«Если мы ищем правду, нам нужно
приготовиться принять последствия»
- Чарльз Сеймур
Джей
Вторник, 6 сентября, 2013. Утро, 7.55.
Наши новые апартаменты в отеле еще больше, чем предыдущие. Кровать королевского размера, красные простыни, столы и стулья из дуба, кожаные кресла. Завтрак в постель, а за окном простираются небоскребы города. Я и сама замкнута в таком небоскребе, словно в темнице.
Каждую ночь мне снится Икс. Мне снится прошлое, но я не могу ничего вспомнить, когда просыпаюсь. Все, что я знаю, это то, что видела его прежде. Этот человек знает меня не просто так. Он был в моей жизни, Бог знает сколько времени, а я не имею понятия, почему не помню его.
Каждое утро я просыпаюсь с осознанием того, что я до сих пор здесь. Осознанием того, что он никогда никуда не уходит, по крайней мере, мысленно. Хочу я или не хочу, я привязана к нему. Я больше не пыталась убежать… Черт, кажется прошла вечность. Я даже не помню, когда это было. Я даже не знаю теперь, хочу ли уйти от него. Он приковывал мое тело, брал его снова и снова. В такие моменты мой рассудок уплывал далеко отсюда. Чем больше времени я провожу с ним, тем больше мне кажется, что я никому не нужна. Вскоре, я буду чувствовать тревогу, когда его не будет рядом.
Я думала, я могу бороться с этим, могу предотвратить это. Но теперь слишком поздно. Его слова воплощаются в жизнь — я принадлежу ему.
Теперь нет разницы между сейчас и тогда. Время больше не существует. Только я и он, эта комната, мое тело, его желание, его удовлетворение. Каждое вознаграждение менее болезненное, поэтому я хочу быть тем, чего он жаждет. Хорошей девочкой. Его маленькой шлюхой. Я все больше и больше становлюсь тем, кого он нарисовал в своем сознании. Я даже не могу вспомнить, кем я была до него.
“Нет” превращается в неоднократное “да”, и я больше не различаю между ними разницу. Его правило — закон. Мне не позволено выходить. Если я ослушаюсь, он меня убьет. Я знаю это. Я видела столько смертей. Но во мне еще горит желание жить.
Хотя теперь я не уверена, хочу ли я жизни без него.
Икс, в предвкушении, смотрит телевизор, барабаня пальцами по кожаной обивке кресла. Я сижу у него на коленях, откинув голову на его шею. Я вдыхаю его запах. Внутри я чувствую только пустоту, которая избавляет меня от чувства вины. Даже когда он обнимает меня за талию, и я обнаженной кожей прижимаюсь к его телу, я не чувствую ничего. От меня осталась лишь оболочка.
Он переключает каналы, и я ловлю картинку мужчины, которая внезапно окутывает меня угнетением. На экране я вижу бородатого мужчину с кровавым месивом вместо лица. Его имя — Эль Джон. Ведущий новостей говорит, что он был найден мертвым с прострелянными ногами и ножевыми ранениями. Его тело пытались растворить какой-то кислотой. То, что этого человека пытали, меня не удивляет. И то, что ночь, когда он был убит, совпадает с той ночью, когда Икс вернулся весь в крови.
Меня пугает тот факт, что я, кажется, знаю этого человека.
Его лицо вызывает в моей памяти воспоминание о том, как мой отец говорил с похожим на него мужчиной, предлагая ему работу. Воспоминания мелькают, словно вспышки, но я знаю, что не ошиблась. Но еще я знаю, что он мертв.
Это то, чем занимается Икс — он их истребляет.
Икс
Пятница, 20 октября, 1995
Его отец винит ее за все. Все, что я постоянно слышу, это допрос, почему она сделала это, почему сделала то, зачем ее нужны такие друзья, как я, или почему я постоянно отираюсь рядом. Мои родители держали меня подальше от нее и ее отца после инцидента с ее матерью. Даже во время похорон они не дали мне ни с кем поговорить. Я стоял в тени, наблюдал за ней, выжидая шанс, наконец, снова обратиться к ней. Никто не позволит этому случиться, но я должен попытаться. Она — мой друг.
***
Среда, 25 октября, 1995
Я сижу в зале, и жду, пока отец выйдет и поговорит со мной. Мама сказала мне сидеть здесь, пока они не закончат. Естественно, тема спора — я. Я сделал нечто плохое — я проверил, как она.
Когда мой отец выходит из комнаты, я чувствую, как колотится мое сердце.
