Он вышел из хогана. Старик, как всегда, сидел на лавочке.
— Джек, — начал Энди. — Если ты хотел меня убить, то почему передумал?
Капли Дождя ответил не сразу.
— Есть тот, кто хочет убить тебя больше.
— Если ты думаешь, что удивил, это не так. В последнее время появилось столько желающих, что я даже не знаю, кому из них отдать в подарок свою жизнь.
— Ты зря шутишь.
— Думаю, вряд ли что-то изменится, даже, если я начну рыдать в голос.
— На сей раз все гораздо хуже, чем ты думаешь. Ты второй раз нарушил закон, вырвав у него жертву, и Миктлантекутли сам явился за твоей жизнью. Это гораздо серьезнее, чем ты думае…
— Слава богам! Хоть кому-то я нужен! Вдохновляет! Раз ему не обломилась жизнь Роя, с удовольствием предложу на замену свою! Давай, расскажи, куда идти? Пойду, обрадую старикашку.
— Энди…
— Что, Энди?! Кстати, Джек, что это за хрень? — спросил парень, указывая на перо. — Чертовски больно, однако.
— Твой ветер.
— Исчерпывающее объяснение, только я ничего не понял.
— Твой сокол был мертв. Я дал ему жизнь.
— Джек, — мальчишка смягчил голос. — Прости. Я лишь просил разделить меня с Роем. Ничего больше. Мне без разницы, жив сокол или сдох. Какая разница?
— Разделить невозможно. Вы оба ответили „нет“. Вы оба боитесь потерять друг друга.
— Это не так! Он выгнал меня!
— Но не отказался.
— Ладно. Будь, что будет. Смертью меня уже не напугаешь. Плевать я хотел на этого вашего подземного мага! Нужна моя шкура, пусть придет и возьмет, а там посмотрим. Эй, ты! — крикнул парень. — Как тебя там, не помню! Я тут! Тащи сюда свою усохшую вековую задницу! Бери меня, потому что его я тебе не отдам! Слышишь, ты?! Прими это! Я — сокол! Если моя смерть стоит его жизни, я готов! Выползай из своего склепа! Иди, попробуй взять то, что хочешь!
— Энди! — перепугался шаман. — Замолчи! Ты не можешь!
— Поздно, Джек! Я вызвал его! Я буду рад, ибо он разрубит этот узел на веревке.
— Энди, что ты делаешь? Опомнись.
— Джек, я не думал о своей жизни, когда бросался за ним с моста. Что мне думать о ней сейчас? Ты сам говоришь, что моя душа в хлам. Я вернулся сюда, чтобы добить тело. Я состою из одной только боли. Что мне беречь? И вынь, наконец, это перо. Меньше всего на свете я хочу умереть от заражения крови.
— Нельзя заразить то, что уже заражено. Первый раз в жизни я не знаю, что делать…
— А я знаю. Пойду, напьюсь.
— Ты и так в последнее время пьешь слишком много.
— А ты знаешь, Рой прав. Это помогает.
На пороге клуба Энди столкнулся с Томом.
— А-а-а, дружище! — воскликнул парень, делая большой глоток виски прямо из бутылки. — Я голоден, как черт! Дашь что-нибудь пожевать?
— Господи, Энди! Еще слишком рано, чтобы быть в таком состоянии…
— Быть в состоянии — никогда не рано. Поверь, быть вне состояния куда хуже. К вечеру я уже точно буду не в состоянии, а мне еще трахаться полночи и развлекать тупую толпу. Так ты дашь мне что-нибудь поесть?
— Да, что с тобой?! По тебе, словно поезд проехал.
— Хуже, Том. Хуже. Я с этим поездом потерпел крушение. Капли Дождя опять перетряхивал мою душу, так что у меня внутри такая помойка. Бульдозером хрен разгребешь…
— Вижу. У тебя по роже кругом индейская косметика размазана. Ты это, опять летал?
— Какое там! Похоже, он вырезал мне крылья. Я себя по земле еле таскаю. Кстати, посмотри, что у меня на спине. Болит что-то.
Энди с трудом задрал рубашку.
— Если только он не вырезал тебе сердце, то не знаю. У тебя там порезы. И глубокие.
— Сердце, говоришь? Да, нет. Оно, вроде бы, где-то еще дергается.
— А с рукой-то что? Похоже, у тебя началось воспаление. Пойдем-ка, я обработаю.
— Да, ладно тебе страху нагонять. Вот! — воскликнул Энди, потрясая бутылкой. — Лучший антисептик при мне!
Парень плесканул на рану виски.
— Черт! Щиплет как! Ты это, — передразнивая Тома, сказал парень. — Ливани мне на спину, только понежнее. Не добавляй кошкам когтей, они и так спину дерут.
— Давай, пойдем, я намучу что-нибудь в желудок закинуть.
— Мути. Сейчас приду.
— Ты куда?
— Пойду, скажу Даву, что страсть, как соскучился.
Энди ввалился в клуб.
— Господи! — воскликнул охранник. — Что за чудище?! Да, ты еще и пьян!
— Пьян, как сволочь, — в кривой улыбке расплылся парень. — Дав дома?
Его не интересовал ответ и, не дождавшись, Энди пошел вовнутрь.
— Дав! — мальчишке казалось, что вместе с криком он выплевывает мозг. – Дав! Дав! Где ты?! Иди сюда!
Охранник попытался его остановить, но Энди не унимался.
— Дав!
Парень стоял посреди танцпола, как раненный зверь посреди манежа. Хозяин „Вестерн Салуна“ не заставил себя ждать, появившись на балконе.
— А-а-а, Дав! Как я рад тебя видеть!
— Что ты орешь, как павиан во время гона?! Что случилось?!
— Иди сюда, Дав! Я свободен, прекрасен, и я хочу трахаться! Я такой, как ты любишь! Молодой и потный…
— Поднимайся! — косо ухмыльнулся Смит.
— Давай на танцполе?! Слабо тебе?! Я трахался, где угодно, а вот на танцполе ни разу! Даже на большом каменном мосту, а на танцполе – нет!
— Не дури! Вот-вот народ попрет!
— К черту, народ, когда мне хочется!
Дав понял, что Энди не переубедить. Он сбежал по лестнице.
— Не уверен, что мне захочется заняться с тобой этим прямо здесь. Давай, пойдем наверх.
— Дав, — парень едва мог сконцентрироваться на его лице. — У меня раны, и мне будет больно. Ты ведь любишь, когда мне больно? А? Все, как ты хочешь.
— Давай, Энди, пойдем наверх. Сейчас поднимемся, там и поговорим.
— Тогда в черной спальне. Грешен, люблю черные простыни!
Смит старался забрать у парня бутылку, но он не отдавал.
— Не трогай, Дав. Я праздную свою смерть…
— Если не прекратишь, то и допраздновать не успеешь. Черные простыни, так черные. Давай, пошли.
Смиту удалось дотащить Энди до спальни. Парень повалился на кровать и прохрипел из последних сил:
— Ты давай, начинай, а я посплю пять минут. Устал, как последняя бездомная соба…
Энди чувствовал, как проваливается в сон. Где-то над головой хлопал винт вертолетного пропеллера, и воронка с силой засасывала вглубь. Дав с трудом стянул с него джинсы, вытащим из-под спины одеяло и заботливо накрыл. Он стоял над ним какое-то время, просто разглядывая. И что, черт возьми, в нем такого, что… Полный клуб первоклассного мяса. Ешь — не хочу, а нужен этот с его дерзостью и хамством. В принципе, и тело не так уж безупречно. Сколько мальчишек гораздо красивее, но нет же. Этот, и точка. На черных простынях. И что б ни ворсинки одежды. Что б целиком на показ. Такой, как есть. Не пойдет он сегодня выступать. Пусть спит. Без него не помрут. А с платформ не спущу, что б знал, кто тут хозяин. Шест подождет. Заслужить надо. Прощение заработать, а там я ему хоть из серебра шест поставлю. Хочу его в клетке. Очень возбуждает. Кстати, мысль. Надо подумать на досуге. А ты, Маккена, зря меня не послушал. Говорил же, не нужен он тебе. Как в воду смотрел. Вышвырнул его, значит? Ну, что ж, я не обломаюсь после тебя. Я-то цену ему давно знаю. Недешево он стоит, а ты не понял. Проституткой побрезговал? Срубил с него денег, а после отходную дал? Мне только на руку. Он ведь сюда приполз, а я теперь заставлю его быть благодарным. Будет упираться. Он один такой. Скрипит зубами и терпит, а это дорогого стоит.
— Спи, — прошептал Дав. — Утром будем трахаться.
Роя разбудил прилив внезапного жара. Казалось, что температура поднимается ежесекундно. Было трудно дышать и очень хотелось пить. Приступ тошноты заставил Маккену броситься в гостиную. Он не помнил, как бежал по лестнице, не помнил, как падал, теряя сознание. Это было похоже на смерть и, похоже, душа его неслась по коридору из повернутых и сдвинутых колец. Что-то чужеродное копошилось внутри, словно дотошно что-то искало. Вспышки кровавого света выдавливали лицо старика с седыми паклями волос, перехваченными выцветшей синей повязкой. Спокойное и сосредоточенное. Он потрясал погремушкой, и сквозь Роя лился шум песка. Маккена решил, что умер, когда услышал:
— Почему, Рой?
Он пытался собрать мысли, но они неслись рассыпавшимися словами по тому же коридору.
— Отпусти меня.
Это был и не был голос Энди. И в этот момент Рой увидел его, словно кто-то проецировал изображение на дрожащую гладь воды. Оно было мутным и искаженным, не похожим на него. Мгновение, и Маккена почувствовал каждую свою клетку. Все, из чего состоял.
— Не могу. Нет.
Больше Рой ничего не помнил. Он очнулся, обнаружив себя лежащим на полу гостиной, обессилевшим, взмокшим и совершенно одиноким. По опустевшему сознанию носился тающий голос парня: „Отпусти меня“. И в ответ десяток… сотня… тысяча раз: „Не могу. Нет“.
Не могу. Нет.
Не могу. Нет
Не могу…
Нет…
(1) Да, мой друг. Каждый день и каждую ночь. (исп)
Часть 7. SUPERNATURAL.
Книга 3. 7. SUPERNATURAL.(Супернатурал)
Шоу затягивалось. Даже слишком, и Рой впал в уныние. Ведущий заваливал все допустимые регламенты, продолжая пытать Джима Сноу. Похоже, его уже так разогнало, что он не мог остановиться. Несколько раз он подытоживающее говорил: «Ну, вот, последний вопрос», после чего проезжал еще километров пятнадцать, совершенно позабыв об этом. Несомненно, Сноу заслуживал пристального внимания, но ведущий уже возвел это в ранг недопустимого. Он был столь пристрастен, что можно думать, он проводил свое последнее шоу в жизни.
- «Что бы я изменил? – пожал плечами Джим, делая это элегантно, как, впрочем, все и делал. - Что бы я изменил? Это такой вопрос взгляда в прошлое, когда у тебя идеальное зрение. Знаете это выражение? Когда смотришь на прошлое из настоящего, видишь всё, что там было не так. Я бы миллион разных вещей изменил. Моё исполнение роли, мои решения в отношении определённых вещей. Ну, вы понимаете, о чем я? Думаю… я бы не стал менять многое. Он должен был как-то закончиться. Это всегда – не всегда, но часто труднее всего придумать. Как завершить, чем закончить что-либо. Я не знаю… пожалуй, я не вправе говорить об этом, не я писал сценарий сериала. Он создан одним человеком, адаптирован другими людьми, это было их вИдение, а моя задача была постараться воплотить его правдоподобно, рассказать их историю так доходчиво и достоверно, как только возможно. Вероятно, я бы подбирал немного другой гардероб. Я жалею о некоторых вещах, которые я лично сделал. Но это жизнь». «Я знаю, что время даст возможность, оглядываясь назад, видеть всё более ясно. Я был слишком близко, и мне теперь нужна некоторая дистанция».
- Последний вопрос, - засмеялся ведущий, а после вырулил на повороте и опять поехал по прямой. – Один из…
В зале поднялся хохот. Публика понимала, что еще есть немного времени до очередного последнего вопроса. Ведущий был доволен. Он наслаждался, словно крал в соседском саду яблоки. Неважно, что они могут быть хуже собственных, главное другое. Адреналин.
- Я слышал, - на гребне волны продолжил ведущий, - что у вас много друзей-геев…
- «Вообще-то, да, - Джим засмеялся. – Представляете?»
- И как они оценили вашу работу?
Сноу потребовалась пауза. Видимо, его мозг должен был сделать некоторые вычисления, чтобы облечь ответ в удобоваримую форму.
Рой далеко не был другом Джима, но он был геем и, как гей, тут же интерпретировал ситуацию так, как и должен был сделать с этой точки зрения. Он оценил его, как гей. К настоящему времени у Маккены, как у гея со стажем, причем, продуктивным, ответов на многочисленные вопросы осталось только два. «Да» и «нет». «Может быть» Рой уже давно не рассматривал. Но в этот самый момент Маккена неожиданно и на самом ровном месте вошел в противоречие, вызвавшее ступор. Мозг отвечал: «Нет», а что-то внутри утверждало: «Да». Он посмотрел на Энди, словно точно знал, что у того в кармане шпаргалка с подсказкой. Энди тоже был геем, что и выуживало у него ответ на тот же вопрос. Рой точно понял, что парню подсказка не нужна. Он отвечал однозначно.
- И сколько раз ты с ним практиковался? – Маккене было противно от собственного вопроса, но гораздо сильнее он хотел услышать ответ.
Энди взглянул на него многозначительно. Взгляд был слишком сложным, чтобы пытаться хоть как-то его охарактеризовать. Это был взгляд бывалого хищника, который умиленно и со слезами в глазах смотрит на дрожащую жертву, перед тем, как ее сожрать.
- Сколько раз должно быть, чтобы это не разочаровало, но и не оскорбило тебя?
Рой понял, что вышел из ступора, но прямым ходом угодил в пике, причем непростительно близкое от земли. Наверное, открывать парашюты уже глупо, и можно рассчитывать лишь на чудо. Рой не успевал даже этого, но оказалось, чудо падало параллельно, и в последний момент спасло Маккену от краха.
- Надеюсь, - продолжил Энди, - ты на машине?
Рой не понял. Когда это он успел падать с машиной?
- В смысле?
- Посреди всего этого, - совершенно спокойно ответил парень, - должен быть перерыв. Во всяком случае, насколько я знаю, они всегда бывают на таких мероприятиях.
- Ты не ответил.
- Я отвечу тебе в перерыве в машине.
Вот хищник и сожрал свою жертву. Одним рывком. Даже не причинив боли.
- Э… а… Посреди дня?.. В машине?..
Рой пытался выдавить что-то членораздельное, но никак не мог сконцентрироваться на поставленной задаче. Выдавливалась чушь, и он об этом знал.
- Разве для тебя это проблема?
И тут Маккену спас Джим. Рой успел понять, что уж для кого угодно, только не для Сноу, это и может быть проблемой. «Это не проблема». Рой точно понял, как бы ответил Джим. Он даже успел прочувствовать интонации его голоса. И Энди бы ответил. Как только он сам не понял этого?
