– Иди, Кати. Не нужно задерживается из-за меня. Иди, – я едва не вытолкала соседку за дверь.
И без сил присела на кровать. Подхватила платье.
В рассеянном вечернем свете рассмотрела получше полученные повреждения. Тот, кто это сделал, был ужасно жесток.
Все знали, как я хочу на маскарад!
За что? За этот человек так со мной? Я всегда всем помогаю! У меня нет врагов! Я же ни с кем не конкурирую за внимание парней, меня интересует только один, и все знают, кто это. Зачем кому-то уничтожать мое платье, да ещё так?
Это просто несправедливо.
Я столько сил вложила в этот наряд!
Я не могу не пойти!
Я должна, просто обязана пойти!
В конце концов, я хочу пойти!
Повертев платье так и этак, я решила, что еще не все потеряно и, взяв его, набор для шитья и маску, отправилась в прачечную.
Сначала я подумала, а не найти ли мне Басти Хасселя, но немного порассуждав решила его в это не вмешивать. Это явно дело между нами, девочками. Чем он тут поможет?
Он ведь даже своему господину не доложит обо мне. Я же, с его точки зрения, простая воспитанница, даже без приставки к имени. Информатор.
И, возможно, будущая жена – во всяком случае Валлар Танн грозился женить Хасселя, как только он наведет справки о семье “Джой”.
Чую, кого-то ждет неприятный сюрприз.
Ведь и сам Хассель пришел ко мне с вопросом про платья, потому что его господин ищет жену.
Неужели Валлар Танн ищет жену из варов? И что будет, когда он обнаружит, что “Джой” и “Луара вар Зения” одно лицо?
От таких мысле расстройство понемногу начало отпускать, и я вдвое быстрее понеслась в прачечную.
Открыв дверь со стороны коридора, я вошла внутрь. В прачечной все было тихо и пустынно. Никого. Вторая дверь прикрыта, но не заперта - она ведет во внутренние помещения, и туда воспитанницы обычно не ходили.
Тазики стояли ровными стопками, щетки и скребки были разложены и развешаны где надо, а печь-сушилка закрыта и погашена.
Первым делом я разожгла печь – ведь нужна горячая вода, да и потом надо просушить платье.
Следом достала тазик из высоченной – в мой рост – стопки, мыло и щелок. Последнее вряд ли пригодится, но попробовать стоит.
Я замывала, терла и скребла пока пальцы не сжались в судороге.
Ничего не помогало.
Сев около окна, я попыталась в уже неясном ночном свете рассмотреть повреждения – и поняла, что платье только больше расползлось, став похоже на извалянного в грязи цыпленка. Такого, который только-только выбрался из скорлупы, еще мокрый и ярко-желтый, и тут же вляпался в зелено-коричневую коровью лепешку.
Снова всхлипывая, я бездумно сидела и глядела в окно. Из того крыла, где находился зал для маскарада, доносились звуки музыки – сейчас, должно быть, уже закончили сложные па придворного менуэта, и начали более свободный и менее требовательный вальс.
Интересно, кого пригласил Валлар Танн?
Дверь чуть скрипнула, когда в нее прошла Кати.
– Джой, вот ты где! – громким шепотом сказала она. – А я принесла тебе кое-что.
Она держала в руках крошечный поднос с бокалами и блюдечком, на котором лежали кусочки десертов: пирожные, торт, печенье.
– Мне так жаль, Джой. На этом балу ужасно скучно. И никто не знает, кем оделся Валлар Танн. Определить его сходу не смогли – слишком много наставников прибыло вместе с учениками, и они тоже, по традиции, принимают участие в танцах.
Она подняла один из бокалов и протянула мне. Второй взяла сама и, чокнувшись со мной, пригубила напиток. Я тоже глотнула.
Шипящие пузырьки ударили в нёбо, застрекотали в носу и я едва удержалась от чихания.
– Что это?! – удивилась я.
Кати глотнула еще, а на ее лице расплылась довольная улыбка.
– Ты никогда не пробовала? Это игристое с виноградников моего отца. Он прислал сюда к выпускному несколько бутылок.
– Откуда мне такое пробовать, Кати?
Мне родители такого точно не позволяли. Разве что разбавленное водой до полной прозрачности красное. Но оно без разбавления слишком кислое, чтобы его пить. И уж точно в нем нет никаких пузырьков!
– Ладно, ты тогда пей, а я пойду, меня на следующий танец пригласил… а, неважно. Все будет хорошо, Джой. Будут еще балы и маскарады.
Она выскользнула за дверь, а я осталась сидеть, делая медленные глотки из бокала. От вина по телу разливалось приятное тепло, и жизнь уже не казалась такой отчаянно-отвратительной.
Мне остро захотелось оказаться там, где яркие огни и музыка.
А ведь я могу смастерить себе маскарадный костюм прямо из ничего. Маска у меня есть, а в сушильном шкафу нашелся серо-голубой монастырский балахон, из тех, что носят послушницы и монахини. С глубоким капюшоном.
Я отпорола яркое кружево с черного бархата маски, затем стянула промокшую форму и уже раздумывала, надевать ли нижнее платье под балахон, как от окна донеслись мужские голоса.
– Она должна быть здесь, – утверждал громкий, чуть пьяный, надтреснутый бас. Незнакомый.
– А может не стоит? Нас ведь накажут, если что-то пойдет не так… – отвечал ему высокий трусливый тенор. Наверняка его обладатель еще и по комплекции задохлик. И тоже незнакомый.
– Не важно. Если все пройдет как надо, то у нее не будет выбора. Или замужество, или позор на весь свет. А у моего отца еще сыновья есть, и если я не сделаю этого, он отправит меня сюда же. Уже учителем-монахом.
Я замерла без движения. Голоса приближались к прачечной, и вскоре скрипнула входная дверь со стороны двора, а приближающиеся парни – тут не было никаких сомнений – завернули в коридор, ведущий сюда.
– Так, вы двое держите ее, а я... ну, сами понимаете. И не дай вам боги проболтаться хоть кому-то. Голову оторву! Эта сучка вар Зения должна выйти за меня. Иначе мой папаша с ума сойдет, если баронство...
“Сучка вар Зения” – это они про меня. И что они собрались делать, я тоже примерно догадываюсь. Замуж принудительно выходят или по приказу отца, или если поймали с поличным. А этот незнакомец еще и свидетелей притащил, и явно не для того, чтобы выслушать мой отказ.
Я подхватила балахон, сунула свои тряпки и погибшее платье в тазик, а тазик – в сушильный шкаф, и выскользнула в другую дверь. Ту, что вела во внутренние помещения монастыря.
И едва успела прикрыть ее за собой, как входная дверь распахнулась от пинка.