Монстр в ее постели

Глава двенадцатая

– А ты идешь на свидание?

– Нет, я иду на форум.

– А что такое форум?

– Это место, где проходят разные деловые встречи, доклады, обсуждают работу и все такое.

– И зачем ты туда идешь?

– Потому что Вадим попросил с ним сходить.

– Значит, это свидание?

– Нет. Это ответная услуга за то, что он три дня водил тебя в школу, пока я болела.

– Тогда зачем ты так наряжаешься?

Приходится прибегнуть к запрещенному приему:

– Вань, ты уроки доделал?

И брат мгновенно делает вид, будто очень занят тетрадками и учебниками. Безотказный способ переключить его внимание, но работает он до поры до времени.

Между мной и Вадимом ничего не происходит, но Ваня все равно задает вопросы. Я переехала обратно в нашу комнату в тот же день, когда они оба ушли в школу, чувствуя дикий стыд за то, что соврала о тесте. Хорошо, что Ваня увидел только результат и не заметил (или просто не озвучил) дату его появления.

Как бы то ни было, карантин закончился, а вместе с ним сошла на нет и моя простуда. Вадим стал пропадать на работе, а я все билась в закрытые двери: искала кредит и помещение для кабинета.

Денег почти нет. Мы не голодаем, у нас какой-то странный нейтралитет: Исаев заказывает продукты, я из них что-то готовлю. Никто не говорит о деньгах, никто не говорит о том, как мы будем жить дальше, никто не говорит о том, что между нами происходит. Я бы сказала – ничего.

Но я же сейчас примеряю десятую пару сережек, и каждая бесит сильнее предыдущей.

Без украшений строгое черное платье и туфли напоминают униформу. Но ни один комплект бижутерии не выглядит подходящим для делового мероприятия, и я злюсь. Может, оттого, что по какой-то причине нервничаю. А может, просто потому, что последнее мероприятие, на котором я была, – чей-то день рождения и случился он сто лет назад, не знаю.

Или потому, что в три вернется Исаев и начнет смеяться над тем, как я вырядилась и накрасилась.

Нет, к черту длинные волосы. Заплету пучок.

– Еще раз: к плите подходить запрещено. Включать ее – тоже. Как и любые электроприборы, кроме чайника и телевизора. Ужин будет, когда мы вернемся. Вкусняшки, чтобы пожевать, – на столе в гостиной. Никому не открывай, если кто-то будет звонить или стучать – пиши мне. Если что-то случится – звони. Если захочешь спать, я постелила тебе на диване. Закрою только верхний замок, понял?

– Да понял я, понял, что ты со мной как с маленьким?

Ваня остается дома один в первый раз. Нет, конечно, я оставляла его, выбегая на пару минут в магазин или аптеку, но никогда еще на половину дня. Мы уедем в три и вернемся не раньше девяти, и за это время я сойду с ума, пока он тут один.

А вот Ваня, кажется, не может дождаться. Для него это приключение, а еще отношение Вадима как к равному льстит. Возможно, это то самое, чего не хватало мальчишке с речевыми проблемами, но я все равно злюсь. Не Исаев его брат. Не он его воспитывает. Легко быть героем, покупая конфеты. Их, к слову, мы для Вани оставили целую гору. Конфеты, кексы, йогурт, бутылку газировки и контейнер с бутербродами. Брат в восторге от количества вредной еды, которое ему сегодня можно съесть, и предвкушает вечер наедине с приставкой.

А меня слегка потряхивает, ведь для меня это вечер наедине с Вадимом.

– Ты все понял? – в сотый раз спрашиваю я брата.

– Да! Плиту не включать, приборы тоже, никому не открывать, если что – звонить. Сидеть, играть в приставку и есть то, что вы мне купили.

– Молодец.

«Я внизу. Выходи».

– Все, Ванюш, я пошла. Ты уроки доделаешь же, да? Не бросишь?

– Не брошу. Иди на свое свидание.

– Это не свидание.

– Я забыл, как оно называется. – Ванька хихикает, и я укоризненно качаю головой.

Но мне действительно пора.

Проверить заряд телефона, сумочку, документы. Копаться целую вечность мне не дает мысль, что Исаев обещал вызвать такси и сейчас наверняка капают минуты ожидания. Так что я быстро накидываю куртку и бегу вниз, даже не успев толком испугаться за оставшегося одного брата. Страх придет потом, когда я немного отдышусь.

Выйдя из подъезда, я нигде не вижу брендированную машину такси. Удивленно осматривая двор, я замечаю черный внедорожник, припаркованный у самого края. Хотя его сложно не заметить: он слишком новый и блестящий для нашего двора.

– Хорошо, признаюсь: все начнется в пять, я наврал тебе о времени, потому что думал, что ты не сможешь оставить свою мелочь просто так и застрянешь надолго.

