Медный ангел

Глава 16

Этим утром Камилла чувствовала себя на удивление бодрой. Вчера вечером, когда шевалье отпросился по своим делам (она легко вытянула из него, что он собрался на совместную пирушку с Анри, и это оказалось приятной неожиданностью), госпожа де Ларди ушла к себе, почитала немного, но глаза слипались, и она позволила Морфею принять ее в объятия.

Утро выдалось хорошим, теплым. Камилла, по обыкновению своему, встала рано и успела переделать множество дел, когда наконец появился Виллеру. Выглядел он неважно, а при словах «доброе утро» поморщился.

– Я вижу, вечеринка в компании аббата удаюсь на славу, – съязвила госпожа де Ларди.

Теодор посмотрел на нее печальными глазами и сказал тем не менее холодно:

– Да, не жалуюсь.

– Ладно, ладно, можете не делать вид, что мои реплики вас не задевают. Хотите чаю?

– С удовольствием, – ответил шевалье так искренне, что Камилла не выдержала и рассмеялась. Но он, кажется, не обиделся.

Они устроились в гостиной, залитой утренним солнцем. Виллеру уселся в любимое кресло Камиллы, вытянув правую ногу, и с наслаждением потягивал чай. Служанка принесла горячие булочки и улыбнулась ему, он ответил улыбкой. «Интересно, спит ли он с кем-нибудь в замке? Конечно же нет, это не в его духе, да и известно стало бы...» Сама мысль об этом была неприятна.

Шевалье задумчиво смотрел в чашку. Его волосы казались серебристыми в ярком свете. Камилла с трудом заставила себя отвлечься от любования этим мужчиной. Надо срочно что-то предпринимать. Срочно.

– Я начинаю немного скучать по спокойной жизни, – заметила она.

– Вот как? – Он нахмурился. – Возможно, мне все же следует уехать?

– Вы не мешаете спокойной жизни, отнюдь.

– Спасибо за комплимент. Камилла посмотрела в окно.

– Знаете, дни и ночи в замке очень длинные. Мне кажется, это свойство данного места, но с тех пор, как здесь появились вы, время летит быстро. Я вам за это благодарна.

– Я ничего для этого не делаю.

– Вы сами не знаете, – возразила она.

Виллеру взял с тарелки очередную булочку, но передумал и положил обратно.

– Я поверю вам на слово, сударыня.

– И на том спасибо.

Теодор отставил в сторону чашку и поднялся.

– Мне пора идти. Благодарю вас за чай и за общество. Приятное начало дня.

Он поцеловал ей руку и удалился, а Камилла от досады стукнула кулачком по подлокотнику. Ни одной подсказки, ни единой. Хоть бы намекнул или знак какой-нибудь дал, а то – словно стенка.

«Ничего, времени еще много. Посмотрим, чья возьмет».

Вечернее солнце окрашивало комнату в нежные цвета. Камилла подавила зевок: вот уже целых два часа она слушала разглагольствования заглянувшей с визитом соседки, госпожи де Леви-Мирпуа. Старушка очень мила, но чрезвычайно болтлива. А Камилле хотелось подумать о своем.

– ...А потом мы встретились с ним на балу у короля... Вы меня совсем не слушаете! – надула губки старушка.

– Что вы, вам показалось. – Камилла любезно улыбнулась.

Леви-Мирпуа удовлетворилась этим и продолжила щебетать. Больше всего Камилле хотелось сейчас встать и выйти, а еще лучше – выгнать отсюда эту невыносимую женщину и отдохнуть наконец. Или пойти сыграть с Теодором в шахматы.

Камилла скучала, и не в последнюю очередь оттого, что Виллеру не проводил с нею вечера в гостиной – был занят своими делами и вежливо отказывался от приглашений. Неужели заподозрил что-то? Она уже давно не чувствовала себя маленькой влюбленной девочкой и не предполагала, что когда-либо почувствует. Но Теодор... ох уж этот Теодор! После той пирушки с Анри он явно избегает ее общества. Что такого сказал ему несносный аббат?

