Морально испорченная

Глава 47

Бьянка

Три месяца спустя

Я тщательно чищу пистолет, когда звонит мой телефон. Бросаю взгляд и вижу, что это сообщение от Влада.

Я говорила ему, что не хочу знать, что происходит в Нью-Йорке, но он продолжал присылать мне ссылки на различные статьи, связанные с продолжающейся войной мафии. Неудивительно, что с ростом напряженности ситуация вышла из-под контроля, и на улицах началась истерика. При всем моем нежелании идти в ногу со временем, я всегда уступала и проверяла статьи.

Это мое чертово любопытство.

По крайней мере, Влад держал при себе любые новости об Адриане.

Не могу сказать, что до сих пор это было легко. Я думаю о нем по крайней мере раз в час. Но день ото дня боль от разлуки с ним становится все более терпимой.

Как только я приземлилась в Москве, я отправилась в квартиру, которую Влад помог мне найти. Затем я несколько дней просто гуляла по городу, знакомясь с ним.

Влад связал меня с семьей Андроповых, одной из самых известных российских криминальных семей, и рекомендовал меня за мои навыки. Я отправилась на встречу с их Паханом, и мы установили комфортные партнерские отношения.

Конечно, как любой подозрительный русский лидер, он сначала проверил меня, что нельзя было назвать приятным.

Он отправил меня на задание на выносливость — убить известного политического деятеля. На выполнение задания у меня ушло две недели, но он был более чем впечатлен моими результатами. Он сразу же предложил мне эксклюзивный контракт. Вначале он хотел пять лет. Я уговорила его на год. Не хочу здесь оседать. Сейчас я сама себе хозяйка, верно?

Всякий раз, когда мои мысли возвращались к Адриану, я просто пыталась найти что-то другое, чтобы отвлечься от него. Одним из предметом моей одержимости стали татуировки.

У Андропова было несколько талантливых художников, и один из них сумел воплотить в жизнь мои несвязные идеи в чудесную историю. Я сделала себе целый рукав на левой руке, перекинувшийся дальше на спину. Татуировщик предупредил меня, что не стоит делать слишком много татуировок сразу, но мне нужна была боль, чтобы продолжать. После нескольких угроз он в итоге сдался.

Начиная с руки, на костяшках пальцев нарисован лук, из которого торчит стрела и тянется к среднему пальцу. Вверх по руке изображены различные сцены из мифа о Геро и Леандре. Мне показалось, что они слишком подходят, поскольку в них я могла увидеть нашу с Адрианом историю.

Оба были по разные стороны, и им никогда не было суждено быть вместе. Но их любовь обманула судьбу, и они наслаждались прекрасными мгновениями вместе, когда Геро плыл к Леандре, направляемый ее факелом. Но, как и все истории любви, она закончилась трагически, когда свет погас, а Геро был унесен волнами. И вот я не смогла защитить Адриана, и он был унесен от меня потерей памяти.

В оригинальной истории Леандра присоединяется к Геро после его смерти. Финал на моей спине ещё не закончен... но я уже знаю, как все закончится.

Я вздыхаю и открываю сообщение. Еще одна статья. Отлично. Интересно, кто умер теперь... покачав головой, я кладу телефон обратно. Я пытаюсь вернуться и продолжить чистить оружие, но любопытство убивает меня. В конце концов я сдаюсь и открываю ее. Когда я вижу заголовок статьи, мои глаза расширяются, и я роняю телефон.

Главный комиссар полиции Нью-Йорка Теодор Гастингс был найден мертвым в возрасте 34 лет.

Я моргаю один раз. Второй. Снова беру телефон и начинаю читать, ужас копится в моем животе.

Главный комиссар полиции Нью-Йорка Теодор Гастингс найден мертвым. Источники сообщают, что герой, положивший конец террору Хименеса, страдал от травмы головы, которая привела к осложнениям. Полиция Нью-Йорка и мэрия отказались комментировать этот вопрос.

