полу и подоконнику.
– Макаров! Миша… Ну, поаккуратней, что ли!
Я наклонилась собрать бумажки. Оставшиеся ребята бросились помогать. Да так резво, что на двух листочках остались следы от ботинок. Не детского такого сорок пятого.
– Вот. Осторожней в следующий раз, Марьванна. Что вы нашими интеллектуальными трудами разбрасываетесь?
– Иди уже! – беззлобно фыркнула я, ткнув провокатора в бок.
– Ай! Вот так вы, да?! А мы за ней еще скучали!
– По вам.
– А?
– Скучали по вам.
– Начинается! Я от души, и тут поправляют.
– Порыв души я оценила, Роман, – засмеялась я. – Но все же свои душевные порывы лучше оформлять в приемлемые синтаксические конструкции.
– Ладно-ладно. Мы вообще что хотели, – Ромка оглянулся на оставшихся в классе ребят, – хотели вам сказать, что очень рады… Ну типа, что ничего не случилось. Пожар был – капец, Марьванна. Я со своего огорода видел. А от нас до вашей деревни, считай, двадцать километров.
– Спасибо, ребята. Мне очень приятно ваше внимание, – растрогалась я. И даже чуток приобняла Романа. И Лену Елизарову, которая тоже ко мне бросилась.
– А правда, что вас Покровский спас? Баб Зина в магазине рассказывала, что он как супергерой вас на руках вынес.
– Прям как супергерой? – поддразнила я Лену. – Неужто баб Зина – поклонница Марвел?
– Ну, это я уже, конечно, от себя добавила, – захихикала Елизарова. – Так правда? Как в кино про любовь.
– Ты дура, Ленка? Марьванна была замужем за его сыном!
– И че теперь?
– Так! – возмутилась я. – Хватит. Спасибо, что беспокоились обо мне. Мне очень приятно. А теперь давайте-ка, топайте на урок, не то опять полкласса опоздает. И директор сделает мне выговор.
Выпроводив детей, тайком выглянула в окно. Зачем? Непонятно. Отсюда не было видно подъезда к школе. И я не знала, приехал ли за мной Иван, как обещал, или опаздывал.
Стоило о нем подумать, как меня опять начинало бомбить от эмоций. Те убивали меня своим многообразием, несмотря на то, что нам с Покровским удалось выработать общий подход к происходящему между нами. Или как раз поэтому. Ведь подход этот был довольно сомнителен… Унизителен. И стыден.
Все потому, что при свете дня мы продолжали играть в невестку и свекра.
Тогда как под покровом ночи… Господи, как стыдно.
И ведь стыдилась я не того, что происходило. А того, как это было…
Мы ужинали. Пересказывали друг другу деревенские сплетни или делились планами на день. Могли обсуждать что угодно. Наше нехитрое хозяйство, как у Сергеевны на этот раз удался квас, или премьеру нового фильма. Я могла рассказывать истории из детства или своей учительской практики. Покровский – о проблемах с поставками удобрений и про нашествие саранчи. Выполнив же обязательную вечернюю программу, мы чинно желали друг другу спокойной ночи. И расходились по своим комнатам. Я принимала душ, укладывалась в кровать, обязательно что-нибудь на себя надев (мы же приличные люди!), и долго-долго, порой не один час лежала, томилась, крутилась с боку на бок, пока ручка на ведущей в мою комнату двери не проворачивалась с характерным звуком, который, кажется, навсегда въелся мне в подкорку.
Иногда мои ожидания оставались напрасными. И Покровский не приходил. Тогда, невыспавшаяся и измучанная, я плелась на кухню, где мы за завтраком опять делали вид, что я не ждала, а он не боролся с собой. Так могло продолжаться два дня, три. Но потом Иван обязательно срывался и заявлялся под самое утро. Выпив каждый раз. Будто ему нужен был допинг для смелости.
Стыдно вот это…
Вы даже не представляете, как же стыдно.
Позволять вот так с собой обращаться в надежде, что что-то изменится. Кайфовать от этого. Отдавать всю себя. Разрешая с собой делать все, что ему взбредет в голову. А утром, за завтраком, делать вид, что ночью ничего этого не было.
– Иван Сергеевич, будете кофе?
– Да, Вань. Сварить? Ты, Машенька, сиди. Тебе отдыхать надо.
Интересно, а Тамара Сергеевна тоже притворялась, что не знает, что между нами происходит? Ведь видео-то сняла она. Больше некому было. И хоть я сама регулярно перестилала белье в своей комнате, нетрудно ведь было догадаться, с чего вдруг я стала это делать по пять раз на неделю.
Позорище.
Я вздрогнула. Ложка выпала из ослабевших пальцев.
– Подниму.
Нырнув под стол, пошатнулась. Без задней мысли схватилась рукой за свекрово бедро. Забрала ложку и, сдув с лица упавшие волосы, подняла взгляд. А лучше бы не смотрела! У него же на лице было написано, что он в тот момент вспоминал, как я перед ним ночью… На коленях… была занята совершенно другим.
Наша действительность обернулась полной шизофренией. Я врагу бы не пожелала жить так. Держалась лишь на обещании с этим как можно скорее покончить. Возможно, даже сегодня. Ведь, смешно, но полноценно мы так с ним ни разу и не были. Мне же было нельзя.
«Поторопись. Не то на прием опоздаешь».
Значит, подъехал, пока я тут мечтала.
Я быстро переобулась в ботиночки, набросила куртку и, закрыв класс на ключ, выбежала на дорогу. Моя машина некстати забарахлила, и Иван отдал ее на диагностику.
