Молчи

Пролог

Лето в Миссури никогда не бывает легким, но этот день мог побить все рекорды Грандвью — маленькой фермерской общины в трех часах езды к юго-западу от Сент-Луиса. Изнурительная жара усугублялась влажностью, которая прилипала к телу, как вторая кожа, и запирала большинство местных жителей по домам — но не детей. Некоторые проводили день, безумно носясь сквозь разбрызгиватели на своих передних дворах, другие плескались в ручьях и заливах, окружавших город. Дети постарше искали неприятностей… Фейерверки, алкоголь, травку — все, от чего можно было получить адреналин, кайф и несколько очков крутизны.

Но Орион Дарби волновала не жара, детские игры или подростковый бунт. Нет, это был голубоглазый парень, стоявший напротив нее на заднем крыльце его родительского дома. Тот, который подарил ей первый поцелуй жарким июньским вечером.

Это будет последний глоток счастья, прежде чем ее мир погрузится во тьму, и клетка станет ее новым домом. До того, как она задумается о том, было ли жестоко со стороны вселенной дать ей этот маленький вкус счастья в виде мягких, неуверенных губ Мэддокса, слегка напоминавших жвачку «Juicy Fruit». Или это было благословение, наградить ее единственным воспоминанием, которое помогало держаться, когда казалось, что причиненная боль могла убить ее. Гораздо позже она поймет, что вселенная не заботится о ней, что не существует более могущественных сил, чем монстры, маскирующиеся под людей, и что она всего лишь пешка в их мире. Конечно, если бы бог существовал, он бы спас таких девушек, как она.

Но это будет позже.

Сейчас был все еще прекрасный летний денек… Идеальный первый поцелуй.

Мэддокс Хэмптон Новак — или Мэдди, как его называли близкие — не мог испытывать симпатию к кому-то вроде Орион. Он был настоящим воплощением идеального парня. Играл на соло-гитаре в панк-группе, на каждом матче по футболу занимал позицию центрального принимающего и даже был ведущим на всех школьных концертах. Настоящий человек эпохи Возрождения.[1] Орион знала, что если бы он не был старшим братом ее лучшей подруги Эйприл, то даже не стал бы смотреть в ее сторону, не говоря уже о том, чтобы целовать. По крайней мере, так она себе говорила. Кроме того, ему было шестнадцать — на два года старше ее, и было много девушек его возраста, за которыми он мог легко приударить. И даже за некоторыми старшеклассницами тоже.

Орион никогда не планировала его целовать, даже после того, как заметила на себе его пристальные взгляды. Она не хотела расстраивать свою лучшую подругу, не хотела разрушать единственную настоящую вещь, которая была у нее тогда в жизни. Но когда самый популярный парень в городе начинает замечать девушку из бедной семьи, на которой одежда из «Уолмарт» на два размера меньше и лицо, усеянное бесчисленными веснушками, что ей еще оставалось делать?

Это и было самым странным аспектом во всей этой ситуации. Она была из семьи Дарби, а Дарби — были нищими ничтожествами. Так было всегда. И так будет всегда. Они жили в трейлерном парке Саннисайд — самом ничтожном районе Грандвью, в трейлере, передаваемом от одного подонка к другому. Дарби пропивали свои зарплаты и кормили детей объедками, увековечивая цикл наркозависимости и насилия, который длился несколько поколений.

Семья Новак — Мэддокса и Эйприл — жили в двухэтажном доме, расположенном на трех акрах земли, в районе, где каждый дом был более впечатляющим, чем другой. Их отец был единственным дантистом в городе, а мать — помощницей юриста в единственной юридической фирме. В их доме всегда горел свет, всегда была вода, и их жизнь была прекрасна. У Мэддокса и Эйприл было двое родителей, которые заботились о них, не имели судимостей, не поднимали на них руку в порыве гнева и покупали им все, что те бы не пожелали. Другими словами, они были полной противоположностью всему, что когда-либо знала Орион.

Когда во втором классе она подружилась с Эйприл, ей только предстояло осознать, насколько ее жизнь отличалась от жизни всех остальных. Когда она впервые увидела дом Новаков, полный вещей, счастья и любви, она поняла, насколько плохо обстояли ее дела.

Вот почему Ри[2] никогда не ожидала, что популярный парень, в которого она была тайно влюблена вот уже много лет, наконец-то заметит ее… и захочет.

Неделю назад на вечеринке у Джесси Ноулз он отвел ее в сторону и рассказал о своих чувствах, сказал, что хочет поцеловать ее, и от его слов она будто ожила.

