Я сел неподалеку, вытащил камень правды на колено и смотрел на девочку, зависящую от меня. Если я хотел спасти ее, мне нужно было понять, что делать дальше.

— Что я могу предложить ей? — тихо прошептал я. — Как мне вернуть мою Ану? — камень оставался холодным и темным. Если ответ и был, камень или не знал его, или не мог помочь.

Когда мы делали подношения богине, требовался колокол, и я превращался в тигра. Я не могу сделать это здесь, и колокола в вещах не было. Я опустил кусок фрукта, перо, что я нашел, флягу с водой и теплый уголек из огня. Я думал, что стоит предложить вещь от каждой стихии. Я опустился рядом с ней, склонил голову и коснулся ею земли у ее ног.

— Великая богиня, — сказал я, — я… скучаю. Прошу, услышь Дамона, своего тигра, и вернись ко мне.

Кроме хлопнувшей искры, улетевшей в ночное небо, ничего не произошло. Я попытался снова, менял слова, пытался повторить то, что слышал от Келси, но ответа не было. Я даже изображал звук колокола, но ощущал себя глупо.

Я сдался и лег, подложив руки под голову, глядя на звезды.

— Скажите, что делать, — шептал я небу, но холодные звезды молчали.

Утром Ана потянулась и вручила мне седло. Пахло кожей и маслом, а еще, слабо, ее ароматом жасмина. Я закрепил камень правды на боку седла, и она робко спросила:

— Научишь меня использовать нож? Я хочу помогать тебе в бою, если на нас нападут.

Я застыл на миг, ладони остались на седле.

— Л-ладно, — я кашлянул и поправил поводья, не глядя на нее. — Но сначала ты научишься, как о нем заботиться.

— Я смогу, — ответила она.

Я разглядывал ее лицо и кивнул.

— Мы начнем, когда лошадь будет отдыхать днем.

Так начались наши тренировки.

Анамика была умной и быстро училась. Как только я научил ее находить нужный камень и точить им нож, она сразу взялась за работу. Она каждые десять минут показывала мне нож, и я указывал места, что она упустила. Когда она закончила, она взялась за старый меч. Он был тяжелым для нее, но я дал ей заточить его.

Я хотел, чтобы она ощутила контроль. Быть в ответе за оружие — первый урок, которому обучил меня Кадам, и я с этого начал. Часами в седле я рассказывал ей философию боя, описывал войны, где я был, и причины их проведения, говорил о случаях, когда мне приходилось учиться на ошибках.

Когда я сказал, что мужчина может точить тело и разум, как оружие, она спросила:

— А женщина так может?

— Конечно, — ответил я. — Разум нужно все время точить, как нож. Постоянно бросать себе вызов. Пол не имеет значения. Я часто замечал, как женщины думали лучше мужчин. Просто помни, разум — твое сильнейшее оружие. Гениальная идея может уничтожить армию. Я такое видел.

Днем и по вечерам я учил ее, как нападать, как избегать атак врагов, что крупнее нее, давал ей решать задачи. Она была умной и разгадывала загадки Кадама быстрее меня.

Когда она засыпала, я снова пытался призвать богиню. Каждый раз не получалось. Время шло, и я отчаялся. Почему Кадам не сказал, что за подношение сделать? Я не понимал. Я пытался подносить ящерок и мышей, но они разбегались. Я находил яйца птиц, приносил змей, но не помогало.

По пути я собирал интересные вещицы — красивый листик, круглый камень, цветок — но это не работало. Анамика спрашивала, что я делаю, и когда я сказал, что хочу привлечь богиню, она принялась помогать мне искать вещицы. Даже с помощью юной богини попытки были без результата. Когда мы встретили одинокого торговца, мы отдали часть припасов в обмен на цветную ткань, похожую на Волшебный шарф.

Хотя ткань не работала, Ане понравился подарок. Она укутала ею голову, защищая от солнца в пути. Ощущая мою подавленность, она часто просила рассказать истории о тигре, и я с готовностью соглашался, описывал ей наши приключения, выдумывая, что я герой, хоть она не знала этого.

Ей понравилась история, где тигр бился с большим медведем в снегу, чтобы спасти жизнь красивой девушки. Я преувеличил с размером медведя, но ей не нужно было этого знать. Она не спросила, как тигр смог спустить девушку с горы.

Когда мы молчали, я думал, что будет, если я не выполню задание. Ана была в безопасности. Она вырастет с Сунилом. Старшая Ана любила брата. В этот раз он у нее будет. Он не оставит ее, а она не будет играть богиню. А я могу остаться с ее семьей. Может, меня примут работать на них. Я потирал щетину. Я могу тренировать солдат, как Кадам. Бывало и хуже, чем застрять с ней в прошлом.

Не такое будущее я себе представлял, и миру придется выживать без помощи богини, но Ана хотя бы вернется домой к любящим ее людям. Это стало для меня важнее всего.

Предупреждения Кадама не оставляли меня, но я ничего не мог сделать, кроме того, что уже делал. Я знал, что наставник не мог просить от меня еще больше, и я старался не думать о последствиях провала. Дни шли, я заботился об Ане. Я сосредоточился на этом.

— Тьма защитит тебя, — сказал я ночью, когда она тыкала палкой в костер после тренировки. — Помнишь, как тигр напал на нас?

Она кивнула.

— Тигры прячутся в траве и кустах. Они сливаются с окрестностями. Невидимость — их лучшее оружие. Не зубы и когти. Они сильные, но звери, на которых они охотятся, быстрые. Скрытность очень важна для выживания тигра. Используй это.

Ана растеряно нахмурилась.

— Ты хочешь, чтобы я одевалась как тигр, Кишан?

— Нет, — ответил я. Я думал использовать с ней другое имя, но понял, что, если мы застряли в прошлом, это не важно, а если я смогу призвать богиню, мы заберем воспоминания у юной Аны, как она сделала со мной. Я ответил на ее вопрос. — Используй внешность, чтобы другие ожидали от тебя меньше. Так ты скроешься на виду.

— Не понимаю.

Я провел рукой по волосам.

— Ты красивая женщина… девочка, то есть. Никто и не подумает, что ты еще и хорошо сражаешься. Они видят лишь оболочку. Особенно мужчины. Они расслабятся, потому что не верят, что женщина может быть лучше них. И тогда лучше всего ударить.

Она кивнула, а потом ее лицо стало теплым. Она заморгала и перебросила косу за плечо.

— Ты про такое? — спросила она, ее глаза сияли в свете огня.

Я невольно рассмеялся.

— Да, — я потянул ее за косу. — Никто не подумает, что у такой милашки в рукаве нож.

Ана помрачнела.

— Жаль, у меня не было ножа, когда меня украли.

— И мне жаль.

— Но это не спасло бы. Они обыскали бы меня и забрали его.

— Возможно.

Она молчала мгновение. А потом спросила:

— Кишан.

— Да?

— Думаешь… отец примет меня домой?

— Да, — быстро сказал я и добавил веток в огонь.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что он хороший человек. Мудрый. Он не станет винить человека, еще и такого юного, как ты, за ошибки других.

— Но никто теперь не возьмет меня в жены.

Я открыл рот, чтобы возразить, но знал, в какое время она жила. И я знал, что Анамика не была замужем в будущем.

— Ты хочешь быть женой? — спросил я.

— Нет, если он будет делать так же, как тот мужчина.

— Мужчина, что любит тебя, никогда так не ранит, — я прислонился к бревну, скрестил ноги в лодыжках. Она подражала моей позе. — Наставник говорил мне, что злодей может ранить разум и тело. Он может забрать дорогое, но не может убрать то, какой ты. Твое сердце, твоя душа принадлежат тебе, Анамика. Ты можешь отдать ее достойному человеку, но тебе решать, кем он будет, и если он не будет почитать этот дар, ты можешь просто забрать его. Никто — ни чужак, ни твой отец, ни тот, что ранил тебя, — не заставят тебя подарить этот кусочек себя. Любовь — дар. Когда или если ты решишь выйти замуж, мужчина падет к твоим ногам и будет поклоняться тебе как богине.

Она фыркнула и зажала рукой рот, чтобы сдержать смех.

— Не будет, — смеялась Ана.

Я улыбнулся.

— Уверяю тебя, это правда. Когда мужчина любит женщину, он будет дорожить ею все свои дни, и он все отдаст за ее счастье.

Мы смотрели на огонь, я взял камень правды и сжал в ладонях.

— Это как в истории о тигре, — сказала она. — Он любил девушку так сильно, все отдал ради нее. Даже выступил против богов. И получил крылья.

— Да, — сказал я, уголок рта приподнялся. — Порой даже тигр может найти любовь.

— Можно… уйти с тобой, если отец не примет меня?

— О, Ана, — тихо сказал я и выдохнул. — Да. Если это успокоит тебя, я обещаю остаться, сколько буду тебе нужен.

— Спасибо, — сказала она.

Той ночью я снова попытался призвать свою Ану, ветер поднялся и унес перо павлина. Я глубоко вдохнул и разглядывал небо. Близилась буря. Даже без тигриного носа я ощущал запах дождя. Она ударила через три часа. Я хотел дать ей поспать, но огонь зашипел от дождя, стучал по камням вокруг нас, вызывая сладкий запах, и я разбудил ее.

Я не знал, что ждало нас впереди, но помнил, что пару часов назад мы миновали место с каменным выступом. Я устроил ее в седле перед собой, сказал ей попытаться уснуть по пути в укрытие. Наши следы пропали от дождя. Я прикрывал ее, как мог, но ливень с ветром бил как молот по наковальне.

Наша одежда быстро промокла, и дождь стекал по моей шее и носу. Было холодно. Ветер выл, проносясь мимо нас. После третьего часа на коне я понял, что утес мы пропустили. Я коснулся камня правды, попросил помощи, и он, словно ощутив наше отчаяние, показал тропу слева. Я повернул туда, и мы скоро оказались у пещеры.

Я нырнул внутрь, надеясь, что в темноте не прячется хищник. Там было пусто. Я обнял дрожащую Ану, прижимающуюся к коню, чтобы закрыть лицо от дождя.

— Идем, — сказал я, перекрикивая ветер. — Пересидим бурю там.

Она укрылась внутри, я снял седло и наши сумки, привязал коня к дереву неподалеку. Места едва хватало двоим, конь не уместился бы, и хотя он возмущенно вопил, я знал, что он будет в порядке. Я выжал вещи, снял рубашку и повесил на камень. В пещере было два сухих бревнышка, и я сделал небольшой костер, и мы сидели и старались высохнуть.

Она дрожала, жара костра не хватило бы, чтобы растопить зефир, куда там согреть девочку. Молния ударила снаружи, конь громко завопил. Я услышал рев воды, задержал дыхание, глядя на землю. Нас могло тут затопить?

Буря была дикой. Ана спала, обвив себя тонкими руками, а я смотрел на бушующее небо. Огонь быстро догорел, сухого дерева больше не было, и я взял Ану на руки и сел у стены, прижимая ее к себе. Она не проснулась, и это было к лучшему. Я не хотел запугивать ее еще сильнее.

Если бы я мог превращаться, тигр легко согрел бы ее, но мое человеческое тело дрожало от холода. Но я прижимал ее к себе. Я уснул, а проснулся от пения птицы снаружи.

Рассвет был с тучами, моросило, но ветер утих. Дождь падал монотонно, это было терпимо, хоть и не удобно в седле. Я повернулся к теплу на моей груди и понял, что что-то не так.

— Ана? — я легонько тряхнул ее, но глаза, когда она их открыла, были рассеянными. Она быстро закрыла их, тихо застонала, не смогла связно что-нибудь сказать. Я не понимал ее. Тряхнув ее еще раз и не получив ответа, я обхватил ее лицо ладонями и ощутил жар лихорадки.

Я осторожно опустил ее и поискал в сумках воду. Я прижал флягу к ее губам, но капли стекали по ее горлу, мочили и без того мокрую тунику.

— Ана? — сказал я тверже. — Что такое?

Вопрос был глупым. Что не так? Ее забрали из дома, морили голодом, изнасиловали, и я допустил, чтобы нас промочил дождь. Удивительно, как долго она продержалась. Я беспечно потерял сок огнефрукта. Кадам говорил быть осторожнее, но разве я слушал? Конечно, нет.

Я вспомнил о камне правды. Он исцелил меня. Я так думал. Я был уверен, что не ходил в огненный лес во сне. Я вытащил его из сумки и опустил на него руку Аны.

— Прошу, исцели ее, — попросил я. — Она нуждается в тебе.

Яйцо феникса осталось темным, хотя пульс внутри трепетал. Я ждал минуту, другую. Ничего не происходило. Я потер гладкую поверхность камня и сказал:

— Если не можешь исцелить ее, дай совет. Скажи, что делать.

Я ждал ответа или видения, убрал волосы с лица Аны. Ее темные ресницы напоминали полумесяцы. Ее кожа пылала, и я никак не мог сбить температуру. У меня не было лекарств Келси. У меня был только камень правды, и хотя он мерцал, он не помогал. Я не хотел бросать ее, чтобы найти травы, что погасят лихорадку, и я сомневался, что найду что-то нужное.

Я забрал ее ткань и вытер лицо, сидел рядом с ней. Я прижимал холодную ткань к ее шее и рукам, говорил с ней. Она стонала и металась, и я прижимал ее к себе, чтобы успокоить. Когда она лежала, слабо дыша, я массировал ее ладони и молил прийти в себя.

Я давал ей воду, проклиная то, что тут нет современной больницы. Может, ее укусил заразный комар. Может, ее болезнь была из-за бури или насилия. В любом случае, ее юное тело страдало. Она умирала, а я мог лишь смотреть.

Прошел день, второй и третий. Ее сила угасала с каждым часом, а я выжимал сок из оставшихся фруктов и заставлял ее пить. Я сделал бульон из остатков сушеного мяса, но она не смогла проглотить его.

Я держал камень правды рядом с ней, часто говорил с ним, молил, угрожал и проклинал. Я опустил ее ладони на камень, прижав его к ее груди, и закричал:

— Он теперь твой, Ана. Бери! Пусть его сила наполнит тебя. Исцелит. Прошу, — ее слабые руки упали, и я взял их и опустил на место. — Феникс сжег Келси, — шептал я, — но это вернуло ее. Сделай так для Аны, — молил я камень. — Ты должен. Ее сердце достойное.

Пылающее сердце в камне не отвечало. Я смотрел на него часами, тер, надеясь, что магия сработает. Потом я отвлекал себя, расчесывая волосы Аны и заплетая их. Я рассказывал ей бодро истории, надеясь, что это приободрит ее. Четвертым утром она была близка к концу. Я так много не рассказал ей, столько всего удержал.

И я выпустил все — извинился за свою гордость, за плохое отношение, когда бросал ее. Тер большим пальцем ее пальцы, рассказывая о заброшенных мечтах и надеждах. Говорил о наших сражениях, шептал слова восхищения и уважения, говорил, что она — самое невероятное создание из всех, кого я видел.

