Мечта тигра

Он выглядел таким уставшим. Казалось, усталость была плащом, что он носил на его еще сильном теле. Я вспомнил печаль утраты. Я подавил ее, и она осталась внутри, терзала меня, когда я думал об этом, оставляя раны. Я все еще скорбел по нему. От этого во рту ощущался пепел.

Я отвернулся от него.

— Так что с этим не так? — спросил я, подняв пальцами амулет.

— Дело в том, что Анамика пересеклась со своим бывшим я и стерла будущую себя из ткани вселенной. Богини Дурги нет, потому связь между вами разбита, и у амулета нет силы. Без богини нет смысла в Дамоне и амулете.

Он сел на бревно и продолжил:

— Все, что вы должны были сделать, чем должны были стать, теперь в забвении.

Кровь застыла в моих венах.

— Ты про Рена и Келси…

— Они не встретились. Здесь вы с Реном давно умерли. Ты не можешь становиться тигром. У тебя нет силы, кроме того, что ты — юный воин.

— Оружие? — спросил я.

— Оружие и дары Дурги пропадают. Даже если ты смог бы забрать их у врагов, что ушли с ними, они не будут служить тебе. Помнишь, как я не мог выстрелить из лука?

— Помню.

— Ты тоже не сможешь. И оружие скоро пропадет.

— А демон?

— Локеш?

Я кивнул.

— Он не получил бессмертие, потому что амулета Дамона здесь нет.

— Ясно, — я опустился на траву, скрестил ноги и потирал большим пальцем амулет. Я потерял ее. Потерял себя. Потерял все. Отчаяние грозило охватить меня, но я кое-что понял. — Погоди. Если амулет не существовал, как ты здесь?

Кадам улыбнулся.

— Ты всегда был быстрым стратегом. Ты смог исправить это в моей линии существования. Помнишь, я сказал, что побывал на разных возможных путях?

— Да, — серьезно ответил я.

— Это был один из вариантов. Он ведет к хорошему результату.

— Какому?

— Думаю, ты сможешь победить и спасти ее.

— Но как? Ты вернешь меня к ней?

Он покачал головой.

— Я не могу перенести тебя во времени и пространстве отсюда, но могу дать совет.

— Давай, — сухо сказал я. — Я удивлен. Чем поможет совет, если я не в том времени, что она?

— Ты можешь вернуться в ее время, Кишан. Но когда ты пребудешь, останешься один, сможешь полагаться только на силу рук и хитрость разума. Тебе придется вытянуть ее из ее юного я, а это непросто. Даже с силой амулета было бы сложно. Ты делал нечто похожее, спасая Рена от смерти.

— Но тогда у меня был амулет.

— Да. Но ты пожертвовал бессмертием ради него. Спасая Ану, ты снова что-то отдашь. Но слушай сердце, сын. Я видел, ты это сделаешь. Сила освободить ее в твоих руках, — он склонил голову с горящим взглядом. — Сколько Ана рассказала тебе о прошлом?

Я пожал плечами.

— Не много. Часть прошлого она тщательно скрывает. Знаю, там ее что-то пугает

— Ясно, — он выдохнул с нерешительным видом. — Не думаю, что мне стоит рассказывать о ее прошлом, но ты все равно скоро узнаешь. Юная Анамика, которую ты видел, счастливый ребенок. Но вот-вот событие изменит ее жизнь, — он склонился с мрачным видом. — Ты должен это допустить.

— Что это? — спросил я, боясь думать.

Он сморщил нос.

— Если бы ты знал, то сделал бы все, чтобы это не допустить. Прости, Кишан, тебе лучше узнать это самому. Но ты должен спасти ее.

Мой желудок сжался.

— Спасти? Не только вытащить богиню из ее юного я, да? Кто-то попытается убить ее?

Кадам покачал головой.

— Я уже сказал больше, чем стоило.

Мой гнев вернулся.

— Ладно, — рявкнул я. — Дальше все утаивай. Только скажи, как туда попасть.

Мой друг и почти отец был ранен моим гневом и недоверием. Я всегда уважал его. Мне не нравилась брешь недоверия, что была между нами теперь, но мне надоели тайны, обернутые загадками и проблемами вселенной. Он теперь представлял все, что делало меня несчастным, и было просто сорваться.

Он отвел взгляд, словно не мог больше смотреть на меня.

— Ты хочешь взять его, дорогая? — спросил Кадам, глядя мне под ноги.

— С кем ты говоришь? — спросил я, озираясь.

— С Фаниндрой, конечно.

Золотая змейка ожила и развернулась, но выглядела не так, как обычно. Ее кожа облетела в нескольких местах, глаза казались тусклыми. Змейка проползла среди травы к ноге Кадама, вытянула тело и подняла его. Он протянул руку и нежно поднял ее, удерживал бережно в ладонях.

— Что с ней? — спросил я.

Кадам погладил ее спину, не дрогнув, когда отлетел кусочек кожи.

— Она умирает, — серьезно сказал он.

— Умирает? — встревожился я. — Фаниндра не может умереть.

— Может. Она — оружие Дурги, так ведь?

— Да, но… — я открывал и закрывал рот. Мне было плохо.

— Но Фаниндра не просто оружие, так ведь? — сказал он ей. — Она еще и дар.

Глаза змейки тускло мерцали.

— Дар?

— Да. Как вервь и плод, — он взмахнул руками.

— Но даров всего четыре.

Кадам посчитал на пальцах.

— Четыре дара, пять жертв, одно преобразование.

— Да, — я скрестил руки. — У нас есть четыре дара. Откуда Фаниндра?

— Ты знаешь, что каждый дар соответствует части амулета. Ожерелье — водная часть. Шарф — воздух.

— А Фаниндра…

— Время, — ответил он за меня.

— Время? — поразился я.

— Помнишь, я рассказывал тебе о первом храме Дурги? С колоннами?

— Да. Ты рассказывал, что Келси так поняла, как призвать богиню.

— Верно. Тогда Келси нашла четыре колонны. На каждой была сцена с кусочком ваших заданий. С тех пор я изучал колонны и кое-что обнаружил. Каждая колонна тоже представляла землю, воздух, огонь или воду. Кишкиндха была под землей — это земля. Шангри-Ла — в воздухе.

— Да, да. Огонь был там, где были лорды огня, а вода — Город семи пагод. При чем тут это? — спросил я, проводя рукой по волосам.

Кадам посмотрел на меня так, как делал, когда я был юношей, что не желал тратить время и энергию на его военные сценарии.

— Сколько там даров?

— Видимо, пять, — ответил я сразу же.

— И сколько частей в амулете? — тихо спросил он.

— Пять, — нетерпеливо повторил я.

— А колонн? — он многозначительно посмотрел на меня.

— Хорошо, — я думал об этой загадке. — Значит, там была колонна, что представляла и последний кусочек амулета?

— Да, была. Чтобы скрыть информацию о части амулета, связанной со временем, колонную разрушили.

— Кто?

Он взмахнул рукой.

— Не важно. Ты должен спрашивать, что на ней.

— Хорошо, — сказал я. — Что было на ней?

— Как ты и сказал, колонны показывали, как богиню Дургу можно призвать для каждого задания.

— Но больше заданий нет. Мы одолели Локеша.

— Да, — согласился он. — Локеша нет. Но у тебя еще осталось задание — спасти Анамику.

Я нахмурился.

— И что я сделаю? Снова призову богиню? Вытяну ее, как сделал с Реном? Сражусь с драконами? — я указал на него пальцем. — Богини Дурги ведь нет в этом мире. Как я могу тогда призвать ее?

— Ее нет, но ты должен ее призвать. Ты должен принести богине подношения, призвать ее душу и отделить от юной формы. Если получится, вы оба вернетесь в нормальный поток времени, а юная Анамика Калинга станет той, кем должна. Она уже дочь сильного мужчины, но, когда она вернется с испытания, она станет сильнее. Если ты не справишься, — сказал Кадам, — она не станет воином. Ее не будут учить с братом, учить вести армии. Жизнь не будет плохой для нее, но богиня Дурга не появится, и все ее добро тоже не будет совершено.

Я прижал указательный и большой пальцы к носу, зажав переносицу.

— Хорошо, — сказал я.

— Хорошо?

— Хорошо, — я поднял голову. — Я пойду. Сделаю подношение. Сделаю остальное. Если думаете, что я могу вернуть ее и спасти, я это сделаю.

Он долго смотрел на меня, казалось, он оценивает, каким я стал, и это его не радует. Это беспокоило меня сильнее, чем должно было.

— Вот, — сказал он. — Возьми ее.

Он поднялся, передал мне Фаниндру и бросил старый рюкзак у моих ног.

— Что это? — спросил я, взвалив его на плечо.

— Там нож, одежда, припасы и… яйцо феникса.

— Из моей комнаты?

— Да.

— Зачем оно в сумке?

— Потому что пора тебе раскрыть правду, Кадам.

— Правду? — когда мне дали яйцо, феникс предупредил, что оно не вылупится, а станет камнем правды. Насколько я знал, оно ничего не делало. Я пытался пару раз заглядывать в его, задавал вопросы, надеясь, что оно даст мне обещанную фениксом мудрость. Но ни свет, ни магия Дурги не проникали через оболочку. Я решил, что оно не отвечало мне.

Кадам прижал ладонь к моей руке.

— Там фляжка сока огненного плода. Я смог принести только это. Используй с умом. Ты теперь смертен, тебя могут ранить или убить. Береги себя, сын.

— Буду.

— И верни ее.

— Постараюсь.

— Я верю, — он сжал мою руку, его глаза сияли и пронзали. Я ощущал, что он хотел сказать больше, но сдерживался. Он погладил голову Фаниндры. — Поспеши, пока ее силы не иссякли. Она отведет тебя к госпоже. Удачи и прощай.

Я не успел ответить, он сжал амулет на шее и пропал.

— Что ж, — сказал я Фаниндре. — Остались мы с тобой.

Золотая кобра посмотрела на меня, высунула язычок. Золото осыпалось с ее тела, падая на траву. Дрожа от усилий, она повернулась и раскрыла капюшон. Ее тело покачивалось, словно она танцевала под мелодию заклинателя. Мою кожу покрыли мурашки от холодного воздуха. Казалось, смерть сжала меня ледяными руками. Деревья шелестели листьями, их тяжелые ветви скрипели на ветру.

Солнце между деревьями бросало столб света, но лучи не были теплыми. Почти в трансе я шел за покачивающейся головой Фаниндры, она двигалась к свету. Я хрипел, теплая кожа змеи стала холодной. Я шагнул на свет, и нас засосало в вакуум. Я думал, что кричал, но звука не было.

Один миг я был в ярком пространстве, и вокруг был лишь слепящий белый свет, а потом я вылетел на каменистую тропу. Я не дал себе упасть, но выронил Фаниндру. Рюкзак упал рядом с ней.

— Фаниндра! — завопил я и присел проверить, в порядке ли она. Теперь она выглядела еще хуже. Я отчаянно вытащил флягу сока, пару капель налил ей в рот, стараясь не пролить. Через миг она взбодрилась немного, но ее тело было белым. Она смогла стать украшением, и я спрятал ее в сумку.

Знакомый дом стоял на холме вдали, я узнал дом Аны. Взвалив сумку, я пошел туда. Издалека место казалось мирным, но я быстро понял, что что-то потревожило мир. Слуги бегали от дома к дому, люди собирались у конюшни. Выводили коней, я не успел подойти, а рожок подал мужчинам сигнал. Они завопили, подняли мечи и пошли по тропе от дома, оставив старых и женщины заламывать руки и всхлипывать.

— Добрая женщина, — я добрался до леди, работавшей в саду, горбившей спину, — что тут произошло?

Она посмотрела на меня, крупные слезы покатились по ее морщинистым щекам, оставляя следы на пыльной блузке.

— Они забрали мою дорогую девочку.

— Кто? — я тряхнул ее плечи. — Кто-то забрал Ану? — мое сердце похолодело, а она покачала головой, утихомирила вопли и вернулась к работе.

Я пошел к дому, не мог проглотить комок в горле, меня отвлек шелест из амбара. Недовольный вопль лошади и проклятие. Я завернул за угол, ожидая найти ее, но там был ее брат-близнец Сунил. Он пытался оседлать недовольного пони.

— Замри! — вопил он, сунув ногу в стремя. Он прыгал по земле, пока пони поворачивался.

— Помочь? — спросил я, взяв поводья.

— Спасибо, — сказал он и быстро забрался на пони. Тот тряхнул головой, пытался вырваться из моей хватки, но я удержал поводья. — Эй, — он узнал мое лицо. — Это ты пропал два месяца назад.

Два месяца? Фаниндра не смогла вернуть меня в тот миг, когда мы оставили ее. Бедняжка. Я поправил сумку. Мы были в нужном месте, но не времени. Подойдет и это.

— Да, — ответил я. — Это я. Как твоя сестра? — спросил я, изображая спокойствие. — Она пришла в себя.

— Сразу же, как ты ушел. Она не помнила тебя или женщину, как и не помнила, как потеряла сознание.

— Правда?

— Отец сильно разозлился, когда ты пропал.

— Да, девушка, что была со мной, убежала в лес. Она была ранена, так что я пошел за ней. Я хотел убедиться сперва, что твоя сестра была в порядке.

Сунил мудро кивнул.

— Я так ему и сказал, но отец мне не поверил.

— И, — сказал я, — она здесь? Твоя сестра?

Сунил расплакался.

— Ее забрали. Потому я уезжаю. Я знаю ее лучше всех. Я найду ее.

— Забрали? — мое сердце дрогнуло в тревоге. — Кто это сделал?

— В том и дело. Мой отец не знает. Мику забрали ночью воры.

— Откуда ты знаешь, что это были воры? — спросил я. — Она могла просто спрятаться, — но я в это не верил. Я знал, что это было то событие, о котором меня предупреждал Кадам.

— Мы искали ее почти весь день, но потом отец нашел следы сапог в ее комнате, — сказал он. — Отец вызвал ищеек найти ее.

— У твоего отца есть враг? — спросил я. — Тот, кто хочет навредить вашей семье?

Сунил покачал головой.

— Не знаю. Не понимаю, кто бы так сделал.

Я хлопнул Сунила по плечу.

— Я могу помочь. Я хорошо ищу.

Его глаза засияли.

— Ты можешь поехать со мной! — обрадовался он.

Я разглядывал его, склонив голову.

— Твоя мама знает, куда ты собрался?

Сунил прикусил губу, выдав себя.

— Думаю, мне стоит поговорить с твоей мамой. Может, она разрешит нам пойти. У тебя найдется конь для меня?

Он кивнул.

— Идем, — он слез с пони. — Я отведу тебя к ней.

Я пошел за ним к дому, он провел меня в густой сад сзади. Арка ворот была украшена лиловой бугенвиллией, что свисала и щекотала мне плечи, когда я прошел. Сад был полон цветущих растений: роз, бархатцы, рододендроны, лилии, орхидеи и, конечно, жасмин. Было легко понять, откуда у Анамики любовь к цветам.

