Молчи

Глава 9

Эйприл вернулась. Как и обещала.

На этот раз она притащила бумажный пакет, с пропитанным жиром дном. Она не слушала ни слабых оправданий Орион, ни своих — более веских. Она поставила пакет на стол и начала открывать шкафы и ящики, как будто это место принадлежало ей.

Орион облокотилась на барную стойку, наблюдая. Она не предложила помочь. Как можно было помогать незваным и нежеланным нарушителям личного пространства, каким и являлась Эйприл?

Эйприл не обращала внимания на хмурый взгляд Орион, чувствуя себя как дома, напевая неузнаваемую мелодию и раскладывая содержимое пакета по двум тарелкам.

Гамбургеры. Запах был манящим, и желудок Орион выдал ее громким урчанием. Сегодня она усердно тренировалась, — спасибо роликам на «YouTube» — и не ела ничего с тех пор, как позавтракала омлетом с копченым лососем.

Еще один плюс подключения к Интернету и владения банковским счетом с большим количеством денег, чем она могла себе представить, — это то, что Орион могла заказать все, что ей было нужно, и приготовить все, что захочет. Она могла заказать через Интернет любые продукты, вино, сладости. Никаких ограничений. Никаких полуфабрикатов. Никаких дешевых консервных банок.

Если остальная часть ее маленькой квартиры была скудной, то кладовая — нет. Она ежедневно тратила сотни долларов на продукты. Орион заметила для себя специфическую закономерность. Каждый раз, когда она открывала кладовую, часть ее выдыхала от облегчения, зная, что она никогда больше не испытает настоящего голода. Она часто открывала ее посреди ночи, когда просыпалась от кошмаров, которые дразнили ее, заставляя думать, что весь этот побег был всего лишь сном, а она все еще в Клетке с пустым желудком и кровью, стекающей по бедрам.

У Орион повсюду были кулинарные книги. Она просматривала их, когда не читала другие, когда не занималась спортом — на грани одержимости — или когда пыталась не развалиться на части. Она экспериментировала с рецептами. Превращала каждый прием пищи в целое событие, в угощение. Так оно и было. Еда должна цениться, почитаться.

Она неплохо научилась готовить — превосходный термидор из омаров, ризотто с белыми грибами, кока-колу с вином, бургиньон — и иногда представляла себе длинный обеденный стол, полный гостей, где все они с нетерпением ждали пира. Её пира. Она знала, что это была несбыточная мечта. Жизнь, которую она никогда не познает. Но эта мысль, несмотря ни на что, успокаивала ее.

Она могла бы приготовить что-нибудь более изысканное, чем жирный гамбургер и картофель фри, которые принесла Эйприл, и она, конечно, уже наелась фастфуда до отвала после их побега. Но запах гамбургера, как и всегда, пробудил в ней что-то первобытное. Это она не могла игнорировать.

Поэтому она взяла тарелку, которую Эйприл терпеливо ей протягивала.

Это было что-то кардинальное — взять эту тарелку. Этот жест посылал все неправильные намёки Эйприл и маленькому голосу внутри Орион, который жаждал дружбы и семьи.

Она исправит это позже, сказала она себе. Она раз и навсегда позаботится о том, чтобы эта заноза в ее заднице, это ужасное напоминание о прошлом, которое она больше не узнавала, нашла другое дело для благотворительности. Но позже. На данный момент бургер попал в самую точку, и компания была не совсем ужасной.

Эйприл подошла к дивану, включила телевизор и начала переключать каналы, пока ее глаза не загорелись.

— «Дрянные девчонки». Идеально. Классика, — она улыбнулась Орион. — Тебе понравится.

Орион не улыбнулась в ответ.

Но она села на другой конец дивана, а затем начала есть свой гамбургер и смотреть фильм, тихонько смеясь.

Фильм закончился.

Гамбургеры были съедены, но запах жира остался витать в воздухе, пропитав волосы Орион. Ей это нравилось. Это напомнило ей о тех днях, когда они сидели в закусочной, пили сидр и говорили об учителях, которых ненавидели, о мальчиках, которые им нравились, и о том, что бы они делали, если бы стали ведьмами, как в «Зачарованных».

Орион всегда хотела быть Пейдж, отказаться от собственной жизни, взять с собой Адама, купить викторианский дом в Сан-Франциско, сражаться с внутренними демонами, такими же плохими, как и из подземного мира.

