Мир оранжевой акварелью

Глава 6

Лестница со второго этажа, скрипя каждой своей узкой ступенью, все же закончилась. Хоть я и спускалась по ней старательно тихо: раз… два… три… четыре…

— Зоя…

— Угу, — шесть… семь… восемь…

— Зоя, не трусь.

— Угу-угу, — девять… десять… — А-ай!

— Ну, доброе утро… дочка, — вот в этом месте она как раз закончилась.

Зача, опустив меня на доски пола, громко выдохнул:

— И мы тоже всем вам рады: тетушка Люса, Дрина, Ида.

— Какая я тебе «тетушка»? Да ты, бесстыдник, понятия не имеешь, что такое «доброе имя» для дев…

— Да, Зоя — теперь моя. И, пусть, не девушка, а женщина. Я это могу всем заявить.

— Что «заявить»? — с прищуром уточнила Люса. Да мне и самой стало интересно. Однако мужчина удивил нас всех оптом:

— То, что, намерен на ней жениться. В первом же порту… Зоя, — развернулся он ко мне и ухватил за руки. — Я на тебе женюсь.

— Как это? — а ведь могла б и что-нибудь по уместнее изречь. — Зача, ты в своем уме? — уж лучше б вовсе промолчала.

— И в твердой памяти. Хоть сейчас завещание пиши.

— Тогда садись и пиши нам всем расписку о намереньях. Чтоб потом от своих слов не от…

— Люса! Да вы оба одинаковы. И-и… — отважно обвела я всех глазами, замкнув «круг» на своем потенциальном муже. — Я тебе благодарна, но, спасать так мое «доброе имя» не надо. Дрина, если мы оскорбили твой дом, прости. А ты, Люса, если меня больше не любишь… не лю-ббишь… то… — и, громко всхлипнув, дезертировала на грудь прижавшего меня Зачи.

— Тетушка, а ну кончай их терзать! — глядя на это дело, подбоченилась Дрина. — А ты, Зоя, не слушай никого! Хочешь, замуж за него иди, а, не хочешь — так гуляй, пока гуляется. Главное, если дитё заделаете…

— Мама!

— Ида?!

— Да, тетушка! А что, ты теперь и Идунью мою «разлюбишь»?!

— Да кто вам такое сказал?! Да, дети — Божье благо!

— А чего тогда в святые ханжи заделалась?! Или забыла всех своих здешних ухажеров?!

— Да когда это было то?! Да я тогда… тогда…

— Что? Да в нашей приходской книге про все твои пять обручений прописано!

— Мама! То секрет… был.

— А ты вообще, доча, молчи! Чтоб я из-за тебя такие речи от собственной любимой тетки выслушивала!

— Да что я такого вам обеим сказала?! Да я вовсе…

— А то я не видала, как ты на Иду зыркнула!

— Да вы обе с ней…

— Зоя, пошли отсюда, пока про нас позабыли.

— По-шли…

И если б даже половые доски под нами двумя с грохотом провалились, вряд ли этот факт отвлек захваченных родственной «беседой» дам. Нас же с Зачей занимало теперь совсем иное:

— Так ты согласна? — вытирая на крыльце мои мокрые щеки, уточнил он.

— Так ты это серьезно? — в очередной раз, не блеснула я адекватностью.

— Еще как.

— Но, ведь мы даже…

— И точно! — хлопнул себя по лбу Зача. — Как я мог такое забыть? Я тебя люблю.

— Вот так… сразу?.. Зача, а такое бывает?

— Значит ли это, Зоя, что ты меня не любишь и замуж за меня не пойдешь? — строго посмотрел на меня претендент на руку и сердце. Я в ответ закатила к небу глаза.

«А, значит ли это…» Кто бы мне сейчас объяснил. И ключевое слово здесь — «сейчас». Потому что, еще несколько дней назад я и понятия не имела о существовании полноценной жизни за пределами своего шумного городка. И что в новой этой жизни будет мой потерянный брат, а еще, скользящий по волнам галеон «Крачка» и, конечно, мужчина по имени Зачарий. С которым мне теперь так хорошо. Ведь он — огромная часть моего нового счастливого мира, где мне предстоит прожить полную обязательных радостей жизнь. Мира, который я, конечно, уже…

— Люблю… Я тебя люблю. И замуж тоже. Только, я ничего полезного по хозяйству делать не умею.

— Нет, ты — точно, сумасшедшая. Бесполезная сумасшедшая.

— Тогда, не женись. Кто ж тебя заставляет?

— Кто заставляет? — с прищуром глянул на меня мужчина. — Ты — моя, Зоя. И я никому тебя не отдам… Даже, если мне придется зачахнуть с такой женой от голода.