Она дышала все слабее, я прижал ее ладонь к щеке и плакал с чувствами, что были к ней у моего младшего я. Я целовал ее пальцы, плакал из-за того, что у нас с ней уже не будет. Без Аны мне ничего не оставалось. Я подвел ее. Я подвел весь мир.

— Что я буду делать без тебя? — прошептал я.

Она выдохнула в последний раз, грудь опустилась, и что-то во мне разбилось. Келси и Рен никогда не встретятся. Все и всё пропало. Я был один.

Совсем. Один.

Я сорвал с шеи амулет, порвав кожаный шнурок, и потер большим пальцем тигра. Я осторожно опустил его на грудь Аны, скрестил ее руки, чтобы медальон оказался под пальцами.

Я опустошенно провел ладонью по мокрым глазам и волосам. Я должен похоронить ее. Но тело не двигалось. Как я мог опустить ее в землю? Покрыть такое красивое лицо грязью?

Я уткнулся лицом в ладони и рыдал так громко, что не сразу услышал треск. Когда я уловил звук, я поднял голову и вытер слезы, чтобы видеть. Камень правды дрожал рядом с телом Аны. Длинная неровная трещина появилась посередине, а другая — сбоку.

Он вылуплялся. Как? Феникс сказал, что не в огненном царстве яйцо не вылупится.

Камень осыпался, из трещины показался язычок. Я застыл. У феникса был такой язык? Я не помнил. Он напоминал язык дракона, а не огненного птаха. Я заглянул внутрь, но видел лишь сияние камня. А потом появилась голова.

Золотая и с зелеными глазами, как у Аны. Голова пропала в камне, и я сказал:

— Все хорошо. Если хочешь выйти, я тебя не обижу.

Язычок показался снова, и существо выбралось. Оно быстро выскользнуло из камня, тело легло кольцом рядом с ним. Оно подняло голову и покачивало ею, раскрыв капюшон. Это была кобра. Только родилась. Тело ее было не шире моего мизинца, длина была в десять дюймов.

— Посмотри на себя, — потрясенно сказал я. — Ты выглядишь как Фаниндра.

Может, стоило бояться, но я не переживал. Я все потерял, и если смерть от укуса змеи была моей судьбой, так тому и быть. Я протянул палец, и змейка обвила его. Я гладил белое брюшко, и она коснулась моего ногтя язычком. Язык был белым, что было редко для кобр. Я нахмурился, повернул палец, глядя на узор на капюшоне. Он был светлее, но выглядел одинаково.

— Ты связана с Фаниндрой? — спросил я, стараясь понять, как кобра оказалась в яйце феникса. Глупая улыбка пропала, я вспомнил об Анамике и вытер слезу с глаза.

Змея, конечно, не ответила.

Осторожно придерживая ее, я объяснил:

— Фаниндра была прекрасной золотой коброй. Она принадлежала богине Дурге, — сказал я, когда она повернула ко мне голову. — Если бы моя Ана была еще жива, ты принадлежала бы ей, полагаю.

Она вытянулась, опустилась на руку Аны и скользнула мо ее ладоням. Змейка высунула язычок, приблизилась к голове Аны. Она встала высоко, насколько позволяло тело змейки, и посмотрела на лицо девочки. А потом открыла пасть и вонзила маленькие клыки в горло Анамики.


Глава 22

Пятая жертва



Я не знал, что делать. Змея длинной пиявкой прицепилась к шее Аны. Тело кобры извивалось, пока она пускала золотой яд в ее бледную шею. Струйка стекала, сияя в свете огня.

— Давай, — шептал я кобре. — Спаси ее, если можешь.

Змея отцепилась, соскользнула с ее плеча и пропала за волосами. Я сидел и не знал, что делать. Я закрыл рот и склонился вперед:

— Куда ты ушла, змейка? — спросил я, осторожно поднимая косу Аны. Змейка свернулась между шеей Аны и землей. Ее голова лежала на верхнем кольце, изумрудные глаза сияли в темном укрытии. Я опустил косу, оставив змейку, и обхватил руками колени. Я долго сидел так, лоб прижимая к коленям, онемев.

Солнце двигалось к полудню, и я уже не мог сидеть. Не знаю, чего я ждал. Надеялся, наверное, на чудо. Золотой яд выглядел так же, как вещество что спасло Келси не раз. Но эта змейка, хоть и была похожа, не была Фаниндрой, а Анамика умерла. Я зря ждал чуда от волшебной змейки, родившейся из яйца феникса?

Остаток дня я копал могилу. Если бы амулет работал, я бы сделал это за пару секунд, но трудиться так ощущалось даже правильно. Это был мой последний поступок на службе у богини. Туника прилипал к спине от пота, руки болели, и я сорвал ее и бросил на камень.

Если бы у меня были инструменты, было бы проще. Я копал могилу Аны большими ветками, вонзая занозы в ладони. Я приветствовал боль. Пот стекал между лопаток, блестел на груди и лице, смешиваясь там с моими слезами.

На половине я подумывал сжечь ее тело, но так она пропала бы навеки, ее прах улетел бы в ночное небо, и это ранило сильнее, чем я думал. Для меня было неприемлемо, что у нее не будет последнего места упокоения. Это тяготило грудь, погружало меня в бездну эмоций.

Я работал до раннего вечера, тело дрожало от усталости, руки были ободраны, и душа терзала тело. Она загрязняла ми мысли, поворачивала меня к мести. Я винил одного человека в смерти Аны, в ее боли, и я должен был хотя бы убедиться в его гибели.

Если он как-то выжил, а часть меня даже надеялась на это, то я попробую убить его снова. Я убью их всех. Мой гнев будет ослепительным. Зажечь его будет легко, как спичку.

Я завершил задание, брызнул водой на лицо и тело, провел руками по мокрым волосам. Пыль покрывала мое лицо, и мне пришлось пару раз ополоснуть рот и сплюнуть, чтобы прочистить его. Когда я очистился, я прошел в пещеру. Я укутал тело Аны в одеяло, поднял ее на руки. Поцеловав ее лоб, я сел на колени, чтобы опустить ее в могилу. Воздух задел мою шею. Я нахмурился и рассмотрел ее лицо, придерживал ее тело рукой, а другую поднес к ее рту. Я ощутил слабый выдох во второй раз.

— Ана? — голос сдавила надежда. — Анамика?

Она не двигалась, не моргала, но я осмотрел ее шею, и от укуса змеи осталось две точки. Кожа заживала. Я опустил ее на землю, прижал ладонь к ее груди. Удар. Я задержал дыхание, чтобы убедиться. Прошел долгий миг, и я ощутил второй удар. Она была жива! Я смеялся и плакал, отдернулся, когда что-то задело мою руку. Змейка, похоже, застряла в одеяле Аны.

Я осторожно вытащил змейку. Она тут же переплела мои пальцы и посмотрела на меня.

— Ты — удача, которой я не ожидал, — сказал я. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя, — я опустил ее на камень рядом, и она свернулась, глядя на Ану.

Моя радость, что Ана жива, быстро сменилась желанием спасти ее. С ней было что-то не так, но мои силы не могли это исправить. Ее нужно было доставить домой. Я отдохнул ночью, часто просыпаясь и проверяя, что она еще дышит.

Утром я собрал наши вещи и укутал ее в одеяло. Змейка забралась в мой рюкзак, и я был даже рад. В пещере остались осколки камня правды, я поднял большой кусок и разглядывал.

— Я спасу ее, — сказал я, и камень засиял. Камень не отвечал мне ни разу, пока Ана была больна.

Я воспользовался этим и засыпал его утверждениями:

— Я отвезу ее домой, — сказал я, камень подтвердил это. — Она не умрет здесь, — и снова сияние. Новая энергия заполнила меня. Я быстро собрал осколки камня, положил их в сумку на седле, а мелкий осколок сунул в карман туники. Я наполнил наши фляги и прицепил к седлу, а потом поднял Анамику.

Конь долго был на привязи и хотел движения. Я тоже хотел уехать. Это сработает. Я спасу ее, вызову свою Анамику и все исправлю. С юной Аной в руках я отправился в путь, камешек правды был моим проводником.

Прошли две недели, и мы прибыли к дому ее отца, и у ворот меня встретили стражи с оружием. Я выглядел жутко и грязно, на лице была борода, отросшая за месяц. У меня кончились припасы неделю назад, я смог раз приготовить зайца, но этого было мало.

Воды было много, но я был голоден, и Ана сильно похудела. Вода, которую я вливал в нее, вытекала из уголков рта. Я был уверен, что немного попадало внутрь, но знал, что она скоро умрет от нехватки воды.

Она все еще спал, словно при смерти, но пульс и дыхание были ровными. Я не понимал, почему она спала, но был благодарен этому. Анамика точно умерла, но теперь была жива. Жизнь означала надежду. Я был рад оставить могилу позади, надеялся, что повода для другой не будет. Долгое время.

Я устало позволил мужчинам отвести нас, но не отдавал Анамику. Ее отец подъехал к нам с топотом копыт, дернул поводья и поспешил ко мне. Я убрал одеяло с лица Аны. Слезы полились по его лицу, он протянул руки. Я замешкался на миг, осторожно передал ее ему, и он понес ее домой, стараясь не трясти на лошади. Я последовал за ним.

Мама Аны бежала к нам, размахивая руками и крича. Они неловко опустили дочь на землю, ее отец позвал врача. Двое тут же уехали на лошадях за ним. Мой конь остановился, но тело двигалось. Мир накренился, я рухнул на землю, и все почернело.

* * *

Проснулся я ночью и узнал гостевую комнату, где уже побывал. Кто-то сидел на стуле неподалеку.

— Проснулся? — спросил юноша.

— Сунил? — мой голос был хриплым.

— Ты нашел ее, — сказал он.

— Да, — я сел и прижал гудящую голову к ладоням.

Сунил убежал, я взял себя в руки. Недели в седле отразились на теле. Я не успел встать, мама Сунила пришла в комнату. Она рявкнула мальчику приказы, и он убежал выполнять, а она села на стул. Она прижала чашку к моим губам и приказала:

— Пей.

Я осторожно сделал глоток, а потом прижал ладонь к ее руке, наклонил чашку и выпил сладкую воду большими глотками.

— Хорошо, — сказала она. — Теперь поешь, — она повернулась к порогу. — Сунил? Бульон. Скорее!

Сунил прибежал в комнату, двигаясь нескладно из-за тела подростка, и передал матери миску с супом.

— Сам поесть сможешь? — спросила она. — Сунил может тебя покормить, если что.

Глаза мальчика расширились, он сглотнул, но кивнул, когда я посмотрел на него, приподняв уголок рта.

— Я смогу сам, — ответил я. — Как Ана? — я быстро исправился. — То есть, Анамика?

— Ее разум все еще спит, — сказала мама Аны. — Но я смогла ее немного покормить.

— Хорошо.

— Я хочу отблагодарить тебя за то, что ты вернул ее. Я боялась, что больше никогда не увижу ее.

— Она… через многое прошла, — сказал я и взглянул на Сунила.

Его мать посмотрела на сына, потом на меня. Она сдержанно кивнула.

— Ешь. Сунил принесет воду и одежду, чтобы ты искупался. Ты понял, сын, — сказала она и ушла.

— Да, матушка, — пискнул Сунил меняющимся голосом. Он скривился от этого, потер глаза и начал носить ведра горячей воды и выливать их в металлическую кадку, где я смог бы только сесть. Я насладился вкусным супом, с травами, мясом и овощами, а потом снял грязную рубаху.

Сунил потер мне спину, хотя я говорил, что это не обязательно. Он настоял, сказав, что это меньшее, что он может сделать за спасение сестры. Я намылил волосы и тело, и он полил меня холодной водой и вручил тонкое полотенце.

— Спасибо, — я укутал полотенцем бедра. — Твоя мама говорила об одежде?

Он убежал и быстро вернулся с тонкой туникой и мягкими штанами для сна. Я оделся, завязал штаны, чтобы они не спадали. Он дал мне сандалии и щетку для волос. Я привел себя в порядок и тут же захотел увидеть Ану, но было поздно, и я слышал, что женщина тихо говорит в ее комнате. Я пошел за Сунилом вниз, где гудели мужские голоса.

Увидев меня, мужчины притихли. Отец Аны поманил меня сесть и не хотел терять время.

— Расскажи нам, — просто сказал он.

Я потянул за бороду, не зная, сколько им поведать. Я решил, что хотел бы знать, если мою дочь изнасиловали, так что принял решение.

— Ее продали в рабство, — сказал я. — Не думаю, что кто-то так мстил вашей семье. Об этом никто не говорил, торговцам было все равно, кто она и откуда.

Отец Анамики сглотнул. Он сжал губы, глаза пылали.

— Тогда кто в ответе за это? — спросил он.

— Не знаю точно, — сказал я. — Может, какой-то торговец разглядел ее красоту и решил заработать. Может, кто-то все-таки отомстил вам и сказал, что ее можно забрать. Я не знаю причины, но обещаю, что разберусь.

— Был торговец, — медленно сказал он. — Его заинтересовала Ана, и он спросил, помолвлена ли она. Мне не понравилось, как он смотрел на мою дочь, и я прогнал его. Может, в этом причина.

— Вы помните его имя?

— Нет, — он покачал головой. — Это произошло быстро, и я прогнал его раньше, чем успел что-нибудь узнать.

— Тогда, когда я наберусь сил, я сделаю все, чтобы узнать, кто это, и где он умрет.

— Ты уже много сделал. Мы в долгу перед тобой, незнакомец. Этот дом твой, сколько тебе хочется, но я, как ее отец, хочу сам дальше разбираться в этом деле.

Мать Аны вошла в комнату.

— Если юноша хочет остаться и помочь найти виноватого, то пусть остается.

— Мы обсудим это позже, — сказал ее муж.

— Я сказала свое слово, значит, мы поговорили. И не зови его незнакомцем.

— А он назвал мне свое имя?

Мужчина повернулся к жене с недовольным видом. Их споры явно были частыми. Я вспомнил Анамику. Это она унаследовала от матери. Я сидел и слушал их с улыбкой.

— Я Кишан, — сказал я. — Кишан Раджарам.

— Вот видишь? — женщина покачала мне пальцем, а потом указала на мужа. — Отблагодари его и теперь зови по имени. Ты должен осыпать его золотом и пасть на колени у его ног.

— Не нужно, — начал я, но меня быстро прервал отец Аны.

— Я сам решу, кого благодарить, и как называть. Не указывай мне, как вести дела с мужчинами, — его шея покраснела. — Если я захочу опуститься на колени, я так и сделаю. Если захочу дать ему золото, я так и делаю. Но ты не будешь решать за меня!

— Ха, — она отвернулась от мужа, но замерла у двери. — Мы не можем его прогонять. Он вернул Мику. Это ничего не значит для тебя?

Лицо мужчины тут же смягчилось.

— Значит. Конечно, значит, — он спросил после этого. — Перемены есть?

Плечи женщины опустились.

— Еще нет. Она словно ждет чего-то, но я не знаю, чего.

Отец Анамики подошел к жене и коснулся ее плеча. Она прижалась к нему, и он обвил ее руками. Я вытащил камень правды и потер его пальцами. Это стало привычкой в пути, и мне было не по себе, когда я увидел ауру вокруг родителей Аны. Она стала ярче, пока они тихо говорили.