Чем больше я читаю, тем больше мне кажется, что я схожу с ума. Этого не может быть.

Я пытаюсь набрать Влада, но он не отвечает.

Этого не может быть правдой.

Я гуглю Теодора Гастингса, и в нескольких других новостных источниках появляется та же информация.

Умер.

Осложнения травмы головы.

Это правда.

Я не могу это переварить...

Я сижу на полу своей квартиры, уставившись на стены, и кажется, что прошла целая вечность. Вспышки Адриана проникают в мое сознание. Сначала все происходит медленно, как трещина в плотине. Но постепенно меня затапливает до краев, и я ничего не могу с этим поделать, когда мои несуществующие эмоции выплескиваются наружу.

— Нет! — кричу я, швыряя телефон в стену. Я хватаю все, что находится ближе всего ко мне, и бросаю, разбивая вдребезги. Я повторяю это действие со всем, что попадается на моем пути, пока моя квартира не превращается в груду разбитых вещей, как и я.

Не в силах больше стоять там ни минуты, я хватаю пальто и направляюсь в клуб Андропова.

Я не могу с этим справиться. Это слишком много... чувств.



Как только я вхожу в клуб, я бегу к бару и заказываю целую бутылку водки. Бармен и глазом не моргнул, поставил передо мной бутылку вместе с рюмкой.

Я наливаю первую рюмку и выпиваю ее. Потом вторую. Потом третью. В какой-то момент я сбиваюсь со счета.

Один из приятелей Пахана, Николай, замечает меня и направляется ко мне.

— Артемида. — Его взгляд переходит на бутылку водки, и он хмурит брови. — Тяжелая ночь?

— Можно и так сказать. — У меня заплетается язык.

— Пойдем потанцуем. — Он тянет меня за руки и ведет на танцпол. Я не знаю, что я делаю, мои конечности просто двигаются. Я думала, что алкоголь поможет притупить боль. Не помогает.

— Прекрати это! — кричу я, прижимая руки к ушам. — Пожалуйста, пусть все прекратится.

Николай наклоняет голову и изучает меня, медленно выуживает бумажник, что-то из него доставая. Похоже на маленькие таблетки.

— Хочешь? — Я пытаюсь прищурить глаза, чтобы увидеть, что он мне показывает, но все расплывается.

— Что это?

— ЛСД³⁶.

— Это заглушит боль?

— Может. — Ему больше ничего не нужно говорить. Я выхватываю таблетку из его руки и кладу ее в рот.

Мы продолжаем танцевать еще немного, и я начинаю чувствовать себя неважно. Я больше не чувствую своих конечностей.

Мне нужно идти домой.

Не знаю, как я покидаю клуб, как иду до дома и как я вообще узнаю, где находится дом. У меня очень мало моментов осознания.

Я просто знаю, что в какой-то момент я вернулась домой. Я падаю на кровать и открываю глаза. Начинаю видеть голубое кружево, покрывающее стены. Оно настолько меня заинтриговало, что я начинаю прослеживать замысловатый узор от одного конца стены к другому. Мой палец рисует в воздухе форму, и я улыбаюсь от глупости того что делаю. Если бы только Адриан был жив.

Прослеживая кружевную нить, я внезапно останавливаюсь, почувствовав что-то мягкое на кончике пальца. Я хмурюсь. Я нажимаю один раз. Так мягко. Я нажимаю снова. И снова. Пока что-то не схватило мой палец.

— Би? — Галлюцинации начались, когда я поднимаю глаза и смотрю в лицо Адриана. Его прекрасное, ангельское лицо. Он, должно быть, сейчас с ангелами, да? Может, я общаюсь с ним на небесах? Мой рот открывается в восторге от такого осознания.

Адриан... ангел.

— Ты ангел, — говорю ему я и тянусь руками к его лицу, пытаясь почувствовать его в последний раз, даже если это происходит под воздействием психоделиков.

— У тебя есть крылья. — Я указываю на белый, почти нематериальный контур на его спине.

