Монстр в ее постели

Глава седьмая

Жизнь, говорят, зебра, черные полосы чередуются с белыми. Но не каждый же день!

Судьба явно решила, что мне достаточно радостей. Мы разжились продуктами, отлично погуляли, Исаев закрылся у себя и не доставал нас. Ванька сделал все уроки и сел читать прихваченную в школьной библиотеке книгу, а я обдумывала идею маникюрного кабинета: искала помещения, смотрела ставки по кредитам, считала, потяну ли вообще эту авантюру с учетом того, что за время простоя добрая треть клиентов отвалится.

А с утра все, что могло, пошло не так!

Пока я в полусне стояла у плиты и варила кашу, обнаружила Исаева среди просмотревших «сториз» в блоге. Он даже не попытался скрыться. Профиль был пустой, но я так разозлилась, что заблокировала его. И даже поверила, что сообщение «хотите заблокировать пользователя и все его аккаунты» – начало нового, хорошего дня.

А потом позвонили с незнакомого номера.

– Дарья Сергеевна Богданова?

В груди сразу поселилось противное чувство тревоги. Это был не спам.

– Это я, слушаю вас.

– Органы опеки беспокоят. Нам поступило сообщение, что Богданов Иван Сергеевич является, по факту, безнадзорным ребенком.

– Ваня – мой брат. Как он может быть безнадзорным? Я всегда с ним, я никогда не оставляю его одного, я…

– Дарья Сергеевна, вы немного неправильно понимаете смысл этого слова. Родители мальчика уклоняются от своих обязанностей. В школе их никто не видел…

– Они учатся неделю! Родители работают, Ваню в школу водит старшая сестра, так во многих семьях! Мне двадцать один, я что, не могу сидеть с братом?

– Вы не работаете?

– У меня свободный график, мне несложно отвести его в школу, забрать, накормить и усадить делать уроки.

– А родители?

– В командировке. У папы бизнес в Европе, а мама на тренинге в Москве. Я не понимаю, что в этом такого? У нас все хорошо!

– Не беспокойтесь, Дарья Сергеевна, я вас ни в чем не обвиняю. Такие законы: поступает жалоба – мы обязаны прореагировать. Наверное, стоит побеседовать лично. Мне бы хотелось поговорить с вами, Ваней, посмотреть на условия дома и все такое. Как вы на это смотрите?

– Естественно, я смотрю на это недовольно. Я же имею право не пускать посторонних в свое жилье?

– Разумеется. Однако, если поступает сигнал, а опекуны ребенка не идут на контакт, мы можем привлечь к делу полицию. Это всегда стресс для всех. Если у вас дома все в порядке, чисто, есть спальное и рабочее место для ребенка, имеются продукты и в целом все хорошо, мы просто напишем, что не выявили никаких нарушений.

– Хорошо, но родители в командировке…

– Мы не проводим оценку родителей на данном этапе. Всего лишь условий для жизни. Ответить на наши вопросы может любой взрослый, проживающий с ребенком. Дарья Сергеевна, мы не отбираем детей за отсутствие в холодильнике черной икры. Но вы нас-то поймите: если мы оставим жалобу без внимания, нам же влепят выговор. А если какой-то ребенок в опасности, а мы молчим?

– Да, я понимаю. Когда вы придете?

– Когда у Вани заканчиваются уроки?

– По-разному, сегодня до часа.

– Тогда я зайду к двум. Это не займет много времени. Давайте сверим адрес, и запишите мой телефон: Ольга Валерьевна…

Когда я положила трубку, руки дрожали. Если это не конец, то очень близко к нему. Я смогу соврать, возможно, и опека даже поверит, что родители в командировке. Но если попросят их контакты? Если захотят прийти еще раз позже? Может, стоит во всем признаться и попросить о помощи с опекунством? Не отдадут же Ваню в детский дом, если у него есть сестра…

Надо только выиграть время. Чтобы сестра была не безработной девицей, делящей квартиру с убийцей, а владелицей своей студии красоты, даже если под таковой будем понимать каморку два на два со столом и аппаратом для снятия гель-лака.