- Держись, - произнес Маккена, уже начиная выстраивать свои клетки о боевой порядок. – Это никогда не было для меня проблемой.
Энди видел, как запрыгали звездочки куража в его зрачках. Рой и не мог ответить по-другому, иначе он не был бы Роем, а Маккена видел иначе. Эти самые звездочки почти превратились в кровавых мальчиков. Опять Сноу. Да, что же это за напасть такая? С каких это пор Рой считается с остальным миром? А Джим как раз и является представителем остального мира, но его эта «не проблема» вязнет в мыслях. И вообще, хреновый из него гей, и уж точно собственной персоной господин Гейл Маккена вообще никакой.
Все это время Сноу, наверное, что-то говорил. Может, оправдывался, может, нападал, но…
- Мне кажется, вкратце можно сказать так: «Некоторые из них одобряют, я думаю, им это нравится. Многие дипломатически сдержанны, а некоторые считают, что это hooey».
- Насколько я знаю, «Hooey» означает что-то вроде «глупо»?
- «Нет, это скорее вроде того, что можно найти на ферме и от чего стараешься отойти подальше! Это одно из старых американских словечек 50-х годов. Это не просто «глупо», в нём есть еще оттенок «дерьма собачьего», вранья» (1) .
Сноу издевался. Это очевидно. Почему ведущий настолько потерял нюх, что не видит этого? А Джим молодец. Держится отменно, словно продолжает играть роль. Играй, Джим, играй. Ты точно знаешь, как это делать.
- Случалось ли так, - продолжил ведущий, и Маккена понял, что тот уже нахлебался собственных слюней вдоволь, - что в реальной жизни люди принимали вас за гея?
Я – натурал! Конструкция Сноу сотрясалась от крика. Люди, я – натурал! Ага. Рой внутренне усмехнулся. Да. Без сомнения. Вот прямо сейчас…
- «Такое случалось пару раз. Бывало, что женщины пытались познакомить меня со своими приятелями-геями, и ко мне клеились очень настойчиво люди, которые, я уверен, не размышляли, гей я или нет, они просто клеились. В то же время, есть геи, которые мне говорят: «Ты настолько не гей, это просто глупо!» и «Поверить не могу, что кто-то может принять тебя за гея!»
- Это должно вас раздражать, учитывая сказанное о том, что вы стараетесь играть его в первую очередь, как человека, а не как гея?
- «Я просто стараюсь сделать его реальным человеком. Но в итоге иногда я получаю нечто прямо противоположное - некоторые люди не верят, что я натурал».
И тут Сноу сделал неожиданное.
- Позвольте, я задам вопрос, - обратился он к ведущему, делая особое ударение на слове «я», и тоном, не предполагающим это самое позволение. – Мы уже час обсуждаем ориентированность Рея и мою вместе с ним. Неужели это основополагающая тема сериала?
Ведущий растерялся, а по залу прошуршала волна восхищения.
- Это событие в жизни Америки, - заблеял ведущий, не совсем понимая, к чему это он.
- Что? Что кто-то предпочитает мужчин женщинам? Так это старо, как мир. Я уже говорил, но повторюсь. «Сексуальная ориентация Рея не может быть предметом обсуждения ни для кого, включая его самого». На самом деле «У меня было не так много времени для того, чтобы выстроить персонаж, и это было хорошо, потому что в итоге я просто играл Рея – человека, а не Рея – гея.» Если говорить о нем, как о человеке, то у меня есть много общего, что я разделяю с ним. «Знаете, Соединённые Штаты самая могущественная страна в мире, и всю эту идеологию нам заталкивают в глотку. В Америке разница между тем, что люди говорят тебе, и тем, что на самом деле происходит, довольно очевидна. Это создаёт в людях политическое равнодушие. Люди полагаются на саморазрушительное поведение, как на способ почувствовать себя живыми. И это относится к Рею». Это и есть основа его поведения, как и большинства людей, независимо от того геи они, натуралы или еще кто-либо. Это сериал о трагедии личности. А еще «он о свободе, любви, юморе. Знаете, обо всём том, ради чего стоит жить». У Макгрегори свои сложившиеся понятия и четко обоснованная позиция. Он не задается вопросом, как это укладывается в порядок вещей, кем-то когда-то принятый и называющийся «общественным». «Думаю, в перспективе общества и понятий «хорошо и плохо», это зло… но по-моему, у него совсем иной список вопросов, которыми он задаётся, и не о том, хорошо это или плохо, правильно или неправильно. Понимаете, о чем я? Думаю, это человек, который находится в очень сложной позиции между тем, что диктует общество, и представлениями, возможно, до-христианского мира; тем сложнее это в такой стране, как Соединённые Штаты, где очень много реакционного, и всегда главное то, как каждого человека определяет его религия и Бог, какими бы они ни были». Вот что интересовало меня в первую очередь в Рее, как в человеке, и именно это я и старался показать вам. То, что он гей – второстепенно, и не является темой и тем более идеей сериала. Понимаете, что я имею ввиду?
Рой почувствовал связь. Тонкую нить, блеснувшую на мгновение. Просто, чтобы обозначиться. А Джим оказался гораздо глубже, чем думал Маккена. Он говорил так, словно сам объяснял ему это. Где-то очень внутри Рой почувствовал право Джима на существование. Он все правильно делал. Все правильно говорил. «Ну, вы понимаете»… Черт возьми! Было бы страшно, если бы он так не говорил! А ведущий облажался, и теперь напоминает безмозглую рыбу с плохим прикусом, бесполезно хлопающую ртом на песке.
Маккена взглянул на Бернарду. Оказалось, она тоже смотрит на него. Ее глаза снисходительно улыбались. Она гордилась Джимом и теперь ждала одобрения от Маккены. Как ей удалось выкопать этот смысл, ведь они никогда не разговаривали об этом? Рой решил непременно прочитать роман.
- Вы верите в бога? - неизвестно к чему, спросил ведущий.
- «Я, вроде, как верю, я верю в силу веры, понимаете? И я не думаю, что в жизни вера – это моя сильная сторона, но я знаю таких людей, и я видел, наверное, мы все видели, что ты можешь, как бы материализовать очень многое, если веришь в это. И в любом случае, это исходит из нашего воображения и нашей души». Я верю в свободу, в том числе и выбора.
- Что ж. Тогда вполне закономерный и вытекающий вопрос. Как вы определяете свободу? С чего, с вашей точки зрения, она начинается и чем заканчивается?
- «Свобода? Думаю, если тебе повезёт, у тебя либо хорошая семья, родители, либо хороший воспитатель в детском доме, люди, которые знакомят тебя с книгами, музыкой, позволяют тебе учиться выбирать, вырабатывать своё мнение, развивать идеи, и если ты живёшь в стране, где тебе можно это делать, где тебе можно смотреть и слушать… Я понимаю, это расплывчатый ответ, но я не хочу затрагивать политику».
Роя пронизало странное чувство. Он впервые испытал его и не сразу смог бы охарактеризовать. А чему он научил Энди? Что дал ему? Всплывшие откуда-то слова Стива «я с ним разговаривал» углубили вопрос. Мальчишка с улицы, губка, пустая тетрадь для записи знаний… Что он впитал от Роя?
Маккена вновь посмотрел на Энди и вдруг увидел ответ. Обратный. Словно отраженный в зеркале. Это Энди учил его. Учил самому трудному ремеслу – жизни. Она так жестоко обошлась с ним, вытравливая все, но даже тогда, когда остаться уже ничего не могло, сквозь обожженный каркас сломанной жизни все еще свободно проходили потоки, несущие любовь и доброту. «Господи, - подумал Рой. – Если я и окажусь в аду, то именно Энди даст мне возможность прийти туда своими ногами, а не рухнуть с оглушающей высоты».
- Что с тобой? – спросил Энди, понимая, что Маккена завис в какой-то неопределенности.
Рой перевел на него зафиксированный взгляд, тот, который можно двигать только вместе с поворотом головы.
- Что, Рой? – еще раз спросил парень.
- Я люблю тебя, - Маккена ответил так, словно только что догадался. – Я никогда раньше не думал, насколько.
Энди улыбнулся. Просто. Так, как улыбаются ангелы. Рой именно так и подумал. Только ангелы. Последний раз Маккена признавался в этом где-то год назад, когда Энди… погиб в самолете. Так он думал и, вернувшись, парень застал его едва живым. Энди хотел сделать Рою подарок, а в итоге сделал его себе. Он просто изменил правилу, и на этот раз вылетел первым, а не вторым рейсом. Он спокойно дремал в самолете, не подозревая, что по всем телевизионным каналам кругами с оборотом в полчаса передавали репортажи о крушении боинга почти сразу после вылета из лондонского аэропорта. Энди дремал, не зная, что Маккена умер почти в тот же момент, как услышал о происшествии. Он не знал, что Стив мчался в студию, молясь всем богам, какие только существуют, и заклиная их как-то спасти Роя. Спасли его не боги, а паралич мышления, вызвавший двигательный ступор. Маккена не реагировал на вопросы, не понимал, что происходит вокруг, и существовал на тот момент лишь за счет зашкаливающей инерционной силы. Стив тоже мало, что соображал, делая что-то на инстинктивном уровне. Он не мог позволить себе умереть, потому что думал о Рое.
Энди бодро подошел к двери, открыл своим ключом и вошел. Он еще ничего не понял и лишь увидел, как в долю мгновения Рой побледнел до белоснежности мрамора. Стив тоже сделался мраморным и перешел в состояние полной обездвиженности.
- Что случилось? – спросил парень, понимая, что это должно быть чем-то страшным. – Кто-то умер?
- Ты… Нет… Нет… Ты, - заезженно повторял Рой, и Энди видел, как трясутся его руки.
- Да, что произошло? Может мне кто-нибудь ответить?
Рой подошел. Чужой, тяжелой походкой, почти не сгибая ноги, словно передвигался на протезах, прижал к себе парня, зарылся лицом в волосы, и сквозь бессвязный бред Энди едва различил:
- Я люблю тебя… Я люблю тебя… Люблю тебя… Никогда не делай так.
- Да, что не делать-то? - отстранившись, спросил Энди, видя, как зрачки Маккены мечутся, перескакивая взглядом с одного глаза парня на другой.
- Не умирай. Обещай мне. Прошу тебя, обещай мне.
- Да, я как-то и не собирался, но, если тебе это необходимо, то обещаю.
Рою не полегчало, и Энди грудью чувствовал, как его сердце делает бессвязные аритмичные рывки, словно переживает предсмертную агонию. Уже после, узнав о крушении самолета, парень улыбнулся и сказал:
- Я бессмертный. Ты же знаешь, потому что люблю тебя.
Рой говорил о любви крайне редко, и Энди это нравилось. Это имело смысл, не превращаясь в обыденные слова. Это имело вес, не становясь мыльными пузырями. То, что Маккена действительно любил, не требовало объяснений. Энди видел это во всем. Рой прятал слова глубоко, где-то в самых сокровенных уголочках души, словно боялся, что кто-то услышит, украдет, осквернит. Парень знал, что они там, знал к ним путь, знал код, но никогда, ни одного раза не спрашивал о них. И вот теперь, неожиданно, сидя на сцене, Рой вдруг произнес их, и Энди насторожился.
- Что случилось? – недоверчиво поинтересовался парень. – Ты какой-то странный. Не могу понять, что такого сказал Джим, что ты пришел к такому выводу?
- Он сказал, что ты – лучшее, что у меня есть.
- Разве? Не очень верится, но, черт возьми, приятно слышать. Хотя, - Энди хулигански подмигнул. Он верил. Он всегда верил. – Должно быть, он прав. Так оно и есть.
- Видимо, - заключил ведущий, - для вас, как и для Рея, свобода является понятием всеобъемлющим. Совершенно очевидно, что для того, чтобы сыграть такую роль необходимо обладать свободой, как на физическом, так и на духовном уровне и иметь опыт для выражения этой самой свободы, вы так не считаете?
- «Это был мой первый опыт работы, и у меня не было заготовок, в которых я был бы уверен, не было заготовок, которые я мог бы использовать. И они так и не появились, понимаете? На самом деле, когда приходишь, то есть, ты стараешься определить... я старался определить, когда попадаешь на площадку, и там камеры, съёмочная группа, знаете... и ты полностью обнажён, а кругом незнакомые люди... вопрос в том, как мне сохранить концентрацию, чтобы играть свою роль, чтобы играть сцену так, что она будет выглядеть реалистично. Это страшно действует на нервы, ты чувствуешь стеснение и страх, которые... с ними трудно справиться, трудно контролировать, и это мешает, это сбивает тебя, а ты должен оставаться... быть этим персонажем, понимаете? И это происходило в самом начале наших съёмок, это было... Я чувствовал на себе огромный груз, потому что знал, что должен показать, что именно представляет собой персонаж, что представляет собой Рей, каков он в постели, как он ведёт себя в постели, как его это развлекает, и... его озорство, и всё это - вот что я хотел... что обязательно должно было получиться....В своей обычной жизни я совсем не такой, знаете, в этом мы с ним различаемся, но мне это нравится в нём, и мне нравится... нравится быть таким иногда, знаете... если того требует ситуация. Но у нас с ним разные вкусы, и я пытаюсь внедрить побольше от себя, чтобы мне было легче входить в роль. Не знаю, это... по-моему, это просто жизненный опыт, мне повезло в жизни общаться с людьми, у которых очень хороший вкус и очень интересные взгляды на жизнь, это открыло для меня самые разные миры...».
- Смотри-ка, - продолжал озорничать Энди, - он говорит так, словно не вылезает из твоей постели. Мне следует задуматься, так ли вы оба невинны.
- Даже не целованы, - мгновенно трансформировавшись, огрызнулся Рой.
- Он, должно быть, мечтает узнать это доподлинно. Может, поможешь ему?
- И какой я в постели? – пропустив вопрос, задал свой Маккена.
Энди не пришлось долго думать.
- Такой, что я до сих пор стремлюсь в нее, а попав, не хочу покидать…
Рой поднялся в студию и остановился напротив кровати. Она мертвая. Просто набор деревяшек, пуха и ткани. Почти два с половиной года… Тысяча ночей… Сколько раз он пытался вспомнить ту, последнюю, когда Энди спал здесь. Тысяча ночей одиночества. Тысяча ночей безысходности, а впереди… Бесконечная вечность. Вечная бесконечность. Еще пару дней назад кровать несла смысл, потому что в ней дремала надежда. Ось, вокруг которой оборачивалась, пусть со скрипом, пусть с трудом, но оборачивалась его планета. Надежда. Какое огромное понятие. Рой впервые подумал об этом. Огромное и хрупкое. Снежинка на ладони. И хотя Энди жил внизу, в гостиной, каждый угол студии был наполнен им. Тепло гнездилось в каждой складке, каждой щелке, каждой соринке. Он жил рядом, просто спал внизу, и можно было спуститься, чтобы услышать дыхание. Нельзя было послушать сонное биение сердца, но оно было рядом. Рядом, просто внизу.
Маккена еще раз развязал рюкзак. Обычные вещи, простые, дешевые, но хранящие самый дорогой запах… Самые дорогие вещи на свете…
- Рой! – обрадовалась девушка, когда Маккена переступил порог магазина одежды. – Куда ты пропал?!
