Мистер Икс

Глава 18

«Не бери, то что перед тобой. Хватай это!»

- Из записок Икса

Икс

Суббота, 24 ноября, 2007. Утро, 11.30.

Держаться от нее подальше становится все сложнее и сложнее. Не потому, что у меня нет понятия дисциплины, а потому, что меня отправили убить того, кто имеет к ней непосредственную близость. По какой-то причине, она притягивает к себе только неприятности. Черт, так и меня втянет. Она постоянно с теми, с кем не должна быть. Она постоянно курит, ищет наркотики, ее так называемые друзья, вечно втягивают ее в неприятности, занимаясь хрен знает чем, с хрен знает кем, хрен знает где. Она предлагает себя любому, кто готов сунуть в нее свой член. От одной только этой мысли во мне просыпается ярость. Стакан, который я сейчас держу, я мог бы раздавить голыми руками вдребезги.

Я наблюдаю, как она танцует с каким-то парнем. Он не вышел ростом. Его тело исписано татуировками и пирсингом. То, как он лапает ее, манит меня вырвать его кадык. Его руки повсюду на ее теле, и мне это не нравится.

Видите ли, для меня уже слишком поздно. Я не прекратил думать о ней, даже после того, как пообещал себе, что сделаю это. Я не оставил ее в покое даже после того, как сказал себе, что найду другую работу и пошлю свою семью к чертям собачьим. Конечно, они настояли на том, чтобы я остался, а я решил не рубить сук, на котором сижу. Если кто-то из моей семьи хочет чьей-то смерти, они добьются этого, даже если замерзнет ад. Они не остановятся ни перед чем, пока не получат деньги от клиента. Это все, что имеет для них значение. Если я откажусь от их работы, мне придется заплатить куда дороже, чем просто смотреть, как она отирается возле простого парня.

Жизнь временами такая подлая сука!

Ее взгляд останавливается на мне. На секунду, в них проблескивает удивление, но сразу же сменяется хищным взглядом охотницы за сексом. Она знает, что я смотрю на нее, и наслаждается этим. Она крепче хватается за своего татуированного и склоняет голову на его плечо, не сводя с меня глаз. Ее глаза умоляют меня подойти и трахнуть ее. Она та еще приманка: рядом с ней ни один мужчина не сможет удержать на месте свой член. Я знаю, что ей досталось от ее папочки. Он всегда разочарован тем, что она вытворяет, что дает ей лишь больше причин продолжать в этом же духе. Это порочный круг, из которого ей не выбраться. И в который она пытается затащить и меня.

Я приглядываю за ней уже несколько месяцев, то и дело занимаясь ликвидацией тех, кто втягивает ее в полное дерьмо. Все равно кого — ее бывших парней, которые треплют о ней или о ее отце всякую хрень для газеты, или какого-нибудь наркодилера, который утверждает, что она постоянно покупает у него кокаин. Всякое попадалось. Несомненно, когда это случается, я всегда рядом. Только, если у тебя водятся деньги, ты можешь изменить всю свою историю и ошибки одним щелчком пальцев. Таким человеком был ее отец. Он, и все его политики думают только о своей репутации. Дети и семьи им по барабану. Я знаю, что она принимает это на свой счет. Он винит ее за все…даже за смерть ее матери.

Поэтому она пытается убежать от этого. Она хочет закончить в чьих-то безразличных руках, но от этого ничего хорошего не будет. Нельзя найти утешение в руках незнакомца. Хотя, я бы не стал предлагать ей подобное утешение. И неважно, как сильно она бы хотела, чтобы я это сделал. Она не одна думает об этом.

Я глубоко вздыхаю, и ставлю стакан на стойку перед собой. Лучше поставить его сейчас, пока я не запустил им в голову парня, который оплел ее своими руками. Серьезно, если он продолжит в том же духе, его мозги окажутся на танцполе.

Мои родители появляются в клубе, сканируя помещение взглядом. Кивают мне, когда находят. Я слегка двигаю головой, указывая им на нее. На такой работенке общение происходит в основном глазами.

