Меня хранит твоя любовь

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Небо затянуло тучами, сыпал сухой колючий снежок, но когда Мейсон в последнее воскресенье февраля предложил Роз покататься на лыжах, та ответила согласием. Мысли просидеть весь день в четырех стенах без телевизора, радио и без какого-либо занятия, кроме как считать капли из давно уже неисправного крана, который Мейсон никак не мог собраться починить, было достаточно, чтобы свести с ума.

Часом позже они вернулись — холодная крупа с неба отбивала всякое желание к долгому пребыванию на свежем воздухе. Мейсон был особенно молчалив сегодня, поэтому Роз удивилась, когда он пригласил ее к себе на чашку горячего шоколада. Она почти решилась отказаться, но ее крохотная квартирка казалась такой пустой и одинокой по сравнению с его домом, приветливо подсвечиваемым маяком.

Роз забралась на один из высоких стульев в его кухне, наблюдая, как Мейсон готовит их напитки. Она ожидала, что он просто вскроет пакет со смесью и добавит ее в теплую воду. Однако Мейсон предпочитал готовить по старинке, методом, требующим терпения.

Сняв с одной из полок кастрюлю, он принялся подогревать на медленном огне молоко. Порывшись в шкафу, добыл оттуда две чашки и вазочку с ирисками. Роз захватила гореть ирисок и занялась ими, пока он помешивал молоко.

— Ты голодна?

Прекратив жевать, Роз покачала головой. Его взгляд остановился на ее губах.

— Лгунишка, — последовал мягкий упрек. Мейсон вынул из холодильника пластиковый контейнер и открыл крышку, принюхиваясь.

— Спагетти еще ничего. Я варил их пару дней назад, — пояснил он в ответ на ее вопросительно поднятую бровь.

— Ты не должен меня кормить.

— Тут хватит на двоих. Я всегда делаю слишком много. Кроме того, моя мама всегда говорила, что есть одному в присутствии гостей неприлично. Я бы сейчас не отказался перекусить, и быть грубым мне не хочется. Что скажешь, Рози?

— Раз так, тогда давай.

Пока он разогревал спагетти — конечно же, на плите, а не в микроволновке, — Роз разлила по чашкам шоколад, добавила для себя щедрую горсть ирисок. Отхлебнув из чашки, она обнаружила, что поспешила — шоколад оказался слишком горячим. Верхней губе досталось больше всего — пришлось спешно ее облизывать. Мейсон выбрал именно этот момент, чтобы обернуться. В глазах у него вспыхнули искорки, не исчезнувшие и после того, как он расположился напротив нее за стойкой.

Отпив из своей чашки, он молча уставился на Роз. Девушка забеспокоилась. Может, ему не нравятся ее слишком короткие, как у мальчишки, волосы?

Она ненавидела себя за суетливое волнение. Какое ей дело, что он думает о ее внешности? Но факт остается фактом — его мнение ей небезразлично.

Наконец он сказал:

— Знаешь, Рози, у меня есть красное вино, которое пойдет к спагетти куда лучше горячего шоколада.

Роз улыбнулась.

— Почему нет? Вести машину я не собираюсь — и на лыжах кататься тоже.

К тому времени, как спагетти были посыпаны сверху сыром пармезан, Мейсон разлил вино и накрыл маленький столик. Некоторое время они ели в молчании, потом Мейсон медленно проговорил:

— Я обдумал слова Марни относительно поисков твоей семьи. Пусть Марни любит лезть куда не просят, но в данном случае к ней стоит прислушаться. Я могу кое-куда позвонить, сдвинуть дело с мертвой точки. В том случае, если ты хочешь их найти.

— Не хочу, — ответила Роз. Ответила на автомате, запустив давно отработанный механизм самозащиты, никогда, впрочем, не оберегавший ее полностью от получения ударов извне.

Мейсон кивнул и снова взялся за вилку, но Роз перехватила его руку.

— Нет, хочу. Хочу найти.

В хриплом шепоте произнесенное едва можно было разобрать. Слезы застилали ей глаза.

Мейсон повернул свою руку ладонью вверх, с силой сжал ее пальцы.

— Все в порядке, — просто сказал он.

— Но они не хотят меня. Я им не нужна…

— Зато ты нужна мне. — Похоже, Мейсон сам удивился, сказав это. Но назад слов не забрал.

Они такие разные. Босс и наемная работница, владелец жилья и постоялица. Он врос корнями в здешнюю жизнь, глубокими и разветвленными, сравнимыми с корнями деревьев на берегу озера Верхнее. Она — как перекати-поле, у нее корней нет вовсе. Ничего хорошего не может получиться от смешивания бизнеса с удовольствием, дружбы с физической близостью.

