Роксана выглядела раздраженной, когда Валентина вечером пришла ее навестить. Хотя днем Валентина не появлялась в Бледонс-Роке, она звонила туда, чтобы узнать, как чувствует себя ее подруга. Ответ оказался таким обнадеживающим, что она не сочла нужным карабкаться по крутизне к дому, поскольку все равно должна была приехать туда на ужин.
И вот теперь Роксана была оскорблена воображаемым невниманием к ней. А может быть, ее раздражение вызвано чем-то другим? Ведь брошенной ее не назовешь. В комнате у нее было все, что только могло ей понадобиться. Книги и журналы, корзина с фруктами, масса цветов… Видимо, Ричард приказал садовнику посылать ей побольше цветов, и комната теперь скорее походила на оранжерею, чем на спальню.
«Может быть, Ричард чувствует себя виноватым, — размышляла Валентина. — Возможно, он считает, что обморок Роксаны вызван неожиданным известием о его помолвке».
Вероятно, Ричард провел несколько часов возле больной, и Валентина надеялась, что это не испортит его отношений с невестой. Что до Роксаны, ее отношение к нему оставалось таким же, как всегда. А это означало, что она влюблена в Ричарда нисколько не больше, чем прежде, хотя готова была бы выйти за него замуж, если бы он не привез с собой невесту.
— Что случилось, где ты пропадала весь день? — набросилась она на Валентину, едва та вошла в ее комнату, одетая в темное вечернее платье и надушенная изысканными духами, которые приберегала для особых случаев. — Я надеялась увидеть тебя после обеда, раз уж ты не появилась утром.
— После обеда я была занята, — ответила Валентина.
— А утром?
— И утром тоже.
Валентина отвернулась, любуясь розами возле кровати.
— Дело в том, что я не хочу бывать здесь чаще, чем надо. Ты находишься здесь потому, что это необходимо. Но не стоит превращать дом Ричарда в проходной двор!
— Ты прекрасно знаешь, что это ерунда, — отрезала Роксана. — В прежние времена двери этого дома были открыты всем и каждому. Между прочим, сегодня здесь был ужасный переполох. Жена нового дворецкого обварилась кипятком и вышла из строя. Даффи не знает, за что хвататься, и не сможет теперь помогать тебе по хозяйству, пока не подыщут замену пострадавшей, конечно временную. Ричард полагает, что тебе следует переехать сюда, а свой домик пока запереть.
Валентину в первую очередь взволновало несчастье с женой дворецкого.
— Она обварилась сильно? Ее отправили в больницу? — засыпала она вопросами Роксану.
— О нет. Ее лечит доктор Ламуан. — Губы Роксаны скривились в иронической усмешке. — Этот человек отрабатывает свой хлеб. Сначала Он принялся лечить меня, а теперь Эдит — или как там ее зовут. — Она помолчала, а потом неожиданно спросила: — Говорят, ты с ним купалась сегодня утром?
К своему крайнему неудовольствию, Валентина, неизвестно почему, виновато покраснела.
— Да, мы с ним искупались до завтрака.
— И он завтракал в твоем коттедже?
— Откуда тебе это известно? — Валентина уставилась на подругу, не желая верить, что ей рассказал об этом он сам. Хотя, конечно, не было никаких причин скрывать это от Роксаны — или от любого другого человека. Завтрак наедине с молодой женщиной в ее коттедже — не преступление, хотя кое-кому это могло бы показаться странным, ведь они знакомы совсем недавно.
— Мне рассказал об этом Ричард, — ответила Роксана с улыбкой Моны Лизы. — Видимо, его это очень удивило, потому что доктора Ламуана нельзя назвать дамским угодником… Больше того, он избегает женщин. Это характерно для людей его профессии.
Валентина опустила глаза; у нее было такое чувство, будто у нее отняли нечто очень дорогое, обретенное лишь недавно.
— Не считай, что я сую нос не в свое дело, дорогая, — произнесла Роксана хрипловатым вкрадчивым голосом, который пускала в ход, когда хотела сказать что-нибудь неприятное. — Но ты простушка, а Ламуан себе на уме. Ты можешь придать чему-то значение, которое совсем не предполагалось… если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Не понимаю, — холодно отозвалась Валентина.
