Месть Мими Квин

Глава 4

Пятница, 31 марта 1905 года

На следующий вечер, после того как Мими выписали из больницы, Бейз отвез ее на лондонский ипподром, где выступала Веста Тилли, знаменитая исполнительница мужских ролей. Теперь ей было чуть за сорок. На ее ботинках были сделаны специальные набойки, так что они громко щелкали при каждом резком повороте. Ее безупречно сшитые костюмы с Севиль-роу охотно копировали провинциальные щеголи.

Когда они уселись на свои места в партере, Бейз сказал Мими, что Джо хочет, чтобы она посещала все спектакли в течение недели и что Дэйзи уже начала шить ей костюмы. Он мягко добавил:

– Тебе еще повезло, что после этого жуткого дыма к тебе вернулся голос. Твое тело и ноги прикроет мужской костюм, и ты всегда будешь носить перчатки.

Мими подумала над таким вариантом своей карьеры, потом возразила:

– Я не хочу никого копировать.

– Тилли не сама придумала выступать в мужских ролях, – подчеркнул Бейз. Он в глубине души надеялся, что, копируя эту потрясающую женщину с ее показной храбростью, Мими вновь обретет былую уверенность в себе. – Это для тебя возможность начать, Мими. Когда ты закончишь репетировать, у тебя уже будет твой собственный стиль. А с твоим голосом вообще никто не сравнится.

Мими чуть заметно удовлетворенно улыбнулась. Без всяких усилий ее глубокий, теплый, бархатный голос долетал до самого дальнего уголка зала. Она могла быть лукавой и романтичной. В середине смешной песенки она могла резко перейти на пафос, буквально поднимавший зал. И она всегда умела передать зрителям свое настроение.

– Если я попробую, вреда не будет, – согласилась Мими. Ей снова оказалось легко принять решение, потому что ей вновь было нечего терять. И потом она всегда хотела увидеть Тилли.

Элегантная, с точеными чертами лица, Веста Тилли заворожила Мими.

– Ох, Бейз, мне такого никогда не повторить!

– И не надо! Ты станешь совсем другой! И нечего на меня так смотреть! Неужели ты хуже Тилли?

Но Мими по-прежнему казалась неуверенной.

Уверенность в себе и правда постепенно вернулась к Мими. Она просто лучилась энергией. Наконец как-то вечером она расслабилась, и ее живое очарование восстановилось окончательно.

– Мими по-прежнему звезда, – с облегчением заметил Джолли Джо. И девушка сама наслаждалась быстрыми превращениями из флиртующего шофера в кепке и обтягивающих штанах в циничного матроса или щеголя в блейзере и брюках, в напившегося кутилу в цилиндре или в охотника в розовом сюртуке. Она легко меняла акцент с ирландского на шотландский, с шикарного светского на сомерсетскую картавость.

Зрителям нравилась откровенность Мими, ее непретенциозность, острое, терпкое остроумие уличного мальчишки и озорное чувство юмора. Хорошенькая женщина, которая может быть клоуном, – это редкость.

Разумеется, Мими никогда на самом деле не изображала мужчин, это была лишь шутка. К огромному удовольствию большей части мужской аудитории, Мими доказывала каждым своим движением, что женщина не может быть мужчиной.

Спустя полгода у Мими появился свой агент в Лондоне, и она оставила труппу Джолли Джо. Через три года она уже выходила на сцену дважды за вечер и играла в паре утренников в лондонском «Колизее». С театральной точки зрения, это означало, что Мими Квин могла появляться на сцене лучших театров англоговорящего мира.

Малышка Дэйзи, ставшая костюмершей Мими, никогда не пыталась скрыть блестящий рубец, сбегавший по левой стороне лба к уху. Она как-то раз мягко сказала:

– Его теперь никто не замечает.

И Мими тут же взорвалась:

– Мы его закрашиваем, а потом еще припудриваем, но кто из женщин пользуется гримом вне сцены? И не говори мне, что никто не замечает! Я отрастила челку, зачесываю волосы вперед, и не надо меня обманывать. Я замечаю!

Но все-таки Мими как-то примирилась с изуродованным лицом. Она сказала самой себе, что у других девушек ужасные носы или зубы, и они ничего не могут с этим поделать. Она-то, во всяком случае, может замазать свои рубцы и делать вид, что их вообще не существует. Но это перемирие с собственной внешностью оставалось очень хрупким.

