Мелодия души

Глава 21

Опасаясь разбудить ее, Эшли около часа лежал не двигаясь. Целый день она была очень расстроена, а теперь мирно спала. Интересно, вспомнит ли она о том, как неохотно он сделал то, что сделал? Он пытался утешить ее, успокоить, не вторгаясь в ее тело. Ведь он пригласил ее в Пенсхерст, чтобы дать ей свободу и увидеть ее счастливой. Он совсем не хотел снова порабощать ее.

Она была расстроена, цеплялась за него, всхлипывая, однако не хотела, чтобы он зажег свечи. Не хотела говорить о том, что ее напугало. И в конце концов он понял, что может ее успокоить, и отдал ей себя, как она это сделала для него в Боудене. Его утешала уверенность, что ее страх был вызван не тем, о чем он подозревал. Она, несомненно, не пошла бы с такой готовностью на близость с ним, если бы утром ее совратили.

Эшли осторожно высвободил руку из-под ее головы.

Эмми что-то пробормотала во сне и еще глубже зарылась лицом в подушку. Он на ощупь нашел трутницу, высек пламя и зажег свечу. Поставив свечу на стол, он прикрыл Эмми плащом и уселся на кушетку.

Придется ему самому искать ответы. Желательно сегодня, в крайнем случае завтра. Это касалось отношений между Элис и Верни, смерти Грегори Керси, причин увольнения Неда Бинчли вскоре после этой смерти. А главное, надо было ответить на вопрос, что произошло с Эмми сегодня утром.

Казалось, между всеми этими вопросами не существует связи. И все же внутренний голос подсказывал ему, что все это так или иначе взаимосвязано. Нелепая мысль. Каким образом, например, может быть связан несчастный случай в Индии с тем, что испугало Эмми сегодня? Или с увольнением Бинчли? Или с гибелью Керси?

«Господи, – думал он, глядя на спящую Эмми, спутанные волосы которой почти целиком закрывали ее лицо и плечи. – Господи?, ведь я люблю ее!» Ему вспомнилось кое-что, запрятанное в самый потаенный уголок сознания. Когда, уезжая в Индию, он прощался с ней на дороге, ведущей из Боудена, то прижал ее к себе, а потом поцеловал. Ему вспомнилось охватившее его желание, которое тогда привело его в ужас. Он почувствовал себя негодяем, в котором проснулось похотливое желание к ребенку. Но ведь Эмми тогда не была ребенком. Она уже становилась женщиной. Ей было пятнадцать лет.

И даже тогда он знал, хотя и не хотел признаться даже себе, что любит ее и как друг, и как брат, и как мужчина.

Преимущественно как мужчина. Он боялся такой всеобъемлющей любви и старался подавить ее.

Она открыла глаза и взглянула на него. Ни он, ни она не улыбнулись.

– Я не позволю никому обидеть тебя, Эмми, – сказал Эшли, не вполне уверенный в том, что сможет выполнить такое обещание. Он объяснялся и словами, и жестами. – Я буду всегда защищать тебя и готов жизнь за тебя отдать. Ты мне веришь?

– Да, – кивнула она в ответ.

– Ты не должна бояться. Я знаю, что у тебя сильный характер и несгибаемая воля, Эмми. Ты сильнее, чем я. Я рад, что смог сегодня утешить тебя так же, как недавно ты утешила меня. Но я предпочел бы избавиться от того, что тебя пугает. Что все-таки произошло сегодня утром?

– Ничего, – медленно покачала она головой.

– Но ведь что-то случилось? – продолжал он. – И тебе удалось убежать?

Эмили снова покачала головой. Но глаза выдали ее: они словно затуманились, и она сделала это умышленно.

Почему она не хочет сказать ему правду? Или Люку? Может быть, боится причинить неприятности? Это было так похоже на Эмми.

– Я начинаю думать, что мне было бы лучше остаться в Индии или, вернувшись на родину, держаться подальше от Боудена. Тогда ты была бы счастлива, Эмми. И сейчас готовилась бы к свадьбе с Пауэллом.

Она резко села, протянула руку и прикоснулась к его колену.

– Нет, – покачала она головой. – Нет, Ахшли, – сказала она. Глазами и жестами она показывала ему, что он не должен винить себя.

– Ну что ж, – проговорил он, погладив ее по руке. – Пойдем, Эмми. Я отведу тебя домой.

Она покачала головой и жестом показала, что останется здесь.

– На всю ночь? – озадаченно Спросил он.

– Да.

Этого следовало ожидать. Куда могла броситься Эмми, если бы что-нибудь расстроило или испугало ее? Конечно, туда, где могла бы получить утешение от других людей.