— Ты прекрасна, Рози, — мягко произнес Мейсон. Потом встал и, не отпуская ее руку, принудил и Роз подняться.

— По-моему, вино ударило тебе в голову, — улыбнулась она, пытаясь разрядить обстановку. Но ответной улыбки не последовало.

— Думаю, ты испугалась, что я собираюсь снова тебя поцеловать.

— А ты собираешься?

Он завладел другой ее рукой, обвил обе вокруг своей шеи и взял в ладони ее лицо.

— Тебе лучше поверить заранее.

Наверное, следует извиниться и откланяться, подумала Роз, вместо того наклоняясь вперед. Пусть только в воображении, но как прекрасно представить, что ее место именно здесь, что ее человек — Мейсон.

Поцелуй закончился, но они не могли оторваться друг от друга. Особым искусством обольщения Роз не обладала, но решила попытаться.

— Тут так жарко.

Произнеся это, она без долгих раздумий сняла свитер, оставшись в одной из его старых рубашек. Ничего сексуального в рубашке не было, но Роз посчитала, что жест довольно красноречив и намек послан.

И понят, решила она, когда он ответил:

— Да. Жарко.

Мейсон стянул через голову свой свитер. Под ним на нем оказалась утепленная рубашка, подчеркивавшая широкую грудь и плоский живот.

— Что на десерт, Мейсон?

— Чего бы ты хотела?

Обмениваясь подобными многозначительными фразами, можно было продолжать игру неопределенное время. Но Роз всегда предпочитала словам действия.

— Хм, прошлый поцелуй мне понравился. Почему бы не рискнуть еще раз и не посмотреть, что выйдет?

Она не стала дожидаться инициативы от него. Поцеловала его сама. Ее руки проскользнули ему под рубашку, забегали по теплой упругой коже.

Мейсон застонал и прервал поцелуй, но только чтобы нетерпеливо опуститься губами по щеке к шее.

— Да, да, — бормотала она.

Жаркое дыхание Мейсона заставляло ее дрожать в предвкушении, а может, виной тому — его жадные руки, задравшие вверх ее рубашку и бродившие где-то в районе живота. Роз втайне радовалась, что в ее власти оказалось довести его до сумасшествия, ибо она ни на секунду не сомневалась, что именно так можно определить происходящее между ними.

Я, похоже, не в себе, думал Мейсон. Следует признать, что в последнее время, он часто позволял себе фантазировать на тему «в постели с Роз», но собирался продвигаться вперед медленно и постепенно.

Однако тело Мейсона не соглашалось подстраиваться под его планы. Он отодвинулся, пытаясь стряхнуть наваждение. Роз лишь посмотрела на него, глаза — громадные и вопрошающие. Он поднял руку, коснувшись ее волос, забрался пальцами в их короткую, встрепанную массу, с самого начала покорившую его.

— Раньше они были длинными, — тихо сказала она. Он кашлянул, пытаясь представить их такими.

— Насколько длинными?

Она приставила руку к месту чуть повыше локтя.

— Они были… красивыми. Сейчас с ними легче справляться.

— Возможно, но мне нравится так, как есть.

— Правда?

— Правда, — подтвердил он и опять прижался к ее рту губами.

Поскольку несколько минут назад тон задавала она, то теперь наступил его черед. Слова подождут. И Мейсон пустил в ход руки и губы, пытаясь выразить свои чувства, сказать ей, как она прекрасна, чувственна, желанна.

Когда он дотронулся языком до мочки ее уха, она застонала, задрожав всем телом. Ему впервые встретилась женщина, столь отзывчивая на прикосновения. Это распаляло воображение Мейсона и его собственную жажду.

— Тебе приятно? — спросил он, дыша ей в шею. Его ладони замерли у ее маленькой, идеальной формы груди.

Рози не представилось шанса ответить. Дверь распахнулась, впустив Марни.

— Есть кто живой? — выкрикнула она, огибая угол кухни.

Мейсон виновато выдернул руки из-под рубашки Рози.

— Ой, мама, — только и произнесла Марни.

Мейсон не выпускал Рози из объятий, хотя и видел, как ее лицо постепенно загорается ярким румянцем.

Донельзя довольная улыбка Марни показывала, что она откровенно наслаждается ситуацией.

— Похоже, я немного не вовремя, — сказала Марни. Ее взгляд обежал комнату, особо отметив полупустые бокалы вина и брошенные как попало свитера, чтобы затем вернуться к лицу Мейсона.