...Сославшись на неотложные дела, Камилла оставила гостью в салоне, вышла за дверь и облегченно вздохнула. Наскоро отдав распоряжения насчет ужина, она закуталась в плащ и прошла в сад, где Виллеру проводил свою вечернюю тренировку.

Солнце уже почти село, и под сенью деревьев растекались мягкие сумерки. Звон шпаг далеко разносился в вечернем воздухе. Камилла остановилась, не доходя до площадки, где Теодор гонял своих людей. Сегодня он закреплял навыки неравного боя – один против троих. Как обычно, он был без камзола, и его белая рубашка молочно светилась в полумраке.

Против него сейчас стояли трое новичков, которых он взял совсем недавно и еще не успел натаскать как следует. Камилла, обладавшая отличной памятью, знала их всех по именам и прозвищам – Рыжий Жан, Фабьен и Николя Громила; у последнего были чудесные синие, как фиалки, глаза. «Старички» же расположились вокруг, отпуская шуточки, которые даме слышать не следовало бы, но Камилла в своей жизни слыхала и не такое.

– Фабьен! – прикрикнул Виллеру. – Не зажимай шпагу, как прекрасную девицу в углу, расслабь кисть! Сколько раз тебе говорить?

Охранники хохотали, что злило новичков, и они совершали ошибки. Теодор двигался стремительно и бесшумно. Камилла уже не раз поражалась этой его манере. Это было безумно красиво и страшно – человек превращался в убийцу, гибкого, ловкого. Наверное, такой темп ему нелегко давался. Теодор изматывал на этих тренировках не только своих людей, но и себя: ему непросто было драться левой рукой. Камилла помнила, как касалась его рук, когда он болел. Даже тогда они были сильными. Воспоминания о тех прикосновениях заставляли госпожу де Ларди кусать губы.

И все же одна мысль не давала Камилле покоя. Почему, если Теодор, даже едва оправившись от ран, может сражаться так, он покинул театр военных действий? Почему герцог отослал от себя верного офицера, столь искусного в ведении боя и охране? Что-то здесь не складывается.

Виллеру развернулся – стремительно, плавно, кончик его шпаги оказался у лица незадачливого новичка.

– Черт тебя побери, Николя! Ты что, зовешь меня прийти в твои объятия? – Новый взрыв хохота.

– Нет! – буркнул обиженный Громила.

– Тогда какого дьявола ты так раскрываешься? Ангард!

Камилла отошла чуть в глубь парка и присела на край скамьи под раскидистым деревом, чтобы наблюдать за тренировкой со всеми удобствами.

– Вы все болваны! – рявкнул Виллеру несколько минут спустя. – Я в обороне, вы в нападении! Почему я трижды убил вас всех? Фабьен, встань на мое место. Арман, займи его место в нападении.

– С удовольствием, шевалье, – хмыкнул Жюре, становясь вместе с нападающими. Виллеру отошел в сторону, присел на скамью, поморщившись. Камилле смертельно захотелось приласкать его, изгнать боль.

– Начинайте!

Жюре «заколол» Фабьена спустя несколько мгновений. Ох, как же она жалела, что не может сейчас присоединиться к тренировке! Когда-то Франсуа учил ее фехтовать, но потом необходимости во владении шпагой не возникало. Вот стрелять Камилла умела неплохо. Она сидела и прижимала ладонь к губам, чтобы не выдать себя неосторожным возгласом.

– Ну что ж, в прошлый раз ты «умер» раза в два быстрее, – подытожил Виллеру. – Вы меня разочаровываете, господа.

– Шевалье, может быть, вы покажете им то, что показали нам сначала? Чтобы им было к чему стремиться? – предложил Жюре.

– Много чести, – хмыкнул Теодор.

– Стоит вам только слово сказать – и мы принесем корзинку, – настаивал Арман.

– Я вам не балаганный фокусник, Жюре! – Видимо, Виллеру был сегодня не в настроении. Но тут же смягчился: – Знаю, вам нравится это представление, хотя практического применения ему я никогда не видел. Несите свою корзинку.

Жюре кивнул и торопливо ушел. Камилла закусила костяшки пальцев. Выйти или нет?