Они смешиваются с народом, пока пробираются к заднему выходу. Их задача на сегодня — местный наркодилер, который продал историю о губернаторе в газету. Его жизнь взамен на репутацию политика. Я остаюсь здесь и наблюдаю за ней, чтобы убедиться, что никто больше не войдет в заднюю комнату. Они исчезают за дверью. Я смотрю на часы. У них есть только 15 минут. Если они так и не появятся, я иду к ним.

Когда я подымаю глаза, она стоит прямо передо мной. На секунду меня пронзает шок. Я хмурюсь, меня терзает желание заорать на нее за ее выходку, но, в то же время, я понятия не имею, что ей говорить. Я знаю, чего она хочет. И этого не будет.

— Нет, — произношу я. Громко и четко.

— Ооо, да ладно тебе. Не порти веселье! Ты даже не знаешь, зачем я здесь.

— О, я как раз знаю. У тебя разве не свидание или что-то типа того? — говорю я, указывая подбородком на парня, которого она бросила на танцполе. Его скучающие глаза вызывают во мне тошноту.

— С ним так скучно! Он то и дело, что болтает о своих тату и пирсинге. Он хочет показать их мне. Все. Я уже видела их гребаные двадцать раз! Больше не хочу, — она упирает руку в бок, и нетерпеливо притоптывает ногой. Меня начинает это раздражать.

— И что? Найди себе другого, — произношу я.

Она надувает губы.

— Я хочу потанцевать с тобой!

Она ступает ближе, я отклоняюсь.

— Я на работе, — рычу я.

— Ты ничего не делаешь уже минут десять. Я не думаю, что они порежут тебя на кусочки, если ты немного повеселишься.

Она пытается ухватить мою руку, но вместо этого я хватаю ее за запястье. Я притягиваю ее ближе, чтобы она, наконец, увидела серьезность в моих глазах.

— Твой отец убьет тебя на хрен, если узнает, что ты предложила мне такое, — рычу я. — Тебе не стоит отираться рядом со мной.

Она вырывает свою руку.

— Да мне плевать, что скажет мой отец. Ему тоже на меня плевать. Так что я буду делать то, что я хочу. Ходить туда, куда я хочу. Танцевать с тем, с кем я хочу. А мы с тобой знаем, что ты тоже этого хочешь.

— Это ничего не значит.

— Значит! Ты не можешь отрицать, что между нами что-то есть. Ты глаз от меня отвести не можешь, — она выставляет передо мной свою грудь, что заставляет меня отступить. Я никогда не отступаю. Твою ж мать, а она выросла.

— Да, я видела, что ты смотришь на меня. И ты мне нравишься. Так почему бы не потанцевать немного?

— Я тебе не нравлюсь. Прекрати эту хрень. Ты не знаешь, во что себя впутываешь. Я говорил тебе, кто мы. Мы убиваем, чтобы выжить.

Она хватает мою руку и кладет себе на талию. Изгибы ее тела…. Через тонкую ткань платья я чувствую пояс с подвязками.

— Идем. Я прошу всего лишь потанцевать со мной. Ничего больше. Тебя ведь не убьют.

Я фыркаю.

— Уверена? При виде тебя меня когда-нибудь хватит инфаркт.

Она прищуривает глаза:

— Ты ревнуешь.

— Ревную? Тебя заносит так, что твоя жизнь оказывается в опасности, а это значит, что нам приходится убивать больше. Тебе все еще кажется, что я ревную?

— Да, — она подмигивает мне, а потом хватает за вторую руку, и кладет на свою задницу. — И мне это нравится. Нравится, когда ты ревнуешь.

— Прекрати.

— Это всего лишь танец… — она тянется ко мне и обхватывает руками мою шею, притягивая к себе. — Мне нужен всего лишь один танец. И все. Потом ты снова можешь забыть обо мне.

Я закатываю глаза, и бурчу:

— Чтоб тебя….

