Глава 9

Эмили смотрела в звездное небо. Лежать было неудобно, но она не шевелилась, поддерживая его, пока он спал.

Если бы потребовалось, она могла бы поддерживать его всю ночь.

Она понимала, что обманула себя и пришла потому, что любит его. Пришла, чтобы успокоить, чтобы отдать все, отдать себя, если ему это требовалось. А ведь он уже перед отъездом, как ей казалось, начинал видеть в ней женщину.

Она-то всегда любила его, как женщина любит мужчину. Даже в четырнадцать лет она понимала, что ее любовь к нему затрагивает не только разум и чувства, но и тело.

Сегодня она пришла сюда, готовая отдать свое тело, если это нужно ему, чтобы успокоиться.

Поэтому она нарушила обещание, которое дала себе утром. Хуже того, затронуты интересы еще одного человека. Вернее, людей. Эмили подумала о своей семье и о родных лорда Пауэлла. Нынче утром он написал им и уже отослал письмо. Завтра она почувствует горькое раскаяние. Чувство вины и угрызения совести будут мучить ее до конца жизни.

Эшли был с ней абсолютно честен. Он заставлял ее уйти, и не раз. Нечего притворяться, будто она ничего не понимала. Она все знала еще до того, как ушла из дома.

Все произошло не так, как она ожидала. С самого начала было больно. Ей до сих пор больно. Он все еще находился внутри ее, хотя больше не причинял ей боль грубой напористостью. Не было ни взаимного чувства, ни взаимной нежности, которые, как ей представлялось, должны были сопровождать этот интимный акт. Это был не акт любви – по крайней мере в романтическом смысле. Ей казалось, что Эшли едва ли получил удовольствие. Но ведь и цель была не в том, чтобы получить удовольствие.

Эмили не сожалела и не чувствовала, что поступила не правильно. Она лишь думала о том, что своим поступком огорчит ни в чем не повинных людей.

Но он успокоился. По крайней мере эти несколько мгновений он пребывал в покое.

Как велико должно быть его горе и чувство вины, если они так мучают его даже по прошествии года! И как сильно он любил, если любовь оставила после себя такую опустошенность и горечь! Элис была очень хороша собой, Эмми...

Разве удивительно, что я безумно влюбился в нее? От смотрела на звезды, продолжая рассеянно поглаживать его голову.

Потом она почувствовала, что Эшли проснулся. У него напряглось тело, она ощутила вибрацию груди: он что-то сказал. Он приподнялся и лег рядом, подложив руки под ее шею и обняв за плечи. Холодный ветерок пробежал по ее обнаженному телу, и он закутал ее своим плащом. В лунном свете она совершенно отчетливо видела его лицо.

Он долго смотрел на нее, потом заговорил:

– Этой ночью ты сделала мне бесценный подарок, Эмми. Я не могу порицать тебя, потому что слишком тронут твоей невероятной щедростью. Мне бы лишь хотелось, чтобы я строже контролировал свои желания. Я всегда буду сожалеть о том, что сделал с тобой сегодня.

Нет, он не то говорит. Никаких сожалений. Это случилось потому, что он нуждался в ней, и оказалось, что ему надо было обладать ее телом. Она пришла, чтобы дать ему утешение, а не для того, чтобы усугубить чувство вины.

Нет, никаких сожалений.

– Нет, – сказал он. – Я знаю, что ты никогда не станешь ни в чем винить меня, Эмми. Ты никогда этого не делала, никогда не требовала ничего для себя, не так ли?

Ты поощряла мой эгоизм, и я с готовностью пользовался тем, что ты предлагала. И много лет назад, и сегодня. Ну что ж, теперь наступила моя очередь. Моя очередь на всю оставшуюся жизнь.

Хотя она не могла уловить каждое слово из сказанного, но заметила горечь в выражении его лица. Не дав ей возможности ответить, он прижался губами к ее губам, поддерживая рукой ее голову.

– Я причинил тебе боль, – произнес он, оторвавшись наконец от ее губ.

Он вложил в ее руку носовой платок, но она, не понимая, лишь вопросительно посмотрела на него. Поэтому он отобрал у нее платок и сам осторожно промокнул ее болезненно пульсирующую плоть, наверное вытирая кровь. Потом сложил платок и снова осторожно, но решительно приложил его. Эмили положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Ее успокаивала вибрация, которую она чувствовала, хотя и не знала, что именно он говорит. Если бы он говорил что-то важное, то приподнял бы ее подбородок, чтобы она могла прочесть по губам. Он гладил ее по голове, как несколько минут назад делала она.