Возможно, это было из-за запаха гамбургеров. Или из-за призрака прошлой Ри, которая раньше могла говорить с Эйприл о чем угодно. Не имело значения, что именно заставило ее это сказать. Важно, что она это сделала.

— Как он умер, Эйприл? То есть, Мэддокс сказал, что это была передозировка, но он сделал это… специально? — Орион резко вздохнула, ненавидя слова, которые слетели с ее губ, ненавидя то, что собственные мысли заставляли ее терять контроль. — Он покончил с собой?

Она не произнесла его имени. Не смогла. Просто думать об этом было все равно, что когтями рвать мозг, сердце и душу.

Но Орион не нужно было произносить его имя. Эйприл точно знала, о ком она говорит. Это стало понятно по легкому вздрагиванию, и потому, как ее брови сошлись вместе, а лоб наморщился. Вина окрасила ее лицо, но она не стала, стыдясь отворачиваться от Орион, как это сделал Мэддокс. Она спокойно встретила ее взгляд.

— Поначалу, мы так отчаянно хотели найти тебя, выяснить, что случилось, — начала Эйприл.

Ее глаза не отрывались от Орион, наполняясь слезами и чувством стыда, ее нижняя губа задрожала.

— Это был первый раз, когда со мной случилось что-то подобное, моя лучшая подруга просто… исчезла, — продолжила она. — Мы не были готовы смириться с тем фактом, что никогда не найдем тебя. Мы были детьми. А твой брат, знаешь, он всегда был таким тихим, таким сдержанным. Мы пытались присматривать за ним, приглашали его в гости, общались с ним в школе. Но потом…

Эйприл резко замолчала.

— Честно говоря, у меня нет для тебя достаточно веского оправдания. Мы никогда не забывали о нем, но мы и не догадывались, насколько все было плохо. Я, правда, не знала, что он употребляет наркотики. Пока не стало слишком поздно. Мне показалось, что я просто моргнула, а он исчез, — она замолчала, глядя куда-то вдаль, возможно, вспоминая о нем. — Но он не покончил с собой, Ри. Он был так же одержим твоими поисками, как и мы. Он никогда не терял надежды. Просто…

Её голос оборвался. Слезы катились по щекам. Она глубоко вздохнула и склонила голову.

Орион наблюдала за ней, не произнося ни слова, и между ними воцарилась мертвая тишина.

— Думаю, он больше не мог терпеть боль. Он пытался ее заглушить, — наконец почти шепотом произнесла Эйприл, снова глядя на Орион. — Мэддокс пытался ему помочь, когда вернулся из академии. Силой пытался вовлечь его в работу. Он перепробовал все, что мог, я тебе клянусь. Мы оба старались. Но это просто… не сработало. Твоего отца к тому времени уже не стало. Мамы тоже. Он смотрел на свое будущее, как на дуло пистолета, без семьи и без каких-либо шансов.

Орион по-прежнему молчала. Она попыталась представить, как бы сейчас выглядел ее брат, если бы был жив. Она почувствовала знакомый прилив слез, но подавила их.

Словно пытаясь заполнить ужасную тишину, Эйприл продолжила:

— Сначала я думала, что с ним все будет в порядке. Он выглядел по-другому, жестче, но я все еще видела в нем милого мальчика. Он начал работать на пивоварне. Похоже, ему это действительно нравилось. Потом у него появилась девушка, дочь владельца. Он очень сильно ее любил, слишком сильно для мальчика с добрым сердцем, для подростка, который пережил такие утраты. А потом они сильно поругались, и она его бросила. Не знаю, что именно произошло, но знаю, что после этого он сломался…

Её голос дрогнул. По щеке покатилась слеза.

— А потом нам позвонили.

Орион поняла, что Эйприл ждет. Ждет, что она что-то сделает, что-то скажет. Обвинит ее, закричит, заплачет. Хоть что-нибудь.

Конечно, ей этого хотелось. По крайней мере, какой-то ее части. Но другая, большая часть — растущая с каждым ударом сердца — онемела и не желала принимать уродливую правду. Это была ирония судьбы. Потому что, если бы ее брат был жив, она не смогла бы осуществить свои планы. Она была бы вынуждена попытаться стать хорошим человеком, была бы вынуждена стать старшей сестрой брату, который в ней нуждался. Она бы сделала это для него. Она бы притворялась всю свою жизнь. Она могла бы спасти его.