Мной овладевает грешное желание. Ее руки на моей шее. Ее запах такой сладкий, он тянет меня, как и скромная улыбка, которая соблазняет меня, и я не могу отказаться. Единственный раз я делаю то, чего хотим мы оба, но обещаю себе, что миг, когда я ступлю с ней на танцпол, больше не повторится. Я больше не прикоснусь к ней.

Она вытаскивает меня в середину толпы, далеко от того места, где я должен быть, и начинает покачивать бедрами. Пальцами она поигрывает с моими волосами, и начинает танцевать в моих руках самым немыслимо сексуальным образом. Я обнимаю ее, и меня охватывает чувство тепла. Такое, которого жаждешь больше всего на свете. Мне хочется скользнуть руками вниз к ее заднице, но мои инстинкты говорят мне сосредоточиться на чем-нибудь еще. Я поглядываю на дверь, чтобы убедиться, что мои родители еще не вышли, и не увидели меня. Одному Богу известно, что они сделают, если увидят меня с ней.

— Я здесь, — произносит она, притягивая мой подбородок к себе, чтобы я снова посмотрел на нее. Только теперь я замечаю, насколько она красивая. Боль, обида, злость, сожаление, печаль, счастье — все смешивается в один божественный коктейль. В таком юном возрасте она уже покрыта тенью порока, тенью жалкой жизни, а я не хочу вовлекать ее еще больше. Впервые в жизни я хочу кого-то защитить. Хочу, чтобы она была в безопасности. В ее глазах пляшет огонек, а я медленно поддаюсь его гипнозу. Она как факел — освещает своим пламенем тьму ночи, а я жажду этого света, будто я посреди ледника. Но если я стану на ее пути, то все разрушу. Я погашу ее яркое пламя, и оно потухнет навсегда.

— Ты за мной наблюдаешь? — спрашивает она.

— Я никогда не выпускал тебя из виду.

Пальцами она убирает пару черных прядей с моего лба. Ее рот приоткрыт, и я не могу оторваться от ее губ. По мне проносится неудержимое желание попробовать ее вкус. Но я не имею права.

— Ты помнишь ту ночь на крыше? — спрашивает она. — Когда ты украл пиво?

Я выдыхаю.

— Да… работа.

— Теперь я это знаю. Мне просто было интересно…

— Что именно?

— Твои глаза. От них у меня перехватило дыхание. Мне казалось, я знаю тебя вечность.

Я улыбаюсь. Меня до сих удивляет, как она может помнить отдельные куски. Нам было так мало лет. Я едва ли помню что-либо, кроме… ее матери.

Я сглатываю, и прочищаю горло:

— С тех пор много воды утекло.

— Да. Но я не могу перестать думать об этом. Я не могу выбросить из головы мысль о том, что мы с тобой уже танцевали. Как сейчас. Что мы были друзьями. Что было… что-то было между нами…

— Хватит… прошу, — произношу я. — Я больше не хочу говорить об этом.

Она нахмуривается, но через секунду забывает об этом. Потом подымает голову и смотрит на меня снизу. Ее рот приоткрыт, но она по-прежнему продолжает на меня смотреть, продолжает спрашивать разрешения прежде, чем продолжить. Ее дыхание щекочет мою кожу. Я больше не хочу говорить «нет».

Когда губами она касается моих, я готов убить за этот поцелуй. Он нежный и мягкий, как я и ожидал. Она мучает меня. Я начинаю думать о том, чтобы забрать ее домой и оттрахать на своей же кровати. Ее запах невероятно притягивает меня. Такой сладкий, такой умопомрачающий. И ее горячие губы… я не могу не хотеть большего, так что я обхватываю ее руками и с силой прижимаю к себе.

Когда порыве удовольствия, я открываю глаза, то замечаю своих родителей. К счастью, они не увидели меня. Это я понял по тому, что до сих пор не валяюсь с пулей в голове.

Я отрываюсь от нее, тяжело дыша. Во мне просыпается ярость. Улыбка на ее лице говорит мне о том, что она считает себя победительницей. Она играет с моим сердцем, словно циркач, бросающий кинжалы.