– До начала два часа?!

Вадим выходит из того самого внедорожника. Я замираю, не то испуганно, не то удивленно. Не ожидала увидеть его в костюме. Облик настолько не вяжется с образом, устоявшимся в сознании, что я с трудом давлю желание рвануть наверх, домой, забиться там под диван и скрыться от его взгляда: внимательного, пронизывающего насквозь, чуть насмешливого.

– И что мы будем делать? Идем домой. Там есть еда, я готовила Ване обед.

– Эй! Ты обещала, что не будешь вспоминать про него.

– Он мой брат.

– Именно. Брат. Не беспомощный котенок. Не бабушка-инвалид. Взрослый пацан, который способен посидеть шесть часов дома, ничего не поджечь и никого не убить. Дай ему от себя отдохнуть. Идем.

– Зачем мы так рано?

– Выпьем, прогуляемся.

– Это профессиональное мероприятие или вечеринка?

– Два в одном.

– А я думала, программисты – интроверты и не любят вечеринки.

– Возможно, а вот те, на кого они работают, – очень даже.

Порог машины слишком высокий, чтобы я могла забраться без посторонней помощи. Исаев подает мне руку, и за несколько секунд, что я чувствую прикосновение к горячей коже, меня окатывает волной предательской дрожи. Я очень надеюсь, что в сумраке дождливого дня не видно, как я покраснела.

В машине идеально чистый кожаный салон, приятно пахнет цитрусами и вообще ощущение, будто ты на космическом корабле. Не совру, если скажу, что никогда на таких не ездила.

– Откуда ты взял машину? – спрашиваю, когда Вадим садится за руль. – Неужели купил?

– Прокатная. Присматриваю варианты.

– Я задавала этот вопрос уже тысячу раз, но все же. Откуда у тебя деньги?

Он уверенно водит. Наверное, я бы никогда в жизни не выехала на этом танке с парковки, даже если бы у меня были права.

– Я уже тысячу раз отвечал на этот вопрос. Наследство и заработок.

– Разве можно за короткий промежуток времени заработать на прокат такой машины?

– Да, если не платишь за аренду квартиры и не снимаешь гигантский офис. Что ты от меня хочешь услышать? Если тебе интересно, не отжал ли я бабло у очередной своей жертвы, то нет.

– Я ни в чем тебя не обвиняю. Просто интересно. Ты очень далеко ушел от первоначального образа, который у меня сложился. Пытаюсь составить новый.

– И что уже удалось отметить?

– Пока не поняла. Ты определенно пытаешься казаться хуже, чем есть. Или потому, что окружающие люди тебя раздражают, или потому, что ты боишься, что они сделают тебе больно. Пять лет ты провел в тюрьме, но твой круг общения не поменялся, по крайней мере не в сторону уголовных авторитетов, или как они там называются. Ты вернулся в старую квартиру родителей и с первых же недель зарабатываешь приличные деньги, к тому же не транжиришь их направо и налево, а вкладываешь. Я думаю, машина нужна, чтобы стать своим на тусовке, но тратить на нее все деньги нерационально, как и на квартиру. Поэтому ты спишь в моей постели, а машину берешь в прокат.

– Собираешься делать карьеру в сериале про ФБР?

– Я не права? Где я ошиблась?

– Может, я тебе и скажу. Если будешь хорошей девочкой.

– Что это значит?

Мы встаем в конец огромной пробки. Идея выехать за два часа уже не кажется бредовой.

– Это значит не проверять телефон каждые десять секунд, как ты делаешь сейчас. Не писать мелкому сто вопросов в час о том, живой ли он.

Вадим поворачивается ко мне, протягивает руку и прикасается к волосам. Сначала мне кажется, что он просто трогает, и в мозгу бьется дурацкая мысль: «Зачем я побрызгалась лаком?!» – но потом я понимаю, что он вытаскивает из пучка шпильки.

– Распустить волосы.

Как же приятно! Ненавижу прически! Я готова застонать от ощущения того, как волосы свободными локонами падают на плечи.

Потом ряд машин трогается, и Вадим переключает внимание на дорогу, но его рука по-хозяйски ложится мне на колено, прямо у края платья, обжигая и волнуя.

– А это что значит? – спрашиваю я каким-то сдавленным, не похожим на мой голосом.

Вадим не отвечает. Мы несемся куда-то к центру, совсем не чувствуя скорости и неровностей дорог, и все это время кончики его пальцев невесомо поглаживают мою коленку. А я стараюсь не шевелиться и чувствую странное пугающее раздражение от того, что из-за промозглой погоды надела чулки и ощущаю хорошо если половину прикосновений.

– Я не пытаюсь казаться хуже, чем я есть. Это ты во всех вокруг ищешь что-то хорошее, – все же говорит вдруг он.