Как бы то ни было, это давало ей разрешение больше не притворяться человеком, склоняясь к монстру, в которого превратил ее мир. Принять то, куда ее вели демоны. Он тоже был жертвой, за которую она должна бороться и отомстить, потому что, если бы они не забрали ее в тот день, ее брат наверняка был бы сейчас жив.

— Я ценю то, что ты рассказала мне, и то, что пыталась ему помочь, — сказала Орион.

Она не могла придумать, что еще ей сказать. У нее больше не было сил казаться стервой перед Эйприл, но она хотела, чтобы та перестала плакать и переживать.

— Но твои обязательства передо мной и моей семьей давно закончились, Эйприл. Ты мне больше ничего не должна.

Эйприл нахмурилась.

— Я здесь не потому, что чем-то обязана. Я здесь, потому что я твоя подруга, Ри. Потому что я скучала по тебе каждый гребаный день с тех пор, как ты пропала.

— Нет, — Орион хотела, чтобы это слово было лишено эмоций, но оно вышло жестоким, злым. — Ты была подругой Ри. А у Орион нет друзей.

Эйприл посмотрела на нее.

— Ты не одна, Ри, — сказала она мягким, терпеливым голосом.

Орион стиснула зубы.

— Нет, Эйприл, я одна. Моя семья, вся моя гребаная семья мертва. У меня нет никаких давно потерянных родственников, которые снова могли бы появиться в моей жизни, а если бы и так, то объявились бы только ради славы и денег. У меня нет друзей, потому что я больше не знаю, каково это — быть кому-то другом. Понимаешь? У меня никого нет. Я — никто.

— У тебя есть мы, — ответила Эйприл, отказываясь отступать и съеживаясь от уродливого тона подруги. — А ты Орион, черт возьми, Дарби. Ты пережила дерьмо, о котором большинство писателей ужасов даже не могли мечтать. Ты самая сильная сука, которую я знаю, Ри. Самая сильная.

Орион рассмеялась. И ей понравилось, что этот смех заставил Эйприл поморщиться. Это был просто отвратительный звук.

— Эйприл, мне не нужны друзья. Мне вообще ничего не нужно, — сказала она, наконец, подобрав тот холодный, бесстрастный тон, который искала. — Я сама пережила все это дерьмо, и хочу, чтобы так и продолжалось. Потому что той девушки, которую ты знала десять лет назад, больше нет, Эйприл. Она мертва. Если бы в тот вечер я вернулась домой, и вместо меня похитили какую-нибудь другую бедную девочку, конечно, мы с тобой до сих пор бы остались подругами. Или, возможно, что, в конце концов, ты бы утратила интерес к тому, что твоя подруга была обычной нищенкой, живущей в трейлере, и отправилась бы в какую-нибудь частную школу на Восточном побережье, за которую заплатили бы твои родители, а я осталась бы гнить в трейлерном парке Саннисайда. Может, и нет. Только один из нас знает правду. И моя правда — истинная.

Орион сделала паузу, убедившись, что ее слова попали в самую точку. Она могла сказать это потому, как заблестели глаза Эйприл. Затем Орион пожала плечами, заставляя себя выглядеть настолько жестокой, насколько это было возможно, и наклонилась, выгнув бровь.

— Скажи, что я лгу.

Эйприл покачала головой.

— Ты не понимаешь, что говоришь, Ри, ты злишься. И ты имеешь на это полное право.

Орион снова рассмеялась, все еще чудовищно и глухо. Она сделала вдох, глоток воздуха был болезненным и густым, но она постаралась, чтобы этот жест казался легким.