Я коснулся изящной лилии и подумал о девушках, которых любил. Джесубай и Келси любили цветы. И Анамика их любила. Сунил оббежал меня и крикнул:

— Матушка!

Мы пришли к милой женщине с глазами Сунила и волосами Аны. Она была старше. Ее щеки были красными, она плакала, но все равно вежливо встретила меня и провела в дом. Она вызвала слугу, и мне дали прохладный напиток, и я сказал, что я — пилигрим, идущий домой, и выслушал историю о том, кто забрал ее дочь.

Я предложил помочь, спросил, что еще она знает, но она отмахнулась.

— Мой муж найдет ее. Ничто его не остановит.

Я кивнул.

— Уважаемая, я умею разбираться со злодеями. Обещаю, я помогу.

— И я, Амма!

— Нет, ладка. Если ты пойдешь, кто будет защищать меня?

Сунил спорил с матерью, а я думал, что мне нужно делать. Без носа тигра я не мог взять след. Я давно не искал как человек, но был уверен, что многое помню.

— Я могу увидеть комнату, откуда ее забрали? — спросил я.

Женщина разглядывала меня, а потом покачала головой.

— Я ценю предложение, сэр, — сказала она. — Но вы чужой. Я впустила вас в дом, но не могу пустить дальше, пока не вернется муж.

След остынет, если столько ждать. Я прикусил губу и думал, а потом улыбнулся ей.

— Тогда я приму ваше гостеприимство, ведь устал от дороги и хотел бы отдохнуть.

Сунил недовольно застонал, она отослала его сказать повару, что я буду за ужином, и я рассказал ей о его попытке последовать за отцом.

— За ним лучше следить, — предупредил я.

— Благодарю, — сказала она. — Я хотела бы отблагодарить вас.

— Не стоит. Это я должен благодарить вас за доброту в трудное время.

Она кивнула и вышла из комнаты.

После долгого ужина меня отвели в удобную комнату. Мне пришлось ждать, пока дом уснет, чтобы осмотреть комнату Аны. Я ждал и разложил на кровати содержимое сумки. Фаниндра выпала на одеяло и ударилась со стуком о яйцо феникса. Я скривился и поднял ее, но частички золота осыпались на кроватью

— Фаниндра? — тихо прошептал я.

Змейка ожила, удлинилась и стала толще. Она поежилась и открыла пасть, будто хотела поговорить со мной, но отползла. Ее хвост был твердым и металлическим. Она словно не могла завершить преобразование. Я отодвинул сверток с одеждой, нашел сок и открыл флягу.

— Выпей немного, — я протянул флягу к ней.

Она взглянула и решительно отвернулась. Фаниндра обвила слабым телом яйцо в три слоя, оставляя за собой золотую чешую и кожу. Ее бедная плоть была красной под ломающейся чешуей. Она утомленно опустила голову на металлическую часть хвоста.

— Скажи, — перед глазами все расплывалось. — Скажи, как исцелить тебя.

Змея медленно подняла голову, клыки торчали из ее пасти, золотые капли блестели на них. Я подумал, что она решила укусить меня, и был бы рад. Так она исцелила Келси. Может, укус как-то ей поможет. Но она погрузила их не в меня, а прижалась к яйцу.

Она отклонилась и ужалила. Я услышал треск, ее клыки пробили скорлупу. Ее тело пульсировало, она отдавала яд яйцу, а потом убрала клыки и упала на кровать. Ее белое брюшко было видно, ее зеленые глаза не мигали и угасли до черного. Тело Фаниндры содрогнулось, и она умерла.

Глава 16

Немного поздно

— Фаниндра! — закричал я.

Я подхватил тело питомца Дурги, спутницы, что годами была с нами, слезы заполнили мои глаза. Я не мог дышать, ее тело медленно превратилось в пыль в моих руках, и сияющая пыльца поднялась в воздух. Она окружила меня золотым облаком, частички света трещали. Я вытянул ладонь, тщетно надеясь поймать ее сущность, пока смотрел, как угасает давний друг.

— Не уходи, — молил я, но золотой свет рассеялся, и ничего не осталось. Мои плечи дрожали, я пытался подавить всхлипы, но не смог. Я не смог защитить Анамику, а теперь потерял Фаниндру. Келси и Рен так не проваливались. Я рухнул на кровать, вытер лицо рукой и смотрел на потолок

Было тихо. Все отдыхали. Фаниндры не было, Анамику забрали, и я ощущал себя одиноко. Я сам обрек себя на годы одиночества в джунглях. Я говорил себе, что мне это нравилось. Что я не был как Рен. Что мне не нужны люди. Ложь. Когда Келси и Рен ворвались в мою жизнь, попросили уйти, я хотел пойти с ними. Мои отношения с братом были очень хрупкими. Я думал, что он винил меня, ненавидел за то, что произошло с Джесубай. Даже после веком я не мог посмотреть ему в глаза.

Теперь я скучал по нему. По всем. И хотя видеть Келси и Рена на их свадьбе было сложно, теперь воспоминание было горько-сладким. Они были счастливы. Он светился, танцуя с женой, и она смотрела на него с любовью. Я не мог лишить их этого. Я хотел, чтобы они были здесь со мной. Втроем на последнем задании.

Рен придумал бы выход. Он очарованием выудил бы информацию у матери Аны, просто улыбнувшись. Келси всегда хорошо отвлекала меня, заставляла думать о хорошем. У нее был дневник исследований Кадама, она бы придумала план спасения. Я любил это в них.

Я любил их. Даже расстояние не могло это изменить. Они были моей семьей.

Как и Ана. Я проникся ею. Мы были нужны друг другу. Она была храброй и упрямой, верной, а я… должен был спасти ее. Я был за нее в ответе. Из-за меня ее забрали. Моя беспечность привела к этому. Удивительно, что она не была мертва.

Я вдохнул и встал с кровати, пошел к двери и ударился об косяк головой. Я забыл, что дверь в мою комнату была низкой. Я тихо прошел в другую комнату и увидел, что Сунил спит. В смежной спальне были родители Сунила. Его мать отдыхала поверх кровати в одежде, словно ждала вопль, что Анамика вернулась.

Дальше была комната Аны. Я присел и проклинал то, что потерял то обоняние и усиленное зрение. Я хотел бы использовать взгляд Фаниндры, но она умерла. Я подавил волну печали и приступил к работе.

Ее комната почти не отличалась от той, что была во дворце. Она любила собирать вещи. Тут были гладкие белые камни, сухие цветы в глиняном горшке, красивая лента, гребешок. Вещи Анамики были простыми. Все было на своем месте.

Хотя ее забрали прошлой ночью, следов борьбы не было. Не было ни пылинки. Я нахмурился. Следы уже смели с пола. Мама Аны убрала комнату, ожидая возвращения дочери.

Я выглянул в окно, отодвинув штору. Было просто увидеть, как ее похитители забрались сюда и без сложностей унесли. Форма здания была такой, что и Ана, наверняка, порой так убегала, пока все спали. Я высунулся в окно и увидел засохший след сапога. Я поднял прутик с подоконника и соскреб грязь.

Я поднял к носу и вдохнул. Запах был слабый, но понятный. Верблюжий навоз. Анамику мог забрать караван. Торговцы часто путешествовали, чтобы продать товары. Ана была красивой даже в детстве, могла привлечь внимание. Ее могли легко продать в рабство или богачу для игр. Мне стало не по себе.

Я быстро вернулся к себе и собрал вещи. Если бы у меня были бумага и ручка, я оставил бы Сунилу записку, но передумал. Он пошел бы следом. Я выбрался из дома и пошел по тропе, луна озаряла путь и следы отца Анамики.

Я не уходил с тропы, по которой пошли спасатели, до второго дня. Всадники, что искали Ану, следовали за отпечатками копыт верблюдов, но потом следы загадочно пропадали. Было видно, что отец Аны и его охотники покружили в этом месте, а потом пошли дальше.

Я быстро пошел туда, добрался через час до хорошей дороги. Там было много следов — лошади, телеги, даже слоны — но не было верблюдов. Это не отогнало охотников, и они поехали дальше, их след пропадал вдали. Я думал пойти за ними, но пропавшие следы не давали покоя.

Я вернулся к месту, где они пропадали, и рассмотрел землю. Я большую часть вечера понимал, что произошло. Земля была каменистой в том районе, вела в глубокий овраг. Сверху спуск казался опасным для группы животных, но я пару часов изучал кусты и нашел путь.

Он был хорошо скрыт, вычищен, ведь по камню идти было проще, но я знал, что искать. Это был тот путь. Той ночью я забрался на скалу и спал в пещерке с видом на реку внизу. Если бы я перевернулся, то разбился бы. Но я не спал два дня, сок медленно иссякал, ведь мне нужны были силы

Когда я открыл флягу в ту ночь, думая идти дальше, несмотря на усталость, я замер и подумал, что сок может пригодиться в спасении Аны. Я не хотел тратить время на сон, но нужно было. Той ночью мне снилось, что она звала меня. Что она заперта в таком тесном месте, что не может вытянуть ноги, и ей очень больно. Я резко проснулся. Было все еще темно, но огоньки озаряли каменный потолок ниши.

Я моргнул, протянул руку и обнаружил, что и моя кожа сияет. Я опустил взгляд, моя сумка была открыта, было видно яйцо феникса. Оно сияло изнутри, и я увидел внутри вспышки, похожие на биение сердца. Я подвинулся, взял яйцо и заглянул в глубины.

Как такое было возможно? Феникс сказал, что из него никто не вылупится. Я сжимал его ладонями и прошептал:

— Ты жив?

Тепло затопило мои ладони, сердечко пульсировало, и моя кожа дрожала в такт.

— Ты поможешь найти Анамику? — спросил я. Яйцо похолодело. Свет угас, как и моя надежда. — Ты не можешь, — ответил я за него. — Зачем ты тогда?

Крохотный пульс бился у моего пальца. Я печально улыбнулся.

— Я тебя не виню, — сказал я, хоть и не знал, за что извинялся. — Это я потерял ее.

Я лег, прижимая ладонь к яйцу. Мысль, что я уже не один, успокаивала. Ночь пролетела быстро, я спал.

На следующий день я прошел в овраг, хмуро увидел, что к верблюдам, за которыми я шел, присоединились другие. К полудню десятки других всадников присоединились к группе, некоторые отделились, а другие остались. Я не знал, у кого Анамика.

Ночью я добрался до лагеря каравана и поискал лидера. Мужчины были мрачными, но было несколько женщин и детей, что казались опасливо добрыми, это меня немного успокоило. Я спросил, давно ли они тут, и если у них товары. Они показали мне многое, но не упомянули раба. Я намекнул, что мужчину, на которой я работаю, интересует новая жена, ведь старая стала страшной и вредной.

Мужчины рассмеялись, но не смогли помочь.

— Жаль, — сказал я. — Он богатый и хорошо заплатил бы за правильную девушку, — я снял сумку и сел у костра, принял благодарно еду и воду от женщин. Я расстелил покрывало, что мне дали на ночь, и появился мужчина. Он был грязным и чесал бороду.

— Я могу знать того, у кого есть то, что ты ищешь, — тихо сказал он.

— О? — спросил я, склонившись над сумкой, словно проверял вещи.

— Да. Упомяни мое имя, конечно, — добавил он.

Он рассказал мне о караване, который они прошли, и описал, куда они двигались. Я прижимал ладонь к яйцу феникса. Камень быстро согрелся, и я понял, что мужчина говорит правду.

— Благодарю за помощь, — сказал я и бросил мужчине монетку из мешочка, что оставил в сумке Кадам. — Если я найду их, потом дам больше.

Мужчина жадно облизнул губы и старался не смотреть на мою сумку. Он ушел, сверкая глазами.

Я лег, но не спал. Я знал, что он попробует забрать мои вещи. Когда он пришел, я взмахнул рукой и сбил его на землю. Мои руки обвили его шею, не дав ему закричать.

— Здравствуй, друг, — сказал я, пока он извивался под моим коленом. — Ты же не хочешь ограбить меня, когда твой караван гостеприимно принял меня?

Он выпучил глаза и покачал головой. Я потянулся в его карман, вытащил монеты и острый нож, что он уронил. Я прижал нож к его горлу.

— Оставим это между нами? — спросил я. — Иначе придется пролить твою кровь, а не хотелось бы портить хорошую ночь. Да?

Он закивал, и я отпустил его. Он убежал во тьму, а я схватил сумку и забрал покрывало. Вскоре я покинул караван. Еще за день я добрался до тех, кого мне описал вор. Этот караван был крупнее. Там было несколько телег с лошадьми, помимо нагруженных верблюдов. Я услышал вопль хищной птицы сверху, увидел, как она опустилась на вытянутую руку всадника на лошади.

Караван двигался достаточно медленно, чтобы я легко догнал их, но рядом с ними меня тут же окружили наемники. Я поднял руки и сказал, что был у другого каравана, и меня отправили сюда, ведь я хотел ценный товар, и со мной было выгодно торговаться.

Один из них свистнул, подошел другой всадник. Я узнал в нем лидера. Кожаная перчатка показала, что это он был с птицей. На одном глазу у него был жуткий шрам, глаз был молочно-белым, но он смотрел на меня, и я понимал, что это не делало его менее опасным.

Он был большим. Крупнее многих воинов. Его руки и грудь были мускулистыми. Длинная татуировка скрещенных мечей начиналась на скуле и пропадала под рубахой. Даже его конь был необычным. Я давно не катался, но видел его развитую грудь и настороженные глаза. Он был обучен для боя.

Я надеялся, что склонил голову с уважением, представился своим именем. Анамика жила задолго до моего рождения. Еще не существовал даже мой прапрадед, так что можно было назвать свое имя.

— Почему ты шел за нами? — спросил мужчина низким голосом.

— Мастер послал меня, — ответил я, — найти ему новую жену.

Лидер вытащил нож и провел большим пальцем по рукояти.

— И почему же ты решил, что мы торгуем женщинами? — спросил он. — В этом приятного мало, да, ребята? — спросил он.

Наемники вокруг меня расхохотались. Я знал, что Анамика у них. Телеги были первым знаком. Они не хотели бы показывать, что у них женщины или дети. Птица явно передавала послания, чтобы в тайне связываться с работорговцами. Я нахмурился. Телеги не проехали бы овраг, но я понимал, что с ними было легко встретиться позже.

Я подумал о другом. Почему верблюды? Они были не просто торговцами. Да, у них были верблюды, но для переноски груза, а не транспорта. Почему Анамику похитили на верблюдах?

Один из них указал на меня мечом.

— Мне научить его не оскорблять вас? — спросил он у мужчины со шрамом, придвинув коня. Его поведение говорило о жестокости.

Мужчина смотрел на меня, склонив голову, а потом посмотрел на солнце. Он вздохнул.

