Глава 22

– Что с тобой. Генри? – озабоченно спросила Барбара Верни, выходя на террасу после отъезда Эшли.

– Я налетел на дерево, – печально произнес ее брат, прикасаясь рукой к челюсти.

– Полагаю, его кулак постигла та же участь, – улыбнулась она. – Что произошло? Он так любезно разговаривал с мамой и со мной, но я заметила, что вы оба поглядывали друг на друга весьма сердито.

– Я бы с удовольствием проткнул его шпагой, – сказал сэр Генри, – но мне его почему-то жаль, Барбара. Он приехал сюда через год после смерти Элис и пытается разобраться в прошлом. Наверное, у них был нелегкий брак.

Что она рассказала ему, что предпочла скрыть и о чем солгала? Он спросил меня, не я ли убил Грегори.

– Ну и ну, – промолвила Барбара. – Может быть, он подозревает правду, Генри? Должно быть, ему надо знать.

И тебе, возможно, следовало бы сказать ему.

– Каким образом? Ведь мы и сами не вполне уверены.

– Есть вопрос, который я никогда не решалась задать тебе, хотя он не давал мне покоя. А теперь лорд Эшли поднял этот вопрос, хотя подошел к нему с другой стороны.

Ты веришь, что она убила Грегори? – спросила наконец Барбара и закусила губу.

– Черт возьми! – воскликнул Верни. – У меня нет доказательств. И я не уверен, что хочу их получить. Это немыслимо... Хотя сначала, потрясенный случившимся, я действительно обвинял ее.

– Или подозревал самоубийство, – уточнила она. Тогда говорили об убийстве, хотя на Элис подозрение не падало. Поговаривали и о возможном самоубийстве, но для этого не нашли никакого мотива. А мотив был, причем очень серьезный.

– Об этом лучше не говорить, Барбара. Лучше совсем забыть об этом. Их обоих нет в живых.

– Но бедный лорд Эшли жив, и его это тревожит, – напомнила она. – Какие слова ты произнес перед тем, как «налетел на дерево»?

Ее брат задумался на мгновение.

– Кажется, что-то о том, будто Элис страдала, наверное, от чувства собственной вины. Да, я сказал, что она была несчастлива в Индии, потому что ее мучило сознание собственной вины.

– Понятно, – произнесла Барбара. – Значит, он все-таки подозревает. Бедняга.

– Мы не должны в это вмешиваться, – сказал Генри. – Лучше помалкивать, Барбара. Это нас не касается. И никогда не касалось.

* * *

Выйдя из комнаты, Эмили с облегчением увидела, что Анна не уехала на прогулку с Люком и детьми. Это было необычно. Вскоре Эмили поняла причину, хотя Анна ничего не объяснила. Она лишь сказала, что хотела бы прогуляться до деревни, и попросила Эмили сопровождать ее.

Понятно. Эшли уехал, наверное, по делам, дети отправились на утреннюю прогулку, но Анна решила – или ее попросили – остаться дома, чтобы присмотреть за Эмили. Все знали, что вчера что-то ее напугало.

Эмили почувствовала облегчение, хотя никогда прежде не боялась одиночества. Она, конечно, устала и была бы не прочь остаться в своей комнате, забиться в уголок и вновь пережить все события этой ночи. Хотелось поразмыслить над тем, изменила ли прошлая ночь все или ничего не изменила. Но в то же время ей не стоило оставаться одной и бояться, что кто-то прячется за спиной. Нет, прогулка на свежем воздухе в компании сестры поможет ей «проветрить мозги».

Но удовольствие от утренней прогулки было испорчено. Когда они с Анной собирались выйти из дома, к ним подошел майор Каннингем и, узнав о том, куда они направляются, предложил сопровождать их. Анна улыбнулась и согласилась. И они отправились втроем: в середине шествовал майор, по бокам, взяв его под руки, шли они.

