Мой личный ад

Глава 14. Улики

Гриша вернулся в квартиру, где оделся и разобрал вещи. Он заказал еду на дом, посидел за ноутом, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, и стал собираться спать. Постельное белье нашлось там, где и говорила Оля. Едва Птицын начал заправлять кровать, на глаза ему попалась пижама с мишками. Ольга, видимо, забыла убрать ее из-под подушки. Он не мог не улыбнуться, увидев в этом хороший знак. Хоть что-то в этой девочке осталось прежним. Она закалилась в боях, обросла хорошим мышечным корсетом, не дрожала, когда он раздевал ее на холодном северном ветру, но все еще спала в теплой пижаме дома.

Утром Гриша, как всегда, отправился на тренировку к ближайшей школе. Он чувствовал сладкое единение с Ольгой, догадываясь, что она, скорее всего, тренируется здесь же. Прибыв на филиал раньше всех, он сразу окунулся в работу, чтобы побыстрее освободиться. Уже в четыре Гриша разделался с делами, оставив на завтра лишь несколько нерешенных моментов, и сразу же набрал Ольгу.

— Привет, я освободился. Может, встретимся?

— Ну молодец, — поздравила его Князева. — Только мы, крестьяне крепостные, работаем до шести.

— Значит, после шести я тебя жду?

— Ты самоуверен до тошноты.

— И тебе это нравится, признай.

— Возможно.

— Не говори, что опять занята вечером.

— Ладно, не скажу.

— Оль!

— Гриш…

— Приедешь? С меня ужин.

— Ладно, но исключительно ради еды.

— Конечно. Только ради нее.

Гриша повесил трубку, вызвал машину и поехал к Олиному дому. Постояв у подъезда, он так и не зашел, а направился в магазин, где закупился продуктами, решил приготовить ужин сам. Птицын умел и любил готовить, правда не всегда находил для этого время. В Норвегии он даже посетил пару уроков по кулинарии, где научился блестяще запекать рыбу. Семга из питерского супермаркета, конечно, была далека от норвежской свежевыловленной рыбы, но все равно удалась ему на славу. Коротая время, он просматривал новости в ноутбуке, робко надеясь, что Князева не продинамит.

Ольга появилась ближе к восьми, когда Гришка уже начал терять сознание от нервотрепки, нетерпения и голода. Она снова одарила его сдержанным поцелуем в щеку, приняла как должное ужин, но добавила к еде бутылку вина, вытащив ее из ниши под окном.

Они вели отстраненный светский разговор о погоде, работе, Северных делах, пока ужинали и потягивали вино. Гриша понял, что, если он не сделает первый шаг, Ольга просто уедет, как только закончит мыть посуду. Ему была отвратительна ее холодность, отстраненность, он ненавидел в ней эту сдержанность, этот контроль. Даже стоя у мойки, Князева казалась ему всесильной Снежной Королевой, которая держала его каменное сердце в незримой ледяной хватке. И хотя Грише сводило зубы от собственной слабости, он не мог позволить Ольге уйти.

Подойдя сзади, Птицын забрал у нее из рук бокал, поставил рядом на стол. Он переплел свои пальцы с Олиными, наслаждаясь теплом льющейся из крана воды, приник губами к ее шее. Она откинула голову ему на плечо, тут же забыв о посуде, постанывала, наслаждаясь его мягкими влажными поцелуями. Ольга развернулась, чтобы встретить его губы своими, обвить мокрыми руками, потереться пахом о выпуклость на ширинке. Гриша знал, что слабеет, но сейчас ему было плевать. Он просто хотел Олю и взамен был не против отдать кусок себя.

Когда девушка чуть подпрыгнула, чтобы забраться на столешницу, Гриша поймал ее, усадил на себя верхом и понес в спальню.

— Никаких столов, прихожий, пола, душа, — перечислял он недовольно. — Хочу тебя в кровати.

— Можно для разнообразия, — хихикнула Ольга, падая на матрас.

Она очнулась через несколько часов, едва ли способная соображать здраво. Лежа на Гришиной груди, девушка тяжело дышала, понимая, что примерно так и умирают от передоза удовольствием. При всех недостатках Птицына, у него было одно невероятное достоинство, он ставил ее потребности в постели выше своих. И хотя Ольга никогда не жаловалась с ним на дефицит внимания, всегда кончала раньше, но в совокупности с Гришиной потребностью усилить ее и без того острые ощущения секс становился похожим на бесконечное стобальное землетрясение.

— Все ясно, ты пытаешься меня убить, — раскусила его Ольга, отдышавшись.

— Я сам не очень живой, — посмеивался Гриша, перебирая ее волосы.

— Тогда ладно.

Лежа в комфортной тишине, они наслаждались близостью, теплом друг друга и сладкой истомой. Лишь спустя несколько минут Гриша решился заговорить.

— Расскажи, как ты попала на Север.

— Зачем тебе? — встрепенулась Ольга.

Она попыталась было отстраниться, чтобы взглянуть на него, но сил не было, и лишь стиснула зубы.

— Просто интересно, — поспешил успокоить ее Птицын, легонько погладив по плечу, — ты говорила, что у вас с Артуром не ладилось, но я так и не понял, как ты собиралась это исправить.