— Я бы хотел уйти дальше. Если мы хотим встретиться с покупателями, нужно ускориться. Ведите его, — сказал он и дернул поводья коня, повернувшись к каравану, что двигался, пока мы говорили.

Мужчины подошли, а я возмутился:

— Я без оружия. Я пришел торговать.

Мужчины рассмеялись, окружив меня на конях. Один сказал:

— Только дурак или фанатик пошел бы из дома без оружия. Дураком ты не выглядишь, значит, фанатик, — он склонился. — Жаль говорить, но твоя вера явно слаба. Вряд ли бог или богиня спасут тебя.

«Нет, — думал я. — Я должен спасти ее», — я открыл рот, чтобы что-то сказать, повернулся, и сапог прилетел мне в лицо. Голова отдернулась, я сплюнул кровь. Мешок упал с моего плеча, я поднял руки, но череп пронзила боль. В ушах стоял рев, и небо потемнело.

* * *

Сначала я ощутил равномерное покачивание. Желудок мутило, я хотел повернуть голову, чтобы содержимое не оказалось на груди.

Я застонал и поднял палец, коснулся опухшей щеки, нащупал шишку на голове. Мокрая ткань плюхнулась у моей ноги, а за ней и ворчливый голос:

— Потом лучше убери за собой.

Я прищурился и различил крупный силуэт в углу.

— Кто вы? — спросил я.

— Хмф, — сказал голос, человек придвинулся. — Это разве важно?

Я сел с резким шипением, прижался спиной к стенке телеги и услышал звон железа. Мои лодыжки и запястья были прикованы к полу.

— Я Кишан, — сказал я. — Я пришел спасти девушку.

Я услышал смех.

— Нашел ее? Хотя, судя по твоему состоянию, ты мне поможешь.

Я взял мокрую тряпку и прижал к щеке, а потом к затылку. Боль быстро проходила. Даже худшая боль быстро пропадала, когда я становился тигром. Только это успокаивало меня, когда Рена похитил Локеш. Его пытки были ужасными. Мы говорили об этом, оба поклялись не говорить Келси, что с ним было. Мне снились кошмары от одних мыслей.

Боль теперь была несравнима с тем, что он испытал, но заставляла задуматься. Меня могли убить. Они могли убить меня, чтобы я не достиг цели. Я должен быть осторожнее. Было глупо ходить без оружия. Я никогда еще не был без оружия. У меня всегда были зубы и когти. Оружие Дурги пропало. Стоило взять оружие в доме Анамики или попросить у Кадама.

Конечно, он сказал бы, что есть причина, по которой все будет испорчено, если взять оружие из будущего в прошлое. Он сам собирал мою сумку… ох, сумка! Я ощупал пол в темноте.

— Твои вещи забрали, глупый, — сказала насмешливо женщина. — Ты их не найдешь.

— В-вы знаете, куда нас везут? — спросил я.

— На аукцион рабов, — ответила она. — Ты будешь много стоить.

— Где это? — сказал я. — В каком городе?

— Он перемещается. Порой он в оазисе. Порой в городе. Порой у берега. Там лучше всего.

— Вы давно с ними?

— Я сохраняю рабов живыми, — сказала она.

— Тогда вы знаете девушку, которую я ищу, — я ощущал ее взгляд, хотя тут было темно. — Прошу, — взмолился я. — Я ее защитник. Скажите, она жива?

Тишина два вдоха, а потом женщина тихо сказала:

— Да, мальчик. Она жива.

Я не знал, что задержал дыхание, пока не выдохнул.

— Спасибо, — сказал я.

— Похоже, защищаешь ты плохо, раз сам попался.

— Это временно, — сказал я.

Ответ был хрипом, и я подумал, что женщина подавилась, а потом понял, что это смех.

— Не верите, что я освобожу нас? — спросил я.

— Сынок, я тут давно, — сказала она. — Дольше, чем ты живешь.

«Тут она не угадала».

— Никто еще не сбегал. Никто из выживших.

— Я буду первым.

— Посмотрим.

Я извернулся, сунул пальцы между лодыжкой и оковами, пытался найти слабость в цепи. После пары попыток я сдался.

— Лучше отдыхай, — сказала женщина. — Завтра ты им нужен свежим.

— Завтра?

— Завтра аукцион.

Один день? Оставалось пару часов, чтобы понять, как спасти Анамику и себя. Времени не хватало.

На следующий день меня вытащили из телеги и облили ведром воды, потом бесцеремонно втащили в здание. Я сидел на земле с дюжиной пленников, разглядывал их, но там были только мужчины. Старушка из телеги ходила с корзинкой лепешек, давала каждому по одной, а потом пришла с кувшином воды и черпаком. Нам давали выпить по одному черпаку, она двигалась дальше.

Рядом со мной она склонилась и шепнула:

— Ищи мужчину в лиловом тюрбане. Он хочет купить твою девушку.

Я поймал ее за руку. Наши цепи звякнули.

— Спасибо, — сказал я. — Когда я ее вытащу, то вернусь за вами.

Ее морщинистое лицо озарила усталая улыбка, но она промолчала и пошла дальше. День тянулся медленно, мужчин уводили по одному. Я слышал вопли, аукцион длился, и наступила моя очередь. Меня вывел из здания крупный мужчина с изогнутым мечом на боку. Я боролся, он стукнул меня по голове, и звон заменил в ушах шум толпы.

Людей было много. Рабы держали зонтики над хозяевами, обмахивали их веерами, а они сидели на коврах или стульях под ярким солнцем. Мою рубаху сорвали, чтобы они видели мои руки и грудь, и аукцион начался.

Я быстро заметил мужчину в лиловом тюрбане. Он скучал, поглощал еду с подноса, а не следил за действием. Я не знал сначала, как привлечь его внимание, а потом заметил вокруг него дрожащих девушек. Их лица были скрыты, они были юными. Анамика была того же возраста.

Слуга что-то случайно пролил и застыл. Ужас сделал его кожу белой. Мужчина улыбнулся и похлопал щеку мальчика. Он обвел шрам на лице юноши, и дрожащий мальчик ушел.

«Он любит ранить детей», — подумал я.

Я тут же понял, как заставить его купить меня. Я быстро оттолкнул мужчину, держащего мою цепь, спрыгнул с помоста и опустился перед мужчиной в лиловом тюрбане. Девушки не дрогнули, хотя я мог упасть на них. Я кричал на покупателей, бросил песком в мужчину в тюрбане, плюнул в его лицо и сказал, что знаю, что он делал с детьми.

Он медленно встал, улыбнулся и предложил хорошую сумму за меня, как только меня оттащили. Предложение тут же приняли, и меня увели. Пока меня не завели в здание, я услышал вопли и посмотрел на помост. Анамика стояла в центре — одна, грязная, невинно красивая. Мужчина, купивший меня, встал с голодным видом.

Я хотел радоваться, что достиг цели, услышав крик, что мужчина в тюрбане купил Ану, но мне было страшно. Желудок сжимался, когда ее повели в то же здание. Она была прикована к месту напротив меня.

Я осмотрел ее с головы до пят, обрадовался, что она не сильно пострадала. Она опустила голову, темные волосы закрыли лицо.

— Ау? — тихо сказал я, когда мы остались одни.

Она посмотрела на меня зелеными глазами, в них блестели непролитые слезы. Мне было не по себе от того, что она меня не узнавала.

— Я вытащу нас отсюда, Ана, — сказал я. — Обещаю.

Она охнула, мужчина вошел и осведомился:

— Ты говорил с ней?

— Нет, — сказал я.

— Преподайте ему урок, — сказал голос за стражем. Мужчина в лиловом тюрбане. — А потом в путь. Солнце жаркое.

— Да, господин, — сказал страж. Он взмахнул рукой, и его сильный кулак попал по моему лицу.

Глава 17

Настоящий злодей

Моя голова дернулась, медный вкус крови заполнил рот. Я едва успел заметить, что один из зубов отлетел, как обрушился второй удар. Когда мой глаз опух, а дыхание вырывалось с хрипом, мужчину отозвали. Я не шевелился, ждал исцеления, что боль утихнет, но стало только хуже. Я застонал, потянулся за исцеляющим соком и вспомнил, что сумку забрали.

Пропажа сока была плохой, но потерять камень правды было вообще глупо. Если это было мое задание, которое я должен выполнить один, то я здорово все испортил. Рен и Келси справились бы лучше.

Я смог приоткрыть глаз и увидел Анамику напротив. Она смотрела на меня большими испуганными глазами. Мне нужно было стараться ради нас обоих. Несмотря на боль, я улыбнулся ей, но она быстро отвернулась. Или она боялась, что ее побьют, или что добьют меня.

Когда нас собрали, я пошел по своей воле. Хотя избиение было жестоким, ран серьезных не было. Кости не были сломаны, тело все еще было сильным. Я ощущал, как опухли щеки и челюсть. Хуже всего было знать, что мое опухшее лицо пугало юную Ану. Я был уверен, что выглядел жутко.

Старшая версия Анамики дразнила меня как-то, что я использую внешность, чтобы получить больше еды. Я сказал ей, что она не в себе. Девушки всегда любили Рена, не меня. Слуги шептались за руками, когда я приходил в столовую, да, и они предлагали мне дополнительные тарелки, но я подозревал, что это из-за того, что я был слишком строгим и не общительным, и они хотели связываться со мной как можно меньше. Они бросали еду и убегали.

Когда я сказал, что они боятся меня, Ана насмешливо расхохоталась, как делала часто, и сказала, что они пытаются привлечь мое внимание, и плохо, что я был глуп и не замечал симпатии девушек.

— Во мне нечего любить, — сказал я ей тихо, жалея себя. Она обхватила мое лицо ладонями в ответ, пока я не посмотрел на нее. Это было нежно. Так она поступала редко.

— Умная девушка, — сказала она, — увидит мужчину за броней. И, — добавила она, обводя белый шрам на моем подбородке от давней битвы, — самые крепкие камни — самые ценные. Они не ломаются. Слабые камни разбиваются об них. Эти камни женщины получают и носят на пальцах как символы любви. Это так?

— Да, — ответил я, — но ты забываешь, что бриллианты любят за блеск, а не прочность.

— Почему не за оба качества? — спросила она. — Для блеска нужно лишь немного отполировать, — она шлепнула меня ладонью по носу и принялась натирать. Я рассмеялся и отодвинул ее, а извернулась, вскочила на ноги и погналась за мной с горстью грязи, заявляя, что натрет меня ею, чтобы сделать красивее.

Это было одно из хороших воспоминаний об Анамике. Она всегда умела отвлекать меня от мрачных мыслей. В том и дело. Я не хотел отвлекаться. Я хотел страдать, скучая по Келси и жалея себя. Каждый ужин после этого, когда мне доставалась дополнительная тарелка, она шевелила бровями, пытаясь вызвать мой смех. Я не ценил ее попытки и часто оставлял одну. Вскоре она перестала пытаться подбодрить меня.

Когда-то я считал ее черствой. Слишком строгой, чтобы позволять мягкость, но я увидел много ее сторон, у меня был доступ к ее эмоциям. На тех, кто ранил других, она бросалась с отмщением, но для маленьких и разбитых была нежной. Она не нянчилась, но ее доброта и щедрость сияли. Я думал, что это была часть ее сияния богини, но видел эти проявления и в юной версии.

Мы шли за новым хозяином, и она с сочувствием улыбнулась мне. Она словно знала, о чем я думаю, и хотела показать, что понимала. Хотя она не знала, кто я и кем она станет, хоть еще была ребенком, ее присутствие успокаивало меня. Я не понимал, как привык к ее обществу. Было правильно идти рядом с ней, хоть ситуация не была идеальной.

Анамику сунули в телегу, а меня заставили забраться на верблюда. Поводья мне не дали, зверь следовал за мужчиной впереди меня. Мое лицо пылало от солнца, пока мы ехали, и я дремал, радуясь, когда давали сделать глоток из фляги. Я смотрел на телегу Аны, надеясь, что нас не разделят.

Если я страдал на спине верблюда, то внутри телеги, где она сидела с другими рабами, было хуже. Хотя я слышал тихие всхлипы детей, я не знал, издавала ли звуки Ана. Старшая ее версия редко показывала такие эмоции, но, может, юная отличалась.

Когда солнце село, мы остановились. Стада животных, в основном верблюдов, усеивали землю. Может, новый хозяин торговал ими. Я заметил наемников на страже. Они стояли с промежутками в пятьдесят футов, у каждого был жуткого вида ятаган. Я перестал считать после пятидесяти. Если мужчина был простым торговцем верблюдами, то я тогда… как там Келси говорила? Астронавт. Верблюдам защита почти не требовалась, так зачем столько вооруженных людей с взглядами на горизонт.

Луна казалась размытой, и я моргнул, чтобы она обрела форму. Теперь солнце опустилось, стало прохладнее. Мужчина зажигал лампы на дозорных вышках. Они отбрасывали приглушенный свет на песок, где выстроили новых рабов. Юных, включая Анамику, повели через одни врата, а меня и двух других мужчин — в другие. Мои мышцы напрягались в цепях, ее уводили. Грохот моих цепей привлек внимание стражи вокруг нас, меня осмотрели.

— Этот причиняет проблемы? — спросил мужчина.

— Пытался поговорить с детьми, — ответил другой. — Но в пути был не плох. Понял свое место.

Первый хмыкнул и сказал:

— Лучше следите за ним, — он махнул нам идти за ним.

Меня заперли в клетке, и двое других рабов были рядом, нам дали тарелки еды и чашку воды. Двое других устроились в углу и уснули, а я остался сидеть и слушал стражу.

В доме Раджарам стражи были старательными, и даже вечерние разговоры были тихими, но веселыми. Это место отличалось. Настроение было мрачным, напоминало грядущий шторм в море. Люди были черствыми. Жестокими, а не закаленными боем. Я вспомнил тех, кто работал на Локеша. Они видели много и были готовы на все, чтобы сохранить места или головы на плечах.

Я несколько часов наблюдал за ними. Боль все равно не дала бы поспать. Утром нас представили начальнику рабов. Если я считал солдат жестокими, но этот был еще хуже. У него не хватало нескольких пальцев на правой руке, и он носил перчатку. Она была специальной, вместо тех пальцев были ножи. Он тут же пригрозил, что распорет нас, если мы выбьемся из ряда, и взмахнул рукой, доказывая. Я поверил.

Нас тут же отправили работать. Моя сильная спина привыкла к труду сильнее, чем у моих товарищей. Я быстро показал себя, но двое других не были такими здоровыми или крупными, и за это их побили. Вскоре я убедился в своих подозрениях. Верблюды были тут, чтобы скрыть торговлю оружием.

Мужчина в тюрбане продавал оружие всем, кто платил, он нанял несколько караванов, что торговали с разными богатыми племенами в разных местах — и не в Индии тоже. Чтобы не было беды за продажу оружия другим королям или армиям обоих сторон, его личность была в тайне, и сделки проводили его помощники. За неделю я упаковал тысячи ножей, стрел и прочего так, чтобы эти свертки подходили для спины верблюда.