Именно это и произошло нынче утром – она прибежала к нему. Но, зная Эмми, легко предположить: чтобы прийти в себя, она укроется там, где может быть спокойна и счастлива, хотя большинству людей это было бы непонятно. Да, зная Эмми, можно было без труда предположить, что она предпочтет провести ночь здесь, на холме, чем в безопасности своей комнаты в главном доме.

– Ладно, – сказал он. – В таком случае я останусь здесь с тобой.

Она не возражала. Поднявшись на ноги, она подняла и его и вывела из домика. На небе светила луна и высыпали звезды. Они долго стояли, взявшись за руки, потом он обнял ее за плечи, и она положила голову ему на плечо.

Не стала ли она любить его чуточку больше? – подумал Эшли. Нет, пожалуй, надеяться на это было бы слишком смело. Он не заслужил ее прощения и, возможно, никогда не заслужит. В его жизни по-прежнему оставалось немало темных омутов, которые могут никогда не исчезнуть. После возвращения из Индии он приносит одни неприятности тем, кого любит, и, наверное, никогда не сможет дать счастье другому человеку. Особенно Эмми.

Но сегодня был исключительный случай. Эшли склонил голову и поцеловал ее в макушку. Она вздохнула. Сегодня, подумал он, Эмми его любила, нуждалась в нем, и он принес ей утешение.., и наслаждение. До этой ночи ни одна женщина так не наслаждалась близостью с ним. При воспоминании об этом он испытал благоговейный трепет.

Завтра все будет по-другому. Дневной свет принесет с собой ощущение безопасности, она снова станет сильной. И будет любить его по-своему, нежно и крепко.

Но сегодняшняя ночь была особенной. Время молчания и покоя. Молчания... Можно не говорить, подумал он, но мысленно разрываться от обилия слов, от которых молчание наполняется внутренними звуками. Настоящее молчание – это полное подчинение чувствам. Это, в конце концов, сама жизнь.

Он долго стоял рядом с Эмили, пока смятение не покинуло его и он не почувствовал себя частью красоты этой ночи.

– Давай вернемся в домик, – со вздохом сказал он наконец, повернув ее голову так, чтобы она могла видеть его губы.

– Да, – произнесла она.

Эшли понял, что она соглашается на ночь любви не от отчаяния, не в поисках утешения или из желания утешить другого, а для того, чтобы взаимно отдавать и брать. Пусть будет ночь любви, даже если завтрашний день вернет его к суровой реальности.

По иронии судьбы, Родерик Каннингем, гулявший в саду рано утром, увидел, как они возвращались вместе, хотя они вошли в дом не через главный вход, а через боковую дверь.

Эшли, обнимавший ее за талию, почувствовал, как она напряглась и испуганно прижалась к нему. Но скрываться было поздно. Он решительно обнял ее покрепче, поцеловал в губы и открыл перед ней дверь.

– Все будет хорошо, – спокойно произнес он, прежде чем она стала подниматься по лестнице. – Тебе не о чем беспокоиться.

Бедняжка Эмми. Если бы он смог, то уберег бы ее от смущения и унижения. Она, конечно, не знает, что Род умеет хранить секреты. Эшли взглянул на, улыбающегося приятеля.

– Поверь, – проговорил он, – между нами нет грязной интрижки. Я был ей нужен. Не знаю, что произошло вчера. Ее не так-то легко испугать. Но что-то случилось.

– Она такая милая леди, Эш, – сразу став серьезным, отозвался майор, – Жаль, что она страдает таким недугом.

Значит, она не смогла объяснить, что с ней случилось?

– Не «не смогла», – ответил Эшли. – Не захотела. И я намерен сегодня же получить кое от кого ответы на некоторые вопросы. Тебе может показаться смешной моя просьба. Род, но я хотел бы, чтобы ты помог моему брату и. невестке присмотреть за Эмми.

– С удовольствием, – согласился майор. – Глаз радуется, когда смотришь на нее, Эш. Возможно, она расскажет о том, что с ней произошло, мне, почти совсем незнакомому человеку? Каким образом с ней можно общаться?

– Она умеет писать.

– На твоем месте, – заметил приятель, окинув его взглядом, – я последовал бы примеру леди Эмили, Эш. Я, конечно, мог бы поверить, что на тебе одежда для утренней прогулки верхом, но я, как тебе известно, человек весьма легковерный.

– Ты прав, – рассмеялся Эшли. – Надо переодеться, потому что мой брат – человек отнюдь не легковерный.