Она станет моей гибелью. Я в этом не сомневаюсь.

***

Вторник, 20 августа, 2013. День, 14.00.

Она не только моя гибель. Она — пропасть, которая втягивает меня сильнее, чем черная дыра. Я получаю божественное удовольствие от того, что на этот раз она пристегнута наручниками. Я сделал свой выбор, и теперь принимаю последствия. Она станет моей смертью. Но не ранее, чем я оттрахаю ее до потери сознания.

Я знаю, что мне нужно сделать, чтобы все изменить.

Я уничтожу того, кто стоит за всем этим. Я не проявлю ни капли милосердия. Я заставлю его страдать. Заставлю жалеть, что он родился на свет. Утоплю его в позоре. Сотру с лица земли. И когда это все закончится, он будет умолять меня оставить ему жизнь, чего я не сделаю ни за какую цену.

Я открываю коробку, которую прятал под кроватью, и вытаскиваю камеру. Я купил ее пару дней назад. Джей ее еще не видела. Она не знает, что я собираюсь делать, но по выражению на ее лице, ей это не нравится. Хорошо.

— Зачем тебе это? — спрашивает она.

Игнорируя ее, я выставляю штатив и помещаю на него камеру. Как только я устанавливаю фокус, включаю её.

— Ты собираешься снимать меня? Зачем? — спрашивает она. Её голос дрожит от страха.

— После того, как я с тобой закончу, я буду смотреть на это, и наслаждаться повторно… потом еще раз… и еще.

От моей ухмылки, на ее руках появляется гусиная кожа. Я даже не понимаю, почему она сейчас так напугана. В конце концов, для нее это все очень знакомо.

Я выуживаю из своего кейса связку веревок, и беру ремень со стула. Ее большие карие глаза притягивают меня. Я залезаю на кровать, кладу веревки и ремень рядом с собой, и залезаю на нее. Ее кожа еще влажная после душа, но, когда я погружаю в нее палец, я чувствую еще больше влаги. Она сопротивляется в своих оковах, что вызывает у меня усмешку.

— Когда ты перестанешь противиться, птенчик? Начни слушаться, и, возможно, я дам тебе то, что ты так хочешь, — я начинаю скользить по ее клитору, опускаясь ниже ко входу, и увлажняя ее складки ее же соками. — Ты хочешь кончить, но тебе не позволено, пока я не скажу. Понятно?

Она задерживает дыхание, когда я погружаю в нее один палец. Я шлепаю по внутренней части ее бедра. Ее визг в миг пробуждает мой член, готовый выпустить всю обойму на ее пунцовое тело.

— Не кончай. Ты поняла?

— Да, сэр.

— Хорошая девочка.

Я вынимаю из нее палец, и она выдыхает воздух, который так и держала в себе все это время. Я передвигаюсь выше, и размещаю колени практически возле ее головы. Мой член направлен прямо на нее. Я хватаю ее, и подвигаю слегка повыше.

— Ты будешь сосать, пока я не остановлю тебя.

Толкая себя к ней, я касаюсь головкой ее губ. Предсемя играет отличную роль лубриканта, но она и так открывает рот, впуская меня. Я скольжу глубоко в ее рот, заставляя подавиться им, что делает меня лишь тверже. Я погружаюсь в нее снова и снова умеренным темпом. Она порывается выбраться из оков, которые превращают ее в мою собственность, пока я трахаю ее рот.

— Возьми его губами, птенчик, — командую я, и глубже погружаюсь внутрь. В ее глазах я вижу и страх, и возбуждение. Это заводит меня до предела. Мой член на полную длину у нее во рту. Слюна обильно стекает по ее подбородку. Я хватаю ее за волосы, и с силой отрываю от себя, а потом так же дерзко снова насаживаю ее рот на свой член. Ее язык пляшет вокруг него, и я всего лишь на секунду отрываю ее от себя, чтобы она набрала воздуха прежде, чем я затыкаю ей рот. Я люблю панику на ее лице, люблю понимать, что она задыхается из-за меня. Я не позволю, чтобы она умерла из-за этого, но это заставит ее сжаться и молить меня о пощаде.