Я быстро погуглила, на что обычно смотрит опека, прикинула, что должно быть в холодильнике, и рванула в магазин. От найденных Ванькой пяти тысяч осталось всего две, но меня это мало волновало. Быстро прибраться дома, набить холодильник, успокоиться. Найти пару фоток родителей и расставить по поверхностям. Даже вещи Исаева не будут выбиваться из легенды.

Но вот сам Исаев… Я не надеялась, что получится с ним договориться, но была обязана попробовать.

И сейчас смотрю на него, не до конца понимая смысл того, что этот мужчина говорит.

– Взамен? – переспрашиваю я. – Не знаю… что вы хотите? Денег? Сколько? Сразу не получится…

– Деньги меня мало интересуют, – отмахивается Исаев. – Секс по дружбе – согласен.

– Что?

Он закатывает глаза.

– Нельзя же быть такой принцессой, не делай вид, что не понимаешь и вообще вся такая невинная, как-то же ты своего Ванечку заделала и родила.

– Я не…

– Секс. Без обязательств. Мы оба – взрослые люди, которым он нужен. Я привлекателен, ты тоже ничего. Раз уж мы вынуждены жить в одной квартире, давай проведем время с пользой.

– Мы не друзья!

– Соседи иногда ближе, чем самые лучшие друзья. Да брось, просто секс без обязательств. Если у кого-то появятся отношения или симпатии, разойдемся как в море корабли. Два взрослых человека трахаются – и затем забывают об этом.

– Вы что, сейчас серьезно?

– Вполне. А ты чего ждала? Что я предложу тебе фиктивный брак, дабы разыграть счастливую полную семью? Мы же не в сериале, ей-богу. Я пять лет провел за решеткой, там, знаешь ли, нет приложений для знакомств и бара, где вечерком можно подцепить девочку на одну ночь. Теперь я свободен и хочу отдохнуть. Не бойся, болячек нет и без защиты я не фанат.

– Не могу поверить. Вы еще хуже, чем я думала, хотя что может быть хуже, чем быть убийцей.

– Ага, я должен решить все твои проблемы, помочь с ребенком, вытащить вас из нищеты, а в конце непременно жениться? Мы не в сказке, малышка, привыкай, что, если тебе от человека что-то нужно, он что-то попросит взамен. Я не стану намеренно тебе пакостить: звонить в опеку или вести блог о том, как нелегко, отсидев за убийство, жить по соседству с симпатичной блондинкой и не трахать ее. Я просто и честно отвечу на вопрос инспектора о том, кто я такой и на каких основаниях здесь проживаю. Спектакли, вранье, нарушения закона и подлог – только для близких друзей.

Я стискиваю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони. Мне хочется заплакать, потому что я смертельно устала. Устала воевать, устала прятаться, устала бояться. Устала жертвовать всем ради брата. Я не просила его, черт возьми! Не рожала! Я не хочу тратить жизнь и молодость на воспитание ребенка, которого никогда не хотела.

Потом мне становится стыдно.

Я вспоминаю Ваньку, протягивающего мне найденную купюру. Вспоминаю, как он утешает меня, когда грустно. Как радуется любой мелочи. Он все прекрасно понимает и порой словно боится, что может потерять и то немногое, что осталось. Боится капризничать, боится ссориться, боится меня расстраивать. Я вспоминаю кофе, который он для меня сварил и вкуснее которого я не пила.

– Хорошо. Как хочешь, только не показывайся ей.

– Ты что, сейчас серьезно? – повторяет он мою же реплику.

Кажется, Исаев не ожидал, что я соглашусь.

– Свалишь на время визита из опеки – получишь, что хочешь.

– Хочу услышать, что именно.