Только Дэйзи разрешалось видеть лицо Мими без грима. Как-то после представления Бейз ворвался в ее гримерную, забыв постучать. Мими вскочила и немедленно отвернулась от него:

– Пошел вон! И не смей заходить ко мне без стука!

– Дэйзи понадобилось два часа, чтобы успокоить ее.

При любом упоминании имени Бетси Мими плотно сжимала губы, а ее тело напрягалось.

Суббота, 25 мая 1907 года.

Театр «Колизей», Лондон

Вечером накануне двадцатилетия Мими в ее маленькой личной гримерной Дэйзи положила на туалетный столик полотенца и тюбик с кольдкремом.

– Сегодня полный зал, Дэйзи! – Мими ворвалась в гримерку и повесила шлем полицейского на крючок. Она, как всегда, была очень возбуждена после выступления. Этим вечером ее комические куплеты принимали особенно хорошо.

Она закончила свое выступление песней «Красотка Аделина» и, вернувшись в гримерную, упала в кресло перед зеркалом. Дэйзи протянула ей коктейль «Черный бархат», состоящий из шампанского и темного пива, который Мими выпивала каждый вечер после своего выступления. Потом она аккуратно стянула с Мими перчатки. Три года спустя после пожара это был все еще очень деликатный процесс, который всегда напоминал Мими о ее уродстве.

Вдруг Мими резко вздрогнула и опала в кресле, словно из нее разом выкачали весь воздух.

– Еще один кошмар? – спокойно спросила Дэйзи.

– Да, – призналась Мими. – И как раз, когда я уходила со сцены. Я вдруг снова оказалась там… Испуганная, задыхающаяся, и пламя подбиралось ко мне все ближе и ближе. Я даже слышала его голодный рев… – Она уронила лицо на сложенные руки. – И я никогда не знаю, в какой момент меня настигнет следующий кошмар. – Она посмотрела на Дэйзи и впервые произнесла вслух то, что уже давно мучило ее: – Иногда я задумываюсь, не схожу ли я с ума…

– Разумеется, нет. – Дэйзи обняла Мими.

Когда Мими перестала всхлипывать, Дэйзи налила им обеим еще по одному коктейлю «Черный бархат».

И тут Дэйзи решилась сказать то, что уже давно пыталась ей сказать, но та лишь отмахивалась.

– Однажды эти кошмары прекратятся, вот увидишь! Но страшные воспоминания не уйдут, если ты сама не позволишь им уйти.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду? – Мими медленно отколола парик. Потом пробежалась пальцами по волосам, встряхивая их.

– Ты должна забыть о Бетси, – спокойно сказала Дэйзи, забирая у нее парик. – Когда ты о ней думаешь, у тебя напрягается лицо, углы рта опускаются. Это очень некрасиво. У тебя есть чем заняться. Зачем же тратить время и силы, планируя страшную месть для Бетси? И потом, ты ей уже отомстила. Ты заканчиваешь первое отделение в «Колизее», а Бетси по-прежнему одна из многих в кордебалете в «Гэйети».

Мими повязала ленту вокруг головы, чтобы не испачкать волосы, и бросила на лицо горсть кольдкрема, а потом бесстрастно поинтересовалась:

– Как я могу забыть, Дэйзи? Ведь я снова и снова прохожу через огонь.

– Все эти ужасные видения кончатся, как только ты сама перестанешь об этом вспоминать. Болезненные воспоминания со временем тускнеют, если ты оставляешь их в покое, а не теребишь каждое утро.

– Это не так легко, как тебе кажется. – Мими устало стирала грим с лица. Каждый раз, когда она видела свое изуродованное лицо и тело, гнев захлестывал ее. Мими не должна была быть наказана только потому, что Бетси оказалась такой невнимательной.

– Я все отлично понимаю, – ответила Дэйзи. – Всегда становится легче, когда можно обвинить другого в своих неприятностях. Когда в театре мало зрителей, управляющий набрасывается на свою помощницу, та кидается на посыльного, а тот пинает кошку.

Мими взяла полотенце и вытерла грим с лица.

– Прости, Дэйзи, но я не могу изменить ни того, что случилось, ни своих чувств.