- Привет, Дайра, - как-то пространно кивнул Маккена.
- Что случилось? Наверное, прошла вечность…
- Наверное.
- Не уж-то ты был на необитаемом острове, где всю жизнь можно оставаться нагим и прекрасным?
- Почему на острове?
- Сменилось несколько сезонов. Ты не мог не знать об этом.
- Разве? – Рою не очень хотелось разговаривать, и он поспешил к вешалкам.
- Выглядишь как-то неважно.
- Думаю, твоими усилиями я опять обрету важность.
- Что ты хочешь?
- Если скажу, думаю, ты не поверишь.
- Я в смысле одежды, - Дайра постаралась вывернуться из щекотливой ситуации. – Ты, словно расстроен чем-то? Что-то на личном фронте?
- Скорее на личном тыле.
- Шутишь все?
- Только на это и способен. К остальному потерял интерес.
- Не может быть. Ты, и потерял интерес? Никогда не поверю.
- Придется, если не хочешь остаться в этих проблемах.
- Так что мы будем покупать?
- Мы будем покупать что-то, что можно, в принципе, носить.
- Прости, Рой, но у нас такого нет. За этим тебе скорее в секонд-хенд. Все, что там есть, насколько я понимаю, в принципе можно носить. У нас эксклюзив…
- Тогда выбери мне какой-нибудь эксклюзив на свой вкус.
- Ты хочешь построже или помоложе?
- Что не надо долго мерить.
- Я знаю! – обрадовалась Дайра. – У меня есть чудный шелковый пуловер и к нему чудненькие штанишки.
- Чудненькие штанишки, говоришь? Упакуй. Вот карточка.
- Ты даже не хочешь взглянуть?
- Не хочу, Дайра. Я полностью доверяю твоему вкусу.
- Постой! А обувь?! Прости, но твои ботинки уже несколько…
- Из сэкондхенда?
- Типа того. Идем. Я знаю, что ты любишь. Размер неизменен, поэтому сядут, как…
- Гондон?
- Рой, да, что с тобой? Я тебя не узнаю.
- Вот и я себя не узнаю. Поэтому, упакуй, у меня мало времени.
- Как скажешь, - разочарованно подытожила девушка. – Знаешь, если что, всегда вернуть сможешь.
- Я бы с бо′льшим удовольствием вернул нечто другое, а на ботинки мне плевать.
Рой вышел из магазина и уставился в навигатор. Гаджет тут же проложил тропинку на мониторе, и Маккена отправился по указателю. Он спускался по ступеням, все глубже погружаясь в странный запах. Пахло химчисткой, бедностью и какой-то классической неустроенностью. Магазин комиссионных товаров оказался достаточно большим помещением, забитым стойками с вешалками, на которых в неопределенном порядке теснилась одежда. Везде стояли огромные короба с непонятными для Роя пояснениями «1 кг – 2 $», «1 кг – 5 $» и так далее. Маккене стало интересно, что можно купить за такую сумму, да еще и на вес, но он медлил удовлетворять свое любопытство.
- Добрый день. Чем могу помочь? – неожиданный вопрос заставил его вздрогнуть.
Девушка улыбнулась, как подумал Маккена, слишком шикарно для подобного заведения.
- Добрый день, - это все, что он смог сказать, потому что, как именно ему можно помочь, он еще не решил.
- Вас интересует что-то конкретное, или так просто зашли полюбопытствовать? - поинтересовалась девушка, разглядывая название магазина на пакетах у Роя в руках.
- Я работаю над одним проектом, - соврал он. – Провожу, так сказать, маркетинговые исследования.
- Понятно.
- Я хотел бы увидеть самые дешевые вещи и самые дорогие. Буду признателен, если вы мне покажете. Я, признаться, немного растерялся.
Девушка вела его по рядам, показывая вещи, и внутри Роя разливалась тоска. Что он знал про Энди? Как выживал его ангел? Объедки с чьих-то тарелок, одежда с чужого плеча, сигареты в первый день на мосту, которые со второй затяжки легко завалили бы буйвола. Он почему-то именно так и подумал. Кофейный аппарат на улице, про который говорил Стив, и мелочь, которой не хватило. Лопнувшие кроссовки и картонки в подвале. Пузырек с туалетной водой за пять долларов, бульон, баночка с брокколи, черная икра, беговая дорожка, триста пятьдесят тысяч и «проститутки бывшими не бывают»… Роя охватил ужас. В душе поднялся ураган, взметнул опавшие листья воспоминаний, и они понеслись, шурша и карябая друг друга. В горле как-то пересохло, и захотелось выйти на воздух.
Не хотелось никого видеть. Хотелось домой. Не хотелось понять, что ты там один. Хотелось залезть в какую-нибудь щель… «Джим Бим». Там, в шкафу на полке. Рой бросил пакеты и жадно отхлебнул из горлышка несколько глотков. Спасительные капли чуть прибили в душе роящийся вихрь. Стало легче дышать. Мысли оседали тонкими пластами, и немного успокаивалось сердце. Теперь можно думать. Маккена достал из кармана пачку сигарет. Два с половиной доллара. Тогда Энди курил эти. Рой не помнил названия, и с трудом опознал в магазине пачку. Вкус показался жестоким, словно легкие и горло обожгли тысячи искр от бенгальских огней… Так вот, как выживал ангел, дважды подаривший ему жизнь? Оставалось только пойти куда-нибудь в Макдоналдс и попытаться доесть брошенный картофель, но Рой понял, это выше его человеческих возможностей, и он исчерпал свой лимит еще полдня назад.
- Рой? – спросил миловидный юноша, как только Маккена открыл дверь.
Он кивнул, рассматривая гостя.
- Надеюсь, ты останешься доволен. Хочется думать, я то, что ты и заказывал.
Рой не ответил, молча поднимаясь по лестнице.
- Хороший сексодром, - весело отметил юноша, направляясь к кровати.
- Это кровать, - огрызнулся Маккена, делая резкий жест в сторону подиума. – Сексодром там. Сейчас постелю.
- Не парься. Давай на кровати. Удобнее же.
- Я не трахаюсь в собственной постели, - еще резче оборвал Рой.
- Без разницы. Как пожелаешь.
- Выпить хочешь?
- Валяй, только особо не растягивай. Время – деньги, и они, кстати, вперед.
Рой молча полез в бумажник. Парень уверенным жестом пересчитал купюры и сально подмигнул.
- Что предпочитаешь? – бесстыдно спросил он, наблюдая, как клиент рассматривает худощавое тело.
Маккена коснулся рукой плеча парня, провел пальцами вдоль позвоночника, а после прижался к спине. Парень потянулся за поцелуем.
- Я не целуюсь.
- Как знаешь, - ответил тот, желая повернуться, но Рой сдержал его рукой.
- Ложись на живот и чуть приподнимись.
Юноша подчинился и замер в ожидании.
- Только ты это, не с разбега, ладно?
- Одевайся, - вдруг сказал Рой, отворачиваясь.
- В смысле?
- Знаешь, есть процесс, который называется «раздевание», а есть обратный. Это, когда все водворяется на места.
- Ты импотент, что ли? Так это не беда. Давай, хотя бы поиграю с тобой. Даже, если толка не будет, все равно же приятно.
- Сам справляюсь.
- Тогда не понял, что я тут делаю?
- Обслуживаешь клиента. А как, я тебе сейчас расскажу.
- Только не говори, что ты извращенец. Это дороже выйдет.
- Хочу получить ответы на несколько вопросов, - уточнил Рой.
- Ты ненормальный, что ли? Платишь такие деньги, просто, чтобы задать несколько вопросов?
- Тебе не без разницы, за что я плачу? Зачем ты этим занимаешься? – продолжил Маккена, когда парень уже застегивал джинсы.
- Деньги нужны, не понятно? Не вышел я происхождением, вот и кручусь.
- И давно?
- Года три. С какой целью интересуешься?
- Хочу понять, что происходит с одним человеком.
- Ничего хорошего, поверь. Унижение, травмы, вечный понос и усталость.
- Почему же не бросишь?
- Брошу, если усыновишь. Но ты ведь не за этим меня вызвал. И все не за этим. У вас всех одна цель. Вкачать побольше за одни и те же деньги…
- Что ты испытываешь при этом?
- Зависит от клиента. Но, в общих чертах, ненавижу всех и не испытываю ничего, кроме этого. А ты чего интересуешься?
- Виноват я перед одним человеком. Кругом виноват.
- Так скажи ему. В нашем ремесле, знаешь ли, и опоздать можно. Никогда не знаешь, доживешь ли до следующего дня. Могут избить или покалечить. Можно и сифилис, и СПИД подцепить, а там уж... Кому как повезет. Да, и выйти из этого сложно. Сутенер всегда пасет свое стадо. Из-под земли выкопают. Так что, без разницы, братва тебя грохнет, или какой-нибудь извращенец.
- Хорошо. А представь, что ты свободен, что бы ты делал?
- Не знаю. Как-то представить не могу. Опять же, зависит от того, нажил ли ты денег. Если нет, рано или поздно вернешься. Работа грязная, но более-менее доходная. Все ж не подносы таскать или мешки разгружать.
- А к нормальной жизни вернуться? Ну, найти одного человека, чтобы жить с ним?
- Возможно, наверное, только человек этот должен быть необычным, да, и принять тебя со всем этим дерьмом. Если любишь, борись за него. Мне было бы приятно думать, что хоть кому-то может повезти. И спеши. То, что я сказал, остается в силе. Я бы не взял с тебя денег, будь я один, но внизу пастух. Мне никак без дохода. Давай напоследок хоть что-нибудь для тебя сделаю, а то как-то совсем не айс.
- Ты и так уже много сделал.
- Можно я хотя бы виски выпью? Ты, вроде бы как, предлагал?
- А, да. Конечно. Прости. Задумался.
- Не думай. Делай что-нибудь. Ну, будь здоров.
- И ты тоже.
- Захочешь развлечься, вызывай. Мне будет приятно обслужить тебя.
Рой чувствовал себя скверно. Усталость валила с ног, но уснуть не получалось. В последние несколько ночей Маккена не мог избавиться от одного и того же повторяющегося сна. Он из последних сил пытался удержать веревку, а там, на другом конце над пропастью был Энди. Маккена даже пытался кричать, но что-то сдавливало горло, и он не мог. Веревка выскальзывала из рук, и Рой понимал, что еще немного, и Энди сорвется. Отпусти меня! Маккена так отчетливо слышал голос парня, словно тот шептал ему на ухо. Отпусти меня! Рой терял силы и равновесие, земля под ним осыпалась. Время отсекало сектора. Четверть… Треть… Две трети… Еще немного, и Рой тоже сорвется. Он уже терял от напряжения зрение, лопнувшие сосуды заполняли кровью глаза. Сквозь мутную алую пелену Маккена с ужасом видел, как Энди достает нож, перерезая веревку. Не-е-ет! Неееееееет!.. И в это мгновение Рой просыпался с криком, понимая, что кричал наяву. Сердце в истероидном припадке металось от макушки к стопам, легкие взбесившимся насосом прокачивали воздух, и пот потоками бежал по вискам и спине. Это только сон. Только сон, но ни одна клетка организма не верила. Рой падал назад на подушки и лежал в полуобморочном состоянии до тех пор, пока озноб не сотрясал его.
Рой тонул в одержимости. Навязчивое ощущение чего-то неминуемого ни на минуту не оставляло его. Стив сходил с ума, понимая, что Маккена балансирует на тонкой качающейся грани нервного срыва. Время шло, но ничего не менялось. Рой пил, а после сидел опустошенный и молчаливый. Ржа вины разъедала его изнутри, и Шону едва удавалось незначительно тормозить процесс. Студия все больше напоминала свалку, и Ольге приходилось каждый день молча начинать все сначала. Она начала принимать капли, чтобы переживания не убили последние силы. Уже ни для кого не было секретом, что Рой умирал. Медленно. Необратимо. От тоски. Он вновь похудел, осунулся, перейдя в следующую возрастную категорию. Трагедия Маккены перестала быть внутренней, богато выплеснувшись наружу. Ее было много, и она уже чувствовалась повсюду. В ванной продолжали висеть два полотенца, а Рой спал на подушке Энди. Рюкзак мальчишки превратился в сокровище, и Ольга временами замечала, как Маккена достает оттуда вещи парня, замирает с ними в обездвиженности, а после аккуратно убирает обратно. Рой искал себя, но нигде не находил даже следов. Его держала какая-то нить, второй конец которой уходил в неизвестность. Маккена чувствовал Энди. На какой-то сотой подкорке была приоткрыта крошечная щель, и легкий движущийся сквозь нее поток приносил ощущение парня.
- Он потратил на нее последние деньги, - нервно начал Стив, стоя напротив беговой дорожки. – Зачем? Неизвестно, что он сейчас ест, а ты позволяешь себе бездействовать. Он хотел, чтобы ты держался, а ты что делаешь?
- Ни-че-го, - протяжно выдохнул Рой.
- Попробуй объяснить мотив, если найдешь. Только не мне, а Энди.
- Ему не все равно?
- Думаю, нет. Было бы все равно, он бы не сделал для тебя то, что сделал. Ты не согласен? Насколько правильно я понимаю, он всей своей жизнью доказывал тебе это. Выходит, тебе плевать, так?
- Не так.
- Не так? Тогда какого хрена ты превращаешься в то, что уже трудно охарактеризовать? Не думаю, что у него появится желание еще раз рвануть тебя с того света. Ты сдохнешь, ну, и черт бы с этим, только парня жаль. Получается, он зря сломал себе жизнь?
- Ему не придется…
- Кто знает. Вернись в себя, начни работать, и дыши уже, наконец. Знаешь, что я хочу тебе сказать? Ты заставлял его существовать, но он жил, а ты? Он дал тебе жизнь, а ты существуешь. Ты хуже сутенера, Рой. Ты всегда забирал у него все. Так прими это уже и живи с этим. Это твой выбор, и нечего теперь развешивать по стенам сопли. Давай, подбери свою унылую задницу и тащи ее на дорожку. И ее протрясешь, и колено проработаешь. И я тебе обещаю, когда ты опять станешь прекрасным и свободным, я с тебя слезу.
- Джек! – взмолился парень. – Я больше не могу! Ты держишь меня, словно я - воздушный змей. Хочешь, чтобы я летал, а сам болтаешь на веревке. Отпусти уже, наконец.
- Энди, он явится с западным ветром. Это сильный ветер. Серьезный… Ты не готов выдержать его пока…
- Кто явится?
- Тот, кого ты вызвал.
- Ну, так и слава богу! Пусть берет мою шкуру! Я смогу подняться, так что сгину с почетом…
- Он возьмет! Не сомневайся! – гневно перебил шаман. – Только перед этим возьмет и его! Ты дважды нарушил закон, и теперь, чем больше будешь страдать, тем ему слаще. Неужели непонятно?! Если собираешься сдаться сразу, к чему просишь, чтобы я помог?! Будешь готов противостоять западному ветру, я отпущу тебя! Если не согласен, отдай его жизнь, и покончим с этим! Кольца сцеплены пока, и ты это знаешь!