Ему, кажется, нравится надо мной издеваться, а я словно онемела не только снаружи, но и внутри. Нет никаких эмоций, хотя я жду, когда накроет страхом или ненавистью. Но внутри словно что-то сломалось, и мне просто плевать.

– Мы займемся сексом, если я помогу тебе выкрутиться перед опекой.

– Да. Мы займемся сексом, если ты мне поможешь.

– По рукам.

Исаев поднимается и покидает кухню, а затем и квартиру.

К моменту, когда мне нужно идти за Ваней, я причесана, умыта, накрашена, хорошо одета и произвожу – хочется верить – впечатление девушки из благополучной семьи.

– Ничего не бойся, – по дороге инструктирую брата, – говори все честно, кроме того, о чем мы договорились. Помнишь?

– Да. Мама в командировке в Москве, у папы бизнес в Европе. Папа прилетает на выходные, мама проверяет уроки по видеозвонку.

– И?

– И ни слова о соседе.

– Молодец.

– Даш… – Ваня внимательно на меня смотрит. – А если им не понравится, меня заберут?

– Нет, что ты. Просто будет долгий тяжелый процесс, понадобится юрист, чтобы оформить все документы. Я сейчас разберусь с работой, открою студию, и мы с тобой оформим все документы. Все будет хорошо. Я обещаю.

Но Ваня не дурак, он отлично научился ловить мое эмоциональное состояние. Брат непривычно тих и задумчив. Я боюсь, что и об этом инспектор будет задавать вопросы, я вообще уже не знаю, чего именно я боюсь. Кажется, нервная система на пределе.

О соглашении с Вадимом я стараюсь не думать. Об этом позже, когда немного выдохну.

Мы поднимаемся домой без десяти и в два часа уже сидим на кухне в нервном ожидании визита. Время течет медленно, но неумолимо. Три часа, четыре… пять, а следом – шесть и сумерки. Я звоню на номер, оставленный в опеке, но никто не берет трубку. Я уже начинаю думать, что все это какая-то дикая шутка, может, того же Исаева, чтобы получить желаемое, как вдруг в дверь кто-то стучит.

– Ой… – У Ваньки округляются глаза. – Она?!

– Наверное. Сиди здесь, все как договорились.

Мне хочется выдать этой Ольге все, что я думаю о таких опозданиях, но в Сети пишут, что лучше не высказывать недовольство сотруднику опеки, и я нечеловеческим усилием заставляю себя сдерживаться.

На площадке перед квартирой невысокая женщина с ярко-рыжими волосами, завитыми в огромные, размером с кулак, кудри. Нелепая старомодная прическа и такой же вельветовый костюм, почему-то в ансамбле с кроссовками.

– Дарья Сергеевна Богданова? – спрашивает она.

– Да, проходите, пожалуйста. Мы ждали вас к двум…

– Задержалась, – отмахивается женщина.

Я запираю за ней дверь и терпеливо жду, чтобы забрать пальто и повесить его в шкаф. И вдруг за ее спиной замечаю, как начинает опускаться дверная ручка.

Меня бросает в холод: Исаев! Мы не обговаривали время, но он, рассудив, что уж с двух-то прошло достаточно, чтобы вернуться… вернулся. Как будто судьба против нас с Ваней, нарочно издевается, подкидывая новые и новые ужасы.

– Кто-то пришел? – вежливо, но холодно интересуется Ольга. – Надеюсь, родители?

Дрожащими руками, чувствуя, как от страха меня начинает тошнить, я отпираю дверь.

Первое, что видит Исаев, – мои огромные, полные ужаса глаза. А потом его взгляд останавливается на женщине, и с губ срывается беззвучное ругательство.

– А вы – Сергей Богданов? – интересуется Ольга.

Я едва заметно качаю головой. Она ведь попросит документы!

– Нет. Я – Вадим Егорович.

– И кем вы, Вадим Егорович, приходитесь Ивану?