А еще я грузил зерно, ткани, специи, мед и разные другие товары, что скрывали торговлю оружием. Караван с тканью был обычным делом, но если бы кто-то знал, что за яркими свертками скрывается оружие, караваны обыскивали бы внимательнее. Торговцы были с несколькими стражами, но это тоже не было ненормальным.

Должен признать, все было организовано с умом.

Прошла неделя, Анамику не было видно, хотя я заметил другого ребенка — мальчика лет пятнадцати. У него были синяки на руках, хромота и опухшая губа. Он сжимался, глаза были впавшими. Мальчик выглядел голодным, и я не смог рассмотреть других детей, чтобы понять, купили ли его в одно время со мной, или он тут уже был. Я думал, что его недавно заменили новыми детьми.

Он передал мне хлеб, наполнил чашку водой, и я с сочувствием посмотрел на него. Я ничего не сказал, только благодарно кивнул, а мальчик, уходя, предупредил:

— Не говори с детьми и не говори о них.

Я поднял взгляд в ответ, пока жевал, понимая, что мне нужны все силы на спасение Аны. Свобода была ограниченной, и я еще не придумал план. Цитадель, где я был в плену, была прочной. Она была из толстых камней у горы. Часовые стояли вдоль стен и днем, и ночью. Лучники следили за окрестностями, хотя в отверстия для них могли пролететь снаряды, что сбили бы боевого слона.

Без своих сил я не смог бы сбежать и один, не то что спасти Ану. Ее держали не в одном месте со мной. Я знал лишь, что ее забрали в дом в дальней части цитадели, который был окружен другой стеной. Пройти туда можно было только через железную дверь, и ключ был у хозяина.

Ее охраняли. Мне нужен был ключ, нужно было миновать стену стражи, а потом разобраться с двумя у двери. И я не знал, что на другой стороне. Ану держали в подземелье под домом. Я потирал челюсть, думая, смог бы я с веревкой забраться по стене в окно. Я видел вершину крыши из-за стены.

Начальник рабов стукнул меня по голове. Хорошо, что обычной рукой.

— Внимательно! — сказал он. — Я слышал, как ты обошелся с хозяином. Он занят детьми, но он любит ломать юношей, как ты. Он придет. Поверь, ты этого не хочешь.

Он пошевелил опасными пальцами перед моим лицом, острые края задели мою щеку, моя кровь похолодела. Мужчина в тюрбане лишил его пальцев?

— Я говорю это, потому что ты мне нравишься, — сказал он, пока я вызывал ужас на свое лицо. — Ты умный, работаешь и опускаешь голову. Я тоже был солдатом, — он замолчал. — Это было давно, но я не слишком стар, чтобы узнать товарища.

— О-откуда вы знаете? — спросил я.

Он хмыкнул.

— Наемники подлые. Солдат будет смотреть в глаза, убивая. Он не рад этому. Твои глаза показали мне, какой ты.

Я кивнул сглотнув, и сказал:

— Благодарю за совет.

Мужчина склонился:

— Воспринимай это серьезно, сынок. То, что творится в этом доме, превратило бы мои кости в воду, если бы я думал об этом чаще, — он огляделся, проверяя, не слышат ли нас, и мои вены стали льдом. То, что делал мужчина в тюрбане, смогло запугать такого мужчину, как начальник рабов.

На второй неделе я смог лишь забрать немного веревки и поискать на стене удобное место. Когда мне сказали посчитать новые поставки, я заметил острый и хороший клинок из Азии, который проверял начальник рабов, и сказал о нем.

Он тут же приставил клинок к моему горлу и потребовал рассказать, что я знал о нем. После череды вопросов и быстрой истории о семье матери из далекой земли, фраз на разных языках, он спросил, что я знал об оружии.

К счастью, я был учеником Кадама и знал много о мечах, больше, чем люди вокруг. Я спросил, могу ли показать владение мечом, и он согласился, следя за мной. Меня быстро окружили наемники с луками и стрелами, и он дал мне оружие.

Я показал движения, нашел ящик, в котором его привезли. Я взял другой меч, закрутил оба в воздухе и начал сложный танец, используя техники, что оттачивал годами. Закончив, я поклонился и протянул мечи начальнику рабов.

Он взгляну на другого, кивнул ему забрать мечи. Когда их убрали в ящик, он отдал указания, и мне дали другое оружие. Я сделал колесо, прижал клинок к шее одного из мужчин раньше, чем он выстрелил стрелой, срезал косичку с головы другого.

Приносили много оружия, я показал умения с каждым, и меня перевели к другим рабам, я проверял оружие на дефекты и тестировал силу клинков. Радуясь моей работой до этого, начальник рабов относился ко мне как к верному помощнику, а не к рабу, особенно, когда вся поставка оказалась с изъянами.

Я слушал дельцов, говорящих на их языках, понимал, что они хотели обмануть нас на деньги, а еще придерживали лучшие мечи. В результате приносили мечи лучше, заключали сделки выгоднее, и начальник рабов давал мне дополнительные порции и монетку за старания.

К концу той недели начальник рабов отвел меня в сторону:

— Ты ценен для меня, — сказал он сразу. — Я бы хотел взять тебя с собой обсудить покупку. Ты понимаешь оружие лучше всех, ты знаешь языки. Ты пропадешь из виду, когда уедешь со мной, и это на руку нам обоим, — он поежился, посмотрев на крышу над стеной. — Если докажешь ценность, — продолжил он, — у тебя будет больше свободы. Может, будешь спать без цепей. Больше еды. Удобная постель. Если попытаешься убежать или все испортить, попросить спасти тебя, то потеряешь руку или голову, там уже я сам решу. Понимаешь?

Я выпил чашку воды.

— Понимаю, — сказал я.

Он хмыкнул, и мы вернулись к работе.

Выбраться из цитадели было приятно, но я все время думал о том, что оставил Анамику в плену. Я помог начальнику рабов, мы заключили сделку в нашу пользу. Шли дни, его доверие ко мне росло. Когда мы вернулись, он сдержал слово и дал мне удобную постель для сна, много еды и воды, и мои цепи остались в прошлом.

Прошел месяц, я медленно двигался к свободе, и одним утром меня разбудил грубый мужчина, ткнувший рукоятью между ребер.

— Что такое? — спросил я.

— Хозяин хочет видеть тебя.

— Сейчас?

Я протер глаза, выбрался из кровати и обулся. Мои запястья сковали, руки завели за спину. Я застыл. Что-то было не так.

— Куда мы? — спросил я.

Ответа не было, меня вытащили наружу. Шестеро других мужчин встретились с тем, кто схватил меня, они окружили меня и повели к вратам. Я заметил начальника рабов неподалеку. Он посмотрел мне в глаза, когда я проходил мимо с каменным лицом. А потом взглянул на дом за стеной.

Я выдохнул и слабо кивнул в понимании. Мужчина в тюрбане обратил на меня внимание. Я расправил плечи и шел с мужчинами через врата, смотрел, как они запирались, а потом на того, кто держал ключ. Я заметил, куда он его спрятал.

Детали отвлекали от боли, что придет. Рен ужасно страдал в руках Локеша, ему сердце из груди вынимали. Я могу вытерпеть боль.

В доме убрали ковер, и под ним оказался люк. Петли заскрипели, когда его подняли. Один спустился и взял фонарь со стены, а другие толкали меня за ним. Через пару минут мои глаза привыкли к полумраку, и я пожалел, что смог видеть.

В погребе у каждой стены были клетки, по одной на ребенка. Некоторые спали. Другие тихо плакали. У многих были бинты на руках или ногах, и я подумал о руке начальника рабов снаружи. У одного мальчика была повязка на глазу. Все дети были истощены и обезвожены.

Мы шли мимо, а они отодвигались как можно дальше, сжимались, пропадая в тенях, если могли. Я искал Анамику, но не видел. Если сюда призвать богиню Дургу, она убила бы всех мужчин и спасла бы детей, нашла бы им дом, скорее всего наш, или вернула их родителям.

Я сжал кулаки. Одно дело пытать взрослого, но детей? Я поклялся, что убью мужчину в тюрбане перед уходом. А я уйду. И заберу с собой Ану. Меня отвели в комнатку сзади и усадили на стул. Мои ноги были скованы цепями, соединенными с полом.

Мужчины оставили меня, забрали с собой свет, и я подумал о доме. Он был полон роскоши, а под полом был темный секрет. Болезнь, что разъедала сердце дома как гниль. Это не было видно, пока не уберешь слои, но, сидя в темноте, слушая шорох мышей, тихие всхлипы детей, я ощущал, как зло осязаемо пульсирует вокруг меня.

Не знаю, как долго я сидел там, пока свет не пронзил тьму. Тяжелые шаги приблизились, рыдания детей не было слышно. Шаги подошли к двери моей комнаты, и дверь медленно открылась. Вошел мужчина в тюрбане. В этот раз тюрбана не было, и я заметил, что его круглая голова почти лысая. Длинные тонкие волосы были убраны со лба, покрытого потом.

Наемник пришел с ним, опустил лампу и встал снаружи, закрыв за собой дверь.

— Вот мы и встретились, — глаза мужчины блестели с интересом.

Я молчал, он склонился и прижал пальцы к столу между нами. Я не понимал, что он такой толстый. Он был в слоях ткани на аукционе. Конечно, он жарился на солнце. Он заерзал на стуле, лениво снял накидку.

Изнутри нее он вытащил сверток и развернул его на столе передо мной. Разные инструменты сияли, словно только начищенные, они были в маленьких кармашках. Он вытащил один и принялся чистить им ногти. Уголок моего рта приподнялся. Это могло напугать детей, но не меня.

— Что вам нужно? — спросил я, не желая играть с ним.

— Ты думал, что построил себе тут место? — спросил он с мирным видом.

— У меня был другой выбор? — ответил я.

— Да. Это верно, — ответил он, вздохнул и убрал инструмент. Он пронзил меня взглядом, оценивая, стуча пальцами по столу. — Я буду честен, — сказал он.

— Это я ценю, — сухо ответил я.

— Я получил предмет, что принадлежал тебе, и мне стало так интересно, что я попробую поговорить с тобой о нем.

— О? — я изображал неведение.

Он рявкнул приказ, мужчина вошел и опустил знакомый рюкзак на стол.

Мужчина оставил нас, и он открыл сумку и вытащил яйцо феникса.

— Этот… камень твой, да? — спросил он.

— Да, — сказал я.

— Был, — уточнил он. — Теперь он мой. Но я хочу знать… что это?

Я пожал плечами.

— Камень, как вы и сказали.

Он издал смешок.

— За дурака меня принял? — спросил он.

Я молчал, сидя на стуле. Его глаза пылали от этого, лысая голова стала другого оттенка.

— Обещаю, — предупредил он, — ты расскажешь…

Я прервал его и сказал:

— Или что?

Теперь он кипел от злости. Его лысая голова могла загореться, как факелы снаружи. Но он быстро, как раскаленный меч в воде, успокоился, сел и холодно улыбнулся мне, пока пар шел из его ушей.

— Что же? — сказал он. — Ты расскажешь, что я хочу знать. Обещаю, — пригрозил он.

Он ушел за дверь, оставив меня с мужчиной, что убрал оковы с моих лодыжек.

— Не стоило так, — прогудел мужчина, пока вел меня в пустую клетку. — Это сделает больнее.

— Не люблю задир, — ответил я.

Он повел меня к клеткам, открыл пустую и толкнул меня в нее.

— Твоя голова рискует, — сказал он. — Помни это.

С этим словами он ушел, погреб окутала тьма. Не знаю, как долго я был там. Я точно уснул, но проснулся, когда дверь погреба открылась, и ввели другого пленника. Клетка напротив моей была открыта, туда бросили худого ребенка. Он отполз к стене и обвил руками худые коленки.

Мужчины ушли, а я смотрел в тени, но не видел лицо.

— Есть тут кто? — тихо позвал я, чтобы стражи не слышали. Тихий шорох, и я заметил длинные темные волосы и зеленые глаза, и дверь погреба захлопнулась.

Глава 18

Принцесса и тигр

— Анамика? — тихо прошептал я. — Меня зовут Кишан. Я спасу тебя.

Она не ответила. Я не винил ее. Она меня не знала. Ее брат сказал, что она вообще меня не помнила. Что-то задело мое плечо. Я отпрянул, думая, что это крыса или паук, но потом услышал голос мальчика из соседней клетки.

— И нас тоже? — спросил он.

Я не видел во тьме погреба, но нащупал худую руку и пальцы, что коснулись меня. Мое сердце разбилось, я нежно сжал его ладонь.

— Я помогу всем вам, — сказал я. — Обещаю.

Хотя мое тигриное зрение пропало, десятки голодных глаз точно посмотрели на меня. Я почти ощущал вкус их надежды, детской веры.

— Но вам придется потерпеть, — предупредил я, говоря так, чтобы они слышали, а стражи — нет. — Мне нужно время, чтобы понять, как нас увести отсюда.

— Мы подождем. И мы поможем, когда будешь готов, — сказал мальчик рядом.

— Хорошо. Тогда ты будешь капитаном, — сказал я и похлопал его костлявое плечо. Моя кожа пылала от того, каким истощенным он был. Я хотел задушить мужчину, сделавшего это, голыми руками.

Анамика молчала. С другой стороны донеслось урчание, и я понял, что оно из живота ребенка.

— Хотите историю о храбрости? — спросил я у них.

Я хотел отвлечь их от голода и страданий. Кадам часто так делал с нами, и это хорошо работало.

Девочка слева прошептала:

— Там будет принцесса?

— Конечно, — ответил я. — Там будет добрая принцесса. История называется «Принцесса и тигр».

Дети шикали друг на друга, чтобы слышать, и я начал:

— Много-много лет назад, в мире, что мы забыли, было особое дерево. На нем рос вкусный плод, но его ели только божества. Если бы смертный его вкусил, он стал бы бессмертным.

— Звучит неплохо, — сказала девочки.

— Да, ты права. Но ты не можешь жить в мире бессмертным. Потому божества не касаются земли. Они сидят на цветках лотоса и волшебных коврах. Или катаются на зверях и парят в воздухе. И если божество, съевшее плод, коснется земли ногами, оно тоже пострадает.

— Что с ними будет? — спросил мальчик.

— Их тела пропадут, станут светом. Когда это случается, божества используют это для своих целей, ведь уже не могут помогать на земле. Все, кто подойдут к ним, сгорят в их огне. Но многие люди все равно воровали плод бессмертия и ели, стоя на земле. Потому звезд так много.

— Люди, пойманные богами, стали звездами?

— Верно. Боги подняли их в небо, чтобы они озаряли мир во тьме.

— Людей так много! — сказала девочка.

— Да. Несмотря на риск, многие искали бессмертия, и небо переполнили звезды. Боги решили, что с этим нужно что-то делать. Они создали тигра — первого в мире — и посадили его охранять дерево. И всех, кто приходил воровать плод, он съел бы.