Она тяжело дышит, когда я вынимаю член из ее рта. Я склоняюсь к ней, провожу языком по ее шее, а потом засовываю его ей в рот. Ей не хватает воздуха, пока я грубо целую ее. Она пытается высвободиться из наручников по рукам и ногам, пока я хватаю ее подбородок, и сплетаю наши языки. Она громко вскрикивает, когда я кусаю ее за губу. Я слизываю капельку крови, и снова целую ее.

— Зачем… — бурчит она. Ее голос все еще слаб и звучит, будто она умоляет. Она практически готова сдаться.

— Мне нужна твоя кровь… Твоя боль… Я хочу, чтобы ты умоляла меня, — шепчу я в ее кожу, оставляя жестокие укусы на ее шее. — Твоя кровь, Джей, для меня, как наркотик.

Она приглушает стон, пока я опускаюсь к ее соску, и сосу его так интенсивно, что он моментально затвердевает. Я щипаю другой, пока спускаюсь ниже. Когда я достигаю ее киски, я просто провожу языком над ней. Вся ее сила воли выливается в стоне, который заставляет меня ликовать. Я встаю, лишая ее изощренного удовольствия. Ее кожа покраснела, киска напухла, и, наверняка, пульсирует. Она смотрит на меня из-под полуопущенных век голодным взглядом. В них мелькает позор от того, что она понимает, что делает.

— Ты хочешь кончить, птенчик? — спрашиваю я.

Ее губы дрожат, когда она втягивает воздух.

Я сощуриваю глаза, что сию секунду подсказывает ей ответить:

— Да, сэр.

— Как сильно ты хочешь кончить?

— Очень сильно, сэр.

— Настолько, чтобы сделать для этого все?

Она сглатывает.

— Да, сэр.

У меня на лице появляется порочная улыбка.

— Ты не пошевельнешься, пока я тебе не скажу, поняла?

— Да, сэр.

По очереди я расстегиваю наручники. Я беру веревку, потом сжимаю ее колени вместе, и подвигаю вверх. Я заставляю ее прижаться коленями к груди. Привязываю левый локоть к левому бедру, и то же самое проделываю с правой рукой и правым бедром с помощью еще одной веревки. Она пытается усидеть в этой весьма неудобной позе. Я только облизываю губы, смотря на нее.

Она смотрит сначала на камеру, потом на меня.

— Сэр, мне это не нравится, — произносит она.

— Зато мне нравится, — отвечаю я, касаясь пальцами ее складок. — И это все, что теперь имеет значение. Это все мой эгоцентризм.

Я улыбаюсь от удовольствия, которое поселяется на ее лице, когда я поглаживаю ее голую киску. Она влажная и открытая для меня. Мне ничего не мешает погрузить в нее два пальца и надавить на ее клитор, что я и делаю. Она вскрикивает от божественной агонии, когда я вращаю ими внутри нее, а потом вынимаю.

— Эта киска так отчаянно жаждет заполнения, не так ли?

— Да, сэр, — она простанывает свой ответ, пока я щипаю ее клитор.

— Чего моя киска хочет больше всего?

— Я хочу кончить, сэр.

Я останавливаюсь, и шлепаю по ее киске ладонью. Она издает милый громкий крик. Ее ноги напрягаются, пытаясь сдвинуться, но я не позволю ей сделать этого.

— Разве я сказала тебе, что ты можешь сдвинуть ноги?

— Нет, сэр, — хнычет она.

— А теперь еще раз. Что нужно этой киске?

— Ваш член, сэр.

Ее тело содрогается от прикосновения моих пальцев. Я прижимаю руку к ее животу, и подвигаюсь ближе к ней. Головка моего члена почти упирается в ее вход, ее влага заставляет его пружинить вверх и вниз. Бл*дь, как же мне нужно оказаться внутри нее.