Капли Дождя никогда не разговаривал с Энди в подобном тоне. Лицо его изменилось, и в выражении открылась гневная глубина.
- Боги! – воскликнул парень. – Он же выгнал меня, так что я до сих пор делаю?! Когда это уже, наконец, кончится, что бы сдохнуть или… по-любому, сдохнуть!
- Примешь решение сдохнуть, оно будет твоим! Но только хочу напомнить, не я завязал узел на твоей жизни! Теперь иди и думай! Откажешься – что ж! Я все объяснил тебе! Решишь бороться, я помогу! А теперь я устал. Иди.
Энди был зол. Он злился на себя. Злился на подземного бога. Опять на себя. И вновь на бога смерти. Да, что ж это такое? Какого черта он так настойчив? Двадцать первый век, а тут мистика какая-то. Кому сказать – не поверят. Сумасшедший дом по этому всему рыдает, да и только. Люди рождаются и умирают, и ни у кого такого геморроя нет. Но и ни у кого нет Роя. Да, и у Энди его тоже нет. Тогда что? Люди живут, и никому нет дела до того, откуда ветер. Устал. До последнего вздоха устал. А Рой бьется где-то внутри. Мягкий и теплый, и душа Энди скулит. Что угодно, только не это. Как жить, если не ощущать внутри биение этого живого комка. Капли Дождя неправ. Не такой это узел, какой он показал. Это узел, из которого не торчит ни один конец. И колец нет, потому что сплошной ком. Свалявшийся и сцепившийся. Хрена вам всем! Не дождетесь! Я человек из рода соколов! Ни один ветер, будь то западный, восточный или все сразу не слизнет меня с земли! Слышишь ты, безголовый урод! Нужна моя жизнь – иди и бери!
Парень не помнил, как оказался возле валуна. Тонюсенькая струна едва ощутимо завибрировала в сердце. Тиа. Как же мне не хватает твоей флейты. Я гол и одинок, и в душе плотными кругами кромешная тьма. Сам рискую потеряться, потому что там хаос. Все навалено руинами и мертво. Энди сел, прислонившись головой к валуну. Устал. Смертельно устал. Парень смотрел на кружево веток, сквозь которое неровными льдинками проглядывало ломанное бесцветное небо. В голове повторялся металлический грохот, словно работал какой-то плохо налаженный механизм. Тяжелые детали терлись и бились друг о друга, и сквозь этот скрежет тихо-тихо слышалась тоненькая мелодия. Мелодия Тиу, прозрачная и хрупкая, лилась сквозь настойчивый шум, и Энди слышал ее. Тиа разговаривала с ним. Через сотни километров. Через десятки часов парень впитывал мелодию, аккуратно укладывая ее внутри, словно светло-желтую шелковую ленту. Она входила в него и оставалась, и мальчишка чувствовал, что ни западный ветер, ни безобразный бог, ни Смит, никто не сможет ее отобрать. Даже, если они заберут все до последней крошки, это останется с ним. Энди вдруг понял, что хотел бы слышать эту мелодию в последнее мгновение перед тем, как умрет.
Джил застала шамана в тяжелых думах.
- Я принесла чечевичную похлебку, - сказала она, не ожидая, что Джек вздрогнет от ее голоса.
- А? Не заметил, как ты пришла, - произнес он на одной ноте, словно не до конца вышел из своего состояния.
- Случилось что-то нехорошее?
- Еще нет, но уже близко.
- Энди? – спросила женщина.
- У него не хватит сил, - грустно и серьезно ответил старик. – Не знаю, как это предотвратить.
- Джек, ты всегда находишь решение. Я не видела еще более мудрого человека, чем ты, и я всегда буду согласна с тем, как ты решишь.
- Он теряет силы. Это – как вода в ладонях. Пытается бороться, но… Он все раздал, не думая, как будет сам. Я видел его будущее.
- Что там?
- Знаешь, почему я до сих пор живу? – вдруг спросил старик. - Потому, что никогда не нарушал закон, а он нарушал и теперь готов биться ради тех, для кого это сделал. У него свой закон, и он безрассудно смел, чтобы диктовать его. Я давно живу, но никогда не слышал, чтобы птица билась с ветром, зная, что не одолеет его.
Джил не ожидала. Она даже не нашла, что ответить, потому что понимала, Капли Дождя сказал это с великой досадой в душе′.
- Он – мальчик не нашей крови, - со скорбью продолжил шаман, - но готов спорить с нашими богами, отстаивая свое право на любовь. Он мог бы быть великим вождем…
- Вождями рождаются.
- Да.
Джил помолчала, а после нежно обняла Джека за плечи.
- Я готова идти с тобой. Скажи, что взять в дорогу?
- Ты…
- Джек, я давно знаю о твоем решении и горжусь тобой, великий Сокол. Я, Птица Целующая Цветок, смогу преодолеть все в тени твоих крыльев.
- Джил, - на глаза старика навернулись слезы. Он смотрел на нее, не в силах подобрать слова. Да они и не нужны. Она читает их в его зрачках.
- Кукурузные лепешки и соус из вяленых томатов, - чуть улыбнулся Капли Дождя. – Никто не делает это лучше тебя.
- Скажи, когда?
- Ты поймешь сама.
(1) Произносится это именно так, как вы подумали, только ударение на "у" - "хУи". :) Словари утверждают, что происхождение этого слова не известно; но появилось оно в американском английском после Второй мировой, и вполне можно подозревать, что не без помощи союзников.
Часть 8. OR I'M GET AWAY.
3.8 OR I’M GET AWAY. (Или я уйду)
«Ну, а как ты хотел? — подумал Рой, видя, что Джим начал уставать. — Быть мной непросто. Мне самому быть собой нелегко, но я практиковался почти пятьдесят лет, а ты хотел сделать все лишь за пару лет и один час? Ты хорош и убедителен, но ты — не я и, знаешь, почему? Потому что у тебя чужая жизнь, а у меня своя».
— О чем ты думаешь? — Энди спугнул мысли Маккены. — У тебя такое странное лицо.
— Насколько он не похож на меня.
Парень улыбнулся.
— Чего ты боишься, Рой?
А вот это запретный прием. Это — когда бьют ниже пояса. Сказать, чего я боюсь? Нет, Энди. Тебе не следует знать.
— Себя.
Ведущий поглядывал на часы. Он завалил все пределы. Разогнался с горы и теперь не мог остановиться. Есть что-то в Сноу, что придает уверенности всем. Желание рисковать? Наверное. Какой-то блуждающий адреналин, который заставляет прыгать с парашютом с завязанными глазами? Жажда информационной крови голодного вампира? Право вожака, единолично решающего, как быть стае? Джим держится прекрасно. Слишком уверен, слишком элегантен, слишком недосягаем. Рой почувствовал гон. Редкое чувство, когда вибрирует каждая клетка, влипающая в закон права единоличного обладания. Такое забытое им чувство, которое заставляет испытанного короля биться с самонадеянным юнцом, нагло заявившем о праве наследования… Маккена взглянул на Энди. К счастью, это случалось с ним нечасто, когда он вдруг, словно всплывал откуда-то и смотрел на парня другими глазами. Такое тонкое болезненное состояние, когда одновременно и наяву существуешь в двух мирах. Они накладывались друг на друга, и Рой проваливался в пятое измерение, когда прошлое и настоящее соединялись в этом измерении и существовали одновременно. Время этого существования искажалось, и события замедленной съемкой проецировались на многоуровневый экран. Энди черно-бело улыбается в прошлом, поворачивает голову и становится объемно-многоцветным в настоящем, существующим здесь и сейчас. Рой успевает думать, но понимает, что думает мыслями музы. Ее голос звучит в голове, как его собственный, и почти женская нежность пронизывает кровь. Энди замедленно закрывает и открывает глаза, и Маккена чувствует, как он уходит в обесцвеченное прошлое. Проходит всего лишь несколько мгновений, всего лишь два всплеска ресниц, но Рой успевает прожить себя внутри и снаружи, ощутить каждое некогда испытанное чувство. Он никогда не скажет Энди, как не скажет никому, что читает его имя, как мантру, молясь восхождению своего ангела. Рой не может признаться даже себе, что существует до тех пор, пока существует его бог…
Мгновения между двумя падениями век, и Маккена вновь смотрит на Сноу. Теперь он видит все по-другому. Видит, как звучит Джим, видит, как пахнет. Это точно гон, потому что Рой ощущает легкое прикосновение его флюидов. Время не имеет значение, расстояние тоже, потому что вибрации ощущаются даже с закрытыми глазами. Запах ревности, как и запах секса, заставляет волноваться. Это запах опасности, и Рой чувствует его. Многокомпонентный, сложный, властный. Он не имеет границ, для него нет препятствий. Он слишком эластичный, скользкий, чтобы не просочиться сквозь оболочки клеток, заполнив собой все йоты свободного пространства…
— Ну, вот, — продолжал ведущий, — материал отснят, работа съемочной группы закончена, но сериал только начинает набирать обороты, причем, столь стремительно, что неизвестно, когда он достигнет предела. Вы могли предвидеть столь шокирующий успех?
— «Я знал, что консерваторы, представители крайне правого крыла и определённых религий сочтут его очень спорным. Я знал, что он заденет таких людей за живое, и они будут каким-то образом реагировать. Скажем прямо, о гомосексуальности долгое время в этой стране было неверное представление, в религиозном и политическом смысле, ну, вы понимаете, о чем я? Это относится и к ранее заданному вами вопросу о том, что у меня общего с Реем. Думаю, мы с ним оба видим лицемерие церкви и государства, его соединение в угоду чьим-то политическим целям. Это совсем не соответствует духу этой страны. Я понятия не имел, чем станет этот сериал — останется ли он в эфире, будут ли заказаны следующие серии. Я не знал, появятся ли какие-нибудь критические отзывы на него, достаточно благосклонные, чтобы подтвердить его значение. Думаю, многие из нас считали, что время подходящее, и люди готовы к этому».
— То есть, вы все же рассчитывали на популярность?
— На меня, как и на остальных актёров, по большей части неизвестных публике, ажиотаж вокруг нью-йоркской премьеры свалился, как снег на голову. «Это было ошеломляюще!» Рекламный плакат на Таймс-Сквер потряс меня больше всего. «Когда я увидел этот плакат, это было такое — Господи Иисусе! Они действительно так верят в эту затею, что угрохали столько денег на раскрутку».
— Я слышал определенные мнения о том, что сериал не похож на реальную жизнь, что в нем все утрировано…
— Каждый человек обладает правом на мнение. Что касается меня, то «мне повезло принимать участие в том, что люди смотрят и могут любить или ненавидеть. Мне не хотелось бы быть в сериале, которому гарантирован успех по умолчанию». Для меня эта роль была важна, потому что это серьезная работа, и я хотел с ней справиться. Мне пришлось бороться с собой с самой первой минуты, как только я услышал о пробах…
— Еще бы! — почти воскликнул Рой. — В каком отчаянии надо быть, чтобы взяться за это?
— Ты почти разговариваешь сам с собой, — шепнул Энди.
— Он и сейчас борется, потому что понимает: он — не я. Не удивлюсь, узнав, что переспав с тобой, он решил, что приблизился…
— Боже упаси, Рой, — умиленно улыбнулся парень. — Я его предупредил…
— О чем?
— О том, что это — смертельный аттракцион…
— Что, спать со мной?
— Приближаться к тебе. Он лишь обошел тебя по периметру, но даже не коснулся колючей проволоки, которой все обмотано. Там ведь высокое напряжение, — Энди незаметно прижался к Маккене коленом, — и только я знаю, где оно отключается…
Рой развернулся к парню. От молний в его глазах остались жалкие искры затухающего фейерверка. Так и есть. Энди точно знал, где оно отключается.
— И какими же были пробы?
— «Когда происходили пробы, я уже решил покинуть Лос-Анджелес. Я еще не решил точно, куда отправлюсь, но это был бы или Чикаго, или Нью-Йорк. Я не мог выбрать, потому что на моём счету было пять долларов. Телега определённо стояла впереди лошади. Роль меня не смущала. Меня смущали пробы. Я был слегка травмирован тем, что в 99% случаев получал отказ. Меня однажды взяли на роль. Фильм был классный, но я всё равно пытался набраться сил, чтобы пережить жестокость остальных 99%. Я уже не верил, что снова получу роль перед камерой. Короче, я поклялся, что это мои последние пробы в Лос-Анджелесе. И понятно, что прошли они удачно…». Не знаю, чего бы я достиг, если бы роль Конти исполнял кто-нибудь другой, а не Коллин Фрей. Нам пришлось одинаково тяжело, и это заставило нас вместе расти и вместе развиваться. Я понимал, что он чувствует и верил, что и он понимает и чувствует меня.
— Интересно, а с другими мужчинами-актерами вы испытывали стеснение во время интимных сцен?
— «Обнажаться физически или эмоционально перед другими актёрами и съёмочной группой часто бывает неловко. Но это крайне важно, если ты хочешь рассказать правду. С некоторыми мне легче давалась эта смелость, с некоторыми нет».
— Каков будет ваш совет актёрам, которым впервые придётся играть сцену однополой любви?
— «Сложный вопрос, я же не эксперт! Всё, что я могу сказать: если вам повезло играть достаточно развитый персонаж, в котором вы можете раскопать его или её личность, что не всегда случается, решите для себя, что делает и как ведёт себя персонаж до и после секса. Это главное. А потом будьте собой. Целуйтесь хорошо и страстно, если это необходимо, и двигайтесь по-настоящему!»
Зал разразился смехом, что позволило Джиму, как говорится, перезарядить обойму.
— Вы когда-нибудь думали, что попадете на обложку журнала Vanity Fair (1)?
— «И моя голова на коленях у Карсона Крессли? Нет, я никогда и не мечтал об этом»!
— Должно быть, вы теперь завалены предложениями сниматься…
— «Не знаю, стал бы я употреблять слово "завален"… но да, дела идут неплохо».
— Хорошо. Тогда вполне закономерный и вытекающий вопрос? Чем вы заняты, когда не работаете?
— «Пытаюсь найти работу», - Джим улыбнулся так, словно облизнул сам себя.
— Думаю, после Рея вам под силу любая роль. А есть ли такие, на которые вы ни за что бы не согласились?
Сноу вновь улыбнулся. Хитро, почти так же, как Шон. «О, нет! — в душе взмолился Рой. — Только этого не хватает! Давай, еще превратись в Стива, манипулятор хренов!»
— «Не думаю, что смог бы сыграть Марию Магдалену, у меня не получилось бы… Белоснежку».
— Да, уж! У Рея несколько подмочена репутация. И все же, вы разделяете сексуальные увлечения Рея?
— «Не намеренно. По долгу службы. Entender» (2)
— Думаете, Рей когда-нибудь сможет остепениться?
— Не думаю, хотя «возможно. Может, против воли. Да, он смог бы, хотя, хочу сказать, что сделать предложение Конти совсем не в его стиле».