У меня только что обломался секс с девушкой, о которой я слишком часто думал в последнее время.

Или обломается, если срочно не придумаю внятное объяснение тому, что я стою на пороге ее квартиры с пакетом, в котором сборная модель самолета, а еще краски, кисти и клей для отцовского парусника. Впрочем, на содержимое пакета всем плевать, их взгляды прикованы ко мне.

Испуганный – мальчишки, полный отчаяния – его матери и подозрительный – жуткой тетки с непонятным кандибобером вместо волос. Почему сотрудники надзорных органов всегда такие… жутковатые? Или я просто не обращал внимания на других, милых и ухоженных?

– Я… м-м-м… репетитор.

У Богдановой и тетки отвисают челюсти.

– Репетитор? – переспрашивает она. – В первом классе? И по какому же предмету?

– По английскому, разумеется.

Тетка поворачивается к Дарье, и та поспешно кивает:

– Да, на лето папа хочет перевезти нас к себе, в Европу. Подтягиваем английский, мне и Ване.

О да, я с тобой обязательно позанимаюсь. Могу и английским, если захочется, но это уже после того, как сил на секс не останется.

– И что, вы прямо репетитор? А подтверждающие документы у вас есть?

– Разумеется, и все они были предоставлены заказчику. Я действительно «прямо репетитор», у меня сертификаты IELTS и TOEFL, я четыре года прожил в Лондоне и работал переводчиком в IT-фирме.

– И что это вы вдруг взялись за преподавание?

– Призвание. В наше время педагогом можно быть только по призванию и для души.

– А что, репетитору обязательно приходить так поздно?

– Дарья Сергеевна сказала, что у нее встреча в два часа, мы специально перенесли занятие, чтобы вам не мешать. Видимо, вышла какая-то накладка, – улыбаюсь я.

Годы в бизнесе научили делать это так, чтобы неподготовленному собеседнику становилось неловко. Хотя эта тетка кажется непрошибаемой – таким вообще не бывает стыдно, неудобно или неловко.

– Ну что ж, – инспектор поджимает губы, но смотрит уже не так холодно, – идите занимайтесь. А я побеседую с Дарьей Сергеевной. Ваня, а тебе нравится заниматься английским?

Смышленый пацан быстро кивает:

– Вадим Егорович хорошо объясняет, а еще мы смотрим мультики на английском языке.

– А сестра тоже с тобой занимается?

– Нет, у меня онлайн-уроки, после работы. Ване нельзя заниматься онлайн, врач поставил лимит на компьютер, не больше часа.

Я так поглощен наблюдениями за Дарьей, что не сразу понимаю, что именно царапает в вопросе инспектора. Потом доходит.

Стоп. Сестра?! Сестра, вашу мать?!

– Окей, приятель, пойдем повторять прошлую тему, а потом посмотрим, что вам задали в школе, – хмыкаю я.

Уходя, я слышу удаляющиеся голоса – инспекторша с готовностью соглашается попить чаю, и подозреваю, инспектировать холодильник она будет вприкуску с чайком. Зато я выкрутился, и довольно неплохо, так что бурная ночь с сексапильной блондиночкой не обломалась.

Только вот выяснившийся нюанс…

– Так она тебе сестра? – спрашиваю я, когда мы садимся за стол.

Я откапываю в шкафу какую-то детскую книжку, чтобы сделать вид, что мы старательно корпим над учебниками. Если грымза решит докопаться, легенда не выдержит никакой критики, но вряд ли она будет присматриваться к учебникам.

– Сестра, – со вздохом говорит мальчишка.

– А чего не сказал? Я думал, она твоя мама.

– Даша лучше, чем мама. Даша меня не бросила, Даша меня любит. Даша хорошая, ее нельзя обижать!

Кажется, уже поздно.

– А где родители? Умерли?

– Развелись. Папа правда в Европе, а мама в Москве, у нее там всякие марафоны и секты. Папа купил нам эту квартиру, когда уезжал.