Мы подъезжаем к выставочному центру. Охранник проверяет документы, сверяется со списками и пропускает на подземную парковку. На улице снова мерзкий осенний дождик, который, кажется, несмотря на разгар сентября, готов смениться первым снегом. Я радуюсь, что с парковки есть выход прямо в зал и не придется мокнуть в слишком открытой обуви.

Слегка нервничаю. Мероприятия такого уровня – вне моей жизненной сферы. Ни за что не признаюсь, что гуглила всякие правила поведения в обществе и сотнями смотрела ролики экспертов по этикету в «Тик-токе». Не помогло, конечно, но я хотя бы готовилась.

Едва выйдя из лифта, мы оказываемся в центре урагана. Вокруг снуют люди: кто-то неспешно прогуливается, кто-то пытается управлять хаосом. Отовсюду звучат усиленные микрофоном голоса, музыка. До официального начала еще больше часа, но здесь уже вовсю кипит жизнь.

– И что ты будешь делать? – спрашиваю я. – У тебя какие-то встречи или что?

– Сначала выпьем. Потом поднимемся наверх, а после решим. Здесь много мероприятий, но меня интересуют два: презентация MTG и конкурс «Архи-групп». У первых недавно был сбой в системе охраны, а со вторыми я сотрудничал до… гм… вынужденного отпуска.

– И ты хочешь уговорить их работать снова?

– Думаю, уговаривать и не понадобится. Я вижу бар, идем!

Это не просто конференция с унылым буфетом и сухими сэндвичами. Каждый посетитель здесь или крупный бизнесмен, или серьезный специалист. Я чувствую себя маленькой и глупой, но таких, как я, вокруг на удивление много. Брать на подобные мероприятия спутниц, кажется, традиция. Но среди них я тоже не своя.

– Не думай об этом, – говорит Исаев. – Половина из них эскортницы. Кто-то приглашает для статуса, кто-то – чтобы, не теряя время, расслабиться после тяжелого дня. Кому-то просто скучно. Еще четверть – помощницы, а еще есть жены и партнеры.

– А я кто? – вырывается у меня непроизвольно.

Мы подходим к бару. Вадим сам делает заказ, я даже не вникаю, чувствуя, как отчаянно краснею от стыда за сорвавшийся случайно вопрос.

– Очевидно, не эскортница, иначе не пилила бы ногти за копейки. Вряд ли помощница, не помню, чтобы проводил с тобой собеседование.

– Точно не жена, – хихикаю я, забирая бокал с вином. – Это запомнила бы я.

– Выходит, мы партнеры.

– Деловые?

Исаев делает вид, что внимательно меня рассматривает.

– Не очень. Но мы к этому стремимся.

Я почти ничего не ела с утра, поэтому стараюсь пить вино медленно и осторожно. Может, я частенько злюсь на Вадима и в сердцах желаю ему всех провалов на свете, но совершенно точно не хочу опозорить пьяными выходками.

Мы садимся за стойку.

Оказывается, это довольно пугающе. В обычном ресторане вас разделяет столик, как преграда, своего рода щит. За барной стойкой вы друг напротив друга, почти касаетесь коленками, и кажется, что ближе уже невозможно.

Нам подают сырную и мясную тарелки к вину. Господи, как вкусно!

– Ты собираешься просидеть здесь весь вечер? – спрашиваю я, когда понимаю, что Вадим наблюдает за мной с неотрывным вниманием.

Изучает, как зверушку. Но сейчас по-доброму, не сравнить с первыми встречами. Я почти его не боюсь.

– Сначала я собираюсь выпить. Потом сходить на две встречи, о которых тебе говорил. А потом, если встречи будут успешными, мы переместимся в более камерные декорации. Либо в ресторан на террасе, либо в кабинет. Там обсудим предварительное сотрудничество.

Он отставляет в сторону бокал, наклоняется ко мне, обжигая дыханием чувствительную кожу возле уха.

– А потом поедем домой. Убедимся, что твой вредитель протянет без нас еще пару часов. Поедем в лес. Остановим машину где-нибудь в живописном месте и будем заниматься сексом. И есть то, что добудем в ресторане. Возражения? Вопросы? Встречные предложения?

Наши губы очень близко. Мимолетное движение – и они встретятся. Я почти хочу податься вперед. Вино, наверное, слишком сильно ударило в голову. Или повлиял резко изменившийся Вадим. В нем ничто не напоминает жуткого небритого уголовника, вломившегося в квартиру. Мы все так же не подходим друг другу: я, как первокурсница-отличница, в дурацком платье, и он, в дорогом костюме, находящийся в своей стихии. Какая-то дико пошлая парочка, как из малобюджетного фильма для взрослых. Или триллера про маньяка, заманивающего девушек в лес при помощи крутой машины и обаятельной улыбки.