— Ну, милая, он привлекателен… очень привлекателен… И ему, вероятно, приходится отбиваться от женщин, которые мечтают его заарканить. Но я абсолютно убеждена, что он не из тех, кто готов серьезно связать себя с какой-нибудь женщиной. Он постарается избежать этого. Такие, как доктор Ламуан, не женятся.
— Откуда ты это взяла? — возмутилась Валентина, хотя ее раздосадовал прежде всего намек на то, что она уже подумывает о докторе Ламуане как о возможном муже.
Роксана передернула плечами:
— Я просто знаю, вот и все. Это ясно как день, когда наберешься опыта. Есть такие, которые стремятся жениться, и такие, которые этого не хотят. Гастон Ламуан из тех, которые не женятся.
— Похоже, ты вполне уверена в этом.
— Я совершенно… совершенно уверена. — В голосе Роксаны даже проскользнуло удивление: ну можно ли не понимать столь очевидных вещей! — У него стойкое неприятие семейных уз, и он в этом непоколебим. Доктор Ламуан — человек твердого характера, мягок он только с пациентами. С ними он может быть удивительно внимателен и заботлив. Он даже может лечить их задаром, если данный медицинский случай его заинтересует, нести любые расходы. Он щедрый, умный, терпеливый, настойчивый, непробиваемый, он ведет монашескую жизнь, и… он недосягаем.
— И все это рассказал тебе Ричард?
— Конечно нет! — воскликнула Роксана. — Чтобы понять все это, надо очень хорошо узнать человека, особенно мужчину. Мужчина не выдает себя, подобно женщине. Его надо знать.
— И ты хорошо знаешь доктора Ламуана? Ты была с ним знакома прежде, не так ли?
В этот момент тихо отворилась дверь и в комнату вошел Гастон Ламуан. Он явно уже подготовился к ужину: был свежевыбрит, тщательно причесан и переоделся в отлично сшитый смокинг. Он бросил на Роксану проницательный взгляд. На ее щеках проступила краска, и она со вздохом опустилась на подушку, когда он взял ее руку и с профессиональной бесстрастностью начал слушать пульс. Болезненно скривившись, она подняла на него глаза и сказала:
— Мне кажется, доктор, что ваша озабоченность моим здоровьем чрезмерна. Мне стало значительно лучше. Гораздо лучше, даже чем когда я приехала сюда. Почему бы вам не разрешить мне завтра встать с постели?
— Может быть, мы сделаем это послезавтра, — отозвался он.
Лицо ее исказилось.
— Я совсем не ожидала, что меня уложат в постель, когда отправлялась сюда помочь подготовить дом Ричарда к его приезду! — Она не сводила с доктора сверкающих глаз, и пятна на ее щеках стали пунцовыми. — Я также не рассчитывала познакомиться здесь с вами, доктор, для того чтобы вы устраивали с доктором Юстасом консилиум по поводу моего здоровья и приходили к единодушному заключению, что я совсем плоха и в тридцать два года превратилась в развалину!
— Что за глупость! — прервал он ее.
— Это не глупость. — Ее губы опять скривились. — Я просто смотрю фактам в лицо.
В глазах Роксаны мелькнула мука, когда она взглянула на Валентину, стройную и очаровательную в своем темном вечернем платье.
— Ну что ж, желаю вам обоим приятно провести время, — сказала она резко. — Вас ждет званый ужин, а потом советую вам погулять под луной возле скал. Валентина знает маленькую уединенную скамейку в парке, где вас никто не потревожит, где вы сможете остаться наедине с морем и ночью, полной тайн и чудес. Только не забудьте, доктор, что Валентина неопытна и простодушна. Воспользоваться этим было бы дурно!
Ламуан молча подошел к ночному столику возле кровати, взял коробочку с таблетками и пересчитал их.
— Как вы спите? — поинтересовался он.
— Очень крепко, когда я принимаю ваши таблетки.
— Вы принимаете мои таблетки?
— Ну конечно. — Она опустила рыжеволосую голову на подушку и иронически улыбнулась. — Какие же еще таблетки я могу принимать? Не считаете ли вы, что доктор Юстас пропишет мне что-то без вашего ведома?
Оставив ее вопрос без ответа, Ламуан невозмутимо сказал:
— Я загляну к вам перед тем, как вы заснете.
— Сделайте одолжение, — небрежно обронила она, — если сможете оторваться от той восхитительной скамеечки!