Дэйзи поджала губы:

– Ты не можешь исправить то, что случилось, но ты можешь оставить все это в прошлом. Неужели ты не в состоянии просто выкинуть эту проклятую Бетси из головы так же просто, как ты сейчас стираешь с лица грим? Я уже три года у тебя работаю, и все эти годы вижу, как ты лелеешь свою месть. Ты сама приносишь себе вред, и это уже вина не Бетси, а твоя собственная!

– Я не могу забыть, что она со мной сделала! – Мими развернула кресло и в ярости швырнула расческу через всю комнату.

– И чем чаще ты об этом вспоминаешь, тем хуже тебе становится. – Понимая, что Мими с ней не согласится, Дэйзи прошла и подняла расческу с пола. – Горечь разъедает душу, девочка моя.

– Ты что, наслушалась этих слащавых проповедников в Гайд-парке?

– Не одну тебя можно пожалеть, Мими. – Дэйзи спокойно допила остатки своего «Черного бархата» и поставила пустой стакан на столик. – Почему ты думаешь, что мне не пришлось страдать? На моих глазах моя мать перестала есть и умерла, после того как скарлатина унесла пятерых ее малышей. А когда я научилась ходить по проволоке, ранний артрит лишил меня возможности зарабатывать хорошие деньги. Тебе хотя бы хорошо платят.

– Верно, но эти деньги пришли ко мне слишком поздно. Я уже не могу сделать то, чего так хотела, – пробормотала Мими.

Она ездила в Ливерпуль, чтобы спасти мать и малышей. Когда воскресным днем она торопливо шла по знакомой улице, ее сердце вдруг гулко забилось. Девушка знала, что мама будет дома, а он в пивной. Мими постучала, но ей никто не ответил. Наконец выглянула соседка:

– Нечего барабанить почем зря. Она умерла от менингита два года назад, а потом меньше чем через неделю похоронили и девчонку. Альф с парнишкой куда-то уехали. Кто-то говорил, в Канаду… – Женщина вгляделась пристальнее в лицо Мими. Побледнев от ужаса, она спросила: – Никак это Мими? Никогда я тебя не видела в модной одежке! Ты теперь на панели, милочка? Не стоит так плакать, милочка, не у одной тебя смерть забрала близких…

Дэйзи молчала, расчесывая Мими волосы.

Воскресенье, 26 мая 1907 года.

Грин-парк, Пиккадилли, Лондон.

В этот день Мими исполнилось двадцать лет. Во второй половине дня она прогуливалась под руку с Бейзом по залитому солнцем Грин-парку. Мими надела розовое платье из тафты и ток, украшенный розовыми бутонами. Она скопировала фасон с фотографии принцессы Мэй в «Иллюстрейтед Лондон ньюс». Бейз тоже выглядел весьма респектабельно – с розовой гвоздикой в петлице элегантного темного костюма, в темном котелке, сдвинутом на один глаз, и белом шелковом вечернем шарфе, небрежно завязанном вокруг шеи. Ну просто щеголь. Бейз теперь выступал в одном из лондонских ресторанов. Он решился на это, потому что устал от постоянных переездов. Ему захотелось для разнообразия хоть какое-то время просыпаться каждое утро в одной и той же постели.

Казалось, все наслаждаются солнечным днем в Грин-парке и неприкрытой сексуальностью обстановки. После нескольких кружек пива и пудинга в какой-нибудь пивной в Сохо свободные от работы лакеи теперь спокойно похрапывали под вязами. Младшие горничные в лучших выходных платьях сплетничали на лавочках, разглядывая проходящих мимо щеголей. Бейз сразу же заметил, что светские франты высматривают молодых людей, готовых последовать за ними в заднюю комнату какой-нибудь таверны или в частный закрытый клуб, что было намного безопаснее. У Бейза были все основания знать об этом, потому что многие полицейские превратили охоту на гомосексуалистов в своеобразный спорт.

Если гомосексуалиста ловила полиция, у него оставался только один путь избежать тюрьмы – жениться. Считалось, что женатый мужчина не может быть извращенцем.

– Нет, вы только посмотрите! – Мими указала на бледного юношу, бегущего так быстро, как испуганная лань. У юнца не было шляпы и рубашки под темной курткой.