С отвращением опираясь на предложенную руку, Эмили думала, что он, ко всему прочему, видел утром ее с Эшли, а даже полному идиоту ясно, что они возвращались после ночи, проведенной вместе. В военной выправке майора чувствовалась сила. Он пугал ее, даже когда улыбался и болтал с Анной или обращался к ней, чтобы сказать какую-нибудь любезность, на которую не требовалось ответа.

Возле коттеджа Эрик Смит помахал им рукой.

– У меня будет собачка, – заявил он. – Дядя Генри и тетя Барбара сказали, что подарят мне щенка, если мама и дедушка позволят. Вчера вечером, когда дядя Генри привез меня домой, он пригласил маму в сад, а когда она вернулась, то согласилась.

Дядя Генри и тетя Барбара – это, должно быть, сэр Генри Верни и его сестра, подумала Эмили и воспользовалась случаем, чтобы отпустить руку майора. Взъерошив волосенки Эрика, она наклонилась и поцеловала его в щеку.

Значит, Верни возвратились из Лондона. У нее екнуло сердце, когда она вспомнила, что сказал Эшли о сэре Генри на балу. Только бы они не столкнулись здесь друг с другом.

Из коттеджа вышла Кэтрин Смит. Она чуть заметно улыбнулась Эмили, но лицо ее было бледным и напряженным. Анна представила майора Каннингема. Миссис Смит слегка присела, но почти не взглянула на него, однако пригласила всех зайти на чашку чая. На пороге их встретил мистер Бинчли и провел в гостиную.

Визит затянулся. После того как миссис Смит вернулась из кухни с чайным подносом, майор Каннингем принялся восхищаться видом из окна и спросил у миссис Смит, не покажет ли она ему сад. Она молча поднялась и повела его в сад, не пригласив с собой ни Анну, ни Эмили.

Анна рассказывала мистеру Бинчли о Боуден-Эбби А Эмили позволила себе отвлечься от разговора. Она наблюдала за парой в саду, надеясь, что майор Каннингем не начнет приставать с ухаживаниями к миссис Смит и не сочтет ее легкой добычей для соблазнителя только лишь потому, что она живет здесь с отцом в благородной бедности.

– .не думала, что ты приедешь сюда, – говорила Кэтрин Смит. – Тем более в Пенсхерст. – Солнце ярко освещало ее лицо, и Эмили, несмотря на расстояние, без труда читала по ее губам.

Майор стоял спиной к Эмили.

– Как ты можешь быть его другом? – спросила миссис Смит, напряженно глядя на него. – Он знает?

Майор Каннингем показал рукой в сторону коттеджа.

– Они не слышат, – сказала Кэтрин. – Окно закрыто. – Но все же отвернулась от окна и увела майора.

Эмили следила за ними взглядом, забыв обо всем. Значит, Кэтрин Смит и майор Каннингем знали друг друга. Удивительно, что они позволили Анне представить их друг другу как незнакомцев. Теперь майор повернулся лицом к окну.

– Не задавай вопросов, – прочла по губам Эмили. – Тебе лучше ничего не знать. Они погибли слу... – Он снова отвернулся.

Случайно? Кто погиб случайно? Но тут Анна стала прощаться с мистером Бинчли. Эмили тоже попрощалась, и несколько минут спустя они продолжили, прогулку. Спросив разрешения у миссис Смит, Анна пообещала Эрику зайти за ним на обратном пути и взять его в Пенсхерст поиграть с детьми. Майор Каннингем сказал что-то Анне о гостеприимстве обитателей коттеджа, но Эмили не старалась следить за разговором.

Миссис Смит удивилась, что он приехал в Пенсхерст.

Как ты можешь быть его другом? Чьим другом? Эшли? Он знает? Знает что? И кто погиб случайно? Почему миссис Смит лучше ничего не знать? Майор Каннингем был в Индии и там подружился с Эшли. Он находился там, когда погибли жена и сын Эшли. Они погибли случайно. Что именно Эшли мог или не мог знать? Что его друг знаком с Кэтрин Смит? Но если они знакомы, то почему старались скрыть это от нее и Анны?