— Би? Что с тобой? — Его голос обеспокоен, он нахмуривает брови.

— Я разговариваю с ангелом, — продолжаю я.

Я прыгаю на него и прижимаю его к своей груди, бормоча:

— Мой ангел.

Это последнее, что я помню.



Я слегка потягиваюсь и громко стону. Что это за похмелье? Клянусь, мне никогда в жизни не было так плохо от алкоголя. Но тут я вдруг вспоминаю таблетки Николая.

Черт... И тут хлынули новые воспоминания. А вместе с ними и слезы.

Черт! Черт! Черт!

Я сжимают простыни на кровати, и пытаюсь сделать глубокий вдох. Когда мне это удается, я шмыгаю носом, чувствуя запах еды. Еды? В моей квартире нет никакой еды.

Я распахиваю глаза и вскакиваю с кровати. Что, если кто-то вошел в дом, пока я была в отключке? Я беру пистолет, который всегда прячу под подушкой, и иду на кухню. Там я замечаю что-то, что заставляет меня просто выронить оружие.

У меня всё еще галлюцинации?

Адриан на моей кухне, в фартуке, и готовит панкейки.

— Вот ты где. — Он поворачивается и улыбается мне. Малли кружит вокруг его ног, изящно вылизывая лапы и мурлыча.

Не задумываясь я прыгаю на него и обнимаю.

— Ты не умер? — спрашиваю я, осыпая поцелуями его лицо.

— Нет, — говорит он, забавляясь. — Теодор Гастингс мертв. Адриан Барнетт очень даже жив. — Мне требуется целая минута, чтобы осмыслить его слова. Но когда меня осеняет понимание, я отталкиваю его и, схватив со стола воздушные панкейки, бросаю их в него.

— Ты заставил меня поверить, что ты мертв, придурок? — требую я, и он скрещивает руки.

— А ты заставила меня поверить, что ты просто друг с работы. — Он поднимает на меня бровь.

Хорошо, да, я так и сделала.

— Когда ты вспомнил?

— Вскоре после того, как ты ушла, — признает он, и я начинаю злиться еще больше.

— И ты ждал до сих пор, чтобы явится?

— Видите ли, мисс, это вы меня бросили, — возмущенно говорит он.

— Только потому, что я думала, что ты никогда не вспомнишь, и я хотела, чтобы ты никогда не вспоминал некоторые вещи, — я пытаюсь защищаться. Мне также приходится добавить.

— Я сделала единственную не эгоистичную вещь в своей жизни, а ты упрекаешь меня?

Адриан усмехается.

— Ну, думаю, ты мне нравишься больше, когда ты эгоистка.

— Придурок, — бормочу я себе под нос, но не могу удержаться от легкой улыбки.

Мы садимся, и ему удается спасти несколько блинчиков.

— Как ты вспомнил?

— У меня начались вспышки воспоминаний, через несколько часов, как ты ушла. Мне нужно было время, чтобы смириться с произошедшим. Особенно с Хименесом и Марселем... Я думал, что ты тоже пыталась дать мне время. Но когда ты не появлялась день за днем, я искал тебя. Влад был очень предупредителен, в кои-то веки.

— Этот предатель.

— Я бы приехал раньше, но мне нужно было время, чтобы все подготовить к смерти Теодора Гастингса. Я должен был приехать сюда до того, как ты увидишь новости, но мой рейс сильно задержался. — Рассказывает он.

— Значит, теперь ты просто Адриан Барнетт?

— Да, и весь твой. — Он хлопает мне ресницами так же, как я когда-то хлопала ему. — Правда, я теперь безработный, так что тебе придется содержать нас обоих. Думаешь, ты справишься с домохозяином?

— Для тебя я сделаю исключение, — поддразниваю я. — Кстати, нам нужно остаться здесь на год, пока не закончится мой контракт.

— А потом?

— Куда бы жизнь нас ни занесла.

Он снова смотрит на меня, как всегда раньше, с любовью. И я знаю, что он мой.