Я едва удерживаюсь от ругательства. Хорош папаша, еще, поди, радовался, что удалось получить хату за полцены.

– Они развелись из-за меня. Потому что я плохо говорил и ничего не умел. Папа сказал, что не хочет тратить жизнь на инвалида с умственной отсталостью. А мама сказала, что это он настаивал на втором ребенке. Потом они разъехались, и мы остались с Дашей.

Ваня смотрит исподлобья, будто готовый защищаться от нападок.

– Я говорил ей отдать меня в детский дом, а она не согласилась. Даша лучше, чем мама.

– Впечатляет.

– А ты правда знаешь английский?

– Ага. Еще немецкий и французский, немного говорю на греческом. Я раньше любил языки. И в бизнесе партнерам очень нравится, когда ты с ними на их родном. А что, есть желание выучить?

– Даша говорит, было бы неплохо. Но у нас нет денег на занятия.

– С Дашей твоей сочтемся. Есть чистая тетрадка? Открывай, сейчас посмотрим. Надо же поддерживать легенду.

Кажется, во мне это говорит совесть. Я заставил его сестричку заняться со мной ночью сексом и теперь старательно заглушаю чувство вины якобы хорошим делом. И мне бы – когда узнал, что Богданова совсем не малолетняя мамашка, а сестра-героиня, – откатить все назад, помочь бескорыстно и побыть порядочным. Но у меня нет силы воли, чтобы отказаться. Мысленно я ее уже поимел, и не раз, а если откачу все назад, то не избавлюсь от навязчивых мыслей, плавно перетекающих в сны, от которых остается только болезненное чувство неудовлетворения.

– А это что?

Пацан копается в рюкзаке в поисках тетрадки и невольно видит коробку с парусником. Все время, на которое Богданова выставила меня из дома, я бродил по магазину с моделями, рассматривая наборы, которые предлагают сейчас. Решение купить краски и клей пришло спонтанно, а вместе с ним в руки сам попросился еще один набор. Я вовсе не собираюсь продолжать маяться хренью, я должен заниматься бизнесом и карабкаться наверх, под солнце, а не бередить старые раны, играя в детские модельки.

– Это досталось от отца. Он любил собирать разные штуки и часто покупал наборы.

– Красивый.

Тоскливая зависть в голосе мальчишки звучит неприкрыто, искренне, но совершенно беззлобно. Это вообще его удивительная черта: принимать бедность как данность. С легкой грустью, потому что, как и всем мальчишкам, Ване хочется дорогих игрушек, но при этом не забывая о благодарности: у него есть сестра и он ее обожает, несмотря ни на что.

И я ему завидую: я на такие чувства уже не способен.

– Хочешь – возьми, – пожимаю плечами.

– Серьезно?

В первое мгновение лицо мальчишки светлеет, но уже в следующую секунду он со вздохом качает головой:

– Даша никогда не разрешит. Она не позволяет брать чужие игрушки. И… она вас боится.

– И не так уж неправа, верно? Умная у тебя Даша. Ладно, давай так: приходи, пока она не видит, и тихонько собирай. Она же у тебя спит… бывает в душе и все такое. Вот пользуйся моментом и собирай, а когда соберешь половину, покажешь – и разрешит. Куда она денется?

Забавно наблюдать, как в мальчишке борются желание со страхом. Забавно и то, что это не страх наказания, он скорее боится обидеть свою Дашу, чем получить от нее нагоняй за игрушки страшного соседа-маньяка без моральных принципов и души.

А вот за собой наблюдать вовсе не забавно. И оттого, что ответа на вопрос «зачем мне геморрой в виде мелкого ребенка с речевыми проблемами, за которым придется следить, ведь моделинг – это работа с ножом и клеем», не имеется, слегка тревожно. Это тоже чувство вины за то, что я не готов отказываться от его сестры?