Малышка Джинн

Глава первая Утренний ритуал

Джинни Эвергрин, не открывая глаз, вытянула руку, взяла с тумбочки пульт управления и нажала кнопку. Телевизор тихо зашуршал, и на экране появилось мужское лицо. Крупным планом.

Она знала это лицо наизусть, видела его с закрытыми глазами. Не поднимая век, снова и снова любовалась им, находя что-то новое в движении бровей, в изгибе рта. Для нее не было изъянов в любимом лице, ей казалось, что даже уши Генри Мизерби совершенной, безупречной формы. Они идеально пропорциональны голове, как у породистой лайки, с которой охотятся на крупного зверя.

— Пора вставать, малышка Джинн, — сказала она себе, потом открыла глаза и улыбнулась ему. — Привет, милый.

Джинни почувствовала, каким горячим стало ее тело, как быстро понеслась кровь по венам, как сухо сделалось во рту. Ну почему так? Казалось бы, то, что становится ритуалом, не должно волновать, но тем не менее волнует, да еще как! Не отрываясь, она смотрела на экран, впитывая каждую черточку дорогого лица... Летний ветерок ненавязчиво ворошит его волосы цвета ржи.

Крупный план исчез, и Джинни принялась наблюдать, как напрягаются и расслабляются мышцы бедер Генри. Он бежит по аллее сада, то выныривая из тени, то снова скрываясь в ней. Мощные плечи напряжены, руки двигаются ритмично, ни одного лишнего движения. Ноги, обутые в сине-белые спортивные туфли, уверенно припечатывают гравийную дорожку. Шорты туго сидят на бедрах. Вот он повернулся к ней боком... Джинни с шумом втянула воздух и закрыла глаза. Что ж, пускай побегает, усмехнулась она, все равно никуда не денется.

Поразительная самоуверенность, одернула она себя.

Впрочем, как бы то ни было, но Генри Мизерби, сам того не подозревая, каждое утро с ней. Она об этом позаботилась, сняв его маленькой цифровой видеокамерой, и он ничего не заподозрил. Конечно, можно было попросить его позировать, Генри не отказался бы, но так интересней. Когда человек не знает, что его снимают, он настоящий, открытый, а ей он нужен именно такой.

И снова его лицо заполнило весь экран. Капельки пота сверкают на лбу — он хорошо потрудился. Четко очерченные светлые брови сошлись на переносице: гребля на каноэ — тяжелая работа. Нужно не только мастерство, но и сила. Генри отлично справляется! — похвалила его Джинни. Камера захватила кусочек берега. Ага, только что проплыл мимо Королевского колледжа, теперь «ныряет» под Математический мост! Его взгляд из-под необычно темных при ржаных волосах ресниц обращен вниз. Ясное дело, он смотрит на свою подружку. Как бы ей хотелось оказаться на ее месте! Ее? А с кем он сейчас? С кем из многочисленных поклонниц? — ехидно поинтересовалась у себя Джинни и почувствовала, как тоска сдавила сердце. Ну почему ее угораздило влюбиться в Генри Мизерби? Мало ли на свете парней? Дома, в Америке, их видимо-невидимо! Для чего ей этот англичанин, чужой уже по своей английской сути? Да, они оба говорят на английском языке, но какой разный этот английский! Сколько насмешек ей пришлось выслушать от истинных англичан за время учебы в Кембридже. Другое дело, что ее, Джинни Эвергрин, не так-то просто смутить разными выходками чопорных, самодостаточных англичан.

Но что она может сделать с собой, если сердце трепещет даже при упоминании имени Генри Мизерби?

Джинни шумно вздохнула и заставила себя улыбнуться. Она хочет стать его единственной подружкой.

И станет, обязательно станет! Она будет для Генри Мизерби больше, чем просто подружка.

А почему бы и нет?