В течение следующего часа, пока они осматривали церковь, церковный двор, беседовали с приходским священником, Эмили ломала голову над этими вопросами. Наконец они отправились в обратный путь. Когда навстречу выбежал Эрик, Эмили взяла его за руку и пошла с ним позади Анны и майора Каннингема.

* * *

– Спасибо, – сказал Эшли, протягивая руку майору Каннингему. – Ты настоящий друг, Род. Я знаю, что прогулка в деревню и посещение соседского коттеджа – совсем не то, чем ты собирался заняться. Но я был спокоен, узнав, что с ней не только сестра, но и мужчина, способный защитить их обеих от любой опасности.

Майор пожал протянутую руку, и оба остановились у окна, наблюдая за Эмили, терпеливо бросавшей мяч то Джорджу, то Эрику.

– Я получил удовольствие от прогулки, – возразил майор. – Еще бы! Шел сразу с двумя прекрасными дамами. Что еще может пожелать от жизни мужчина?

Эшли рассмеялся.

– Она много значит для тебя, – тихо заметил его друг.

– Да, – признался Эшли, представивший себе, как Эмми играет в мяч с его детьми. С их детьми От этой мысли ему стало тепло и тревожно.

– Вижу, ты готов начать жить заново, Эш, – Продолжал майор. – Удалось тебе что-нибудь выяснить в результате утренних визитов? Узнал ли ты, что произошло вчера?

– "Нет" – ответ на твой второй вопрос и «да» – на первый, – сказал Эшли. – Мне нужно было узнать кое-что о прошлом, если я хочу расстаться с ним и подумать о будущем. И я узнал. Но конечно, по-прежнему остается загадкой, как получилось, что они были дома, хотя не должны были там находиться. Я мог бы спасти их... Этого бедного, ни в чем не повинного ребенка! Но я в это время удовлетворял похоть в постели замужней женщины. – Он горько рассмеялся.

– Существует прощение, – заметил майор, – даже за самые тяжкие преступления, Эш. И существует искупление вины. Твое искупление играет сейчас на лужайке с двумя ребятишками.

Да, вернувшись домой в поисках искупления, подумал Эшли, он хотел получить его от Эмили, хотя в то время сам не знал этого. Но это был слишком простой ответ.

Если бы он получил от нее искупление, то что дал бы ей взамен? Кроме материальных благ, ему было почти нечего предложить. Разве что свою израненную душу.

– Тебе нужно жениться на ней, – сказал его друг, – и обзавестись детьми. Но только не здесь. Тебе необходимо уехать отсюда, оставив все, что напоминало бы тебе о покойной леди Эшли. Оставаться здесь было бы несправедливо по отношению к новой леди Эшли.

Эшли глубоко вздохнул. Возможно, они с Эмили нашли бы счастье, уехав отсюда и начав жизнь в другом месте. И все же он чувствовал, что убегать бесполезно. То, от чего он намеревался убежать, было глубоко внутри его. И он должен разобраться во всем, если хочет, чтобы у него было будущее. И была Эмми.

– – Продай Пенсхерст мне, – предложил майор Каннингем. – Продай, уезжай отсюда и забудь обо всем.

Эшли так глубоко погрузился в размышления, что не сразу сообразил, о чем говорит его приятель.

– Что? – переспросил он. – Ты хотел бы купить Пенсхерст, Род?

– Мне здесь нравится, – с некоторым смущением проговорил майор. – И я серьезно подумываю о том, чтобы выйти в отставку и поселиться на родине. Ты ведь знаешь, что я игрок. У меня скопилась кругленькая сумма деньжат, и уж лучше я приобрету на них землю, чем спущу за карточным столом. И мне пришло в голову, что, купив это поместье, я и себя порадую, и близкому другу окажу добрую услугу.

Эшли озадаченно посмотрел на него. Родерик приехал в Пенсхерст в качестве его гостя и, пробыв здесь всего один день, предлагает купить поместье?

– Но поместье не продается, – сказал он.

– Я довольно импульсивен, – пожав плечами, отозвался майор. – Мне не следовало этого говорить, Эш. По крайней мере пока. Если передумаешь, мы обсудим условия сделки.

– Ты это делаешь исключительно из дружеских чувств, – рассмеялся Эшли. – Не пройдет и месяца, как ты пожалеешь о том, что вышел в отставку, и о том, что поселился в незнакомом поместье в той части страны, где никогда не бывал. Уверен, ты сделал бы это, если бы я согласился. Но я слишком ценю твою дружбу и поэтому не соглашусь. Пенсхерст не продается.

– Ну что ж, – сказал майор. – Я собираюсь прокатиться верхом и познакомиться с местностью, где, как ты только что сказал, я никогда не бывал. Не хочешь поехать со мной?

– Извини, но я не поеду, – ответил Эшли. – Люк и Анна уехали с детьми на прогулку.

– И ты не хочешь оставлять леди Эмили без присмотра? Весьма похвально. – Хлопнув Эшли по плечу, майор направился к двери.

– Спасибо, Род, – сказал Эшли ему вдогонку.

Он подумал о том, что не знает, как справился бы в Индии с трагедией и с чувством вины, если бы рядом не было Рода, самого лучшего друга. Эшли казалось, что его друг всегда давал больше, чем получал, и продолжает делать это сейчас. Чем еще, кроме дружеской преданности, можно было объяснить его неожиданное предложение купить Пенсхерст?

А предложение было заманчивым. Хотя он не мог его принять. Он почему-то чувствовал, что если ему суждено когда-нибудь излечиться от своей боли, то это должно произойти здесь. Он и самому себе не мог объяснить, откуда взялось это чувство. Это ощущение пришло, только когда Родерик предложил ему возможный выход.

Эшли выглянул в окно, чтобы посмотреть, как Эмми играет с детьми. Ах, Эмми всегда такая спокойная. Что же произошло вчера и лишило ее покоя? А вдруг это повторится? Ему следует позаботиться о ее безопасности в оставшиеся дни ее пребывания в Пенсхерсте. А может быть, заботиться об этом всю жизнь, если только она пожелает выслушать то, что он должен сказать ей.

* * *

Эмми писала картину. Внимание ее привлекли раскинувшиеся у холмов луга, но ей долго не удавалось понять их язык и выразить это кистью. Наконец она сосредоточилась.

Работа настолько поглотила ее, что она не сразу почувствовала присутствие Эшли. Он стоял, прислонившись спиной к дереву и скрестив на груди руки. Стоял в отдалении, чтобы не нарушить ее уединения. Она оглянулась, и он улыбнулся ей.

У нее замерло сердце и появилась странная слабость в ногах. Она уже решила, что больше не будет подавлять свою любовь. По крайней мере те несколько дней, которые остались от двух недель пребывания здесь. Она будет воспринимать это время как подарок. Приняв такое решение, она почувствовала себя легко и свободно.

– Привет, Эмми! – Эшли подошел чуть ближе. – Можно посмотреть?

– Нет, – произнесла она, бросив взгляд на свою картину. – Е-шш-о нег.

– Вижу, ты заучиваешь слова без меня, – усмехнулся он. – И заучиваешь не правильно: не «е-шш-о», а «еще».

– ..Е-шще, е-щще, – послушно повторила она и быстро ощупала пальцами горло. Да, она чувствует вибрацию.

Оказывается, не так уж трудно произносить звуки.

Эшли уселся на траву недалеко от мольберта, но так, чтобы не видеть картину. Опершись на локоть, он сорвал травинку и зажал ее в зубах.

Сначала Эмили думала, что не сможет сосредоточиться на работе, когда он сидит так близко. Она ожидала, что он станет с любопытством заглядывать ей через плечо. Но он вел себя так же, как прошлой ночью, когда они стояли рядом у летнего домика: был молчалив и спокоен. Через минуту-другую она забыла о нем, потому что ее кисть наконец стала отображать то, что она чувствует.

Когда она снова взглянула на Эшли, он любовался открывающимся с холма видом и казался умиротворенным. Эмили некоторое время смотрела на него, наслаждаясь редким удовольствием понаблюдать за ним, когда ее никто не видит.

– Смо-три, – сказала она наконец, тщательно произнося звуки.

На этот раз он не стал придираться к ее произношению. Лишь улыбнулся ей, поднялся и долго молча смотрел на картину. Лицо его хранило непроницаемое выражение.

Она боялась увидеть насмешку или недоумение, но ничего подобного не заметила.

– На этот раз все расположено горизонтально, – сказал он, сопровождая слова жестами. Теперь он чаще разговаривал с помощью жестов, используя старые и придумывая новые, как будто решил, что несправедливо заставлять ее постоянно читать по губам. – На других картинах, которые я видел, все располагалось вертикально. Все переходит одно в другое, поля и небо как будто составляют единое целое, хотя поля расположены внизу, а небо – вверху.

Объясни мне, Эмми, что такое ты видишь, чего не вижу я?

Я завидую твоему умению видеть «внутренним глазом».

Она показала ему руками, босыми ногами и выразительным лицом, что земля под ними – источник питания для жизни. Только земля может научить понимать чудо жизни, бесконечность времени и научить терпению, а также любви и покою. И это все не гам, в вышине, как она думала раньше, а здесь, вокруг. Не в далеких далях, а под рукой. Нужно только понять это и принять.

– Не там, – сказала она, указывая наверх. – Здесь.

Сейчас.

– Эмми! – Он поймал энергично жестикулирующие руки и, прижав их к сердцу, крепко зажмурился. – Эмми, значит, это правда? Значит, можно достичь мира в своей душе?

– Да, – ответила она.

Они говорили друг с другом, обходясь без слов и жестов. Они понимали друг друга молча. Это было одно из самых драгоценных мгновений в ее жизни.

В молчании они дошли до летнего домика. Войдя в домик, она поставила на пол мольберт и кисти, шагнула к Эшли и оказалась в его объятиях. Потом подставила губы для поцелуя и обвила руками его шею. Не станет она анализировать свои поступки. По крайней мере до тех пор, пока не уедет из Пенсхерста. И не допустит, чтобы ей помешали угрызения совести. Ей совсем не казалось, что в ее отношениях с Эшли есть что-то предосудительное.

Они ласкали друг друга губами и руками, пока не ощутили желания еще большей близости. Эшли сел на кушетку, и, увидев, что он расстегивает спереди брюки, она задрала юбку и спустила вниз панталончики.

– Иди сюда, – сказал он, привлекая ее к себе.

Она опустилась на колени, оседлав его. Взяв ее за бедра, он придал ей нужное положение и опустил на себя.

Затем откинул голову на спинку кушетки и, полузакрыв глаза, посмотрел на нее.

– Эмми...

Прошлой ночью она кое-чему научилась. Во всяком случае, узнала, что физическая близость доставляет острое удовольствие и что если в физическом акте участвует не только тело, но и сердце, и душа, то это и есть любовь.

Пусть даже ее называют грехом, если она не освящена узами брака. Он начал двигаться в уже знакомом ей ритме, и она подчинилась этому ритму, чувствуя, что любит Эшли не только телом, но каждой частичкой своего существа.

Они оба проникали взглядом в душу друг другу, даря и получая наслаждение.

В эти минуты Эмили знала, что он любит ее. Он привлек к себе ее голову и, отыскав губы, глубоко погрузил язык в ее рот, крепко прижимая ее к себе. Она почувствовала внутри горячую струю его семени и, застонав от наслаждения, в изнеможении опустилась на него всем телом. Прижавшись щекой к его плечу, она забылась коротким сном.

Загрузка...