Глава 14

Воскресенье, 24 июля 1927 года.

Голливуд

Тюдор и Мими стояли у входной двери, ожидая прихода гостей. Мими надела брючный костюм из шелкового крепа, созданного специально для нее Вионне. Дополняли ее наряд ядовито-зеленые ботинки и замшевая сумочка, которую она держала в затянутой в белую перчатку руке. Тюдор выглядел нарочито небрежно в кремовых фланелевых брюках и темно-синем блейзере.

Они ждали.

В половине седьмого, хотя в приглашениях было точно указано время – ровно шесть часов вечера, Тюдор без всякой спешки прошел в свой кабинет, порылся в столе и еще раз проверил дату и время на завалявшемся приглашении. Нет, он ничего не перепутал. Оркестр приехал, поставщики продуктов были на месте, хрусталь, посуда и приборы были доставлены по плану… Так что же случилось с гостями?

Впрочем, в Голливуде никто не приходит вовремя.

Перкинс вернулся в холл, где Мими, явно удивленная, разговаривала с элегантно одетой женщиной. Тюдор сразу же понял, что это «заяц».

Спустя полчаса, когда они вежливо выпроводили еще пятерых незваных гостей, появились трое приглашенных, от которых исходил крепкий запах мартини. После бурных приветствий, словно гости и хозяева были пылкими любовниками, не прикасавшимися друг к другу по меньшей мере полгода, трио проследовало в розовую тень шатра. Увидев, что больше никого нет, они направились к бару и за бокалом великолепного шампанского проверили свои приглашения. Сообразив, что вечер должен был начаться еще час назад, они немедленно поставили бокалы и буквально пулей выскочили из шатра. Они пробежали через вестибюль, весело помахали на прощание Мими и Тюдору и расселись по своим машинам.

– Боятся, что я награжу их чумой? – ядовито поинтересовалась Мими.

– Нет, дорогая. – Тюдор неловко рассмеялся. – Они боятся совсем другого, куда более опасного и куда более заразного.

– То есть?

– Поражения. Им кажется, что они чуют запах провала.

– Но ты же на коне!

– Да…

– Значит, все дело во мне?

– Не принимай это на свой счет, дорогая. – Тюдор обнял Мими. – Они все, как лемминги, бегут за стадом. А все стадо собралось где-то в другом месте. Кто-то собрал большую вечеринку одновременно с нами.

– Что ж, зато все шампанское – наше! – Мими поняла, что Тюдор сейчас не в лучшем состоянии, и решила развеселить его.

Оркестр продолжал играть. Официанты с напомаженными волосами тактично опускали глаза. Шампанское уже перестало пениться в бокалах. Поставщик гадал, сможет ли он завтра подать этих же лососей, если взбрызнет водой веточки петрушки.

К входу медленно подкатил бежевый «Роллс-Ройс». Из него величественно вышел Обри Смит с моноклем, одетый как на королевскую свадьбу. За ним приехали еще одиннадцать человек из британской колонии. Все они вели себя так, будто не происходит ничего из ряда вон выходящего. Они стояли посреди шатра и вели негромкий разговор.

Наконец, подобно злой фее из сказки, появилась маленькая, морщинистая женщина в шелковом платье цвета ржавчины. Ее шляпа напоминала гигантскую хризантему. Тюдор сразу же узнал ведущую колонки светских новостей в «Голливуд кроникл». Рита Роджерс по прозвищу Потрошительница вела еще и собственное шоу на радио.

Она удовлетворенно посмотрела на практически пустой шатер, и на ее загорелом лице, напоминающем карту дельты Нила, заиграла злорадная ухмылка. Она промурлыкала:

– Тюдор, ты верно сошел с ума, раз выбрал для вечеринки тот же день, что и Бетси. Бетси О'Брайен пригласила сегодня всех на свой вечер Золотых сюрпризов!

На лице Тюдора отразился только вежливый интерес, но Мими не могла скрыть своего разочарования. Теперь она вспомнила, что некая журналистка по имени Рита звонила ей и интересовалась списком гостей, приглашенных на ее прощальный вечер. Это не вызвало у нее подозрений, потому что газета собиралась поместить об этом сообщение.

