Милый пленник

Глава 8

Кэролайн проснулась рано утром. Она лежала на кровати, обхватив руками подушку. Ей снилось, как Джеймс Феррингтон целует ее, ласкает самые интимные части ее тела, и она беспокойно металась по постели.

В ужасе она вскочила с кровати, отшвырнув в сторону подушку. Что с ней происходит? Почему ей стали нравиться эти… эти… (она пыталась подобрать нужное слово)… эротические фантазии?

Дрожащими руками Кэролайн взяла кувшин и налила в таз воду. Она принялась энергично растирать лицо, надеясь, что это поможет ей успокоиться. Постепенно ее дыхание выровнялось, и сердце уже не трепетало в груди, как овечий хвост. Кэролайн села на край кровати. Почему ей снятся такие странные, такие беспокойные сны?

Ее интимная жизнь с Трамбаллом уж точно не имеет к этому никакого отношения. Кэролайн с отвращением вспоминала о тех ночах, когда муж приходил к ней в спальню. Он залезал под одеяло и спокойно делал свое дело, не проявляя при этом ни нежности, ни ласки.

Трамбалл никогда не являлся ей в снах, никогда она не грезила о нем, как грезит о Джеймсе Феррингтоне.

Если бы тогда, в экипаже, Кэролайн не позволила ему ласкать ее, то ей бы не снились такие странные сны. Даже сейчас она отчетливо помнила вкус его горячих, пьянящих поцелуев и чувствовала, как его колючие бакенбарды трутся о ее нежную кожу. У этого мужчины твердые, упругие мышцы, а руки сильные и нежные. Особенно нежно он ласкал ее самое сокровенное место, засунув руки под подвязки…

Ей следовало держаться от него подальше.

Ее тело до сих пор жаждет его ласк. Вчера он снова хотел поцеловать ее, и она едва не поддалась его чарам.

Кэролайн вскочила с кровати. Она не должна вспоминать его поцелуи и ласки. Она ненавидит Джеймса Феррингтона. Он высокомерный, самоуверенный, упрямый, а еще ей показалось, что он слишком хладнокровный и спокойный. Предложив ей стать его любовницей, он нанес ей обиду. Так ее еще никто не оскорблял.

Феррингтон думал, что стоит ему только щелкнуть своими холеными пальцами, и она сразу же бросится в его объятия. Что ж, теперь он знает, что этого никогда не будет.

Да, не будет. Даже несмотря на то, что по ночам она видит эротические сны.

Кэролайн оделась так быстро, как не одевалась последние десять лет. Она убедила себя в том, что чем раньше она встретится с адвокатом, тем быстрее этот необыкновенный, волнующий, потрясающий мистер Феррингтон исчезнет из ее жизни. Она действительно хотела, чтобы он исчез навсегда!

Она подняла с пола подушку, застелила кровать и спустилась вниз. Минерва уже ждала ее в столовой, которая находилась напротив гостиной. Услышав, что Кэролайн спускается по лестнице, Джаспер налил ей чаю, и она с благодарностью взяла из его рук чашку.

— Дорогая, у тебя сегодня как-то по-особенному блестят глаза, — заметила Минерва. — Ты хорошо спала?

Услышав этот вопрос, Кэролайн едва не захлебнулась чаем. К счастью, ей не пришлось отвечать. В дверь кто-то постучал, и, так как Джаспер был занят на кухне, Кэролайн пришлось встать из-за стола и самой открыть дверь. На пороге стояла красивая молодая женщина.

— Ты узнаешь меня, Кэролайн? — спросила она.

Кэролайн с минуту удивленно рассматривала ее.

— Элизабет Лейтон! — наконец воскликнула она и обняла свою подругу детства. — Заходи же скорее!

— Теперь я леди Эндрюс, — сказала Элизабет. — А ты, Кэролайн, совсем не изменилась.

— Не могу поверить, что после стольких лет ты пришла повидаться со мной!

Женщины крепко обнялись.

— Проходи, я познакомлю тебя с моей теткой Минервой, — сказала Кэролайн. Она закрыла дверь и повела Элизабет в столовую. — Ты позавтракаешь с нами?

— О-о, я зашла буквально на минуту. Я приехала к тебе так рано потому, что у меня сегодня еще очень много дел. Надеюсь, ты извинишь меня за столь ранний визит.

— Я могу простить тебе все, что угодно. Минерва, это Элизабет Лейтон, моя подруга. Мы с ней вместе учились в академии мисс Агаты. Теперь она леди Эндрюс. Прошу тебя, Элизабет, садись и выпей с нами чаю. Или, может быть, ты предпочитаешь кофе?

Элизабет села за стол и снова напомнила о том, что зашла буквально на несколько минут. Минерва сказала, что больше не хочет чаю и что обещала Шарлотте приехать к ней в десять часов.

— Так рано? — удивилась Кэролайн. — Я думала, что она не встает раньше одиннадцати.

— Мы с ней сейчас занимаемся одним очень важным делом. Шарлотта сказала, что пришлет за мной свой экипаж, — сказала Минерва.