— Да, и хорошо бы, чтобы в следующий раз ты вначале позвонила, — сердито пробурчал Мейсон.

Тут появился муж Марни.

— Мейсон, старина, извини. Пошли, Марни. Зайдем в другой раз.

Он направился к двери, но Марни перехватила его на полпути и втянула обратно в кухню.

— Мы уже здесь, а момент все равно упущен. Верно, Мейсон? — В улыбке сквозило нескрываемое ехидство. — Мы прекрасно можем остаться и сказать, зачем пришли.

Мейсон тяжело вздохнул, пытаясь собрать остатки терпения.

— Неужели с ней ничего нельзя поделать? — спросил он Хэла.

Тот лишь отрицательно мотнул головой и улыбнулся:

— Ты знаешь свою сестру.

Знает отлично. И расквитается с ней потом. Но в одном она права. Момент упущен и канул в Лету, пусть даже сам он остыл не вполне. На самом деле Мейсон не сомневался, что если сейчас отпустит Рози от себя, то его возбужденное состояние немедленно станет очевидным для непрошеных гостей.

— Может, вы дадите нам несколько минут и подождете в гостиной? — процедил он сквозь сжатые зубы.

Когда они вышли из кухни, Мейсон запечатлел на лбу Рози поцелуй и тяжело вздохнул.

— Извини.

— Твоя сестра знает, когда прийти, — сказала та.

— Может, оно и к лучшему, — ответил Мейсон. — Мы потеряли голову.

— На самом деле мне казалось, что потеряли мы только верхнюю одежду, — фыркнула она, наклоняясь поднять валяющиеся на полу свитера. Протянула один ему, другой взяла себе.

— Ты мне действительно нравишься, Рози.

Она улыбнулась ему, но никогда еще он не видел ее такой печальной.

— Хотя дальше следует «но»?

— Боюсь, что так. Ты очень меня привлекаешь. Было бы глупо отрицать после случившегося между нами. Но с другой стороны, в твоей жизни… многое не определено. Мне бы не хотелось пользоваться ситуацией. Я просто подумал, что это… — он сделал рукой жест, призванный обозначить «это», которое он и сам не мог точно определить, — сильно осложнило бы жизнь каждому из нас, если ты… намереваешься уехать.

— Я так и собиралась поступить, — согласилась Роз.

— Я все слишком усложняю, да? Мне просто хотелось быть джентльменом.

Он и был джентльменом, идеальным джентльменом. И все равно Роз ощущала себя обиженной, отвергнутой. После того, как ее оставила родная мать, выбросила вон семья усыновителей, вышвырнули на улицу из приюта, где она выросла, что еще могло зацепить ее душу? Но, пусть истерзанное, сердце девушки никогда еще не получало ударов от мужчины.

— Кстати, к сведению, я не прыгаю в постель с кем попало при любом удобном случае. Хотя после недавних событий такое заявление может показаться сомнительным.

— Я тоже не из таких, Рози. Мы оба не приветствуем случайных связей, поэтому я и думаю, что лучше отступить чуть назад, разобраться, что к чему.

— Разобраться, — медленно повторила она.

— Я хочу сказать…

— Я поняла, что ты хочешь сказать, Мейсон, — отрезала она.

Такие, как Мейсон, никогда не удостаивали ее вниманием. Наверняка и сам Мейсон до того не смотрел на таких, как она — полуобразованное ничтожество, не знающее даже своего настоящего имени и даты рождения.

Роз взяла свой бокал и одним глотком выпила его до дна, сожалея, что не нашлось чего-нибудь покрепче. Забродивший виноградный сок не годился, чтобы унять мучительную боль. Стискивая тонкую ножку между пальцев, она притворилась, что поглощена изучением опустевшей посуды.

— Извини за нескромность, но как давно у тебя не было… физических контактов с противоположным полом?

— Причем тут секс?

— Как давно? — настойчиво переспросила она.

— Год.

— Ага. С женщиной, за которую тебе влепили пулю. Понятно, почему ты теперь ото всех шарахаешься. — Упрек несправедливый, но инстинкт самосохранения редко бывает справедливым. — А без секса так долго тяжело. Видимо, потому я и показалась тебе такой соблазнительной.

В его обыкновенно спокойных глазах мелькнула настоящая злость.

— Воздержание не при чем. То, что происходит между нами, выше гормонов.

— Мейсон, Рози, вы идете? — позвала из соседней комнаты Марни.