— Я боюсь тигров, — сказал мальчик.

— Тигры яростные и сильные, — я с улыбкой сел у стены, скрестив ноги. — Их нужно опасаться. Но этот тигр, первый, отличался. Хоть ему приходилось есть тех, кто приходил к дереву, их вкус ему не нравился. Он не убивал ради еды, его телу это не требовалось. Тигр любил охотиться, но его долгом была защита дерева, и он не оставлял его надолго. Люди боялись достаточно, что не пытались пойти к плоду, только увидев его. Он громко ревел, у него были острые клыки. Он показывал зубы людям и рыл землю. Чаще всего этого хватало. Некоторые пытались обмануть тигра, но он был умным, и никто его не перехитрил. У многих тигров хороший слух и нюх, но этот слышал птиц, поющих на далеких горах. Когда приближалась буря, он знал, когда она прекратится. Он мог прятаться в траве или листве, мог становиться невидимым. Его можно было увидеть, когда было слишком поздно. Чаще всего его яростной позы хватало, и люди убегали в страхе. Это он предпочитал. Но порой смертные были упрямы, и ему приходилось убивать. Он не ел их, как хотели боги, а оттаскивал тела в яму далеко от дерева. Так ему не мешал запах их гниющих тел. Порой он не справлялся, и смертный хватал плод с дерева и откусывал. И тогда он мог лишь смотреть, как смертный становится светом, и боги спускались, чтобы отвести его на небеса. Когда такое происходило, боги били тигра огненным хлыстом. Оттуда он получил полоски.

Дети охнули. Странно, что они еще не слышали эту историю. Я прикусил губу, подумав, что мой рассказ мог и стать источником этой истории. Кадам повеселился бы. Я вздохнул, думая, не ошибся ли, рассказывая им, но мальчик попросил продолжить, и я послушался.

— Хорошо. Тигр был первым, и сначала он был без полос. Он получил полосы в наказание, по одной за каждого смертного, что стал звездой.

— Я думала, эта история про принцессу, — сказала девушка.

— Я уже добрался до нее, — ответил я. Дети, чьи клетки были рядом с моей, придвинулись ближе. Я слышал хриплое дыхание мальчика и тихое — девочки. Я не слышал ни звука из клетки Аны. Меня беспокоила ее тишина. Это было на нее не похоже. — И вот, — продолжил я, — однажды принцесса пришла увидеть тигра.

— Она была красивой? — спросил ребенок в паре клеток от меня.

— Она была чудесной. Тигр еще не видел создания милее. В тот момент его долгой жизни у него было лишь несколько полосок на спине, и они смущали его, так что он скрывал ту часть в траве, хотя она не увидела бы его, если бы он захотел скрыться. Тигр был гордым. Когда принцесса подошла, тигр отчаялся, думая, что придется убить ее. Но девушка смотрела не на дерево, а на тигра. Удивительно, что она видела его, прячущегося в траве, покачивающего хвостом, что не могли делать смертные, пока он не позволит. Тигр ощущал сильное желание встретиться с девушкой. Он высунул нос из травы, потом голову, замер и понюхал воздух. Никого больше вокруг не было. Тигр сделал шаг к девушке, другой. Она охнула от его размера, он был большим, как для тигра, но в ее глазах не было страха. Она вытянула руку и опустилась на колени. Тигр посмотрел на ее протянутую руку и выдохнул на нее. Она сказала: «Сильный тигр, я пришла не воровать то, что ты защищаешь. Я пришла попросить не забирать жизнь моего брата». Тигр не знал, что и думать.

— Твой брат придет сюда? — спросил он.

Девушка, дрожа, ответила:

— Да. Наш отец, король, страдает и скоро умрет. Он решил, что мой старший брат будет коронован сразу же, если вернется с плодом и дарует отцу бессмертие.

Тигр сел.

— Ясно, — сказал он. — Ты знаешь, что будет с человеком, съевшим плод?

Она ответила:

— Да. Отец знает. Он хочет подняться на небеса и смотреть на свое королевство вечно.

Тигр задумался.

— Никогда не видел, чтобы плод брали, а не ели сами.

Выпрямив спину, принцесса сказала:

— Мой брат — благородный человек. Он не ищет бессмертия себе, только отцу.

Тигра тронула просьба принцессы, особенно, когда она погладила его шею, ведь все знали, что тигры обожают, когда им массируют шею.

— Что он решил, — спросил мальчик.

— Тигр подумал и решил, что ему понравилось отношение принцессы. И ему понравился поцелуй, что она дала ему, когда он сказал, что позволит ее брату взять плод. Тигр думал, что помощь королю и его красивой дочери достойна полосок.

— Это сработало? — поинтересовалась девочка.

— К сожалению, нет. Принц легко взял плод. Но по пути домой он не сдержался и съел его сам. Он тут же стал светом, и боги унесли его на небо. Тигра отчитали и дали еще полоску. Она все еще была красной, когда принцесса пришла снова. Она попросила за второго брата. И тигр снова позволил принцу прийти, и юноша снова попробовал плод раньше, чем дал отцу. Когда принцесса вернулась и увидела вторую полоску, все еще розовую, причиной которой была она, она обняла тигра и заплакала. Тигру нравились руки девушки вокруг него, и он решил простить ее. Она сказала: «Не нравится просить, но у меня есть еще один брат. Ты его пропустишь?».

Тигр вздохнул, но ему нравились визиты девушки.

— Пропущу, — сказал он. — Если ты посидишь со мной до вечера.

Девушка быстро согласилась, тигр провел день так приятно, как еще никогда не было. Он даже опустил голову на колени девушки и дремал, пока она водила пальцами по его шерсти. Солнце село, и он молил ее не уходить. Он боялся, что другой хищник, что любил плоть смертных, ранит ее. Она согласилась остаться, спала рядом с ним. Она ушла утром, и он был расстроен. Он недовольно расхаживал, боясь, что больше не увидит принцессу. Пришел третий принц, и тигр позволил ему взять плод. Он знал, что нельзя надеяться, что мальчик последует примеру братьев, но он надеялся. Он был рад, узнав, что надеялся не зря, и принял еще одну полоску, а потом увидел ее знакомый силуэт на тропе. Тигр выпрыгнул из травы, радуясь принцессе. Девушка опустилась на землю, горюя по братьям.

— Я думала, они были благородными, — плакала она. Тигр, пытаясь успокоить ее, сказал:

— Мне жаль. Хотел бы я помочь, — тигр, конечно, мог помочь, но это разгневало бы богов. К счастью или нет, как посмотреть, у принцессы было еще шесть братьев. Каждый раз тигр позволял им взять плод. Каждый раз принц проваливал задание. И каждый раз принцесса приходила, и он соглашался дать еще попытку, если она останется с ним. Он убеждал ее проводить с ним дни. И эти дни были лучшими в жизни тигра. Он охотился для принцессы, приносил ветви ягод. Тигр показывал ей лучшие места для сна на солнце, и где есть сладкая вода. Принцесса была с ним счастлива, как он с ней. И они сожалели, расставаясь после пары недель вместе, и тигр скорбел каждый раз, когда она уходила домой. Когда остался только один брат, она пришла в последний раз. Она обняла тигра и плакала в его шерсть. Тигр уже полюбил девушку, они много недель провели вместе, как он и просил. Его сердце болело, он не мог ничего дать ей. Он не мог предметом выразить глубину своих чувств. А потом тигр подумал о своем секрете, он знал, что это будет значить для нее больше всего остального. Ему было запрещено рассказывать секрет, но он не хотел видеть ее расстроенной, особенно когда знал, какой счастливой она будет, если спасет последнего брата. Он знал, что боги оставят ему много полос, но сказал:

— Твои братья были благородными, — вздохнул он. — Не по своей вине они съели плод. Касаясь кожи, он очаровывает смертных. Если человек не съедает его, давление усиливается до боли, — он подвинулся, чтобы девушка почесала его спину в правильном месте, потерся о плечо девушки. — Прости, что мне пришлось скрыть это от тебя, — сказал он. Принцесса плакала по братьям, но собралась с силами и сказала:

— Не вини себя. Я вижу, как ты страдал за моих братьев, и я знаю, что ты пострадаешь еще за то, что рассказал правду, — она обводила пальцами полоски на его спине, что почернели со временем. Он дрожал от наслаждения. — Если позволишь, — сказала она, — я предупрежу младшего брата, чтобы он не трогал плод руками.

Тигр согласился и отчаялся, зная, что видит ее в последний раз. Когда она спросила, сколько времени ей нужно с ним оставаться за такую услугу, он сказал:

— Я не требую тебя остаться, но если хочешь, думай обо мне порой и знай, что я думаю о тебе каждый день моего долгого одинокого существования, — она целовала его голову снова и снова, по щекам катились слезы. Она ушла. Вскоре пришел младший брат, последний сын короля. Он был с сумкой и в перчатках, и пока тигр смотрел из травы, мальчик осторожно отыскал место, чтобы забрать плод. К сожалению, нижние ветки уже были без плодов, братья забрали их. И ему пришлось забраться выше. При этом его голое запястье задело плод, хотя он не заметил. Он ушел с трофеем, широко улыбаясь. Тигр надеялся, что мальчик дойдет. Что он выживет, станет королем и будет заботиться о сестре, но этого не было. Через пару дней боги появились и ударили его за юношу и десять раз за тайну, выданную девушке. Он принял полоски, это отвлекало его от боли в сердце. Он лежал, исцеляясь, и услышал звук. Знакомые шаги вдали. Его принцесса. Он расхаживал, волнуясь, что увидит ее снова. Сердце колотилось в груди, она скучала по нему, как и он. Она сошла с тропы, он бросился к ней, не желая больше ждать, но она отвела взгляд, когда он подошел.

— Принцесса! — завопил он. — Что случилось?

— Мой брат не справился, — сказала она, ее лицо было искажено и мокрое, как бумажная ширма после бури. — И плод отцу теперь должна принести я, но, боюсь, я не успею исполнить его желание. Мой отец видит вокруг духов предков. Они приближаются, зовут его криками падальщиков, — она гордо выпрямила спину и попросила. — Великий тигр, ты позволишь взять плод? Если я смогу, я вернусь к тебе после смерти отца и останусь до конца своих дней.

Тигр тут же ответил:

— Конечно, можешь взять плод, но будь осторожно. Мы пойдем вместе, и ты будешь стоять на моей спине, чтобы твои ноги не касались земли.

— Спасибо, друг мой, — сказала принцесса.

Хотя тигру не понравилось слово «друг», прозвучавшее как скомканный кусок пергамента, брошенный за плечо, но он пошел за принцессой, чтобы не потерять. Он выбрал нужное место, он предупредил ее снова не задевать плод кожей, сказал ей встать на его спину. Она забралась, подняла руку в перчатке и осторожно потянула сияющий плод. Он отделился от дерева с тихим хрустом ветки, и девушка быстро убрала его в мешок.

— Все хорошо? — спросил тигр, когда она сошла с его спины.

— Думаю, да, — ответила девушка.

— Уверена, что плод не коснулся кожи? — хвост тигра нервно покачивался.

— Уверена.

— Тогда я доведу тебя до края своей территории, — сказал тигр.

Они вместе пошли по тропе, мешок подпрыгивал на бедре девушки. Не зная, что сказать, они молчали. У границы, где девушка должна была покинуть его земли, она опустилась на колени и погладила его голову.

— Обещаю, я вернусь, — сказала она. — Жди меня.

Тигр тяжко вздохнул, ощущая себя пустым, как шелуха после урожая.

— Буду, — пообещал он, но, стоило ей сделать шаг от него с земли, что он защищал, земля задрожала, и принцесса упала. Гром грохотал над ними, молния ударила между ними, и земля почернела. Другая молния ударила с шипением, и прибыло божество. Тигр оскалился.

— Тигр! — прогудел бас. Деревья за принцессой сломались, упали. Она плакала. Тигр мог лишь сидеть и смотреть на босые ноги над его головой. Он приготовился к полоскам. — Ты предал нас в последний раз, — заявил бог. — То, что ты сделал, не помогло девушке и ее отцу. А ты за это лишился власти. Ты будешь наказан, — бог повернулся к принцессе. — Смертная девушка, ты возьмешь плод из сумки и откусишь его.

— Нет! — кричал тигр. — Прошу! Дайте больше полос. Убейте меня! Но не вредите ей.

— Глупый тигр, — сказал бог, — это твое наказание. Она найдет покой на холодном ночном небе в пылающем теле. Ее свет будет направлять других, и ее глупые братья будут с ней, — он повернулся к принцессе. — Твой отец уже умер, — сухо сказал он. — У тебя ничего не осталось.

— Но я здесь, — сказал тигр. — Я люблю ее. Я позабочусь о ней. Прошу, не заставляйте ее есть плод.

— А она тоже любит тебя, тигр? Посмотри на полосы на твоей спине. Разве любящая тебя позволила бы этому случиться?

Принцесса стояла, сжимая мешок, слезы лились по ее щекам. Ее лицо побелело, как луна, но ее глаза были темными и полными печали. Она тихо выдохнула, глядя на тигра, и это разбило его сердце, пронзило его, и он не мог двигаться, не мог дышать.

— Я люблю его, — тихо сказала она шелковым голосом. Ее слова сшили осколки сердца тигра. — Я приму его наказание.

— Ясно, — сказал бог. — Хорошо. Ешь плод.

Тигр задрожал и взревел:

— Нет! — но решительная принцесса вытащила плод из мешка и поднесла к губам.

— Прости за боль, что я причинила, — сказала она любимому тигру. — Прошу, прости меня.

Девушка откусила кусочек и охнула, свет бессмертия медленно заполнил ее тело. Забытый плод выпал из ее рук и подкатился к тигру в его невидимом плену. Тигр в отчаянии прыгнул на плод, проглотил оставшееся. Он был необычным тигром и уже бессмертным, и плод подействовал на него иначе.

— Что он сделал? — спросила девочка неподалеку.

— Он изменил тигра. Большие крылья развернулись за его спиной, и, пока принцесса менялась, он разбил барьер, что бог оставил на нем, и схватил ее. Она сжала его, обвила руками шею. Ее тело сияло, бог не успел остановить их, тигр прыгнул в небо, и его крылья унесли их высоко, пока они не пропали среди звезд.

Я замолчал и слушал детей. Мальчик рядом со мной тихо охнул.

— Что с ними случилось? — спросил он.

Я пожал плечами в темноте и сказал:

— Никто не знает. Некоторые думают, что они летают над рекой звезд в небе. Другие говорят, что видят их, когда падают звезды. Но все считают, что они еще вместе.

Моя история закончилась. Я опустился и подпер голову руками.

— Лучше поспите, — сказал я детям. — Скоро утро.

Стало тихо, и я слушал дыхание детей вокруг себя. Я закрыл глаза и почти уснул сам, когда услышал тихий звук из клетки напротив. Анамика. Едва слышно она сказала:

— Вот бы тигр забрал и меня.