– Давайте пока продолжим. Фабьен, иди сюда, будем разбираться с твоей кистью. Тебя в руку не ранили, нет? Тогда почему она не гнется? От смущения?..

Арман вернулся через несколько минут, таща корзину, доверху наполненную мелкими подгнившими яблочками. А Камилла недавно гадала, куда они деваются! В последнее время в кладовых обнаружилась серьезная недостача этих фруктов. Оказывается, охрана использует их для тренировок! Чрезвычайно мило.

Виллеру снял перчатки, встал посредине площадки.

– Я уже предупредил вас, что вам вряд ли понадобится этот фокус, – обратился он к троице новичков, – но он показывает, какого мастерства можно достигнуть, разработав руку и освободив тело. В битве вы должны быть свободны, не скованы лишними мыслями. Думайте только о том, что важно: как защититься и только после – как выжить. И не забывайте, что только пока вы живы, вы можете защищаться и сохранять жизнь тому, кого охраняете... Встаньте вокруг меня, шестеро. Не так близко... Еще дальше... Вот.

Он остался один в центре площадки, а шестерым, вставшим вокруг, Жюре выдал по порции яблочек.

– По моему сигналу начинайте кидать их в меня, – объяснил Виллеру, и Камилла поморщилась, представив, что сейчас будет с его белой рубашкой. Теодор стоял расслабленно, как будто и не собирался отбивать летящие фрукты. Он на мгновение прикрыл глаза, потом крикнул: – Давайте!

Его подчиненные одновременно взмахнули руками, и Камилла только тихо ахнула: человек превратился в вихрь. Во все стороны полетели куски яблок, один угодил в лицо охнувшему Фабьену. Сражение Теодора с фруктами продолжалось минуту, не более; потом яблоки закончились, а Виллеру остановился, тяжело дыша.

– Проверяйте, – устало сказал он. – Если найдете хоть одно неразрезанное, завтра назначим тренировку до рассвета.

Его подчиненные обшарили площадку, складывая остатки яблок в корзину, но целых не нашли. Виллеру махнул рукой.

– Вам повезло. Встречаемся на рассвете, как обычно. Свободны. Арман, проследите, чтобы все поужинали, и смените караулы.

– Вас подождать, шевалье?

– Нет, ступайте.

Охранники ушли. Теодор набросил на плечи серый камзол, сел на скамью, уперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Камилла не знала, уйти сейчас, оставив его одного, или же подойти. Ведь она его искала, не так ли? Госпожа де Ларди решительно встала и направилась к шевалье.

Он поднял голову, когда она была уже в двух шагах.

– А я гадал, подойдете вы или нет.

– Вы что же, видели, как я пришла? – удивилась она.

– Да, но решил не прерываться – зачем смущать парней. Они вас боятся, как дьявола, но не признаются, чего ваши слуги им о вас порассказали.

Камилла хмыкнула и уселась на скамью рядом с ним.

– Моим слугам необязательно рассказывать что-то обо мне, чтоб меня начали бояться. Я и сама страху на кого угодно нагоню. В частности, эти ваши трое, которых вы сегодня убили несколько раз, недавно попались мне в обществе кухарок. Я ничего не имею против, весна, но не на кухне же!

Теодор скрипнул зубами.

– Я сделаю им внушение. Простите.

– Думаю, в этом уже нет необходимости. Мое внушение они запомнили надолго.

– И все же я сделаю. Камилла рассмеялась.

– Какой вы все-таки упрямец!

– А вы могли бы быть неплохим командиром! – наконец улыбнулся он.

– Наденьте камзол, замерзнете, – проворчала она.

– Да, вы правы. – Морщась, он продел правую руку в рукав. – Они как дети, ей-богу. Покажи им фокусы да покажи.

– А вы отпустите их на ярмарку, – предложила Камилла. – Вдруг поможет?

– Прошу вас, не язвите.

Она картинно захлопала ресницами.

– А я и не начинала!

Теодор покачал головой, поднялся и вложил шпагу в ножны. Камилла пристально наблюдала за ним. Что-то было не так.