— Не смей больше говорить с ней, ты меня слышишь? — говорит мой отец, хватая меня за подбородок так сильно, что мне становится больно.
— Да.
— Ты не говоришь, и даже не смотришь в ее сторону, ты понял это?
— Да, отец.
Он отталкивает меня.
— Ты позор нашей семьи. Ты хоть имеешь малейшее понятие о том, что сделал?
— Это была случайность.
Он отвешивает мне пощечину прежде, чем я успеваю понять это.
Мое лицо горит и саднит. Я прикладываю руку к щеке, будто это поможет.
— Пришло время узнать, кто ты, зачем ты здесь и что тебе предстоит делать.
Я нахмуриваюсь, не понимая.
— Что ты имеешь в виду?
— Отныне ты будешь учиться контролировать себя и других. Жизни в наших руках, и мы решаем, кто заслуживает жизни, а кто — смерти, — он падает на колени, и хватает мои руки так крепко, что мне становится страшно. — Нет такого понятия, как случайность. За ошибки нужно отвечать. Ты идешь со мной.
Он берет мою руку и тащит вниз по лестнице в комнату, в которой я никогда прежде не был. Дверь открывается, и тьма за ней вселяет в меня дикий страх. Все, что я вижу, это длинная лестница вниз. Я лишь знаю, что родители очень часто заходят сюда. Они никогда не звали меня с собой. До теперь.
Отец толкает меня вниз.
— Ты увидишь, чем мы зарабатываем на жизнь. И ты научишься делать то же самое.
***
Пятница, 11 апреля, 1997
Отец с нажимом впихивает пистолет мне в руку. Меня трясет с ног до головы, пока он поднимает и нацеливает его на мужчину, который стоит передо мной на коленях. Я видел, как они избивали его, и слышал его мольбу о пощаде. Но это не то место, где он сможет ее найти.
— Давай… — отец подталкивает меня вперед.
Сердце колотится о ребра, когда я прижимаю пистолет к его голове. Палец скользит по холодному курку. Я не один раз видел, как это делали мои родители. Но я не убивал прежде. Могу ли я забрать жизнь? Способен ли я на такое? Мне только девять. Я знал, что этот день настанет, но я не думал, что это случится так быстро.
— Убей его, — шепчет отец за моей спиной. — Ты знаешь, как это сделать.
Я сглатываю, глядя на мужчину. В его глазах слезы.
— Я не могу.
Мой отец наклоняется ко мне.
— Ты знаешь, что он сделал?
Я трясу головой.
— Он до смерти забил свою жену, а после пристрелил своего единственного ребенка, потому что не мог жить с этой тяжестью.
Бл*дь.
Я и ранее слышал, как подобным образом ругался мой отец. Я знал, что в мире хватает ублюдков, способных на подобное, но никогда их не видел. Я имею в виду, отец всегда говорил, что они наказывают их за что-то, но обычно это была какая-нибудь ерунда. Например, кража денег или невыплаченный долг. Но не это. Нет, некоторые из людей, на которых работают мои родители, даже хуже этого дерьма, но этот парень… Это просто шок.
— Ты думаешь, что он заслуживает жизни? — спрашивает отец.
— Нет, — шепчу я.
Отец кладет руку поверх моей, и сжимает пальцы на моих пальцах. Его указательный палец приходится точно на курок с моим пальцем. Я закрываю глаза.
— Мы не занимаемся благотворительностью, малыш. Мы несем только смерть, — произносит мой отец. Он так сильно надавливает на мою руку, что я не могу сопротивляться. Я нажимаю на курок.
***
Четверг, 26 ноября, 1998
Я не могу перестать ходить к ее дому и издали наблюдать за ней. Даже если надо мной висит нож гильотины запрета, я хочу её видеть. Я соскучился за тем, как мы с ней играли. Она выглядит счастливой даже после того, что случилось. Всегда в саду, играет со своими вымышленными друзьями. Иногда мне хочется стать невидимым, чтобы я тоже мог с ней поиграть. Я скучаю по временам, когда все было просто. Было так невинно.
Она моложе меня. Она так мала, что может даже не вспомнить день, когда все в корень поменялось.
Мы больше не работаем на ее отца. После похорон мы никогда не возвращались в ее дом. Мне до сих пор интересно, была ли тому причиной смерть ее матери?
Внезапно, кто-то хватает меня за шею, и тянет назад. В следующий миг я оказываюсь на земле, с головой, прижатой к вонючему асфальту. Прежде, чем я вижу, кто на меня напал, мне на голову надевают мешок. Я кричу, но кто-то закрывает рукой мне рот.