Бейз сдвинул котелок на затылок.

– Разрази меня гром, если это не… – Он остановился, вложил два пальца в рот, оглушительно свистнул и заорал: – Нед!

Беглец завертел головой, потом увидел Бейза и, спотыкаясь, побежал к нему.

Бейз быстро развязал свой шелковый шарф.

– Возьми его под руку, – попросил он Мими, – и смейся так громко, как только сможешь.

Немного впереди них из зарослей лавра выбежали двое полицейских, рванулись было дальше, потом остановились. Пробежали несколько шагов влево и снова встали. Дернулись вправо и вновь застыли на месте. Они обратились с вопросом к прохожему, но тот лишь покачал головой. Никто из гуляющих в парке не помог полицейским, хотя многие видели, что произошло.

Мими вдруг закатилась настоящим, неделанным хохотом. Лицо у нее покраснело, из глаз брызнули слезы, она схватилась за бока.

– Смотри, не переиграй, – предупредил ее Бейз.

– Ничего не могу с собой поделать, Бейз… Эти бобби ведут себя точно так же, как полицейские в фильме, который мы смотрели с тобой сегодня утром.

– Когда парочка таких молодцов охотится за тобой с дубинками, это совсем не смешно, – прорычал Бейз.

– Тебе понравился Нед? Я полагаю, завтра он появится за кулисами.

– Ты же знаешь, что у меня нет времени на воркование, Бейз. Просто Нед не похож на гомосексуалиста.

– Видишь ли, мы не все женоподобные. Люди почему-то вбили себе в голову, что мужчины атлетического сложения просто не могут быть «голубыми»! – Бейз очень похоже изобразил великосветский акцент. – Только не светские люди! – Он мрачно улыбнулся и заговорил снова своим обычным голосом: – Но нас не всегда так легко вычислить!

Они вошли в просторный чайный зал со стеклянной крышей, украшенный люстрами и элегантными зеркалами. Из-за столика встал высокий темноволосый мужчина, чуть помешкал, а потом поклонился им. И Мими сразу же догадалась, почему Бейз теперь выступает в ресторане. Этот мужчина был настоящим красавцем с изумительными синими глазами. Как раз тот тип, о котором ей только что говорил Бейз. Никто бы никогда не заподозрил гомосексуалиста в этом хорошо сложенном, интересном представителе известной театральной семьи, владевшей сетью провинциальных театров и несколькими театрами в Лондоне. Никто бы в жизни не догадался, что Тоби Фэйн был одним из них.

Четверг, 30 мая 1907 года.

Театр «Колизей»

– Войдите. – Мими стянула парик и наклонилась к зеркалу, собираясь снять грим после вечернего спектакля. Она с удивлением увидела в зеркале Неда, того самого парня, которого они с Бейзом спасли от полиции в Грин-парке.

– Простите, что беспокою вас. Но только вы можете помочь. – Нед говорил как настоящий кокни и нервно мял белый шелковый шарф.

– Что случилось? – Мими развернула кресло, чтобы взглянуть ему в лицо, и поплотнее запахнула шелковое кимоно.

– Бейза и Тоби арестовали в Грин-парке, сразу после заката. Я видел, как это случилось, и последовал за ними в полицейский участок.

– Как, черт побери, они могли свалять такого дурака?!

– Мими, неужели вы никогда не влюблялись? Не совершали глупостей?

– Нет! – резко бросила Мими. – Дай мне пять минут, Нед. Найди пока кеб. Встретимся в конце переулка.

Мими торопливо застегнула свое темно-синее пальто, приколола ток, украшенный примулами, посмотрела на себя в зеркало, сменила ток на широкополую темно-синюю шляпу. Если ты не в ладах с законом, придай себе респектабельный вид.

Пока она бежала вниз по лестнице, ей в голову пришла еще одна мысль. Она сбегала в костюмерную и вылетела оттуда ровно через две минуты. На среднем пальце левой руки поверх перчатки красовалось кольцо с крупным поддельным бриллиантом.

Полицейский участок возле Грин-парка выглядел довольно уныло. Стены покрывали кафельные плитки цвета крепкого чая, на полу не было ковров. Мими стояла у высокой стойки, на которой лежала огромная книга. Она надеялась, что выглядит скромно и респектабельно.