Я вспомнил слова феникса, что камень правды позволит видеть сердца. Я видел, что родители Анамики любили друг друга, хоть и ворчали. Она отстранилась, и он нежно поцеловал ее в лоб, и она ушла. Он вернулся к нам, шея была красной, и он отвел от меня взгляд, словно смущался того, что я их слышал.

— Жена права, — сказал он. — Я не почтил тебя за твой поступок.

— Я рад, что нашел ее.

Камень правды все еще был в моей ладони, и свет вокруг отца Аны потускнел без жены, но все еще был там. Я с любопытством посмотрел на других, которые помогали в поисках. Я разглядывал каждого, и свет разной силы окружал их.

У некоторых были оттенки синего и зеленого, родители Аны были желтыми, а у одного света не было. В нем ничто не выделялось. Он видел тихо, редко говорил, но что-то в нем было не так. Это беспокоило меня, и я поглядывал на него.

— Прошу, расскажи всю правду, — сказал отец Аны.

Я повернулся к нему.

— Правду о произошедшем? — спросил я.

— Да. У нас есть подозрения, но я хочу услышать от тебя.

Я кивнул, выдохнул и понадеялся, что не ошибся в отце Аны. Он будет стыдиться ее, узнав, что произошло?

— Вы всем здесь доверяете? — спросил я. — Это личная тема.

— Доверяю, — ответил он.

— Хорошо, — я склонился, сжал камень ладонями и медленно двигал его. — Ану забрал караван торговцев, а потом ее передали тем, кто торгует плотью. Когда я догнал первых, я смог получить информацию о других. Я хотел забрать ее, но сам попал в плен. Добрая женщина предупредила о том, кто захочет купить Анамику. Я разозлил его и заставил купить и меня. Я неделями добирался до дома, где он держал Анамику и других рабов-детей, которых купил, и еще дольше продумывал побег. Мы убежали, и со мной были и другие дети. Я оставил их у доброй пары, забрал Анамику и уехал. Они дали мне припасы, но, как видите, они кончились.

— И дети-рабы, — сказал отец Аны, — работали в доме?

— Некоторые, — ответил я. — Другие ублажали хозяина. Жаль говорить, но Анамика была одной из других.

Мужчины вокруг нас охнули и вскочили в гневе. Сидел только отец Анамики. Его руки дрожали, он закрыл глаза.

— И где он теперь?

— Думаю, он мертв, я пронзил его горло, — я коснулся его плеча. — Мне жаль, что я не смог спасти ее раньше, чем ее продали.

— Как и мне, Кишан. Как и мне.

Отец Анамики, казалось, постарел на десять лет за десять минут. Мужчины заговорили о мести, спросили, могу ли я отвести их к тому дому. Они рассуждали, какой караван был в ответе, говорили, сколько еще человек могут привлечь. А отец Аны сидел, не шевелясь.

— Ты мог бы сделать это? — спросил он.

— Отвести их? — я медленно кивнул. — Мог бы. Но там много мужчин. Обученные солдаты и наемники. Отомстить было бы уместно, но для этого нужна армия. Я за много лет не видел столько оружия в одном месте, сколько у них. Будет глупо сражаться.

Воздух стал напряженным. Я понимал, как сложно было сидеть и ничего не делать. Я тоже от этого страдал, но знал, что месть успокаивала редко.

Мы тихо говорили много часов. Мы словно застряли в пузыре с ядовитым воздухом. Чем больше они говорили о крови, которую хотели пролить, тем больше яда проникало в нас, напрягало тела и слепило глаза. Интересно, что мужчина без ауры почти не говорил.

Солнце встало, и я ушел, попросив погулять по саду. Отец Анамики присоединился. Он был задумчив, и меня устраивала тишина. Он повернул на тропу, и я пошел за ним и удивился, когда он остановился у маленького памятника.

— Что это? — спросил я.

— Кенотаф для Анамики, — сказал он и издал горький смешок. — Ее мать расстроилась, когда я сделал это, — он повернулся ко мне. Его глаза были красными и слезились. — Я сдался, а мама Мики — нет. Она намного сильнее меня. Полна веры, — он поднял руку и добавил. — Не говори ей, что я так сказал. Она не даст мне покоя, — он присел, поднял пару лепестков у памятника и отбросил их.

— Это мило? — робко сказал я, не зная, как ответить.

— Да? — спросил он. — Или это памятник моей слабости?

— Вы думаете, что не защищать ее честь — слабость, — понял я.

— Да. Ты так не думаешь?

— Думаю, — с сочувствием ответил я. — Он заслужил умереть, думаю, так и было.

— Но ты не уверен.

— Да. Было важнее спасти детей, чем проверять, умер ли он.

— Нам повезло, что такой человек, как ты, появился в наших жизнях.

Я хотел сказать, что это мне повезло. Узнать Ану вот так было даром. Она была особенной. Я не сказал им это, ведь это звучало бы странно от незнакомца, я просто поблагодарил его и пошел в дом.

И вслед он задал вопрос, которого я ждал:

— Почему? — тихо пробормотал он. — Почему ты так рисковал ради нас? Ради нее?

Я знал, что это спросят, и я так и не смог придумать ничего правдоподобного. Я ощущал спиной его взгляд, просящий ответа. Почти не думая, я сказал:

— Моя любимая погибла от такого мужчины. Я не смог помешать. Горе чуть не убило меня. Я не мог допустить этого снова. У меня были силы спасти ее.

Он не ответил, и я оставил его наедине с мыслями.

* * *

Шли дни, а я все еще не вытащил свою Ану из ее младшей версии. Я делал жертвы каждый вечер — зажигал свечи и оставлял подношения богине. Мама Аны дала мне колокольчик, просил всех не трогать меня, когда я бродил по саду.

Когда она спросила, что я делаю, я сказал, что молюсь за Ану. Она предложила использовать сад. Ее вера в меня была сильной, и она принялась спрашивать каждый вечер, что мне нужно. Она давала свечи, перья, лоскутки или манго. Один раз пошла со мной. Я тихо шептал слова в ночи, и она ощущала мое неудобство, потому что оставила одного.

Я днями сидел рядом с Аной. Я читал ей, говорил с ней, когда мы оставались одни, рассказывал, как скучал по ней. Она казалась здоровой. Хоть она не ела и толком не вила, ее тело исцелялось. Я не знал, была это магия богини или укуса змеи, но я был рад.

Я пытался соединить кусочки камня правды в яйцо феникса, но они не совпадали. Я поднял кусочек побольше и решил, что смогу убрать острый край, так что днем я вытащил свой нож и коснулся камня. Под правильным углом камень срезался, как дерево. Тот край стал гладким, и я приступил к другому, решив сделать украшение для Аны.

Прошел месяц, а перемен не было. Я стал частью дома, часто охотился или помогал отцу Анамики, но каждый день сидел рядом с Аной и вырезал. Мама Аны удивлялась, но ее отец сказал оставить меня, чтобы я исцелял свои раны рядом с ней. Он и не представлял, как прав.

Я сделал из кусочка камня тигра. Он лежал в шкатулке в моей комнате рядом со змеей. Она медленно росла, но пряталась, когда в комнату входил не я. Я носил ей воду и мышей из амбара, но она не трогала мышей. Я не знал, что ели волшебные змеи. Я не видел, чтобы Фаниндра ела, может, им это и не требовалось.

Мужчину без ауры скоро поймали уходящим с дорогой коллекцией ножей. За ним погнались, после допроса он признался, что был в сговоре с торговцем для похищения Анамики. Ему хорошо заплатили за помощь. Он отвел к торговцу, которого убили, а ему за это позволили жить.

Чтобы отблагодарить ту женщину, отец Анамики отыскал ее хозяина. Он освободил ее и послал ее к паре, что заботилась о спасенных детях с тремя верблюдами припасов и денег. Пришло письмо, что трое детей вернулись в свои семьи, но остальные пока оставались там.

Второй месяц близился к концу, я вырезал осколки яйца, нож соскользнул, кусочек камня сломался. Я задел палец ножом и сунул его в рот, разглядывая изъян в работе. Что-то в этом было знакомым. Я пытался увидеть, каким кусочек будет под поверхностью. Я задержал дыхание, сердце забилось. Я глупо рассмеялся, повернул предмет, чтобы видеть то, что я думал.

— Такое возможно? — пробормотал я. В комнате была только Анамика, она меня не слышала. Цвет был правильным. Размер подойдет, но я не понимал, что происходило. Я решил проверить идею и принялся вырезать с новой картинкой в голове. Внешние слои камня пропали, как мягкое масло, и нож словно помогал мне сделать из кусочка то, чем ему суждено было стать. Я провел пальцем по свежему срезу. Ошибки теперь не было.

В моих руках было то, что станет когда-то семейной печатью Раджарам.

Я понимал, что в моих руках все время было нечто простое и ценное, а я не видел. Я смирился, думал, что провалил задание, решил, что смогу жить счастливо в прошлом, служить семье Анамики и наблюдать за ней, пока не умру. Но печать моей семьи ожила в моих руках, это было чудом. Это был символ будущего. С новой надеждой я отложил нож и опустился рядом с Аной, опустив камень правды на кровать рядом с ней. Я прижал ее ладонь к губам, пытался увидеть в ней то ценное, что пряталось от меня, как с печатью.

— Знаю, я не достоин тебя, — я потирал большим пальцем ее костяшки. — Я не спас тебя, когда ты нуждалась во мне. Я не был спутником, которого ты заслужила, — камень сиял. Дамбу во мне прорвало, и все мысли и слова, что я держал в себе, выливались. — Когда Пхет сказал, что тигр должен остаться, я не хотел быть им. Я в тайне надеялся, что Рен поступит благородно, как часто делал, а я уйду с Келси в ее время. Я не видел тебя такой, какой ты была.

Я убрал темные волосы с ее лица.

— Теперь я знаю тебя, Ана. Знаю девочкой, знаю женщиной, которую полюбил в детстве, воином, поразившим меня, богиней, какой ты станешь. Дай мне шанс. Вернись. Я выбираю эту жизнь. Обещаю, что буду служить тебе до конца своих дней.

Я прижал губы к ее лбу, скромно поцеловал. Я понял в тот миг, что мои волосы, что были длиннее обычного, щекочут шею. Я поднял голову, комната стала яркой, ветер трепал шторы. Темное небо озарила молния, волоски на моих руках и шее встали дыбом.

Голос прозвучал в комнате. Мелодичный, как звон колокольчиков, но сильный, пронзивший мой разум и сердце громом.

Анамика открыла глаза и повернулась ко мне. Она мило улыбнулась и сказала:

— Сохан, твои подношения были приняты.

Глава 23

Наставник



Юное тело Анамики поднялось в воздух, ее окружил вихрь. Я быстро встал, чтобы поймать ее, но не знал, что делать. Я знал, что работает магия богини, и я надеялся, что смог вернуть ее.

Девочка закрыла глаза, и пальцы света, ветра и воды впились в нее и в меня. Жар окатил меня, тело дрожало. Амулет на мне засиял белым светом, что выстрелил в девочку, вытащил что-то мерцающее. Ана закричала, и сияющая сущность над ней улетела, как звезда, во тьму за окном. Тяжело дыша, я поймал ее тело, когда она упала.

Я устроил ее на кровати и поправил одеяло. Ее глаза открылись.

— Ана? — тихо сказал я. — Анамика, ты меня слышишь?

Ответа не было. У комнаты раздался топот, вошли ее родители.

— Что такое? — с тревогой и надеждой спросила ее мама. Их глаза не были настороженными. Они знали, что я часто приглядывал за ней, даже ночью. Ее мама верила мне, считала, что у меня есть магия, что поможет Ане. Я услышал как-то, как она говорит мужу, что я — талисман, и Ана не умерла за эти месяцы, потому что я делился с ней жизненной энергией.

В чем-то она была права. У нас с Анамикой была связь. Не сейчас, правда. Я не знал насчет энергии, но понимал, откуда у нее эта мысль. Под моими глазами были мешки, и хотя я уставал, я едва спал по ночам. Когда я засыпал на стуле в ее комнате, мама Анамики проверяла меня ночью и укрывала одеялом.

Маа? Баабаа? — Анамика села, потирая глаза ладонями.

— Мы здесь, пьяри бети.

Мама Аны обняла дочь, я отошел.

— Мика! — выдохнул ее отец. — Что ты сделал? — спросил он у меня, гладя волосы дочери.

— Ничего, — ответил я. — Она проснулась, когда ударила молния.

— Я не слышала грома, — сказала ее мама, покачивая дочь. — Спасибо, — добавила она со слезами на глазах. — Ты — дар богов.

Анамика проворчала:

— Я голодна, баабаа.

Ее мама крикнула слуге греть суп и лепешки, молния ударила снова. Родители Аны не заметили. Я выглянул в окно и увидел фигуру во тьме под деревом. Молния снова озарила небо, и я вдохнул, ток пробежал по венам. Молния ударила в третий раз, и человек пропал.

— Простите, — сказала я. — Я вас оставлю.

Они не заметили меня. Я вышел к дереву и огляделся, но никого не увидел. На мягкой земле были следы ног, но они никуда оттуда не вели.

— Ты еще здесь? — тихо спросил я.

— Я здесь, сын.

Кадам опустил ладонь мне на плечо, и я повернулся. Сердце дрогнуло, забилось в горле, и я сглотнул. Эмоции бушевали во мне. Я не думал, что увижу его снова. Я не думал, что увижу любимых после того, как не спас Анамику. Я подавил всхлип.

Он словно знал бурю в моем сердце, притянул меня ближе. Я обнял его, отчаянно цеплялся за кусочек своей жизни. Его плечи дрожали. От него пахло чаем и специями, книгами и домом. Я так скучал.

— Я подвел ее, — лепетал я. Пустота, которую я сдерживал месяцами, разрослась в груди, гасила мою надежду и решимость. Хоть Ана проснулась, и Кадам стоял передо мной, тьма зияла, хотела проглотить осколки, которые я держал. Он пришел попрощаться. Я заслужил свою судьбу. Кадам скажет, что все кончено.

— Нет, — он отошел, тряхнул мои руки и заглянул в глаза. — Нет. Ты не подвел ее. Ты спас ее. Так и должно было произойти.

Я потрясенно раскрыл рот, тряхнул головой и пролепетал:

— Должно было? — я вспомнил его давние слова. Он говорил, что что-то жуткое случится с Аной, и я должен был это принять, позволить произойти.

Я вырвался из его хватки, но вяло, его рука сжала мою руку.

— Я должен был допустить изнасилование? — возмутился я. — Ее смерть? Ты знал, что так будет, но не помешал этому. Ты не такой, каким я тебя считал.

— Возможно, — тихо сказал он. — Я говорил, что путешествия во времени повлияли на меня. Мы все изменились. Вселенная решит, к лучшему это или нет.

Он скривился, когда я отошел, возмущение горело в моих венах, как кислота, с болью остывая. Мне было жаль себя, но сильнее — Анамику. Девушка, которую я знал, не заслужила такого.