Она думала о том, что теперь будет, когда это произошло между ними. Станет ли теперь легче или труднее жить, чем последние семь лет? И вдруг поняла, что обманывает себя, если надеется, что будет легче. Теперь она знала его не только сердцем, но и телом. И любила его телом. Она отдала себя всю целиком, но он взял только тело.

Она не жалела об этом, хотя знала, что и завтра, и всю оставшуюся жизнь ей придется горько сожалеть о многом из того, что случилось сегодня. Но не о том, что любит Эшли. Всегда любила и будет любить.

Она не заметила, как заснула.

* * *

Эмили проспала, наверное, около двух часов. Такой он ее и представлял во сне: теплой, расслабившейся и доверчивой.

Наконец она пошевелилась, посмотрела на него и улыбнулась. Как могла она улыбаться, если он только что так злоупотребил ее доверчивостью? Она села и натянула через голову сорочку и платье. Он привел в порядок свою одежду, встряхнул оба плаща, накинул один на ее плечи, застегнув под горлом, а другой – на себя и пошел вместе с ней к дому.

Выбравшись на открытое место, он хотел было отправить ее вперед, но передумал. Какая теперь разница, увидят ли их вместе или нет? Все равно завтра все должно измениться. И он пошел рядом с ней, не прикасаясь и ничего не говоря. Он не сказал ни слова с тех пор, как она проснулась. Только проводил ее до комнаты и распахнул перед ней дверь. Было слишком темно, и она не могла читать по губам. Он обнял ее и поцеловал в губы.

Без страсти. Просто пожелав спокойной ночи.

– Спасибо, Эмми, – сказал он, хотя знал, что она не услышит. – Спасибо за все, что ты попыталась сделать, и за то, что сделала. Спокойной ночи, маленький олененок.

Отступив на шаг, он дождался, пока она закроет дверь.

Остаток ночи он простоял не раздеваясь у окна.

Он совратил Эмми. Три последних года его жизнь погружалась в пучину тьмы, и теперь наконец он коснулся самого дна. Взял милую, светлую невинность и уволок вместе с собой в темный омут. А она, возможно, об этом пока даже не знает.

* * *

Граф Ройс с женой, ребенком и несколькими племянниками и племянницами гулял у холмов за домом. Когда они возвращались, Эшли в одиночестве прогуливался по террасе. Он отклонил настойчивые приглашения детей поиграть вместе, и Констанс, с сочувствием посмотрев на него, повела их в дом. Виктор, дружески кивнув Эшли, хотел последовать за ними, но Эшли остановил его.

– Я хотел бы поговорить с тобой, Ройс, если не возражаешь.

– Что за вопрос? С удовольствием, – ответил Виктор, останавливаясь на террасе. На лице его сразу же появилось выражение сочувствия.

– Найдем более уединенное место, – предложил Эшли. – Люк отправился прокатиться верхом, так что его кабинет свободен.

– Хорошо, – согласился Виктор, несколько удивившись, но охотно последовал за Эшли.

Эшли закрыл за ними дверь кабинета и, чуть улыбнувшись, остановился, прислонившись к ней спиной.

– То, что я намерен сказать, должно быть, станет для тебя полной неожиданностью, – сказал он, – особенно в свете вчерашних событий. Но я должен у тебя просить руки Эмми.

Виктор в полном смятении уставился на Эшли.

– Эмили? – произнес он. – Ее руки?

– Я хочу жениться на ней. – Эшли, заложив руки за спину, сжал их. – – Жениться? – Граф все еще не пришел в себя. – Но она уже помолвлена. С Пауэллом.

– Тем не менее она выйдет замуж за меня, – спокойно проговорил Эшли. – Она совершеннолетняя. Мне не нужно даже спрашивать у тебя разрешения, я делаю это из вежливости. Но надо урегулировать вопрос о брачном контракте. Я имею все возможности для того, чтобы создать ей жизнь, подобающую дочери графа.

Виктор, постепенно придя в себя, нахмурил брови.

– Эмили помолвлена, Кендрик, – сказал он. – Вчера было сделано оглашение. Ты сам присутствовал при этом.

Помолвка налагает такие же обязательства, как брак. К тому же и двух дней не прошло, как ты приехал в Боуден. Твоя выходка по меньшей мере неуместна, ты не находишь?