Она мечтала об этом, но никак не ожидала, что это произойдет. Его улыбка, когда он держал ее за руки, стоя на заднем крыльце. Заходящее солнце, которое окрашивало небо в красный и оранжевый цвета, словно огонь. Эта его кривоватая улыбка… но не зубы. Быть сыном единственного дантиста в городе имело больше преимуществ, чем просто жить в хорошем доме. На мгновение она вспомнила о собственных зубах, кривых, хотя и белых от регулярной чистки, поэтому ответила ему натянутой улыбкой.

То, как он смотрел на нее тогда, глупая усмешка на его лице, когда его взгляд скользнул по ее губам, заставили ее нервничать и возбудиться одновременно. Когда он, наконец, поцеловал ее, она позабыла о том, что совсем недавно он расстался с Шарлин Эванс, самой красивой девушкой в школе. Она забыла о длинной череде других красивых девушек, которые были до Шарлин. Забыла о своих кривых зубах, одежде из «Уолмарт» и дерьмовых родителях. Все это не имело значения, потому что прямо сейчас, в его объятиях, он видел только ее, а она видела только его — им принадлежал весь мир.

Он целовал ее так страстно, словно она была единственной девушкой на свете. Это был такой первый поцелуй, которого заслуживали девушки с ровными зубами и более уважаемыми фамилиями.

Но Ри об этом не думала.

Она размышляла о том, как он прекрасен на вкус, как приятно чувствовать себя желанной для парня, которого она так долго любила. Парня, которого хотели все остальные девочки.

Мэддокс отстранился, глядя на нее с улыбкой в глазах, но не на губах. Он провел большим пальцем по ее нижней губе отработанным движением, таким взрослым и мужественным.

— Ты такая красивая, — пробормотал он с усмешкой.

— Спасибо, — сказала Ри кротким и хриплым голосом, нервно глядя на деревянный пол под их ногами.

Пальцы Мэддокса потянулись к ее подбородку, заставляя поднять взгляд.

— Я серьезно, — сказал он. На этот раз громче. Более решительно. — Я всегда мечтал поцеловать тебя.

Желудок Ри сжался, как будто на американских горках, хотя она ни разу на них не каталась. Ее семья никогда не могла позволить себе посетить «Шесть флагов»[3]. Но она представляла, что это будет похоже на смесь трепета, страха и возбуждения в ее животе.

— Правда? — спросила она, не в силах скрыть потрясение в голосе. — Я имею в виду, в последнее время мне казалось, что ты испытываешь ко мне какие-то чувства. Флирт, возможно, но я не знала, даже представить себе не могла, что серьезно нравлюсь тебе. А еще все остальное… — ее голос затих.

Ей не следовало так много говорить. Не должно было ее сомнение так бросаться в глаза. Она должна была похоронить его глубоко, как и позор, который несла с собой ее фамилия.

Мэддокс пожал плечами.

— Ты имеешь в виду мою сестру?

Ри кивнула.

Эйприл не была слепа к тому, как подруга смотрела на ее брата, и часто ссорилась с ней из-за этого. Орион пыталась отрицать свои чувства, но, в отличие от родителей, она не умела лгать. Она пообещала своей лучшей подруге, что перестанет сохнуть по Мэддоксу. Обещание само по себе не было ложью. Она действительно пыталась.

А потом наступил этот момент, в этот прекрасный летний вечер, с этим идеальным парнем, и все ее чувства взяли верх. Первый поцелуй очень важен для девушки, особенно такой, как этот. И хотя она проигнорировала просьбу своей лучшей подруги, Орион была уверена, что ни один первый поцелуй не был лучше, чем этот.

И именно в самый разгар этого идеального поцелуя она услышала знакомый голос, хриплый от волнения:

— Фу, Орион… я что, только что застала тебя целующейся с моим братом?

Орион подняла глаза и увидела Эйприл, ее рука расположилась на бедре, а во взгляде читалось раздражение.

Мэддокс осторожно, но решительно встал перед Ри, как будто собирался защитить ее. И не только от его взбешенной и чересчур драматичной сестры, но и от всего мира.

— Успокойся, Эйприл, — сказал он. — Это не твое дело.

— Я не с тобой разговариваю, идиот, — отрезала Эйприл, ее пронзительный взгляд сфокусировался на подруге. — Орион, ты вообще в курсе, что уже почти стемнело? — она указала на небо. — Алло… твоя мама тебя убьет!