– Чем могу помочь вам, мисс? – спросил дежурный сержант с пышными усами.

– Я мисс Бейкер. Мне сообщили, что мой брат Бэзил и мой жених, мистер Тобиас Фэйн, были задержаны и находятся в вашем участке. Я бы хотела их видеть. – Мими говорила спокойно, с великосветским акцентом. Для того чтобы произвести впечатление на служаку-полицейского, этого было достаточно.

Мими повели вниз по темной каменной лестнице. Она шла следом за сержантом, который нес фонарь, по коридору с железными дверями. Перед одной из них сержант остановился. Он отодвинул панель, находившуюся на уровне его лица, и поднес фонарь.

Мими услышал, как кто-то скребется за дверью, и тут же увидела треугольное лицо Бейза за решетками квадратного отверстия.

Мими задохнулась и поднесла к губам левую руку, демонстрируя обручальное кольцо.

– Бэзил! Что ты здесь делаешь? Мамочка придет в ужас! Что случилось? Что ты натворил? Почему мне ничего не говорят? И я слышала, что и Тоби тоже здесь… А до нашей свадьбы остался всего месяц!

Бейз выглядел расстроенным, как и полагалось в подобном случае.

– Пожалуйста, ничего не говори мамочке. Мы, видишь ли, решили… гм… срезать путь и пройти короткой дорогой через парк. Мы шли из дома тети Джейн на Белгрейв-сквер к клубу Тоби на Пэлл-Мэлл. И вдруг на нас набросились. Было темно, и мы решили, что это грабители, и, разумеется, стали отбиваться. Но они оказались сильнее. Только когда они вытащили нас на Пиккадилли, мы увидели, что это полицейские… Они запихнули нас в фургон и привезли в это ужасное место.

– Что-то я не заметил у тебя благородного выговора, когда вас привезли! – вмешался констебль.

– Я полагаю, мой брат не хотел, чтобы вы узнали, кто он такой, – спокойно ответила Мими.

Тоби сидел на устеленном соломой полу в соседней камере. Его темные волосы были встрепаны, лицо перепачкано, на левой щеке запеклась кровь, синие глаза смотрели испуганно и в то же время с вызовом. Он тут же вскочил на ноги и уставился на Мими.

– Тоби, бедный ты мой! Я надеюсь, что эти ужасные порезы заживут до нашей свадьбы! Ведь мы венчаемся уже в следующем месяце. Бэзил говорил, что вы шли короткой дорогой через парк от тети Джейн на Белгрейв-сквер…

Когда Мими закончила, Тоби прошептал:

– Слава богу, что вы пришли! Как можно быстрее свяжитесь с моим отцом. Он должен быть в своей квартире в Олбани. Спросите сэра Октавиуса Фэйна и попросите его быстрее приехать сюда с Беннетом, нашим семейным адвокатом.

Мими чмокнула воздух и наклонилась ниже.

– Разумеется, дорогой… Я немедленно еду к сэру Октавиусу.

Вернувшись к столу сержанта, Мими намеренно все время крутила на пальце обручальное кольцо.

– Я постараюсь вернуться как можно быстрее, сержант, с моим будущим свекром, сэром Октавиусом Фэйном, и нашим семейным адвокатом. Я уверена, что это всего лишь ошибка.

Выйдя из участка, Мими села в кеб.

– Гони в Олбани, это напротив «Фортнум и Мэйсон». Если поторопишься, получишь лишние шесть пенсов.

Сэр Октавиус, только что возвратившийся из одного из своих театров, потягивал ромовый пунш в своем кабинете с темно-зелеными полосатыми обоями в стиле Регентства. Стены украшали старинные афиши в рамах под стеклом. Леди Фэйн была на водах, лечила ревматизм. Лакей уже отправился спать.

В дверь позвонили. Открыв ее, сэр Октавиус, к своему изумлению, увидел на пороге молодую рыжеволосую женщину. Она выдохнула:

– Я пришла из-за Тоби.

Сэр Октавиус быстро втащил ее в квартиру.

– Где Тоби? Что случилось?

– Тоби арестовали в Грин-парке.

– О господи, именно этого я и боялся! Где он сейчас? И кто вы такая?

Мими церемонно уселась в неудобное кресло времен Регентства, а сэр Октавиус метался по кабинету.