Рой повернулся к Энди. Казалось, его переполняет гнев. Да, так оно и было. Нет, ну ладно, этот сопляк влез ненадолго в шкуру, совсем не по размеру, но костюмчик сидит скверно, потому что с чужого плеча! Ты хоть в зеркало на себя взгляни, суррогат Роя! Ты чего-то дальше своего носа понимаешь?! Штаны придерживай, когда такие прыжки делаешь…
Мысли Роя ударились о взгляд Энди. Он смотрел снисходительно-умиленно, и Маккена затормозил, а парень вдруг чуть пожал плечами… Так оно и есть, Рой.
— Как вы относитесь к своей популярности и к славе в целом?
— «Shit happens (3). Не знаю, быть знаменитым это… Я не знаю. Иногда это — как заноза в заднице, а бывает, что нет. Нормально все».
Вот именно, что оно случается. Вот уже час, как случается. Полное и в избытке. И оно продолжит случаться, пока кто-то не разъяснит, что уже самое время выпасть из роли в реальность.
— Что-нибудь еще хотите сказать перед тем, как мы удалимся на перерыв?
— «Не переключайтесь!»
«Shit happens, — подумал Энди, когда его вызвали к Смиту. — Вот уж пунктуальная сволочь». Парень нехотя открыл дверь в кабинет. Дав был не один. «Нет. Двоих я точно не потяну», — успел подумать Энди, взглянув на арт-директора, спокойно потягивающего из стакана виски.
— Ну, привет, — с интонациями, выпадающими из всех классификаций мальчишки, произнес господин Браун.
— Вроде бы, виделись, — без особого энтузиазма буркнул парень.
— Он всегда такой угрюмый? — спросил Чарльз, разворачиваясь на крутящемся кресле к Смиту.
— Дурной характер. Строптивится все время.
— Злость иногда бывает полезной. Особенно в нашем деле.
— Я, конечно, все понимаю, — не выдержал Энди, — вы можете обсуждать свои дела, сколько вам всем влезет, но причем тут я? Я устал, хочу жрать и спать. Я только что оттоптался в клетке четыре часа без остановки, так что, Дав, если у тебя есть на меня планы, давай ускорься, пока я еще жив.
— У меня есть на тебя планы, — скоро ответил Браун, особо выделяя слово «меня».
— Я сегодня не работаю.
— Я тоже, — обрезал Чарльз.
— Энди, — Смит начал так, словно собирался слизывать сметану из миски. — Чарли несколько дней наблюдал за тобой. Он говорит, что ты талантлив, и ругает меня за то, что я держу тебя на платформах. Я…
— Это наши с тобой разборки, не так ли? — Энди старался всем видом показать, что не заинтересован в разговоре.
— Я хотел попробовать тебя в бо′льшем. Платформы — не твой уровень.
— Эти вопросы решает Дав, но, видимо, я недостаточно хорошо трахаюсь, раз уже почти месяц торчу там. Что-нибудь еще?
— Дав говорил, что мистер Ким поработал над тобой. Вижу. Он — чудесный танцор, но классик, а в тебе есть еще что-то, что точно не от него, но, насколько я понял, тебя это не интересует. Хочешь зарыть себя в землю — это будет твой выбор. Не проблема, хотя я думал предложить тебе большее.
— Сколько раз я должен трахаться еще и с вами?
— Возможно, ты не поверишь, но меня мало возбуждает член и дыра в заднице, зато меня возбуждает тело, независимо от причиндалов, которое прекрасно двигается в танце. Сегодня разговор, как я вижу, не идет. Поговорим позже.
Чарльз поднялся и вышел.
— Видно, дерзость родилась вперед тебя, — отметил Дав, отхлебывая из стакана алкоголь.
— Видно, жизнь научила, а, к тому же, тебя ведь прет от этого.
— Чарли говорит, у тебя потрясающая пластика, — опускаясь на колени, сладко признался Смит. — Ругал, что я держу тебя в клетке, а что по мне, я бы не выпускал тебя оттуда всю жизнь.
— Твоя клетка гораздо прочнее металлической, — вдохнул Энди, запрокидывая голову, чтобы не видеть лицо Дава, — так что можешь быть спокоен. Мне лететь некуда.
Мальчишка думал о полетах, о западном ветре, о Каплях Дождя. Он даже не замечал, как заезженно-механически производил акробатические пассы, которые так ждал от него Смит. Мысли получались неравномерные. Они выдавливались жидкими сгустками, потом твердели, высыпаясь гравием, а после вновь преображались. Странное ощущение, не смешиваясь с кровяным потоком, плавало из угла в угол сознания по своим геометрическим законам. В висках пульсировало, и парень отчетливо понимал, что это время. Такт движений тела и такт времени вошли в противофазу, и Энди вдруг остановился. Он не замечал нелепость позы, в которой замер. Дав тоже не двигался пару мгновений, словно терпеливо ждал продолжения. Энди опомнился, когда понял, что Смит делает неуклюжие попытки вывернуться из-под него. Он взглянул свысока на партнера и почти рассмеялся. Дав напоминал раскормленного бультерьера, который старается изогнуться, чтобы понюхать под хвостом, одновременно пытаясь понять, что там не так. Там «не так» был Энди, потому что … он просто не двигался.
— Продолжать? — скосив набок усмешку, лениво спросил мальчишка.
— Ну, по меньшей мере, если не продолжать, то хотя бы кончать, — умоляюще промямлил Смит далеко не из самого лучшего жизненного положения.
— И что, я действительно так хорош в этом ремесле?
— Если бы был умнее, мог бы править миром.
— Ты действительно так считаешь? — Энди нравилось издеваться над Давом.
Конечно, находиться в такой, несколько неестественной позе, застряв между «оу-е-е-е» и «fuck you» (4), было для Дава, как бы немного совсем неудобно, и он не мог определить, чего в данный момент хочет больше.
— Править миром, говоришь? — задумчиво произнес парень, несколько отстранившись и, словно позабыв, чем только что занимался.
— Энди, пожалуйста, — взмолился Смит.
Мальчишка резко вдвинулся в прежнее положение и вновь замер.
— Я думаю над этим, — до предела мечтательно произнес он.
— Черт! Не мог бы ты подумать над этим в другой раз?!
— Мир крутится вокруг оси вращения. Сейчас он насажен на мою, значит, я и буду думать, как, куда и когда ему вращаться…
— Думай, только…
— Как же так, Дав? — Энди вновь отстранился. — Тебе нравится вертеться на шесте и, прикинь, мне тоже. Только разница, знаешь в чем? Я тебе позволяю, а ты мне нет. По-моему, есть в этом что-то не то. Давай по-честному. Сегодня я даю тебе бонус, и ты знаешь, я могу сделать его очень хорошим, а с завтрашнего дня ты выпускаешь меня на сцену. Ты же сам говоришь, все надо заслужить, так что давай, Дав, вперед.
— Хорошо. Обсудим завтра…
— Ну, тогда я пошел.
— Нет.
— Нет? Ну, ты уж определись как-то, а то мы с тобой тут чем-то очень странным занимаемся, не находишь? Даже не знаю, к какой категории жизненно-сексуального расстройства это можно отнести…
— Черт с тобой, гаденыш!
— Со мной, Дав, со мной. И не только он. Тут с ним еще нехилая компашка собирается.
Время смеялось. Оно сбилось с темпа и шарахалось из крайности в крайность, то выстреливая пучками, то превращаясь в прилипшую к волосам жвачку. Энди тоже смеялся. Внутри. В подсознании. Он, словно объезжал присмиревшего жеребца, то пуская его в галоп, то переводя на рысцу. Конь почти идеально брал препятствия, но наездник то и дело, натягивал удила. Смиту казалось, что он ползет по склону вверх. Он почти достигал финишной планки, уже мог разглядеть радужные краски упаковки, почти чувствовал запах взрывного пороха, и оставалось лишь вцепиться зубами в кольцо, дернуть, чтобы разноцветье фейерверка осыпалось дрожью оргазма, как Энди сдергивал его, заставляя вновь карабкаться по склону.
— Не могу больше, — взмолился Дав, но парень лишь похлопал его по крупу, припал к самому уху и удивился. Очень естественно.
— Как не можешь? Мы же только что начали. Еще и часа не прошло. Как же ты хочешь, чтобы я управлял миром, когда он уже задний ход дает, — засмеялся Энди, а после расхохотался в голос. — Не то! В задний ход дает!
Энди вышел из душа и тут же столкнулся с Давом.
— Какого черта ты делаешь в моей комнате?! — возмутился парень.
— Пришел поговорить с тобой.
— Раз пришел, говори.
— Я обдумал то, что ты сказал…
— Да, ладно?!
— Чарли прав, я зря не даю тебе…
— Дав, ты даешь мне каждый день!
— Энди! Тебе нравится издеваться надо мной?!
— Ну, в этом ремесле мы сто′им друг друга. Разве, нет?
— Я хочу, чтобы ты танцевал на шесте…
— Чьем?!
— Энди! Послушай меня…
— Я только что слушал тебя битый час, неужели тебе мало?
— Я очень хочу, чтобы ты танцевал на шесте. Я хочу попросить Чарли, посмотреть, как ты это делаешь.
— Так в чем же дело? Попроси.
— Хорошо. Завтра, как только он придет…
— Тогда я тебя не задерживаю. Я смертельно устал. Проваливал бы ты.
— Да-да. Завтра.
В дверях Смит обернулся.
— Где ты научился этому?
— Чему?
— Ну-у-у…
— Дав, я не узнаю тебя. Только что ты, растопырясь, стоял на коленях, а теперь стесняешься назвать это словами? Где твоя всемирная крутизна?
— Где ты научился так трахаться?
— Знаешь ли, люблю кофе. Варил его и наблюдал, как оно поднимается и опускается, вот и научился.
Энди грустно улыбнулся. Он вдруг вспомнил, как учил Стива варить кофе. «Смотри, какой он пластичный и податливый. Нужно быть очень ласковым, иначе не получится. Представь, что это прекрасное тело, но оно сонное, и тебе предстоит разогреть его, распалить, чтобы оно отдало все, на что способно. Видишь, я аккуратно встряхиваю турку. Не держи ее близко к огню, но и не сильно поднимай. Чувствуешь, пошел аромат? Теперь немного сахарных феромонов, чтобы усилить флюиды. Теперь вода. Ни в коим случае не холодная, но и не горячая. Неспеша, тонкой струйкой. Кофе не должен испугаться, он должен привыкнуть и нежиться в ней. А теперь продолжаем ласкать его. Чуть опускаем турочку… Видишь, пузырьки пошли. Успокой его теперь. Поднимай чуть выше. Не дай пенке выплеснуться раньше срока. Продли ему истому… Ты ведь учил меня сексу. Считай, я учу тебя тому же. Закон-то один. Эротично, правда? Стив, ты ведь объяснял, как вести ощущения партнера… Я на своей шкуре помню, как ты гонял меня вместе с моим оргазмом туда-сюда, пока я не терял сознание. Что я тебе тут объясняю? Делай то же с кофе, вот и вся премудрость…».
Кофе… Стив… Рой… Это теперь так далеко. Далеко навсегда. Это — как кинофильм, который смотрел когда-то и сопереживал героям, затаив дыхание и позабыв обо всем на свете. Рождественская сказка, тающая при свете дня, когда мир вновь становится голым и бесцветным, и ты понимаешь, что на елку кто-то ошибочно повесил не те игрушки, потому что те, что ты хотел, были лишь за стеклом витрины дорогого магазина. История про Золушку, только в ней другой конец. Она проснулась и поняла, что и бал, и платье, и принц ей только снились.
Энди лег. Ныли ноги, тянуло спину, и что-то судорожно нагревалось в голове. Надо завтра же поехать к Джен. Что-то надломилось, и ее теперь тоже не хватает. Она все чаще уходит в себя, превращаясь в улитку, и чтобы вытащить ее, выковырять остается только разбить домик. Западного ветра еще нет, но что-то выдувает из жизни крупицу за крупицей, превращает в шершавый корявый песчаник. И Тиу не хватает с атласными лентами ее мелодий. Энди вспоминал все чаще прикосновение этих звуков, когда, закрывая глаза, чувствовал, как они касаются нежностью его души. Парню навязчиво казалось, что кто-то неотступно следует по пятам, не отводя ни на секунду немигающего взгляда. Рой тоже болел в нем. Такое странное ощущение, словно при малейшем движении колеблется длинный тонкий волосок, грубо воткнутый в матричную клетку души.
Уснуть не удавалось. Усталость столь сильна, что мешает. Сжата кожа, сжаты кости, сжаты даже мысли. Выпить. Пока еще помогает, а что дальше — не важно. Джим Бим. Вкус Роя. Его терпкость и крепость. Глоток падает в пустоту желудка, и парень ощущает, как он, подобно спускающемуся в шахту лифту, проходит по пищеводу. Второй идет по проторенному пути, цепляя выступы усталости. Третий тянет мысли, разделяя на параллельные нити. Этого мало. Нужно еще. Рой потому и пьет, что этого мало. Энди пьет тоже потому, что мало. Спустя несколько мгновений становится проще… становится легче… становится безразличнее… Что там жизнь? Что потери в ней? Что победы? Какая разница! Жидкие углеводы воровато просачиваются в кровь, разжижают, успокаивают, разнося по всем уголкам организма "плевать на все" … "вынесет куда-нибудь, а не вынесет — по фигу" … "fuck you very much"…
Давно не был в степи. Завтра пойду поговорить с ней, и пусть весь мир ждет. Он так стар, что пара часов не сделает его древнее. А Капли Дождя зря волнуется. Духи молчат, и ветров не слышно. И, вообще, ничего не слышно, кроме ударов заевшего сердца. Странно, оно тоже старо, как этот мир. Его, словно кто-то забыл, и оно продолжает колебания, еще надеясь чего-то дождаться. Наивное сердце. Все еще пытается выполоскать окровавленные тряпки в реке времени…
Энди вздрогнул от… Он кожей чувствовал взгляд. Шершавый и сухой, как кошачий язык.
— Дав?
— Не спал всю ночь, — Смит так же сухо и шершаво улыбнулся. — Думал о тебе.
— Рад, что тебе было, чем заняться.
— Я до сих пор чувствую…
— Рад, что тебе есть, чем заняться.
— Энди…
— Дав, сейчас не могу. Вечером обращайся.
— Я не о том. Чарли просил тебя дождаться его.
— Тогда пусть поторопится. Мне тоже есть, чем заняться. Вас тут кучи, а я один.
— Думаю, твое будущее зависит от него…
— Мое будущее зависит от меня! И мне кажется, ты постараешься, чтобы так оно и было.
— Черт с тобой!
— Я уже говорил, Дав. Со мной. Со мной.
Энди был не в настроении, но упорно пил кофе, хотя он и не лез уже. Господин Браун не заставил себя ждать и подсел за столик парня.
— Доброе утро.
— Утро добрым будет вечером, — буркнул мальчишка.
— Ты мне нравишься. Есть в тебе стержень. И злость есть. Такие многого добиваются. Но это так, сентименты. Теперь о деле. Хочу вывести тебя на сцену. Дав говорит, ты отлично обращаешься с шестом…
Энди усмехнулся. С каким именно?
— Я хочу посмотреть, что ты можешь и, если это приемлемо, подумаем, что с этим делать. Давай готовься и дай мне знать.
— Я готов.
— Отлично. Такой расклад мне нравится.