— Закрой свой рот, — произносит он. Я едва могу понять, чей это голос.
Меня бросают на что-то мягкое, но менее больно от этого не становится. Следует удар в лицо. Я слышу, как теряю зубы. Рот наполняется кровью. Я не могу от них отбиться. Меня душат и бьют одновременно. Они намного сильнее меня. Когда они дважды бьют меня в живот, мои глаза наполняются слезами. Мне кажется, меня сейчас вырвет, но они снимают с меня мешок.
Яркий свет лампы над головой ослепляет меня. Я пару раз моргаю и узнаю машину, в которой сижу. Мы отъезжаем от ее дома.
— Захотелось снова навестить ее, да? Я предупреждал тебя, что будет. В следующий раз я не буду таким милосердным, — гремит голос моего отца.
***
Среда, 16 апреля, 2003
Весь холл заполняют крики, от чего сердце трепещет в радостном предвкушении. Я больше не считаю, сколько времени трачу на пытку одного человека. Вчера наслаждался сдиранием кожи, позавчера пришлось обойтись пожестче, расчленяя какого-то ублюдка. Что было три дня назад, до сих пор в тумане. Я не хочу помнить то, что делаю с людьми. У меня вырабатывается иммунитет к крикам. Черт, мне даже начинает это нравиться. Каждый раз, когда я пожестче сбиваю на ком-то свои руки, родители поощряют меня особыми привилегиями и повышенными сумами. Это, я скажу вам, плюс. Как и то, что они больше меня не наказывают.
Всю мою жизнь я причиняю людям боль. Они не стоят ничего. Всего лишь игрушки, с которыми можно поиграть, а после избавиться от них. Что мы и делаем в результате. Родители сбрасывают грязную работу на меня, а сами время от времени возвращаются, чтобы допросить жертву. Мне нравится смотреть на их лица, когда они не хотят отвечать моим родителям, при этом зная, что будет в случае отказа.
А это буду я.
В такие моменты я чувствую себя всесильным. Я контролирую их боль. Я даже свободу их держу под контролем. Я могу отпустить их, могу развязать, если пожелаю. Но не сделаю этого. Такое отношение к жертве вычеркнуто из правил нашей семьи. Я жив только потому, что делаю это, а я ценю свою жизнь. Ты или жертва, или охотник.
Наблюдая, как кровь моих жертв стекает по стенам, я снова и снова вижу темноволосую женщину, которая падает с лестницы. Картинка прокручивается у меня в голове. Каждый божий раз я вижу ее. Девочку, которая была такой невинной... Девочку, которую не увижу больше никогда, потому что в противном случае, я узнаю, что может быть хуже смерти.
Когда я был помоложе, я верил в любовь и счастливый конец.
Теперь это кажется такой чушью.
***
Вторник, 6 сентября, 2013. Утро, 9.25.
Они все заплатят за то, что сделали. Всего лишь мысли об этом заставляют волоски у меня на затылке становиться дыбом. Просматривая видео на флешке, я понимаю, что это единственный выход. После этого, жизнь для него превратится в ад. Ему прохода не будет от этого дерьма, и я позабочусь о том, чтобы он умолял меня забрать его жизнь.
После этого, кладу флешку в конверт, запечатываю, и отправляю. Как только конверт оказывается в почтовом ящике, у меня в груди разливается возбуждение. Я уже представляю выражение на его лице, когда он увидит, что я с ней сделал.
Я делаю глубокий вдох, и выхожу из почтового отделения на улицу. День просто прекрасный. Я бы сказал идеальный, чтобы разрушить еще чью-то жизнь.
Я привез Джей в город, который она когда-то так любила. Много воды утекло с тех пор, когда я в последний раз был в Атланте, но до сих пор помню каждый уголок ее улиц. Здесь переплелись наши с ней пути. Если бы она только понимала, как это было для нее опасно.
Здесь у меня всего пара друзей, которым я могу довериться. Мне придется положиться на них, если я хочу закончить свое грязное дельце и одновременно следить за Джей. Я не всегда смогу остаться с ней. Как сейчас. Теперь это даже не нужно. Она привыкла слушаться и подчиняться мне. Она все меньше думает о побеге. Она изменилась. Что к лучшему. Для меня, по крайней мере. Иногда слабый голос внутри меня спрашивает меня, как она к этому относиться. Но затихает он так же быстро, как и появляется.