– Так и думал. Вопросов и возражений нет, – самодовольно улыбается он.

Я отворачиваюсь, потому что больше не могу выдерживать пристальный взгляд. Делаю большой глоток вина и рассеянно рассматриваю посетителей. Кажется, Вадим приехал сюда не только и не столько из-за встреч, сколько чтобы поиздеваться надо мной. И машину взял не для статуса: нас никто не видел, прикати мы на такси, всем было бы плевать.

Надеюсь, он все же не маньяк, умело скрывающий наклонности. Потому что я поеду с ним. Не могу отказаться. Не хочу. Запуталась и в себе, и в нем, и в жизни. Вдобавок ко всему испытываю вину перед Ванькой, словно предаю его, наслаждаясь жизнью. Как все это умещается в небольшой с виду голо́вушке?

И вдруг в толпе посетителей я вижу его.

Сердце замирает, а потом начинает биться так, что не хватает воздуха, потому что он тоже видит меня – и идет к бару.

«Не показывай виду, что знаешь его!» – бьется одна-единственная мысль.

Меня парализует страхом, ведь прямиком к нам направляется брат Вадима, а он его еще не видит.

Когда Артем понимает, с кем я, с его губ сходит приветливая улыбка, а лицо начинает напоминать восковую маску. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то смотрел с такой ненавистью. Сейчас она обращена на Вадима, но часть ее достается и мне.

Я с ужасом жду, когда Исаев увидит брата, потому что этот момент станет последним для меня. Хочется верить, не в буквальном смысле.

Вадим поворачивается. Я замираю. Даже не дышу. Жду взрыва, но Исаев улыбается:

– Какие люди! Не думал, что увижу тебя здесь. Разве тебе есть чем брать заказчиков?

– Ты думаешь, переманив пару человек, сможешь наверстать упущенное? Это агония, братик. Ты тонешь и за собой тянешь Пашу. И эту милую девушку, полагаю, тоже.

Глупо верить, что Артем меня не узнал, но он хотя бы спас меня от ярости своего брата. Только на душе легче уже не станет. Кажется, будто я сделала что-то очень плохое.

Артем смотрит на меня. Взгляд неприятный, оценивающе-мужской, он задерживается на голых коленках и ногах.

– Будь осторожнее с ним, даже если это интрижка на одну ночь. Что толку, если он сядет после того, как с тобой развлечется?

Вадим опасно щурится. Атмосфера перестает быть непринужденной не только за стойкой, но и во всей барной зоне.

– Ради тебя не пожалею еще пяти лет жизни, – сквозь зубы цедит Вадим.

– Пятью годами не отделаешься, – криво усмехается Артем.

И уже для меня добавляет:

– Возьми двойную стоимость. Тебе не понравится то, как развлекаются со шлюхами мужчины из тюрьмы.

Я вскакиваю наперерез потерявшему контроль Вадиму, а его брат трусливо отшатывается. К нам уже спешит охрана, несколько крепких парней в костюмах не намерены закрывать глаза на потасовку.

– Ну вот, знакомься, мой братик. Приятный парень, да?

Вадим делает вид, будто шутит, но у меня нет ни капли сомнений – он смотрит так, словно боится, что я развернусь и сбегу.

– Если что, – говорит он, – я не делаю ничего такого, чего стоило бы бояться.

– Ты получил то, что хотел?

Я не получил и десятой части. Все с самого начала пошло наперекосяк и вразрез с ожиданиями. Мы должны были выпить, расслабиться, побродить по выставке. Даша бы заскучала и проголодалась, мы бы выпили еще, я обзавелся бы парочкой договоренностей.

А потом мы бы поехали в супермаркет, набрали еды и остановились где-нибудь в парке. Пили вино прямо в машине, в тишине, без вездесущего ребенка, а потом занимались сексом. Повторить последовательность до тех пор, пока не затошнит. Ну или хотя бы пока Богдановой не позвонит брат с очередной херней и она не сорвется вытирать ему сопли.

Вместо этого Даша весь вечер выглядит отстраненной и потерянной. Она пытается делать вид, что слова Артема совсем не выбили ее из колеи, вот только получается из рук вон плохо.

Это тоже было в планах.

Конечно, я знал, что встречу брата. И предполагал, что вряд ли он скажет: «Хей, братишка, как я рад, что ты вышел из тюрьмы! Какая очаровательная девушка с тобой, познакомь нас!» Скорее я самонадеянно решил, что смогу справиться с ненавистью брата. И оградить от него Дашу.

А получилось как получилось.

Исаев, ты сам все испортил, вот и дрочи в одиночестве.

– Пока не знаю, – отвечаю я. – Но договорился о деловых встречах, это отлично. И встретил парочку старых приятелей.

И еще не старую, но уже мерзкую сволочь, по ошибке природы именуемую братом.

