Передо мной стоит коренастый мужик с обветренным лицом, одетый в старую дубленку и вязаную шапку, которую, кажется, я помню еще с детства.
— Вадька! Ковин! Не узнаешь, что ли? — ухмыляется он, и тут я понимаю, кто передо мной. Паша "Лось", мой старый друг, с которым мы не виделись уже много лет.
— Паша?! Лось, это ты?! — я не могу скрыть удивления. Он выглядит так, будто совсем не изменился с тех пор, как я уехал в Москву. Все такой же здоровенный, с добродушной, хоть и немного нахальной улыбкой.
Паша смеется и хлопает меня по плечу так, что я чуть снова не сваливаюсь в сугроб.
— Я, я! Да кто ж еще тут будет на морозе шляться и народ пугать! — он улыбается, показывая свои кривоватые зубы. — Ну что, Вадик, а ты совсем на нас забил, а? Забыл старых друзей?
Я не знаю, что ответить. Встреча с Пашей неожиданная, и мне нужно время, чтобы перестроиться. Слишком много воспоминаний всплывает в этот момент, слишком многое напоминает мне о том времени, когда мы с Пашей были неразлучны, как эти парень и девчонка на горке.
— Да не то чтобы забыл, жизнь такая, сам знаешь... — неуклюже пытаюсь оправдаться, но Паша лишь отмахивается.
— Ладно, не гони! Я тут слышал, ты теперь профессор, студентов учишь? — он подмигивает и смеется, как будто знает какую-то тайну, которую я не хочу раскрывать. Очевидно, родители успели рассказать обо мне всей округе.
Я качаю головой и чуть устало улыбаюсь.
— Ну, что-то вроде того, — отмахиваюсь. Ложь, которую я рассказываю родителям, здесь, в этой маленькой деревне, уже разрослась до мифических размеров.
— Ну так пойдем ко мне, у меня там чай горячий, пообщаемся как в старые, добрые времена! — Паша тянет меня за рукав. Я знаю, что отказаться от его приглашения просто невозможно. Это бы означало предательство — не только его, но и той части моей жизни, которую я пытался спрятать под всеми этими московскими костюмами и дорогими машинами.
— Ладно, пойдем, — соглашаюсь, чувствуя, как во мне борются раздражение и нечто вроде теплоты. Уезжая из Москвы, я жаждал тишины и покоя... Это место не оставляет мне выбора. Здесь нет деловых встреч, срочных проектов и бесконечных совещаний. Здесь только снег, старые друзья и чай, который кипятится в старом, шумящем чайнике.
Мы двигаемся через сугробы, шагая к дому Паши. По пути он рассказывает мне о том, как все здесь живут, кто женился, кто развелся, кто уехал, а кто вернулся. Это словно погружение в прошлое, которое я пытался забыть, но которое вдруг оказывается таким ярким и живым.
— А помнишь, как мы зимой пытались снежную горку сделать на улице Ленина, да так, чтобы на санках лететь до самого магазина? — спрашивает Паша, смеясь, и я невольно тоже улыбаюсь. Это именно тот Паша, которого я помню — любящий авантюры, всегда готовый на очередную глупую, но веселую выходку.
— Да, как же, еще как помню, — отвечаю я. Внутри поднимается теплая волна воспоминаний. Как-то незаметно эта беседа становится мне приятной, и я чувствую, что на какое-то время мои проблемы с Москвой и сложностями бизнеса будто отходят на второй план.
Войдя в его дом, я чувствую знакомый запах древесного дыма и горячего чая. Все здесь кажется таким же, как и в моем детстве. Стены с обоями, которые уже давно выцвели, старые ковры и поскрипывающие половицы. Паша достает из шкафа две кружки, потом лезет на полку и достает бутылку самогона. Он наливает нам по щедрой порции, садится напротив, и ухмыляется:
— Ну, Вадик, за встречу!
— Неплохой чаек у тебя, — добавляю я с иронией, усмехаясь.
Паша смеется и чокается со мной. Спустя минуту, когда я уже успел ощутить, как самогон согревает меня изнутри, Паша вдруг подскакивает, словно ему в голову пришла гениальная идея.
