Морально нечестивый

Пролог

Каталина

10 лет назад

Дрожащими пальцами я хватаюсь за живот. Внутри меня растет жизнь. Жизнь, которую мне навязали… Рыдание сотрясает мое тело, когда я вспоминаю его ледяные пальцы на мне. Я быстро поднимаюсь и иду прямо в ванную, высвобождая содержимое желудка. Немного приведя себя в порядок, я подхожу к зеркалу и осматриваю свою фигуру. Там, где когда-то был плоский живот, уже появилась выпуклость. Еще немного и мне будет сложно скрыть свое положение.

Не хочу думать о том, что сделает мой отец, когда узнает. Что бы ни произошло, этот ребенок ни в чем не виноват, и я намерена защитить его ценой своей жизни. Именно поэтому мне пришлось тянуть время, чтобы было невозможно сделать аборт. Прошло уже около пяти месяцев... этого ведь достаточно для того, чтобы сохранить ребенка, правда?

Набравшись сил, я спускаюсь по лестнице, пока моя решимость не исчезла. Направившись прямо к кабинету отца, я стучу.

— Войдите, — кричит он, и я вхожу. Мама и Энцо тоже там, и я надеюсь, что, может, они мне помогут.

— Каталина, вот сюрприз. — Отец с отвращением оглядывает меня с ног до головы. Он уже знает о случившемся. Меня не было целых два дня, и для семнадцатилетнего подростка, скрывающегося от родителей, это... Они уже знали, чего стоило ждать, когда нашли меня. С того момента отец объявил меня отбросом общества. Не знаю, как до сих пор мне удавалось скрывать беременность, учитывая обстоятельства, но, вероятно, по большему счету мне просто повезло.

— Говори! — требует он, и я не знаю куда деть руки.

— Я... я беременна, — шепчу, опуская голову и не желая встречаться с ним взглядом. Я слышу только стук, прежде чем меня с силой прижимают к стене. Отец держит руку на моем горле, его глаза пылают яростью.

— Ты беременна... — он невесело смеется. — И ты только сейчас заметила? Глупая девчонка.

— Хочу оставить его себе, — говорю я, надеясь, что в моем голосе достаточно силы. Отец толкает меня, и я падаю на колени.

— Она хочет оставить его себе. Ты это слышишь? — Теперь он смеется маниакальным смехом, от которого я вздрагиваю. — После всего, что я для тебя сделал, и вот как ты мне отплатила, девочка? Я мог бы найти мужа, который не обратил бы внимание на то, что ты не девственница, но внебрачный выродок. Теперь ты никому не будешь нужна.

— Пожалуйста... — шепчу я, не зная точно, о чем прошу.

— Вон! Убирайся! Теперь ты бесполезна, можешь с таким же успехом исчезнуть с моих глаз.

— Но папа... — начинаю я в панике. Мне семнадцать, и я беременна. Как мне удастся выжить на улице в одиночку?

— Отец, я думаю, у меня есть решение получше. Оно не запятнает наше имя, — вмешивается Энцо, его взгляд направлен на меня, и глазами он умоляет меня молчать.

— Говори!

— Мы можем отправить ее в Базилику Святого сердца¹. Она может родить там и жить с монахинями. Если кто спросит, то мы можем сказать, что у нее были религиозные наклонности, и мы не могли противостоять ее праведному пути. Тогда наше имя не только не пострадает, но и будет прославлено за наш католический дух, — объясняет Энцо, и отец на минуту задумывается.

— Хорошо. Но она никогда не вернется. С этого момента она больше не моя дочь, — заявляет он, и я могу только вздохнуть с облегчением. Я буду в безопасности. Мой ребенок будет в безопасности.

Энцо подходит ко мне, помогая подняться на ноги.

— Спокойно, Лина. Я держу тебя, — шепчет он мне на ухо, и напряжение в плечах внезапно спадает. Я позволяю себе опереться на него, пока Энцо помогает мне выйти из кабинета и дойти до комнаты.

— Тебе лучше начать собирать вещи.

— Спасибо, Энцо. Спасибо тебе! — я бросаюсь в его объятия. — Ты спас не только меня, но и моего ребенка. — он обвил руки вокруг меня.

— Это только начало пути, Лина. Ты приняла решение, которое повлияет на всю твою жизнь, но я не могу сказать, что виню тебя. — мой брат печально качает головой.

— По крайней мере, я буду со своим ребенком... и в безопасности, — добавив, дрожь проходит по моему телу при мысли о человеке с янтарными глазами.

— Я позабочусь об этом, сестренка. Когда я стану доном, то верну тебя домой. Просто... подожди. — он целует меня в лоб и уходит.

Монастырь... Все лучше, чем оставаться в этом логове гадюк. Теперь мне есть кого защищать.