– Мне понравился Владислав. И дегустация.

Единственный час, в который Даша проявляла интерес к происходящему, – дегустация вин в закрытой части форума. Сложно беседовать среди снующих туда-сюда толп людей, поэтому один из потенциальных заказчиков пригласил нас на частное мероприятие. Там, в небольшом ресторанном зале, можно было как спокойно беседовать, так и знакомиться с винами под чутким руководством ведущего. Пока я источал пафос и уверенность в своем новом детище, Даша с удовольствием пробовала сыры, хамон, вина и слушала лекцию о виноделии нового света.

– И лохматый сыр тоже понравился.

Я вытаскиваю из одной из бумажных сумок упаковку:

– Вот этот?

Богданова испуганно округляет глаза:

– Ты стырил из ресторана сыр?

– Не стырил, а заказал с собой. Стырил я вино.

Даша смеется. Она все еще кажется усталой и грустной, но хотя бы не злится. Я напрасно использовал ее, чтобы побесить брата. Пожалуй, мне просто хотелось провести с соседкой время вне стен квартиры. Но вместо того чтобы сказать «а пойдем поужинаем», я придумал необходимость сходить на форум.

Что ж, у меня, очевидно, сорвалось задуманное продолжение вечера, но еще есть шансы на вино и сыр под сериальчик дома. Может, дите, объевшись сладкого и наигравшись в приставку, уснет, а после вина Богданова будет расслаблена и беспечна.

– Прости за выходку брата. У него срывает крышу, когда я рядом, – говорю я, когда мы садимся в машину.

– Это не мое дело. Ты не должен извиняться за других.

– Я должен предвидеть такие вещи. Да я и предвидел, но недооценил его способность бить в самое уязвимое место.

– Что у вас случилось?

Даша смотрит с осторожным любопытством. Мне хочется, как обычно, уйти от темы, но я зачем-то отвечаю:

– Мы никогда не ладили. Были слишком разные, не находили ни одной точки соприкосновения. А когда умерла мама, стали соревноваться за внимание отца. Когда меня осудили, Артем прибрал к рукам мою фирму, а когда отец не выдержал всей грязи, что лилась на нас, братик очень быстро и, как видишь, хитрожопо продал папину квартиру. Он же сделал так, чтобы мы не смогли поговорить, пока я был в тюрьме. Папа так и не узнал…

Я осекаюсь, потому что с губ чуть было не срываются слова «что меня оправдали».

Артем позаботился о том, чтобы отец знал только удобную всем правду. И газеты рассказывали стройную историю ревнивца-убийцы не потому, что всем редакторам разом явилась одна муза.

К счастью, Даша не решается задавать вопросы дальше. Она задумчиво смотрит в слегка запотевшее окно. Интересно, о чем думает? Мне хочется заржать при виде того, как она украдкой проверяет телефон.

– Живой? – спрашиваю. – Не спалил хату, не припер бродячего котенка?

– Нет. Играет. Сказал, чтобы не торопились. Ему хорошо.

– Скажи, пусть закругляется. Я намерен отметить первый выход в свет винишком, сериальчиком и лохматым сыром. Можешь присоединиться, но детям вход запрещен: я задолбался в костюме и планирую сидеть в трусах.

– Мы едем домой? – с каким-то даже разочарованием спрашивает Даша.

– А у тебя есть настроение ехать куда-то еще?

– Мне нравилась идея про лес. Я бы немного погуляла.

Она тоже устала сидеть с мелким двадцать четыре часа в сутки. Может, я совершу хоть одно благое дело и покажу ей, что брат уже достаточно взрослый, чтобы сидеть в одиночестве. И она может выбираться гулять, на курсы, на работу, по магазинам и на свидания.

Хотя со свиданиями стоит повременить. Маньяков много. Увезут в лес, а кто потом будет воспитывать ребенка?

Когда мы въезжаем в этот самый лес (хотя он скорее парк из числа моих самых любимых: не облагороженное пространство, где даже деревья растут по линейке, а хаотичная мешанина природы), начинает идти крупный снег. Это странно в начале осени, но иногда в наших широтах бывает.

Я давно не видел такого снега: пушистого, белого, мгновенно превращающего все вокруг себя в чистый лист.

– Жаль, что скоро растает, – вздыхает Даша. – Люблю снег.

– Да, я тоже.

– Мы приедем, и Ваня начнет выпрашивать елку. Он начинает просить ее наряжать с самых первых холодов. А я не даю. Мама говорила, елку нужно ставить тридцать первого. Чтобы было ощущение праздника, чтобы он не успел превратиться в рутину. Ваньке каждый год удается отодвинуть дату, и вот уже мы наряжаем двадцатого.