Ри, которая ощущала себя восхитительно расслабленной и беззаботной, подняла глаза к небу. Паника подступила к горлу. Реальность ударила под дых.

— Как бы я сейчас ни злилась на тебя, но все равно предпочла бы, чтобы моя лучшая подруга осталась жива. С кем еще я буду смотреть «Зачарованных»? — продолжила Эйприл и фыркнула.

— Я так влипла, — ответила Ри, немного ненавидя свою лучшую подругу за то, что та вырвала ее из сказки. Она посмотрела на Мэддокса, надув губы. — Не хочу уезжать, — призналась она. — Сегодня все было просто… идеально.

Эйприл открыла заднюю дверь и издала звук рвотного позыва.

— Ладно, я возвращаюсь в дом. Не хочу быть свидетелем этого абсурда, иначе меня стошнит, — Эйприл покачала головой. — Езжай домой, чтобы тебя не наказали, Ри. Я хочу потусоваться с тобой завтра, но не думай, что я все еще не злюсь! — Эйприл слегка нахмурилась, затем ворвалась внутрь и с силой захлопнула за собой дверь.

Мэддокс обнял Ри, и этот жест был таким естественным и правильным. Он не колебался, не нервничал. Нет, он прикасался к ней так, словно делал это уже несколько месяцев.

— Не беспокойся о ней. Ты же знаешь, к тому времени, как вернешься домой, она уже забудет, почему злилась, — он поцеловал ее в лоб. — Все наладится, — он сказал это с такой уверенностью, что Орион захотелось в это поверить, захотелось притвориться, что у таких девушек, как она, все может наладится. Притвориться, что плохие вещи не ждут своего часа, чтобы разрушить ее жизнь.

Она чуть не попалась на эту удочку. Она хотела этого. Но у нее не было идеальной жизни, только реальные проблемы. У нее не было опыта во всем этом «наладится».

Мэддокс видел ее беспокойство и замешательство, возможно, не всю глубину, потому что не имел способности так внимательно читать людей — во всяком случае, пока, — но он видел достаточно, чтобы заметить ее переживания.

Он снова поцеловал ее.

— Ты мне доверяешь? — спросил он, склонив голову набок.

Для такой девушки, как Ри, это был большой вопрос. Она не знала, как доверять людям, потому что ей всегда приходилось быть настороже и защищаться. На самом деле она даже не понимала, что обозначало это слово, но она не собиралась говорить ему об этом. Она не хотела посвящать его в то, какими запутанными и унизительными были ее мысли.

— Я доверяю тебе, — пробормотала она, ее грудь сжалась, боль оттого, что ей приходилось уезжать, ощущалась слишком реальной.

Он обнял ее в последний раз, поцеловал в макушку и прошептал:

— Я не подведу тебя, Ри.

Это были последние слова, которые она от него услышала за последние десять лет.

Она думала о нем всю дорогу домой. Она была счастлива. Даже полна надежд. Она была настолько взбудоражена, что даже не беспокоилась о предстоящих разборках с матерью. Она была настолько влюблена, что даже не заметила следовавшего за ней фургона.

Как она могла заметить? Она представляла себе будущее с парнем своей мечты. Свадьбу. Дом в престижной части города. Машины. Детей. Никаких мыслей о работе, счетах или учебе. Девушки никогда не беспокоились о деталях реальности, во всяком случае, после первого поцелуя.

Поездка на велосипеде домой от дома семьи Новак была не слишком долгой — в лучшем случае пятнадцать минут — и Ри ездила по этой дороге так много раз, что могла делать это даже во сне. Но по мере того, как она приближалась к дому, район становился все более глухим — разбитые уличные фонари, давно заброшенные промышленные здания и очень мало ветхих и неприглядных домов. Орион всегда очень быстро проезжала этот участок, но на этот раз была слишком рассеянной, слишком погруженной в свои мысли и мир, где она проживала жизнь, как миссис Орион Новак.

К тому времени, когда она заметила фургон позади себя, было уже слишком поздно. Его бампер задел заднее колесо ее велосипеда, и она перелетела через руль, врезавшись в ржавую «Хонду Цивик», припаркованную на улице. Она отскочила от ветрового стекла и с резким стуком приземлилась на асфальт, тяжело дыша. Все ее тело болело, мышцы сводило судорогой, из носа капала горячая кровь.

Эта была не очень мягкая посадка.

Скорее ужасная.

Как и вся ее дальнейшая жизнь.