Он говорил с явным неодобрением. Трудно поверить, подумал Эшли, что Ройс моложе его. Ответственность, к которой обязывало положение, и семейная жизнь придавали ему достоинство, и он казался старше своих лет.

– Помолвку следует разорвать, – настаивал Эшли. – Она выйдет замуж за меня.

– Я прекрасно понимаю, – заметил Виктор, начиная раздражаться, – что ты понес тяжелую утрату, Кендрик, что возвращение домой и необходимость сообщить это известие семье выбили тебя из колеи, но...

– Но она выйдет за меня замуж, – повторил Эшли. – У нее нет выбора. У меня тоже.

Граф Ройс замер на месте и долго сверлил его пристальным взглядом, потом подошел к нему.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.

– Именно то, что ты подумал, – ответил Эшли.

Он знал, что сейчас произойдет, и мог бы избежать этого. Но он не шевельнулся. Он ударился затылком о дверь, и на несколько мгновений у него потемнело в глазах. Его руки были по-прежнему сцеплены за спиной.

– Ты свинья! – с яростью и презрением произнес Ройс. – Я вызову тебя на дуэль, Кендрик!

– Как пожелаешь, – сказал Эшли. – Но возможно, было бы разумнее поговорить о деле. Если я останусь в живых после дуэли, ничего не изменится. Но если я погибну, а для Эмми возникнут.., последствия, то она окажется в невыносимой ситуации.

Он заметил, что Виктор, с трудом подавив гнев, обдумывает сказанное. У него раздувались ноздри.

– Это было изнасилование? – спросил он.

– Если она сама так скажет, – не сразу ответил Эшли. – Ты должен спросить у Эмми. Но ее ответ ничего не изменит.

Мы поженимся.

– Возможно, Пауэлл будет меньше, чем я, заинтересован в том, чтобы ты остался в живых, – заметил Виктор.

– Пусть он сам решит, – отозвался Эшли. – Я намерен встретиться с ним, как только закончу разговор с тобой.

– Нет! – резко бросил Виктор. – Это сделаю я, Кендрик.

Эшли подумал и кивнул.

– В таком случае перейдем к деловой части, – предложил он, указав на письменный стол.

– Не лучше ли нам продолжить разговор позднее? – возразил Виктор. – Такое трудно переварить. И, клянусь жизнью, трудно с этим смириться. Едва успев оплакать одну жену, ты вознамерился украсть другую из-под носа у очень приличного человека?

Эшли вскинул голову, но промолчал. Он отступил от двери, чтобы пропустить Виктора, но тот остановился и добавил:

– Мне придется строго поговорить с Эмми.

Она сейчас под моей защитой, и я никому не позволю расстраивать ее. Черт побери, если бы ты был настоящим мужчиной, Кендрик, то был бы там со своей женой и сыном и спас бы их из пламени или погиб вместе с ними.

Эшли снова промолчал. Челюсть болела, но он к ней не прикоснулся.

* * *

Эмили нашла лорда Пауэлла в малой гостиной, поглощенного разговором с Шарлоттой и Джеримайей. Она улыбнулась всем и поманила рукой лорда Пауэлла. Несколько смущенный, он последовал за ней. Эмили повела его в библиотеку, пропустила в комнату и тщательно закрыла за собой дверь. Лорд Пауэлл явно чувствовал себя неловко.

– Доброе утро, дорогая, – сказал он, протягивая обе руки. – Как приятно, что вы решили поздороваться со мной наедине. Но мы не должны долго оставаться вдвоем. Мы пока еще только помолвлены. – Он улыбнулся.

Она не ответила ему улыбкой и не взяла протянутые руки. Из кармашка она извлекла письмо, которое написала утром, как только проснулась. Она была удивлена тем, что смогла заснуть и, очевидно, проспала несколько часов.

Проснулась она с тяжестью на сердце: угрызения совести, которые она вчера предвидела, одолевали ее. Но она не позволила себе поддаться им. Она знала, что делает, понимала, какие будут последствия, и не имела права предаваться страданиям.

И она написала письмо. Потом еще два.

Протянув первое письмо лорду Пауэллу, она с болью заметила, что он обрадовался.

– Это мне? – спросил он. – Вы написали мне письмо, леди Эмили?

Она не ожидала, что он может подумать, будто она написала любовное послание. Она на мгновение потупилась, но тут же снова подняла глаза, решив, что не имеет права прятаться. Он развернул письмо, прочел его, потом перечитал еще раз. Никакого определенного чувства его лицо не выражало.