Я лезу на заднее сиденье, где болтаются пакеты. Мне выдали кучу промо-подарков, малой наверняка обрадуется, там есть где покопаться и что прихватизировать. Но меня интересуют только контейнеры и вино.

– Мы что, будем пить?! – Глаза у Богдановой округляются.

– Ты будешь пить. Я же за рулем. Я буду пробовать.

– Как? У нас даже нет стаканчиков!

Зато у вина винтовая пробка, я специально на него охотился, чуть было не вступил в смертельную схватку с какой-то бабулькой, увешанной «Прада».

Я на максимум отодвигаю и опускаю сиденья, раскладываю контейнеры с нарезками и отдаю бутылку Богдановой.

– Пробуй.

– Может, до дома? Это как-то… как будто мы алкоголики.

– У алкоголиков «до дома» ничего не доезжает. Давай пей, пока предлагаю!

Она смешно морщится, бутылка смотрится непривычно большой в ее руках. Даша делает осторожный глоток вина и облизывает губы. Я закатываю глаза:

– Ну вот. Еще раз пей.

– Да что ты от меня хочешь?!

Ей списком или можно показать порно?

Даша снова делает глоток, и на этот раз я успеваю раньше: наклоняюсь и слизываю с губ оставшиеся капли. Она вздрагивает, едва не роняя бутылку, но не спешит отстраниться, только рука инстинктивно поднимается, чтобы меня остановить. Но мозг дает сигнал «отбой», и пальцы почти касаются рубашки там, где сильно бьется сердце.

– Хорошее вино. Не зря тырил. Так, что тут за лохматый сыр?

Богданова обозвала так «Тет-де-Муан». Он и впрямь выглядит слегка растрепанным, особенно после того, как я его нес, мотая туда-сюда пакетами в приступе бессильной злости на собственную дурость. Но сыр безумно вкусный. До невозможности. Пряный, насыщенный, ароматный. Он из той жизни, в которую я так хочу вернуться. И которая, кажется, пришлась Богдановой по душе. По вкусу так точно.

– Напоминает мне наши с Ванькой разговоры, – вдруг улыбается она.

Почему, ну почему ее ребенок не оставляет меня в покое, даже когда он далеко?! Вместо того чтобы думать об еще одном глотке вина, я начинаю думать о какой-то ерунде. Постоянно сбиваюсь из-за этой мелочи.

– Папа подарил ему классную игрушку. Автодом размером с половину Вани. Там внутри была настоящая комната в миниатюре. Маленькая кухонька, кровать и все такое. Автодом можно было прицепить к машинке на радиоуправлении, но папа ее так и не докупил. Ванька все время просил уехать жить в автодоме, и мы придумывали, куда поедем.

– Вы хотели сбежать от проблем. В жизнь из кино, где вы не брошены, а путешествуете, покоряете мир.

– Знаю. Но мечтать было приятно. Мне кажется, в автодоме какая-то такая атмосфера. Я много читала, смотрела блоги, видела ролики девушки, которая путешествует в автодоме. Это выглядело как… не знаю, вряд ли мечта всей жизни, я совершенно точно не хочу сутками сидеть за рулем или пугаться каждого шороха в ночи. Но сбегать и жить на природе – иногда это круто.

– А если, – я снова наклоняюсь к ней, только теперь чтобы запустить руку в мягкие светлые волосы, – я тебе пообещаю автодом, ты возьмешь туда меня?

– А ты сможешь вести себя прилично?

– В автодоме? Или здесь?

Здесь – определенно нет.

– Условия эксплуатации автодома обсудим, когда он появится.

Я притягиваю ее к своим губам, увлекая на водительское сиденье. Это непростая задача, но Даша маленькая и юркая, она легко и без усилий садится мне на колени. Мягкие кончики волос щекочут мою шею. Верхняя одежда валяется на заднем сиденье, но я все равно чувствую раздражение, пытаясь нащупать крошечный замочек на платье.

Я давно этого не делал. Гораздо дольше, чем длилась тюрьма. Женщины моего круга обычно раздеваются сами. А вот Даша вряд ли настолько смелая.

Чего не скажешь обо мне. Я кое-как стягиваю платье с ее плеч, запускаю руку под чашку лифа и сжимаю упругую грудь с затвердевшим чувствительным соском. С ее губ срывается стон, который я ловлю поцелуем.

Наконец-то. Если бы я знал, что мне придется так долго ждать, я бы обошел родительскую квартиру по широкой дуге, нашел дешевую общагу и шлюху чуть подороже, потому что эти качели и хождения вокруг друг друга вымотали мне все нервы.

Хотя, говорят, неудовлетворенность положительно влияет на продуктивность.

Если так, то чем быстрее я ее получу, тем быстрее прогорю.

Жаль, что это совсем не пугает.