В этот момент в дверь снова постучали. На этот раз открыл Джаспер. Прислушавшись к тому, что происходит в прихожей, Кэролайн поняла, что пришел кучер баронессы.

— Приятно было с вами познакомиться, леди Эндрюс. Надеюсь, что вы с Кэролайн хорошо проведете время, — сказала Минерва и, надев перчатки, вышла из столовой.

— Это и есть печально известная Минерва Пирсон? — испуганно спросила Элизабет.

— Наслушавшись всяческих историй, которые о ней рассказывают, ты, наверное, ожидала увидеть совершенно другую женщину, не так ли? Я очень люблю ее. Мне ее просто сам Бог послал. После смерти Трамбалла мне было очень одиноко.

— Кэролайн, прости меня за то, что я не смогла приехать на его похороны. В то время я жила в деревне.

— Я знаю, ты была беременна. Я получила твое письмо. Думаю, что это самая что ни на есть уважительная причина, — сказала Кэролайн и улыбнулась. — Хочешь я добавлю тебе в чай меда?

— Да, добавь немного. Я не смогу остаться надолго, — снова сказала Элизабет. — Я просто хотела вручить тебе приглашение на бал, который я устраиваю сегодня. Я понимаю, Кэролайн, что осталось очень мало времени, но я подумала, что если я не привезу тебе приглашение лично, то ты не приедешь. Я только вчера вечером узнала о том, что ты в Лондоне. Я почему-то думала, что после смерти Трамбалла ты осталась в его загородном доме. Ты ведь все время там жила, не так ли?

— Да, выйдя замуж, я сразу переехала туда и жила там до смерти мужа, — тихо сказала она. — Однако мне всегда больше нравилось жить в Лондоне.

— Я знаю. О Кэролайн, прошу тебя, скажи, что ты приедешь ко мне на бал. Ведь только там мы сможем с тобой поговорить. Дело в том, что послезавтра я уезжаю в деревню и вернусь в Лондон только через несколько месяцев.

— Через несколько месяцев?

Щеки Элизабет покрылись легким румянцем.

— Я снова беременна, — призналась она. — Дуглас хочет, чтобы я отправилась в деревню и жила там до рождения ребенка. По правде говоря, мне и самой хочется уехать из города, хотя я знаю, что деревенская жизнь довольно скучна. С другой стороны, если я останусь в Лондоне, то все равно не смогу никуда выезжать, когда у меня появится живот.

— Ты снова беременна? Это чудесная новость, Лиззи. Сколько же у тебя детей?

— Пятеро, — ответила Элизабет, воздев глаза к небу. — Все они такие милые, такие замечательные, однако беременность и роды совершенно не способствуют сохранению хорошей фигуры.

Кэролайн откровенно завидовала подруге и даже не пыталась этого скрывать.

— Пятеро детей, и скоро будет шестой! У тебя девочки или мальчики?

— Четыре девочки и один мальчик. Его зовут Дэвид. Он ужасно избалован. Он самый старший и похож на отца как две капли воды. Его сестры хотят, чтобы я родила мальчика, ведь в нашей семье женщин гораздо больше, чем мужчин, и нужно как-то устранить этот дисбаланс. — Положив ложечку, которой она помешивала чай, Элизабет спросила: — А у тебя есть дети?

Кэролайн сделала небольшой глоток чая, а потом тихо произнесла:

— Нет, нам с Трамбаллом Господь не дал детей.

Опустив ладонь на руку Кэролайн, Элизабет сказала:

— Прости мне мою бестактность.

Кэролайн покачала головой.

— Честно говоря, поначалу меня это очень расстраивало, но со временем я смирилась со своей участью.

— Извини меня. Мне не следовало…

— Элизабет, прошу тебя, не извиняйся, — сказала Кэролайн, чувствуя, как две тяжелые слезы катятся по ее щекам. — Это просто невероятно. Я никогда не плакала, однако за последние несколько дней из меня вытекло целое море слез. Должно быть, в этом виноват мой возраст. Похоже, все женщины после тридцати становятся очень сентиментальными. — Она грустно усмехнулась, вытерла слезы, а потом с откровенной прямотой призналась подруге: — Все это ложь, Элизабет. Я просто завидую тебе. Я очень хотела иметь детей.

Элизабет встала из-за стола и, подойдя к Кэролайн, обняла ее за плечи. «Как хорошо, что в моей жизни снова появилась подруга юности», — подумала Кэролайн. Она только сейчас поняла, что после того, как вышла замуж за Трамбалла, жила практически в полном одиночестве. Сначала муж держал ее взаперти, не разрешая ни с кем общаться, а потом у нее просто не хватало сил и смелости что-либо изменить.

— Я очень хотела иметь детей, — призналась Кэролайн, — и когда узнала о том, что не могу…

— Прошу тебя, дорогая, успокойся. Я приехала сюда совсем не для того, чтобы расстраивать тебя.

— О нет, что ты, я ужасно рада тебя видеть. — На глазах Кэролайн снова выступили слезы, и она смахнула их тыльной стороной ладони.

У Элизабет глаза тоже были на мокром месте.