"Милорд, – писала она. Ей потребовался целый час, чтобы написать это письмо. Слова – даже написанные на бумаге – давались с трудом. – Простите меня, если сможете. Я не могу оставаться вашей невестой. Я не могу выйти за вас замуж. Вы ни в чем не виноваты. Вина целиком моя. Я написала об этом моему брату и герцогу Харндону.

– Сожалею. Эмили Марлоу".

Он поднял глаза и встретился с ней взглядом.

– Почему? – спросил он. Она лишь молча смотрела на него. – Вы дали обещание. Брачные документы подписаны и Рейсом, и мной. О помолвке объявлено в присутствии членов вашей семьи, об этом извещена и моя семья.

Эмили закусила губу.

– Вы боитесь? – спросил он. – Боитесь уезжать отсюда, где вас любят и понимают? Боитесь, что ваш недуг создаст невыносимые трудности, когда вы будете жить среди незнакомых людей? Это так?

Нет. Она, конечно, испытывала страх, но была готова справиться с трудностями. Она покачала головой.

– В таком случае почему же? – Он нахмурил брови. – Два дня назад вы ответили мне «да». И вчера ответ был положительным. Почему нынче утром вы неожиданно говорите «нет»? Должна быть причина. Напишите же, в чем она заключается. – Он подошел к письменному столу, взял лист бумаги, проверил, хорошо ли зачищено гусиное перо, обмакнул его в чернила и протянул ей.

Эмили неохотно взяла из его руки перо. Что он сказал, так сердито и так быстро произнося слова? Чего от нее хотел? Как ей передать словами мысль и чувство? Письменная речь почти так же недоступна ей, как и устная. Она мыслила, обходясь без помощи слов.

«Я не могу», – написала она. Но это он уже знал. Он заслуживал большего. Она очень бы хотела объяснить ему, но не могла.

– Из-за этого? – спросил он. – Потому, что вы не можете говорить? Потому, что не можете слышать?

Я знал все это еще до того, как приехал в Боуден-Эбби. И был готов жениться на вас еще до того, как познакомился с вами. Вы подходите мне во всех других отношениях. Объяснитесь!

Она заметила, что его гнев может с минуты на минуту вырваться из-под контроля.

«Извините», – написала она, снова обмакнув перо в чернильницу и не отрывая взгляда от бумаги. Она не могла продолжать этот разговор. Теперь ей запомнится его возмущенное, злое лицо, и еще она очень долго будет чувствовать, что унизила его. Ничего хорошего в будущем она не ждала. Она сама никогда не простит себя. Не было никакого оправдания тому, что ее так захлестнули эмоции и она не думала о последствиях своего поступка.

Но Пауэлл не закончил разговор. Он приподнял ей подбородок, повернув ее лицо к свету, падавшему из окна.

– У вас есть кто-то другой, – сказал он, когда она неохотно остановила взгляд на его губах. – Наверняка есть.

И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто это такой. Должно быть, это лорд Эшли Кендрик.

Эмили нахмурилась, закрыла глаза и покачала головой.

Он приподнял ее подбородок еще выше, так, что ей стало трудно держать голову. Она снова открыла глаза.

– Он танцевал с вами, – проговорил лорд Пауэлл. – Вы ему все время улыбались. Он называет вас «Эмми». Я думал, что вы любите друг друга как брат и сестра. Теперь я начинаю понимать, что меня одурачили. Но он на вас не женится. Он сын герцога и, судя по тому, что я слышал, очень богат. Конечно, он более завидный жених, чем я, леди Эмили. Но он и невесту может выбрать получше, чем вы. Кроме того, он потерял жену чуть больше года назад и все еще оплакивает ее. Может быть, вы мечтаете утешить его и занять ее место в его сердце?

Ей было неприятно видеть злое и насмешливое выражение его лица. Она не улавливала смысла сказанного, но видела, что он обижен и унижен.

– Возможно, он примет от вас утешение, но он никогда на вас не женится. Вы еще пожалеете, что упустили свой шанс, отказавшись от меня. Позвольте откланяться. Я покину этот дом еще до конца дня. Поверьте, мне не терпится поскорее уехать отсюда.

Он наконец отпустил ее подбородок и, отвесив низкий издевательский поклон, поспешно вышел из комнаты. Эмили даже головы не повернула вслед. Она долго стояла, уставясь на ковер под ногами.

Загрузка...