— Прошу…войдите в меня, сэр.

В ее стоне смешались желание и плач.

Я улыбаюсь.

— Маленькая шлюха. Мне стоит расщедриться и дать тебе то, чего ты жаждешь больше всего.

Я медленно вхожу в нее. Очень медленно. Она громко и продолжительно стонет, из-за чего я моментально могу кончить. Я сдерживаюсь и вхожу в нее еще глубже, пока животом не касаюсь ее лобка. Мой член пульсирует в ней, ее тепло обволакивает его, затуманивая мой рассудок порочной похотью. Но я не собираюсь останавливаться на этом. Я хочу слышать ее крики перед тем, как позволю ей кончить и принять в себя всю мою сперму.

Я беру в руки ремень и складываю его пополам. Она широко раскрывает глаза при виде его. Она качает головой. Глаза выдают ее тревогу.

— Ты научишься любить боль, — произношу я. Конец ремня мягко опускается на ее грудь. Ее крик сопровождает стон, когда я вбиваюсь в нее членом. Ремень оставляет на ее коже красивую красную полосу. Я хочу, чтобы она была последней. Хочу, чтобы она увидела, кому принадлежит. Кому всегда принадлежала. Кому отдала себя в ту секунду, когда решила соблазнить меня. Я ошибся, когда полюбил ее. Ее ошибкой было позволить мне это. Нам обоим стоило получше узнать правила игры с огнем. И теперь огонь, который пожирает нас обоих, никто не в силах прекратить.

Я снова стегаю ее, оставляя на ее второй груди горящий болезненный след. Ее крик заполняет комнату, когда я резко вхожу в нее. Она кричит с каждым моим грубым рывком. Я обожаю ее крик, люблю, когда ее мышцы сжимают мой член, когда она визжит.

— Тебе стоит знать, как сильно я наслаждаюсь, грубо и грязно имея твою киску, — рычу я.

Я приближаюсь к краю своего экстаза и хочу сполна насладиться этим. Я выбрасываю ремень, и обоими руками хватаю ее бедра, вдалбливаясь в нее со всей силы. Ее тело содрогается от моих толчков, ее красная от ремня грудь пружинит вверх и вниз. На ее лице разлилось смешанное выражение благодарности и замешательства, которое плавно переходит в отчаяние. А мне нужно больше этого.

Я упираюсь одной рукой в кровать возле нее, а другой хватаюсь за ее горло. Она задыхается, когда я вдавливаю ее в кровать. Я склоняюсь поцеловать ее и отнять последний воздух. Я хочу, чтобы она оказалась на грани оргазма прежде, чем я дам ей ее освобождение. Боль и удовольствия нельзя разлучить — они переплетены так сильно! И только высвободив их обоих, можно достичь настоящей эйфории.

Я сжимаю руку вокруг ее горла, наклоняюсь к ней и облизываю ее губу.

— Кончи для меня, ты, маленькая шлюха!

Я начинаю трахать ее жестче, и быстрее, пока она хватает воздух.

— Кончай! — командую я. — Сейчас же!

Она шире раскрывает глаза, и первое, что она видит, это — я. Ее рот превращается в идеальную букву «О», а на лбу появляется глубокая складка. Она больше не дышит. Вместо дыхания, из ее рта вырывается стон, отозвавшийся мурашками по моей спине. После чего ее тело начинает сотрясать оргазм.

Я продолжаю насаживать ее на себя. Ее киска сжимается и пульсирует вокруг моего члена. Каждой клеточкой своего тела я чувствую, как она кончает, я вижу это в ее соблазняющих глазах.

— Да! Выжми меня всего! — произношу я, и продолжаю входить в нее. Стон, который она издает, когда я освобождаю ее горло, доводит меня до грани. Я сжимаю ее бедра в своих ладонях, и выгибаю спину назад, изливаясь в нее столько, сколько могу. Моя сперма наполняет ее до края, пока я делаю еще два толчка, высвобождая звериное желание, которое преследует меня уже несколько дней.