Энди делал что-то на шесте, танцевал на сцене, а Чарльз смотрел. Пристально, наклонив голову, словно высчитывал в голове сложную математическую формулу, и от этого парень чувствовал себя не в своей шкуре. Наверное, прошел час или что-то около того, но Браун так ничего и не сказал. В конце концов, Энди не выдержал.
— Чарльз, либо скажи «да», либо я пошел!
— Кто тебя учил? — вопросом ответил арт-директор.
— Господин Ким, — недоуменно протянул Энди.
— Кима я вижу, но есть еще кто-то. Весьма необычная техника. Давай посмотрим, что еще ты можешь.
— В смысле?
И тут Браун оживился. Он вскочил на сцену и крикнул куда-то в зал:
— Дай Фиону «Give it to me right»!
Как только послышались первые звуки композиции, Чарли изменился. Энди впервые видел, как в считанные мгновения человек перевоплощается в другую сущность. Это была именно сущность. С тяжелым глубоким взглядом, засыпанным потаенной страстью, властным до последнего аккорда, жаждущим до измождения. В нем чувствовались хриплые ноты порока, глубинного, мощного, бесконечного. Браун начал движение. Нет, не движение, не танец… Жизнь! Энди растерялся. Идеал Стива рушился. Его энергия не была столь необузданной, столь рвущейся, столь сметающей. Чарли не желал думать о партнере, не желал давать ему шанс. Он хотел, чтобы партнер думал о нем. Он заставлял его это делать, и Энди подчинился. Без остатка, без доли сомнения, без сожаления. Это был танец двух мужчин, замешанный на их первобытной сущности, животной страсти, где не было, потому что и не могло быть ни единой капли сомнения. Парень терялся, словно попадал под рушащийся с огромной высоты водопад, несущий груды камней. Чарли не позволял опомниться, не давал возможности вздохнуть, не отпускал ни на мгновение, крутил по сцене, словно это был невесомый шелковый шарф, и Энди тек. Он впервые ощутил, что значит быть внутри движения, словно не ты управляешь телом, а тело управляет тобой. Энергия Стива теперь казалась мальчишке беспредельно элегантной, энергия же Брауна необузданной.
— Ну, и как я? — наконец, не выдержал парень. Он был уверен, он чувствовал, что двигался неплохо.
— Никак, — совершенно серьезно и спокойно ответил Чарльз. — Если ты думаешь, что умеешь хоть что-то — забудь! Ты ни черта не умеешь!
Энди остолбенел. Он мог ожидать, чего угодно, но только не этого. Ему не сразу удалось найти слова, которые хоть как-то выдавились бы из него.
— Э… ме… В смысле?
— Тебе в каком? Прямом, косом, параллельном?
— В любом.
— Чего ты хочешь? — вдруг спросил Браун, но парень уже ушел вглубь его светло-серых глаз. Они были спокойны, и взгляд выдавал умеренное снисхождение.
Энди нужно пройти сквозь Чарли, чтобы попытаться вновь осознать себя. Стив задавал такой же вопрос, но тогда было по-другому. Все было по-другому. Чего он хочет сейчас? Вопрос оказался трудным. Он понял, что уже забыл, как это чего-то хотеть. Славы? Нет. Он слишком устал для этого. Власти над толпой? И от этого он устал. Тогда что?
— Денег, — ответил парень.
— Зачем? — Браун задавал короткие вопросы жестким тоном.
— Купить у тебя знание.
— Интересно.
— Я хочу танцевать, а не заставлять себя танцевать. Научи меня.
— Уверен?
— Как никогда.
— Я дам тебе знать, но учти…
— Я готов.
Степь. Ни дуновения, словно все ветры исчерпали себя, и у них нет сил шевелиться. Тишина. Плотная, тяжелая, словно кроме нее — ничего. Энди опустился на колени и замер. Нельзя нарушать вековой закон безмолвия. Можно только думать.
— Грея… Грея…
Степь молчит. Она должна узнать голос. Должна ощупать душу, что бы войти в нее и прошептать ответ.
— Спраши-и-и-и-и-вай.
— Что ждет меня, Грея?
Легкий, едва ощутимый ветерок коснулся лица, чуть качнул несколько волосков на голове.
— То, что ты себе позволишььььььььььь…
— Я не понимаю, — молча взмолился Энди, и брови сошлись в трагическую линию.
— Закрой глаза-а-а-а и открой сердце. Оно не ошибается. Смотри-и-и-и им…
Энди провел рукой по еще прохладному песку. Мудрые песчинки. Каждая несет ответ.
— Ты зна-а-а-ешь, что делать, просто боишь-ь-ь-ся… Иди-и-и-и…
Волна свежего ветерка… одна единственная пролилась по прерии, и все вновь замерло.
— Спасибо, Грея.
— Моя мудрость с тобой-й-й-й… Просто возьми-и-и-и…
Парень поехал к Дженни. Сердце тянуло его, просило.
— Энди! — обрадовалась Эдда. — Не ждала тебя…
— Не ждала так или не ждала так рано?
— Я…
— И я соскучился. Чертов Дав пожирает все мое время. Тварь ненасытная!
— Ты же обещал, что будешь себя беречь…
— А я и берегу. Разве час скачек не стоит века славы?
— Славы? Ты о чем, Энди?
— Посмотри на меня. Что ты видишь?
— Ну, — в глазах Джен весело подпрыгнули оранжевые белки.
— Правильно! Я чувственно прекрасен, до одури удачлив и чертовски талантлив!
Миссис Эдда улыбнулась.
— И до бесконечности самоуверен. Что случилось?
— Случилось то, что я решил преклонить мир.
— Что-о-о? Энди?
— Я решил стать этим, как его? Юлием. Ты же сама мне рассказывала, не помнишь, что ли? Упорство, и мир — твой.
— Ну, да. Понятно. Ты не просто…
— Я чувствую, что я не просто Гай, не просто этот Юлий, я еще и вполне Цезарь! Боишься?
— Ну, в общем, к тому все и идет.
— Помнишь, я говорил тебе о Брауне? Он предложил меня, — Энди сделал хитрую, чуть более длительную, чем просто хитрую паузу, — учить.
— Учить? Чему?!
— Как преклонять этот чертов мир! Я буду учиться танцевать! Ты не представляешь, — парня захлестывали эмоции, и он стал похож на вьющийся язычок пламени, — я такого не видел никогда! Я по сравнению с ним инвалид на протезах! Он так это делает! Я не знаю, как он это делает! Я не могу… Это надо видеть! Это нереально! Он меня смел и разобрал на запчасти, а потом собрал, но только… совершенно по-другому. Я хочу его! Я сдохну, если не возьму от него все! Понимаешь?! С ума можно сойти, как он это делает!
— А…
— Буду покрывать все, что даже шевелиться не может, но ему буду платить!
Тень от крыла тоски промелькнула во взгляде Дженнифер.
— Энди…
— Дженни, я его хочу.
— Господи, наверное, это не кончится никогда. Я надеялась, что ты…
— Обязательно, Дженни. Когда-нибудь.
Энди вновь превратился в мальчишку на шарнирах. Ему удавалось не двигаться лишь доли секунды.
— Идем, мне чего-то надо, — он улыбался, увлекая Дженнифер в круговорот баловства. — Надо-надо! Очень-очень!
— Перестань! — отмахивалась Эдда. — Что ты делаешь?! В доме полно прислуги…
— Не согласен на обмен. А, к тому же, разве они не знают, что ты озорница, а?
— Перестань, Энди! Ну, не здесь же?!
— Здесь же! Здесь же! А после там же! Там же! А затем еще где-нибудь же!
Руки парня. Теплые и нежные. Игривые и нетерпеливые. Властные и… Она всегда верила им. Надежные и понимающие. Они бывали разными, но никогда… никогда не позволяли ей противостоять, сопротивляться, сомневаться.
— Ты сказочно мягкая, — шептал он, позволяя ей бесконечно падать в сумасшедший молочный туман.
— А ты сумасшедший…
— Да-а-а, потому что ты сказочно мягкая…
Энди рассматривал Дженни, приподнявшись на локте и, едва касаясь, обводил пальцами контуры то одной, то другой ключицы.
— Почему ты так смотришь? — спросила Эдда и даже попыталась чуть смутиться.
— Потому что ты красивая. Очень.
— Врешь ведь…
— А смысл? Я от этого богаче не становлюсь…
— Я хочу поговорить с тобой.
— А разве до этого ты что-то другое делала.
— Энди, я серьезно, — чуть обиженно возразила Дженнифер, резко села, обхватив колени.
Парень тоже поднялся и хотел поцеловать ее в губы, но Джен отвернулась.
— Сколько он берет?
— Кто и что берет? — не понял парень.
— Этот твой Браун.
— Этот мой Браун берет столько, сколько это сто′ит…
— А сколько это сто′ит?
— Не больше тех денег, что он берет, — Энди не хотелось продолжать разговор. — А что тебя это так волнует?
— Я не хочу, чтобы ты занимался… — Эдда запнулась.
— Ну, говори. Чем ты не хочешь, чтобы я занимался?
— Э…
— Проституцией, так ведь?
— Да.
— Отлично. А чем я, по-твоему, должен заниматься, чтобы выпутаться из этого дерьма? Мне деньги нужны. Странно, да? Это ведь так не похоже на меня?
— Я дам тебе…
— Чу′дно, — Энди понял, что раздражается. — Ты мне дашь. На основании?
— Просто, потому что…
— Ну, смелее. Потому что я трахаюсь с тобой, так?
— Энди!
— Джен, — он хотел развернуть ее к себе, но Эдда еще сильнее отвернулась. — Джен, когда между людьми сексуально-денежные отношения, это всегда проституция. Я с тобой не трахаюсь, я занимаюсь с тобой любовью. Это разные вещи. Зачем ты хочешь все испортить?
— Я не могу думать о том, что тебе приходится…
— Это всего лишь работа. Она приносит доход, ничего больше. Мне нужны деньги, чтобы, наконец, перестать этим заниматься. Не думаешь же ты, что я мечтаю всю жизнь танцевать в этом поганом клубе? Чарли берет недешево, но, поверь, оно того сто′ит. Ради меня самого сто′ит.
— Почему ты всегда решаешь сам?
— Дженни, душа моя! Всю жизнь кто-то решал за меня! Рой решил дважды! Капли Дождя решает до сих пор! Даже Дав, и тот, решает! Да, и ты тоже решала, разве нет? Я — взрослый мальчик уже, и в состоянии думать, что и как мне делать сам! Прими это!
— Не могу.
— Тогда не принимай, но это ничего не изменит.
Он повзрослел и изменился с тех пор, как вернулся. Дженнифер давно это поняла. В нем что-то сломалось, и это душит его. Он улыбается только тогда, когда видит, что на него смотрят, а после вновь уходит в себя. Мгновенно. Миссис Эдда много раз спрашивала, что произошло, а он всегда неизменно отвечал, что так лучше для всех. Он ни разу не посетовал, ни разу не пожаловался, но она-то видит, чувствует. То, что он делает — для того, чтобы скрыть в себе самого себя. Сломленного, слабого, неуверенного. Он вздрагивает ночами, мучаясь кошмарами, лепечет какой-то бред, но все чаще и чаще зовет Маккену. Проснувшись утром, оправдывается, упирается, защищается, но внутренний Рой в следующую ночь вновь крошит и мучает его. Еще он беспрестанно твердит в сонном бреду о каких-то кольцах и умоляет кого-то то рвать, то не рвать их, а после вновь зовет Маккену и просит просто позволить любить. Дженни боится, когда он остается на ночь, потому что видит его настоящего, и это кажется чудовищным. Он вновь просыпается, улыбается, шутит, но сквозь его глаза на нее тяжело смотрит тот самый скрытый Рой.
Время шло, с аппетитом жадно сглатывая неразжеванные дни. Жизнь Энди превратилась в рывки. Ему приходилось искать в себе силы, чтобы переваливаться через комья времени. Он успевал… он должен был успевать снова и снова собирать себя в кучи для нового рывка. Утро наступало после ведра ледяной воды, потому что по-другому наступать не могло. Завтрак вдавливался с трудом и запечатывался двойным кофе уже без молока, зато с переизбытком сахара. Дальше случался полуторачасовой спортзал, за которым по горячим следам следовал Чарльз Браун.
— Ну, как теперь? — спрашивал Энди, пытаясь свести дыхание хоть к каким-то размеренным колебаниям.
— Хреново! — злобно бросал Браун. — Ты похож на свинью в витрине с хрустальными стаканами! Твоя грациозность напоминает падающий из окна рояль!
— Да, что ты, в конце концов, от меня хочешь?!
— Я?! Прости, мой мальчик, это ты от меня хочешь! Я лишь пытаюсь выправить твою бездарность! Я пытаюсь научить тебя чему-то!
— Я и так умею уже больше, чем нужно!
— Ни черта ты не умеешь! — срываясь на крик, перебивал Чарли. — Ни кусочка этого черта не умеешь!
Энди стискивал зубы, сжимал кулаки и начинал сначала, а Браун поджимал губы, чтобы скрыть улыбку. Талантлив. До мозга костей талантлив. Пластичен. До скольжения шелковых нитей пластичен. Уперт. До упругости гранита уперт. Чарльз молчит, злит Энди, потому что только так, голой кожей сквозь летящие камни крепнет мастерство. И сцена, и шест слишком примитивны, и нужен ветер и льющийся свет, чтобы показать, как сияют бесконечные грани его таланта.
— Плохо, — рычит Браун. — Давай сначала. Ты зря платишь мне такие деньги, раз ничего не хочешь покупать.
— Иди к черту! — нападает парень. — Без тебя знаю, что плохо!
И он знает, потому что вновь возвращается и вновь начинает сначала. И так четыре часа. И так каждый день.
Бесконечные клиенты, лица которых Энди уже не запоминает. Бесконечная датура, вкус которой уже становится вкусом слюны. Бесконечная усталость. А еще… Дженни, Капли Дождя, перья, крылья… И опять бесконечная усталость. Толпа, сцена, музыка шест… и на последнем издыхании Дав, простыни… И бесконечная… бесконечная… бесконечная усталость.
Рой кажется далеким. Он затаился в глубине и просто там есть. Какой-то затвердевший комок, внутри которого соленая разъедающая боль. Она будет всегда, потому что сквозь нее — кровеносный поток…
— Так нельзя, — ворчит Капли Дождя. — Ты слабеешь с каждым днем.
— Где твой этот, как его там? Глядишь, он припоздает, и я сдохну раньше.
— Он разорвет тебя.
— Да, и хрен с ним. Ты, главное, не собирай. Пусть обожрется вдоволь. Не лишай старикашку праздника.
— Что ж. Только ты теперь не один, а там…
— А вот и не угадал! Не видать ему Роя, как волос на своей башке! Добудет мою жизнь — не беда, но Роя я ему не отдам! Давай, доставай волшебные травки! Ветер — так ветер! Ломать крылья — так с разлету!
Джек раскуривал сборы, и парень летал. Он был счастлив, потому что все оставалось внизу, а он уходил свободный и легкий. Он видел, как ветер ласкает пестрые перья, чувствовал, как вспухают вены с бурлящей кровью, слышал, как тело разрывает воздушные потоки. Он летал, и эти мгновения принадлежали лишь ему. Полноводно, до самых краев. Он вытягивал шею, ощущая, как из мельчайших бестелесных крупинок собирается крик. Высокий. Горделивый. Свободный. Капли Дождя отвечал ему, и Энди знал, понимал этот язык.