– Я и не подозревала, что вы так умеете.

– Эти яблочки? – он махнул рукой. – Да, почему-то впечатляет, хотя совершенно бесполезно. Пули так не отобьешь. Зато ребята будут теперь мечтать, чтобы тоже однажды суметь так. И, пытаясь разрезать все летящие яблоки, натренируют кисть, станут лучше двигаться...

– Вы себя совсем не щадите, – не выдержала Камилла.

Теодор резко повернулся к ней. Теперь она поняла, что было не так: он все время ждал этих ее слов. И ей вдруг стало нестерпимо стыдно, как будто она нарочно обидела лучшего друга. И вместе с тем в душе поднялась волна гнева. «Почему же, почему он ждет удара даже от меня?.. Потому что получает». Ей захотелось провалиться сквозь землю. Она прекрасно понимала, как он воспримет услышанное.

– Вы... – Наверное, Теодору многое хотелось сказать, но он сдержался. Взял со скамьи плащ, перекинул его через руку и предложил другую руку Камилле. – Прошу вас, идемте в дом, госпожа.

– Постойте! – Камилла вскочила. – Остановитесь, вам говорят, ну же!

Он остановился, но смотрел на нее совершенно бесстрастно. Камилла ощутила свое бессилие перед его отчужденностью. Сколько ни бейся, все равно не пробьешь эту стену. Она так старалась, а он все равно не верит ей, все зря... К горлу подступили слезы, и неожиданно для себя госпожа де Ларди разрыдалась.

Теодор растерялся так, что уронил плащ на дорожку.

– Что... что с вами?

Она не могла ответить, только покачала головой и снова опустилась на скамейку. Этот ужасный человек! Пусть он уйдет. Уже очень давно никто не мог заставить ее плакать, и вот теперь, из-за какого-то начальника охраны... Нет, не из-за него, а из-за своего собственного бессилия перед ним. Бессилие приводило Камиллу в бешенство и – в отчаяние.

Она не сразу поняла, что Виллеру стоит перед нею на коленях, осторожно касается ее рук и просит успокоиться.

– Уйдите, да уйдите же! – всхлипывала Камилла. – Господи, как же я вас ненавижу! Вы... вы... вы...

– Прошу вас, не плачьте...

– Что вы понимаете? Что вы вообще понимаете? – Она вскинула голову и посмотрела Теодору в лицо, ничуть не стесняясь своих слез. – Вы... как же вы можете так думать обо мне! Да, я сглупила, я сказала слова, которые вас могли задеть, но почему вы ждете этого, даже от меня! – Не давая ему произнести ни слова, она прикоснулась ладонями к его лицу, мельком отметив, что он небрит, что щетина покалывает кожу. – Неужели непонятно, что вы мне дороги, что я...

И вдруг он поцеловал ее.

Камилла изумилась – она совершенно этого не ждала. На мгновение она снова ощутила себя девочкой, той самой девочкой, которую в первый раз поцеловал Франсуа. Она даже едва не выдохнула имя давно погибшего жениха, но вовремя спохватилась. И ответила на поцелуй.

Она не знала, сколько он длился, но поцелуй был соленым от слез и оглушительным. Кровь стучала в висках. Наконец Камилла нашла в себе силы оторваться от Теодора и заглянуть в его глаза. И ахнула: таких глаз она еще не видела. Неужели это настоящий шевалье де Виллеру?..

– Сударыня... – хрипло начал он. Камилла закрыла ему рот рукой.

– Ничего сейчас не говорите, не дай Бог, сболтнете что-то, о чем всю жизнь будете жалеть. Просто приходите сегодня ночью ко мне, вот и все. Приходите, а сейчас пустите меня, мне надо идти, пустите. – Она задыхалась, слова давались с трудом, и надо было бежать отсюда, немедленно.

Камилла вскочила – Теодор не держал ее – и побежала прочь, к дому. Лишь у самого входа остановилась, приложила ладони к пылающим щекам.

«Я уже не девочка, что же со мной творится?!» Но она была уверена, что все сделала правильно.