— Знаю, ты расстроен, — сказал он. — Я не виню тебя, сын. Но это ее прошлое, Кишан. Ты помнишь истории. Богиня Дурга родилась из реки. Когда пошли дожди, Анамика, которую ты знал, должна была умереть, чтобы родилась богиня. То, что она пережила в плену, это темные воспоминания, что она скрывает от тебя. Это было там. Всегда было, Кишан.

Мне были противны и он, и я, и я сказал:

— Должен быть другой способ.

— Нет, — ответил он. — Ты дал ей пятый дар, камень правды. И пятая жертва понята. Без ужасов прошлого Ана не пошла бы путем одиночества, не получила бы тебя рядом и не стала бы богиней.

— Может, так было бы лучше.

— Для кого? — спросил Кадам.

— Для нее, — рявкнул я.

Кадам сжал губы. Он отвернулся от меня.

— Она тебя ждет, кстати.

Я посмотрел на окно Аны.

— Не та, — уточнил он. — Та, которую ты вытащил.

Я огляделся в темноте.

— Она здесь? — спросил я, отчаянно желая увидеть ее.

Он покачал головой.

— Не здесь, — сказал он. — Дома. В вашем времени. Она зовет тебя. Хочет, чтобы ты вернулся. Ты не слышишь?

Хмурясь, я глубоко вдохнул и закрыл глаза. Сила тихо гудела под кожей, я ощущал себя живым, чего не было уже давно. Я повернул голову, ноздри раздувались, я улавливал разные запахи. Я открыл глаза с удивлением и призвал силы, чтобы измениться. Через пару секунд мое восприятие изменилось.

Усы торчали из верхней губы, зубы удлинились. Я опустился на землю, когти знакомо впились в траву. Я махнул хвостом, выгнул спину и потянулся. Мой тигр вернулся. Мне было интересно, как сильно я скучал по нему.

Я тихо зарычал, фыркнул у ног Кадама, мое дыхание затуманило его блестящие туфли. Мелодия вдали заставила меня насторожить уши. Я склонил голову. Дурга звала пением тигра. Я с неохотой превратился в человека.

— Мне жаль за то, что ты потерял, сын.

— Ты про то, что потеряла Ана?

— Нет, хотя и за это мне жаль.

— Тогда о чем ты?

— О том, что ты отдал в этот раз, чтобы спасти ее, вернуть ее.

— Ты про клятву служить богине всю жизнь?

— Это да. Но, чтобы вернуть Ану с края, ты кое-что отдал.

Мое сердце застыло. Я вспомнил, как спас Рена. Кадам, или Пхет, сказал, что я отдал человечность за это. Тогда это не казалось чем-то большим, и я не хотел жить вечно. Но я уже лишился бессмертия. Что осталось?

— Скажи, — сухо сказал я.

— Ты больше не можешь быть разделен с тигром. Если пойдешь туда, решишь следовать списку, то тигр будет твоей частью до твоей смерти. Твоя жизнь навеки переплетена с его.

— Ясно, — я обдумывал последствия спасения Аны и решил, что это того стоило. Я долго жил с тигром. Мы были частью друг друга. Я не жалел, что спас Рена, как и не жалел, что спас Ану.

— Знаю, сейчас ты мне не доверяешь, Кишан, — сказал Кадам. — Поверь, если бы я мог изменить это событие в жизни юной Анамики, я бы это сделал.

— Ты бы сделал, если бы это не влияло на богиню.

Он отвел взгляд.

— Да. Я об этом.

Я выпрямил спину с каменным видом.

— И что дальше? — спросил я. — Мне просто вернуться к ней?

— Не совсем. Иди к семье в дом. Отдохни. Ты увидишь меня завтра и все поймешь.

Я устало посмотрел на дом.

— Ладно.

Я отошел от него, замер, услышав его тихие слова:

— Надеюсь, однажды ты простишь меня, Кишан. Но я прошу тебя хотя бы простить себя. Ты не виноват в произошедшем.

Не оглядываясь, я ушел в дом. Анамика была на кухне, гоняла содержимое по тарелке с супом. Ее мама сказала:

— Я думала, ты была голодна, Мика.

— Если бы ты отошла, а не изображала курицу-наседку, то она бы поела, — сказал ее отец.

Юный Сунил сидел напротив них, прижав руками к щекам, наблюдая за беседой.

— Ты видела много бандитов? — спросил он.

— Тихо! — рявкнул его отец. — Ты не будешь о таком говорить.

Анамика посмотрела на Сунила, взглянула на меня. Я не был уверен, что она знала, что я был в комнате. Ее щеки залил румянец.

— Бандитов было много, — сказала она Сунилу. — Были торговцы рабами и люди, что били людей хлыстами и… злодеи. И однажды я их всех убью.

Мать Анамики тут же завопила, что ее дочь не знала, что говорила, лицо ее отца стало каменным, но Ана встретила взгляд брата, и он серьезно кивнул. В их юных лицах я видел воинов, какими они станут. Сердце болело, но я понимал это. Это был ее переломный момент.

Кадам был прав. Произошедшее с Анамикой поставило ее на путь, чтобы она стала собой из будущего. Я не мог отрицать свою роль в этом, и я восхищался тем, какой она была и будет. Я хотел бы, чтобы это произошло не так, и я не был уверен, прощу ли себя или Кадама за произошедшее.

Анамика подняла ложку ко рту и принялась есть. Они не остановили меня, когда я ушел из комнаты. Я проспал пару часов, продолжил вырезать камень правды. Ана проснулась, и я заканчивал кулон, что хотел повесить на кожаный шнурок. Я надел на шнурок маленького тигра и пару бусин, что дала мне ее мать, спрятал его в мешочек, решив отдать, когда мы поговорим.

Утром было шумно, прибыл путник. Его впустили в дом, и меня отозвали от утренних молитв в саду. Сунил нашел меня и потащил в дом. Я увидел Анамику и дал ей веточку жасмина, она взяла ее и крутила между пальцев. Длинные волосы Аны были еще мокрыми, ее щеки сияли здоровьем. Она робко улыбнулась мне.

— Мы говорили об этом и хотели узнать… ты обучишь и Сунила? — спросила она.

Ее брат закивал.

— Нам нужно быть готовыми, если те люди вернутся.

Я вдохнул, глядя на них.

— Поговорим после встречи с гостем? — спросил я.

Они согласились.

Я пошел в комнату, где собрались люди, размышляя, что с ними будет. Их отец не был похож на воина. Я подозревал, что пришел Кадам, но не был уверен. Мне не нравилось, что у него было столько секретов.

Я вошел в комнату и увидел, кто там сидел. Я застыл на миг, глядя на гостя. Конечно. Это было логично. Пхет улыбался мне, сидя на стуле, глаза стрелами посылали мне вести. Я вскинул бровь, отвечая.

— Мальчик мой! — Пхет ловко вскочил на ноги. Он опустил руки на мои плечи и встал на носочки, чтобы шептать мне на ухо. Кадам был почти моего роста. Я знал, что шарф менял облик, но мне впервые стало интересно, куда девался остальной он. Пхет был крохотным. Он подтвердил то, что я понял, и мы сели.

Он объяснил почти все за меня. Он представился моим бывшим наставником и сказал, что его послали вернуть меня домой. Анамика помрачнела, резко ушла из комнаты. Ее брат последовал через миг. Даже ее мать уронила то, что шила, но быстро подняла.

— Он должен уйти сейчас? — спросила она.

— Простите, — искренне сказал Пхет, — но он нужен дома.

Отец Аны кивнул.

— Наша семья благодарна ему. Мы в долгу, и отплатить этот долг мы никогда не сможем, — он повернулся ко мне. — Но мы подарим тебе лучшего коня, провизию и золото.

Я поднял руку и сказал:

— Вы уже щедро позволили оставаться тут месяцами. Я предпочту путешествие налегке и охоту по пути, но я ценю ваше желание, — я заметил, как Пхет вскинул брови, и добавил. — Но кое-что для меня вы можете сделать.

— Говори, и мы постараемся это выполнить, — сказал отец Аны.

— В пути, пока Анамика не заболела, она попросила меня научить ее пользоваться ножом.

Мать Аны прижала ладонь ко рту и тихо охнула.

— Я подумал, что так она будет увереннее. Что так у нее будет шанс защититься.

Отец Аны сжал подлокотники кресла, костяшки побелели, а ее мать беззвучно открывала рот. Я знал, что она будет против, так что постарался говорить как Рен, объяснить так, чтобы они поняли.

Они молчали, и я продолжил, надеясь на лучшее:

— Она довольно хороша в этом. У нее хорошие рефлексы. Думаю, тренировки помогут ей смириться с произошедшим.

— Но… женщины не тренируются с оружием, — сказала мать Аны. Она уронила свою работу снова, но не подняла в этот раз.

— Некоторые учатся, — сказал я. — Моя мать — известная мечница. Пхет много раз работал с ней.

Родители Аны посмотрели на Пхета с сомнением, и я рассмеялся.

— Он выглядит не очень грозно, но это он меня обучил, — их брови поползли вверх. Они видели, как я разминался с нанятыми солдатами. Я много часов провел с ними, надеясь, что они улучшат навыки. Они не были близки ко мне, и родители Аны это знали. Они переглянулись и посмотрели на нас.

— Если позволите, — сказал я, — Пхет останется с вами на пару месяцев. Он не так ловок, как раньше, но его разум все так же силен.

— Конечно, твой друг может остаться, — сказала мать Аны. — Но ты уверен, что не сможешь остаться, пока она не придет в себя? Вы бы уехали вместе.

Я покачал головой.

— Жаль, но я не могу. Я уже задержался. Я нужен дома.

Отец Аны заерзал в кресле и склонился. Я видел по его телу, что он решил отказать. Он не успел заговорить, я придвинулся и, понизив голос, добавил:

— Я бы посчитал это услугой, равной возвращению Анамики домой. Пхет не может путешествовать так быстро, как я, и я был бы спокоен, если бы он пока что остался с вами.

Я знал, что Кадам меня слышал, но он смотрел в окно, шевеля пальцами птице, что опустилась на подоконник, а потом он ловко поднял вышивку и отдал матери Аны. Она поблагодарила его, и он улыбнулся.

Я продолжил громче:

— Он — гениальный стратег, он обучит и ваших солдат. Он будет приглядывать за Анамикой и Сунилом, научит тому, чему вы захотите. Если я буду нужен, вы сможете послать его за мной, — это помогло подвинуть решение в мою пользу.

— Мы будем рады оказать… Пхету, — мать Аны кивнула мужчине, — гостеприимство. Считайте наш дом своим, — сказала она. — Когда ты уедешь? — спросила она у меня.

— Через час. Если можно, я хочу попрощаться сначала с Анамикой и ее братом.

Я пошел искать Ану. Закрыв глаза, я открылся нашей связи. Я сильнее ощущал, где Ана ждала меня в будущем, но я мог найти ее и сейчас, наша связь была открыта. Достаточно открыта, чтобы я знал, что ее жестоко использовали, но она все еще была девочкой с разбитым сердцем.

Ана сидела на земле спиной к памятнику, что отец заказал для нее, считая ее мертвой. Сунил сидел неподалеку на страже. Я заметил, что у него в руках маленький меч, он встал, словно собирался защищать сестру.

— Ты пришел прощаться? — осведомился он недовольно.

— Да, — сказал я.

— Ты бросаешь нас? Тебе больше нет до нас дела?

— Конечно, я переживаю за вас. Но я нужен дома. Хотя у меня хорошие новости.

— Какие? — он скрестил руки на груди.

— Ваш отец согласился на вашу тренировку. Для вас обоих.

— Кто нас будет учить, если ты уйдешь? — спросил тихий голос.

Я посмотрел на Анамику. Ее длинные волосы закрывали лицо. Сунил был расстроен и напряжен, а Ана была другой. Она сжалась, руки лежали на коленях, выглядела выжатой и пустой, как брошенное кружево, красивое, но беспечно выброшенное. Больно, что из-за меня она себя так чувствовала.

Я присел рядом с ней и сказал:

— Сунил? Можно я минутку поговорю с Анамикой наедине?

Он явно хотел возразить, но кивнул и пошел к дому.

— Ана? — я взял ее за руку, но она отдернулась и отвернулась. Я вздохнул и сел рядом с ней, тоже прислонившись к памятнику. — Прости, но я должен уйти. Я уговорил твоих родителей позволить тебе обучение. Пхет будет хорошим учителем, обещаю. Он научил меня всему.

Она недоверчиво посмотрела на меня, глаз показался среди волос.

— Все будет другим, — сказала она.

— Знаю. Но я тебе больше не нужен.

— Я ощущается иначе.

— Это точно, — согласился я.

Она шмыгнула и вытерла глаза.

— Я кое-что тебе принес, — сказал я.

— Что это? — она взглянула на меня.

— Вещица на память, — я вытащил кулон из мешочка и передал ей.

— Тигр, которого мы видели в пути? — спросила она.

Я покачал головой.

— Нет. Этот тигр особенный. Когда тебе будет одиноко или печально, если не будешь знать, что делать, спроси у своего тигра. Он всегда будет с тобой и подскажет тебе выход. Вот, — я опустил тигра на ее ладонь, разжав ее пальцы. — Задай ему вопрос.

— Я… — она облизнула губы. — Я еще увижу Кишана? — тигр засиял, и она охнула.

— Вот видишь? В нем капля магии. Обещаю, он будет приглядывать за тобой и защищать. Когда он теплеет, все вокруг тебя говорят правду, но если он холоден, будь осторожна. Понятно?

Ана кивнула, глаза были большими от удивления.

— Спасибо за такой подарок.

Я коснулся ее подбородка и улыбнулся.

— Я бы дал тебе что угодно, Анамика Калинга.

Слезы заполнили ее глаза.

— Тогда останешься?

— Я всегда буду с тобой, Ана. Даже если ты меня не видишь.

Она приняла этот ответ, и я оставил ее, надеясь, что Пхет ее направит. Она была такой хрупкой и уязвимой. Я побыл с ней и узнал, что с ней случилось, и это сильно помогло понять, какой она стала. Я шел домой и обнаружил, что жду воссоединения со взрослой Анамикой. Может, теперь мы будем ссориться меньше. Сможем жить дружно.

Я вернулся в свою комнату, собрал вещи, и золотая голова появилась из-под подушки.

— Вот ты где, — я подхватил змейку ладонями. Она обвила мое запястье, я открыл сумку, и она нырнула туда. Я попрощался с родителями Аны, и Пхет предложил проводить меня до границы поместья.

В стороне от дома он выпрямился и принял нормальный облик.

— Лучше иди к ней, сынок, — сказал он.

— Что случится?

— С Анамикой?

Я кивнул.

— Ее родители привыкнут, но я буду учить ее и Сунила в тайне несколько лет. Когда их родители поймут, как они обучены, они уже будут далеко на пути становления воинами. Сунил будет с сестрой каждый день, станет ее личным стражем. Он винит себя в том, что с ней случилось. Он ушел в будущее из-за того, что верил, что не имеет права остаться. Он помнил, как ранил сестру под влиянием Локеша. Он не мог это забыть. Он не хотел ранить ее.