Когда-то высокий, темноволосый, изящный и тщеславный, сэр Октавиус стал теперь худым, сутулым и седым, но тщеславия не растерял. На бледном лице с тяжелыми чертами выделялись водянистые голубые глаза и тонкогубый рот.

– Не могу поверить, чтобы мой сын… Какая несправедливость! Моя бедная жена…

Мими смотрела на него. Она никогда не слышала, чтобы человек так разговаривал вне сцены – словно шпарил выученную наизусть роль.

Сэр Октавиус вынул из кармана жилета золотые часы.

– Уже за полночь. Беннету это не понравится. – Он вздохнул, сел за стол, обмакнул перо в серебряную чернильницу, написал записку, поднял трубку внутреннего телефона, вызвал швейцара и договорился, чтобы записку доставили немедленно.

Мими заговорила:

– Пока мы ждем…

Сэр Октавиус перебил ее:

– Вам совершенно незачем ждать. Я сейчас распоряжусь насчет кеба, и вас доставят домой.

– Я останусь до тех пор, пока Бейз не окажется на свободе, – твердо сказала Мими.

– Этот молодой человек и в самом деле ваш брат?

– Нет, но он мой друг.

Тот произнес, поморщившись, будто в помещении дурно пахло:

– Я полагаю, что Беннет сможет помочь им обоим.

– Полагаю, что сможет, – мрачно отозвалась Мими. Она продолжала сидеть, а сэр Октавиус беспокойно мерил шагами комнату. Он с ужасом представлял себе сочувственное похлопывание по плечу: «Слышал про вашего сына, очень жаль», «Как жаль вашего мальчика». Разумеется, никто в слух не произнесет слово «извращенец».

– Пока ваш адвокат не приехал, – предложила Мими, – я хотела бы поделиться с вами планом, который поможет снять Тоби с крючка.

– Как вы можете помочь?

– А что, если мне и в самом деле выйти за него замуж?

Сэр Октавиус замер и развернулся к Мими.

– Почему вы решили, что я заплачу вам, чтобы вы вышли замуж за моего сына? – надменно поинтересовался он.

Мими метнула яростный взгляд в сэра Октавиуса и точно так же надменно вскинула голову. Старый хрыч просто не понимает, что их интересы совпадают. Этот надутый индюк не понял, что Мими была согласна выйти замуж за Бейза, чтобы снять его с крючка, а таким образом и этот чертов Тоби Фэйн был бы снят с крючка тоже!

И тут до Мими дошел смысл сказанного сэром Октавиусом. Старикашка решил, что она собирается выйти замуж за Тоби! И ясно, что, с его точки зрения, дело только в цене. И никаких сомнений, что спасать он собирался не сына, а собственную гордость и эту чертову семейную честь!

И Мими осенила другая идея.

Усмехнувшись, она скромно сказала сэру Октавиусу:

– Раз вы сами заговорили об этом… Не вам ли принадлежит тот маленький театр на Стрэнде, «Минерва»?

– Он принадлежит моей жене. – Сэр Октавиус явно оставался настороже.

– Что ж, это моя цена…

– Никогда! Это шантаж!

– Ни в коем случае. – Мими понимала, что ей никогда не удастся заполучить театр самой, потому что Фэйны с легкостью найдут более дешевую невесту для своего сына. – Мне самой не нужно ни гроша, но я хочу, чтобы вы подарили этот театр Тоби на свадьбу.

– Даже думать забудьте!

– Это единственное мое предложение, – вежливо произнесла Мими.

– И это мой единственный отказ! Я полагаю, теперь вы захотите уйти?

– Нет, я дождусь освобождения Бейза. – Сэр Октавиус не осмелился позвать швейцара и приказать, чтобы ее вышвырнули вон.

Наконец приехал мистер Беннет. Одевался он явно в спешке, но пенсне твердо сидело на его крючковатом носу. Адвокат вцепился в ручку своего портфеля и был готов к любым неожиданностям.

– Не посидите ли вы в коридоре, пока мы поговорим без свидетелей? – ледяным тоном обратился к Мими сэр Октавиус.

Выставленная за дверь, Мими немедленно приникла ухом к замочной скважине. Она слышала и голос хозяина дома, и низкий, густой голос поверенного.