Мейсон закрыл глаза. Роз показалось, что он взывает к небу о терпении. Она сознавала, что и сама вот-вот сорвется.

— Пошли узнаем, что Марни не терпится нам объявить, — сказала она.

— С нашим делом не закончено, просто отложим на потом.

Старые инстинкты выживания немедля сработали. Отвергнуть, прежде чем отвергнут тебя.

— Никакого «нашего дела» нет, Мейсон. Оба отлично знали, что это ложь.

Своими неловкими словами Мейсон ранил чувства Рози — теперь он доподлинно это знал. И еще, ему стало ясно, что, предлагая не торопиться предпринимать поспешные шаги, он стремится оградить от беды сердце, принадлежащее отнюдь не Рози.

Свое собственное сердце.

Марни и Хэл сидели рядышком на кушетке. Рози что-то пристально рассматривала в одном из высоких узких окон, глядящих на озеро.

— Итак, что такого срочного ты хотела мне сообщить, из-за чего понадобилось вламываться сюда в воскресенье днем? — спросил Мейсон, заходя в комнату.

Марни одарила его обезоруживающей улыбкой, как две капли воды похожей на улыбку ее мужа.

— У нас будет ребенок! — Объявив новость, Марни поцеловала мужа, затем подскочила и дружески пихнула Мейсона в бок. — Мы хотели, чтобы ты узнал первым.

— Ох, Марни! — Он крепко обнял ее, поцеловал в щечку и добавил: — Не думай, что легко отделалась. Все равно тебе придется заплатить за то, что ворвалась сюда непрошеной или, по крайней мере, не постучала.

— Я тоже тебя люблю, — отозвалась она.

Роз наблюдала всю сцену с удивлением, отмечая светящееся радостью лицо Марни, возбуждение Хэла и счастье Мейсона. Ребенок приходит в мир, нетерпеливо ожидаемый всей семьей. Его уже любят, готовятся холить и лелеять. Именно так и должно быть, наверное. Но ей казалось, что слишком уж все хорошо, чтобы быть правдой.

Ее решимость окрепла. Обязательно надо найти свою мать. Повидать женщину, давшую ей жизнь, а потом бросившую на произвол судьбы. Потребовать от нее ответов.

Роз подошла к Марни и обняла ее, в то время как мужчины обменивались рукопожатиями и хлопали друг друга по спине.

— Поздравляю. Рада за тебя.

— А я за тебя, — со значением проговорила Марни.

— Это вовсе не то, что ты думаешь… Просто увлеклись на минутку.

В глазах Марни скакали веселые бесенята недоверия. Она потрепала себя по пока еще плоскому животу:

— Как и мы с Хэлом.

Поздней ночью Мейсон вышел прогуляться по берегу. В безоблачном небе висела полная луна, бросавшая свет на скованную льдом реку. Без конца прокручивая в голове события дня, Мейсон никак не мог успокоиться. Он не собирался обижать Рози, но было совершенно ясно, что сильно задел ее, несмотря на все заверения в обратном.

Мейсон потер плечо; боль служила напоминанием о том, что произошло в последний раз; когда он увлекся спасением попавших в беду девиц. Потерял чувство реальности, излишне раскрылся и в результате едва не поплатился жизнью.

А женщина, которую он любил? Мейсон остановился, попинал кусок льда носком своего тяжелого ботинка. А что ей? Прошла реабилитацию, отыскала нового, более тактичного дилера и ни разу не ответила на телефонные звонки Мейсона. После того, как папочка узнал о подоплеке их отношений, Мейсон перестал быть нужным.

Амелия желала экстремальных удовольствий. А там, где дело касалось его, ничего подобного ожидать не приходилось.

Но Мейсона судьба Амелии не перестала беспокоить. Потому он и взял на себя труд обратить внимание ее отца на сохранившуюся у нее склонность к наркотикам. Ожидая шока, взрыва ярости. И дождался их, но лишь потому, что Бертранд больше не желал, чтобы Мейсон совал нос в проблемы его семьи. Ничего страшного, что Амелия снова подсела на кокаин. Ведь теперь она получает дозы из рук приличного распространителя, а не шляется по подозрительным закоулкам, общаясь с отбросами общества.

Такого удара Мейсон не ждал. Он верил сенатору Бертранду настолько, что даже голосовал за него на последних выборах. А сенатор оказался обычным лгуном. Его компания против распространения наркотиков была лишь рекламным трюком. Отлично сработавшим, в особенности в отношении средних классов, живущих в пригородах, лелея мечту об американском образе жизни. Но на самом деле ни дилеры, ни злосчастные потребители зелья никого не волновали. Даже собственная дочь, пока все оставалось шито крыто.