— Ты видел его будущее? — спросил я.

— Да, — Кадам улыбнулся. — Они очень счастливы вместе.

— Нилима и Сунил?

Он улыбнулся.

— Я всем вам этого хочу. И ей.

Я не был уверен, говорит ли он о Нилиме, но решил не спрашивать.

— Иди, — он подтолкнул меня. — У меня много работы.

— Как ты это сделал? — спросил я. — Ты учил их годами. Когда ты успел?

Он выглядел уставшим.

— Время — мой великий союзник, Кишан. И величайший враг. Ты сам поймешь это, боюсь, — он похлопал меня по плечу. — Но тебе до этого еще далеко. Скоро увидимся.

Кусочек камня правды нагрелся у меня на шее.

— Скоро увидимся, — сказал я.

Он пошел в дом, и я смотрел, как он из высокого мужчины становится морщинистым волшебником. Он ушел, и я глубоко вдохнул и позволил связи с Анамикой расцвести в груди. Она пронзила мое сердце и расцвела в теле светом.

— Я иду, — тихо сказал я.

Сжав амулет, я подумал о девочке, которую оставляю. В сломленной девушке пряталась богиня. Анамика, которую я знал, многое делала, чтобы скрыть эту девочку в глубине. Может, теперь она откроется мне. Может, я посмотрю в ее глаза, и она даст мне увидеть эту часть себя.

Поток энергии, времени и пространства окружил меня, и вскоре я смотрел на знакомую гору. Я улыбнулся, пошел домой, чувствуя, будто знал Анамику лучше некуда.

Я ошибался.


Глава 24

Признание у бассейна



Я шел в наш дом, думая о воссоединении. Я радовался, но побаивался видеть ее. Я так не нервничал с первого свидания с Келси. Мы с Аной не собирались на свидание, но то, через что мы прошли, изменило наши отношения. Так ведь?

Мне казалось, что да.

Я открыл новую дверь в основании горы, почти там, где была старая, привязал ее к своему отпечатку, напомнив себе, добавить потом и отпечаток Аны. Я вошел и закрыл ее за собой. Включилось зрение тигра, и без лампы я пошел по длинной лестнице к нашему дому. Я провел рукой по отросшим волосам, ощутил щетину на лице. Я подумывал сперва зайти в свою комнату и привести себя в порядок.

Я говорил себе, что надлежащий вид был уважением, а не способом потянуть время. Я быстро помылся, порылся в ящиках своей почти пустой комнаты в поисках ножниц. Когда мои волосы стали короче и легли, как надо, без товаров из времени Келси, я посмотрел на себя в зеркало.

Я был выбрит и снова стал бессмертным собой, но мои глаза казались старыми. Я похудел за последние месяцы, у меня не было в том времени аппетита тигра, но моя грудь и руки все еще были сильными и мускулистыми. Я обвел знакомые боевые шрамы на теле Они давно посветлели и стали гладкими. Они были следами моего времени как смертного.

Я не добавлял с тех пор шрамы, исцеление тигра убирало ущерб. Но теперь появились новые метки. Шрамы, что говорили о времени в прошлом. Раны, полученные при спасении Аны. Я коснулся одного на ладони и решил, что это того стоило. Что бы ни случилось в будущем, это будет напоминанием о моей клятве быть рядом с ней и служить.

Я одевался в свободную тунику и штаны и слышал ее зов. Она знала, что я вернулся, ждала, но я не мог игнорировать ее зов. Анамика была как магнит, и чем ближе мы были, тем сильнее тянуло к ней. Связь между нами казалась раньше оковами, но теперь ощущалась как обещание.

Я пошел за нитью в тронный зал, но ее там не было. Я хотел проверить ее спальню, но закрыл глаза, и увидел, где она была, пошел в сад. Мои ноги коснулись травы, и я хотел превратиться в тигра. Мы всегда ладили лучше, когда я был тигром. Но это был путь труса. Я должен был дать ей шанс отругать меня за поражение лицом к лицу.

Я подвел ее не раз. Осколок камня правды на моей шее нагрелся, подтверждая мои мысли. Я запнулся, увидев ее. Она срезала розы, ее длинные волосы задевали талию. Мое горло жгло, приветствие умерло на языке. Ее юная версия осталась в прошлом, но я видел ее в знакомых жестах Аны.

Я застыл. Она винила меня? А как иначе? Я ослабел, мышцы дрожали. Сердце болело. Как я мог позволить злодею дотронуться до нее? Как я мог уйти, когда она просила обучить ее сражаться? Я вспоминал, что сделал, что решил. Как она простит меня?

Радость при виде нее сжалась, как росток в огне. Он стал черным комком и остался в моем животе. Слои обвинений покрывали меня и давили камнем. Я ничего не мог сказать, никак не мог убрать ужасы, случившиеся с ней. Она была жертвой чего-то ужасного. Люди не должны так страдать.

Что мне сказать? Слов не было, как бы я ни старался их подобрать. Я не смог бы извиниться. Я не мог бы это исправить. Это было как лить зелье на убитого — бесполезно и глупо.

Анамика чуть повернула голову, и я увидел ее лицо в профиль, но она смотрела на цветы.

— Ну? — едко спросила она, отрезав длинную лозу. — Ты долго не решался почтить меня своим видом. Будешь стоять там и ерзать или встретишь меня как подобает?

Я попытался ответить, но выдавил лишь:

— Я… — а потом раскрывал и закрывал рот, как рыба без воды, и это было далеко от приветствия, что я планировал. Говорить не получалось, и я упал на колено и склонил голову. — Я твой слуга, моя леди, — смог произнести я.

Анамика посмотрела на меня, хмурясь. Она поджала губы и пошла ко мне. Убрав ножницы за кожаный пояс, она уперла руки в бока и смотрела на меня. Я снова опустил голову и ощутил знакомое жжение в глазах.

Трава расплывалась перед глазами, ее ладонь коснулась моей головы. Она присела рядом со мной, ее ладонь скользнула к моей шее. Я ощутил ее мысленный вопрос и открыл ей мысли. Я показал ей, как все испортил. Весь стыд, что терзал меня изнутри, был открыт для нее. Она смотрела мои мысли, а я кривился, зная, что она перестанет уважать меня, и я это заслужил.

— Мне так жаль, Ана, — я не знал, что произнес это слух, пока не ощутил дрожь слов в горле.

В ответ Анамика обвила меня руками. Мои руки обхватили ее талию, и я притянул ее к себе, прижался головой к ее нежной шее.

— Шш, — шепнула она, медленно гладя меня по голове. — Я здесь, Сохан, — добавила она теплым голосом, успокаивая меня, хоть я был недостоин. Она касалась меня, и свет наполнил края моего разума.

Я знал, что это ее свет. Я видел душу Анамики через камень правды. Она была яркой и милой, и пока Ана смотрела на меня как богиня, тьма и стыд во мне отступали и сгорали. Я купался в лучах жара и силы богини. Вскоре я уснул.

Я проснулся в кровати и был спокойным, неподвижным, как земля, укрытая снегом. Мир вокруг меня был новым и чистым. Я сунул руки за голову и обдумывал то, что случилось. Ана дала мне дар. Нечто редкое и ценное. Ее прощение и понимание покрыли мои тяготы слоем зефира.

Я все помнил. Я знал, что было на глубине, но она дала мне милосердие богини. Она отпустила мою вину и потребовала, чтобы я научился прощать себя.

На это уйдет время.

Анамика точно была особенной. Она была особенной девочкой, была особенной женщиной. Я долго не понимал этого, но теперь понял, и я проведу остаток жизни, какой бы она ни была, выражая уважение к ней.

Я отбросил одеяло, встал, оделся и пошел в тронный зал. Я вошел, а она принимала посетителей. Амулет Дамона висел на ее шее. Я не помнил, когда она его забрала. Я нахмурился, не понимая, как она доставила меня в мою комнату. Она была сильной, но я не видел, чтобы она поднимала что-то весом с меня.

Решив, что лучше не думать об этом, я низко поклонился, а она отпустила гостя и сказала стражу, что сегодня больше никого не примет. Она протянула мне руку и улыбнулась.

— Хорошо спалось? — спросила она.

Я легонько сжал ее пальцы и ответил:

— Да, благодаря тебе, — я посмотрел на десятки даров в зале и понял, что она уже работала часами. — Стоило разбудить меня. Ты была занята.

— Да. Нас долго не было. Работы много.

— Я готов начать, — сказал я.

— На это будет время, — сказала она. — Сядь со мной.

Она села на мраморных ступенях трона и протянула руку. Я сел рядом. Наши плечи соприкасались, мы не хотели отодвигаться, как раньше. Ана не убрала руку, и я сжимал ее.

Я не мог говорить, и она начала.

— Я… хотела тебя поблагодарить, — сказала Ана.

Я взглянул на нее, думая, что она сошла с ума. Улыбка была на ее губах. Я не понимал этого.

— Меня? — неуверенно сказал я. — За что меня благодарить?

— Я не знала раньше, — сказала она. — Что это был ты.

— Что я?

— Что ты спас меня.

— Спас тебя? Я провалил задание.

— Нет, ты справился, — Ана вздохнула, опустила мою ладонь себе на колени, играла с моими пальцами. Я ощутил, как мы близко, и заерзал. — Я вернулась во времени, пока ты спал, — тихо сказала она, словно признавалась в преступлении. — Я забрала ее… свои воспоминания.

— Да?

— Да. Когда я встретила тебя, Рена и Келси, я не знала тебя. Никогда не видела раньше.

— Верно, — сказал я.

— Мне пришлось забрать эти воспоминания. И она знает, что ее спас человек, научил ее использовать нож, но она не помнит его лицо. Мои родители и Сунил тоже забыли тебя.

Я кивнул и сказал:

— Это умно.

— Да? — она переплела пальцы с моими и посмотрела на меня. — Может, если бы я тебя помнила, мы бы меньше ссорились, когда я тебя снова встретила.

— Может, — ответил я. Шея пылала. Я потерся щекой о свое плечо. — Не важно. Что сделано, то сделано, да?

— Да, — зеленые глаза пронзали меня. — Теперь я все помню.

Я сглотнул, во рту вдруг пересохло.

— Д-да?

— Да. Я была с тобой. Когда мое сознание слилось с моим юным я, я словно была с в плену внутри нее. Я все видела и ощущала.

Я отвернулся.

— Мне жаль.

— Мне нет.

— Как так? — поразился я.

— Я не хотела переживать изнасилование, если ты об этом, но я посмотрела на это по-новому. Для меня сейчас он был жалким подобием мужчины. Я хотела защитить себя. Сейчас своими силами я могла бы убить его мыслью, но юная я боялась его. Страх остался со мной на годы. В воспоминаниях он был жутким, сильным. Но теперь я увидела его слабым и мертвым. Это было важно для меня. Я долго думала об этом, пока была заперта в девочке, что была тоже заперта в себе, и ждала, пока ты вызовешь меня.

— Ты все время была настороже? Даже когда она спала?

— Да. Даже когда она умерла. Мое присутствие привязывало ее к миру смертных, чтобы она успела исцелиться. Без тебя она, то есть я, умерла бы. Видишь? Ты спас меня. Много раз. И раз я забрала воспоминания, теперь я помню то, что было от меня скрыто.

— Было опасно возвращаться, — сказал я. — Тебя могло снова затянуть.

Анамика пожала плечами.

— Я пошла, когда она спала. Она вряд ли проснулась бы, — она улыбнулась. — Я взглянула и на Сунила. Я забыла, как он старался быть моим стражем, — она взглянула на меня и добавила. — Ты должен знать, что я убирала следы и давала еду и укрытие, пока ты спасал детей.

— Это помогло. Ты забрала меня в огненный лес, чтобы я исцелился? — спросил я.

Она нахмурилась.

— Нет. Я так не думаю. Мне это снилось, пока я была заперта. Камень правды из огненного леса, может, он направил исцеление от деревьев.

— Ясно.

Ана замешкалась и добавила:

— И я проверила, мертв ли тот, кто меня изнасиловал. Я должна была знать.

Я кивнул и ответил:

— Иначе проверил бы я.

Она вытащила из-за пояса знакомый нож. Я им вырезал камень, с ним сбежал.

— Ты сохранила его? — спросил я, забрал его и погладил лезвие большим пальцем. Появилась царапина, но быстро зажила. — Вижу, ты его хорошо точишь.

— Это был мой первый урок воина, — Ана улыбнулась и стукнула меня плечом. — Возьми. Я хранила его все эти годы, но не знала.

Я поблагодарил ее и отложил нож. Мы молчали, тишина была густой от безымянного напряжения. Я сжал ее руку.

— Готова работать? — спросил я.

— Если ты готов, — она просияла, встала на ноги, призвала оружие и дары. Они полетели к нам, я легко поймал чакру, привязал к ремешку на поясе. Дальше летели трезубец, камандала и Золотой плод. Анамика быстро схватила их. Она бросила мне камандалу, и я надел ее на шею, и ракушка легла рядом с камешком правды.

Она поймала Огненную вервь, обвязала ею пояс, и я заметил на ее шее кулон в виде тигра. Я поймал его пальцами, улыбнулся, видя свой подарок. Она обхватила мою ладонь и шагнула ближе. Волшебный шарф окутал ее плечи и стал плащом.

Жемчужное ожерелье обвило ее шею, она поймала гаду, лук и стрелы, спрятала их за спину. Две броши покружились, как луны на орбите, одна прикрепилась к ее плащу, а другая — к моей тунике.

Меч летел к нам, в последний миг он разделился на два. Мы схватили по одному и сунули в появившиеся ножны. Я сосчитал все оружие, но Ана коснулась моей руки.

— Погоди, — сказала Ана. — Она идет.

Я не знал, о ком она. А потом увидел желтую голову из-за угла. Анамика улыбнулась и присела, протянув руку. Змейка обвила ее руку, но тела хватило только на один виток.

Змейка посмотрела на Ану, и богиня погладила ее головку.

— Здравствуй, — сказала она. — Кольцо будет лучше, не думаешь?

— Кольцо? — я растерялся.

— Да. Она еще не превращалась? — спросила Ана.

— Превращалась?

Ана нахмурилась

— Как думаешь, кто это? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Похожа на Фаниндру, но эта змея из яйца феникса, так что я не знаю.

— Это и есть Фаниндра, — сказала Анамика.

— Не может быть, — сказал я. — Фаниндра умерла. Ее тело пропало на моих глазах.

— Что было перед ее смертью? Опиши.

— Ее… тело немело. Половина оставалась металлической. Она потратила все силы, чтобы перенести меня в прошлое, — горло сжалось. — Перед смертью она укусила яйцо феникса. Не знаю, сознательно ли. Она умерла, и ее тело пропало.

— Ясно, — Ана склонилась к змее. — Да, — тихо сказала она. — Понимаю, — пауза. — О, я не думала о таком.

— С кем ты говоришь? — спросил я, озираясь.

— С Фаниндрой. Ты ее не слышишь?

— Ее? — я покачал головой. — Ни Фаниндра, ни эта змейка не говорят.