«Я здесь, Ана, — я надеялся, что часть ее услышит меня. — Я здесь».

Глава 19

Трудный побег

Утро наступило слишком быстро. Мое тело напряглось, и я услышал движение у двери погреба. Тело замерзло, плохо слушалось. Я давно не ощущал холод. Тигр во мне всегда согревал меня. Было странно быть просто собой. Я скучал по пушистой части, и я хотел вернуть связь с богиней.

Хотя ее юная версия сидела близко, наша связь была разорвана. Словно богини не существовало. Мир нуждался в ней. И я понял, что и я нуждался в ней. Было приятно знать, что кто-то всегда рядом с тобой. Даже когда мы были порознь, она была якорем, что привязывала меня к себе и к миру.

Мне не хватало и ее сердитого взгляда и самоуверенности. Ее насмешки раздражали меня, но они стали осуждением, а не тем, что ранило. Теперь я знал ее лучше. Я знал, что это было. Она проверяла меня, чтобы увидеть, убегу я или останусь. Я часто убегал. Удивительно, что понять Ану мне помогли воспоминания юного меня.

Снаружи она была бесстрашной, красивой, неприкасаемой. Но я видел, как она тает, когда в ней нуждаются дети. Я видел, как она защищала слабых. Она не думала о себе. В ее теле не было пустых мест. Она была верной и ожидала этого от своих людей и от меня. Я был спутником, что дала ей вселенная, но мое сердце и разум никогда ей полностью не принадлежали.

Мужчина с факелом пошел вдоль клеток, вытаскивал детей, сковывал их худые запястья и лодыжки, чтобы они не убежали. Им дали глоток воды, корочку хлеба и задания. Одного за другим, их повели наверх, и они пропали их виду.

Проходя меня, они смотрели большими глазами, они узнавали во мне рассказчика. Некоторые робко улыбались. Пугало то, как они радовались, когда им говорили, что они будут мести весь день полы, выбивать ковры или носить дерево на кухню. Если это их радовало, что-то было не так. Погреб вскоре почти опустел, остались Анамика, я и несколько пленников.

Несколько мужчин остановились перед ее клеткой.

— Ты обслужишь хозяина лично снова, так что отдыхай, пока можешь, — сказал один из них, бросив ей корочку хлеба и чашку воды. Мужчина рассмеялся. Его лицо подтвердило мои худшие опасения. — Ты ему понравилась. Не могу винить его. Это все из-за ее глаз, да? — спросил он у товарища.

— Представь, какой она будет через пару лет, — сказал его товарищ и присвистнул.

— Да, — сказал первый и нахмурился. — Конечно, он истощит ее раньше, чем она станет женщиной.

Я в ярости вскочил на ноги и сжал прутья клетки. Я кипел так, что мог растопить железо.

— Не говори с ней, — предупредил я грозно. — Если снова подойдете к ней, я убью вас. Ваша боль и страдания будут медленными и ужасными, вы будете молить о смерти. Обещаю.

Один из них отпрянул, словно ощутил угрозу. Другой смело шагнул вперед, заявил, что и я падок на зеленые глаза. Это была его последняя ошибка. Рука быстро вылетела вперед, и я впился в его рубаху. Я дернул его к себе, и его лицо ударилось о клетку. Его нос разбился, кровь полилась по лицу. Он не успел схватить меч, я оттолкнул его руку и забрал его сам.

Сжимая его шею, я ударил его по животу, а потом выдернул меч, чтобы ударить и его друга, но тот убежал по лестнице, зовя на помощь. Я ударил мечом по замку клетки, оттолкнул мертвого и отпер клетку Аны. Ее замок сломался, я открыл ее клетку и поманил ее. Она покачала головой, зеленые глаза были большими и испуганными.

— Я тебя не обижу, — сказал он. — Обещаю. Меня послал твой отец.

— О-отец? — спросила она.

— Да. Только так я смог не пустить Сунила за собой, — я попытался улыбнуться, но это могло выглядеть как гримаса.

Ее глаза наполнились слезами от упоминания брата, и она дрожащей рукой взялась за мою руку. Она робко встала, а я посмотрел на открытую дверь погреба. Скоро придет подкрепление, и медленный подход, чтобы заслужить ее доверие, тратил время. Я старался не думать, что с ней сделали. Она хромала. Когда я поверил, что она пойдет со мной, я сказал:

— Держись позади меня. Я буду сражаться. Наверху найди укрытие. И я приду за тобой, обещаю.

Она кивнула, и мы пошли к двери. Наемник встретил меня наверху, но я быстро обезглавил его, и бросил его тело на ступеньки. Я потянулся за спину, задел пальцами плечо Аны. Я старался не обращать внимания на то, как она отпрянула.

— Идем, — нежно сказал я. — Нужно двигаться.

Глаза жалил свет после долгого пребывания во тьме. Я увидел испуганные лица двух детей на основном этаже дома. Я махнул им идти за мной. Мы медленно шли по комнатам. Звон цепей детей заставил меня вздрогнуть. Вскоре со мной были Анамика и еще шестеро. Я не знал, как вытащу нас. Стражи было много, это было почти невозможно, но я должен был попробовать.

Я прижал палец к губам, чтобы дети молчали, и заглядывал в комнаты. Они были пустыми. Я тихо открывал шкафы, искал оружие или ключи от цепей детей, но нашел лишь кухонный нож. Я сунул его за пояс. Я двигался по дому и приоткрыл входную дверь. Стражи было очень много.

Я прижал голову к двери и прошептал просьбу о помощи, хоть не знал, кто мне поможет. Дети шли за мной беззвучно, как могли. Удивительно, как хорошо у них это получалось. Это было неправильно. Дети должны смеяться и играть, а не дрожать от страха.

Я разглядывал все, пока мы шли по задней части дома — взрослых не было, на недавно опустевшей кухне был бардак, гора грязи на отчасти подметенном полу. Это была ловушка, я это ощущал. Я выглянул за дверь и никого не увидел. Я выдохнул с облегчением. Я повернулся к детям и сказал им держаться за мной. Судя по солнцу, была середина утра. Мы добрались до угла дома, а дальше людей было слишком много.

У другого угла была та же картина. А потом я услышал, как меч вытащили из ножен. Я медленно обернулся и увидел, что мы окружены. Пока мы обходили дом, люди с другой стороны сменили положение. Некоторые поймали детей, а многие другие направляли на меня стрелы, готовые выстрелить.

И я стоял у дома с горстью детей, прижавшихся ко мне, с окровавленным мечом и ножом. Я не справился. Я надеялся, что удача найдет меня, но надежда сгорела, оставив пепел во рту. Я поднял голову и увидел десятки стражей, что прятались раньше, а теперь стояли на вышках. Начальник рабов среди них смотрел на меня со смесью разочарования и печали.

Мужчина, купивший меня, в этот раз был в зеленом тюрбане, он прошел мимо стражи и хлопнул в ладони с сахарной улыбкой.

— Молодец, — сказал он. — Хвалю, что так далеко добрался.

Я промолчал. Он разглядывал меня.

— Должен сказать, я удивлен. Ты не пошел за сокровищем, — он посмотрел на детей за мной, отметил Анамику. — Хотя вкус у тебя есть, — он вытащил из сумки яйцо феникса. — Но я разочарован, что ты решил оставить это. Может, оно не такое ценное, как я думал.

Он катал яйцо в ладонях и продолжал:

— Это было на столе на виду, но ты прошел мимо, словно не заметил. Хотя ты мог вернуться за ним позже.

Яйцо феникса сияло на солнце. Я его даже не увидел. Я был сосредоточен на спасении Анамики.

Мужчина приказал паре солдат убрать детей и меч. Я легко отдал его. Они еще не нашли нож. Пока они отвлеклись на детей, я вытащил его из-за пояса и передал мальчику, стоявшему за мной. Он был из соседней клетки. Когда я оглянулся, нож пропал, его не было нигде видно. Я подмигнул, когда он слабо кивнул.

Мужчина в тюрбане подошел, не боясь меня. Он и не должен был с толпой стражи. Когда мужчины увели всех, кроме Анамики, мужчина схватил ее за руку.

— Нежнее, — предупредил мужчина в тюрбане. — Эту ранить могу только я, — он улыбнулся Ане, коснулся ее щеки пальцем, и она отпрянула. Казалось, кости в ее теле таяли от его взгляда.

— Убери от нее руки, — пригрозил я.

Тот с интересом посмотрел на меня и рассмеялся.

— И тебя она очаровала? Она — приятное отвлечение, согласен.

Он смотрел на Ану, пока она не пропала в доме. Мои ладони сжались в кулаки. Я хотел погрузить в его живот когти и медленно терзать, а потом смотреть, как прилетят птицы-падальщики. И когда он настрадается, я раскрою пасть и разломаю его череп, оторвав от шеи, чтобы последним он увидел мои зубы, а потом погрузился во тьму, которой принадлежали все злые души.

— А теперь, — он не знал о моих мрачных мыслях, — думаю, нам нужно о многом поговорить, — как для толстяка, он двигался быстро. Он повернулся и крикнул через плечо. — Ведите его.

Снаружи я заметил ужасный запах из погреба даже без тигриного носа. Тот, кого я убил, лежал на том же месте, и мужчина в тюрбане поскользнулся на его крови, ударился плечом о клетку.

— Убери тут, — прошипел он мужчине за ним, поправляя тунику.

Без церемоний меня усадили на тот же стул, что и раньше. Мои ноги приковали к полу, но лишь одну руку завели за спину. Другую руку крупный страж прижал к столу. Я пытался вырваться, особенно, когда мужчина в тюрбане вытащил лезвие из своего разложенного свертка.

— Держи его, — сказал он, приближаясь.

Им пришлось позвать еще одного, чтобы удержать меня. Час спустя я устал, кровь текла из нескольких глубоких порезов на предплечье. Он даже не спрашивал.

— Теперь, — сказал он, зайдя за меня, — я оставил тебе пальцы и ладони, просто потому что думаю, что они нужны тебе, чтобы выпустить магию из яйца.

— Почему ты решил, что оно волшебное?

Он вскинул брови.

— Есть много историй о таких сокровищах. Я торгую за деньги и секреты. Я умею узнавать ценность. В этом камне магия, тут я уверен.

— Я тоже умею видеть ценность, — рявкнул я. — И ты не стоишь даже вшей со спин жуков, что едят навоз на копытах твоих…

Удар прилетел сбоку, и зуб покачнулся во рту. Я сплюнул кровь, обрадовался, когда она прилетела на чистые и украшенные камнями туфли. Он отпрыгнул и поднял нож с резной рукоятью. Его лицо исказилось, он поднес клинок к моему горлу и легко мог провести им, ведь его стражи держали меня за волосы, подняв голову и открыв горло.

Он передумал убивать меня, взгляд стал задумчивым, он провел лезвием по скуле, по другой в жуткой ласке.

— Ты об этом пожалеешь, — сказал он почти радостно. — На чем я остановился? Ах, да. Насчет ценности, и почему я оставил тебе пальцы. Я полагаю, тебе хватает ума ценить их. Уверен, при этом тебе не нужны оба уха.

Он прижал нож к коже между моим ухом и головой.

— Что ты хочешь узнать? — спросил я, теплая кровь лилась по лицу.

— Ты уже знаешь ответ, — он радостно задыхался. — Не трать мое время.

— Я скажу, как колдовать, — сказал он. — Но ты дашь что-то взамен.

Он замер.

— Твоей жизни мало? — спросил он.

— Отпусти ее, и я останусь, буду работать на тебя, быть твоим рабом, как хочешь. Только отпусти ее.

— О ком ты? — он обошел и встал передо мной.

— Ты уже знаешь ответ, — сказал я с насмешливой улыбкой.

Он зло опустил нож, пригвоздив мою ладонь к столу. Болело, но бывало и больнее. Он злорадно улыбался, но это быстро угасло, когда он увидел, что я не закричал, не молил пощадить и даже не дрогнул.

Я посмотрел на нож, поднял голову, чтобы показать ему, что я не боюсь того, что он сделает. Он прищурился, поднял другой нож и вонзил в мое плечо. Кровь окружила рану, он крутил кинжал. Я выдохнул, но не закричал, ощущая, что он такое любит.

Он тяжело дышал, глядя мне в лицо, искал признаки страха. Ему явно нравились пытки. Чем больше боли он причинял, тем сильнее меня подташнивало, хоть в животе и не было еды.

— Это скучно, — сказал я. — Или убей меня, или отпусти ее. Но я не боюсь смерти. Я смотрел ей в лицо много раз, но, уверяю, я — человек слова. Я расскажу секреты яйца, если отпустишь ее. Просто реши, хочется ли тебе.

Он разглядывал мое лицо, а потом отстранился и кивнул стражу, который убрал ножи и плотно перевязал мои раны. В комнате ощущался запах моей крови. Мужчина в тюрбане медленно и терпеливо очистил ножи и вернул их в свой набор инструментов для пыток. Я с безразличием смотрел на него, прижав язык к шатающемуся зубу.

Он был похож на Локеша. Но Локеша было сложно предугадать. Я видел такое, что этому чудаку и не снилось. Кровь пропитала бинты на моем плече и ладони, все еще текла по моему лицу. Горячие капли крови падали с моего подбородка и пачкали рубаху, но я отстранился от этого.

Я был почти благодарен Локешу за это. Борьба с ним дала мне уровень уверенности, какой не было раньше. Его беспощадность заставила нас повысить смелость и инстинкты героев, чтобы сражаться на равных. Без него я бы не обладал той силой, что была сейчас. Все другие злодеи — военачальники, деспоты, тираны и преступники — не могли сравниться. Этот заслуживал умереть. И умрет от моих рук или когтей, как только выпадет шанс.

Он не пугал меня. Его ножи, позы, его вспышки гнева были лишь помехами. Мне было плевать, что он торговал оружием или покупал рабов. Но то, как он поступал с детьми, заслуживало гнева богини и ее тигра, и мы обрушим это на него.

Когда он убрал ножи, я сказал:

— Возьми камень в руки, — он сделал это, и я добавил. — Скажи, что отпустишь девочку.

Он замешкался на миг и сказал:

— Да, да. Если расскажешь секрет магии, я ее отпущу.

Яйцо оставалось темным.

— Врешь, — сказал я.

— Не тебе сомневаться…

Я покачал головой.

— Нет, я знаю, что ты врешь, потому что камень остался темным. Когда кто-то говорит правду, камень сияет изнутри. Следи за ним, и я покажу, — я склонился и сказал. — Когда я сбегу, не будет такой темной тени, такого укрытия, чтобы я не смог тебя найти, а потом я приведу к тебе смерть.

Я закончил, и камень правды засиял изнутри, и мужчина в тюрбане убрал руки, закричав:

— Он живой!

— Да, — сказал я. — Он живой и сияет, когда говорят правду.

Он сел и покрутил камень, разглядывая его, пока он угасал. Склонив голову, он сказал:

— Это трюк.