Рита рассказала, что Бетси подослала приглашения телеграфом только этим утром. Ее секретарша вскоре обзвонила всех приглашенных, чтобы те подтвердили свой приход, и между делом небрежно обронила, что каждый гость получит в подарок золотое изделие от Картье. Дамам предназначались золотые пудреницы, а джентльменам – золотые портсигары. Никто не осмелился бросить вызов миссис Джек О'Брайен, одной из первых дам Голливуда, не явившись на ее вечер. Рита забежала сюда из дома О'Брайенов, чтобы «пожелать счастливого пути знаменитой Мими Фэйн, всеобщей любимице Голливуда».

Таким образом Бетси срежиссировала отъезд Мими на свой лад, чтобы та уж точно отправилась восвояси поджав хвост.

Злоязыкая Рита, в восторге от реакции Мими, притворно посочувствовала:

– А Бетси Бриджес вы пригласили?.. Очень плохо, она, должно быть, забыла.

Многие женщины, оказавшиеся в подобном положении, онемели бы от унижения, но только не Мими.

– У Бетси отличная память, – парировала она злобно, – мать заставила ее выучить наизусть всю книгу пэров Англии!

Затопившая ее горячая волна ярости превратилась в ледяное презрение. И с высокомерной улыбкой Мими дала Рите Потрошительнице эксклюзивное интервью о молодых годах Бетси О'Брайен.

Сочувственно охая, Рита с удовольствием записывала. Как правильно она поступила. Сначала побывала на приеме у Бетси и получила золотую пудреницу и бриллиантовую булавку в качестве премиальных за то, что раздобыла список гостей Тюдора. А теперь такая удача здесь.

Когда одиннадцать гостей уехали, когда дом покинули поставщики, когда шатер был уже сложен, Тюдор сурово посмотрел на Мими:

– Тебе лучше рассказать мне, чем ты так обидела Бетси Бриджес.

– Ничего особенного. Впрочем, был один пустяк… Теперь на это можно взглянуть и по-другому. Если бы Зигфельд подписал тогда контракт с Бетси, она до сих пор трясла бы ляжками в кордебалете… И потом, прошло уже почти двадцать лет… – неохотно, испытывая стыд, Мими рассказала, что произошло тогда.

Тюдор выслушал ее и, вздохнув, заявил:

– А что бы ты хотела?! Здесь все помешаны на успехе. Каждый день я работаю со звездами, которых боготворит целый мир. И я вижу, что они живут в постоянном страхе провала. Ужас стать «бывшими» преследует их по пятам. Они боятся попасть в положение человека, не понимающего, что вечеринка уже закончилась!

Мими допила шампанское и, подражая американскому акценту, пропела:

– По-моему, мне пора отправляться домой. – Она поставила бокал на столик вверх дном и не шевелясь смотрела, как стекают по стеклу капли.


Понедельник, 25 июля 1927 года.

Голливуд

Бетси сидела в постели, облокотившись на обтянутый атласом подголовник. Ее спальня была выдержана в неярких бежевых тонах. Она маленькими глотками пила апельсиновый сок, на коленях у нее стоял поднос с завтраком. Бетси выхватила газету из стопки, лежавшей на кровати, и повернула ручку приемника, чтобы послушать передачу «Вчера вечером в Голливуде».

Прослушав восхваления своему вечеру Золотых сюрпризов, Бетси перелистала газету. Ни единого слова о Мими, как будто у той вдруг обнаружилась проказа. Очень плохо. Бетси взглянула на колонку Риты, и удовлетворенная улыбка тут же увяла.

Не веря своим глазам, она читала эксклюзивное интервью Мими. Оно занимало почти половину страницы. Там были и описания убогих углов, которые им приходилось снимать; третьеразрядные туры и дешевые места в поездах; минимальные вокальные данные Бетси. Мими не забыла и о том, как Бетси спускалась по лестнице с книгой на голове, и о том, как она наизусть учила книгу пэров… Статья кончалась многообещающим заявлением: «Читайте продолжение в следующем номере».

