Утром Валентину разбудил стук мелких камешков в окно; она распахнула его и выглянула наружу. Там ждал доктор Ламуан.
На нем был купальный халат, под мышкой он держал скатанное одеяло.
Валентина захлопнула окошко и очень скоро вышла из дома на садовую дорожку. Она тоже видела махровый халат, а под ним был красивый купальник; кепку от солнца она держала в руке.
Казалось, утро застало ее врасплох, она все еще моргала, отгоняя сон, когда подошла к доктору. Он улыбнулся ей и посоветовал ложиться спать пораньше. Она объяснила, что засиделась накануне допоздна, доделывая очередную фигурку. Тогда он улыбнулся еще более загадочно и порекомендовал поменьше корпеть над своими фигурками.
— Мне надо зарабатывать себе на жизнь, — кратко ответила она.
Он посмотрел на нее искоса из-под своих длинных ресниц — ей уже была знакома эта его манера.
— А как же с замужеством? — спросил он. — Разве вы не собираетесь обзавестись мужем, который вместо вас будет зарабатывать на жизнь?
Она побежала к дорожке, спускавшейся к пляжу, бросив на ходу:
— Сейчас слишком рано, чтобы судачить о будущих мужьях.
— Что правда, то правда, — засмеялся он. — Мужья уместнее ночью, чем днем, верно? Днем они трудятся, чтобы содержать своих женушек, а ночью…
На какое-то мгновение ее карие глаза встретились с его черными, взгляды их задержались, и ее охватило замешательство. Она сбросила халат, подбежала к кромке воды и, тут же нырнув, быстро поплыла от него.
Валентина хорошо плавала, а Гастон был просто отличным пловцом. Утро выдалось великолепное, в этот ранний час вода в море уже достаточно прогрелась, и Валентина, слегка озябшая в одном купальнике, с удовольствием бросилась в ласковые объятия моря. Она закрыла глаза и поплыла к невидимому горизонту, уверенная, что никогда не устанет, и это ощущение, что она вольна плыть куда угодно и сколько угодно, было самым восхитительным из всех, испытанных ею за двадцать шесть лет жизни.
До нее донесся голос Ламуана:
— Не стоит так выкладываться с самого начала. Вы же не собираетесь доплыть до Франции!
Валентина повернула к нему мокрое лицо и сморгнула капли с ресниц.
— Кто знает, — откликнулась она.
— В таком случае я плыву туда вместе с вами.
Они плыли рядом, потом он обошел ее мощными гребками, высоко выбрасывая руки из воды. Она изо всех сил старалась догнать его, не дать ему оставить ее далеко позади. Она поняла, что он намеренно подзадоривает ее, и не собиралась позволять какому-то мужчине, который знает здешние места гораздо хуже, чем она, потом, когда они вернутся на пляж, покровительственно похлопывать ее по плечу и учить, как надо плавать.
Поэтому, собрав все свои силы и волю, Валентина сумела сократить образовавшийся между ними разрыв со скоростью, которая вдохновила ее на дальнейшие подвиги.
Прерывисто дыша, она крикнула ему над сверкающей голубой гладью воды:
— Обгоню вас до острова!
— Остров еще далеко, — отозвался он. Но, оглянувшись и увидев, что она лихорадочно бьет по воде руками, точно котик ластами, развернулся и поплыл к ней; и тут Валентина поняла, что у нее начинает сводить судорогой ноги. В левую ступню, казалось, вонзились сотни иголок и булавок, а мышцы правой икры задергались. Она, как всегда, страшно испугалась первых признаков судорог и перевернулась на спину, собираясь передохнуть и дать Гастону знать, что с ней происходит.
Доктор Ламуан крикнул:
— Погодите, возьму вас на буксир!
Он приказал ей делать только то, что он скажет, а главное — не пытаться справиться самой. И по мере того как разгорался день и все жарче светило солнце, он плыл обратно к берегу, увлекая Валентину за собой. А она, полностью доверившись ему, послушно выполняла все его инструкции. Добравшись до пляжа, он на руках вынес ее из воды и положил на теплый песок, а сам опустился рядом на колени.