Выйдя из комнаты, Гастон пропустил вперед Валентину и пошел вслед за ней по коридору. И хотя за ужином они сидели рядом, он был очень молчалив. Ричард же, напротив, был явно в ударе. Мисс Йоргенсен тоже блистала под стать ему, хотя и в ином плане. Она была удивительно хороша в платье того типа, что всегда нравились Роксане, — из серебристого шелка, который облегал ее фигуру, подчеркивая соблазнительные линии тела. Однако Роксана в свои лучшие годы покоряла не только внешностью. Она блистала как собеседница и умела принять гостей в таком роскошном доме, как этот. Что до мисс Йоргенсен, она была слишком молода, чтобы вести интересные беседы, и не получила того воспитания, которое было дано Роксане. Она не обладала многими из достоинств Роксаны, и Валентине даже стало жаль ее мать, сидевшую напротив хозяина дома на другом конце стола и, похоже, сомневавшуюся, правильный ли шаг сделала ее дочь.
Валентина вызвалась помочь мисс Йоргенсен после ужина, когда очередь дошла до кофе в гостиной, потому что та опасалась разбить тончайшие фарфоровые чашки из очень дорогого кофейного сервиза. Гастон Ламуан, заметив, с какой грацией Валентина хозяйничала за кофейным столом, одобрительно улыбнулся ей, как человек от природы привередливый, любивший, чтобы каждый по возможности был на своем месте.
— Почему не вы помолвлены с Ричардом? — тихо спросил он, наклонившись к ней за своей чашкой кофе.
Она, чуть вздрогнув, подняла на него глаза.
— Вы самая подходящая жена для Ричарда.
Кровь бросилась ей в лицо, но не потому, что он разгадал ее тайну. Она уже больше не прочила себе Ричарду в жены, даже если бы он вдруг пожелал жениться на ней.
— Что за странная мысль! — торопливо ответила она, метнув взгляд в угол комнаты, где Ричард со своей невестой перебирали стопку пластинок для проигрывателя. — Ни одному из нас подобное никогда и в голову не приходило!
— Никогда? — спросил он, и его бровь насмешливо приподнялась.
Валентина поспешно отвела взгляд.
— Мы думали, что за Ричарда выйдет Роксана, — пробормотала она, снова наполняя свою чашку.
Он выпрямился и со вздохом произнес:
— Как, должно быть, упивалась мисс Бледон своим могуществом и помыкала всеми вами в пору своего расцвета! Если бы вы не старались изо всех сил убедить ее в ее абсолютной исключительности, она не металась бы в поисках смены впечатлений и не стремилась бы погубить свою жизнь.
— Вы не должны так говорить, — с упреком возразила Валентина. — Роксана еще будет счастлива. Должна быть счастлива!
Не ответив ни слова, он взглянул на нее и вышел из комнаты. В тот вечер Валентина больше не видела его. Она знала, что он отправился бродить по парку, возможно в поисках уединенной скамейки, о которой упомянула Роксана, но он не пригласил ее с собой, и домой ее повез около десяти Ричард.
Ночь выдалась великолепная, над морем светила полная луна, и Ричард остановил машину на краю скалы, чтобы они смогли увидеть море во всей его красе, полюбоваться мерцанием бесконечного волнующегося водного простора с кромкой пенистого прибоя, тихо плескавшегося внизу под ними.
— Дана не очень любит море, — вдруг сказал Ричард. — И ей не нравится скалистый берег. Возможно, я продам Бледонс-Рок и куплю дом где-нибудь в Центральной Англии. — Он посмотрел на Валентину с полуулыбкой. — Что ты думаешь об этом?
— Ах, не надо этого делать! — вырвалось у девушки. — По крайней мере, до тех пор, пока вы не убедитесь, что мисс Йоргенсен будет чувствовать себя более счастливой где-то в другом месте, — поправилась она.
Он закурил сигарету и снова пристально посмотрел на нее. В лунном свете казалось, будто от волос Валентины исходит сияние, как от расплавленного золота. Он уловил тонкий аромат ее духов, похожий на запах жасмина, и накрыл ладонью ее руку.
— Гастон рассказал мне об утреннем происшествии, — проговорил он. — Тебе не следует плавать на такие расстояния, которые тебе не по силам. А еще Гастон сказал, что совершенно не понимает, почему я не женился на тебе!
Валентина вздрогнула. Сегодня во второй раз заходил разговор об удивительном, по всей видимости, факте, что она не вышла замуж за Ричарда… но теперь его затеял сам Ричард!