У нее нежная, гладкая и горячая кожа. В машине, пожалуй, слишком жарко. Я кое-как пытаюсь одновременно стащить с нее платье, уменьшить температуру и просунуть руку между плотной тканью платья и колготками, которые на поверку оказываются чулками.

Член и так слишком болезненно врезается в ткань брюк, а от мысли, что все это время Даша была в чулках, и вовсе становится каменный. Я расстегиваю рубашку, ее ладони ложатся мне на грудь. Полностью раздеться не получится, да и не нужно, но так даже интереснее. Богданова со спущенным платьем и расстегнутым, болтающимся на локтях лифом.

Только в кино секс выглядит как романтичное, наполненное эстетическими сценами действо.

Неловкая возня в салоне автомобиля мало напоминает сцену из фильма о вечной в любви, но в ней в разы больше искренности. Следующий пункт плана: снять номер в отеле и насладиться Дашей без спешки и ограничения в пространстве. Раз уж мы не можем заниматься сексом дома, почему не делать это в отеле?

Она тихо стонет, когда я глажу ее набухший клитор. В прошлый раз, когда я это делал, нас прервали, но сейчас некому обломать мне удовольствие. Она влажная и готовая, но я все равно неторопливыми дразнящими движениями подвожу ее к самой грани, чтобы, когда мой член окажется внутри, она хотела этого, невзирая на новые ощущения.

– Ты знала, что все этим кончится, – хрипло говорю я. – Ты знала, когда надевала чулки при такой погоде.

– Чулки… ты оправдываешь то, что затащил меня в постель, моей одеждой?

– В постель? Кажется, сейчас я затащил тебя в машину. В постель я затащил тебя еще раньше, но туда оказалось таскать бесполезно.

Я прикусываю ее нижнюю губу и расстегиваю брюки. Сползаю чуть ниже, усаживая Дашу удобнее. Она стонет, не то протестующе, не то от желания. Я чувствую, как она сжимается, когда я членом касаюсь ее внизу, распределяя влагу, подготавливая к проникновению. Даже от предвкушения этого момента я готов кончить, но, к счастью, силы воли хватает, чтобы сдержаться.

– Вадим…

Мое имя, сорвавшееся с ее губ, нереально заводит. И я даже не сразу понимаю, о чем она говорит.

Черт. Резинка.

Пачка в бардачке, один в кармане. Я зубами разрываю обертку, а потом снова увлекаю Богданову поцелуем: потеря даже пары секунд кажется преступной.

Не прерывая поцелуя, я медленно опускаю Дашу на член, обхватывая ладонями упругие ягодицы. Она тихо вскрикивает, но не делает попыток меня остановить. Она безумно горячая и тугая. И кажется, ей даже не больно.

– Бывает, девушки лишаются невинности, потому что им кажется, что пора. Бывает, ведутся на уговоры своих парней. Бывает, занимаются сексом, потому что думают: «Это по любви», и зачастую даже правы. Они никогда не могут расслабиться до конца. Но ты давно хотела, да? Ты давно уже готова, тело хочет, но внешние обстоятельства не дают.

– Зачем ты мне все это рассказываешь…

– Тебе почти не больно, да? А сейчас хорошо. Скажи мне, я прав?

– Да, – выдыхает она. – Мне хорошо.

Мне остается только ее направлять, она сама двигается в нужном темпе. Вся кожа превращается в сплошной оголенный нерв. Это что-то даже не из жизни до тюрьмы, а из жизни, которая никогда мне не предназначалась. Или за годы воздержания я забыл подробности, или ни с женой, ни со случайными любовницами не было так… ярко?

А может, дело в том, что таких, как Даша, еще не было. Трахать хороших девочек всегда возбуждает сильнее, чем тех, кто сам прыгает и раздвигает ноги.

Она прикасается к моим губам осторожным поцелуем, который я превращаю в такой же интимный и глубокий, как проникновение в нее.

Все длится немногим дольше десяти минут, но мне кажется, будто я целую вечность приближаюсь к оргазму. Но есть еще одно удовольствие, которое я просто обязан не пропустить: это оргазм моей недотроги. Она откидывает назад голову, растрепавшиеся светлые пряди ложатся на грудь. Я сжимаю набухший сосок между пальцами, глажу его, оттягиваю – и Даша вздрагивает от смеси легкой боли и удовольствия.

Ее мышцы сокращаются, сжимая мой член еще сильнее, лишая меня остатков самоконтроля. У нее не хватает сил, чтобы двигаться, и я делаю несколько сильных толчков ей навстречу. В венах плавится кровь. Я с шумом выдыхаю, чувствуя, как накрывает оргазмом, и какой-то частью сознания жалею, что нас разделяет презерватив.

И эта мысль тоже пугает.

Потом я открываю еще один вид удовольствия: я помогаю Даше одеваться.