— Что?! Ну, ты и наглец! Да, чтоб ты знал: стряпать я немножко…

— Зоя, замолчи, — со смехом притянул меня Зача к себе. — Пожалуйста, замолчи…

О, святые небеса, лучистая Мадонна и весь Божественный пантеон! Ну, разве бывает в жизни так невероятно, немыслимо и неописуемо ХО-РО-ШО?..

— В жизни, дочка, всякое бывает. И, храни вас Бог… всех троих. А, что племянница моя тут перед вами намолола, забудь, — вот такое от Люсы вышло мне откорректированное прощальное напутствие.

Я же, едва просушив на ветру глаза, по новой шмыгнула носом:

— Люса. И как я без тебя? Ты ведь мне всю семью заменила.

— Ага. И нудела за всех их, — промокнула та краем длинного рукава глаза. — Быстро же ты повзрослела. Да, это и к лучшему. Осталось лишь душой тело догнать.

— Люса, я что, «малодушная»?

— Это чего?.. Ой, да ну тебя! И вообще, иди. Вон, жених твой, в траве лысину дотаптывает.

— Ничего, подождет. У нас вся жизнь впереди, — обернулась я к Заче. Мужчина демонстративно задрал голову к солнцу. Люса вздохнула:

— Он-то подождет, а Арсений?

— Должен уже из Белицы с грузом в бухту вернуться… Люса, я тебе хочу подарок сделать. На память. Только, ты, пожалуйста, не вопи…

Около двух миль вдоль берега прохладной тихой реки, по ухоженной рыбаками и вездесущей ребятней тропинке. Мимо зарослей пахучего миндаля и под чириканье засевших в его листве птах как-то не очень способствовали долгой моей меланхолии. И, наверное, я, действительно, малодушна. Хотя, Люса совсем не это имела в виду.

— А отчего она так голосила напоследок?

— Что?

Зача, отмахнув от лица осу, повторил:

— Что ты Люсе на шею повесила?

— Мамин кулон со звездным сапфиром.

— Ясно. А, знаешь, что? — мужчина бросил взгляд на спины шагающих по тропке матросов и, поймав меня, притянул к себе. — Я хочу сказать.

— Так говори, — послушно обхватила я мужскую шею руками. — Я тебе внимаю.

— Зоя…

— Жить надо легко.

— Да нет, — засмеялся мужчина. — Это ты и сама помнишь. Я хочу сказать, чтобы ты никогда никого не слушала и всегда полагалась лишь на собственное чутье.

— Та-ак. И что же мой брат про тебя такое знает? То, что ты — «кот портовый», я и без него поняла.

— «Портовый кот»? — прищурился на меня Зача. — Ах да. Я и забыл: ты у меня — предсказательница. И каким ты видишь наше будущее?

— Ну, это — сложно, — придала я лицу авторитетное выражение. — Однако если вы, мессир, настаиваете, — и глубоко вдохнув, закрыла глаза. Мужчина, проникшись моментом, напрягся, заставив меня ехидно хмыкнуть. И если б он знал, что виденья мои приходят совершенно иначе, и никак уж не по запросу, то, вряд ли сейчас застыл гимназистом-двоечником у доски. А потом мысли, вдруг, вспорхнули одной из птах над узкой тропинкой. И быстро набрав высоту… Ба-бах! — Ух, ты.

— Зоя, что? — Зача громко выдохнул вместо меня.

— Да, все-то же. Ничего нового, — постаралась я скрыть собственную крайнюю растерянность. — И… вряд ли это имеет к нам отношение.

— Ну, Зоя? — требовательно качнул меня Зача.

— Бригантина. Узконосая, и на ней…

— Капитан! — громкий возглас, вспугнувший из зарослей уже настоящих птиц, сподвиг нас с Зачей враз разжать руки. — Сэр… прошу прощенья, — знакомый мне, щербатый матрос, оставшийся вместе с братом на «Крачке», растолкав двух наших запыхавшихся сопровождающих, выступил вперед. — Старпом Арс послал меня к вам навстречу и просил передать, чтоб вы очень поторопились. Шлюпка уже ждет на берегу. Якорь мы даже не мочили.

— В чем дело, Боб? — поправил шейный платок Зача. — К чему спешка? У нас неприятности?

— Не знаю, капитан. Да только он очень вас просил, и я сюда несся со всех ног.

— Все ясно, — ухватив меня за руку, рванул с места мужчина.

— Зача, что это значит? — дернулась я следом за ним, но, в ответ получила лишь пару ругательств, произнесенных в сторону и вполголоса.