Там, в море, у нее уже начали синеть губы, но теперь они порозовели. Ее колотила дрожь, и он завернул ее в махровую простыню и стал легонько массировать сведенные судорогой мышцы, чтобы восстановить в них кровообращение и вернуть им утраченную упругость. Она через силу улыбнулась ему, когда он предложил вытереть ей полотенцем волосы. Голова девушки по-прежнему покоилась на его согнутой руке.
— Как хорошо иметь под рукой доктора, — прошептала она. — Особенно когда переусердствуешь.
— А зачем было это делать? — сердито сказал он. Его рука была сильная и теплая, с его черных густых волос на Валентину капала прохладная морская вода, девушка наслаждалась исходящим от этой руки теплом и оставалась лежать на ней, хотя, по-видимому, больше не нуждалась в поддержке, так как уже оправилась.
— Не знаю, — ответила она, следя за выражением его лица. — Но мне не нравится проигрывать!
— Просто какому-то мужчине, — усмехнулся он, — который, подобно кораблю, мог устремиться вдаль и скрыться за горизонтом.
Она пошевелилась, пытаясь высвободиться, но его рука не разжалась. Их взгляды скрестились. Он провел пальцами по ее щеке, словно не смог преодолеть невольное желание попробовать на ощупь ее прохладную, влажную кожу.
— У меня было такое чувство, что мы встретились снова, — отрывисто проговорил он.
— У меня тоже, — ответила она неуверенно.
— И теперь, когда это случилось, не позволяйте мне подстрекать вас к опрометчивым поступкам, например к заплывам на большую глубину. Однажды вы можете переборщить с этим!
— Не буду, — благоразумно ответила она.
Он приподнял ее лицо за подбородок, улыбнулся и сказал:
— Но сейчас, к счастью, все в порядке.
А потом он нагнулся, и она почувствовала на своих губах его губы. Сначала они лишь слегка касались ее рта, но затем вдруг впились в него долгим поцелуем. Она, следуя зову природы, ответила на него с той же страстью, подчиняясь неизъяснимому желанию насладиться прикосновением его чуть солоноватых жадных губ.
Он тут же поднялся и отрывисто пробормотал:
— Простите, мне не следовало этого делать. Надевайте-ка халат, и я провожу вас домой. Но может быть, вы предпочитаете позавтракать в Бледонс-Роке?
Она замотала головой, и мокрые волосы коснулись ее шеи.
— Нет, я хочу домой.
Но на полдороге к ее коттеджу он остановился и решительно заявил:
— С какой это стати вы будете завтракать в одиночестве, а не вместе с гостями в Бледонс-Роке? К тому же после приступа судороги в воде вам необходима порция бренди или чего-нибудь еще в том же роде. Я позабочусь об этом.
— Но мне не хочется, чтобы о происшествии узнал Ричард. В его доме уже есть одна больная.
— Тогда мы позавтракаем вместе в вашем домике. А если вам не хочется возиться, приготовлением завтрака займусь я. Вы можете не поверить, но я очень недурно готовлю.
Он стоял и улыбался — ждал, что она удивится. Но ее охватило лишь ошеломляющее, необыкновенное чувство радости от того, что он не собирается оставлять ее одну в коттедже и не заставляет ехать в Бледонс-Рок, завтракать вместе с гостями Ричарда… Ричарда, который всего несколько дней назад был для нее и солнцем, и луной, и звездами. Всю свою сознательную жизнь она считала, что единственный мужчина в ее жизни — это Ричард, и свыклась с мыслью о тусклом и безрадостном будущем, потому что ей оставалось лишь мечтать о Ричарде без малейшей надежды хоть на какую-то близость.
Но теперь, как по мановению волшебной палочки, вся ее жизнь изменилась — во всяком случае, она имела глупость так думать. И эту перемену произвело прикосновение к ее губам губ этого мужчины. Она знала, что отныне никогда, никогда не будет, точно нищая, выпрашивать у Ричарда крохи внимания.
