Майор Кошмар и Кофейное чудо

Трусики как предлог

Седов

Последние пять дней провел вдали от города – задание свалилось неожиданно, как кирпич с крыши. Операция по перехвату банды, что тащила через границу партию дряни: стволы, порошок, все, что можно продать в подворотнях.

Вызвали среди ночи, я даже не успел глотнуть кофе, только схватил рюкзак и рванул с отрядом в какую-то дыру, где даже собаки лаяли с тоской.

Три дня без сна, в грязи, под холодным дождем, с автоматом наперевес. Мы их взяли – пятеро ублюдков с наколками и рожами, будто вырезанными из дешевого боевика.

Я сам прижал главного к земле, пока он хрипел про адвокатов, и наручники защелкнулись с таким звуком, что душа запела. Закон восторжествовал, но я вернулся вымотанный, как старый ботинок, с гудящей башкой и одним желанием – завалиться спать хоть на сутки.

Дома я скинул пропахшую потом форму прямо на пол, рухнул на кровать и вырубился, даже не накрывшись толком. Ночью снилась она – Мила Буйнова, с ее кудрями, что вились, как темные волны, и телом, от которого у меня до сих пор пальцы чесались.

Но я, Алексей Седов, майор с десятилетним стажем, давно плюнул на всю эту романтическую чушь. После Маргариты, что кинула меня, пока я гнил в армии, я решил: жизнь – это порядок, оружие и крепкий кофе, а любовь – для тех, кто верит в звезды и прочую ерунду.

Но Мила… Она врывалась в мои мысли, как ветер в щели старого дома, и я хотел ее так, что аж скулы сводило. Эти пять дня без нее только подлили масла в огонь, а с Маргаритой я так и не пересекся – Артем говорил, она в городе, но мне было не до того.

Я спал днем, голый, под тонким одеялом, когда в дверь забарабанили. Глаза слипались, в голове шумело, как после трех литров эспрессо, но стук не утихал – настырный, как сирена на пожаре.

Выругался, сполз с кровати, пошатываясь, и побрел открывать, не думая ни о чем, кроме как заткнуть этот грохот. Распахнул дверь – и замер. Совсем голый, с татуировками на виду и утренним стояком, который я даже не успел прикрыть рукой.

На пороге стояла она. Мила. В джинсах, что облепляли ее бедра, как вторая кожа, и кофте, из-под которой выпирала грудь, словно просилась наружу.

Кудри торчали во все стороны, карие глаза округлились, пробежались по мне – от волка на груди до змеи, что извивалась на спине, и ниже. Я почувствовал, как жар ударил в пах, и член дернулся, будто приветствуя ее.

– Буйнова? – прохрипел я, голос сиплый после сна. – Ты чего тут? За трусами явилась?

– Ага, – бросила она, но шагнула внутрь, не дожидаясь разрешения. Ее аромат – сладкий, как свежая выпечка с ванилью, – окутал меня, и я хлопнул дверью, чувствуя, как пульс колотится в горле.

– Давай их сюда, Седов, и я свалю.

– А если я их спрятал? – я оскалился, подходя ближе, не прикрываясь – пусть пялится, раз пришла без спросу. Ее щеки вспыхнули, она сглотнула, и я заметил, как ее взгляд дрогнул.

Она не за трусами пришла, это ясно, как день. Хочет меня. И я ее хочу – до дрожи в руках, до хрипа в горле, до желания разорвать на ней все прямо сейчас.

– Тогда… – начала она, но я оборвал ее на полуслове. Схватил за талию, рванул к себе и впился в ее губы – жадно, грубо, как зверь, что три дня сидел на цепи. Мила ахнула, вцепилась мне в шею, ногти впились в кожу, и мы рухнули на диван, сдирая друг с друга шмотки, как будто мир вот-вот рухнет.

Я сорвал с нее кофту – пуговицы брызнули в стороны, туфли полетели в сторону, джинсы сползли с ее бедер, обнажая черные кружевные трусики, которые я содрал одним движением. Протолкнул в спальню, уронил на кровать.

Раздвинул ее бедра, и передо мной открылась ее киска – розовая, блестящая от влаги, как спелый фрукт после дождя. Я наклонился, вдохнул ее запах – сладкий, пряный, – и провел языком по складкам, медленно, смакуя каждый миллиметр.

Мила задрожала, пальцы зарылись в мои волосы:

– Леша, да, продолжай, вылижи меня! Черт, Седов, я хочу этого.

Припал к ней, лизал жадно, сосал клитор, чувствуя, как она течет еще больше. Мой язык тер ее набухшие половые губы, нырял внутрь, и она выгнулась, крича:

– Боже, Леша, я сейчас… я кончаю!

Девушка вздрогнула, давая мне еще больше влаги, и я выпил ее, как голодный.