Генри уплыл, экран замерцал серебристой рябью, а Джинни Эвергрин резко отбросила одеяло и спустила ноги с кровати. Маленькие, будто детские, ступни не доставали до бурой медвежьей шкуры, лежавшей возле кровати. Она соскользнула с края постели и утонула в колючем жестком тепле меха. Этого калифорнийского медведя-шатуна недавно застрелил отец неподалеку от горы Шаста и подарил ей, младшей дочери, по случаю приезда из Кембриджа, где она училась.

Джинни направилась в ванную. В пижаме апельсинового цвета она походила на девочку-подростка.

— Да, такая вот вышла маленькая, — сокрушался отец, большой сильный мужчина, когда знакомые удивлялись ее миниатюрности. — Последыш, что тут скажешь...

Действительно, она самая младшая из детей Эвергринов, шестая. Три старших брата — настоящие великаны, две сестры — вполне рослые девушки. А она малышка. Многие так и называют ее — малышка Джинн, так называет ее и он, Генри Мизерби. Мать говорит, что дело вовсе не в том, что на Джинни «не хватило материала», а просто в ней «вынырнула» прабабушка, француженка.

— Малышке повезло, — подначивал Билл Эвергрин свою жену. — Разве не ты рассказывала, скольким мужчинам вскружила голову твоя прабабка?

— Вертеть мужчинами — Божий дар, Билл, — смеялась мать.

— Это точно, тебя тоже Бог не обидел таким даром. Как ты меня скрутила, а? Я стал просто карманным парнем, когда познакомился с тобой. — Он покачал головой. — Если бы мне кто-то сказал про это раньше, я бы просто врезал ему как следует. — Билл покрутил коротко стриженной головой, похожей на серебряный шар. Волосы его давно поседели.

— А как еще обходиться с вами, мужчинами?

Улыбающееся лицо Марсии стало совсем молодым. Сейчас она походила на себя в ранней молодости, когда впервые Билл Эвергрин увидел ее на свадьбе двоюродного брата в Вакавилле, это в их же краях, в графстве Сискийю. Какая у нее была фигурка! Особенно в платье цвета чайной розы в талию, с глубоким вырезом и пышной юбкой. А талия такая тоненькая, что ее, пожалуй, можно было обхватить двумя пальцами. Весь вечер Билл только и делал, что пытался придумать, как бы ему осуществить это желание.

Наконец, когда объявили танцы, он тут же пригласил Марсию Боссом. Господи, как он тогда вспотел! Да что там вспотел, просто взмок! Галстук непривычно давил шею, и казалось, из-за этой проклятой тряпки ему не продохнуть. Марсия кружилась рядом с ним, но Биллу не хватало духу рискнуть и стиснуть ее талию двумя пальцами. Впрочем, что тут удивительного — он просто деревенщина, а она... О, она... Такая, как Марсия Боссом, — мечта каждого мужчины.

Конечно, он своего добился, но для этого ему пришлось сделать Марсии предложение и жениться на ней. Однако это уже совсем другая история...

— Как я тебя люблю, Марсия. — Билл подошел к жене и ласково погладил ее по спине, затем рука сама собой скользнула ниже, на ягодицы. — Ты у меня очень правильная жена...

Марсия ловко увернулась, и рука Билла повисла в воздухе.

— Слушай, а каким был бы наш шестой, то есть седьмой ребенок? — быстро поправился он. — Не хочешь проверить?

Джинни любила слушать шутливую перепалку родителей, но в последнее время девушка все больше сомневалась в правдивости их слов. Она видела портрет той самой француженки, маленькую акварель, как рассказывают, написанную кем-то из любвеобильных поклонников прабабушки. Джинни не находила в лице прекрасной особы из прошлого ничего общего с собой. Откуда взялась скуластость и смуглость кожи у нее, Джинни Эвергрин? Откуда слегка раскосый разрез глаз и угольная чернота радужки? А волосы? Они не уступят по жесткости свиной щетине, не особо церемонясь с собой и не слишком выбирая сравнения, недоумевала Джинни. Но с расспросами она к родителям не приставала. Ей нравились их отношения. Сколько лет вместе, шестеро детей, а они все еще любят друг друга. В чувствах, полагала Джинни, ошибиться трудно.