Звон разбитого стекла и удушливый запах «Шанель № 5» заставил Черного Джека выбежать из гардеробной. Он торопливо подошел к жене. Бетси сидела в кровати, зажав руками уши и закрыв глаза, и рыдала.

Черный Джек прижал ее голову к седеющим волосам на своей груди жестом защитника, так что ей пришлось выбирать – плакать или дышать.

– Что, черт побери, происходит? – требовательно спросил он.

Бетси вытерла слезы ярости.

– Эта ужасная Мими! Она дала совершенно оскорбительное интервью обо мне… Я уверена, что с ней говорила Рита Роджерс, хотя интервью и не подписано.

– Я могу купить газету и уволить эту суку, – предложил Черный Джек.

Бетси снова всхлипнула:

– Спасибо, дорогой. Я знала, что могу на тебя положиться. Я понимаю, что ты сочтешь меня глупой… Но я клянусь: если Мими все еще в городе, я найду наемного убийцу. Сейчас меня больше пугает то, что я могу сделать с ней, чем то, что она еще может сделать мне. Черный Джек мрачно посоветовал жене:

– Эта Мими Фэйн настоящая змея. А как надо поступить со змеей? Ей надо отрубить голову!

* * *

На следующее же утро после приема у Бетси в городе не утихали разговоры. Аккуратно выедая ложечкой грейпфрут за завтраком, многие с наслаждением смаковали сочные подробности жизни «Золотоискательницы» Бетси О'Брайен, как будто других таких же в Голливуде не было. Обсуждали и то, как жестоко она поступила со своей бывшей подругой, испортив ее прощальный вечер. Руки торопливо тянулись к телефонам, весь Голливуд смеялся. Вы только представьте! Она годами спускалась по лестнице с книгой на голове! Стоит ли теперь удивляться, что эта заносчивая сука носит свою чертову тиару с таким высокомерием.

С этого дня война между Бетси и Мими стала достоянием публики.


Воскресенье, 14 августа 1927 года.

Лондон

Поезд из Саутгемптона прибыл на вокзал Ватерлоо.

Мими медленно шла по платформе.

Тоби рванулся вперед и крепко обнял тоненькую фигурку в темно-синем шелковом дорожном костюме. В доме на Фицрой-сквер было странно тихо и пусто без рыжеволосой Мими, громко распевавшей старые песни из репертуара мюзик-холлов.

– Ты помнешь мне костюм, – выговорила ему Мими, но на самом деле она была очень рада видеть Тоби и наконец оказаться дома.

По дороге домой Тоби рассказал Мими о том, что, по его мнению, ей следовало знать, и показал вырезки из газет. Британская пресса охотно подхватила новость о вражде между Фэйнами и О'Брайенами. Пестрели заголовки: «Схватка знаменитых актрис в Голливуде», «Мими провалилась», «Маленькая, очень маленькая вечеринка Мими», «Битва ведьм».

Мими расплакалась.

– Видишь, я же и пострадала, – заметила она позже. Ей было неловко. – Месть – это то блюдо, которое лучше всего есть остывшим.

– Месть – это отравленное блюдо, которое лучше совсем не есть.

Мими спрятала лицо на груди у Тоби и прошептала:

– Я чувствовала себя такой униженной, когда никто не пришел!

Тоби всегда сочувствовал Мими, но на этот раз счел свои долгом заметить, даже рискуя получить удар в челюсть:

– Вероятно, она чувствовала себя не лучше, когда ты не дала ей возможности подписать контракт с Зигфельдом.

Мими тут же вскипела:

– Я бы с удовольствием убила эту корову!

– Мими, перестань.

Тоби вынул из кармана еще одну газетную вырезку и протянул ее жене. Она вслух прочла слова дочери недавно убитого ирландского министра юстиции:

– «Единственный способ справиться с обидой – это забыть о ней. Только тогда вы освободитесь от убийственной ненависти».

И Тоби сказал:

– Вот об этом я и говорил тебе все эти годы, Мими. Забудь об этом.

Мими подняла на него покрасневшие глаза:

– Легче сказать, чем сделать.