(1) Ярмарка тщеславия (англ).
(2) Понимаете? (исп).
(3) Дерьмо случается (англ).
(4) Вежливо можно перевести, как «отстань» (англ).
Часть 9. I WANNA TO KNOW.
3.9 I WANNA TO KNOW. (Я хочу знать)
Рой нена… недо… терпеть не мог женщин. Нет, он их, конечно, терпел, но с трудом. Терпение это со временем убедило его в том, что с ними изначально что-то не так. То ли мозг у них слишком маленький, то ли слишком жидкий, но то, что они делали, вызывало в нем, если так можно выразиться, недоумение. На самом деле, это было скорее презрение и отвращение, замешанные в неизвестных пропорциях. Вот и сейчас он стоял, окруженный толпой перевозбужденных женщин, отрезанный от всех остальных, и подписывал все, что ему подсовывали. Это были билеты, фотографии, книги, какие-то постеры… короче, всевозможные носители с изображением его самого, Энди, Сноу, Стива… по одному, по двое, кучами, толпами… Не то, чтобы Маккена не любил популярность, он не любил, когда популярность касается его физически. Рою всегда казалось, что дай чуть большую возможность толпе, и она раздерет его в клочья, потом растащит куски по закоулкам, развесит там в рамках по стенам и превратит в фетиши. Пределу фанатеющих женщин никогда не было предела. Это скорее был беспредел, облаченный в лживую, внешне полуспокойную форму. Маккена воспринимал происходящее вокруг, как процесс не лучшего брожения, сильно отдающий отрыжкой. Роящиеся кучки носились по фойе от персонажа к персонажу, словно это было последнее, о чем они только могут мечтать. Рою откровенно хотелось кофе, никотина, хотелось в туалет и, чтобы все оставили его в покое. Вообще, Маккена уже давно пришел к выводу, что женщины почему-то весьма трепетно относятся к геям, воспринимая их, как нечто уязвимо-экзотическое и, в связи с этим, непременно требующее их навязчивого присутствия. Джим тоже тонул в толпе, явно проявляя те же физиологические желания, что и он сам. Энди также страдал от своей популярности, посылая Рою длинные тоскливые взгляды, наполненные содержанием весьма далеким от тупой раздачи автографов. Изнурение почти достигало апогея, и Маккена уже подумывал над тем, как бы так-эдак раствориться в неизвестности.
Наконец, минут через двадцать пять толпа несколько выдохлась, видимо понимая, что кофе все еще не потерял смысловой актуальности, особенно, если учесть, что с началом второго акта представления его актуальность уже не будет иметь никакого значения.
— Мне кажется, у кого-то проблемы, — словно заметил Энди, протягивая Рою чашку.
Маккена взглянул на парня определенным взглядом, по которому титрами проскользнули слова: «кто-то немного слишком лезет не в свое дело».
— И мне кажется, я даже знаю, какие.
— А мне кажется, у кого-то еще сейчас возникнут проблемы, если он с меня не слезет.
— А мне кажется, процесс залезания автоматически отодвигается более серьезной проблемой, возникшей у кого-то. Рой, ты хотя бы иногда отрывай от него взгляд.
— Мне интересно, как его прет от славы. Я всегда говорил, что он далеко не я, и это тому подтверждение. К тому же, он пьет кофе со сливками, что само по себе напрочь перечеркивает все его потуги.
— О-о-о, да! Это основное отличие! Как только я не догадался?
— Энди, дорогой, ты, как никто другой должен был догадаться, когда трахался с ним. Он должен это делать, как натурал…
— Отлично. Спрошу у Стива, как ты это делал в первый раз. А мне кажется, что кто-то из-за чего-то злится.
— Кто-то злится из-за того, что у кого-то возникла идиотская мысль, и она пропечатана у него на лбу.
Сноу тоже поглядывал на Роя, и Энди четко видел схлестнувшиеся рапиры взглядов.
— Ты прав, — заключил Энди. — Он — милашка. Ты бываешь таким только, когда спишь. Пойду, пожалуй, поболтаю с Коллином.
— С ним ты тоже переспал? — как-то не заостряясь на вопросе, спросил Маккена.
— Думаю, из твоего списка подозреваемых можно смело исключить только Бернарду. Хотя нет, еще ведущего, в чем я, правда, уже не уверен.
— В отношении Бернарды или в отношении ведущего? — Рой задал вопрос так же неопределенно.
— В отношении себя.
— Энди, если бы я был всем остальным миром независимо от пола, даже я бы тебя хотел…
— Обнадеживает, а то я уже подумал, что все совсем плохо. Ты прав. Тебе должно полегчать, если ты…
— Знаешь, за что я тебя люблю? — перебил Маккена.
— Интересно.
— За то, что ты до сих пор так и остался мелким гаденышем.
— Ты извращенец, Рой, и мы составляем отличную сбалансированную пару.
— Дай мне жвачку, — невпопад попросил Маккена.
— Видимо, все хуже, чем я думал, — пришел к выводу Энди, протягивая пластинку и одновременно любуясь Роем.
Одержимость. Состояние Маккены, которое Энди обожал. Рой менялся. Он, как будто становился эластичнее и подтягивался. Все клетки тела и сознания сжимались, обхватывая ядра и лишая возможности вибрировать. Он, словно готовился к рывку, проверяя внутреннюю аэродинамику. Каждый раз перед поцелуем Рой впадал в подобную одержимость, замирал, а после нападал. Резко. Без предупреждения. Вот и сейчас Энди видел в глазах Маккены это состояние. Рой выбрал жертву и теперь изучает временно′е расстояние. Нервничает. Жвачка — не первый, но где-нибудь девятый признак того. И у кофе одна единственная градация по шкале господина Гейла Маккены — препоганый, потому как Рой отхлебнул пару раз и больше не притрагивается. Энди хитро улыбался. Метаморфоза Роя великолепна. Собственно, ничего другого и не могло быть. Он не пережил самого себя в виде Джима Сноу. Это делает все непредсказуемым. Тот говорил о свободе, но пьедестал едва выдерживает одного бога. А у Роя проблемы. Взыгрывает древняя кровь. Проявляется инстинкт, и Рой сейчас — самка питона, защищающая собственную кладку. Жует жвачку, словно нервно подергивает хвостом. Джим слишком хорош, чтобы Рой не напрягался. Энди смотрел на него и любовался. Эмоционирует. Не сдается, значит, будет держаться. Ревность — отличный поршень для насоса. Протолкнет дозу адреналина, вспенит кровь… Энди улыбается. Черт! Эта фраза Джима "не переключайтесь"… Он сказал, пожалуй, то, что мог сказать только истинный Рой.
Фойе бурлит муравьиной суетой, шуршит бумагами и подметками, шелестит приглушенными голосами, густо потея смесью духов. Люди похожи на стаи пчел, облепляющих плевки сладкой патоки. Сбиваются в кучки, перелетая от одного к другому, собирают пыльцу автографов, чтобы дальше унести в свой улей.
— Еще немного, и я сдохну в никотиновой коме, — обреченно вздыхает Маккена, с надеждой поглядывая на Энди.
— В никотиновой коме не надо. Какая-то страшная смерть. Ты не заслужил ее, лучше пойдем, вдохнем спасительной смеси. Сейчас найду Стива. Ему тоже не мешает перезарядиться.
— В этой толпе быстрее найдешь геморрой себе на голову, чем Стива, — энтузиазм Маккены ушел далеко в минус.
— Не знаю, как тебе, а мне нравится, — Энди пытался как-то сбалансировать съехавшее настроение Роя. — Неплохая заварилась каша. Чую, долго расхлебывать будем. Вообще, Рой, ты стареешь. Раньше ты был не прочь попиариться на скандалах.
— Я и сейчас люблю, но я предпочитаю одиночное каноэ, а не паром на тросе. Тут какая-то коллективная щенячья радость на мелководье.
— Ну, знаешь! Если наша жизнь — щенячья радость на мелководье, то не знаю, что тебе сказать! Мне так не казалось. Особенно вначале.
С каждым словом голос парня утрачивал звонкие ноты. Рой есть Рой. Непредсказуем, неустойчив, переменен.
— Впрочем, мне давно следовало привыкнуть. Не понимаю, как я до сих пор все это терплю? — Энди произнес это совсем тихо и отвернулся, чтобы уйти.
— Стой! — Маккена поймал его за локоть и притянул к себе. — Наша жизнь слишком интимна, чтобы стать достоянием толп. Мне будет проще ко всему относиться, если я буду смотреть на весь этот цирк со стороны. И я слишком тебя люблю, чтобы обсуждать это с кем-то еще. Пойми меня.
— Интимна? Ну, впрочем, да. О ней, кажется, не знают только папуасы в Африке и слепоглухонемые эскимосы. — Энди взглянул в глаза Рою. Зеленоватые штрихи не лгали, как не лгал и сам Маккена.
— Ты прав, — продолжил Рой. — Наверное, что мало вероятно, но все же допустимо, в чем я сам премного сомневаюсь, я просто пытаюсь ревновать. Дело в том, что Джим сделал все почти правильно, и черт бы его подрал за это! Он почти понял все, как оно и есть, и от этого мне не по себе. Не люблю я, когда кто-то ковыряется у меня в кишках, а он именно это и сделал. Проклятый натурал! Он забрал часть моей жизни, понимаешь?!
— Слава богу! Ты признал, что он не так уж плох, но то, что ты говоришь — не так, Рой. Ты другой. Он не смог постичь тебя, потому что даже я не постиг, и уж точно, без сомнения, трахается он вообще никак. Не сомневайся, — Энди чуть улыбнулся, и сквозь его взгляд скользнула нежность. — Пойду, все же, найду Стива…
— Пока его не умыкнула недотраханная толпа?
— Ну, типа того. Смотри-ка, а Джим все еще отбивается.
— Плевать мне на него. Он же круче переваренных яиц. Пусть в одиночку и всплывает. Он же сам Рей Макгрегори, — ответил Маккена, машинально подписывая какие-то буклеты и почти не различая лиц восхищенных фанаток.
Он даже что-то им отвечал, одаривая каждую незабываемой улыбкой, правда одной на всех и дежурной, но они об этом не знали, и потому были счастливы. Антракт происходил как-то неправильно, потому что Маккена чувствовал тупиковую неудовлетворенность. Он весьма размазано понимал, что хочет выкрасть Энди, покурить травы, полернуть это дозой виски, набить морду Сноу, перед этим перестреляв фанаток, а после поехать в клуб, чтобы наутро не вспомнить, на каком моменте отключилось его сознание. Все выглядело как-то изжевано-обреченно. Тестостерон с серотонином занимали неустойчивое положение, болтающееся где-то возле нуля и уже готовое накрениться в сторону минуса. В мыслях о тестостероне Рой совершенно утратил контроль над взглядом, позволив ему расслоиться и занять такое же неустойчивое положение в пространстве. Как и было заложено природой, Маккена выпал из реальности, провалившись в свой излюбленный коридор между мирами. Он обстоятельно думал ни о чем, когда понял, что кто-то щелкает пальцами у него перед глазами.
— Роюшка. Солнце мое незаходящее, — голос музы переливался хрустальными аккордами. — Свет очей моих. У меня не столь объемный сачок для ловли твоих мыслей. А-у! Ты где?!
— Господи! И ты здесь.
— Конечно, душа моя. Ты так отчаянно кричал, вызывая меня, что я почти переломала ноги обо все подряд в стремлении явиться тебе.
— Ты с ума сошла. Не помню, чтобы я тебя звал.
— Не удивительно. Ты себя-то не помнишь, где оставил. Вижу, опять снимаешь внутри себя…
— Господи! Оказывается, без тебя было так хорошо…
— Без меня было плохо. То-то ты с утра успел разозлиться на весь мир. Не сомневаюсь, причины тому весьма достойные. Азиатский кризис, котировки валют, нефтяные баррели… Разве не так?
— Нет, честное слово, пора ставить коды на входные двери к мыслям…
— Если тебя это успокоит, ставь, но только ямочки на плечах Джима вряд ли изменят протекание этого самого кризиса и повлияют на торговлю нефтью. Да, и рубашка не мешает тебе видеть его на будущих фотографиях. Кстати, совершенно без нее и в обрамлении этого самого кризиса и котировок.
— Не собираюсь я его снимать!
— Конечно же, нет! Разве я настаиваю? Ты уже снимаешь его.
— Он совсем не модель и далеко не в моем вкусе!
— А я и не спорю. Он во вкусе Энди, всего-то! Ты же знаешь, ему такие нравятся. Тебе, конечно же, нет, но тогда скрывай это тщательнее…
— Ты с ума сошла!
— Твоими стараниями. Разве это я вижу, как они смотрелись бы вдвоем? Крайняя степень эротичности, игра гормонов, возбуждение… Разве не это ты видишь на картинах? Свет, контурирование, полутени… Рой, я хоть не сильно разбираюсь в анатомии, но мне кажется, все гормоны сейчас толпами собрались и бродят по твоим мыслям. Красивые мужчины. Я согласна. Им сейчас по тридцатке, плюс-минус? Восхитительный возраст. Только не говори Энди, что собираешься с ним делать после съемок. Даже он испугается…
— Ты — свихнувшаяся баба! Не надо валить на меня свое нездоровье!
— Боже упаси, Рой! Я — твоя суть. И, кроме того, разве я сказала парню, что боюсь саму себя? Ты гениален, и я обожаю тебя за это.
Муза смотрела на него, склонив к плечу голову и, то и дело, облизывалась, задерживая язычок на верхней губе. Черт! Черт! Черт! Маккена не мог признаться себе, что никогда не видел женщины, прекраснее ее. Как она смотрит! Как она умеет смотреть! Рыжие спиральки волос одна за другой скатываются с плеча, а она улыбается. Нет, она усмехается так, что приоткрой она чуть шире рот, и можно будет увидеть клычки вампира. Рой знает, они непременно там есть, потому что именно она укусила и обратила его столько лет назад. Он тоже вампир, и у него бывают страшные приступы творческой ломки. Именно ее слюна оборачивается по его венам, взывая к особому ви′дению мира. Муза была с ним всегда. Столько, сколько он помнил себя, и она всегда была молода и прекрасна.
— Хорошо, — процедил Рой. — Я хочу его снимать. Я хочу снимать Энди. Я хочу после этого… Блин, ты опять будешь смотреть?
— Я люблю смотреть, это правда. Но и ты не против, когда я смотрю, и это еще бо′льшая правда. Возбуждает, да? Кстати, мне тоже нравится чуть отросшая щетинка у Энди. Это так мило. Взрослый, состоявшийся, и ему идет. Мы с тобой оба бесстыдны в мыслях, что поделаешь? Но разве не это так влечет нас друг к другу?
— Давай, пусти еще слезу от умиления.
— А почему нет? У тебя ведь тоже внутри похлюпывает… Признайся себе, наконец, потому что я и так это знаю, что тебе нравится то, что сделал Джим.
— Он всего лишь актер!