Она тоже хотела иметь настоящую семью. Мужа, с которым можно не просто жить, растить детей, но и шутить, как с другом, радоваться жизни, путешествовать по свету и получать все удовольствия, какие только существуют в этом мире. Она считала, что люди женятся для того, чтобы чувствовать себя каждый день с утра до вчера так же уютно и защищенно, как в теплой пенистой ванне...

В ванной, отделанной голубым кафелем, с темно-синим пушистым ковриком, со стопкой полотенец и полотенчиков на полке из красного дерева, Джинни сбросила пижаму, открыла кран на полную мощность и нырнула под душ. Тяжелый удар воды едва не сбил ее с ног. Она застонала, но призналась себе честно — не от водяных струй, а от приступа желания, которое с не меньшей силой ударило в самый низ живота... Джинни открыла рот и глубоко вдохнула, уворачиваясь от колючих струй, потом закинула голову, вытянулась и снова застонала. Сладостное чувство распирало чресла. Перед глазами возникло лицо Генри, но не экранное, а живое, настоящее, от которого пахло свежестью лета — цветами, травой. Такое, как на последнем пикнике в большой студенческой компании... Даже сейчас она видит крошку хрустящего печенья на влажной нижней губе Генри. Ей так хотелось снять ее. Нет, не пальцем, губами. Прикоснуться и снять. Поцелуем. Джинни показалось, она уже ощущает сладость этой крошки, но ей мало, мало этого. Ей хочется всего целиком, нет, не печенья, а Генри... Только его и никого больше.

Джинни закрыла глаза. Вода лилась неуемным потоком, пар заполнял ванную комнату, аромат дикого папоротника щекотал ноздри. Больше всего ей нравилось мыться этим мылом, когда она приезжала домой, на ранчо, потому что другие ароматы не подходили этому дому, выстроенному в красивейшей долине Скотт-Вэлли.

Джинни казалось, не потоки воды, а горячие сильные мужские руки скользят по ее телу. Вот они прошлись по шее, потом спустились ниже, прикоснулись к груди, и соски вздыбились, затвердев от желания. Она почувствовала, как огненной хваткой опоясана ее талия, а бедра заныли от обжигающих прикосновений... Джинни изогнулась, словно в экстазе, и его пальцы, да, да, пальцы, а не тонкие струи воды, оказались в самом тайном уголке ее тела... Экранное лицо Генри поплыло перед глазами. Его взгляд устремлен на нее и ни на кого другого. Это она с Генри в узкой юркой лодке-каноэ, и они вместе проплывают под Математическим мостиком в английском городке Кембридже... Он наклоняется к ней, низко-низко. Она чувствует его дыхание и раскрывает свои губы навстречу его губам...

— О Генри, не уходи, Генри! Побудь со мной еще немного...

Кажется, она не слышит, а угадывает по губам его обещание:

— Я всегда буду с тобой.

Крошка хрустящего печенья падает с нижней влажной губы Генри. Открыв рот, Джинни ловит ее... Какая сладкая крошка...

По животу побежали конвульсии. Джинни почувствовала, что задыхается. Она начала хватать ртом воздух, отстраняясь от струй воды.

— О Генри, Генри, не уходи, пожалуйста, вот она, я... побудь со мной еще, — шептала она.

Потом Джинни повернула кран, и освежающая прохладная вода полилась на ее тело, омывая и усмиряя разгоряченную плоть.

Придя в себя, Джинни натянула на руку жесткую мочалку-рукавицу и принялась так яростно тереть тело, будто задалась целью снять с себя кожу.

Она никогда не была близка с Генри.

Только в мечтах.