Отныне для нее не будет иметь значения, любил ли он Роксану, влюблен ли он в Дану Йоргенсен или же теперь не способен любить никого. Для нее Ричард и его любовные дела отошли на второй план. Их отодвинул туда стройный мужчина с темными насмешливыми глазами, с непокорной прядью черных волос на лбу, которую приходилось водворять на место, и грацией пантеры. Мужчина, который поцеловал ее ранним утром, когда невысоко стоявшее солнце еще не обогрело мир, и чьи пальцы, даже если они лишь слегка касались ее, согревали волшебным теплом.
И она сделала это открытие в июне месяце, на двадцать седьмом году жизни, когда все еще свободна и ничем не обременена. Вся жизнь впереди!
Мужчине, который заботливо наблюдал, как она запахивает белый халат, показалось, что она вдруг ожила. Ее глаза засияли, на нежной коже щек проступил румянец. Она улыбнулась, как будто его кулинарные способности восхитили и очаровали ее.
— Прекрасно! — воскликнула она. — Вы поджарите яичницу с ветчиной, а я сварю кофе. А если все это у вас сгорит, мы откроем какие-нибудь консервы. Миссис Даффи запасла их целую гору.
Валентине никогда не забыть этот завтрак и те полчаса, которые они провели на кухне, готовя его. В конце концов она завладела сковородкой и поджарила тосты, он же приготовил великолепный кофе. Он рассказал ей, что в студенческие годы, и особенно перед экзаменами, держался исключительно на крепком черном кофе, секрет приготовления которого ему раскрыла бабушка-француженка. Пока они сидели за завтраком и солнце освещало их и клетчатую скатерть, он поведал ей многое о своей французской бабушке. Валентина поняла, что та была очень умной и властной старой дамой. Она жила в большом французском шато в Нормандии, куда Гастон приезжал на каникулы. А теперь, после ее смерти — и смерти его отца, шато принадлежало Гастону.
— Вы когда-нибудь жили там? — спросила Валентина, недовольно гадая, в кого он больше пошел складом характера — в своих французских или в английских родичей? Внешне он походил на француза, и иногда в его речи проскальзывал акцент, который ей очень нравился. Ни один англичанин не смог бы произнести ее имя — Валентина — так, как это получалось у него, и ей не терпелось услышать, когда он назовет ее по имени.
— Иногда бываю там, — ответил он с улыбкой. Он закурил и смотрел на нее сквозь колечки дыма. — В таком доме хорошо навсегда поселиться или, во всяком случае, регулярно жить. Это дом, куда можно привести жену, где можно создать семью.
— Но вы же не женаты? — полувопрошающе заметила она — не потому, что была в этом не уверена, — она это знала, — просто чтобы что-то сказать.
— Не женат. Пока что ни одна женщина не сочла, что сможет вынести меня в качестве мужа, — пошутил он.
— А вы… — Ее сердце так отчаянно забилось, что она испугалась: вдруг он заметит, как у нее в ложбинке на шее пульсирует жилка. — Вы встречали женщину, на которой хотели бы жениться?
Он ответил не сразу. Длинными загорелыми пальцами, не торопясь, загасил в пепельнице окурок и наконец медленно проговорил:
— В общем-то нет. Хотя могу упустить такую возможность.
— Вы хотите сказать, что упустили ее?
— Нет, — коротко бросил он и встал.
Его взгляд снова стал насмешливым, и она поняла, что наметившейся было близости пришел конец.
— Может быть, пойдем? — предложил он. — Мне нельзя забывать о пациентке. Пора поинтересоваться, как она себя чувствует.
Она проводила его до машины, и, прежде чем сесть за руль, он сказал:
— Кстати, чуть не забыл. Ричард настоятельно просит вас быть у него сегодня на ужине. Разрешите заехать за вами примерно в семь вечера?
— Если вас это не затруднит.
Он посмотрел на нее, иронически улыбаясь:
— Неужели вы думаете, что это может затруднить меня?
Она положила руку на дверцу машины, переполненная волнением и неведомым ей доселе острым ощущением счастья.
— Думаю… — отозвалась она, — надеюсь, что нет!
Он накрыл ладонью ее руку, и магическое тепло опять растеклось по ее телу.
— Не будьте так доверчивы, малышка, — тихо произнес он, и его лоснящийся серый лимузин отъехал от ворот.