— Это легко объяснить, — ответила она, осторожно высвобождая руку и соединяя ее с другой рукой на коленях. — Вы всегда любили Роксану. Я не помню поры, чтобы вы не были в нее влюблены!
— Теперь такая пора пришла, — тихо ответил он.
Она опять повернулась к нему. Он выглядел осунувшимся — впрочем, возможно, такое впечатление создавал лунный свет — и немного подавленным.
— Разве?
— Я навсегда переболел этим чувством, которое, словно тяжелый недуг, мучило меня много лет. А теперь я не могу понять, зачем зря потратил столько времени. Роксана не в моем вкусе… на самом деле не в моем. Если бы мы поженились, то никогда не были бы счастливы. Но с первого же мгновения, когда я увидел ее… я влюбился без памяти. Конечно, вы все знали это и, должно быть, часто жалели меня.
— Жалели, — откровенно призналась она.
Его серые красивые глаза потемнели, стали задумчивыми.
— Иногда мне самому становилось жалко себя. И тогда я уехал за границу, чтобы вычеркнуть ее из своей жизни. Ты знаешь, как она бессовестно помыкала мной. Она охотно принимала от меня дорогие подарки, которыми я осыпал ее, ничего не даря взамен… ничегошеньки!
— Ну, теперь у вас есть мисс Йоргенсен, — проговорила Валентина, чувствуя себя неловко: она никак не ожидала, что после стольких лет знакомства он так вдруг — однажды провожая ее домой — станет делиться с ней своими любовными переживаниями. — Теперь вы сможете обрести счастье и забыть Роксану, — добавила она.
— Роксану я не смогу забыть никогда, она как будто приковала меня к себе какими-то незримыми цепями. Мне тяжко видеть ее в нынешнем состоянии… Я готов сделать все возможное, чтобы к ней вернулись здоровье и красота. Что же касается Даны… Валентина! — Он решительно разжал ее сцепленные руки и взял одну ладонь в свои. — Знаешь, когда я решил жениться, как только найду женщину, которая согласится выйти за меня замуж?
— Не знаю. — Она вопросительно посмотрела на него.
— После того приема, когда ты поехала с нами на мою квартиру и я познакомил тебя с Гастоном. В следующий раз, когда я встретил его, он назвал тебя очаровательной… а раньше я никогда не слышал, чтобы Гастон называл хотя бы одну женщину очаровательной. Тогда я начал думать о тебе. О том, что ты почему-то оставалась в тени, такая привлекательная… такая милая. — Он залюбовался ее мягкими, откинутыми со лба волосами и ресницами, золотившимися на концах. — И тогда я понял, — продолжал Ричард, — что имел в виду Гастон. Ты необыкновенно женственна и прелестна. В тебе нет ни капли притворства, ты всегда остаешься сама собою. Повезет тому мужчине, который когда-нибудь женится на тебе!
— Итак, вы помолвлены с мисс Йоргенсен, — бесстрастным тоном вернула она его к прежней теме.
— Да… Это самое необъяснимое — думая о тебе, я сделал предложение другой. И теперь связан нерасторжимыми узами. Я не могу предложить тебе выйти за меня, потому что я не свободен.
Валентине вдруг стало смешно… А это свидетельствовало о том, насколько далека она была теперь от былой влюбленности. Его признание показалось ей абсурдным, хотя она знала, что он говорит совершенно серьезно. Он безнадежно запутался и счел возможным, поскольку она, по его словам, так женственна и мила, поделиться с ней своими печалями в надежде, что она поможет ему найти какой-нибудь чудесный выход из положения.
Но она не собиралась этого делать, раздосадованная его недостойным поведением. Коль скоро глупенькая Дана Йоргенсен завладела им, следует позволить ей удержать его при себе. Хотя бы потому, что Валентине он больше не нужен.
Как странно, что она так уверена в этом после того, как столько лет мечтала о Ричарде. И тем не менее это истинная правда. Он ей не нужен! Что бы он теперь ни говорил, ни делал и ни предлагал ей, он не сможет заставить ее мечтать о нем. Теперь, когда она точно знает, кто ей нужен.