Потом перед глазами возникла Карен, ее подруга. Вот Карен — была с Генри. Но это несерьезно, нет, совершенно несерьезно. Одно баловство, торопливо уверяла себя Джинни. Он ей совершенно не нужен. У Карен было много парней. За ней всегда бегали толпы, но то время прошло, она словно пресытилась ими и теперь, кажется, остановилась на одном мужчине. На Майкле Фаддене. Взрослом, солидном мужчине.

После каникул Карен приехала в Кембридж совершенно другой. Она казалась человеком, который долго-долго искал что-то и наконец нашел. Вынув из сумочки фотографию, она показала ее Джинни.

— Вот это Майкл. Мой единственный мужчина.

— Теперь? — ехидно спросила Джинни.

— Теперь и навсегда.

В ее голосе было что-то такое, что не позволило Джинни продолжать разговор в насмешливом тоне. Она просто кивнула понимающе и стала ждать, что скажет подруга.

— Я познакомилась с ним через галерею мой тетки, Тины Пазл. Она готовила выставку современных художников, а я помогала ей отбирать работы. Вот тогда и увидела Майкла Фаддена впервые. Точнее, сперва его работы, а потом и самого Майкла.

Джинни покачала головой. Никогда бы не подумала, что Карен Митчел способна так перемениться. Подумать только — эта совершенно взрослая, спокойная женщина та самая Карен? Карен, за которой бегали толпы парней и которая, казалось, не отказывала никому?

Джинни рассматривала привезенные Карен фотографии. Майкл в мастерской... картины Майкла... Майкл на открытии выставки... Они с Майклом в его доме на севере Калифорнии...

Вернув фотографии, Джинни удивленно посмотрела на подругу и спросила:

— Кари, а тебе не кажется, что он похож на подержанный «мерседес»?

Карен опешила, а потом громко расхохоталась.

— Нет, дорогая, на «ягуар». Который от времени становится только дороже. — Потом, помолчав, добавила: — Джинн, мне надоели мальчики. Уж лучше один взрослый Майкл, чем два с половиной малолетних студента.

Что ж, если подходить к этому вопросу арифметически, может, в ее словах и есть доля истины.

И, наверное, Майкл будет хорошим мужем для Карен. Во всех отношениях. Он художник, пишет в современной манере, энергичен и полон идей. А Карен все равно не сможет жить без постоянных перемен. Он ей подходит.

Уже выключив воду и пытаясь разглядеть себя в запотевшем зеркале, Джинни подумала, как все же хороша собой Карен. С такой внешностью она могла бы стать моделью, но, как говорит подруга, у нее перебор с мозгами, и они мешают ей быть просто вешалкой для тряпок. А вот она, Джинни Эвергрин, конечно, в модели не годится — с ее-то ростом!

Джинни вытиралась пушистым полотенцем, чувствуя, как свежесть вливается в ее тело, как поднимается настроение. Здесь, в родном доме, на ранчо Эвергринов в Скотт-Вэлли, ее любят такой, какая она есть.

Она всегда с охотой приезжала домой. В Скотт-Вэлли прекрасно во все времена года. Вулканические горы, просторные долины, непроходимые леса и прозрачные рощи, могучие реки, глубокие озера... Кажется, здесь человек может найти абсолютно все. В девственных лесах водятся олени, медведи, в водах прозрачных рек, самая могучая из которых называется Салмон, полно лосося.

Ранчо отца расположено между городками Этна и Форт-Джонс. Оба поселения — свидетели драматической американской истории. Золотые прииски, медные рудники еще в середине прошлого века манили сюда мужчин и женщин из разных концов света. В яростных схватках за сокровища недр пролилось немало крови. И не только пришельцы дрались между собой за обладание богатствами этих мест. Здесь происходило бесчисленное множество кровавых стычек с индейцами, хозяевами этой земли. Здесь же проходила линия огня во время Гражданской войны в Америке.