— Эй, Вадик, помнишь, как мы на спор забрались на крышу гаража соседей, чтобы сбросить оттуда снег? Ну, а потом... — он прищуривается и хитро улыбается, — А давай проверим, на что ты теперь способен после Москвы, а?
Я смотрю на него, не веря своим ушам.
— Ты серьезно, Лось? Гараж соседей, сейчас? Да нам уже не пятнадцать!
Паша лишь усмехается, доставая из шкафа старую шапку, которую я, кажется, видел уже пару десятилетий назад.
— Так вот именно! Мы теперь опытные, ничего нам не будет. Пошли, Вадька! — и, не дожидаясь ответа, он почти силой вытягивает меня за дверь.
В итоге, спустя пару минут я стою на улице, пытаясь удержать равновесие, поднимаясь на крышу того самого гаража. Паша уже забрался и радостно машет мне рукой.
— Ну, Вадик, как там в столице с лазаньем по крышам, а? — кричит он, гогоча.
Я пытаюсь ответить, но тут одна из досок под ногами трескается, и я в мгновение ока оказываюсь сидящим прямо в снегу, полностью осыпанным с крыши.
Паша чуть не сваливается сам от смеха.
— Отличное приземление, профессор! Ну что, готовы к следующему заходу? — он чуть не падает от смеха, и я, несмотря на все мои внутренние возражения, не могу не улыбнуться в ответ.
И тут раздается женский голос, который я сразу узнаю.
— Что за цирк тут устроили? — звучит строгий и одновременно ироничный голос. Мы оба замираем и смотрим в сторону, откуда раздается звук. Перед нами стоит Машка — та самая, с которой мы столкнулись на горке. Она вся в снегу, видно, только что вернулась с катания. Ее руки на бедрах, а лицо выражает смесь удивления и недовольства. Я вспоминаю, что в этом доме жила одна мелкая бойкая девчонка, мы называли ее Пуговка. Неужели это та самая Пуговка? Как же быстро бежит время.
— Машка?! — выкрикивает Паша, словно увидел привидение. — Чего ты тут делаешь? Мы тут, так сказать, возвращаем старые традиции!
— Традиции? Лазить по чужим крышам? Да вы, двое, совсем с ума сошли? — она смеется, и в ее глазах блестят искорки.
Я потираю ушибленный бок и пытаюсь выглядеть серьезно.
— Мы... ну, это была проверка на прочность, понимаешь? После Москвы, все такое, — отвечаю я, пытаясь сохранить хоть какое-то достоинство. Машка лишь качает головой и улыбается.
— Видимо, в Москве крышами не занимались, — замечает она, подходя ближе и оглядывая нас обоих. — Ну что, медведь, даже крышу не можешь удержать под собой? — язвит Машка, глядя на меня с усмешкой.
Я чувствую, как раздражение снова накатывает, но пытаюсь скрыть его.
Машка прищуривается, усмехнувшись:
— Как говорил мой любимый учитель: 'Настоящую гору берут те, кто не боится оступиться.'"
Эта фраза звучит как удар молнии. Это любимая фраза моего отца. Я вспоминаю, как он ее повторял своим ученикам, и теперь, услышать ее от этой девушки... Неужели она училась у моего отца? Хотя, чему я удивляюсь? Мой отец – один из лучших педагогов города.
Я хочу задать ей тысячу вопросов, но Пашка не дает мне этого сделать.
— Да ладно тебе, Машка. Ты не нервируй нашего профессора. Вадик, пойдем лучше, у меня там еще самогончик остался, пора продолжить! — с этими словами Паша хватает меня за руку и тянет обратно в дом.
Я вздыхаю и иду вслед за Пашей, чувствуя, как этот вечер продолжает становиться все более и более нелепым. Но, прежде чем мы успели отойти от гаража, я вдруг слышу за спиной шум. Машка что-то кричит, а затем раздается оглушительный треск — словно крыша, которую мы только что покинули, вдруг решила рухнуть. Мы с Пашей оборачиваемся одновременно, и я вижу, как в свете фонаря что-то медленно оседает в снег. Это определенно обещает неприятности.