– Черт, Мила, ты слаще меда.

Потянул ее вверх, впиваясь в губы, мы так, что ее киска теперь была над моим лицом, мокрая, манящая, и я снова впился в нее, теребя клитор пальцем. А она… Она обхватила мой член губами, лизнула яйца – горячие, напряженные, – прошлась языком по стволу, и я зарычал:

– Мила, соси меня, давай, детка, глубже! Возьми глубже.

Она заглотила меня, узкое горло сжало головку, губы скользили по венам, а язык тер уздечку. Я лизал ее, чувствуя, как она дрожит, и мой член набухал, пульсировал, готовый взорваться. Я хотел еще одного ее оргазма и она мне его дала, пульсируя клитором на моем языке, вибрируя горлом на члене.

Был готов кончить, но я не хотел так быстро, перевернул Милу и поставил раком.

– Готовься, малышка, – хрипнул я, входя в нее одним толчком. Ее киска обняла меня, горячая, скользкая, и я начал долбить – резко, глубоко, вбиваясь в нее, как молот в наковальню.

Мой палец нашел ее анус, тер его, слегка надавливая, и она закричала:

– Леша, да… а-а-а… еще, боже мой, какой ты большой… а-а-а…!

Я шлепал ее по бедрам, вгонял член до упора, палец скользил по тугому колечку ануса, и она кончила, сжимая меня так сильно, что я чуть не сорвался на крик сам.

– О господи, Леша, я снова… да… а-а-а!

Ее влага стекала по моим яйцам, я рычал, но сдержался, вытащил ее и уложил на спину. Раздвинул ноги – широко, до предела, – встал на колени между ними и вошел, медленно, растягивая ее.

– Леша, господи… не могу…. Не могу больше… а-а-а… да-а-а-а…

Ускорился, мой член врывался в нее, яйца бились о попку, грудь колыхалась, соски торчали, как спелые ягоды. Я сжал их, крутил, тянул, и она закричала:

– Кончай, Леша, давай, заполни меня! Господи… да-а-а-а… я скоро…. Снова…

Я вгонял в нее, чувствуя, как она пульсирует, и мы кончили вместе. Излился в нее, сперма хлынула, густая, обжигающая, заполняя ее до краев. Я рухнул на нее, дрожа, и прохрипел:

– Ты ненормальная, Буйнова.

– А ты дикий, Седов, – выдохнула она, ее пальцы гладили мою спину, пока сперма текла по ее ягодицам.

Мы поднялись, я потащил ее в душ. Горячая вода лилась на нас, я прижал ее к кафелю, наклонился к ее груди – соски были темными, набухшими, – и начал лизать их, посасывать, покусывать. Она застонала:

– Леша, боже мой, я не знаю что со мной, я хочу… хочу снов тебя.

Спустился ниже, раздвинул ее ноги, вода стекала по ее телу, а я впился в ее киску, сосал клитор, три пальца вошли в нее, терли ее изнутри. Начал трахать, клитор как спелая вишня был между моих губ, я сосал его.

– Да, Леша, глубже, да-а-а-а… а-а-а-а…

Она кончила снова, и это было для меня как лучшая награда, соки смешались с водой, я слизал их. Мила дрожала, вцепившись в мои плечи, пока вода глушила ее крики.

Потом мы побрели на кухню – варить кофе, завернувшись в полотенца. Мила стояла у окна, молчала, и я не выдержал – ее тело, ее изгибы, ее кожа, гладкая, как шелк манила меня, а член снова стоял.

Сорвал ее полотенце, как дикий рванул к себе, прижал к столу и впился в ее шикарную грудь – лизал их, кусал, пока они не стали твердыми, как орехи.

Так продолжалось слишком долго, яйца вновь налились спермой стали тяжелыми, член болезненно стоял, я снова ласкал ее киску которая давала влагу, готовясь принять меня.

– Леша, трахай меня, не могу больше!

Удобней устроился между ее ног, устраивая девушку на столе, раздвинул их как можно шире, закинув лодыжки себе на локти, ее киска раскрылась, блестящая, мокрая. Вошел медленно и глубоко, начал двигаться, стол скрипел под нами, и она кричала:

– Да, Леша… еще… сильнее… хочу тебя всего!

Я восхищался этой девушкой, хрипел, сходил с ума. Я сжимал ее бедра, долбил, пока она не задрожала, крича:

– Леша, я кончаю, да-а-а-а… а-а-а-а….

Ускорился, член пульсировал, и я кончил, заливая ее спермой – горячей, липкой, ее киска принимала ее всю, словно высасывая из меня все до последней капли, она стекала по столу. Мила обмякла, обняв меня, и я выдохнул:

– Ты меня угробишь, Буйнова.

– А ты меня, Седов, – прошептала она, и мы засмеялись, потные, счастливые, потерявшие всякий стыд.