— Она говорит, — Ана снова будто прислушалась. — Да, я не подумала об этом, — сказала она. — Подержишь ее минутку? — спросила Ана.

Я кивнул, змейка обвила мои пальцы. Анамика сняла амулет Дамона с шеи и коснулась его краем тела Фаниндры. Закрыв глаза, она тихо шептала, и золотой кулон парил перед нами на ветру, что подхватил ее волосы. Произошел небольшой взрыв, кулон разлетелся на кусочки и кружился в облаке перед нами.

— Точно? — спросила Ана.

— Ты о чем? — ответил я.

— Тише, — прошипела она. — Я не с тобой говорю.

Змейка подняла голову, покачивалась, словно ее гипнотизировали частички золота в вихре.

— Хорошо, — сказала Ана.

Ее ладонь повернулась, направила сияющее облако к моей ладони, и оно окружило змейку. С вспышкой света золото впиталось в тело змейки. Ее длинное тело стало блестеть, как раньше, и узор на чешуе теперь мерцал.

— Вот так, — сказала Ана. — Попробуй.

Змея свернулась вокруг ее пальцев, ее тело замерло и сжалось, пока не стало золотым кольцом с зелеными глазами.

Я провел ладонью по голове змейки, вытянув палец.

— Уверена, что это она? — спросил я.

— Это Фаниндра, — пообещала Ана. — Она родилась из яйца феникса. Ты увидел ее рождение и смерть.

— Как такое возможно?

— Как все, что мы делаем, возможно?

— И… она говорит с тобой?

— Она сказала, что ее слышат только те, кого она кусала. Келси думала, что это ее разум или советы богини или матери она слышала порой, но она слышала Фаниндру, когда было необходимо. Сейчас она нас толком не знает, но рада быть с нами, — Ана тепло посмотрела на змейку. — И хотя она самостоятельна, она не против, что ты подарил ее мне.

— Что… ты с ней сделала?

— Дала ей способность превращаться. Помнишь, как Локеш амулетом делал новых существ?

Я кивнул.

— Сама магия не злая, но он изменял их против воли. Пхет, или Кадам, сказал, что нужно, чтобы мы использовали эту силу. Он не сказал мне всего, конечно, но сказал, что Фаниндра подскажет, — она коснулась моей руки. — Ты готов, Сохан?

— Да.

— Позволишь одну остановку перед началом?

— Как пожелаешь, богиня.

Анамика на миг помрачнела, но вдохнула и улыбнулась мне. Мы перенеслись в знакомое место.

— Ана! — зашипел я. — Почему мы здесь?

— Шш, — она оттащила меня за шкафчик с полотенцами. Она коснулась амулета, и мы стали невидимыми.

Я хотел спросить, но услышал плеск и вопль.

— Сунил!

Раздался смех. Ана потянула меня ближе, чтобы было видно двух человек у бассейна. Под зонтиком на шезлонге лежала Нилима. Ее ноги были в воде, она фыркнула и вытерла воду с книжки, которую читала.

— Я не знал, что ты читала, — сказал он, хотя явно знал это. — Прости, если испортил книгу.

— Она в порядке, — проворчала Нилима. — Но больше так не делай.

Сунил скрестил руки на краю бассейна и уткнулся в них подбородком.

— Не хочешь присоединиться? — спросил он. — Вода прохладная, а ты такая горячая.

Его улыбка была широкой, когда Нилима хмуро посмотрела на него.

— Хватит так говорить.

— Как… горячая? — невинно спросил он.

— Не стоило тебя этому учить, — она подняла книгу, закрываясь от него.

Сунил выбрался из воды и схватил полотенце, обвил им пояс. Он вытер другим волосы и бросил мокрое полотенце на ноги Нилимы.

— Сунил! — она вскочила, схватила полотенце и бросила ему в лицо. Он легко поймал его и побежал за ней, но она держалась за шезлонгом. Он медленно приближался с улыбкой, а она схватила свой большой и полный стакан лимонада. Сунил прищурился.

— Нет, — сказал он.

— Ты ведь горячий, Сунил, — весело сказала Нилима.

Он прыгнул, она вылила лимонад ему в лицо. Она завопила и побежала, но он настиг ее, схватил за талию и прыгнул в бассейн, утащив ее за собой. Нилима всплыла, отплевываясь. Он вынырнул и вдохнул.

— Ты это заслужила, женщина. Ты месяцами медленно сводила меня с ума.

— А ты? — парировала она, убирая волосы с лица и направляясь к ступенькам. — Ты был колючкой в моем боку с тех пор, как попал сюда!

— Ты такая колючая, что я удивлен, что ты заметила такой маленький шип, как я, — ответил он, следуя за ней.

— Будь ты моим работником, я бы тебе показала внимание, — кричала она — И я не буду это объяснять. Сам понимай!

Сунил загнал ее к углу бассейна. Она вяло пыталась сбежать, но быстро сдалась. Она дышала быстро и резко, ее глаза пылали.

— Итак, — он коснулся мокрой пряди ее волос, убрал за ее плечо, задевая пальцами ее кожу. — Ты призналась, что обратила на меня внимание.

— Как ты смеешь! Я…

Сунил подплыл ближе и прижался губами к ее губам. Она толкала его мгновение, но он убрал ее руку со своей груди за свою шею. Она тихо застонала, запустила пальцы в его волосы, и он обвил ее талию и крепко прижал к себе. Они целовались так же страстно, как спорили. Его поцелуи стали нежнее и медленнее, и он отодвинулся раньше, чем ей хотелось.

Он прижался лбом к ее лбу.

— Нилима, — он провел рукой по ее мокрым волосам. — Скажи, что любишь меня.

Она отодвинулась, но не далеко.

— Нет, Сунил. Я не… — слова застыли на ее губах.

Сунил коснулся ее шеи, большой палец задел ее челюсть. Он приблизился и посмотрел на ее губы. Он улыбнулся.

— Ладно, упрямица. Я скажу первым, — он обхватил ее лицо ладонями. — Я люблю тебя больше всего на свете. Больше дорогих воспоминаний прошлого и чудес настоящего. Мое будущее у твоих ног. Я пойду с тобой в неизвестное, узнаю этот новый мир. Будь моей женой, Нилима. Не говори, что любишь. Просто скажи, что выйдешь за меня, а остального я добьюсь.

Нилима моргнула, вода плескалась у ее плеч.

— О, Сунил, — выдохнула она.

— Ты раздавишь мое сердце? Мою душу? — он изобразил ужас. Он легонько тряхнул ее за плечи. — Признайся. Я знаю, у тебя есть чувства. За холодной оболочкой, — он тыкал ее руку, — теплая женщина. Я знаю, — он вскинул многозначительно брови и громче заявил. — Она не отвечает взаимностью, но нагло нападает на меня в каждом темном углу, подставляя мою репутацию. А теперь столкнула в бассейн, чтобы управлять мной!

— Хватит! — смеялась она, прикрыв рот рукой

Его глаза блестели, он поцеловал ее ладонь и каждый кончик пальца.

— Скажи, что выйдешь за меня, Нилима, — тихо попросил он. — Пожалуйста.

Она прижала ладонь к его щеке.

— Да, Сунил. Я выйду за тебя.

Сунил рассмеялся, сжал ее и закружил, а она вопила и смеялась с ним, крепко держась за него.

— А теперь скажи, что любишь меня.

— Я люблю тебя, — отозвалась она.

Он замедлился и добавил:

— Всем сердцем.

Проведя ладонью по его груди и замерев на сердце, она согласилась:

— Всем сердцем.

Его ладонь скользнула по ее руке, он опустил голову и снова поймал ее губы.

Ана сжала мою руку, и сцена перед нами исчезла.


Глава 25

Пещера и цирк



Мы появились в густом лесу. Воздух был теплым, но сверху собрались облака. Я вдохнул и узнал место.

— Орегон, — сказал я. — Почему мы здесь?

Анамика пошла по лесу и бросила через плечо.

— Мы должны освободить Рена.

Я нахмурился и пошел за ней.

— Освободить? От чего?

— Он в ловушке, как тигр. Ты же сделал это с ним, когда его схватили?

— Да, но…

— Мы прибыли освободить человека в нем. Его пребывание в облике человека будет ограниченным, но это даст ему шанс разрушить проклятие.

Я застыл.

— Это когда Келси встретила его в цирке.

— Так написано, — Ана повернулась ко мне. — Что за цирк?

Я там никогда не был, но слышал от тех, кому доверял, так что сказал:

— Мнения Келси и Рена не совпадают. Посмотрим сами.

— Хорошо, — согласилась она.

Мы дошли до края леса, я увидел впереди большое здание, окруженное машинами и фургонами, и коснулся ее локтя.

— Может, стоит слиться внешне с местными?

Ана кивнула, и хотя Келси еще нас не встречала здесь, мы решили, что лучше и изменить внешность. После использования шарфа мы выглядели как обычная юная пара из Орегона, что решила провести вечер в… цирке. Я надеялся на это. По моему опыту с Келси, почти всюду можно было прийти в джинсах. Ана потирала бедра, ощущая себя неудобно.

— Уверен, что женщины такое тут носят? — спросила она.

— Это прикрывает тебя лучше, чем платье на свадьбе Рена, — сказал я.

— Да, но… — Ана шагнула ближе и прошептала мне на ухо. — Видно мои формы.

Я нахмурился и окинул ее взглядом. Джинсы подчеркивали ее формы. И хотя мы выглядели иначе, ее тело осталось прежним. Я долго любовался, пока она не заерзала.

— Хочешь пойти в юбке? — спросил я.

Ана задумчиво посмотрела на свои длинные ноги.

— Нет, — вздохнула она. — Если так тут ходят, то так лучше слиться.

— Да, — согласился я.

Кивнув мне, она взяла меня за руку, и я повел ее к входу, где юноша продавал билеты.

— Сколько? — спросил я у него.

— По десять. Вдвоем — двадцать, — сказал он.

Я похлопал карманы. Ана дала мне камень, и я покачал головой. Семья встала в очередь за нами.

— Я оставил кошелек в машине, — сказал я. — Мы сейчас вернемся.

Я поискал банкомат, развернувшись. Я не был уверен, что наши силы сработали бы на нем, но стоило попробовать. Я нашел его, показал Ане, и она постучала по его боку.

— Где замок? — спросила она.

— Не уверен, — ответил я. — И тут камеры. Мы не можем долго тут стоять, банк насторожится.

— Камеры? Банк?

— Камеры тебя снимают. Это почти как рисунок. Но вместо художника это делает машина. А банку эта машина принадлежит.

— Ясно.

Я в этом сомневался.

— Можно амулет? — спросил я.

Она передала его. Я сжал его в руке, говорил, что хотел, но банкомат просто гудел. Я попробовал снова и услышал голос Аны:

— Большое спасибо.

Я оглянулся, она общалась с юношей, выглядящим, как студент колледжа. Он что-то передал ей, улыбнулся и пошел спиной вперед, чуть не упал, врезавшись в блок для парковки.

— Что это было? — спросил я.

— Он дал мне двадцать, — ответила Ана.

Я посмотрел на деньги в ее руке, она протянула руку. Там было больше двадцати долларов. Похоже, юноша опустошил кошелек. У нее было не меньше трехсот долларов и его визитка с телефонным номером.

— Этого хватит? — спросила она.

— Более чем, — я протянул руку, и она обхватила мою ладонь.

— Почему ты хмуришься? — спросила она. — Не рад, что мы получили деньги?

— Рад. Но мне не нравится, что юноши дают тебе номера телефонов.

— Я не знаю, что это означает.

— Да. Это значит, что ты ему нравишься.

— Иначе он не дал бы мне двадцать.

— Я не против того, что ты нравишься людям. Я знаю, что они любят тебя. Их тянет к тебе.

— Они отвечают богине, — сказала она.

— Да, но не только это. Даже до того, как ты была богиней, мужчины слепо шли за тобой.

— Это плохо?

— Нет. Да. Нет, — я провел рукой по волосам. — Твои люди должны идти за тобой. Но я не хочу, чтобы у них возникали мысли.

— Какие?

— Романтические.

Ана смотрела на меня, пока я платил за билеты. Я протянул руку, она обвила ее, и мы прошли внутрь. Мы нашли место, и она сказала:

— Ты не хочешь, чтобы я испытала романтику?

Я тяжко вздохнул.

— Я думал, ты не захочешь. После всего, что произошло.

— То было давно.

— А так не ощущается.

— Да.

Мужчина прошел с контейнером с бело-красными коробочками. Я поднял руку и купил одну. Открыв, я показал ее Анамике. Та обвила мою руку и подняла ее к носу.

— Что это? — спросила она.

— Это попкорн. Этот — карамельный, лучше оригинального, — я ткнул ее в плечо. — Попробуй.

Она осторожно взяла зернышко и опустила на кончик языка. Я улыбнулся от удивления на ее лице, когда она захрустела им.

— Нравится? — спросил я.

Она кивнула, и я подвинул к ней коробочку. Я зачерпнул большую горсть после нее, она завопила с полным ртом и потянула коробочку от меня. Попкорн грозил вылететь из ее рта, и она зажала его ладонью, быстро жуя, угрожая мне жизнью, если я возьму еще.

Я рассмеялся, попытался забрать у нее коробочку, но она отодвинула ее, что-то шепнула, и попкорна стало больше. Я предупредил:

— Смотри, чтобы смертные тебя не увидели, — она улыбнулась и отклонилась, хрустя угощением.

Люди заполняли палатку, садились, и мы с Аной решили пересесть выше, чтобы видеть лучше. Мы устроились, она доела половину коробки попкорна, катала зернышко между пальцами и сказала:

— Ты не спросил про Сунила.

Я пожал плечами.

— Все было понятно. Ты хотела увидеть его счастливым. Я рад, что Нилима нашла любовь. Она невероятна. Думаю, вместе им будет хорошо.

— Ты одобряешь их… романтику?

— Да. А ты?

Она задумалась на миг и сказала:

— Я люблю брата. Он был верным спутником и посвятит себя твоей Нилиме, как делал со мной. Ее безопасность обеспечена.

Я кивнул, решив не описывать опасности времени Келси.

— Похоже, он долго ее добивался, — она нахмурилась, и я объяснил. — Уговаривал выйти за него.

— Он упорный, — сказала она.

Я со смехом сказал:

— Я помню. Его упрямство было награждено.

— Да, но он добился ее расположения через два года после того, как покинул меня.

Я выдохнул. Он долго ждал. Я видел, как они целовались на свадьбе Рена, а она была через пару месяцев после их возвращения. Нилима была упрямой. Ана, видимо, думала о том же, потому что спросила:

— Если их сердца бьются друг для друга, почему они мешкали?

— Были причины.

— Например?

— Время, например. Порой жизнь мешает.

— Не понимаю.

— В этом времени это выражено сильнее, чем в нашем. Порой один человек хочет закончить школу, или кто-то работает в другой стране.

— Они физически разделены?

— Да.

— Это мне не помешало бы.

— Я… не сомневался, — медленно сказал я, мне не нравилось, куда это шло.