Опускаясь на нее, я дико дышу, словно хищник, чья охота за добычей завершилась удачей. Ее грудь теплая и мягкая, словно лепестки самых нежнейших цветов. Я бы мог просто опустить голову и уснуть, если бы это было для нас безопасно. Но я знаю, что у нас нет времени. Нам нужно убираться отсюда как можно скорее. Если они нашли нас в кафе, то не пройдет и часа, как они выследят и это место. Я не стану рисковать. Просто сменим еще один отель. Кроме того, если я собираюсь воплотить свой план, мне нужно подобраться ближе к месту. Между нами всего несколько штатов. Возможно, путешествие придется совершить раньше, чем я думал.

Я снимаю наручники с ее запястий, и смотрю на нее. Ее глаза блестят, а красота в них притягивает меня еще больше. Она — богиня, а я — проклятый, который хочет отнять у нее все. На мгновение, я задумываюсь, получает ли она хоть капельку удовольствия от всего того дерьма, которое я с ней творю. Может быть, внутри этого прирученного тела все же осталась толика той души, которую я в нее вложил?

Она не двигает руками на кровати, хоть и наручников на ней больше нет. Она снова могла бы сопротивляться. То, что она этого не делает, меня удивляет. Я склоняюсь и краду у нее поцелуй. Мои губы жаждут ее. Я не могу оторваться от нее. Я завишу от ее вкуса.

— Скажи мне… — мурчу я, все-таки отпуская ее губы на секунду. — Тебе это нравится?

— Да, сэр, — отвечает она, словно натренированная кукла.

— Нет… на самом деле, тебе это нравится? — спрашиваю я. — Ответь правду.

Ее губы дрожат, и я снова не сдерживаю себя, чтобы поцеловать ее. Я слегка оскаливаю зубы, покусывая ее нижнюю губу, оставляя на коже красные следы. Она содрогается.

— Ответь мне, — мягко произношу я.

— Может быть, — в ее ответе я слышу нерешительность.

— Почему?

Она вздыхает.

— Это…очень порочно. Жестоко. Болезненно, — ее губы перестают двигаться, но я знаю, что она хочет сказать больше.

— И?

— Я взрываюсь от этого… чувствую облегчение…

Это вызывает у меня улыбку.

— Ты все-таки находишь в этом освобождение.

Она хмурится, и отводит глаза.

— Признать то, что ты принадлежишь другому, сложно, но ты уже делала это прежде. И снова это сделаешь. Это то, кто ты есть. Борец, который любит, чтобы его ломали и подчиняли.

Я прижимаю свои губы к ее, ища понимания в ее глазах. Она смотрит на меня, и отвечает на поцелуй. Она впервые дает себе почувствовать меня. Мой язык с легкостью завоевывает ее, и она не сопротивляется.

Я пожираю ее рот больше и больше. Я не могу остановиться. Желание обладать ею поглотило мой рассудок, мои губы жаждут её всю. Ее руки внезапно движутся вверх по моей спине, обволакивая меня теплом. Она обнимает меня. Я чувствую, какой настойчивой она становится в поцелуе. Она хочет меня так же сильно, как и я ее. Ее тело отзывается на мои прикосновения, требуя больше меня, пока она обхватывает руками мою голову. Я чувствую ее. Ее голая кожа касается моей. Ее пальцы скользят по голой верхушке моего черепа, она касается моих шрамов. Злость больше не струится по моим венам. Вместо этого, я чувствую себя всесильным. Ее объятия исцеляют шрамы на моей душе.

Только тогда я понимаю, что она не единственный узник в этой комнате. Она украла то, что от меня осталось.

Мне нельзя потерять ее. Я не смогу с этим жить. После всех этих лет мучений и пыток, она наконец-то моя. Я могу взять ее, могу беречь. Я даже мысли не допущу, чтобы отпустить ее. Никто, кроме того, кто хочет ее смерти, не может встать на моем пути. Я положу этому конец. Если мне придется, я его уничтожу. И она будет моей окончательно.