Два месяца спустя

Я не ожидала, что Сакре-Кер окажется таким... священным. Я пыталась общаться с некоторыми монахинями и послушницами, но они были холодны со мной, как будто непорочное зачатие — самый большой грех на земле. После многочисленных осуждений, летящих в мой адрес, я просто перестала пытаться. Монахини выделили мне личное помещение в виде маленькой, пустой одноместной спальни. Места не так уж много, особенно для будущей матери, но они сказали, что мне и так повезло, что у меня нет соседки по комнате. Почему-то я сомневаюсь, что это везение, скорее всего, никто не захотел делить комнату с грешницей.

Я тщательно заправляю постель, прежде чем отправиться на завтрак. Как обычно, все женщины бросают на меня холодные взгляды, поэтому я беру поднос и направляюсь в дальний конец обеденного зала. Еда, которую они подают, не самая лучшая... но думаю, что в данном случае я не могу позволить себе быть привередливой. У меня есть крыша над головой, и я могу оставить своего ребенка. Остальное неважно. В какой-то момент я привыкну к этим стандартам.

Занимаясь своими делами, я вздрагиваю от звука скользящего металла по моему столу. Я чуть приподнимаю голову и вижу маленькую девочку, которая нерешительно смотрит на меня.

— Можно мне здесь присесть? — спрашивает она тихим голосом, неуверенность написана на ее лице.

— Конечно, — быстро отвечаю я. Она нерешительно улыбается мне и тихо садится напротив.

Девочке, вероятно, около восьми или девяти лет, совсем ребенок. Она одета в темно-синюю форму, как и другие девочки ее возраста. Ее волосы такие светлые, что кажутся почти белыми, что контрастирует с оливковым оттенком кожи. Весьма необычное сочетание. Однако глаза девочки самого светлого оттенка карего, который я когда-либо видела в своей жизни. У нее потрясающие черты лица, и она, несомненно, вырастет в красивую девушку. Но есть кое-что еще. Красное пятно покрывает ее кожу с правой стороны, распространяясь от верхней части брови и переходя в линию роста волос.

Я замечаю, что ее натянутая улыбка немного дрожит от моего внимания, и понимаю, что пялюсь на нее. Мягко кивнув ей, надеюсь развеять ее опасения, что я не буду судить ее за внешность.

Мы едим в тишине, но до меня доносятся приглушенные голоса вокруг нас, шепчущие слова «шлюха сатаны» и «дитя дьявола». Конечно, я знаю, о ком они говорят. Девочка передо мной, вероятно, в той же социальной группе, что и я.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Ассизи.

— А меня Каталина.

Она не отвечает, но черты ее лица кажутся более расслабленными.

Покончив с завтраком, я встаю, чтобы убрать поднос. Ассизи тоже быстро встает со своего места и следует за мной.

— Можно мне пойти с тобой? — спрашивает она тем же тихим голосом. Я хмурюсь.

— Куда?

— Туда, куда и ты. — Она слегка пожимает плечами. Осмотревшись по сторонам, я вижу, как другие женщины пялятся на нее. Бедное дитя...

— Хорошо, — говорю я и, чтобы показать ей, что со мной она в безопасности, беру ее за руку. Ассизи, кажется, немного удивлена такому контакту, но вместо того, чтобы уклониться, она прижимается ближе ко мне.

Я показываю ей свою комнату, и девочка удивляется тому факту, что мне приходиться жить здесь одной. Она говорит мне, что в ее спальне стоят десять кроватей, которые всегда заняты. Я ошеломлена этим. Разумеется, это не может быть законным. Однако я не комментирую это, поскольку ясно, что это все, что когда-либо знала Ассизи.

Чувствуя некоторую боль в пояснице, я направляюсь к кровати, чтобы немного отдохнуть. Взгляд Ассизи сосредоточен на моем животе, и она хмурится.

— Почему у тебя такой большой живот? — наконец спрашивает она.

— Я жду ребенка. — Ее глаза расширяются.

— Ребенок? — Поспешив ко мне, она с удивлением смотрит на мой живот: — Там?

Я киваю, беру ее руку и кладу себе на живот. Именно в этот момент моя малышка решает взбрыкнуть. Ассизи убирает руку с потрясенным выражением на лице.

До того, как я переехала в Сакре-Кер. Я узнала, что ношу здоровую девочку, и могла слышать ее сердцебиение.

— Так ты станешь матерью? — спрашивает она, прикладывая ухо к моему животу и пытаясь услышать звуки ребенка.

— Да, — отвечаю я, не придавая особого значения ее вопросу. Она медленно поднимает голову, ее глаза опущены.

— У меня никогда не было матери, — шепчет Ассизи. — Она не хотела меня.

— Милая. — Я беру ее за руку и сжимаю, пытаясь утешить маленькую девочку.

— Ты можешь быть и моей мамой тоже? — Ее прекрасные глаза полны надежды, когда она смотрит на меня.

— Милая, я не могу быть твоей мамой, — говорю я, и ее лицо тут же вытягивается. — Но думаю, что могу быть твоей сестрой. —быстро добавляю я.

— Правда?

— Правда.

— Спасибо. — Мои руки обнимают ее маленькое тело, и я крепко прижимаю ее к себе.

Теперь мы обе против всего мира.

Нежелательные.

Ненавистные.

Но, по крайней мере, мы больше не одиноки.