— Простите меня, Ричард, — заговорила она. — Но вы помолвлены с мисс Йоргенсен, и нехорошо по отношению к ней рассуждать подобным образом. Когда вы женитесь… я уверена, вы почувствуете себя счастливым, если захотите этого. Годы, проведенные в скитаниях по свету, должны были породить у вас желание обзавестись семьей, и теперь вы сможете свить гнездо если не в Бледонс-Роке, так где-нибудь еще. Вот только жаль, если вы расстанетесь с Бледонс-Роком.
Он сосредоточенно смотрел на лунную дорожку.
— Здесь, у моря, я никогда не был по-настоящему счастлив, — признался он. — Роксана манила меня, подобно блуждающему огоньку, и я безрассудно пытался настичь ее. Я ни разу не остановился и не подумал, что, может быть, гоняюсь за обманчивым видением! — Он обернулся к Валентине и, криво усмехнувшись, пробормотал: — Похоже, я упустил свой шанс. Я тебя не интересую, даже если когда-то, возможно, интересовал… А мне почему-то кажется, что прежде я был тебе небезразличен. Вот так моряк упускает прилив.
— Поедемте, — мягко сказала она, прервав затянувшееся молчание. — Уже очень поздно.
Когда он высадил ее у ворот, она поняла, что их разговор не закончен.
— Валентина, — просительно произнес он, — собери свои вещи и переезжай в мой дом. Мы старые друзья, и я чувствую, что ты сейчас нужна мне в Бледонс-Роке. Между Роксаной и Даной с ее матерью я как между молотом и наковальней… Либо они оставят от меня одно мокрое место, либо я просто сбегу, а это не пристало джентльмену! Ты должна мне помочь не запятнать честь Стернов. Возвращайся прямо сейчас.
Валентина стояла в нерешительности, готовая согласиться по причине, о которой Ричард и не подозревал, но все же запротестовала:
— Мне не хочется бросать коттедж.
— Коттедж никуда не денется. — Он улыбнулся ей напряженной, заискивающей улыбкой. — Просто запрешь его, а Даффи время от времени будет заглядывать, проверять, все ли в порядке. Или ты сама будешь это делать.
— Сколько же времени, по вашему мнению, я должна прожить у вас? — Она подняла на него взгляд удивительно чистых золотисто-карих глаз.
— Пока не поправится Роксана. До конца лета. Столько, сколько ты захочешь!
— В таком случае я должна взять с собой все нужное для работы. У меня пара заказов, которые я еще не выполнила. А это означает, что вам придется найти для меня комнату под мастерскую.
— Мансарду, — быстро предложил он. — Прежнюю комнату Роксаны. Я распоряжусь подготовить ее для тебя и никому не позволю мешать тебе там. Это замечательно! — воскликнул он. — Просто великолепно, Валентина! Ты будешь жить и работать в моем доме… такая спокойная и деловитая Валентина! Моя золотоволосая Валентина!
Она повернулась к входной двери и вставила ключ в замок.
— Я вызову Джима Андерсона, чтобы он завтра отвез меня к вам, — решила она. — А утро потрачу на сборы и на то, чтобы привести домик в порядок.
— Я сам приеду за тобой. — Он взглянул на темный фасад коттеджа и нахмурился. — Мне не по душе, что ты останешься здесь на ночь одна. Позволь мне войти и подождать, пока ты соберешься. Я отвезу тебя к нам сегодня же.
Но она не захотела об этом и слышать.
— Ни в коем случае, — возразила она, про себя усмехаясь при мысли о множестве ночей, проведенных в одиночестве как в этом коттедже, так и в ее лондонской квартире, пока он ничтоже сумняшеся — конечно, в том, что касалось ее, — путешествовал по свету.
— Ну ладно, — согласился он, но ему явно не хотелось покидать ее.
Он направился было к машине, но вдруг вернулся, крепко обнял Валентину и неловко поцеловал. Неловко, наверное, потому, что она сразу отшатнулась.
— Прости, — извинился он, озорно ухмыляясь, и шутливо, как школьник, шлепнул ее. — Но ты так соблазнительна в этом черном платье. Да и вообще, мне следовало это сделать давным-давно! — вызывающе добавил он.
Когда машина отъехала, Валентина остановилась в прихожей у лестницы и прислонилась головой к перилам.
Ее поцеловали сегодня дважды, но какими разными были эти два поцелуя! Один, которого она так долго ждала, не пробудил в ее душе никаких эмоций. В то время как другой, нежданный, поцелуй едва знакомого мужчины в мгновение ока вдохнул в нее жизнь.
Этот поцелуй преобразил ее, превратив в женщину.