— Да, я чувствую это, — сказала она, и обе подруги весело засмеялись. — Знаешь что, приезжай ко мне в деревню. Погостишь у меня. Приезжай на праздники, если сможешь. Не стоит прятаться от людей.

— Я и не прячусь, — солгала Кэролайн.

— Ты долго соблюдала траур. Должно быть, ты очень любила Трамбалла.

Кэролайн стало невероятно стыдно.

— Наверное, пришло время снять траурные одежды, — осторожно сказала она.

— В таком случае, приезжай сегодня ко мне на бал. Там будет много наших общих знакомых. Помнишь Сару Дэниелз?

Кэролайн кивнула.

— Она стала герцогиней!

— Не может быть! — воскликнула Кэролайн. — Тихая и робкая Сара теперь герцогиня?

— Да! Она второй раз вышла замуж и стала герцогиней.

Вспомнив свою невзрачную подругу, обе женщины весело рассмеялись. «Мне нравится смеяться. Это все-таки очень приятно», — подумала Кэролайн.

— Мне бы очень хотелось приехать к тебе на бал, — призналась она, слегка коснувшись руки подруги.

— Я очень рада. Твое присутствие сделает вечер особенным, похожим на волшебную сказку. Только не говори мне, что ты приедешь в черном платье. Ты же сама сказала, что пришло время снять траур. Сегодня вечером мы будем танцевать. Я знаю, что ты любишь танцы.

— О нет, я не могу. Я не танцевала с тех пор, как вышла замуж.

— Неужели Трамбалл не любил танцевать? Как странно. Я помню, что когда мы только начали выезжать в свет, я раза два с ним танцевала.

«Еще бы, ведь в то время он как раз подыскивал себе жену», — подумала Кэролайн, горько усмехнувшись. Трамбалл просто из кожи вон лез, чтобы привлечь внимание потенциальных невест. Однако, женившись, он совершенно изменился. За семь лет (ровно столько длилось ее замужество) Кэролайн не смогла сшить себе ни одного бального платья. Трамбалл считал, что бальные платья — это непозволительная роскошь.

— Боюсь, мне нечего надеть. Однако я очень хочу поехать, — призналась Кэролайн.

— Если ты придешь в траурном платье, то весь вечер просидишь рядом со скучающими вдовами, которым до смерти надоело оплакивать покойных мужей. Я, наверное, смогу подобрать для тебя что-нибудь из своего гардероба.

— Нет, я не могу взять твое платье, — возразила Кэролайн. Она стыдилась своей бедности. Она могла бы попросить платье у Минервы, но, к несчастью, тетушка была на целых десять сантиметров ниже ее.

— Не говори глупостей. Думаю, что я обязательно найду для тебя что-нибудь подходящее. Дело в том, что после каждых родов я набирала вес, и у меня есть платья всех размеров. Дуглас считает меня сумасшедшей, ведь я храню все свои бальные платья. Я их так люблю, что просто не могу с ними расстаться. Я пересмотрю свой гардероб, и если найду что-нибудь подходящее, то обязательно пришлю к тебе это платье.

— Элизабет, я не знаю, что и сказать…

— Не нужно ничего говорить. Я буду очень рада, если мне удастся тебе помочь. О Кэролайн, в школе мы с тобой были близкими подругами. Ты для меня была почти как сестра. Помнишь? Ты нужна мне. Я поняла одну вещь — чем старше я становлюсь, тем больше мне хочется, чтобы рядом со мной были те, кто помнит меня молодой и красивой.

— Элизабет, ты и сейчас очень красива.

— Ты так думаешь?

— Да. И я тебя прекрасно понимаю. Господи, как же мне нравится смеяться. Все эти годы мне так не хватало веселого смеха и друзей. Очень, очень не хватало.

Выразительные черные глаза Элизабет стали печальными.

— Когда ты стала невестой Трамбалла, мы все завидовали тебе, — призналась она.

— И напрасно.

— Да, теперь я это понимаю, — сказала Элизабет, взяв перчатки и сумочку. — Дуглас хорошо ко мне относится, и мы с ним очень привязаны друг к другу. Если бы между нами была пылкая любовь, то, наверное, и детей у нас было бы в два раза больше. Однако мне кажется, что такое количество отпрысков я просто не смогла бы произвести на свет Божий, — добавила она, улыбнувшись.

— И тебе этого достаточно? — спросила Кэролайн. Вопрос невольно вырвался у нее, когда она вспомнила свою уставленную цветами гостиную, где все время чувствовалось незримое присутствие Джеймса Феррингтона.

— Конечно, — спокойно ответила Элизабет. — А что еще? Страстное желание? Пылкая любовь? Думаю, я не смогла бы жить в состоянии постоянного возбуждения. А ты?

— Нет, — быстро проговорила Кэролайн. — Мне кажется, я тоже не смогла бы. — Помолчав немного, она произнесла: — Элизабет, ты веришь в то, что любовь все-таки существует? Нет, не романтическая привязанность, а такая, которая может длиться всю жизнь?