— Нет, — сказал я. — Проверь сам. Посмотрим, поймаешь ли ты его на лжи.

Мужчина сел, облизнул губы, глядя то на камень, то на меня с тяжелыми веками.

— Моя мать умерла, когда мне было четыре, — начал он.

Камень засиял, озаряя его лицо дьявольским светом.

— Я люблю верблюдов, — огонь внутри погас. — Я доверяю своему личному стражу, — сказал он, камень оставался тусклым. Он посмотрел на стража рядом со мной, мужчина сглотнул, его руки напряглись.

Тот отвернулся от стража, бормотал разные фразы, сообщая обо всем, от любимого фрукта до имени мыши, что когда-то была его питомцем, до места, где он прятал золото. Правда, ложь, ложь. Он проверил на страже, задавал вопросы, и оказалось, что в его хозяйстве все не так, как он думал. Так было какое-то время, а потом он удовлетворенно сел.

— Ценное сокровище, — сказал мужчина. — С ним мне никто не соврет. Так много возможностей.

Я думал в это время. Он мог использовать камень в разных ситуациях. Было опасно оставлять это у него.

— Почему ты его бросил? — спросил он, отвлекая меня от мыслей.

Я пожал плечами.

— Спасти детей было важнее.

Он посмотрел на темный камень.

Я вздохнул и сказал:

— Я его не увидел.

Яйцо засияло.

— Ах, — он улыбнулся. — Я многое хочу у тебя спросить, но, признаюсь, сперва я хочу проверить этот камень правды. Отведи его в клетку, — сказал он стражу и добавил. — И не думай, что я забуду то, что узнал о твоей верности, — сказал он. — Я был бы на твоем месте осторожен.

Страж нервно поклонился, поднял меня рывком на ноги, сковал на всякий случай, а его хозяин ушел, захлопнув за собой дверь.

— Он тебя убьет, — сказал я, пока он вел меня в клетку.

— Заткнись, — предупредил он.

Мужчина толкнул меня в клетку и ушел из погреба, заперев дверь. Хотя был полдень, мы остались во тьме. Я прижал край рубахи к кровоточащему рту.

Шаги сверху пропали, и я услышал голосок рядом.

— Нож все еще у меня, — прошептал мальчик. — Я открыл им свой замок.

— Молодец, — сказал я. — Сможешь открыть мой?

— Наверное.

— Но осторожно. Когда услышишь их, вернись в свою клетку и закрой дверь.

— Хорошо.

Через миг я услышал, как он приоткрыл свою клетку, вскоре мальчик принялся за мой замок.

— Я не могу, — сказал он. — Вот. Попробуй сам, — он попытался передать мне нож через прутья.

— Тебе придется сделать это самому, — мягко сказал я. — Моя рука ранена.

— Он лишил тебя пальцев? — спросил голос через две клетки. — Он забрал у меня два.

Я глубоко вдохнул, подавляя боль за ребенка, так пострадавшего от бездушного мужчины.

— Нет, — тихо ответил я. — Но я не могу двигать рукой. Мне жаль, что он ранил тебя, — сказал я ему. — Мы выберемся отсюда. Все мы.

Через пару минут мальчик взломал замок. Он перешел к другой клетке. Он открыл несколько замков, приступил к другой стороне, но мы услышали шаги сверху.

— Скорее в свою клетку! — сказал я. — Не забудь закрыть дверь и спрятать нож!

Мальчик успел закрыть дверь, и люк погреба открылся.

— Вот и ужин, — сказал мужчина, наполняя миски вонючим рагу и толкая в руки детей. У третьей клетки он стукнул рукой по прутьям, и дверь приоткрылась. — Идиот! — сказал он стражу-помощнику. — Если хозяин узнает, что ты оставил клетку открытой, он сломает тебе ноги и бросит гнить в пустыне! — он с отвращением запер дверь и посмотрел на следующую. — И эта? Невероятно! Проверь все.

У моей клетки они с подозрением посмотрели на меня, но я лежал лицом к ним, прижимал рубаху ко рту и стонал. Они поискали, но ничего не нашли. Дальше они проверили все клетки, и раз открыто было лишь несколько, страж обвинил товарища, а не заподозрил нас.

Мы получили по миске рагу и чашке воды, и они открыли дверь Аны и вытащили ее.

— Хозяин хочет тебя видеть, — сказал мужчина. Они стояли подальше от меня, хотя я все еще лежал у стены. Видимо, слышали, как я убил другого стража.

Как только они ушли и закрыли дверь, мой друг начал взламывать замок.

— Скорее, — сказал я. — Мне нужно помочь ей.

Он открыл свою клетку и взялся за мою. Как только моя была открыта, я забрал у него нож и пошел к двери погреба. Даже с оружием ее не вышло бы отпереть. Я проклинал то, что Ана была в руках мужчины с тюрбаном, и я ничего не мог поделать.

Юноша дернул меня за рубаху и спросил, не стоит ли открыть другие клетки. Я покачал головой и объяснил, ведь он не видел меня.

— Не этой ночью. Придется выждать момент. Мне нужно придумать план, что сработает.

Мы вернулись в клетки, и я отдал ему свое рагу, но воду выпил сам. Я сидел всю ночь без сна, сжав голову руками, представляя ужасы, через которые проходила моя Ана. Это была моя вина. Если бы я искал лучше… Если бы не оставил дверь дома открытой… Если бы не убегал от сложностей… Я снова и снова терзал себя.

Каждый день я следил за ее клеткой, смотрел на ее дрожащее тело, на то, как она смотрела вдаль. Каждую ночь мне приходилось смотреть, как ее уводят из клетки наверх развлекать мужчину в тюрбане. Мужчина пришел за Аной лично лишь раз. Он смотрел на меня, делая это, зная, что нарушает обещание. Я свете факела я видел, что с ним что-то не так.

Его кожа обвисла. Он похудел, вены на ладонях казались темными, почти черными под кожей. Белки глаз были налиты кровью, его пальцы дрожали, он говорил людям торопиться. Я вспомнил предупреждение феникса. Он говорил, что сердце феникса в камне правды уничтожит того, кто камнем ранит других. Может, мужчина в тюрбане мстил тем, кто врал.

Пятой ночью подвернулся шанс. Мы слушали щелчок замка, когда Ану увели наверх, но его не было. Моя кожа пылала, я знал, что кровь заражена. Мои раны не обрабатывали, и они гноились. Но я все еще намеревался спасти Ану, даже если умру при этом.

Мой юный друг открыл свою клетку и мою своим ножом, принялся открывать другие клетки. Они не были в оковах, и дети двигались тихо. Пока мы сидели тут, они описали мне дом. Один даже знал о скрытом проходе, что вел из спальни хозяина на случай атаки. Мы собирались пойти в комнату хозяина, убить его и стражей по пути и сбежать по этому проходу.

Я тихо поднял люк и махнул детям идти первыми. Они умели прятаться. Им нужно было прятаться, пока я разбирался со стражей, а потом следовать за мной как можно тише. Когда пропал последний ребенок, я выбрался и пошел в спальню хозяина.

Я перерезал глотку одному стражу, поймал его тело. Я опустил его и пошел дальше. Оглянувшись, я увидел, как дети убирают его тело в шкаф и вытирают кровь. Я убрал почти без проблем еще двоих. Их тела тоже быстро спрятали. И мы оказались в коридоре перед комнатой хозяина. Обходного пути не было, придется напасть прямо.

Я не успел, смелый мальчик, которого я звал капитаном, выбежал в коридор и встал там, чтобы стражи его увидели. Они окликнули его и бросились за ним. Я убрал одного, вонзил нож в спину другого, когда он попытался оттащить мальчика в погреб. Дети бросили тела в погреб и заперли его. Ничто теперь не мешало нам войти.

Я дернул ручку, но было заперто. Я тихо сунул нож меж двух дверей и поднял засов. Комнату озарял слабый огонь, и большая кровать стояла в центре. На столике на подушке лежал сияющий камень правды. Я указал своему помощнику на него, и он кивнул. Он забрал камен и передал одной из девочек за ним, а сам нашел рубашку в груде вещей и сделал из нее мешок.

Хозяин лежал на кровати и громко храпел. Я подошел и заметил, что его кожа посинела и облазила в нескольких местах. Я подобрался ближе и увидел прижатое к нему маленькое тело. Я убрал одеяло в сторону и увидел Анамику, ее глаза блестели, были огромными, она смотрела на меня и тихо скулила, лицо исказилось. Я тихо выругался, поняв, что выгляжу жутко в полумраке, так что отошел, чтобы она не видела меня.

Пока я был у кровати, дети нашли скрытый проход, и юноша махал рукой, чтобы все дети убежали. Я вонзил нож в шею храпящего мужчины, тот резко проснулся и завизжал как свинья. Я быстро оббежал кровать и подхватил Ану. Она резко ожила, отбивалась, но я плотно укутал ее одеялом, жалея, что не могу обходиться с ней нежнее.

Я взглянул на умирающего, повернулся и побежал по проходу за светом факела одного из детей. Ана перестала бороться. Она опустила голову, глаза все еще были открытыми. Она словно закрылась в себе. Мои глаза заполнили слезы, я склонился и прошептал ей:

— Прошу, прости меня.

Глава 20

Людоед и чудо

Мы шли по тусклому проходу почти час, а потом выбрались из пещеры в горе в пустыне. Дети отодвинули ветки кустов, и я вышел, не зацепив ногами Аны колючки. Щурясь во тьме, я разобрал силуэты зверей на земле. Я выдохнул и решил, что это верблюды.

Дети помогли мне собрать троих, и я привязал их, используя свой пояс и рукава рубах мальчиков. Дети забрались, и я сел на верблюда спереди, прижимая неподвижную Ану к себе. Мы отправились на запад, не туда, куда я хотел, но подальше от цитадели, я хотел быть подальше от наемников.

Я надеялся, что редкие знали о том проходе. Мы старались закрыть его за собой, и дети спрятали тела убитых. Если повезет, никто не проверит хозяина и наши клетки до утра, и мы успеем оторваться, пока они поймут, что случилось.

Если не повезет, то у нас было меньше часа преимущества. Я надеялся, что мы найдем хорошего торговца, который не связан с торговцем оружием, но так вряд ли повезет. Если бы я спасал только Ану, шансов сбежать было бы больше. Но со мной была дюжина детей, что зависели от меня. Им нужны были вода и еда, целитель для их ран. Мои раны заживали плохо из-за заражения, и я был всего лишь с ножом. Шансы выживания были низкими.

Мы двигались по пустыне быстро и тихо два часа, что уже удивляло, но потом мы нашли колодец, что было редкой удачей. Дети напились. Они даже принесли воду верблюдам. Я пытался заставить Анамику попить, сунул черпак к ее губам, но она шлепнула меня и замотала головой, как в бреду. Я знал, как будет жарко в пустыне, когда взойдет солнце, так что пытался влить в нее воду, но лишь пара капель пролилась в ее рот.

Я сдался и указал детям залезать на верблюдов. Я надеялся, что кто-нибудь приведет своих зверей к колодцу на рассвете, но никого не было в этот тихий час. Мы поехали дальше, держались близко тропы, чтобы я видел помощь, но достаточно далеко, чтобы не броситься в глаза сразу.

Через час после рассвета я вспомнил о яйце феникса. Я позвал мальчика, что помогал мне, и он поравнялся со мной на верблюде.

— Можешь отдать мне камень? — спросил я.

Он хранил его в свернутой рубашке, привязанной к себе. Удивительно, что он не упал от этого груза. Он был крепким. Без вопросов он снял его, отвязав рукава, и передал мне.

— Прошу, работай, — прошептал я. Прижав ладони к камню, я заглянул в его глубины. — Мне нужен твой совет, — шепнул я камню. — Прошу, помоги спасти детей.

Сначала ничего не произошло, а потом свет внутри камня засиял золотом, тепло пульсируя в моих руках. Сердце феникса заговорило в моей голове. Голос был нежным и жутким. Неразличимым, но знакомым. Разум помутнел, я пошатнулся, и чуть не упал с верблюда, но горизонт стал ровным, я пришел в себя, глядя на камень, и я понял принцип.

«Безопасно», — сказал камень и показал мне картинку.

Там была дорога, по которой мы ехали, и я увидел путь и дом в конце. Карта осталась у меня в голове, и я знал, куда идти, и что мы найдем в конце. Я знал, что на путь на верблюдах уйдет три дня.

Доверяя камню правды, я завязал рубаху с ним на шее и повел детей дальше. К полудню вес давил мне на грудь, стал жарким, и я коснулся камня. Он показал мне всадников. Мы успели убрать верблюдов за камни и сухие деревья. Спешившись, мы опустили верблюдов, дети спрятались за ними.

Всадники были близко, я слышал их крики и переживал, что они найдут наши следы. Я оглянулся, но следы наших зверей пропали. Даже моих следов не было на песке, хотя я знал, что наши отпечатки должны быть всюду. Что-то или кто-то защищал нас.

Кадам? Он сказал, что я буду один, так что я отогнал эту мысль. Дурга не существовала здесь, так мне сказали. Может, нас защищало сердце феникса. В любом случае, я не жаловался. Мы ждали в укрытии, пока они не проехали подальше, а потом я решил, что нам пора отдохнуть. Мое плечо болело, голова гудела. Всем было жарко из-за солнца, но я знал, что у меня еще и лихорадка.

Мы поспали в тени сухих деревьев пару часов и поехали дальше. Я часто оглядывался, смотрел, как растаивают наши следы за секунды после нас, отыскать нас было почти невозможно. Это было чудом, мы в нем нуждались. К вечеру я коснулся яйца феникса, попросил найти нам еду, воду и укрытие на ночь.

Я уловил через миг запах дыма, заметил его в безоблачном небе. Я спросил, безопасен ли огонь, и биение сердца в камне участилось.

Я повел детей к дыму, и мы заметили домик посреди пустоши. Деревья окружали его, закрывая от жаркого солнца, и на них были тяжелые спелые плоды. Я заметил маленькую рощу, привязал верблюдов, понимая, что эти деревья не плодоносят в это время.

Но я не сомневался в удаче, а выдохнул с облегчением. Голодные дети не думали об опасности или хозяевах, а срывали плоды, помогая друг другу. Я постучал в дверь дома и ждал. Ответа не было, я открыл ее и прошел внутрь.

Мясо готовилось на огне, тут была стопка одежды и мягких туфель — этого хватило бы детям, были вещи и для меня. Рядом стояли большие сапоги. Чаша была наполнена горячей водой, стояла котел с густой кашей, горшок меда и корзинка лепешек, горячих и пухлых, только из печи.

Слезы заполнили мои глаза от вида. Я никогда еще не был рад такому настолько. Дети ворвались в дом с фруктами и завопили от роскоши перед ними. Я пригласил их поесть, пока заботился об Ане. Они бросились на еду, старшие помогали младшим, и мой капитан руководил всеми.