– Сэр Октавиус наверняка помнит… Это не в первый раз… Социальный остракизм… Брак, несомненно, поправит дело… Дайте мне время, и мы найдем подходящую молодую леди… Естественно, она захочет получить внушительную компенсацию… Эта молодая особа в коридоре?.. Вы уверены, что она не просит денег?.. Позвольте мне возразить вам, дорогой сэр. Самое важное то, что эта молодая особа находится в нашем распоряжении уже сейчас… Но если они поженятся, то не будет никакого скандала… Тогда давайте отправимся в полицейский участок… Я не сомневаюсь, что щедрые пожертвования в Фонд вдов и сирот… Нет, лучше наличные.

– Будь я проклят, если послушаю вас!

– Так и случится, если вы этого не сделаете, мой дорогой сэр…

Спустя полчаса сэр Октавиус неохотно согласился.

Мими усмехнулась, отошла от двери и поправила шляпу.

– Слава богу, все позади! Ты просто молодец, Мими! – Бейз забился в угол кеба. Было два часа утра.

– Еще не все, – сухо отозвалась Мими. – Я на самом деле выйду замуж за Тоби.

Бейз резко выпрямился. Он потер веснушчатый нос, потом снова расслабленно откинулся на спинку сиденья.

– Значит, ты станешь нашим прикрытием, это неплохая идея… Эй, куда это едет возница? Эта дорога не ведет в Брикстон!

– Заедем на Стрэнд, – твердо сказала Мими. – Я хочу посмотреть на театр моего мужа.

Луна то и дело скрывалась за облаками. Весь день по Стрэнду шли толпы праздных зевак и служащих, дорогу заполняли красные двухэтажные омнибусы, но в этот час широкая улица была пуста. На полпути между Трафальгарской площадью и отелем «Савой» Бейз и Мими стояли на пустынном тротуаре и смотрели на другую сторону улицу, где расположилась копия греческого храма из светлого камня. На фронтоне красовалась надпись: «Театр «Минерва». Название повторялось на навесе над дверью.

Симпатичный маленький театр был выстроен в 1870 году для бредившей сценой дочери мистера Эноха Уолтера, который изобрел не бросающуюся в глаза застежку-»молнию» и сделал на этом состояние. Мисс Блюбелл Уолтер немного танцевала, пела, читала поэмы и монологи, написанные ею самой, и иногда играла главные роли в мелодрамах. К 1880 году мисс Уолтер от сцены устала, и театр продали Октавиусу Фэйну.

Мими смотрела на изящное здание на другой стороне улицы, еще не осмеливаясь поверить, что и театр, и обеспеченность, которую он принесет, она вот-вот получит. Ведь даже самый маленький театр в Лондоне приносил прибыль. Правда, ей и в голову не пришло попросить Тоби Фэйна составить брачное соглашение, чтобы она могла контролировать театр при его жизни и владеть им после его смерти. Такая осторожность редко свойственна двадцатилетним особам. Мистер Беннет сразу сообразил это.

Суббота, 22 июня 1907 года

Было шесть часов вечера. Мими и Тоби сидели за одним из круглых столиков в чайном зале «Ритца». Теперь она заметила его сходство с сэром Октавиусом, который казался поблекшей копией своего высокого, видного сына. И Мими снова подумала о том, насколько Тоби красив. Его густые темные волосы и яркие синие глаза заставили не одну леди в зале посмотреть в их сторону.

Тоби выглядел смущенным.

– Мими, ты уверена, что все понимаешь? Наш брак никогда не станет настоящим браком.

– Именно это мне в нем и нравится, – твердо ответила Мими. Она не доверяла мужчинам, боялась их, и вот теперь она получала финансовое благополучие без необходимости спать с одним из них.

– Я никогда не смогу измениться. Ты не будешь втайне надеяться, что это произойдет? – продолжал спрашивать ее Тоби. – Я таким родился, и это навсегда.

– Я это понимаю. Я давно знаю Бейза. Живи сама и дай жить другим, вот мой девиз. Я надеюсь, мы отлично поладим. Для меня это будет все равно что жить в пансионе, просто сосед всего один.

– Нет, для тебя это будет намного лучше. – Он сунул руку в карман, достал объемистый конверт, перевязанный зелено-розовой лентой, и многозначительно вручил его Мими. – Это тебе от меня в качестве свадебного подарка.