— Да, — не раздумывая, сказала Элизабет, опершись рукой на стол. — Но любовь — это совсем не то, что мы себе представляли, будучи юными девицами. Нет в ней ничего волнующего и увлекательного. Душевное спокойствие и уют — вот как я описала бы любовь. А еще — поддержка и забота. Когда я вижу, как Дуглас берет на руки наших детей, я понимаю, что буду любить его всю жизнь. Бывают моменты, когда он впадает в ярость или проявляет непомерное упрямство и я злюсь на него, но… мне кажется, что даже в эти моменты я люблю его. Люблю, несмотря на все недостатки.

Она улыбнулась Кэролайн.

— Ты знаешь, что он на днях сказал мне? Дуглас сказал, что хочет состариться вместе со мной. Это довольно необычный комплимент, однако он взволновал меня до глубины души. Видишь ли, Кэролайн, дело в том, что я согласна стареть, если рядом со мной будет такой мужчина, как Дуглас. Если ты знаешь, что кто-то всегда будет рядом с тобой, и ты хочешь, чтобы это было так, наверное, это и есть любовь.

Элизабет подняла голову и посмотрела на часы.

— Мне пора, — сказала она, направившись к двери. — Итак, не забудь, что сегодня вечером ты обещала приехать ко мне.

— Не забуду, — заверила ее Кэролайн и пошла за ней. — Я приеду к тебе, даже если мне снова придется надеть черное платье и весь вечер сидеть рядом со вдовами.

— Я обязательно найду для тебя какой-нибудь наряд, — пообещала Элизабет. — Кстати, ты могла бы попросить своего кузена Джеймса, чтобы он сегодня сопровождал тебя.

— Кузена Джеймса? — удивленно переспросила Кэролайн. Она буквально похолодела от ужаса, когда поняла, что Элизабет говорит о Феррингтоне. Та нелепая история, которую они сочинили для леди Димхерст, уже начала распространяться по всему городу.

— Он хороший человек и невероятно красивый мужчина. Тебе очень повезло, что он приехал в Лондон. Я думаю, он сможет тебе помочь, поддержать в трудную минуту.

— Поддержать в трудную минуту? — запинаясь, повторила Кэролайн. Она взяла Элизабет за руку. — Кто сказал тебе о том, что мы Джеймсом родственники? — спросила она и тут же поняла, что этот вопрос может показаться Элизабет странным. — Просто мы с ним очень дальние родственники и видимся крайне редко, — объяснила она.

— О дорогая, я не хотела тебя огорчать, — сказала Элизабет. — Мне рассказала об этом леди Димхерст.

Облегченно вздохнув, Кэролайн отпустила ее руку.

— Прости меня за то, что я так отреагировала на твои слова. Ты удивила меня. В обществе почти никто не знает о нашем родстве.

Элизабет нахмурилась.

— Боюсь, Кэролайн, что это уже ни для кого не тайна. Вчера вечером на обеде у графа Лэвенхема леди Димхерст рассказала о том, что вы с мистером Феррингтоном родственники, и это слышали все сидевшие за столом, а в гостях у графа было более двадцати человек. — О, теперь я вижу, что ты расстроилась. Прошу тебя, Кэролайн, не волнуйся. Я уверена, что все были заняты беседой и никто не обратил внимания на ее слова.

Кэролайн заставила себя улыбнуться.

— Да, наверное, ты права.

— Я уверена в этом, — сказала Элизабет.

Она быстро поцеловала Кэролайн в щеку и, спустившись по центральной лестнице, села в элегантный открытый экипаж. После вчерашнего дождя небо было необыкновенно ясным, а воздух — свежим и прохладным. Такая погода как нельзя лучше подходит для прогулок в открытом экипаже.

Кучер Элизабет натянул поводья, и экипаж покатился по мостовой.

Кэролайн махала подруге рукой до тех пор, пока ее экипаж не скрылся из виду. Немного постояв на крыльце, она вернулась в дом. На этой улице ей все было знакомо: дома, запахи, звуки. Однако сегодня Кэролайн показалось, что все-таки что-то изменилось. Воздух вокруг нее просто звенел от волнения, возбуждения и какого-то неясного ожидания. Все наполнилось смыслом и значением.

На душе у нее было легко и светло. Уже много лет Кэролайн не чувствовала себя такой счастливой. Приезд Элизабет — хороший знак. Ей не стоит переживать по поводу того, что леди Димхерст рассказала всему Лондону о ее вымышленном родстве с Джеймсом Феррингтоном, ведь Элизабет сказала, что эта новость не вызвала особого интереса.

Успокоившись, Кэролайн села за письменный стол. Она решила написать адвокату, которого ей порекомендовали еще год тому назад. Кэролайн неоднократно пыталась заставить Фредди отдать ей документы на дом и год назад даже хотела обратиться за помощью к адвокату. Нужно было все-таки не пожалеть денег и довести дело до конца.

Написав письмо и передав его Джасперу для того, чтобы тот отправил его по нужному адресу, Кэролайн решила провести ревизию всех своих шкафов и сундуков, которые стояли на чердаке. Она надеялась, что ей удастся найти какое-нибудь пристойное платье, в котором можно будет поехать на бал к Элизабет.