Естественно, добрый сенатор Бертранд предложил Мейсону отличную компенсацию за услуги. Оплатил все счета из больницы, кроме того, послал ему превосходный, щедрый чек. Деньги словно говорили: «Заткнись и сиди тихо». Мейсон успел растерять все имевшиеся у него иллюзии, так что выступать и не собирался. Отправился в Гавань шансов и думать забыл соваться в политику. Что до женщин, то их он избегал, как чумы. До того, как появилась Рози.

Февраль перешел в март, оставив после себя белоснежное покрывало, надежно укрывшее крохотный городок. Судя по трескучим морозам и едва ли не ежедневным снегопадам, весна не спешила наступать.

У Роз уже накопилось сто долларов, которые останутся даже после оплаты ренты и покупки Марни подарка, должного выразить благодарность за всю ту одежду и предметы хозяйственного обихода, которыми та так щедро поделилась. За недели, проведенные в Гавани шансов, они с Марни стали закадычными подругами.

С Роз такого еще не случалось. Раньше в друзьях у нее ходили одни мужчины. Возможно, тому виной ее почти мальчишеская внешность. Или, может, потому, что ей было легче общаться с парнями. Оказалось, что делиться секретами с Марни ничуть не хуже. Разве что дело касалось Мейсона. Роз никогда не заговаривала о нем, а если инициативу проявляла Марни, изображала полнейшее безразличие.

Так она и поступила, когда приятельница затащила ее за угол стойки бара.

— Что это последнее время с братом? Он какой-то… рассеянный, не такой, как обычно. За последнюю пару часов перепутал три моих заказа на выпивку. Вы не поссорились часом с ним?

— Поссорились? С чего бы нам ссориться?

Марни уперла руки в боки, со знанием дела подмигнула.

— Детка, мужчины и женщины находили повод браниться со времен злополучного инцидента с яблоком у Адама и Евы.

Берген задергал звонок, избавив Роз от необходимости продолжать этот неприятный разговор.

Когда, отнеся заказанный обед двум полисменам, она вернулась, Марни сидела за стойкой, изучая брата сквозь стакан с охлажденной водой. Мейсон играл с Хэлом на бильярде. Взглянул на них — и промазал.

— Да, что-то его беспокоит. — Марни задумчиво глянула в сторону Роз. — Или кто-то.

— Не знаю, о чем ты.

— Ой, да ладно. Тогда на кухне вы двое просто прилипли друг к другу. А теперь он ходит, как лунатик. В последний раз он был таким вот грустным и задумчивым, а потом…

— Потом в него стреляли.

— Я хотела сказать, выяснилось, что он влюбился, — завершила фразу Марни.

— Мне казалось, что по времени эти два события совпали. Какая она с виду?

— Кто?

— Женщина из Детройта.

— Амелия Бертранд?

Была ли она хорошенькой, заинтересовалась Роз.

И поняла, что задала вопрос вслух, потому что Марни ответила:

— Судя по тем фотографиям, что я видела, да. Папа у нее сенатор. Большая шишка. Законопроекты сочиняет.

Большая шишка, нанявшая Мейсона охранять свою дочь.

Марни же продолжала:

— Она помогала отцу вести избирательную кампанию. Даже когда он распространялся о вреде наркотических препаратов и необходимости ввести для потребителей наказания более строгие, чем для поставщиков.

Отвращение Мейсона к политикам было более чем обоснованным.

— Лицемеры еще те, — сообщила Марни, поморщившись. — Но она достаточно привлекательна; я уверена, что ее отец получил благодаря ей немало мужских голосов. Мейсона она обвела вокруг пальца элементарно.

Роз ощутила укол ревности, которую сразу отнесла к обычной зависти. Хотя для зависти были все основания. В конце концов, на нее никто никогда не смотрел со слепым обожанием.

— А какого цвета у нее волосы? Высокая она?

— Какая разница?

Роз безразлично пожала плечами.

— Просто пытаюсь вспомнить, не видела ли я рекламу с ее участием.

— Не такая высокая, как ты, — ответила Марни, смерив Роз взглядом. — Что до волос, то она блондинка, посветлее тебя.

Роз не удержалась от вздоха.

— И длинные, да? Пониже плеч?

— Точно. Ты ее видела?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Просто у Господа Бога специфическая манера шутить, — пробормотала Роз, накручивая на пальцы свои откромсанные локоны и вспоминая, как когда-то они доставали до середины спины.