— Что еще? — спросила она. — Что еще мешает романтике?

— Порой чувства одного сильнее, чем у другого.

Она мудро кивнула, словно мой ответ объяснял все.

— А еще?

Свет погас, заиграла музыка, и я обрадовался, что меня прервали. Крупный мужчина с ярким макияжем сиял в свете прожектора, объявляя выступления. Ана быстро научилась хлопать и начинала рано, а заканчивала позже всех, но не сводила взгляда с арены.

Клоуны ей не понравились, а вот акробаты полюбились, а еще сильнее — собаки, и я пообещал, что найду ей собаку. Я пытался сказать ей, что собаки и тигры не ладят, но она отмахнулась. Я уловил знакомый запах, что поражало, учитывая, сколько тут было попкорна, сладкой ваты и собак.

Я осмотрел толпу и заметил ее на пару скамеек ниже. Она была в сияющем костюме, убирала прядь волос за ухо. Предательская лента была на конце ее косы. Я задержал дыхание, пульс колотился.

— Что там? — спросила Ана, увидела, что я смотрел на одинокую девушку. — Это она? — тихо спросила она.

Я кивнул. Ладони вспотели, и я вытер их о штаны и сжал кулаки на коленях. Я понял, что ладони побелели, когда Ана коснулась их.

— Она нас не узнает, — прошептала она мне на ухо.

Я перевернул ладонь и поймал ее пальцы, и она придвинулась ближе. Я не отводил взгляда от Келси, пока не уловил другой запах. Тоже знакомый. Мои ноздри раздувались. Я услышал тихое рычание, стук когтей, раздраженное фырканье, и его вывезли на арену.

Заиграла дикая музыка, и мужчина вышел объявить последнее выступление. Слова звенели в моих ушах как песня:

— …из диких джунглей Индии он прибыл сюда в Америку.

Лучи света двигались, и голова кружилась. Пот проступил на висках. Казалось, толпа выжидающе смотрит на меня. Шум доносился со всех сторон. Сердце безумно билось. Словно на меня охотились. Они убьют меня.

Большая клетка ехала, и я сходил с ума. Мне нужно было сбежать. За занавесом в вагончике нервно расхаживал тигр, мой брат.

Слова били по голове.

Охотник. Опасный. Хищник.

— Смотрите, как наш дрессировщик будет рисковать жизнью, чтобы показать вам… Дирена!

Рен пробежал по трапу в большую клетку, недовольно заревел на толпу. Я вздрогнул от щелчка хлыста, слезы выступили на глазах. Нежные пальцы скользнули по моей горячей шее. Холодное онемение окатило меня от прикосновения. Ана притянула меня ближе и шепнула:

— Тише, Сохан. Я с тобой, — я ощутил ее губы на своей влажной щеке и кивнул.

Я сжал ее ладонь, нервно перебирал ее пальцы, пока смотрел. Я словно был в кошмаре. Я знал, через что прошел Рен. Он часто мне это описывал. Выступление продолжалось, а я смотрел на Келси. Она была поражена зрелищем. Когда мужчина с хлыстом опустил голову в пасть Рена, я сжал кулаки.

— Кусай, — хищно прошептал я.

Он, конечно, не стал, хотя чуть подвигал челюстями, не задев при этом мужчину зубами. Я думал, если глупый человек сунул голову в пасть тигра, он заслуживал хотя бы царапину. Я не дышал, пока он не ушел под аплодисменты толпы, включая Келси.

Аплодисменты Келси ощущались как предательство. Но она еще не знала. Я понимал. Но мне было не по себе от того, что ее завораживало такое унизительное зрелище. Ана тихо сидела рядом со мной, зная о моем настроении, как я часто знал ее. Я ощущал меланхолию. Кошмар. Сколько раз он так выступал? Как часто его били хлыстом? Это было слишком. Я был виноват, что его поймали. Это была моя вина.

— Сохан, — Ана обвила меня руками.

Я уткнулся лицом в ее шею и не сразу понял, что она использует силы. Это было естественно, она даже не задумывалась. Ана ослабила мое напряжение, хотела успокоить меня, и мир вокруг нее отвечал. Ветерок проник в палатку, принося ароматы ее сада, нашего любимого места. Люди озирались, не понимая, что это за трюк, но я знал, что это. Это была любовь богини.

Келси повернулась к нам, и я амулетом сделал нас невидимыми.

Мы сидели там, Ана обнимала меня, толпа начала расходиться. Мы были невидимыми, и Анамика сказала шарфу вернуть наш облик. Я ощутил покалывание тела, но тревога от этого не угасла. Келси встала и принялась за работу. Она убирала. Поразительно, какой бардак могли устроить сто человек. Когда мы остались одни, Ана спросила:

— Как ты, Сохан?

Я печально рассмеялся.

— Я… ужасно. Он через столько прошел, а все из-за меня.

— Да. Но он говорил тебе, что доверяет тебе. Так ведь?

— Да. Он доверился мне.

— Разве он не вытерпел бы это снова, чтобы быть с Келси?

Я ответил не сразу. Келси вошла в палатку и начала переносить ящики. Она трудилась, а я махнул рукой, и часть ящиков пропала и появилась на другой стороне. Меня потрясло, что я сделал это одной мыслью. Ящики были полны еды, так что, видимо, шарф и фрукт работали вместе.

— Вытерпел бы, — сказал я.

Келси замерла и обернулась, поправила ящик под рукой, разглядывая скамейки, словно слышала нас.

Когда Келлс ушла, Ана сказала:

— Ты говорил об этом. Помеха романтике. Рен и Келси были разделены временем и местом. Конечно, в их случае мешала и тигриная природа Рена. Это третье?

Уголок моего рта приподнялся. Ана умерла отвлекать от мрачного настроения. Я не всегда любил темы, но это работало.

— Нет, — сказал я. — Редким парам мешает то, что один из них становится зверем.

— Тогда что третье? — спросила она, поднимаясь и ожидая меня. — Одобрение семьи?

— Раньше так было, — сказал я, следуя за ней вдоль рядов скамеек. — Но сейчас уже не так. Дети, в основном, встречаются, с кем хотят.

— Встречаются?

— Так здесь ухаживают.

— О. Ты… встречался с Келси?

— Не сразу. Но мы ужинали вместе.

— И ужин — это ухаживания?

— Дело не в еде, а в том, что пара наедине узнает друг друга.

Она думала об этом, а мы ждали, пока вернется Келси, чтобы пройти за ней к Рену. Ана сказала, что Рен не сможет измениться, пока она не коснется его головы. Я не понимал, почему это важно. Так было написано у Кадама. Мы смотрели на Келси весь вечер, но она не ходила к Рену.

Ана нахмурилась, мы ждали, пока Келси поужинает. Она прижала ладонь к записям Кадама, направляла наши энергии, и мы ощущали пульс на коже.

— Время не то, — сказал я.

— Ты тоже понял? — сказала она. — Это я виновата. Я… отвлеклась при прыжке.

Я склонил голову и ждал, пока она договорит, но она решила промолчать.

— Ты знаешь, как это исправить? — спросил я.

— Держись за меня, — сказала Ана.

Я прижал ладони к ее плечам, она ускорила время. Звезды стали размытыми, встало солнце и село за пару минут. Но время все равно гудело. И когда она замедлила нас, мы будто упали в ямку, сделанную для нас. Близился вечер, шоу уже началось. Объявили выступление Рена.

Мы пробрались в шатер невидимыми, сели впереди. В тот день людей было не так много, и мы оказались близко к клетке. Я тут же понял, что что-то не так. Он не послушался дрессировщика. Он побежал вокруг клетки, подняв голову.

— Он учуял меня, — я взмахом руки убрал запах. — Мы близко, а я забыл убрать запах.

— Может, дело не в этом, — ответила Ана. — Он все еще не успокоился.

Ана была права. Но было поздно искать причину. Он быстро выступил, был послушен, как собаки. Я потянул за воротник туники, нервничая, словно меня сковали невидимые кандалы.

Шоу закончилось, Келси завершила уборку, и мы пошли за ней в большой амбар. Я услышал, как Рен расхаживает, задолго до того, как мы вошли в здание. Он был встревожен. Стараясь не шуметь, мы шли вперед, держась в стороне от Келси и Рена.

— Эй, Рен, — Келси подошла к клетке. — Что сегодня с вами, мистер? Я переживаю. Надеюсь, ты не заболел

При виде нее он успокоился. Он смотрел на нее и не замечал нас, как и Келси. Она была очарована белым тигром, а он — ею. Она медленно коснулась его лба. Я многозначительно взглянул на Ану, но она тряхнула головой и шепнула:

— Рано.

Келси охнула, он лизал ее пальцы. Она поблагодарила, что он не съел ее, села и прочитала ему стихотворение. Я закатил глаза. Что-то не менялось. Эти двое точно были созданы друг для друга. Эта мысль меня поразила. Я так думал? Келси была для него с самого начала?

Хоть я не любил поэзию, стихотворение про кошек мне понравилось. Это немного исправило мое впечатление о Келси. Она была юной. Она не знала, кто мы и через что прошли. Я не винил ее за то, что ее восхищал тигр, хоть он и был в неволе.

Я слушал, как она читала и говорила с Реном, и понял две вещи. Первое — что они с Реном всегда были предназначены друг другу. Второе — что пора отпустить. Пусть Келси живет той жизнью, что сама выбрала.

Она прошептала:

— Вот бы ты был свободен, — и я почти ощущал гул магии в амбаре. Она бурлила во мне, как и в ней с Реном. Сила богини и ее тигра поднялась, золотой свет улетел от нас с Аной, и Ана подтолкнула его, он опустился на двух людей у клетки. Рен и Келси ответили. Они могли не видеть нас или нашу силу, но точно что-то видели.

Камни правды засияли у нас на шеях, мы увидели, как белый свет аур Рена и Келси становится золотым и ярким как солнце. Келси упала на тюк сена, охнула и прижала пальцы к губам, а Рен, рыча, отпрянул к дальней стене клетки. Я подошел к брату, стал видимым и дал ему амулетом Дамона способность становиться человеком, но на двадцать четыре минуты в день.

Мы оставили их без воспоминаний о нас и произошедшем. Они думали, что магия была в том, что девушка коснулась тигра. Мы ушли в лес.

— Что дальше? — спросил я.

— Пещера Канхери, — она разглядывала список Кадама. — Ее нужно создать.

— Создать? — поразился я. — Даже не знаю, как это выглядит.

— Я вообще не знаю, что это, так что полагаюсь на тебя.

Я потер шею, думая, а потом щелкнул пальцами.

— Есть идея. Но нужно быть осторожными.

Она шагнула в мои объятия, чтобы я перенес нас амулетом домой в Индию. Свет луны проникал в большие окна, мы пробрались в кабинет Кадама. Он посапывал в своей комнате неподалеку. Тигриным зрением я разглядывал его папки, пока не нашел снимки пещеры Канхери. Келси сделала их, пока была там.

Я повернулся и сбил вазу с павлиньими перьями. Анамика шикнула на меня, и я услышал, как Кадам встал с кровати, а на кухне зацокали по плитке когти тигра. Я прижал файлы к груди, и мы с Аной пропали, оставив вазу позади.

Дома мы поискали картинки.

— Монолит сделать довольно прост, — сказала Ана.

— Там были ловушки, — объяснил я. — Хорошо, что Кадам все описывал.

— Звучит опасно, — сказала Ана.

— Так и было, — отвлеченно пробормотал я, читая. — Келси чуть не умерла, — я указал на запись Кадама. — Пещера древняя, — сказал я. — Нужно понять примерный год. И на стенах были письмена.

— Если она чуть не умерла, нам придется остаться и провести их, — сказала Ана. — Мы не можем рисковать и пускать их одних.

Я поднял голову.

— Да. Хорошо. Так и сделаем.

— Но если мы не должны?

Я пожал плечами.

— Это важно? Кадам сказал, что мы в ответе за это. Он не оставил точных указаний.

— Наверное, — сказала она. Через миг она сунула мне листок. — Что делать с этим?

Я задержал дыхание при виде четкой фотографии печати семьи Раджарам. Я забрал фотографию и изучал ее. Стало очевидно, что то, что я почти вырезал, когда-то станет семейной реликвией.

— Да, это будет проблемой.

— У тебя этого нет?

— Не совсем. Я… кхм… еще не закончил ее.

— Закончил? О чем ты?

Я вкратце рассказал ей о кусочках камня правды. Она знала, что кулоны оттуда, но я еще не рассказывал ей о печати своей семьи. Она сказала:

— Думаю, это не проблема. У тебя будет много лет, чтобы ее закончить. Ты знаешь, как она выглядит. Ты точно в состоянии сделать тайный проход в пещере нужной формы.

— Полагаю, да, — сказал я.

— Тогда за дело.

С силой амулета создать пещеру оказалось удивительно легко. Мы вернулись во время, когда Кадам определил ее обнаружение, и создали подземную структуру. У нас были фотографии и слепки, и Ана старалась все создать в точности, пока я делал ловушки.

Мы решили не оставлять много знаков на поверхности. Кадам сказал, что монахи поселятся тут около третьего века нашей эры. Мы оставили выемку для печати, чтобы она открывала пещеру, когда печать вставят и повернут. Чтобы скрыть ее, Ана воссоздала письмена, что были на фотографии Келси. Мы не могли их прочесть, не были уверены, что это язык, но они останутся на века.

Мы решили создать жуков, когда Келси и Рен войдут, иначе получилась бы пещера, полная жуков, или они бы закоченели. Мы доделали дверь, и я сказал об отпечатке, что дал Келси войти и рисунке хной. Анна расхаживала, пытаясь понять, как его сделать.

— Как нам создать волшебный отпечаток? — спросила Ана.

— Не знаю. Может, сила открыть дверь кроется в молнии амулета, — но я передумал. — Нет. Не выйдет. У Келлс тогда не было той части амулета.

— Мы не можем сделать так же, как у нас дома? — спросила она. — Сделать замок, что откроется от ее прикосновения?

— Но он отвечает только нам двоим.

Ана отметила:

— Мы видели, как сила богини и ее тигра окутала их в цирке. Может, и дверь ответит.

— Попробовать стоит. Если не сработает, что-нибудь придумаем.

Ана коснулась рукой каменной стены у двери, я прижал ладонь поверх ее. Под ее ладонью вспыхнул серебряный свет. Мы убрали руки, а сияющий след остался.

Мы решили, что воссоздали пещеру, прибыли в момент, когда Келси и Рен вошли в нее. Печать Раджарам висела на шее Келси, и хотя она еще не существовала у меня, я знал, что однажды закончу эту важную вещь.

Невидимыми, мы шли с ними по лабиринту. Мы парили на ветерке, что она призвала амулетом. Так наши ноги не касались земли, не вызывали подозрения Рена. Но он мог ощущать нас, ощущать опасность, и это делало его внимательнее. Мы доверяли его инстинкту защищать их от ловушек, что мы создали.

Келлс чуть не свернула не туда, и я создал врата, не давая ей пройти. Хотя это напугало ее, Келси пошла вперед, туда, где они нашли жуков. Я считал жуков паразитами. Мухи, вши, комары — все это раздражало тигра, а то и заражало. Но Анамика любила всех зверей, даже жуков.