Заняв удобную позицию в переулке, примыкавшем к улице, на которой жила Кэролайн, Джеймс Феррингтон наблюдал за ее домом. Он видел, как Кэролайн, попрощавшись с леди Эндрюс, вошла в дом. Как только за ней закрылась дверь, он пришпорил коня и поехал за экипажем леди Эндрюс. Он довольно быстро догнал его.

— Доброе утро, леди Эндрюс, — сказал Джеймс, слегка приподнимая шляпу.

— Мистер Феррингтон, какой сюрприз! Хочу вас обрадовать. Вы знаете, где я сейчас была?

— Не имею ни малейшего представления, — вежливо ответил Джеймс. Он теперь ехал рядом с ее экипажем.

— У Кэролайн Пирсон. Еще раз хочу поблагодарить вас за то, что сообщили мне о том, что она в Лондоне. Я очень рада тому, что наша старая дружба возобновилась.

— Рад был помочь вам, леди Эндрюс, — сказал Джеймс. Он не стал ходить вокруг да около и сразу спросил ее о том, что интересовало его больше всего на свете. — Вы пригласили ее за бал?

— Да, пригласила, — ответила леди Эндрюс, слегка наклонив голову. На ее лице появилось задумчивое выражение. — Мистер Феррингтон, после нашего вчерашнего разговора я много думала о Кэролайн. Мне почему-то кажется, что она сердится на вас за то, что вы разорили Фредди.

— Почему вы так думаете? Неужели она призналась вам в этом?

— Нет, но когда я сказала ей о том, что она может попросить вас сопровождать ее на бал, ей это предложение почему-то не понравилось. Она также расстроилась, узнав о том, что мне известно о ваших родственных связях.

— Вы, надеюсь, не рассказали ей о том, кто сообщил вам ее адрес?

— Конечно, нет. Я же дала вам слово. Кэролайн ничего не знает о вашей причастности к этому делу, но мне почему-то кажется, что она не одобряет вашего поведения.

— Кэролайн обеспокоена тем, что Фредди лишился своего состояния. К тому же Кэролайн — очень самостоятельная. Такой независимой женщины, как она, мне еще не доводилось встречать. Однако она знает о том, что ей не стоит беспокоиться о своем материальном благополучии. Я обязательно помогу ей, и она не будет ни в чем нуждаться.

— Мне кажется, что вам придется очень постараться для того, чтобы уговорить ее принять вашу помощь, — сказала леди Эндрюс.

Помолчав немного, Джеймс спросил:

— Надеюсь, вам удалось уговорить Кэролайн приехать сегодня на бал?

Леди Эндрюс улыбнулась.

— Да. Она, может быть, даже будет танцевать, если, конечно, я смогу подобрать для нее подходящее бальное платье и ей не придется идти на бал в траурном одеянии.

Кэролайн будет танцевать? Джеймс представил, как он держит ее в объятиях и кружит с ней по танцевальной зале. От возбуждения он так сильно сжал ногами бока своего коня, что животное едва не встало на дыбы.

— Мне, конечно, следует быть очень осторожной, — сказала леди Эндрюс. — Я не хочу, чтобы у меня на балу разразился скандал. Из вчерашнего разговора вы, наверное, поняли, что многие осуждают Кэролайн за ее доброе отношение к Минерве Пирсон.

— Но почему?

— Мистер Феррингтон, вы недооцениваете мою кузину Веру. Она люто ненавидит Минерву, и эта ненависть распространяется на всех ее друзей и родственников. Кэролайн тоже может пострадать.

— Я позабочусь о том, чтобы с моей кузиной ничего не случилось.

— И я, сэр, помогу вам в этом, — весело засмеявшись, сказала леди Эндрюс. — Похоже, этот вечер не будет скучным. До свидания, мистер Феррингтон. Мне еще столько всего нужно сделать! Вечером жду вас у себя.

— До свидания. Желаю вам как можно быстрее справиться со всеми делами, — сказал Джеймс и, прощаясь с леди Эндрюс, слегка приподнял шляпу.

Лошади перешли на красивую рысь, и экипаж быстро покатился по улице. Джеймс остановил коня. Сегодня вечером он увидит Кэролайн. При мысли об этом у него снова отчаянно забилось сердце. Ему показалось, что солнце светит ярче и жизнь обрела новый смысл.

Джеймс решил, что так больше продолжаться не может. Он должен заставить Кэролайн понять, что между ними существует непреодолимое влечение. Он всю ночь думал о ней, а утром проснулся в горячем поту. Его возбужденный орган был твердым, как стальное копье.

Только Кэролайн может удовлетворить сумасшедшее желание, которое буквально сжигает его, растекаясь раскаленной лавой по венам. Он будет ухаживать за ней, он завоюет ее и покажет всем, что эта женщина принадлежит только ему.

И сделает это сегодня вечером.

Если, конечно, Кэролайн будет танцевать. А она будет танцевать, если у нее будет бальное платье.