Мими взяла изящный ножичек для торта, вскрыла конверт и вытащила какие-то документы.

– Тоби, что это такое?

– Это документы на дом на Фицрой-сквер рядом с Риджент-парком. Посмотри на последней странице. Он теперь принадлежит тебе. Я оформил закладную и буду выплачивать из театральных сборов.

Мими быстро перелистала страницы и на последней увидела свою собственную фамилию, указанную в качестве нового владельца. Она подняла голову, ее глаза заблестели.

– Но я не просила об этом!

Тоби встревожил ее нежными разговорами и щедростью. А вдруг она его полюбит?

Нет, она никогда не позволит такому с ней случиться. Любовь – это ловушка. Любовь позволяет мужчине манипулировать тобой. Любить – значит ждать разочарования и стыда, боли и унижения. Мими этого достаточно хлебнула. Ее персональная страховка включала в себя два пункта – никому не верить, а следовательно, и никого не любить.

Тоби взглянул на настенные часы.

– Мне пора ехать в театр. – Тоби Фэйн был неплохим актером, но не на главные роли. Он всегда играл лучшего друга главного героя – Меркуцио, но никогда Ромео, Энобарбуса, Антония. Семья Фэйн потратила много времени, чтобы понять: Тоби никогда не станет звездой, как его сестра Кассандра Фэйн, известная драматическая актриса, или его обожаемый старший брат, знаменитый актер шекспировского театра Орландо Фэйн, умерший от тифа в тридцать четыре года.

Вторник, 25 июня 1907 года

Через три недели после публикации положенных по закону объявлений в газетах Мими шла по главному проходу церкви Сент-Джеймс на Пиккадилли под руку с Бейзом. Она смотрела на искусно вырезанный алтарь и ничего не видела, но отлично сознавала, насколько романтично выглядит. На голове скромный венок из флердоранжа, простое платье цвета слоновой кости с высоким воротом и никаких украшений.

Вечером следующего дня Мими сидела в гримерной после спектакля – ни жених, ни невеста не пропустили представления – и в который раз с удовольствием перечитывала колонку светских объявлений в «Таймс».

«Вчера в церкви Сент-Джеймс на Пиккадилли состоялась тихая свадьба Мими, дочери мистера и миссис Альберт Квин из Ливерпуля, ныне покойных, и Тобиаса, сына сэра Октавиуса и леди Фэйн».

Мими вздохнула:

– Как бы мне хотелось, чтобы моя мама могла увидеть свое имя в газете.

– Это только в том случае, если бы она не знала, что досталось тебе в мужья. – Дэйзи мрачно протянула новобрачной стакан «Черного бархата».

Мими холодно взглянула на нее:

– Мы с Тоби получили то, чего хотели, и не питаем никаких иллюзий. Мне это кажется отличной основой для брака.

– Ты это называешь браком? Мне это больше напоминает деловое соглашение.

– Так это и есть деловое соглашение, – подтвердила Мими.

– И что в этом хорошего?

Мими ответила совершенно бесстрастно:

– А что вообще хорошего на свете?

– Ты не подпустила к себе ни одного мужчину, чтобы это выяснить!

– Так мне спокойнее, – сказала Мими.

Как она могла объяснить Дэйзи, что не ощущает себя женщиной? Внешне ее тело было отталкивающе уродливым, такой же она чувствовала себя и внутри. Мими старалась даже не думать о своем женском естестве. Как раз на прошлой неделе, когда она сошла со сцены, мужчина попытался поцеловать ей руку. Мими замерла, а потом закричала изо всех сил, чтобы он убирался вон и не смел прикасаться к ней!

– Ваше величество Снежная королева запоет совсем по-другому, когда встретит настоящего парня и перестанет бояться близких отношений, – покачала головой Дэйзи.

– Ради всего святого, Дэйзи, оставим это. Мне не нужен мужчина и никогда не будет нужен! Если бы ты прошла через то, через что пришлось пройти мне, ты бы чувствовала себя так же! А теперь прекрати ныть. Наконец-то в моей жизни расцвели розы! Не о чем тут беспокоиться!

По лицу Дэйзи нельзя было сказать, что Мими ее убедила.