Анамика все еще не отвечала и не стояла сама. Удерживая ее в руках, я макнул ткань в горячую воду, выжал и прижал к ее красным щекам и лбу. Я распустил ее длинные волосы и убрал с лица, вздрагивая от синяков на ее шее и от опухших губ.

Я быстро убрал тонкое одеяло и вымыл ее тело. Я был в ярости при виде порезов и кровоподтеков, сухой крови на ее ногах. Если бы он не был уже мертв, я бы вернулся во времени и убивал бы его снова и снова.

От мысли, что он утолял похоть на юных и невинных детях, мое сердце разбилось, и я ругал себя за слабость. Это была моя вина. Я никогда не прощу себя за то, что случилось с ней, и я поклялся провести остаток жизни, заглаживая свою ужасную ошибку.

Когда Ана была чистой, одна из девочек принесла одежду и помогла одеть ее. Хотя ее глаза все еще были открытыми, тело было обмякшим, как у куклы, и она не реагировала, пока я надевал тунику через ее голову на тонкое тело. Я осторожно убрал ее волосы за плечо и перевязал их.

— Вернись ко мне, Ана, — тихо сказал я, коснувшись ее челюсти и сжав ее руку. — Твой тигр здесь.

Я не понимал, что плакал, пока не увидел каплю на ее щеке, скатившуюся к уху. Она моргнула раз, другой, повернула голову ко мне. Она выдохнула и похлопала мое лицо со щетиной, закрыла глаза и уткнулась головой в мое плечо. Я осторожно прижал ее к груди и погладил волосы. Когда я понял, что она уснула, я опустил ее на одеяло, которое расстелили дети, и помог другим детям помыться и одеться.

Старшие радостно наполнили кадку для меня из колодца снаружи, когда они помылись. Они считали меня своим генералом, старались услужить. Еда и одежда взбодрили их, и я позволил это и ел, пока они работали.

Когда кадка была полной, я сказал им поспать, как солдаты, что быстро засыпали, когда им выпадал шанс. Они сразу послушались и легли на одеяла рядом с Аной, младшие сжимали руки старших. Наступила ночь, я смотрел на потрескивающий огонь, задумавшись, составляя список того, что нужно взять с собой.

Все дети спали, и я убрал грязные бинты и одежду и погрузился в теплую воду, кривясь, когда она окутала мои порезы и ссадины. Я едва подавил крик, промывая раны. Я отцепил присохшие бинты, открыв раны. Было хуже, чем я думал.

Мои пальцы опухли, и я не мог их согнуть, было больно. Рана на плече пульсировала в такт с биением сердца. Я зачерпнул воду здоровой рукой, промыл ее, как мог, чуть не потеряв сознание при этом. Я задыхался, мир кружился, и я прилег в кадке, борясь с этими ощущениями.

Я приоткрыл глаз, ощупал плечо и увидел тонкие красные вены заражения вокруг раны. Кожа там напоминала бумажные карты Кадама. Желтый гной тек по руке. Раньше рука болела тускло, а теперь будто горела. Я нырнул в воду, здоровой рукой промывая волосы.

Я сел в теплой воде, эмоции прошедших недель переполняли меня. Как я мог так все испортить? Ану похитил и изнасиловал монстр. От меня зависела дюжина детей, и шансы спасти нас были крохотными. Даже если мы найдем убежище, я не знал, как вытащить из нее взрослую Анамику, и вернуться в наше время не выйдет.

Мне нужно было много удачи, но пропасть между мной и завершением задания была размером с космос, и я не мог перепрыгнуть пустоту. Мысли путались, я уснул. Вода выплеснулась из кадки, когда я проснулся и увидел, что огонь догорал, а пальцы сморщились и размякли.

Я выбрался из кадки и вытерся старой рубахой, поднял новую тунику, оставленную мне. Ткань была мягкой и приятной, идеально подошла мне. Я снова задумался, кто нам помогал, и покажется ли он. Я оделся, сел перед догорающим костром, прислонился к стене и держал яйцо феникса, надеясь, что оно даст еще совет или покажет, что делать, во сне.

Мне не снилось, куда нужно идти, или что нужно делать. Мне снился Бодха, город света. Кто-то шел впереди меня, но я не видел лица. Я знал, что это была женщина, потому что увидел ее смех.

— Идем, Сохан, — сказала она. — Деревья исцелят тебя.

Она привела меня в рощу огненных деревьев, одно из них коснулось веткой моей щеки, дотронулось до раны на плече. Я зашипел и отпрянул.

— Нет, — сказала женщина. — Доверяй огню. Он уберет яд из твоего тела, — я замер, ощутил ладонь, что потянула меня в рощу.

Я оказался среди деревьев, они опутали ветвями мое тело, и она пошла прочь.

— Не уходи, — сказал я. — Прошу.

Женщина замерла на миг и вернулась ко мне. Она скользнула ладонями по моей груди, обвила мою шею и прижалась телом. Я крепко держал ее, деревья подняли нас в воздух. Тепло окружало меня, сжигало изнутри. Я закричал от боли, но она гладила мои волосы и шептала, что это скоро закончится.

Я уткнулся лицом в ее шею, вдыхал ее запах — жасмин и розы — плакал в ее плечо, но ее кожа высыхала, пылала так же сильно, как моя. Жар угасал, и деревья медленно опустили нас на землю, но я держал ее. Отпускать было невыносимо. Она осталась, и мы прижимались друг к другу, находя утешение.

Она отодвинулась, коснулась моего исцеленного плеча и улыбнулась, и я хотел узнать, кто она, но она толкнула мое плечо. Я открыл глаза и понял, что уже утро, и мой капитан пытается меня разбудить.

— Я проснулся, — я не дал ему снова тряхнуть меня. Я хотел сказать ему не трогать плечо, но оно не болело.

Я дернул воротник туники и посмотрел на плечо. Оно зажило. Я поднял ладонь, повернул и пошевелил пальцами. Они легко гнулись, и от ран остались только новые шрамы. Камень правды лежал рядом с моим бедром и тепло пульсировал.

— Спасибо, — тихо сказал я ему, опустив сверху здоровую ладонь.

Я сказал мальчику проверить, чтобы все дети поели, чтобы верблюдов напоили.

Он занялся заданием, а я взял манго и кусок лепешки и пошел к Анамике. Она сидела у стены, ее руки обвивали колени. Я воспринял это хорошим знаком.

Я сел рядом с ней и протянул еду.

— Ты голодна, — сказал я. Она с опаской посмотрела на меня. Я постарался говорить успокаивающе. — Ты знала, — я ножом резал манго на дольки, — что на дереве, откуда этот плод, растет сразу четыре вида манго? Удивительно. Расскажу Сунилу об этом, когда мы его увидим. Может, стоит принести ему веточку.

— Су… Сунилу? — ее голос был хриплым, словно она сорвала его криками. Я старался не скривиться.

Я бросил кусочек в рот и кивнул.

— Вкусно, — сказал я. — Конечно, я пока попробовал только один. Другие могут быть не такими вкусными, как выглядят. Попробуй, — я протянул кусочек, и она робко взяла его.

Не желая пугать ее, я сосредоточился на нарезке другого кусочка, я съел его и обрадовался, увидев, что она грызет свой кусочек, сок стекал по пальцам.

— Я уже наелся, — я встал. — Вот нож, ешь, сколько хочешь, пока остальные собирают плоды нам в путь.

Я отдал ей манго и нож. Ее зеленые глаза расширились, когда я вложил нож ей в ладонь, и она смотрела на него, как на змею, а потом сжала челюсти и рукоять. Она кивнула и впилась в манго без ножа.

Я отвернулся, съел кусок лепешки, пока дети мылись и готовились уходить. Юноша пришел снаружи.

— Мы нашли мешки, — сказал он, сжимая их в руках. — Они были на крыльце.

— Хорошо, — я улыбнулся. — Заполните их фруктами, хлебом и мясом. Берите все.

Он кивнул и приступил к работе.

Девочка добавила:

— У колодца были пустые фляги. Мы наполнили их водой.

— Чудесно. Сообщите, когда все будет готово.

Дети собрались за десять минут. Они уложили мешки на спины верблюдов, устроились сами, старшие усадили младших между собой. Когда Анамика вышла из дома, медленно шагая к нам, я замер у своего верблюда.

— Выбери себе, — я старался звучать так, словно мне все равно, где она поедет.

Я бы предпочел, чтобы она осталась со мной, но не хотел заставлять. Она пошла к последнему верблюду, но там сидело пятеро детей, крепко прижимаясь друг к другу. Тогда она пришла ко мне.

— Можно ехать с тобой? — спросила она.

— Хмм, — я задумчиво потер челюсть. — Наверное. Ты занимаешь много места? Не хочу упасть по пути.

Ее слабая улыбка ощущалась как победа.

— Не много, — сказала она.

— Тогда попробуем, — я протянул руку, и она замерла, посмотрела на мое лицо, а потом опустила ладошку на мою руку. Мы устроились, я щелкнул языком, и верблюд неловко пошел, тихо возмутившись.

Мы двигались, в полдень остановились отдохнуть и поесть, ночевали под звездами. На следующий день мы двигались быстрее, нашли ровное место у ручья. Мы доели мясо и хлеб, но пополнили фляги, а фруктов хватало еще и на завтрак.

Камень правды показал, что мы на верном пути, что будем в безопасности к полудню завтра. Утром мы готовились уходить, и я ощутил покалывание на шее. Верблюды нервничали, озирались. Я долго смотрел на кусты, я потом вдохнул.

Я не видел за кустами, но знал — там тигр. Голодный, раз решил напасть на нас. Тигры обычно не охотились на людей. Они убивали людей, когда были ранены и не могли охотиться нормально.

— Дети, — тихо сказал я, — встаньте за мной. Ана? Мне нужен тот нож.

Я вытянул руку за спиной, рукоять ножа задела мою ладонь. Я сжал ее, шагнул вперед, поднял нож перед собой. Глядя на кусты, зная, что тигр не любит взгляд, я громко сказал:

— Тут для тебя ничего нет, хищный друг. Лучше уходи.

Кусты зашуршали, я услышал низкий рык. Большая лапа опустилась на траву, за ней другая, появилось полосатое лицо, желтые глаза смотрели на меня. Он пригнулся, покачивая хвостом, следя за мной. Тигр был большим, и я задумался, был ли я таким большим в своем тигрином облике. Тигр воспринимал все иначе, и я не смотрел на свое отражение, кроме пруда с водой.

Тигр неуверенно шагнул влево от меня, где сгрудилось больше детей.

— Стойте толпой, — сказал я. — Если разделитесь, он прыгнет.

Один из детей заскулил, но быстро притих.

— Не думаю, друг, — я стал между ним и детьми. Он застыл и отошел на пару шагов, рыча. Рык испугал бы меня, будь я обычным человеком, но я уловил колебания в его рычании. Он не был уверен.

Он отошел на шаг, и я заметил его пострадавшую заднюю лапу. Тигр попал в капкан, части лапы не было. Он заметно хромал.

— Мне жаль тебя, старик, — сказал я, — но тут ты не позавтракаешь.

Мы долго смотрели друг на друга. Тигр отчаялся и не сдавался. Камень правды был в мешке на спине верблюда. Я осторожно сунул руку в мешок, коснулся камня, прошептал просьбу о помощи. Камень потеплел, я услышал шорох змей, их было много. В трех футах от меня из дырки появилась коричневая голова. Другая змея сползла с холма, а за ней третья и четвертая.

Дети завопили, больше змей вылезало из-под земли. Они двигались ковром, создавая широкий барьер между нами и тигром. Они медленно ползли к большому зверю. Он фыркнул, морща нос. Он расхаживал в смятении, быстро отскочил, когда несколько змей бросилось к нему, промазав на пару дюймов. Он повернулся и убежал, хвост задел траву.

Змеи смотрели вперед пару секунд, а потом уползли в траву и в дыры, другие пропали в пустыне. Я повернулся к дрожащим детям и обнял их всех, как мог.

— Вы все смелые, — сказал я. — Идемте. Опасность миновала. Залезайте на верблюдов.

Больше проблем в пути не было, и я был рад, когда дом, который я видел, появился перед нами. Старая пара вышла из дома, мужчина остановил меня. Они удивились, что с одним мужчиной было столько детей.

Жена повела уставших детей в дом, чтобы накормить и помыть их, а я быстро рассказал мужу, кто мы, и что он рискует семьей, помогая нам, хоть мы и благодарны гостеприимству. Он опустил ладонь на мое плечо, сказал, что слышал о мужчине, которого я убил, и он рад помочь нам.

Ночью я узнал, что они жили одни много лет, хотели большую семью, но его жена не могла родить. Он согласился помочь младшим найти семью, а тем, кто не помнил, откуда они, предложил остаться.

Я сказал, что мне поручили найти Анамику и вернуть домой, и что мне нужно сделать это как можно скорее. Пара уговорила остаться и отдохнуть. Я захотел уехать утром, и они собрали мешки припасов и даже предложили коня взамен на верблюдов.

Мужчина подарил мне старый меч и сказал ехать на юг. Он сообщил, что караваны и торговцы использовали северные пути. Через юг ехать к дому Аны было дольше, но было лучше избегать их.

Хотя дети расстроились, что я ухожу, они быстро привязались к старой паре, и они тепло попрощались со мной. Анамика поспешила за мной. Мужчина дал ей ножны для ножа, и она гордо носила кожаный пояс, часто касалась ножа, словно успокаивая себя.

Я поднял ее на лошадь, сел за ней, и мы отправились на юг, камень правды был на боку в безопасности.

Глава 21

Последний дар

Мы почти не говорили сначала. Я не мешал Ане, пока она была в безопасности. Она пережила ужасное, и я хотел, чтобы она начала приходить в себя. Я часто останавливал лошадь отдохнуть, давал Ане шанс размяться. Она привыкла ездить верхом больше, чем Келси, но я хотел, чтобы ей было как можно удобнее.

Мы устроились на ночь, она собрала хворост за меня, а я сделал для нее постель из одеяла, что дала нам женщина. Мы ели в тишине, я привязал коня к дереву, под которым было много травы для него. Когда я вернулся от ручья с полными флягами, Ана лежала с головой на седле и ладошкой под щекой и спала. Сердце сжалось, я увидел, что она спала так же, как дома. Слезы жалили глаза. Я скучал. Даже с ее юной версией рядом я тосковал по обществу женщины.

Когда я был тигром и жил в джунглях Индии, одиночество меня не заботило. Так я себя убеждал. Я так увлекся горем, что не тянулся к тому, чего хотел больше всего. И пока Кадам не пришел за мной, я не понимал, что хотел снова быть частью чего-то.

Я хотел семью. Дом. Любимые вокруг. Я долго думал, что Келси будет этой семьей. Думаю, отчасти она и была. Но при виде нее с Реном подтвердились мои сомнения. Келси не нуждалась во мне так, как я в ней. У нее был мой брат. У нее был дом и жизнь, частью которой я больше не был. По крайней мере, в той роли, что я хотел.