— Я точно знаю, что говорю! — эти слова сорвались с губ Орион, и ей понравилось, как при этом вздрогнула Эйприл. — Я была бы для тебя всего лишь школьной подругой, имя которой ты забыла бы через десять лет, — сказала она Эйприл. — Но теперь у нас даже нет совместного прошлого, пережитого в старших классах, за которое можно было бы цепляться. Я тебя не знаю. Знаю только то, что в тринадцать лет ты таскала пиво из холодильника отца, любила «Зачарованных» и ненавидела алгебру. Что твоей самой большой любовью был Чад Майкл Мюррей[20]. И предполагаю, что все это сейчас спорно. Ты всего лишь незнакомка, которая знает, что мне нравилось, когда я была младше. Когда я была кем-то другим. Потому что, хоть я и могу только догадываться, как прошли твои последние десять лет жизни, я с уверенностью могу утверждать, что они не имеют ничего общего с моими. Я понимаю, что ты хороший человек. Что, может быть, ты чувствуешь вину, ностальгию, что угодно. Но я не умею лгать, так как жизнь позаботилась о том, чтобы я не знала ничего, кроме уродливой правды.

Эйприл долго смотрела на Орион, прикусывая губу и переваривая правду. Пока Орион гадала о том, говорили ли ей когда-нибудь настолько голую истину?

— Ладно, но сейчас ты хочешь узнать меня? — наконец произнесла Эйприл.

Она не стала дожидаться ответа.

— Ты хочешь знать, кто я? Я — Эйприл Элизабет Новак. Мне все еще нравятся «Зачарованные». Это не сериал, а воплощение женской силы, и мне нравятся их наряды. У меня дерьмовый вкус на мужчин, или у мужчин, с которыми я встречаюсь, дерьмовый вкус на женщин, так как я ужасна в роли чьей-то девушки. Мне легко надоедают отношения, работа и прически. Я ненавижу заниматься спортом, но знаю, что если начну набирать вес, то это повредит моему здоровью, поэтому голодаю каждый день недели, кроме воскресенья. Я слишком много пью. Слишком поздно ложусь спать. Слишком громко слушаю музыку, — она глубоко вздохнула, и поток слез ринулся с новой силой. — И знаешь, почему я не окончила никакой частной школы на Восточном побережье на деньги родителей? Потому что я была настолько эмоциональной, черт возьми, просто неудачницей после того, как моя самая лучшая подруга в мире пропала без вести, и мне стало на всё наплевать в моей жизни. Мои оценки скатились к черту, я начала больше выпивать, употреблять наркотики. Я, бл*дь, сдалась!

Она поднялась на ноги прежде, чем Орион успела возразить, швырнуть в нее еще больше уродливых вещей, чтобы та возненавидела ее.

Эйприл вытерла глаза и выпрямилась.

— Нет, я не знаю, что ты пережила за последние десять лет, Ри. Я даже представить себе не могу. Но тогда ты была мне, как сестра, и такой же осталась до сих пор, и я, бл*дь, никуда не денусь. Ты не оттолкнешь меня. Поняла?! Неважно, насколько ты жестоко себя ведешь, неважно, какие гадости ты мне говоришь, я сильнее, чем ты думаешь, и я такая же упрямая, какой была в детстве, — она подмигнула ей, прежде чем схватить свою сумочку с бахромой.

— Я люблю тебя, Орион Дарби. Так что привыкай к этому, — сказала она и вышла за дверь.

— Мэддокс.

Орион ожидала увидеть Эйприл. Теперь, когда ее давняя подруга ясно дала понять, что никуда не собирается уходить, Орион смирилась с тем, что теперь была не одна. Она должна была быть раздражена этим, учитывая, что приложила много усилий, убедив себя в том, что ей никто не нужен.

И тогда до нее донесся тихий шепот правды. Небольшое облегчение от того, что ей не придется терпеть тишину этой квартиры, пока она не наберется смелости взять свое будущее в свои руки.

Все ее тело превратилось в камень, когда в ее дверном проеме стояла крупная фигура Мэддокса, с руками в карманах его джинсов. Он выглядел смущенным, как будто беспокоился о том, как она отреагирует, увидев его. Он понятия не имел, как вести себя с женщинами с тех пор, как она вернулась. Дверной проем казался комично маленьким, когда он в нем стоял. Она чувствовала и себя комично маленькой, страх кипел в ее горле от осознания того, что перед ней стоял мужчина, сильный мужчина, и, несмотря на то, что она тренировалась, она была недостаточно сильна, чтобы с ним бороться. Не имело значения, что это был Мэддокс, которого она знала, что этот добрый человек с проникновенными глазами не причинил бы ей вреда. Но поврежденная, большая часть ее мозга кричала, что не существует мужчины, который не причинил бы боль женщине, если бы у него был такой шанс. И что не существует мужчины, который не чувствовал бы злость, похоть и нужду.