С разбега взлетев на каменистый бугор, мы с удвоенной скоростью запрыгали по нему вниз и, вспугнув из-под ног не то дикую кошку, не то облезлого зайца, вылетели на берег Крабьей бухты. «Крачка» была видна отсюда, как из самого центра плоской лазурной тарелки. И через мгновенье «приветственно» ослепила меня бликнувшим на солнце пятном. А еще через миг мы расслышали далекий голос Арса, спешно раздающего команды. И вновь сорвались с места. На этот раз, к пяти матросам, подпрыгнувшим с песка у выдернутой справа на берег шлюпки.

Всю «дорогу» до галеона я хранила, близкое к панике, молчание. Лишь отдышалась громко и песок из туфель вытрясла. А потом, развернувшись, обвела глазами высокий берег — запоздало с ним попрощалась. И неожиданно для себя, вдруг, ощутила, нет, скорее, наконец, расслышала то самое мельничное колесо. Как падает с него вниз озерная вода и огромные пестрые птицы кружат над подернутой ветром гладью. Будто узоры выписывают… Да будь оно всё!.. Зача, в ответ на мой тоскливый взгляд, со своего конца лодки рассеянно улыбнулся. И снова склонил голову, слушая что-то ему объясняющего посланца. Солнце, едва вынырнув из прорехи рваных облаков, вновь туда занырнуло. «Крачка», постепенно нависающая над нами, спешно расправляла серые паруса… Да будь оно всё неладно! И, уже закрыв ладонями уши, услышала вполне реальный стук перекладин падающей вниз вдоль борта веревочной лестницы.

— Зача! Давайте в темпе! Зоя — в центр! Мы тебя вместе со шлюпкой на борт! — свесившаяся к нам голова Арса с развевающимся хвостом, снова исчезла за высокими перилами.

И жизнь моя, замерев лишь на короткий миг, вновь понеслась дальше…

Вверху, на палубе, полным ходом шла подготовка к срочному отплытию и я, вслед за Зачей, маневрируя меж носящимися матросами, ретировалась на рулевой мостик. Мужчина уже стоял за штурвалом, сосредоточенно наблюдая за беготней внизу. А через пару минут к нам присоединился и Арс. Поправил перевязь на правой руке, и, оторвав хмурый взгляд от узкого выхода из бухты, наконец, открыл рот:

— Зоя, скажи…

— А причем тут она? — развернулся к нам Зача.

— Зоя, — упрямо мотнул головой брат. — Ты знаешь, кто такой Виторио Форче?

— Не-ет, Арс.

— Сестренка, вспомни хорошо. Возможно, наш хобий опекун когда-нибудь приводил к нам в дом незнакомого тебе человека?

— Да он много кого в наш дом… водил. Но, мне лично этого Виторио Форче не представлял.

— Ага, — постучал брат пальцами по перилам.

Зача недоуменно скривился:

— Арс, объясняй толком. Я думал, вся канитель совсем из-за другого. Но, если дело в этом «круизёре»[14] то, какое отношение он имеет к Зое?

— Так вы его сами знаете? — ответно распахнула я рот. Мужчины по очереди хмыкнули:

— Лично не знакомы, но, наслышаны, — вновь развернулся Зача к штурвалу и с силой крутанул его вправо, выводя дрогнувший корабль на разворот.

Арс, ухватился здоровой рукой за перила:

— Не в этом дело.

— А в чем же тогда? — последовала и я его примеру.

— Виторио Форче тебя ищет.

— Что?! — удивленно отозвались мы вместе с Зачей.

— А то. Я сам мало что понял. В Белице, на погрузке, мне один надежный человек шепнул, что в порт вчера на закате из Канделверди заворачивала «Летунья» — его бригантина.

— Бригантина?

— Да, Зоя. И капитан «Летуньи» очень сильно интересовался нашей «Крачкой»: заходила ли она сюда прежде и, если «да», то, не было ли на ней светловолосой девушки. А я, кроме тебя у нас на галеоне больше светловолосых девушек не наблюдал. Поэтому, еще раз тебя прошу: вспомни.

Да, что меня просить? Я его уже… «вспомнила». А теперь, к моей яркой грозовой картине, так приглянувшейся маэстро Бонифасу, недописанному в порту эскизу и сцене в кабинете опекуна добавилось и имя. Виторио Форче. Вот значит, как… Но, еще может быть…

— Арс, а у этой «Летуньи» на парусе есть…

— Капитан! Прямо по курсу!

— Хобья воронка!

— Да мать же твою.

Да я и сама уже на свой вопрос ответила: красивая высокая бригантина, грациозной кошкой вильнувшая меж двух утесов на выходе в море, пошла на плавный разворот. Являя во всей красе и свои темные резные бока, и выбеленные паруса с пылающим факелом на среднем.