Оглядевшись по сторонам, он убедился, что поблизости никого нет, и взбежал по лестнице.

Герцог Харндон, удобно расположившись на стульчике в детской, наблюдал за тем, как его супруга кормит младшего сына. Он пришел в детскую несколько минут назад.

– Все в порядке, – сказал он. – Они вернулись.

– Ты считаешь, что все в порядке?! – воскликнула Анна. – Может быть, мы поступили глупо, когда согласились привезти ее сюда, Люк?

– Насколько я помню, дорогая, – возразил он, поднимая брови, – Эмили была приглашена сюда и дала согласие. Мы тоже были приглашены и согласились приехать. Позвольте напомнить вам, мадам, что Эмили не ребенок. И Эшли тоже больше не мальчик, которого я должен воспитывать. Они оба взрослые люди.

– Но... – начала она.

– Мы не можем решать проблемы взрослых людей, как бы мы их ни любили. Я смутно подозреваю, что все это было организовано Тео при активном участии его супруги.

И мне почему-то кажется, что они поступили очень мудро.

Эшли и Эмили, несомненно, связывает чувство, но разобраться во всем должны они сами. Остается надеяться, что все разрешится счастливо.

– Ах, Люк, – сказала она, – если бы только...

Леди Верни подробно рассказала о состоянии своего здоровья и расспросила о здоровье каждого, кто гостил в доме Эшли. Барбара Верни вспоминала о Лондоне и развлечениях, в которых она и брат принимали участие. Сэр Генри Верни сидел молча, изредка вставляя замечания из любезности. Эшли наконец повернулся к нему. Ведь именно ради разговора с ним он приехал в этот дом.

– Нельзя ли поговорить с вами с глазу на глаз по вопросу, которым я не хотел бы утомлять дам? – спросил Эшли и улыбнулся дамам, хотя чувствовал, что его слова, возможно, звучат оскорбительно для умненькой мисс Верни.

Она ему нравилась, и он питал к ней уважение.

– Вот как? – воскликнула леди Верни. – Ну, если вы хотите поговорить о делах, то можете пойти с Генри в сад или в кабинет. От разговоров о делах у меня может разболеться голова.

Поскольку день был солнечный и теплый, сэр Генри предложил прогуляться по саду. Они отправились по уединенной дорожке, которая огибала небольшой сад. За ними увязалась пара собак.

– Эти собаки, как магнит, тянут сюда Эрика Смита, – заметил сэр Генри. – Вчера парнишку с трудом удалось оторвать от них. – Со стороны сэра Генри это была первая попытка завязать разговор. Эшли был рад тому, что сэр Генри не притворяется, будто их связывают дружеские отношения..

– Вчера, – сказал Эшли, – вы приехали в коттедж Бинчли рано утром. Вы никого не встретили по пути туда?

Сэр Генри пристально посмотрел на него. – – Надеюсь, это не праздное любопытство? – спросил он. – Я должен подумать, не встретил ли я кого-нибудь по дороге. Вам это важно? Может быть, вы меня спросите, не встретил ли я какое-то конкретное лицо?

– Леди Эмили Марлоу, – ответил Эшли, внимательно наблюдая за собеседником. Жаль, что он приехал в Пенсхерст, обремененный своими горестями. Если бы он ничего не знал об этом человеке до своего приезда, они, вполне возможно, стали бы друзьями. Но в таком случае ему пришлось бы разочароваться в друге. Ведь вчера все-таки что-то произошло с Эмми!

– Ах так, – протянул сэр Генри. Немного помедлив, он заговорил весьма холодным тоном:

– Я еще в Лондоне понял, Кендрик, что вы ревнивы. Не знаю, есть ли у вас основания претендовать на особую привязанность леди Эмили или это существует только в вашем воображении, но в любом случае я искренне сочувствую этой леди. Вы и к ней приставали с расспросами? Уж не воображаете ли вы, что если я рано утром был поблизости и она, очевидно, тоже гуляла, то мы с ней наслаждались тайным свиданием? И разве я смогу рассеять ваши подозрения, если буду отрицать это?

– А вы это отрицаете? – спросил Эшли.

– Нет, – ответил сэр Генри. – Но и не признаю. Я могу ответить на подобный вопрос лишь в том случае, если вы помолвлены с этой леди или женаты на ней. Иначе у вас нет права расспрашивать ни о том, что делала она, ни о том, что делал я. Я был готов приветствовать вас в Кенте и как соседа, и как возможного друга. Но во время нашей последней встречи в Лондоне вы сами освободили меня от любых дружеских обязанностей перед вами.

Их разговор едва удерживался в рамках приличий. Мысль о том, чтобы преступить эту грань, была явно неприятной, особенно в такой теплый солнечный день и в таком прелестном парке, который окружал дом Верни.

Но Эшли приехал сюда специально для того, чтобы получить ответы. Он вспомнил, в каком отчаянии была вчера вечером Эмми и что заставило его повторить неблаговидный поступок, который он совершил в Боудене.

– Я не женат на леди Эмили и не помолвлен с ней, – сказал он. – Но я буду защищать ее, как и любую другую леди, если ее обижают или пугают. К тому же в настоящее время она – моя гостья. Я намерен узнать, что произошло с ней вчера утром. Мне нужно знать, не совершили ли вы насилия над ней. – Он решил говорить без обиняков.

– Запугивание? Насилие? – Сэр Генри остановился на дорожке перед Эшли, едва сдерживая гнев. – Я джентльмен, сэр. Черт возьми, инстинкт подсказывает мне, что следует немедленно швырнуть вам в лицо перчатку, поскольку вы, очевидно, считаете меня способным и на то и на другое. Однако здравый смысл говорит, что мне, возможно, лучше ответить вам на оба вопроса. Нет, я не встречался с леди Эмили вчера утром. Я не виделся с ней с тех пор, как прогулялся с ней по саду в Лондоне.

Эшли долго смотрел на него пристальным взглядом.

Пропади все пропадом, думал Эшли, но он верит этому человеку. Хотя, конечно, трудно было ожидать, что тот сразу же во всем признается, если виноват.

– Я должен верить вашему слову джентльмена.

– Хотя и с очень большой неохотой, – добавил сэр Генри, приподняв одну бровь. – Ладно. Но я искренне сожалею о том, что леди Эмили что-то расстроило. Если она не может рассказать вам о том, что ее напугало, то я могу понять ваше беспокойство. Могу даже простить вам скоропалительный и ошибочный вывод. Но я ее не видел.

Наверное, вам полезно узнать, что объектом моей привязанности является – и являлась с мальчишеских лет – совсем другая леди. И что, по-видимому, мне наконец удалось добиться ее расположения.

Эшли вскинул голову, словно его ударили. Черт возьми, какие жестокие слова он говорит! Неужели он делает это умышленно? Верни любил другую женщину с мальчишеских лет? Значит, никогда не любил Элис?

Ну что ж, он приехал сюда, чтобы получить ответы, и не позволит сбить себя с толку.

– Почему вы так жестоко обошлись с моей женой? – спросил Эшли.

Сэр Генри удивленно взглянул на него и, наклонившись, потрепал по голове одну из собак.

– Я сожалею о том, что резко говорил с ней и обращался с ней с холодностью в последний месяц перед ее отъездом в Индию, – сказал сэр Генри. – Возможно, я был несправедлив. И конечно, мне следовало проявить больше выдержки.

Она была вне себя, и мои слова только ухудшали ситуацию.

Но мне в то время было все равно. Если даже она мне и нравилась когда-то, все было позабыто. Я думал только о Кэтрин и о самом себе. Однако я признавал за собой вину, потому что чувство Элис втайне мне льстило. И чтобы побороть это ощущение вины, я излишне резко разговаривал с ней. Я сожалею об этом... Хотя кому нужны запоздалые сожаления? Так она еще долго от этого страдала?.

– Это, видимо, вопрос риторический, Верни? – заметил Эшли. Значит, Верни бросил Элис – очевидно, неожиданно и жестоко – ради Кэтрин Бинчли. А Кэтрин, в свою очередь, бросила его и вышла замуж за Смита. Странно, что Верни теперь снова пытается добиться расположения Кэтрин.

– Очевидно, ответ на мой вопрос положительный. – Сэр Генри вздохнул. – В таком случае мне понятна ваша холодность. Но мне кажется, что страдания Элис, возможно, были вызваны не столько моими резкими словами, сколько ее собственным чувством вины.

Чувство вины? Из-за того, что спала со своим соблазнителем, с человеком, которого любила? С человеком, которого так и не смогла забыть? В это мгновение Эшли понял, что значит света не взвидеть от ярости: он сам не знал, что делает. Резко выбросив вперед кулак, он ударил сэра Генри в челюсть. Удар был неожиданным, и сэр Генри чуть не упал, но тут же опомнился, сжал кулаки и, пылая гневом, был готов полезть в драку. Однако, к разочарованию Эшли, который жаждал хорошей потасовки, он быстро взял себя в руки.