Мне бы хотелось повторить все еще разок, а может, и не один. Взять ее сверху, поставить на колени, изучить каждый миллиметр кожи, попробовать на вкус. Но времени нет, а еще даже давно готовой к близости девушке нужна передышка после первого раза.

– А я думала, будет кровь, – рассеянно бормочет Даша, когда я застегиваю ее платье, с сожалением признавая, что без него ей намного лучше.

– Не всегда. Все зависит от того, как ты расслаблена и достаточно ли смазки. Ну и от доверия.

– Думаешь, я тебе доверяю?

– Даже не знаю, что для тебя значит доверие, если «не доверяю» – это заниматься сексом в машине в лесу.

– Мы домой?

Сейчас, когда все силы ушли на то, чтобы кончить, она не может скрывать усталость, и это не только приятная тяжесть после секса. Даша не хочет возвращаться домой. Не хочет снова брать на себя ответственность, становиться матерью-одиночкой против собственной воли. И в то же время дико стыдится этого нежелания, потому что любит брата.

– Боюсь, что даже такая сволочь, как я, вынуждена признать: нам пора. Но я не отказываюсь от идеи попить винишко под сериал. И ты можешь присоединиться, и если ты будешь вести себя так же тихо, как сейчас, то перед тем, как мы уснем, можно повторить.

Она пересаживается на пассажирское сиденье. Зрачки все еще расширены, губы припухли, а грудь вздымается намного чаще обычного, но к Богдановой уже вернулась прежняя деловитость.

– Получается, я выполнила условия сделки.

– Ты о чем? – Я занят, разворачиваюсь, чтобы выехать из леса, и не сразу осознаю, о чем она говорит.

– У нас был уговор, я выполнила условия.

– Вообще, мы договаривались на два-три раза.

– Серьезно? Что-то у меня проблемы с памятью.

– Ты согласилась только из-за уговора? Потому что я спас вас от опеки?

– Не знаю. – Она серьезнеет. – Мне нравится думать, что да. Так я не кажусь себе… распущенной.

– Эй, ты столько лет возишься с братом и ни разу не позволила себе отношения. Твои ровесницы трахаются направо и налево, рожают детей, исследуют мир секс-игрушек. А ты варишь супчики и пишешь в прописях крючочки. Секс после вечеринки с мужчиной, который тебе давно нравится, не преступление.

Даша заразительно смеется.

– Что? Что не так?

– Давно нравится? Не льсти себе!

– Скажешь, нет.

– Ты… ты как медведь, завалившийся в чужой дом! Как в той сказке. Машенька вернулась, а в ее постельке спит здоровая тварища!

– Ты путаешь сказки. Это медведи вернулись, а в их постельке спит сожравшая всю еду Маша.

– А, то есть это я вломилась в твою жизнь и сожрала всех бисквитных медведей?

– Хватит мне их припоминать, я жрал их не один!

– Что-о-о?!

Блин. Со мной мало́й в разведку тоже не пойдет.

– Давай сделаем вид, что ты этого не слышала. Иначе меня объявят кровным врагом.

– И что я за это получу? – хитро интересуется Даша.

– А что ты хочешь?

В моей голове одни пошлости. В мире есть тысячи вещей, которые я бы с удовольствием попробовал с ней. Наручники. Игрушки. Вечеринки «18+». Но вряд ли в голову Даше пришло что-то такое.

– Я хочу работать.

Я вздыхаю:

– Если кто-то узнает…

– О чем? Ты вышел из тени. Ты снова работаешь.

– И там болтают. О том, что я сидел, что убийца. Но они не могут мне навредить, плевать на их мнение и сплетни. Но подумай вот о чем. Твоя учительница вызвала опеку, всего лишь когда мелкий забыл в школу еду. Что сделают клиентки, когда узнают обо мне?

– Они не узнают…

– Ты не сможешь это гарантировать. Мои вещи в квартире. Я могу уходить днем, но нет гарантии, что не понадобится вернуться. У меня нет офиса.

– Наверное, ты прав. Я хочу снять кабинет. Но не знаю, с чего начать.

– Давай подумаем об этом завтра. Пока тебе нет нужды думать о деньгах.

«Пока» – ключевое слово, о котором я пытаюсь не думать. Однажды я уйду. Как только смогу заработать достаточно денег, чтобы не занимать чужую квартиру, я уйду, и я не готов забрать кого-то с собой. Мне хватило той пародии на семью, в которой я жил. Больше никаких отношений.

Даша тоже это понимает. Интересно, она будет хоть немного грустить о днях, когда мы сидели на карантине и смотрели дурацкие фильмы, питаясь едой из доставок?

– Мы не можем жить за твой счет.

– Считай, что я плачу за аренду.

Остаток дороги мы проводим молча, думая о своем. Мне хочется думать о работе, а получается только об ощущении прикосновений к бархатистой разгоряченной коже.