— Мама… Мамочка, — оторвав онемевшие пальцы от перил, испуганно попятилась я вдоль мостика. — Я не хочу.

— Зача!

— Не уйдем, Арс! Не уйдем!

— Да я… знаю. Тогда…

— Тогда… Свистать всех наверх! Готовиться к «близкому контакту»[15]!

— Арс, что это значит?

Брат поправил на левом боку саблю:

— А давай ко в нашу каюту, Зоя.

— О-о… Да ни за что.

— Вот только не надо сейчас…

— Да пусть послушает, — хмыкнул Зача в сторону заходящей к нам вбок бригантины. — Спрятать успеем. Тем более, нас всех уже рассмотрели. Зоя, этот мессир, уж точно, сначала перед нами объяснится. На нашей территории. А лишь потом полезет в драку. Со своей.

— Угу, — стало мне совсем нехорошо. — Я поняла…

Хотя, дальнейшие события показали, что, не всё и не совсем. И сначала мы трое, спустившиеся для встречи «гостей» с мостика, лишь молча пронаблюдали, как те, один за другим, появляются на палубе «Крачки». Первым — сам капитан «Летуньи». Следом — его коренастый спутник в порту Канделверди. Последним — худой седовласый матрос, преисполненный пафоса за всех троих. Сам же «виновник торжества», обведя взглядом затихшую вдоль бортов команду, лишь скользнул им по моей физиономии и уперся в Зачу:

— Виторио Форче, капитан «Летуньи». С кем мне говорить?

— Зачарий Гоце, капитан «Крачки». Начните с меня. Дальше — посмотрим.

— Хорошо… Капитан, я прибыл сюда с целью предъявить законные права на Зою Лино.

— Даже так? — качнулся Зача вперед. — И в чем они… выражаются?

— В документе, передающем мне право на опекунство над ней…

— Мама моя…

— Подписанном ее бывшим опекуном, — скосился на меня мужчина. — и заверенном местным нотарием.

— И я даже знаю, каким, — зло выдохнул, стоящий слева от меня Арс.

В ответ капитан «Летуньи» удостоил взглядом и его:

— Копию для ознакомления предъявить?

— Это — обязательно, — словил мою трясущуюся руку Зача, но вскоре ее выпустил, старательно вглядываясь в переданную седым матросом бумагу. — Все… верно. С точки зрения закона.

Виторио Форче, терпеливо до этого молчавший, криво усмехнулся:

— Это вы, капитан, мне на мораль сейчас намекаете? Может, еще о высоких материях поспорим? Так я лично от себя могу вам слово дать, что ровно по достижению Зоей Лино возраста дееспособности, предоставлю ей полную свободу. Мало того, компенсирую ее утраченное родительское наследство. Ведь, насколько я понял: она его лишилась? Так же, как и вы, мессир Арс? Правда, по иной причине.

— Которая вас совершенно не касается, — процедил сквозь зубы брат. — Я вот только понять не в силах: зачем вам Зоя? За какой надобностью такие хлопоты и расходы?

— Это — ваше право, — качнул головой мужчина. — И могу вас заверить и в том, что не претендую ни на душу, ни на… тело этой девушки.

— Так какого хоба вам от нее вообще надо?! — вскинулся с другого бока от меня Зача.

— А это уже — не ваше дело.

— Я — ее жених!

— А я — ее новый опекун. И согласия на брак с вами пока не давал.

— Оно нам и раньше не понадобилось.

— Буду иметь в виду на ближайшие пять месяцев.

— Да к чему же так долго тянуть? — зло ощерился Зача. — Может, прямо сейчас и решим проблему с опекунским согласием?

— Я так понимаю, — выдохнул капитан «Летуньи», — первая часть процедуры…

— Я согласна…

Повисшая над палубой тишина разорвалась над моей головой сразу с обеих сторон:

— Зоя! Ты в своем уме?!

— Сестренка! Да ты не…

— Зача, ты ведь сам говорил, что я — сумасшедшая. Это только правильные дамы благородно принимают смерть от любимого и брата. А я себе такого не хочу, — развернулась я к обоим своим родным мужчинам. — Я не хочу вас потерять. Я вас только нашла. И…

— Зоя, я тебя никому не отдам, — ухватил меня за руку Зача. — Пусть для этого…

— Не надо «для этого». Не надо. Считай, мы лишь отложили нашу свадьбу. Арс?

— Что, сестренка? — обхватил он меня за плечи.

— Ты ведь сам видишь, что итог — один. Их в два раза больше. И по морю они догонят. Ведь так?.. Зача, я тебя люблю. Обними и ты меня, пожалуйста… Спасибо… Я обязательно к вам вернусь… Обещаю…