* * *

Вечер был теплый. Макс и Физз заехали на Фицрой-сквер. Все вышли с напитками в маленький садик позади дома. Крохотный участок выходил на север, был обнесен высокой каменной оградой, поэтому в кислой почве, регулярно удобряемой соседскими кошками, не росло ничего, кроме белых рододендронов и голубых гортензий.

Семья Мими слушала ее веселый рассказ о Голливуде и о странном, возбуждающем городе Нью-Йорке.

– И как же выглядит Бродвей, мамочка?

– Там было жарко, как в аду, милый. Асфальт на улицах плавился и прилипал к туфлям. Даже вечером было слишком душно, чтобы смотреть шоу.

– И ты не побывала даже в театре «Гильдия»? – Макс не мог поверить, что его мать упустила случай посмотреть спектакли этого экспериментального театра. – Они начинали с одноактных пьес в каком-то магазинчике на задворках Гринвич-вилледж, а теперь у них своя актерская школа. «Гильдия» делает деньги на спектаклях Шоу и пьесах новых американских драматургов, таких, как Юджин О'Нил и Максвел Андерсон.

– Этот театр закрывается на лето, Макс. Жаль, что я не смогла остаться подольше.

– Господи, как бы мне хотелось побывать в Нью-Йорке, – с завистью сказал Макс.

– А почему бы и нет? – усмехнулся Тоби. Он едва удержался, чтобы не добавить: «Тебе все равно сейчас больше нечем заняться». Но тут он вспомнил: – Разумеется, ты не можешь оставить Физз в ее положении!

– Прошу прощения, но мы вам соврали. – Физз покраснела до корней волос, но все-таки призналась, воспользовавшись случаем.

– Я так и думала! – взорвалась Мими. – Я еще тогда говорила Джесси, что это чертовски удачное совпадение. Но она не поверила, продолжала вязать пинетки! – Мими выплеснула остатки шампанского в лицо сыну. – Не смей больше никогда лгать ни мне, ни отцу!

– Не буду, мамочка, – смиренно ответил он.

Тоби явно рассердился, Макс не знал, куда ему деваться.

– Нам, наверное, лучше уйти, – нарушила Физз сердитое молчание.

– Сидите уж, – неласково буркнула Мими. – Я думаю, что это рано или поздно все равно случится, если судить по тому, как вы оба себя ведете.

* * *

Физз сыграла Элизу в «Пигмалионе». Это была феминистская интерпретация. Такой подход к пьесе имел шумный успех. Сама Вирджиния Вульф – высокая, сутулая, рассеянная и красивая – зашла за кулисы, поблагодарила Физз и подарила ей экземпляр своего романа «Миссис Дэллоуэй» с дарственной надписью.

После ее ухода Макс открыл книгу, поднял брови и прочел вслух:

– «Жизнь – это светящийся ореол, полупрозрачная оболочка, окружающая нас от начала до конца». Ну разумеется! – фыркнул он.

– Нечего ерничать! – Физз вырвала у него из рук драгоценный подарок.

Друзья молодых Фэйнов ясно видели, что Макс завидует карьере Физз. Он по-прежнему сидел без работы. Она зарабатывала деньги и, следовательно, была главой семьи. Макс не давал чувству зависти взять верх, но с трудом сдерживался, когда новый швейцар в театре называл его мистером Алленом.

Их брак оказался не особенно удачным. Правда, любая, самая яростная стычка всегда заканчивалась примирением в постели. Но словно чтобы специально усугубить раздражение Макса, Физз, казалось, потеряла прежний пылкий интерес к сексу, хотя с удовольствием предавалась ему по утрам в воскресенье. Если молодые Фэйны успевали вовремя выбраться из постели, то они шли пешком на Фицрой-сквер, где их всегда ждали к ленчу.

На Рождество ленч у Мими прошел особенно оживленно. Все выпили больше обычного.

Мими, готовившаяся выступить на следующий день в главной роли в «Дике Уиттингтоне» в «Минерве», надела красный костюм Санта-Клауса. Когда внесли рождественский пудинг, политый бренди и подожженный, она чуть не оглушила гостей, запев рождественский гимн. Потом, не снимая забавных бумажных колпаков, все открыли подарки, сложенные под елкой в гостиной.