В сезон Скотт-Вэлли заполняют толпы туристов. Оживает аэропорт, что в семи милях от Форт-Джонса и девяти от Этны. Местные жители нанимаются гидами на сезонную работу, чтобы подзаработать.

Вообще-то Скотт-Вэлли открыли в прошлом веке охотники, вроде ее отца. Большие сильные мужчины. А потом уже там обнаружили золото, скрытое в толще земли. Форт-Джонс был построен для защиты от налетов индейцев на Северную Калифорнию и Южный Орегон. Отец рассказывал, что краснокожие обычно нападали со стороны Роки-Ривер. Именно здесь показал чудеса храбрости в годы Гражданской войны генерал Улисс Грант, ставший позднее восемнадцатым американским президентом.

От отца Джинни хорошо знает историю этих мест. Билл Эвергрин в свое время тоже был проводником, устраивал охоту и рыбалку для любителей дикой природы. И, конечно, он не мог не рассказывать людям о далеком прошлом этих мест.

Потом, заработав денег и взяв кредит в местном банке, он купил старое ранчо и перестроил его. Теперь сам наслаждается красотами гор и долин.

Билл никак не мог взять в толк, зачем младшей дочери ехать учиться в Англию. Нет, он не жалел денег на учебу своей малышки. Но ехать так далеко — неужели нельзя получить образование в великой Америке?

— Отец, — говорила Джинни, — я так хочу.

Она не убеждала его, не приводила никаких доводов, просто сводила темные брови на переносице. При этом ее глаза становились похожими на блестящие осколки антрацита, а губы сжимались так плотно, будто она откусывала хвостик нитки, которой что-то шила.

Биллу казалось, что в слегка раскосых глазах дочери он видит то, что все эти годы тщательно скрывал даже от себя.

Это был взгляд независимой маленькой индианки. Какое именно племя он должен благодарить за появление в его семье шестого ребенка? Аджибуэев? Чироки? Сиу?

Итак, что у нее теперь на очереди?

Джинни вернулась в спальню и включила видеомагнитофон. На телеэкране появилось до боли знакомое лицо.

— Генри, завтра я увожу тебя в Вашингтон. Надеюсь, ты не против. Кстати, я назвала свое агентство «Эверби-Консалтинг-Арт». — Джинни захихикала. — Уверена, ты мне будешь помогать.

Лицо на экране было задумчивым. Она знала, где снимала этот кадр. В этот момент Генри напряженно обдумывал ответ на вопрос Карен: будет он есть банан или киви?

...Они гуляли втроем по лондонскому Гайд-парку, осмотрев выставку в Национальной галерее на Трафальгарской площади — собрание терракотовой скульптуры из музеев Восточной Европы.

Усевшись на берегу озера Серпентайн, вдыхая свежий аромат цветов, в изобилии росших на клумбах, слушая беззаботный щебет птиц, суетливо перепархивающих по веткам кустов и деревьев, они приходили в себя от духоты музейных залов.

Джинни была довольна собой, она неуклонно следовала своей цели — заинтересовать собой Генри Мизерби, стать ему необходимой.

Карен, как истинная подруга, переживала за Джинни.

— Слушай, малышка, я никогда бы так не смогла, — ворчала Карен, укладываясь спать. — Сколько же можно сохнуть по нему? Он ничем не отличается от других мужчин, я тебе точно говорю, — она захихикала, — сама проверила. Вот уж кто отличается, так это мой дорогой Майкл. — Она села в постели. — Хочешь, я тебе помогу, а? Устрою вам гнездышко для настоящего свидания. Знаешь, Джинн, если ты получишь такое же удовольствие, как я с Майклом, ты меня поймешь. — Она повалилась на подушки и застонала.

Джинни засмеялась.

— Надеюсь, ты не собираешься мне объяснять, как это бывает? Не забывай, я девочка, которая выросла на природе и видела все в натуре...

— Фу, какая ты грубиянка...