– Добрый день, – улыбнулась, распрямляя полы юбки на коленях.
– Привет.
Наедине играть роли было сложнее, чем в обществе домработницы или редких гостей.
– Спасибо, что согласились меня отвезти. Надеюсь, я не сильно отвлекла вас от работы.
– Все нормально, Маш. Твое здоровье важнее.
Тут, конечно, напрашивался вопрос, а что не так с моим здоровьем. Но ехала я к гинекологу, а обсуждение таких деликатных тем явно вытекало за границы наших дневных договоренностей. Днем его не касалось, что со мной происходит по женской части. К тому же я и сама не очень понимала, что именно происходит. Гинеколог просто сказал, что у меня что-то там засбоило. Но в детали я не вдавалась, потому как меня заверили, будто это не страшно.
Неприятный осмотр много времени не занял.
– Все хорошо?
– Да, Мария Ивановна. Все отлично. Наблюдайте следующие месячные. При болезненности или слишком обильных выделениях непременно обращайтесь.
– А половую жизнь я…
– Живите в свое удовольствие. Только осторожненько. И да, пока лучше воздержитесь от планирования беременности. На пару месяцев хотя бы.
– Хорошо, – пролепетала я. А у самой сердце замерло от одной только мысли об этом. Как же я хотела малыша! Это было давно сформировавшееся, осознанное решение. Я нисколько не сомневалась, что стану прекрасной матерью, хотя знала, что сироты зачастую имели сомнения на этот счет.
– Ну, что сказали? – поинтересовался Иван Сергеевич, когда я вернулась в машину.
– Все нормально.
Обычно днем мы старались друг на друга не смотреть. Но тут глаза встретились. И такое в его черноте мелькнуло, что я подобралась вся. Облизала пересохшие губы, словно и впрямь боялась, что он набросится на меня прямо на залитой мягким закатным светом парковке. Но Покровский, конечно, ничего подобного не сделал. Просто завел мотор. Просто выехал на дорогу. Из города до нас ехать было прилично. Особенно по пробкам, которые еще не достигли девяти баллов, но на пятерочку, пожалуй, тянули.
Ехали, и будто воздух густел. Лежащие рядом руки соприкасались мизинцами. Точнее… Я сама нарочно провоцировала эти прикосновения. Маскируя их под случайные. Желая в глубине души зайти дальше, получить больше. Вытряхнуть его, наконец, из рамки, давно ставшей нам маленькой. И да, коротило…
Иван дышал все тяжелее. Желваки на его колючих щеках ходили туда-сюда. Пялясь строго перед собой, я скользнула ладонью по его бедру и с силой, как он любил (я ведь уже хорошо это изучила), сжала член поверх брюк. Покровский грязно выругался, выкрутил до предела руль и под возмущенные заливистые сигналы клаксонов свернул на отходящую от трассы и теряющуюся в лесополосе грунтовку.
По осенней распутице ехали. И даже высокий клиренс нас не спасал – то и дело ловили ямы. Меня подкидывало на сиденье. Зубы клацали. Внутри все дробно колотилось. Остановились на крохотном пятачке между деревьев. Здесь уж совсем серо было, да. Синхронно потянулись к ремням и бросились друг к другу, как оголодавшие. Стук зубов, стоны, рыки, жалобный треск блузки…
– Черт. Стой. Откину сиденье.
– Да-да-да. Давай… – шептала я, взгромоздившись на Ивана верхом и зацеловывая его в оттянутый ворот свитера.
Отодвинув кресло максимально назад, Покровский откинул спинку. Я привстала и, ломая ногти, принялась расстегивать его ремень. Этот фокус мне пришлось провернуть впервые. Ведь ночью он приходил ко мне лишь в трусах. И оттого получалось неловко. Я поскуливала от нетерпения, я хныкала.
– Ты в колготках, что ли? – выругался Иван, бесцеремонно раздирая капрон в промежности и сдвигая трусы, чтобы погрузить в меня сразу три или даже четыре пальца. Я тоже, наконец, справилась с его одеждой, хотя это было непросто. С нетерпеливым стоном обхватила ладонью толстый напряженный член.
– Что ты его оглаживаешь? Садись давай, – скомандовал Покровский, скалясь. Сместившись повыше, я послушно стала нанизываться. Все вылетело из головы. И первым – вопрос защиты. Неудобно было – жуть. Капрон колготок скользил по коже кресла. Тогда Иван просто зафиксировал мою задницу в ладонях и стал сам долбить меня снизу.
– Осторожней… Врач сказал – осторожней… надо.
Он тут же замедлился, не сумев скрыть разочарованного стона. И начал делать это так нежно… Сминая и покусывая мою грудь в обрамлении спущенного вниз лифчика и полочек так и не снятой блузы. Я кончала как из пулемета. Раз, другой, третий… Тут меня он догнал. Захрипел, взрываясь во мне серией коротких и мощных залпов. Будто только это и было правильно.
Я повисла на нем сломанной марионеткой. Без сил. Счастливая. Такая счастливая…
– Надо бы нам выбираться.
Холодной водой по раскаленной коже звучали его слова.
Еще дрожа от настигшего меня удовольствия, я перебралась на свое сиденье. Между ног неприлично чавкало, по бедрам текло. Он… Он бросил мне влажные салфетки. Как контрольный в голову. Уже неживая, я стерла с себя следы. Одернула одежду. Дождалась, пока он сделает то же самое. И уставившись прямо в черноту перед собой, заметила:
– Или мы встречаемся как нормальные люди, или, клянусь, Иван Сергеевич, это был наш последний раз.