Джеймс вытащил из кармана часы. Они показывали четверть одиннадцатого. Дэниел ждет его дома. Они сегодня должны подготовить кое-какие финансовые отчеты для заседания комиссии, назначенного на пятницу.

Однако у Джеймса неожиданно появились более важные дела. Он должен купить Кэролайн платье, в котором она поедет на бал. Он ничего не понимал в женской моде, но точно знал, какого цвета должно быть ее платье. Джеймсу хотелось, чтобы оно было голубым. Ярко-голубым. Таким, как сапфиры или как небо ранней осенью. Этот цвет будет выгодно оттенять ее каштановые волосы и придаст им красивый рыжеватый оттенок.

И он поехал туда, где находились магазины, в которых продавались самые модные дамские шляпы. Джеймс знал, что улица, на которой находятся эти магазины, примыкает к зданию биржи. Он был уверен, что шляпники подскажут ему, где можно купить бальное платье.

Прошло три часа, а он продолжал заниматься поисками платья, совершенно позабыв и о Дэниеле, и о банкирах.

Оказалось, что выбор дамской шляпки — дело довольно сложное. Он посетил три магазина и только в четвертом нашел бархатный берет цвета египетского лазурита с бриллиантовой булавкой, который украшали изящные перья. Хозяин магазина заверил его в том, что в этом берете можно поехать на любой бал. Джеймсу сразу понравилась эта вещь. «Берет словно создан для Кэролайн», — подумал он.

По совету владельца шляпного магазина Джеймс купил перчатки, туфли и наконец со шляпной коробкой и пакетами в руках вошел в салон мадам Бертран, которая была лучшей модисткой Лондона. Шляпник сказал, что найти готовое, уже сшитое платье будет довольно трудно, и поэтому, войдя в салон мадам Бертран, Джеймс сразу же потребовал, чтобы его провели прямо к хозяйке.

Мадам Бертран была худощавой импозантной дамой с каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу, и подведенными карандашом бровями. Именно эти подведенные брови придавали ее лицу несколько презрительное выражение. Вручив мадам несколько банкнот, Джеймс изложил ей суть дела.

— Но monsieur, — возразила она (мадам говорила с сильным французским акцентом), — пошить платье к вечеру просто невозможно.

— О нет, не к вечеру, — сказал Джеймс, передавая ей еще несколько банкнот. — Я хочу, чтобы платье было готово к четырем часам дня.

У модистки от удивления глаза стали круглыми, как блюдца.

— C’est impossible! — воскликнула она.

— Ерунда. Нет ничего невозможного, — сказал Джеймс, вытащив тугой кожаный кошелек, доверху набитый монетами.

Мадам Бертран, взвесив его на ладони, едва не замурлыкала от удовольствия.

— Иногда чудеса все-таки случаются, — сказала она.

— Вы правы. Мне нужно, чтобы вы сотворили чудо. Я хочу, чтобы это платье было голубого цвета.

— Голубого?

— Оно должно подходить к этому берету, — произнес он, вытаскивая бархатный берет из коробки.

Брови мадам Бертран удивленно выгнулись.

— Вы хотите сказать, monsieur, что вы сначала купили берет, а теперь хотите, чтобы я сшила подходящее к нему платье? И вы желаете, чтобы оно было готово к четырем часам дня?

— Совершенно верно, — простодушно сказал Джеймс.

— Это будет стоить очень дорого, — предупредила она.

— Цена меня совершенно не волнует.

Мадам Бертран оценила опытным взглядом его безупречно сшитый сюртук и сапоги из самой лучшей кожи, а потом, сжав пальцами кошелек, воскликнула:

— Я все-таки совершу чудо.

— Я уверен, что у вас это получится, — сказал Джеймс.

Повернувшись к своим помощницам, мадам начала быстро отдавать им приказы. Вскоре Джеймса посадили в отдельную, отгороженную портьерами примерочную и принесли ему бокал вина. Пока он наслаждался вином, мадам, что называется, поставила все ателье на уши, чтобы выполнить заказ Джеймса. Через десять минут модистка, заглянув в примерочную, спросила:

— Точно такого же цвета, как берет, monsieur?

— Это главное требование.

— А размер?

— Я не знаю ее размера.

Мадам Бертран изумленно раскрыла рот, и Джеймсу показалось, что она считает про себя до десяти, пытаясь успокоиться. Однако, несмотря на это, она по-прежнему говорила очень вежливо и спокойно.

— Она такая? — спросила мадам, войдя в примерочную с одной из швей.

— О нет. Кэролайн выше… и стройнее.

Мадам исчезла за портьерами, а через минуту появилась с новой швеей. Джеймс покачал головой.

— Эта слишком высокая и недостаточно… — Он, вытянув руки (в одной из них был бокал с вином), изобразил полные груди Кэролайн.

— Бюст должен быть больше? — прервала его мадам. — А рост средний?

Джеймс кивнул.

Модистка снова исчезла за портьерами.

— Где Сюзанна? — закричала она. — Мне нужна Сюзанна!

Через несколько минут мадам втащила в примерочную симпатичную молодую швею.