— Карен, не волнуйся обо мне, ладно?

В ее голосе было что-то такое, что не позволило Карен продолжать эту тему. Она уже замечала, что бывают моменты, когда лицо Джинни Эвергрин становится похожим на маску, а ноздри трепещут, словно из них вот-вот вырвется пламя. Это значит, подруга злится по-настоящему.

Джинни отмахнулась от воспоминаний. Ей не нужна ничья помощь, она уже стала другом Генри Мизерби. Еще немного времени — и он почувствует в ней необходимость, убеждала она себя, но сердце ныло, нашептывая совсем другое. Очень редко настоящая дружба перерастает в любовь. Тем более что учеба закончилась, и теперь они будут видеться совсем редко.

Но она постарается «подогреть» интерес Генри Мизерби. И уже знает как. Чтобы те островки дружеских чувств, которые есть у него в душе по отношению к ней, поросли цветами любви... Она рассмеялась высокопарности пришедшей в голову мысли, но суть ее была понятной, именно этого и хотела добиться Джинни Эвергрин.

Глубоко вздохнув, Джинни нажала на кнопку пульта управления, и экран погас. Она положила кассету в кожаный, украшенный индейским коричнево-зеленым орнаментом рюкзачок и защелкнула замок.

Подойдя к окну, Джинни увидела отца, седлавшего своего любимца. Караковый жеребец никак не хотел стоять на месте. Он пританцовывал, вытягивал шею, фыркал, прядал ушами. Джинни в который раз восхитилась им. Великолепный конь. Отец совсем недавно купил его на аукционе. Денег он явно не пожалел, и это понятно — если из жеребца получится хороший производитель, вложенные деньги вернутся сторицей.

Джинни наблюдала, как отец усмиряет коня. И всадник, и жеребец будто сошли со старинной гравюры. Великолепные представители своего рода. Да, отец все еще хорош собой, кажется, он просто старший брат своих сыновей.

Как давно она не видела никого из них. Юджин поселился в Вакавилле, тоже в Калифорнии и тоже на севере. Он женился, открыл сосисочное производство. Его жена — настоящая куколка, но отец сказал, что больше всего она любит гонять на джипе. Да, прелестная картина — изящная женщина за рулем мощной машины.

Питер уехал в штат Иллинойс, поселился близ Чикаго, в городке Баррингтон. Он успешно поднимается по служебной лестнице и вот-вот возглавит городскую полицию. Об этом с гордостью сообщила обрадованная мать, едва Джинни успела выпить чаю по приезде. Питер всегда был бесстрашным, стрелял навскидку и попадал в цель без промаха. В тринадцать лет, вспомнила Джинни, он получил в подарок от отца пневматическое ружье, которое на ночь клал рядом с собой под одеяло.

Третий брат, Стэн, пошел в миссионеры. Сейчас он проповедует протестантизм где-то в Африке. А сестры — Мэри и Кейт — остались после учебы в штате Миннесота. Обе учительствуют и живут на разных берегах Миссисипи — одна в Сент-Поле, а другая в Миннеаполисе. И Мэри, и Кейт с детства мечтали стать учительницами.

Отец вставил ногу в стремя, сел в седло и легонько тронул коня. Джинни показалось, что отец больше никогда не сможет остановить это великолепное животное.

Ну что ж, у каждого в этом мире свое дело, свой путь. Ее путь выбран. Точнее, у нее две главных задачи, выполнение которых связано накрепко. И ни от одной она не собирается отказываться.

Итак, пора ехать в Вашингтон. Она уже арендовала офис для своего консалтингового агентства. Смешно, но она назвала его... «Эверби-Консалтинг-Арт». Что подумает Генри, когда узнает? Эверби — соединение их фамилий: Эвергрин и Мизерби.

Первый контракт у нее уже есть. Джинни улыбнулась. Его и ее подруга, Карен Митчел, стала первой клиенткой агентства.