Я сажусь в машину, и еду к ним. Я знаю, где именно проститутки города могут заработать побольше. Я часто бывал в этом районе, но либо убивал их сутенеров, либо их самих. Либо обоих за раз. Мне было плевать. Мне за это платили.
Как только я нахожу ту, которая мне нужна, я опускаю окно.
— Эй, красавчик, — блондинка с ногами от ушей, в шортах, и на убийственно высоких шпильках обращается ко мне. Когда в моем лице она видит уродливого, жуткого монстра, она кривится.
— Так… что ты хочешь? — спрашивает она.
— Меня это не интересует.
Она закатывает глаза и вздыхает.
— Тогда какого хера ты здесь делаешь?
— Я заплачу в десять раз больше, чем сумма за одну твою ночь.
Ее глаза тут же широко раскрываются, а рот моментально закрывается. Хорошо. Я бы вырвал ее челюсть только за то, каким тоном она позволила себе со мной разговаривать.
— Я слушаю, — произносит она.
— Хорошо. Садись. Мы обсудим детали по пути.
Как только она садится, я зажигаю сигарету.
— Имя?
— Наташа. Ты можешь спросить, ну… знаешь… — она трясет головой, сбита с толку. — Так, а тебя как зовут?
— Икс.
— Икс? И все? — фыркает она.
Менее, чем через секунду, мой пистолет уже направлен в ее сторону. Она визжит, и я затыкаю рукой ей рот.
— Слушаешь, и остаешься жива. Если нет — ты труп. Все просто. Это понятно?
Она резко кивает, и я убираю руку с ее губ, мгновенно закрывая машину, чтобы она не выбралась.
— Отныне ты работаешь на меня, но выполняешь в точности то, что я говорю.
— Какого хера мне на тебя работать? — кричит она.
— Потому, что ты дорожишь своей жизнью и деньгами. Только в этом случае ты получишь и то, и другое.
Она хмурится и вздыхает, понимая.
— Плевать. Говори.
— Есть парень. Я хочу, чтобы ты трахнула его.
Она начинает выдергивать короткие ниточки из своих шорт.
— И все?
— Нет, — я жду, пока она посмотрит на меня. Когда она поворачивает голову, я протягиваю ей листочек с конкретным адресом, где она сможет найти его в любое время. — Твоя задача — соблазнить его в указанное время, и в указанном месте. Он будет там, и ты не отстанешь от него, пока не трахнешь.
— Ммг, — она снова хмуриться.
— Убедись, что кто-то вас видит.
— Окей…. Это какая-то тайная оргия? Я не…
— Сделаешь это, если дорожишь своей жизнью, — Я провожу пистолетом выше по ее телу. — А теперь слушай. Как только ты закончишь с ним, тут же докладываешь мне.
Кладу одноразовый телефон ей на бедра.
— Ты звонишь мне, и мы встречаемся.
— И что тогда? Я получаю свои деньги, или ты припашешь меня к еще какому-то дерьму? Заработать на мне денег у тебя хер получится!
— Заткнись! — я надавливаю пистолетом ей в голову.
— Ладно, ладно, — хнычет она.
— Ты сделаешь это, ясно?!
— Да. Сделаю, — произносит она.
— Запомни самое важное. Если с тобой кто-то заговорит, ты должна сказать, что тебя изнасиловали и избили.
Она разевает рот.
— Что?
— Не заставляй меня нажимать на курок.
— Это шутка какая-то?
— Нет, и если хочешь и жизнь, и деньги, сделаешь, как я сказал.
— Хорошо. Какая, на хрен, разница. Но ты заплатишь в десять раз дороже.
— По рукам. Трахни его. Донеси до всех, что он воспользовался тобой. Звонишь мне. Я назначаю встречу. Понятно?
— Да, сэр, — произносит она. Она поднимает руку ко лбу, и отдает мне честь давясь смешком.
Я ненавижу! Бл*дь, как же я ненавижу ее, когда это слово слетает с ее губ. Будто она втоптала все уважение, которое вмещает в себе это короткое слово. Уважение, которое Джей добровольно отдает мне, потому что знает, что я прав. Она знает, что я возьму то, что мне нужно и дам ей то, чего она так жаждет. Она знает, что этим она обязана мне.
Но эта женщина… она играет с огнем. Я больше не могу сдержать себя, чтобы не выпустить пулю ей в голову, и не размазать ее мозги по салону. Но мне пока нужна услужливая крыса, которую с легкостью можно заменить. И на эту роль она подходит идеально.