Когда Макс и Физз вернулись наконец к себе домой, Физз с трудом поднялась по лестнице, мечтая только об одном – немного поспать.

У Макса были совсем другие намерения, когда они улеглись в постель, стоявшую неубранной с утра.

Физз зевнула и смахнула его руку со своей груди:

– Не сейчас, Макс.

– Я только это от тебя и слышу последнее время!

Физз понимала, что муж прав. Она сама удивилась, обнаружив, что роль высасывала из нее все до капли, не оставляя сил для упражнений в постели. Иногда крайне сексуальному Максу, который не знал изнуряющей ответственности главных ролей, с трудом верилось, что жена его действительно любит.

– Я просто не понимаю, что с тобой творится, – пожаловался Макс. И с сарказмом добавил: – Разумеется, если у тебя нет кого-нибудь еще.

Физз устало приподнялась на локте:

– Ведь ты и сам в это не веришь, правда? Ты слишком высокомерен, чтобы допустить такое даже в мыслях!

– Я в постели с Элизой Дулитл или с миссис Фэйн? – Макс вовсе не шутил.

– Знаешь, еще одно твое слово, и я надену рождественский подарок Мими и отправлюсь обратно на Фицрой-сквер!

Мими подарила Физз на Рождество светло-серое замшевое пальто с воротником из серебристой лисы. Макс на мгновение представил себе обнаженную Физз под этим роскошным одеянием и тут же выскочил из постели.

– Еще одно твое слово, и я отправлюсь в Нью-Йорк с папиным рождественским подарком! – Он помахал чеком.

– Ну и проваливай! – Физз схватила стеганое пуховое одеяло, выскочила из спальни, бегом спустилась по лестнице, влетела в гостиную, заперла за собой дверь, завернулась в одеяло, легла на диван и мгновенно уснула.

На следующий же день Макс забронировал себе место на пароходе. Возможно, если его не будет месяц, Физз перестанет быть такой эгоисткой.

* * *

Оказавшись на Манхэттене, Макс сразу же отправился в театральный квартал. Таймс-сквер выглядела куда более дешевой и безвкусной, чем ее лондонская сестра Шефтсбери-авеню. По форме площадь напоминала треугольник. Она была грязной, кричаще-безвкусной и маленькой. Уродливые афиши, под ногами – обертки от шоколада, пустые пачки из-под сигарет, разорванные газеты. Запах горящего масла и застоявшегося пива. Свалка для отбросов общества. Макс был расстроен, как ребенок… Но вечером, когда зажглись фонари, Бродвей преобразился. На помойке зажглись звезды, в строгом геометрическом порядке обрисовывая вывеску над каждым театром.

Макс не пошел к известным театральным деятелям, к которым отец рекомендовал ему обратиться, потому что он искал общества актеров своего возраста. Каждое утро он завтракал в маленьких кафе, где собирались молодые актеры. Макс быстро обзавелся друзьями. Один из его новых приятелей помог ему снять крошечную квартирку.

Следующие две недели Макс наслаждался радушной, энергичной атмосферой Нью-Йорка, бросаясь от одного удовольствия к другому. Он пересмотрел все шоу на Бродвее, но мюзиклы ему не понравились, кроме завораживающего «Шоу-корабля». Он любовался проворными чернокожими танцорами и изысканными девушками из кордебалета в ночных клубах Гарлема, а иногда посещал подпольные заведения, где пили джин из чайных чашек. Прошло уже почти десять лет со дня принятия сухого закона, и даже политики были озабочены ростом беззакония, насилия и расцветом гангстеризма, спровоцированными этим законом, не говоря уже о том вреде, который суррогатная выпивка наносила здоровью.

Молодой Фэйн встречался и с актерами из театра «Гильдия». Один лысеющий, маленького роста режиссер по фамилии Ли рассказал ему о гастролях труппы Станиславского. Несмотря на старые костюмы русских актеров и отсутствие сценических эффектов, все были потрясены тем, что они делают на сцене. Маленькие роли были сыграны так же блестяще, как и ведущие. Ли говорил, что ему казалось, будто он подслушивает разговор друзей, а не смотрит постановку пьесы «Вишневый сад».

