Я не ем. Ничто на этой тарелке не вызывает у меня доверия.
Скорее всего, они накачают меня наркотиками, чтобы заставить делать то, что хотят. Готова поспорить, половину из этих людей они держат под воздействием наркотиков, чтобы ими можно было легко управлять. Эта мысль ужасает меня. Интересно, что бы эти люди подумали, если бы их забрали отсюда и прочистили мозги? До сих пор бы верили в эту чепуху или, наконец, осознали бы, что творится у них перед носом?
Позже, в тот же день, дверь открывается и входит человек, которого я совершенно не ожидаю здесь увидеть.
Это Хейли.
У нее в руках поднос, а глаза лихорадочно бегают из стороны в сторону. Я вскакиваю, но замедляюсь, когда подхожу к ней ближе. Не хочу ее спугнуть.
— Хейли, — говорю я мягко. — Рада снова видеть тебя.
Она смотрит на меня, а затем оглядывается назад. Войдя в комнату, она ставит на пол новый поднос с едой и поднимает тот, что мне принесли утром.
— Хейли, — повторяю я снова. — Пожалуйста.
Ее взгляд встречается с моим.
— Я боюсь, — тихо говорит она.
— Знаю. Я знаю, что тебе страшно. Как и мне. Но мне нужна твоя помощь.
Она слегка качает головой, снова оглядываясь назад.
— Я н-н-не могу помочь.
— Можешь. Ты можешь случайно оставить эту дверь открытой. Мне нужно выбраться отсюда. Нужно помочь моим друзьям. Они не заслуживают смерти, а Джош собирается убить их. Понимаешь?
Ее глаза округляются.
— Если он говорит, что это должно произойти, то я не могу ослушаться.
— Ты действительно веришь в это?
Она поспешно кивает и бросается к двери.
— У тебя когда-нибудь было нормальное детство, Хейли? — говорю я ей вслед, мое сердце колотится. — Ты когда-нибудь была на пляже? Ела мороженое в уютном маленьком кафе? У тебя был парень, который не годился бы тебе в дедушки? Там, снаружи, прекрасный мир. Джош держит тебя здесь против твоей воли.
Она застывает на месте, и секунду я гадаю, закричит ли она. Ее тело так напряжено.
— Вы когда-нибудь катались на американских горках? — шепчет она так тихо, что я едва ее слышу.
— Да, Хейли, и ты будешь. Если позволишь мне сбежать отсюда, я вытащу и тебя.
— Я н-н-не помню, какая жизнь была там.
— Она удивительна и интересна. Там ты можешь быть обычным ребенком и беспокоиться лишь о таких вещах, как опоздание в школу.
— Я не помню школу, — приглушенно говорит она.
От нетерпения я делаю шаг вперед.
— Хейли, я помогу тебе. Обещаю. И никому не позволю причинить тебе вред; я вытащу тебя отсюда.
— Нет, — поспешно говорит она. — Нет, я не могу.
— Хейли, пожалуйста.
Мужчина появляется в дверях и смотрит на нее.
— Быстрее.
Она уносится прочь, и я протягиваю руку в пустоту.
Черт побери.
Я почти убедила ее.
Мне нужно выбраться отсюда.
— Вставай!
Я открываю глаза и рывком поднимаюсь на ноги, понимая, что заснула сама того не осознавая. Джош вернулся и теперь стоит возле моей кровати. Моя кожа покрывается мурашками, и я бросаюсь на другую сторону кровати, тело все еще не оправилось ото сна.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, мой голос хрипит.
— Выйди вперед.
— Отвали нахрен.
Он издает сердитый гортанный рык, и, подняв руку, подзывает кого-то. Двое мужчин подходят ко мне, сжимая кулаки, и я ползу по кровати обратно, оказываясь ближе к нему. Он набрасывается на меня, обхватывая руками мое запястье. Я кричу и делаю мах ногой в его сторону, ударив его так сильно, что он делает несколько шатких шагов в обратном направлении. Развернувшись на четвереньках, я устремляюсь к двери, но не успеваю отойти достаточно далеко. Чья-то рука хватает меня за волосы, заплетенные в хвостик, и тянет вверх. Я кричу, когда боль пронизывает кожу моей головы. Слезы жгут глаза сквозь закрытые веки, но я глотаю их, не желая показывать страх.
— Отпусти меня! — кричу я.
— Наденьте на нее наручники.
Через секунду мои руки оказываются скованными за спиной.
— Сейчас ты пойдешь и посмотришь одну из наших церемоний. Может, чему-то научишься.
Нет.
— Нет, — я начинаю извиваться, но мужчины позади меня крупнее и сильнее. Меня выталкивают из комнаты и тащат через сарай.
Мы выходим на улицу. Сейчас ночь, и вокруг огромного костра стоят около пятидесяти человек в белых халатах. Тошнота подступает к горлу, и я пытаюсь упираться пятками в землю, когда меня тащат по грязи. Даже несмотря на то, что это не помогает, я все равно продолжаю вырываться и бороться с ними. Люди расступаются, и, когда он проходит сквозь толпу впереди меня, они кланяются перед ним. Ненормально. Это ненормально. Когда мы подходим к центру поляны, он разводит руки в стороны и говорит:
— Дети мои, сегодня у нас новый участник.
— Я, блядь, не участник, — огрызаюсь я и слышу несколько вздохов.
— Как вы понимаете, она строптива. У нас было несколько неверующих, но мы сумели направить их на путь истинный. Уверен, вскоре она тоже уверует.
Только в его мечтах.
— Начнем же.
Его руки все еще раскинуты в разные стороны, он закрывает глаза и начинает свое песнопение. Каждый из присутствующих принимается делать то же самое, раскачиваясь из стороны в сторону и закрыв глаза. От этого мне становится дурно, и я пытаюсь отгородиться от происходящего вокруг, но их пение становится все громче и громче, и с каждой секундой они будто погружаются в транс. Даже мужчины, которые держат меня, бормочут непонятные мне слова.
Я хочу остановить это.
— Выводите ее.
Я бросаю взгляд влево, где расступается толпа, и из нее выходит молодая девушка. Она нагая, на вид ей около семнадцати, у нее тускло-светлые волосы, которые длинными волнами ниспадают на ее тело. Я изо всех сил пытаюсь вырваться из сжимающих меня тисков, но ничего не выходит. Нет. Она слишком молода, чтобы участвовать в этом.
— Отпусти ее! — кричу я. — Ты, больной ублюдок. Отпусти ее.
Девушка смотрит на меня; она выглядит напуганной. Она не хочет быть здесь.
— Молчать, — рявкает Джош.
Девушка опускается на колени перед огнем, волосы падают на ее хрупкое тело. Я не могу смотреть на это. И не буду. Я ору и пытаюсь вырваться, тем самым пытаясь привлечь к себе внимание, насколько это возможно. Я продолжаю делать это до тех пор, пока Джош не бросается вперед, хватает меня за волосы и толкает на землю. Мужчины не дают мне встать, удерживая на коленях. Мои колени оказываются в грязи, голова склоняется, будто я кланяюсь.
— Ты будешь сидеть тихо, или я сделаю то, что тебе не понравится, — шепчет он мне в ухо.
Слезы, наконец, вырываются наружу и катятся по моим щекам.
Он встает и продолжает петь следующий псалом. Я зажмуриваю глаза и больше не открываю их.
Даже когда звуки вокруг меня грозят навсегда врезаться в мой разум.