Она не видела его несколько недель, с тех пор как они в последний раз беседовали в полицейском участке. Ее адвокат присутствовал на всех этих допросах, Орион была благодарна этому человеку, несмотря на то, что он пользовался слишком вонючим лосьоном после бритья и так старался казаться опекающим, что это вызывало тошноту. Он позаботился о том, чтобы допросы проходили в профессиональной атмосфере, и не давал Мэддоксу ни шанса попытаться преодолеть этот барьер и спасти потерянное прошлое.

Только во время второго допроса, произошедшего через несколько дней после их побега, им сообщили, что Первую тварь поймали. Он прятался в лесу, питаясь со свалки неподалеку. Человека, который причинил ей столько боли, столько страданий, нашли живым возле помойки, как какую-то крысу.

Орион неоднозначно отреагировала на эту новость. Она находила утешение в том факте, что он испытал хоть немного дискомфорта, и что он только в разы увеличится, когда тварь попадет в тюрьму. Но это чувство должно было быть более интуитивным. Оно должно было больше походить на победу. Но нет. Не было времени думать о том, насколько незначительным он был во всей этой схеме с похищениями. Все эти годы Твари казались такими огромными, такими сильными, но они были не более чем хорошо обученными сторожевыми собаками. Она должна была почувствовать облегчение, даже немного счастье, но в ту ночь, когда она узнала, что Первую тварь схватили, она лишь плакала, пока не уснула. Она думала обо всех монстрах, существующих в этом мире, которые свободно разгуливали, похищали, использовали и убивали детей на своем пути.

Орион старалась уходить в свое холодное, бесчувственное место каждый раз, когда видела Мэддокса. И с тех пор, как пришло известие о поимке Первой твари, это чувство усилилось. Мэддокс принес с собой связь не только с юной девушкой, которой она была в прошлом, но и с девушкой, которая провела десять лет в аду. Конечно, она знала, что это была его работа — говорить о таких вещах, но от этого ей не становилось легче.

Вот почему она должна была быть стойкой, — чтобы ее не ранили правдивые слова Мэддокса и уродство всего этого испытания. И чтобы защититься от чувств, которые Мэддокс у нее вызывал, — словно бабочки из колючей проволоки в животе, которые порхали и резали ее внутренности. Прежние чувства смешивались с новыми, сбивая ее с толку и пугая.

Как только они закончили с последним допросом, Эйприл небрежно упомянула, что Мэддокс хотел заглянуть и проверить Орион.

В ответ Орион почти что на нее накричала.

К ее чести, Эйприл никак не отреагировала на этот внезапный взрыв истерической энергии. Она просто понимающе кивнула и продолжила говорить о том, как ей понравился сериал «Во все тяжкие».

Эйприл была права насчет него — сериал был чертовски хорош. Так хорош, что Орион втянулась и посмотрела весь сезон с Эйприл, сидя на своем диване и чувствуя себя почти… Комфортно? Почти в безопасности. Как много лет назад, когда они сидели вместе, ели сладости и смотрели «Зачарованных».

Эйприл была жизнерадостной, надо отдать ей должное. В ту ночь с уродливыми словами уродливая сторона Орион не отпугнула ее. Она не останавливалась с ночевкой, не заставляла покинуть квартиру, не говорила ни о чем серьезном, кроме той ночи.

В основном она болтала о плохих свиданиях, о своем боссе-мудаке, об Эрике, в которого, как Орион начинала понимать, была влюблена Эйприл.

Орион ждала, когда она сдастся. Ожидала этого. Ее чувство вины вытекало, как из опорожняющейся ванны. Она была молода. А Орион была частью ее прошлого. Эйприл была хорошим человеком, но немного эгоистичным. Орион считала, что у Эйприл был какой-то план, чтобы заполучить все ее деньги. Какой бы блеск ни исходил от ее «лучшей подруги», вернувшейся из пресловутой могилы, он исчез и показал, насколько она на самом деле потускнела.

Но люди менялись. И Эйприл не сдавалась.

Вот почему Орион открыла дверь.

Потому что она смягчалась. По крайней мере, так, как это мог сделать кто-то вроде нее. Что-то происходило с ее ранее железной решимостью. И эти люди шли в разрез с планами, которые у нее были впереди. Пока что непродуманными планами.

Но смертоносными.