Макс прослышал об американском театре-лаборатории, который открыли в Нью-Йорке бывшие актеры Московского Художественного театра. Макс отправился туда спустя два дня, его прослушал Ричард Болеславский, и Макс записался на обучение на полгода.

За два дня до предполагаемого возвращения Макса в Лондон Физз торопливо разорвала желтый конверт телеграммы и прочла:

«Остаюсь еще на шесть месяцев для обучения американском театре-лаборатории тчк Подробности письмом тчк Обожаю тебя тчк Макс».

Разъяренная, Физз тут же телеграфировала в ответ:

«Как ее зовут?»

Обмен ядовитыми телеграммами продолжался до тех пор, пока письмо Макса на шести страницах, полное восторгов и объяснений, не добралось до Лондона.

«Наконец-то Макс снова ожил», – подумала Физз. Лежа в постели, она нацарапала ответ на одну страничку и тут же вернулась к своим запискам по новой пьесе.


Воскресенье, 27 мая 1928 года.

Нью-Йорк

Макс стоял на пороге и оглядывался по сторонам. Благотворительный вечер, который устроила театральная знаменитость Нью-Йорка Ева Лагальен, был в разгаре. Ева – звезда Бродвея, закончив карьеру, открыла единственный в городе театр с постоянной труппой и определенным репертуаром. Она преподавала драматическое искусство, давала работу молодым американским актерам и уговаривала звезд выйти вместе с ними на сцену за чисто символическую плату. Таким образом, зрители могли, не затрачивая бешеных денег на билеты, смотреть классические пьесы. Этим вечером актеры послушно собрались, чтобы вытрясти деньги из потенциальных спонсоров и пополнить фонд Евы для следующих постановок.

Макс сразу же заметил красивую блондинку с классическим пучком на затылке. Интересно, это звезда или спонсор?

Одетая в платье, напоминающее покроем греческую тунику, с поясом, украшенным настоящими бриллиантами, Бетси намеревалась соответствовать статусу главного спонсора движения «Маленькие театры» Западного побережья. Она увидела, как Джек посматривает на часы, и поняла, что пора уходить. Муж и так был просто душкой, что пошел с ней, ведь он буквально ненавидел подобные мероприятия. Чем раньше он уйдет, тем больше будет сумма его пожертвования.

Бетси гадала, как скоро им с Джеком удастся улизнуть, и вдруг заметила у входа высокого, темноволосого, красивого молодого мужчину. Бетси бесцеремонно прервала говорившего вопросом:

– Простите, кто этот молодой человек? Он только что вошел.

Один из актеров обернулся к дверям:

– Это Ли Страсберг.

– Нет, я имела в виду другого, того, что рядом с ним.

– Это Макс Фэйн, английский студент из школы-студии.

Вечер сразу же стал для Бетси намного интереснее. Она указала на ничего не подозревающего Макса Черному Джеку.

Черный Джек медленно, зловеще улыбнулся.

– Ребенок – заложник судьбы своего родителя, Бетси. Легче всего заставить страдать мать, причинив вред ее ребенку.

При этой мысли Бетси широко улыбнулась и начала двигаться в толпе.

– Привет, Ли, – пропела она, коснувшись легким поцелуем бледной щеки.

Страсберг повернулся к Максу:

– Ты наверняка знаком с Бетси, покровительницей искусств и богиней Маммоны…

Фиалковые глаза Бетси остановились на Максе. Ли отошел.

– Простите, я не расслышал вашего имени, – вежливо сказал Макс.

– Бетси.

– Бетси… А дальше?

Тут ее кто-то толкнул в спину, и Бетси нашла удобную возможность заставить Макса замолчать. Она пролила шампанское ему на брюки и тут же театрально охнула:

– Что же теперь все подумают?

Макс усмехнулся, когда его новая знакомая прикрыла рот рукой и восхитительно хихикнула.

Загрузка...