— Она такая, как эта девица, monsieur Феррингтон?

Джеймс улыбнулся.

— Да. Почти. Только немного, как это сказать, больше в верхней части.

— Я понимаю, — ответила модистка.

— И уже в бедрах.

— Мы все поняли, — сказала мадам, вытаскивая из примерочной Сюзанну, которая недовольно надула губки.

Джеймс сидел в кресле, с удовольствием попивая вино. Ему еще никогда не приходилось покупать женскую одежду. Это занятие казалось ему довольно забавным.

— Мистер Феррингтон, мне кажется, я слышала ваш голос.

Повернув голову, удивленный Джеймс увидел леди Лэвенхем. Она стояла в дверях примерочной. Встав с кресла, он поклонился ей.

— Миледи?

Некоторое время Джеймс и леди Лэвенхем пристально смотрели друг на друга. Женщина первой нарушила молчание.

— Вы удивились, увидев меня здесь, но поверьте мне, я удивилась гораздо больше, мистер Феррингтон, увидев вас в примерочной мадам Бертран, — сказала она, посмотрев на шляпную коробку и пакеты, сложенные возле его кресла. — Никогда бы не подумала, что вы интересуетесь женской одеждой.

Джеймс ничего ей не ответил. Конечно, он мог бы сказать, что купил все эти вещи для матери или сестер, однако ему больше не хотелось скрывать правду. Во всем, что касается Кэролайн, он должен быть предельно честным. И он больше никогда не будет называть ее кузиной!

Однако поведение леди Лэвенхем его не на шутку встревожило. Она стояла перед ним, гордо выпрямив спину, и с нескрываемой злостью смотрела на него своими холодными голубыми глазами.

— Неужели вы ничего мне не скажете? — требовательным тоном спросила она. — У мужчин, в какую бы ситуацию они ни попали, всегда есть наготове подходящие оправдания. Они с легкостью могут выкрутиться из любого положения. Мне бы очень хотелось услышать, что же скажете вы.

В этот момент в примерочную вошла мадам Бертран. Она привела с собой целую армию швей.

— Voila[15], monsieur Феррингтон! Мы совершили чудо, — объявила она.

Леди Лэвенхем едва не зашипела от злости. Мадам Бертран застыла как вкопанная.

— Я не вовремя? — испуганно спросила она.

— Нет, что вы, — ответил Джеймс, облегченно вздохнув.

Француженка-модистка перевела взгляд со знатной дамы, лицо которой было искажено от злости, на мистера Феррингтона.

— Monsieur, мы, наверное, зайдем позже, — сказала француженка и, сделав знак помощницам, собралась покинуть примерочную. Однако леди Лэвенхем остановила ее.

— Нет, прошу вас, не уходите. Я не стану вам мешать. Мистер Феррингтон, прошу извинить меня за столь внезапное вторжение.

«Эта дама похожа на кобру. Чуть зазеваешься — и она тебя проглотит. С ней всегда нужно быть предельно осторожным», — подумал он.

— О, я бы ни в коем случае не стал называть ваше появление вторжением, — ответил он, добродушно улыбнувшись.

Леди Лэвенхем тоже улыбнулась ему вполне приятной и почти искренней улыбкой.

— Вы сегодня приедете на бал к лорду и леди Эндрюс? — спросила она.

— Да, я там буду, — ответил Джеймс.

— Очень хорошо, — сказала леди Лэвенхем, посмотрев на платье, которое держала в руках модистка. — Лина будет очень рада увидеть вас снова.

— Я тоже буду рад увидеться с ней, — галантно ответил Джеймс.

— В таком случае до вечера. — И леди Лэвенхем вышла из примерочной.

Джеймс нахмурился. Ему следовало вести себя с леди Лэвенхем более тонко, заранее продумывая каждое слово и каждую фразу. Однако она появилась так неожиданно, что он не успел собраться с мыслями. Теперь она может использовать этот досадный инцидент как повод для того, чтобы отказать ему. Да, она может не дать своего согласия на его брак с ее дочерью.

Глубоко задумавшись, Джеймс поднес к губам бокал с вином и сделал несколько глотков. «Ну и пусть она мне откажет. Меня это больше не волнует. По правде говоря, я буду даже рад, если она освободит меня от моих обязательств», — подумал он.

Мадам Бертран обратилась к нему с каким-то вопросом, заставив посмотреть на платье.

— Этот наряд предназначался для герцогини Бедфорд, но мы можем украсить его жемчугом. Примерно вот так. — Она приложила нитку мелкого жемчуга к лифу платья. — И тогда оно станет более нарядным.

— Цвет подобран идеально, — заметил Джеймс.

Мадам сказала, что пришьет к платью другие рукава.

— Они будут оторочены белым атласом, — пояснила она и повернулась к швее, которая держала в руках легкую белоснежную ткань.

Вытащив несколько булавок из маленькой подушечки, модистка приколола атлас к рукавам для того, чтобы Джеймс смог увидеть, как это все будет выглядеть. Мадам довольно быстро удалось убедить его в том, что повседневное платье запросто можно превратить в элегантный бальный туалет.