— Нет, Рой. Ни один актер не сможет сыграть что-то, чего у него нет внутри, так же как и ни один художник или музыкант не создаст того, чего не знает. У него внутри свой Рой, и поэтому ты так боишься и восхищаешься им. Ты ревнуешь Энди, и ты прав. Тебе придется держаться изо всех сил, хотя, по правде, я не думаю, что у тебя есть к тому причины. Энди любит тебя гораздо сильнее, чем ты его. И так было всегда. Да, и ты, вряд ли, найдешь для себя более идеальную красоту.
— Если это все, что ты хотела сказать, то прости. У меня возникли проблемы, которые требуют незамедлительного вмешательства, — перебил Маккена, выныривая из своих межгалактических трансформаций.
Галактики блекли, выдавливая четкими контурами два мира. Они были похожи на мыльные пузыри, которые сближались, рискуя столкнуться у него перед глазами. Два периферийных взгляда сжимали сектор, стремясь друг к другу и навязчиво стараясь сойтись в одну бесконечную прямую. С одной стороны к нему приближался улыбающийся Энди, с другой, словно не замечая парня, Джим Сноу. Рой уже предсказал катастрофу столкновения, изо всех сил пытаясь предвидеть ее последствия. И они столкнулись, но катастрофа произошла с Маккеной, когда он увидел, как они взглянули друг другу в глаза, перебросились словами извинений и оба посмотрели на него. Разом и одинаково. В мозгу Маккены столкнулись две баржи, груженные пустыми бочками. Скрежет разорвал тишину, а после померк в звоне рассыпающейся пустой металлической тары. Рой успел перепугаться, словно это вообще последнее, что он успел перед тем, как борта раздавили его. В его мозгу взорвались баллоны с адреналином под напором, и Маккену сначала обдало потоками ледяной воды, а после накрыло кипятком.
Баржи уцелели. Рой – нет. Он притянул к себе Энди, обнял и впился в губы, одновременно провожая Сноу взглядом. Пестрота раздражающих декораций померкла, смешалась и исчезла. Какое ему дело до этих тонн перебродивших, перевозбужденных женских гормонов? Никакого. Как, в принципе, и всегда. Время тормозило, словно ему самому нужно было время, чтобы решить, как пристроить к этому будущее. Рой видел движения Джима, словно на замедленной съемке. Казалось, он смог рассмотреть траекторию каждой волосинки актера. Они взлетели, опали, промахнулись и, словно, опомнившись, вернулись в небрежную прическу. Джим расправил плечи, скользнул по волосам уверенным, почти дерзким жестом, взглянул на Роя исподлобья и, отвернувшись, пошел дальше.
— Рой, ты с ума сошел?! — от неожиданности воскликнул Энди.
— Да, — согласился тот, заглядывая в самую глубину глаз парня. Он, словно искал там что-то, шарил в поисках чего-то важного. — Ты же знаешь, что случается с ними…
— Рой, ты бредишь, что ли? С кем, с ними?
— С ангелами. Ты иди, я скоро вернусь. У меня есть кое-какие дела.
Одержимость. Да, Энди обожал это особое состояние Маккены. Бесполезно что-то говорить, потому что Роя все равно нет. Потому что он ушел по тайному коридору, растворившись во всех пространствах и измерениях. Это портал, который пропускает только одного, мгновенно закрывшись у него за спиной.
Рой пространно огляделся, задержавшись взглядом на столике. Он еще раз взглянул на удаляющегося Джима, быстро подошел к столу и, выдернув из тейблтента рекламный листок, написал на обратной стороне «CLOSED» (1). А дальше… Рой сделал то, что непременно и сделал бы Рой. Он последовал за Джимом. Гон. Классический закон природы. Маккена уже не сомневался. Как только дверь в туалет закрылась за Сноу, Рой выплюнул жвачку, нервно размял ее пальцами и прикрепил на дверь листок с надписью. Закрыто. Он, словно провел черту, жестко разделив пространство на зоны. Здесь ЕЩЕ можно, а здесь УЖЕ нельзя.
— Рой? — удивился Джим, словно и не знал истинного самого себя.
Он даже не успел договорить, почувствовав, как жестко ударился лопатками и затылком о кафель стены. Он даже не успел испугаться и лишь успел один раз закрыть и открыть глаза. Глаза Роя… так близко, что Джим мог разглядеть самые мельчайшие бороздки на их радужках. Эти зеленоватые штрихи, о которых говорил Энди… Ну, вы понимаете? Это мгновенное затишье, перед тем, как… Сноу не успел понять, что это, потому что в следующее мгновение Рой уже нападал. Жесткий, глубокий поцелуй. Диктующий. Подавляющий. Властный. Маккена, словно высосал на вдохе его подсознание, перемолол его и вдохнул обратно, только оно не вошло… Распухшее. Разорванное. Смятое.
Джиму казалось, что Рой существует отдельными категориями. Отдельно руки, уверенные и опытные. Отдельно глаза, искушающие и уничтожающие. Отдельно губы, не терпящие и вызывающие. Рой был всюду. Его было много, и он опровергал любые законы. Где-то вдалеке звякнула пряжка ремня, взвизгнула молния, зашуршала джинсовая ткань. Холодный глянец кафеля обжег лоб, и Джим успел лишь наполовину вздохнуть до того, как рука Роя скользнула по груди, сдавила кадык и впилась в плечо. Жар ладони проникал сквозь кожу, словно плавил ее, вдавливаясь вовнутрь.
— Перед тем, как сеять зерна, возделай свои поля, — прошипел Маккена, и Сноу почувствовал, как его язык издевательски-медленно ползет по шее от плеча к уху.
— Что ты делаешь?! — взмолился Джим.
— Ты ведь это хотел узнать? Хочу измерить глубину твоей натуральности.– слова Роя ударились о колокол в голове и рассыпались резонансом звона. — Ты ведь мучился столько лет, не зная, как это?
— Я.., — Джим запнулся, потому что Рой срезал слова.
Казалось, он управлял временем, потому что оно шло рывками, словно медленно ползло наверх, а после судорожно срывалось вниз. Шершавые хрипы застревали в горле, будто кто-то сдергивал их, не позволяя излиться. Мгновения переходили в вечность, мягкие поцелуи сменялись жесткими прикосновениями зубов, пространство вокруг кипело, закручиваясь водоворотами, и Джим пытался не потерять остатки сознания, клоками цеплявшегося за едва живую решетку мозга. Волны, что гонял внутри него Рой, накапливали амплитуду, пока не обрушились шквалом кипящего вала. Сноу понял, что разбит, ободран и низвергнут.
— Теперь лучше? — цинично спросил Маккена, застегивая ремень и глядя на Джима уникальным взглядом победившего самца. — Надеюсь, я ответил на все твои вопросы. Спроси себя еще раз, почему он до сих пор мой?
Сноу бы покраснеть, но это невозможно. Он и так раскален докрасна, а Рой гоняет за щекой шарик языка и наслаждается, бесконечно медленно застегивая пуговицу за пуговицей.
— Не беспокойся, — он говорит так же медленно, густо добавляя приторной сладости, — я никому не скажу. Ты ведь натурал, не так ли? Твоя проблема в том, что ты не мог знать, как это — быть Роем. Теперь ты знаешь, но уже поздно, поэтому оставим все, как есть. Ты — натурал, и я делаю вид, что знаю это.
Джим стоял молча и, хотя, это запрещенный прием, позволял Рою добивать себя раненного. Изощренности Маккене не занимать, в этом его суть.
— Тебе к лицу голубой, — дерзко заметил Рой, переводя взгляд на рубашку Джима. — Я его люблю больше других. Думаю, и тебе теперь он нравится.
Он развернулся и уверенно направился к выходу.
— Я тоже знаю, в чем твоя проблема! — зло выкрикнул Сноу.
Рой обернулся так, как оборачиваются боги. Резко, гневно, словно глядя свысока.
— Твоя свобода — лишь треснувшая скорлупа. Больше всего на свете ты боишься, что когда-нибудь он поймет, что перерос тебя, и тогда… Ты сам знаешь, что с тобой будет!
— Первый пошел, — ехидно заметил Энди, подтолкнув Стива в плечо.
— Что? — не понял тот, следуя взглядом за взглядом парня.
Рой, мрачнее тучи и серьезнее спаривающегося жеребца, быстро направлялся к лестнице.
— Куда это он? — недоумевал Шон.
— Не знаю. Он сказал, у него проблемы.
— Кажется, он его тра… Мы что-то пропустили?
— Отнюдь. У нас были места в первом ряду.
— Надеюсь, теперь ему должно полегчать.
— Кому?
— Обоим, — многозначительно и очень медленно заключил Стив. — Я должен удивиться? Хотя, с чего? Детка, дядя Стив давно…
— Знаю-знаю. Давно живет на свете, поэтому, не думаю.
— Ну, одну из своих проблем он уже точно решил, — совершенно уверенно подытожил Шон, разглядывая выходящего из туалета Сноу.
Джим был неуверен. Это читалось в каждом жесте. Он недоуменно застыл, разглядывая листок на двери. Маккена, словно смеялся с него каждой буквой. Сноу все еще ощущал Роя на себе, в себе и вокруг себя. Каждое его касание, каждый мускул его тела, слышал каждый звук его голоса и ощущал каждый компонент сложного запаха смеси аромата одеколона и тела, грубо сдобренные запахом порока. Теперь он точно знал, что значит быть Роем и еще точнее понимал, что никогда не был им.
— Ты чего-нибудь понимаешь? — сам себя опроверг Шон.
— Это иногда случается с ними, — улыбнулся Энди, наблюдая, как Рой исчезает на лестнице.
— С кем?
— С ангелами.
Наконец, Джим оторвался от двери и направился к бару. Он не ожидал поймать на себе взгляд Энди и даже чуть оступился. Тот смотрел до′бро, склонив к плечу голову. Джиму хватило пары секунд, чтобы понять, что Энди не ошибается. Он, словно ждал от парня хоть какой-то реакции, но тот лишь неоднозначно пожал плечами. Это же Рой, а Рой — это классика.
— Ты можешь мне объяснить, что это? — разволновалась Джен, рассматривая кровоподтеки на спине и плечах Энди.
— Так, пустяки, — отмахнулся парень.
— Пустяки?! — негодовала миссис Эдда.
— Ерунда, — уверял Энди. — Это иногда случается с ними.
— Случается с ними? С кем, с ними?
— С ангелами. Неудачная посадка. Шасси не вышли. Подумаешь, чуть ободрался.
«Чуть ободрался» в памяти Энди было весьма емким. Последний клиент относился к категории «либо сила, либо мозг». С последним были большие затруднения, поэтому все, что не пошло в голову, было перекачено в мышцы. Он таскал парня, как котенка, по комнате, пока со всей силы не приложил спиной о стол, на котором стояли тарелки, пепельница и еще кучи совершенно не мягких предметов. Эта чудо-бурильная машина обладала весьма незавидными агрегатами, потому и рычала, и пыхтела, скорее для устрашения, нежели для самого процесса бурения. Энди казалось, он слышит хруст собственных костей, когда восемь тонн накаченного веса навалились на него и принялись тискать.
— Ты же видишь, я вполне цел и даже почти невредим, — оправдывался Энди.
— Почти! Даже! — злилась Дженнифер. — Энди, сколько еще ты будешь этим заниматься?!
— Он заплатил деньги! — перебил парень, мгновенно перескочив в состояние раздражения. — Понимаешь, деньги, которые мне нужны?! Я хочу взять от Чарльза все, что у него есть! Это стоит тех денег, что я ему плачу! Они немалые, но того сто′ят! Считай, я покупаю себе будущее! Неужели это так трудно понять?!
— Понять не трудно, принять невозможно.
— Джен, ты знаешь меня два с половиной года…
— И два с половиной года ты находишь разные причины, чтобы убивать себя…
— Я живучий и бессмертный. Ты же знаешь…
— Ничего я не знаю! Скажу больше, я и знать больше ничего не хочу! Сперва ты собирал деньги, чтобы заплатить этому своему Рою! Но вот только что в результате?! Он отказался жить с проституткой…
— И ты туда же? Знаешь, что я скажу тебе? Он прав! Прав, черт возьми! Не живут с проститутками! Может, и тебе стоит задуматься?! Ты скажи! Я не обижусь! Каково тебе спать с проституткой? Хотя, чего говорить?! Ты же сама мне платила! Чем же ты лучше Роя, а?!
— Я предлагала тебе денег, чтобы ты бросил…
— Понимаешь, в чем вся фишка? Он тоже предлагал, только наступил момент, и я не успел понять, когда влез в такие долги! Вы все назначаете мне цену, но я просто человек! Такой же, как вы! Был такой же… Вы, богатые, все измеряете извращенными категориями! Помнишь, Лауру, танцовщицу, с которой я теперь выступаю? Ну, ту, что привез Браун? Ты еще говорила, что у нее талант?
— И что?
— И то. Если я скажу, что она тоже из таких, как я, ты поверишь?
— Собственно, я и не сомневалась!
— Не надо, Джен. Ты же сама спрашивала, что она, такая красивая и талантливая, делает в клубе Дава. Так вот, она просто танцует в свое удовольствие. Она заработала себе возможность заниматься тем, что любит…
— Это ее проблемы!
— Это мои проблемы! Я тоже хочу заработать эту возможность. И все! Ничего, кроме нее! Лаура, она… Блин, да что говорить?! Она — единственный человек, который понимает меня. И, знаешь, что она говорит?
— Догадываюсь.
— Она говорит: «Работай до тех пор, пока не заработаешь столько, что сможешь послать всех к черту!» И она понимает, что говорит. То, чем я занимаюсь, всего лишь работа. Только работа, и все! Я тоже хочу иметь дом и счет в банке. Разве это так странно? Разве это не стоит того, чтобы потерпеть?
— Ну, конечно! Слово проститутки для тебя закон, а мы все болтаем ерунду! Кто бы сомневался! Еще скажи, что ты с ней спишь!
— А почему тебя это так волнует? Тебе недостаточно того, что я сплю с тобой?
— Ну, знаешь!
— Знал! До этого момента знал, а теперь ничего не знаю!
— Значит, спишь! Собственно, ничего удивительного?! Этого и следовало ожидать!
— Послушай, Дженни. Давай прекратим этот разговор. Он мне не нравится. Я был с тобой, потому что хотел этого, но я никогда не знал, что это именно так называется! Я никогда не спал с тобой, я с тобой просто был! Не знаю, чувствуешь ли ты разницу?!
— Мы его прекратим, но что от этого изменится? Скажи мне, а?
— Господи! Неужели я обречен попадать в одну и ту же ситуацию до бесконечности? Со мной это уже случалось! Гей приревновал меня к гею, теперь натурал делает то же самое по отношению к натуралу! Если так, то тебе осталось вышвырнуть меня за дверь и разбить мне лицо, и ты тут же превратишься в Роя, которого так ненавидишь! Ну, давай! Чего ты ждешь?! Поставь все на свои места! Хотя, нет! Я помогу тебе! Я, пожалуй, сам уйду! Негоже богатой леди так низко падать!
Энди развернулся и быстро пошел к двери.
— Энди! — перепугалась Дженнифер.
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги