Месть Гора

25

В порту города Газа собралась огромная толпа горожан и жителей поселений, расположенных по соседству. Те, кому в порту места не хватило, собрались на северном берегу. Люди с нетерпением ожидали прибытия множества кораблей правителей Островов посреди моря, о приближении которых сообщили моряки посланного вперед судна. Было известно также, что на головном корабле находится Хиан — приемный сын царя Шарека и законный наследник трона гиксосов.

Вдоль набережной цепочкой стояли воины Яприли, царя Ершалаима.

Армии Яприли, Зилпы и Житрана воссоединились в Ашкелоне, первом порту к северу от Газы. Местный гарнизон во главе с командиром перешел на сторону законного наследника трона, как только стало известно, что тот начал войну с правящим в Мемфисе узурпатором. Объединив свои силы, союзники направились к Газе, решив там обосноваться в ожидании прибытия Хети. Узнав о приближении армии, которая, несмотря на небольшую численность, все же значительно превосходила силы городского гарнизона, его командир поторопился открыть ворота города перед людьми, которые во всеуслышание заявили о том, что были преданы убитому царю, поэтому готовы служить только законному наследнику, находящемуся в изгнании.

Без боя завладев Газой, считавшейся «воротами в Египет», Зилпа и Житран двинулись вперед по идущей вдоль побережья древней дороге Гора. Путь их лежал к Стене Князя, находившейся на старинной границе Египта. Этой стеной пределы Дельты обозначили цари двенадцатой династии. Таким образом сторонники Хети намеревались обезопасить путь из Египта в земли Ханаана, зная, что Якебхер планирует отправить туда армию, чтобы подавить в зародыше возмущение и недовольство своим правлением.

Яприли, узнав о предстоящем прибытии Хети с армией пеласгов и кефтиу, которой командовал Астерион, царь Кносса, расположился лагерем у ворот Газы. Он сделал это, чтобы защитить город от нападения внешнего врага и отразить в случае необходимости атаку приверженцев Якебхера. Вероятность последней была невелика, но Яприли предпочел принять все меры предосторожности и теперь был уверен, что город надежно защищен.

Приближался полдень. Хети устроился в открытой загородке на корме, рядом с площадкой, на которой стояли два рулевых — у каждого в руках было большое весло, служившее рулем. Неподалеку на подушках дремал царь Астерион, утомленный тяжело переносимой жарой летнего дня.

Хети перебирал в памяти события последних месяцев.

Даже находясь на последнем месяце беременности, Амимона приняла участие в ежегодном празднике весны, но на этот раз она наблюдала за играми с быком, стоя между царицей и Хети на балконе дворца. Потом наступил день прощания. Тридцать кораблей, прибывших с разных островов, бросили якоря в порту Амнисоса, где их дожидались двенадцать кораблей, подготовленных жителями Кносса. Оттуда флот направился к острову Стронгиле, где должны были собраться все военно-морские силы пеласгов, участвовавшие в египетской кампании. Хети пришлось все же покинуть Амимону, хотя она со дна на день могла родить их долгожданное дитя. Когда он заговорил о том, что хочет дождаться родов, она ответила жестко и решительно:

— Хиан, неужели ты думаешь, что наши женщины нуждаются в присутствии мужчины, сделавшего им ребенка (он отметил про себя, что она даже не произнесла слово «отец», причем вполне осознанно), чтобы разрешиться от бремени? Тем более что по нашим обычаям отцам запрещено присутствовать при родах, это сугубо женское дело. К тому же я не знаю, когда придет мой час. Но я расспросила опытных женщин и думаю, что это случится не так скоро. Поезжай и за меня не волнуйся. Обещаю, как только дитя родится, от нашего берега тут же отчалит лодка, и ты обо всем узнаешь.

И она сдержала обещание. Когда Хети был еще на Стронгиле, ожидая прибытия последних кораблей с островов северной части Эгейского моря, в порт стремительно вошла лодка с десятком гребцов с каждого борта. Она принесла долгожданное известие: Амимона дала жизнь девочке и назвала ее Ариадной. И, едва оправившись от родов, встала на ноги, чтобы привести себя в порядок.

Прибывая к берегам Стронгиле, все члены экипажей кораблей и все воины приходили поприветствовать Кассипею. Верховная жрица всем показывала фрески, изображавшие ход кампании и победу, говоря, что на их создание мастера вдохновила сама богиня, предсказав тем самым успех этого похода, и им остается исполнить предначертанное, ибо боги никогда не лгут. Поэтому воины и моряки покидали святилище со спокойной душой и в полной уверенности в своей победе над гнусным узурпатором.

Несколькими днями позже флот городов-союзников, насчитывавший две сотни кораблей, поднял паруса и направился к берегам Ликии, а оттуда — к южной части огромного полуострова, в сердце которого жили хиттиты. Очевидно, напуганные приближением столь мощной армии, правители прибрежных городов несли союзникам дань в виде воды, разных напитков и продовольствия, а также предоставляли свои порты кораблям, которые вереницей плыли вдоль берегов — огромный морской караван.

Военачальники вместе с капитанами кораблей не уставали благодарить морских богов за проявляемое теми благодушие. Они возносили хвалы богам, но прежде всего, конечно же, богиням, поскольку считалось, что море, а не небо, было вотчиной богини, которую кефтиу называли Бритомартис, а пеласги — Афродитой. И никто не знал точно, где именно она впервые явилась людям: вблизи Алашии, как уверяли местные жители, или у берегов острова Киферы, в чем не сомневались пеласги, населявшие острова Эгейского моря. Но бесспорным было то, что богиня благосклонно отнеслась к кампании: в последние дни весны и в первые месяцы лета дул попутный ветер и море было спокойным. А еще флот сопровождали многочисленные дельфины — из воды то и дело высовывались их забавные носы, словно указывая верный курс.

После многих дней благополучного плавания флот достиг порта Угарита — первого крупного города страны, которую египтяне именовали Хару, а местные жители — Сирией. Здесь начинался путь в Ханаан. Угарит, равно как и города, у чьих берегов делал остановки флот, — Арадос, Библос, Сидон, Тир и Акко, — были данниками царя гиксосов. Но узурпатор правил, находясь в Мемфисе, а значит, был слишком далеко, поэтому никто и не подумал оказать сопротивление законному царю, возглавлявшему большую армию. Единственным городом, в котором оставался гарнизон, предположительно преданный Якебхеру, оказалась Газа, но командир ее гарнизона предпочел сдаться, потому что поражение было неизбежным.

Таким образом, флот и армия, сформированные из жителей «островов посреди моря», как их называли египтяне, не встретив на своем пути малейшего сопротивления, прибыли в порт Газы.

Получив сигнал с наблюдательной вышки о том, что порт близко, а на берегу уже собралась толпа, солдаты на кораблях выстроились вдоль бортов, а Хети в сопровождении Астериона, которого пришлось разбудить, перешел на нос своего головного корабля.

Стоило судну приблизиться к причалу, на котором в окружении своих людей стоял Яприли, как Хети спрыгнул на берег, не дожидаясь, пока установят узкие сходни. Увидев царя иевусеев, он поприветствовал его, подняв обе руки.

— Господин мой Хиан, от имени моего народа говорю тебе: добро пожаловать в Газу — первый город, отвоеванный у узурпатора.

Обняв Яприли, Хети представил ему Астериона, которому царицы и правители многочисленных народов, называемых пеласгами, поручили командование армией в кампании, имеющей целью помочь наследнику трона отвоевать свое царство.

Людей собралось так много, что воинам Яприли с трудом удалось освободить проход для Хети и его свиты — каждый хотел подойти поближе к наследнику престола, коснуться его, поприветствовать. И вот показалась крепость, в которой Хети когда-то останавливался вместе со своим тестем, царем Шареком. У большой деревянной двери, укрепленной бронзовыми полосами и гвоздями, которую охраняли четыре солдата, вооруженных копьями и щитами, стоял мужчина. Увидев Хети, он выступил вперед и опустился на колени. Наш герой узнал в нем Эфрона — того самого человека, который приплыл в Кносс с заданием убить его.

— Если мой господин соблаговолит выслушать своего слугу, — заговорил Эфрон, — я расскажу ему новости, касающиеся узурпатора. Конечно, эти новости устарели, но они дадут представление о привычках и нраве Якебхера, которые, я уверен, не изменились.

Хети, манеры которого стали царственными, как и полагалось человеку его положения, предложил Эфрону присоединиться к свите.

— Господин мой, — обратился к нему Эфрон, как только Хети, как царь гиксосов, по настоянию Яприли сел на трон, — твой слуга сделал все, как ты приказывал. Я показал измазанный кровью меч моему товарищу, и это его убедило в том, что я совершил ужасное преступление, пусть и против своей воли. Вернувшись к узурпатору, все это время остававшемуся во дворце в Мемфисе, я объявил ему о твоей смерти, мой господин, и мой товарищ не стал мне противоречить. Более того, он подтвердил мои слова, но Якебхер не торопился мне верить. Но когда я вручил ему меч, ему пришлось поверить — он узнал твое оружие. Он очень обрадовался и решил его испробовать. Немедленно к царю призвали египтянина из числа дворцовой челяди, и Якебхер одним движением рассек ему горло. Несчастный упал на пол в лужу собственной крови. Якебхера зрелище позабавило, и он, смеясь, заявил, что царь, владеющий этим мечом, действительно непобедим.

С этого дня тиран всюду носит с собой твой меч, приписывая ему волшебные свойства. Он повторяет, что только благодаря могуществу этого оружия ты выигрывал битвы, в том числе и сражения с армией царя, который правит Великим Городом Юга, и всегда легко расправлялся со своими соперниками.

Что до твоего слуги, то этот ненавистный Якебхер выразил мне свою признательность тем, что вернул жену и сына. Как ты можешь догадаться, я немедленно отослал их в безопасное место, к людям моего племени, живущим в Ханаане. Они уехали тайно, благо, некоторые мои соплеменники получили разрешение навестить свои семьи. Я же решил остаться радом с Якебхером — не только потому, что мое исчезновение могло возбудить в нем подозрение, но и затем, чтобы узнать о его намерениях и быть, таким образом, тебе полезным. Знай, что с того самого дня, как ты подарил мне жизнь там, в стране кефтиу, я всецело предан тебе, мой господин.

— Но ты передо мной, — сказал ему Хети, — следовательно, тебе удалось обмануть бдительность узурпатора.

— Я должен рассказать моему господину, что я знаю о Якебхере и его ближайших соратниках. Быть может, потому что я принес ему меч, о котором он, по его же словам, мечтал с того дня, как увидел его в твоих руках и услышал, какие чудеса рассказывают о его свойствах, например, что он разбивает бронзовое оружие, Якебхер проникся ко мне доверием. Я стал его ближайшим советником и — он был в этом уверен — его самым верным слугой. Я проводил с ним больше времени, чем даже Мансум, которому, он, однако, доверял больше, чем кому бы то ни было. Якебхер думал, что мне удалось сделать то, в чем дважды терпел неудачу Мансум — избавиться от тебя, мой господин. Можешь мне поверить, тебя он боялся больше всего на свете. Он уверен, что ты — чародей и поэтому властвуешь над змеями и нечувствителен к их укусам, а еще — что тебе удалось околдовать моего господина Шарека и заставить сделать тебя своим приемным сыном и наследником трона. Еще он полагал, что своим могуществом ты во многом обязан мечу, чей клинок изготовлен из неизвестного металла, секрет которого известен только хиттитам, а их Якебхер считает колдунами.

Чтобы отпраздновать твою смерть и долгожданное обретение меча, он устроил многодневное пиршество. Ему понравилось пировать на египетский манер, как, впрочем, и всем нам, потому что гостям подаются вкусные пьянящие напитки, которые мы традиционно преподносим богам, а пирующим прислуживают красивые девушки, они играют на музыкальных инструментах, поют и в танце изгибают свои оголенные тела. Из украшений и одежды на них только пышные парики, украшенные благовонными конусами, тяжелые ожерелья и простые пояса, подчеркивающие округлость упругих ягодиц и тонкие станы красавиц. К тому же на пир обычно приглашают красивых юношей и девушек…

Употребление хмельных напитков, которое египтяне называют «посещением дома пива», вскоре стало ежедневным и любимым развлечением Якебхера, не думающего ни о чем, кроме своего удовольствия. По его настоянию я стал его сотрапезником, и нашлись люди, которые мне позавидовали, потому что я разделял удовольствия моего повелителя. Однако мне это быстро надоело — как, впрочем, и многим до меня — тем, кто не имеет природной склонности к такому времяпрепровождению. К тому же необходимость всюду сопровождать царя — занятие небезопасное: нужно льстить, не переставая, и всегда быть в хорошем настроении, даже если в глубине души и сам хозяин, и все эти радости чревоугодия уже стоят поперек горла. И во всем надо демонстрировать старание, отсутствие которого чревато большими бедами.

Знай, господин мой, что есть еще одна причина, почему твой слуга решился остаться рядом с Якебхером, — это мое желание защитить его от тайного врага, самого близкого к нему и поэтому особенно страшного. Я говорю о Мансуме. Я угадал его истинные намерения, понаблюдав за его поведением и послушав его разговоры с некоторыми придворными, которые уже приняли его сторону. Очень скоро я понял, что он уготовил своему повелителю участь, постигшую царя Шарека. Но сначала ему необходимо было удостовериться в готовности участвовать в заговоре не только вельмож, часто бывающих во дворце, но и командиров армии. Что до Якебхера, то он отупел от пьянства и уверен, что ему ничто не угрожает, поэтому ты, мой господин, его без труда одолеешь. Хуже, если Мансум к тому времени захватит трон, потом что он — соперник куда более опасный.

И вот однажды перед узурпатором предстал человек, которого ты знаешь, господин. Его зовут Мермеша, и он приехал с одного из островов, что расположены посреди моря. Вряд ли Якебхер согласился бы его выслушать, если бы приезжий не заявил, что привез новости о тебе, мой господин. Когда Мермешу привели к проклятому Якебхеру, он сказал, что видел тебя на острове и что ты там живешь. И добавил, что, заручившись поддержкой правителей островов, ты готовишь армию к походу против гиксосов.

Мой господин может себе представить, какое беспокойство охватило меня, когда я услышал такие речи! Как я и предполагал, Якебхер обратил свой взор на меня. Я ответил ему, не выказав волнения, что Мермеша ошибся, что он говорит о другом человеке, либо же он видел тебя до момента убийства. Еще я предположил, что ты мог выжить благодаря тому, что я воспользовался твоим же волшебным мечом, а он не смог нанести своему хозяину смертельную рану. И я пустился в пространные, мудреные и путаные объяснения, желая втолковать ошарашенному Якебхеру, что во всем виноват меч, который теперь, к счастью, принадлежит ему, Якебхеру, и станет его оберегать от покушений и обеспечит победу над любым врагом.

Короче говоря, мне удалось убедить Якебхера, и он все так же доверял мне. А Мермеша между тем заявил, что привез с собой твою супругу-египтянку и вашего с ней сына, и заметил, что они станут ценными заложниками на случай, если ты будешь иметь наглость напасть на царя. Кстати, Мермеша называл его «ваше величество Мерусерре», ибо это имя принял Якебхер, объявив себя повелителем гиксосов, царем Египта и сыном Гора.

— Так значит, — прервал его Хети, — моя супруга Исет и мой сын Амени во власти этого сына Сета?

— Увы, господин мой! Я, твой слуга, не мог ничего поделать и даже не пытался заговорить с ними, чтобы никто не подумал, что я намерен попытаться организовать побег. Но пускай мой господин не беспокоится: их поселили в хороших комнатах и предоставили многочисленных служанок. Так что, по крайней мере пока, твоим жене и сыну ничто не угрожает.

А теперь, мой господин, позволь мне закончить рассказ. К Якебхеру явились гонцы с сообщением о приближении огромного флота. Корабли, которые несут на своем борту многие тысячи воинов, плывут вдоль берегов Ханаана, намереваясь войти в устье Нила и подняться к Мемфису. И, судя по всему, эти захватчики планируют воспользоваться разливом Нила, который разобьет армию гиксосов на небольшие гарнизоны, которые окажутся запертыми в разных городах страны. А корабли беспрепятственно достигнут Мемфиса и возьмут его в осаду. Сочтя положение опасным, Якебхер даже на время «покинул дом пива» и призвал к себе Мансума. И ты, мой господин, можешь быть уверен: Мансум только этого и ждал. Узурпатор поручил ему объединить силы гиксосов, приказав всем рассеянным по территории Дельты отрядам собраться на западе страны, в пустынном районе, куда никогда не доходит вода. Это дает мне основания предполагать, что большая армия, верная Якебхеру, находится к западу от Мемфиса, и перед ней поставлена задача охранять подходы к городу — как на суше, так и на реке.

Эти известия огорчили Хети. Он понял, что противник сорвал их с Астерионом тщательно разработанные планы.

Эфрон, завершая свой рассказ, сообщил, что явился к Якебхеру и заявил, что хочет довести до конца дело, в котором волшебный меч оказался ему плохим помощником.

— На этот раз, — сказал Якебхеру я, твой слуга, — я пойду к Хиану и своим кинжалом отправлю его к его отцу Шареку и жене Аснат.

Поскольку в случае неудачи Якебхер мог потерять всего лишь сотрапезника, он не заставил себя упрашивать и позволил Эфрону отправиться в Газу и там совершить преступление, не догадываясь, что для того это всего лишь предлог, чтобы покинуть дворец и перейти на сторону Хети.