Мы пошли по туннелю раньше Рена и Келси. Анамика подняла руки, и жуки появились на потолке и стена. Они отходили от нее, и пол появлялся под нашими ногами. Она протянула руки, и они прилетели на ее ладони, щелкали жвалами, словно питомцы, просящие угощения. Она ворковала с ними, а я кривился от отвращения.

Мы вышли, и я извивался, пытаясь стряхнуть их. Она зашипела, заставила меня замереть и терпеливо снимала их с моей одежды и волос. Она вернула их в туннель, и мы ждали Келси и Рена.

Когда они выбежали, Ана разозлилась, что многие ее создания были разрушены. Она тихо фыркнула, взмахнула рукой, и мы перелетели к следующей ловушке, дав Рену и Келси прийти в себя. Дальше были отравленные шипы. Хотя яда на них не было, я просто направил запах яда к носу Рена.

Им было сложно, они боялись, но не были в опасности. Я двигал время, следил за их действиями. И когда Келси поскользнулась, я мог бы убрать шип, но дал ему пронзить ее рюкзак, чтобы Рен понял, что нужно заботиться о ней лучше. Опасность для жизни быстро заканчивала споры.

Следующая ловушка была резервуаром с водой. Я переживал пару минут, пока они пытались сбежать. Ловушка не была сложно. Келси нужно было убрать воду амулетом. Они все еще были в неплохом настроении после этого, что было хорошим знаком. Бедные Рен и Келси. Я хотел бы сказать им, что я тут, или помочь им решить все это своей силой, но так я разрушил бы их линию, а Кадам говорил, что это может привести к катастрофе.

Мы с Аной устроились в дальнем конце комнаты, она подняла руки, и земля задрожала, появилась трещина. Силой ветра она помогла им перебраться. Я отвел взгляд, когда Рен нежно придерживал Келси. Я увидел, что Ана тоже смотрит на них, и жар поднялся по моей шее. Наконец, они добрались до двери, за которой скрывался монолит.

Келлс прижала ладонь к отпечатку на стене, воскликнула от света, но Келси не видела, что мы сделали. Для нее хна просто сияла красным, а мы видели связь между ней и тигром. Келси и Рен сияли золотом, аура показывала их связь, что их сердца едины. Сияние окутывало их тела, и замок отвечал не только на нас, но и на другую версию богини и тигра.

Дверь открылась, и мы с Аной прошли за ними.

Келси прошла через нужные шаги, чтобы активировать монолит, и Ана подняла руки, открывая рисунки. Мы сидели на большом камне, кислота потекла по его бокам на пол. Мы хотели убедиться, что они не получат ожоги и выйдут, чтобы мы разрушили пещеру.

Не замечая золотую жидкость, Келси склонилась над камнем, фотографировала и делала зарисовки. Рен уже видел опасность, но Келси не замечала. Он тихо зарычал. Ана хотела подогнать их. Она тряхнула пещеру, и камень упал с потолка в кислоту.

Капля золотой жидкости упала на мою ладонь. Я зашипел, стряхивая ее, и Рен посмотрел на нас, словно мог слышать. Но он точно не мог нас увидеть или учуять, так что просто переживал за Келси, а не за странные звуки в рушащейся пещере.

Кислота бурлила на моей ладони, съедая кожу. Я исцелялся, но она все еще работала. Кислота была сильной. Я надеялся, что Рена и Келси она не заденет.

Анамика поджала губы. Она склонилась, обхватила мою ладонь и подула на ожог. Кислота засохла и облетела. Она нежно провела пальцами по зажившей коже, поднесла мою ладонь ко рту. Я не дышал, глядя, как ее губы касаются моей кожи. Мое сердце бешено билось.

«Лучше?» — спросила она после такого поцелуя.

Я кивнул с открытым ртом. Я сказал себе закрыть его, услышал вопль Рена. Он отскочил, тряся лапой. Ана послала ему поцелуй богини, исцеляя рану, и я был рад, что ей не пришлось целовать его так, как меня. Она помахала пальцами, тряска усилилась. Монолит разбился, полетели куски, и Ана открыла брешь наружу. Рен расширил ее когтями, и они сбежали.

Они вышли, камень упал на дыру, и мы погрузились во тьму.


Глава 26

Стать Пхетом



Тряска прекратилась, когда Рен и Келси выбежали, но камни все еще двигались, один упал рядом с нами. Наш камень двигался. Я схватил Ану, мы упали с камнем, и я пытался защитить ее от падения и сияющего озера кислоты. Она удивленно вскрикнула.

Я ударился плечом о стену, стукнулся головой. Прижимая Ану к груди, я развернулся в воздухе, как Рен делал с Келси, перепрыгивая трещину. Раны на нас долго вряд ли задержались бы, но я не хотел рисковать.

Ана могла сломать шею или разбить голову о камень. Вариантов было много, мы не знали всей своей силы, а я не хотел снова потерять ее из-за глупости. Кадам предупреждал, что я отдал кусочек себя за Рена и Ану. Недавно ощутив смертность, я не хотел получать серьезные раны, и я ожидал, что спина ударится об пол, но этого не было.

Я моргал в темноте, ощущал на себе вес Анамики, но мы парили в воздухе в дюймах от пола. Ее длинные волосы окружали нас, пахло жасмином и лотосом. Ноги Аны запутались с моими, мои ладони прижимались к ее спине и талии, удерживая ее. Я опустил ногу и коснулся земли, а потом сказал:

— Можешь опускать нас, Ана.

Она плавно опустила нас, и я был рад видеть, что мы далеко от кислоты.

— Ты в порядке? — спросил я, убирая волосы, чтобы видеть ее лицо.

— Ты знал, что твои глаза светятся в темноте? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

Я нахмурился, удивляясь вопросу.

— Нет. Мне никогда не говорили, — я вдруг понял наше положение. Все ее тело прижималось ко мне. Бедро к бедру, живот к животу, грудь к груди. Ее ладони дрожали на моей груди.

— Я… прости, — я неловко выбрался из-под нее. — Вот. Я помогу тебе встать.

— За что ты извиняешься? — она поднялась на ноги.

— Я не хотел… Ты ведь не любишь… — мямлил я, а потом закончил. — Я буду осторожнее.

— Осторожнее? — Ана осмотрела хаос. — Не из-за тебя упал камень. Это сделала я.

— Да, но я схватил тебя, снял с камня и мог подвергнуть большей опасности, чем если бы бросил, — я прижал ладонь к шее и вздохнул, она удивленно смотрела на меня. Пытаясь объяснить понятнее, я сказал. — Мне нужно заботиться о тебе и защищать, Ана. Я забываю, что ты достаточно сильна, чтобы защититься самой.

— Это так, — сказала она. Мы вышли из пещеры, и камень заполнил всю структуру по взмаху ее руки. — Но порой и богине приятно, когда о ней заботятся.

Я смотрел на нее, ощущая, что она сказала не все, но она молчала. Мы пошли обратно мимо ловушек, земля поднималась за нами, скрывая пещеру Канхери, словно тут и не было прохода. Если кто и решит исследовать тут в будущем, они не узнают, что тут была богиня и ее пророчество.

Мы добрались до ее жуков, и она созвала их. Они окружили ее, забираясь друг на друга, напоминая страшные железки, прилипшие к магниту. Их лапки и щелкающие жвала ее не беспокоили. Я скривился, когда один опустился ей на плечо и пропал за волосами. Она пробормотала указания, открыла дыру в пещере к ночному небу. Существа поднялись облаком и пропали во тьме, слушаясь богиню.

— Куда ты их послала? — спросил я.

— Во время и место, где они будут процветать.

— И где это? — я надеялся, что не найду их в постели дома.

— Я отправила их в Египет, — сказала она. — Там их магию оценят.

— Ясно, — сказал я, не желая знать, какая магия у ее жуков. Мы шли дальше, а я думал, что Ана что-то знала. Она напоминала мне в этом Кадама. У меня был доступ к амулету, но я не понимал работу вселенной. Может, я был глупым зверем, солдатом, а не ученым.

Рен звал меня храбрым, порой я таким был, но путешествия, пребывание в прошлом, настоящем и будущем беспокоили меня. Я думал, что Ана как я, но, может, сила богини давала ей больше знаний. Когда-нибудь я наберусь храбрости и спрошу об этом.

— Что дальше? — спросил я, когда мы закончили.

Она сверилась со списком.

— Тут говорится, убрать после боя с Локешем и помочь байга. И Кадам рядом дописал: «Скажи Кишану, что это бой с карамелью», — Анамика нахмурилась. — Что он имел в виду?

Я рассмеялся.

— Это твердые конфеты. Так это мы все убрали. Кадам говорил, что все загадочным образом пропал. Он решил, что это сделал Локеш, — я вдохнул и продолжил. — Видимо, в этот раз главный — я. Нужно все рассчитать, чтобы не врезаться в себя.

Я перенес нас из пещеры, и мы замерли на краю густого леса байга и смотрели, как разгневанный Локеш покидает здание. Если Ана и была поражена колесам, свету или современным технологиям, она не показала этого. Она не терялась из-за этого.

Мы пошли дальше. Раненых людей, служивших Локешу, отправили к городу неподалеку. Анамика не хотела им сильно помогать. Байга она исцелила, и они шли за ней, как верные слуги, говорили о богине, что спасла их, и помогали разгребать завалы в поисках пострадавших.

Она почти не отвечала мне, мы быстро оставили свои вещи в главной комнате. Поврежденное дерево башен стало пеплом и улетело. Металлические обломки растаяли, и я смотрел, как земля разверзлась и поглотила то, что было до этого комнатой с компьютерами, кабелями, записями и камерами.

Мы добрались до комнаты с карамелью, Ана подняла красную конфету и покатала меж пальцев, вскинув брови. Я бросил одну в рот, разжевал и пожалел.

— Ай! — сказал я, убрав конфету за щеку. — Понял. Карамель ломает челюсть и голову.

— Как Келси это сделала? — спросила она.

— С Золотым плодом.

— Изобретательно, — Ана осторожно коснулась конфеты языком. — Мне нравится, — сказала она. — Может, их не нужно кусать, а нужно лизать, и тогда ты ощутишь сладость.

— Ага, — я смотрел, как она закрыла глаза, наслаждаясь конфетой. Горло вдруг сдавило, я чуть не подавился свой карамелькой. Пока она не смотрела, я выплюнул конфету в кучу у наших ног, силой амулета изменил карамель. Она стала блестящей пылью, которую Ана смела взмахом руки. Конфета на ее ладони тоже изменилась, и она сдула пыль с руки. Я старался не смотреть на красный след конфеты на ее губах. Мы пошли дальше.

В другом конце здания была тюрьма Рена. Ана замерла у клетки, где Рен страдал месяцами, и провела пальцами по прутьям. Она начала убирать содержимое комнаты, начав с клетки. Я стоял на другой стороне, пораженный орудиями пыток.

Не знаю, что на меня нашло. Я уже был тут, знал, через что прошел Рен. Но тогда я был сосредоточен на том, чтобы увести Келси и Рена. Теперь я видел жестокость Локеша, направленную на моего брата, и я не мог больше закрывать глаза на то, что с ним сделали. Доказательство лежало передо мной засохшей кровью на столе. Мои руки дрожали, я коснулся пальцем рукояти молотка с шипами. Он чуть подвинулся, задел оковы на столе. Цепочка на них тихо звякнула.

Я словно вернулся в цирк, ощутил его тревогу и страх. Кровь кипела, дыхание застревало в легких. Это было слишком. Почему я не спас его? Почему не помешал, вернувшись во времени? Я не был смелым. Я был трусом. Слабым и бесхребетным, раз не спас любимых от ненужной боли.

Я смел орудия, отшвырнул стол. Он разбился о стену. Я стал тигром, терзал шкафы когтями, сломал стул зубами.

Что-то коснулось моего плеча, и я развернулся и громко заревел. Запах был свежим, как цветы, но я не успокаивался. Я ударил по чему-то мягкому и услышал вскрик. Я вернулся к работе, нападал, а когда не мог уже дотянуться как тигр, стал человеком.

Когда все крюки, пилы и ножи лежали у моих ног разбитые или разбросанные, чтобы я их не видел, я рухнул на пол, грудь вздымалась. Боль пронзала легкие, сердце, будто в грудь вонзили кривой нож. И он резал меня лезвием с зазубринами пополам.

Я всхлипнул, и за одним всхлипом последовали другие. Спиной к стене, я притянул ноги, зажал голову руками и рыдал от жуткой боли. Мне был открыт просторный мир, все время и пространство, но я ощущал себя в тюрьме, которую сделал сам. Я хотел изменить то, что произошло с Реном, но Кадам запретил. Мне можно было менять лишь то, что я уже сделал.

Если бы у меня хватило смелости спасти Рена, если бы я достиг этого, он так не пострадал бы от рук Локеша. Но он пострадал. И я уже дважды был виноват. Сначала в лесу с Келси, когда я подвел его, и его поймал Локеш. А теперь здесь, когда я позволил пыткам продолжаться. Как он мог меня простить? Моей судьбой было всех подводить.

Что-то мягкое коснулось моей руки, и прохладные пальцы убрали мои волосы со лба. Ана присела передо мной. Ее разум коснулся моего, она смотрела мои мысли, словно издалека. Она не говорила со мной, не отвлекала, а позволила мне бить. Печаль осталась между нами, и она делила мою боль.

Я не знал, что делаю это, но я тянулся к ней, я нуждался в ее физической близости, а не только духовной. Ее разум закрылся от меня, она заерзала в моих руках, и я опустил их, решив, что ей неуютно. Но через миг она открыла свой разум. Она обвила меня руками, гладила мою спину, пока я прижимал ее к себе.

— Шш, Сохан, — сказала она. — Вернись, мой тигр, — ее голос успокаивал мои мысли.

Ее губы коснулись моего виска, она осыпала нежными поцелуями мой лоб. И я ощущал бальзам, растекающийся по венам. Это почти пьянило. Зрение стало размытым, все во мне онемело.

— Что… что ты сделала? — спросил я.

— Я погасила боль, — ответила она, обхватив мое лицо. Ана прикусила губу и вдохнула. Она медленно и осторожно приблизилась к моему лицу, ее полные губы коснулись моих. Поцелуй длился лишь миг, и я был слишком потрясен, чтобы ответить, но я это не смогу забыть.

Ее губы были мягкими и сладкими, как лепестки розы. Робкие губы Аны были бальзамом, и хотя я сидел неподвижно, глубоко в душе я хотел испить ее и забыть обо всем. Волшебный поцелуй убрал остатки боли и оставил прекрасное умиротворение и желание того, что было невозможно.

Она отстранилась, склонила голову и смотрела на мой рот, словно поражаясь, как и я, как и почему это произошло. Но я не хотел знать. Я хотел притвориться, что красивая девушка заботилась обо мне, хотела быть со мной. Я прогонял возражения, но меня пронзила тревога. Она отогнала радость от чудесного момента.

Загрузка...