«Кэролайн в этом платье будет неотразима», — подумал Джеймс.

— Когда мадам выйдет из примерочной мистера Феррингтона, попроси ее зайти ко мне, — сказала леди Лэвенхем, повернувшись к горничной.

Она вернулась в примерочную и стала ждать модистку, медленно закипая от злости.

Как только граф Лэвенхем объявил ей о том, что Джеймс Феррингтон посватался к их младшей дочери, леди Лэвенхем сразу установила за ним слежку. Ее осведомители сообщили ей о том, что у Феррингтона нет любовниц.

Похоже, он все-таки решил завести себе даму сердца, ведь ни один мужчина не станет тратить столько времени на то, чтобы выбрать платье для матери.

Нельзя сказать, что эта пикантная новость удивила леди Лэвенхем. У ее мужа уже много лет была любовница.

Горечь, мерзкая и противная, словно болотная тина, заполнила ее душу. Она бы никогда не вышла замуж за Лэвенхема, если бы не погиб мужчина, которого она любила больше жизни.

Леди Лэвенхем до сих пор с болью в сердце вспоминала о смерти Роберта, и эта боль была так сильна, как будто он погиб вчера, а не тридцать лет тому назад. У нее задрожали руки и на глазах появились слезы. Вера медленно опустилась в стоявшее в примерочной кресло. Это горе никогда не оставляло ее надолго, однако случались моменты, когда она особенно остро ощущала боль своей потери, и ей казалось, что силы покинули ее и она может только предаваться печали и оплакивать свое горе. Сейчас она переживала именно такой момент.

И только мысль о том, что женщина, повинная в смерти Роберта (а это была не кто иная, как Минерва Пирсон), понесла заслуженное наказание, все эти годы согревала ее душу, давая силы жить дальше.

Однако действительно ли Минерва в полной мере заплатила за преступление, которое когда-то совершила? Она вернулась в Лондон и, судя по тому, как молодо выглядит (она и в самом деле казалась гораздо моложе многих женщин ее возраста), прожила вполне счастливую жизнь.

Жажда мести моментально вытеснила из души Веры горе и страдание, и она вновь почувствовала себя сильной. Она верила в то, что придет день, когда она сможет уничтожить Минерву.

Ее мрачные мысли прервал легкий стук, раздавшийся с внешней стороны примерочной.

— Прошу прощения, миледи, за то, что заставила вас ждать, — услышала она голос мадам Бертран. Француженка вошла в примерочную вместе с горничной Веры. — Вы хотели меня видеть?

Леди Лэвенхем улыбнулась ей. От ее улыбки веяло таким холодом, что мадам Бертран невольно вздрогнула.

— Для кого мистер Феррингтон купил голубое платье? — спросила Вера Лэвенхем.

— Извините, миледи, но я не могу ответить на ваш вопрос, — гордо подняв голову, сказала мадам Бертран.

Леди Лэвенхем подняла руку. Она держала несколько банкнот достоинством один фунт каждая. — Я хочу знать все, — сказала она.

Увидев деньги, мадам улыбнулась.

— Конечно, миледи, я расскажу вам все, что мне известно. — Засунув банкноты в карман, она призналась леди Лэвенхем в том, что ровным счетом ничего не знает.

Леди Лэвенхем захотелось надрать француженке уши. Должно быть, мадам Бертран сразу поняла, что графиня настроена весьма воинственно, и торопливо рассказала ей все, что знала. Она сказала леди Лэвенхем, что мистер Феррингтон попросил ее доставить платье и все свои покупки по определенному адресу. Он также попросил, чтобы получательнице сказали, что все эти вещи прислала ей в подарок леди Эндрюс. Никакой сопроводительной записки он не написал.

— Очень интересно, — пробормотала леди Лэвенхем. — Он сказал, для чего было куплено это платье? — спросила она у модистки.

Прищурившись, мадам Бертран посмотрела на нее своим проницательным взглядом и пожала плечами.

— Вы не получите больше ни цента, — сказала леди Лэвенхем. — Советую вам рассказать мне все, что вам известно. Вы же не хотите, чтобы по городу поползли неприятные слухи о том, что вы продали платье, предназначавшееся для герцогини Бедфорд, другой женщине, не так ли? Как вы объясните герцогине, что не успели закончить ее платье к назначенному сроку? Скажете, что заболела одна из ваших швей или что не привезли вовремя нужную ткань?

Мадам Бертран сразу поняла, что дело приобретает серьезный оборот.

— Эта женщина наденет платье сегодня вечером на бал, — сказала она. — Мне известен только адрес, по которому нужно доставить пакет.

Сегодня вечером на бал? Теперь все было предельно ясно. На сегодняшний вечер был назначен только один светский раут — бал у Эндрюсов. Непонятно только одно — зачем Джеймс попросил, чтобы платье доставили от имени Элизабет Эндрюс?

— Дайте мне адрес, по которому нужно доставить платье, — мило улыбнувшись, произнесла леди Лэвенхем. — Мне вдруг захотелось немного прогуляться по городу.