– Она была вашей женой, – сказал сэр Генри, тяжело дыша. – Мне следует помнить об этом. Извините. Я понимаю, что вам больно смириться со всем этим. Но в будущем нам с вами, Кендрик, лучше держаться на расстоянии друг от друга и, соблюдая приличия, сохранять добрососедские отношения.

– Возможно, – холодно согласился Эшли. – Однако прежде чем я уеду, ответьте мне еще на один вопрос. Вы убили Грегори Керси?

Вопрос тяжело повис в воздухе, как нечто осязаемое.

Но он не мог его не задать. Верни прав: как ни больно, он должен был разобраться с прошлым, хотя и понимал, что, узнав всю правду, едва ли сможет освободиться от чувства собственной вины. Должно быть, он считал своим долгом понять наконец свою жену, которую так и не сумел понять при жизни. Возможно, она знала, что ее любовник стал убийцей ее брата? И от этого страдала еще больше?

Сэр Генри побледнел и, потирая челюсть, повторил почти шепотом:

– Убил ли я Грегори? – Он закрыл, глаза. – О Господи! Это она вам сказала?

– Мне пришло в голову, что такое возможно, – ответил Эшли. – Может быть, Керси узнал правду? И воспротивился этому?

– Он всегда знал, – возразил сэр Генри. – И мы действительно ссорились из-за нее. Ко времени его смерти между нами были весьма холодные отношения, но до полного разрыва не доходило, потому что мы слишком долго были близкими друзьями и оставались соседями. – Он помедлил мгновение и глубоко вздохнул. – Нет, я не убивал его. Удивительно, что Элис считала, будто это сделал я.

Сама она никогда не обвиняла меня в этом. Но если она так считала, то это означает... Ах, кто знает? Лучше не ворошить прошлое. Пусть оно будет похоронено вместе с ними обоими.

– Почему Нед Бинчли уволился сразу же после смерти Грегори Керси? – спросил Эшли.

– Вам следовало бы спросить у него самого. – Сэр Генри снова вздохнул. – Хотя он не уволился. Его уволила Элис.

– Почему? – удивился Эшли.

– Полагаю, она не подозревала, что коттедж был его собственностью. Сэр Александр подарил Неду коттедж за безупречную службу. Наверное, Элис думала, что, уволив его, навсегда отделается от Кэтрин. Ну вот, я ответил на ваш вопрос.

– Да, – сухо произнес Эшли'. – Да, теперь мне понятно. – Он понял, что Элис была влюблена в Верни, который, не сумев добиться любви Кэтрин, воспользовался чувством Элис и спал с ней. Это послужило причиной разрыва между братом и ее любовником. А потом Верни бросил Элис ради Кэтрин. Возможно, Кэтрин дразнила его: то отталкивала, то снова поощряла. Брат Элис погиб – может быть, от руки Верни, – Верни бросил ее, а Кэтрин все еще жила в коттедже со своим отцом, управляющим Пенсхерста. И Элис попыталась отделаться от них, а когда это не удалось, уехала в Индию, к отцу. Разве удивительно, что после всего этого в ее душе остались болезненные шрамы?

– Меня успокаивает мысль о том, что оба они теперь обрели покой, – сказал сэр Генри. – Я имею в виду Элис и Грега. Вам, конечно, от этого не легче. Его вы даже не знали, а Элис была вашей женой. И у вас был ребенок, ваш сын. Я очень сожалею, поверьте. Но я понимаю, что вы считаете меня кое в чем виноватым и едва ли сможете по-дружески относиться ко мне. Об этом я тоже сожалею. Договоримся по крайней мере держаться друг с другом в рамках приличия?

– Хорошо, – сухо произнес Эшли. Это все, что они могли сделать. Он понимал, что разговор закончен. Он узнал правду или часть правды, а большего, пожалуй, никогда не узнает. Ему придется смириться с прошлым и со своей виной. Придется найти новый смысл в жизни. Он подумал об Эмили. Она заслуживает лучшего. После их ночи любви он должен снова предложить ей выйти за него замуж. Но достоин ли он этого? Ведь он потерял свою честь. Все произошло в ту несчастную ночь в Индии.

Сэр Генри протянул ему руку. Глубоко задумавшись, Эшли смотрел на нее невидящим взглядом. Только когда рука начала опускаться, Эшли опомнился и торопливо протянул свою.

– Вы правы, пусть прошлое останется в прошлом, – сказал он, и они обменялись рукопожатием.

Возвращаясь в Пенсхерст, Эшли думал, что так и не узнал всю правду. В одном он был теперь уверен, хотя, возможно, это было глупо: Эмми испугал не Верни. Это сделал кто-то другой.