Оля выдохнула, снова расслабляясь, но ответила не сразу, собиралась с мыслями.

— После того случая, когда я его застала… — начала Ольга, — Артур стал чаще пропадать. Я понимала, что он остывает ко мне, мы ведь встречались больше года… Рано или поздно он бы бросил меня, это было ясно. Нам нужно было что-то общее, свежие ощущения. И я хотела на Север, но чувствовала, как с каждым днем шансов становится все меньше. Пришлось хитрить. Порылась у него в документах, нашла билет на поезд, взяла себе до той же станции. Благо это летом было, тропа вывела. Весной я точно потерялась бы или вернулась на станцию не солоно хлебавши, но повезло, быстро нашла лагерь. Кен сразу меня увидел, и это тоже был плюс. Заметь кто-то другой, проводили бы обратно, наверное.

— Я бы проводил, — не мог промолчать Гриша.

— Ты — даааа, — протянула Ольга, усмехнувшись. — Хотя с тобой было бы веселее.

— Так чего там Кеннет? Психанул?

— Не-а, я психанула. Закатила ему истерику, что мы так не договаривались. Одно дело, когда он просто развлекается на стороне, а другое — ехать в кемпинг отдыхать на природе с бабой. В общем, изобразила буйную ревность. Он поверил, обещал объяснить все потом, потащил обратно в лес, но нас уже увидел Эрик. Он не дал Кену увести меня, сам взялся провожать. Я не сразу поняла, что он ведет меня не к станции, а туда, где все оставляют машины.

— Вы с ним и до этого были знакомы? С Эриком?

— Да, — кивнула Оля. — Артура как-то забрали менты за драку, и я с ним была. Он велел позвонить дяде. Я «Властелина» перечитывала, когда Эрик пришел. Он, видимо, читал у меня через плечо, спросил, почему такой странный выбор. Пришлось признаться, что описание Пеленорской битвы успокаивает даже лучше отжиманий. Видимо, это и сыграло мне на руку в тот знаменательный день на Севере. Я ждала, что он просто отвезет меня в город, но Эрик рассказал, чем вы занимаетесь, что Кен не изменяет мне, предложил остаться, посмотреть бои. Разумеется, с условием, что я все сохраню в тайне. Само собой, я осталась сначала на день, а потом и на неделю.

— Само собой, ага.

— Кен был против, он вообще меня игнорировал. И дядьку бы уговорил от меня избавиться, но Стейна вмешалась. Мы с ней очень мило поговорили, она встала на мою сторону. Солидарность, наверное. В общем, двое Старших — за и Кеннет против, так что я осталась.

— Понятно, — проговорил Гриша, чуть запнулся, но все же решил наконец озвучить так долго мучавшую его мысль: — Оль, а ты не думала, что Кен запомнил тебя в тот вечер, когда мы были в клубе?

— Нет, — отрезала Князева.

— Почему? Как вы вообще познакомились? Ты искала с ним встречи?

«Я искала встречи с тобой, идиот», — подумала Ольга, а вслух сказала:

— Я просто осталась после концерта Стейны в клубе, он тоже там был.

— Это не значит, что он тебя не узнал.

— Не узнал, Гриш. Я сама его не сразу узнала. Просто увидела знакомое лицо и глазела, пытаясь вспомнить, а он заметил и подошел.

— Но…

— Да без но. Это бред. Он видел меня в тот вечер мельком. Спустя четыре года узнать девчонку из клуба… Нереально. И уж точно не в духе Артура запоминать лица каждой встречной поперечной.

— Ты была со мной…

Ольга аж глаза закатила.

— Ты так зациклен на себе, Гриш. Неужели так сложно принять, что я просто понравилась ему? — начала закипать она.

— Господи, да не в этом дело. Просто Савицкий спит и видит, как бы добраться до меня. Один на один нам не дали разобраться нормально, поэтому он действует через тех, кто мне дорог.

— Ну и опять мимо, Гриш. Не особенно я тебе была дорога, ты меня вроде как по бороде пустил. И нехрен теперь придумывать сказки, в которых весь мир крутиться вокруг твоей божественной персоны.

— Ты не понимаешь.

— Куда уж мне!

Ольга встала с кровати, стала искать трусики, намереваясь одеться и положить конец этому разговору и их свиданию.

— Постой, Оль. Не уходи, выслушай меня, — вцепился в нее Птицын мертвой хваткой, затаскивая обратно в постель.

Оля сжала губы, но не вырывалась. Гриша счел это за позволение говорить.

— У нас с Кеном давняя вражда. Он едва не прикончил Ганса на поле и был в бешенстве, когда я его полуживого утащил из зоны боя.

— Ганса? — Ольга не сдержала удивления в голосе. — Того мальчишку? Он-то зачем Кену понадобился?

— Тот мальчишка несколько раз начистил Кеннету рожу во время традиционной свалки на пиру.

— Какой еще свалки?

— Это сейчас мы все пляшем, улыбаемся и пьем на пирах, Оль, а раньше это был просто повод хорошенько подраться. Угадай, кто эту традицию ввел. С трех раз?

— Кеннет?

— Он самый.

— Ладно. Допустим. Но что мешало Кену просто вызвать Ганса?

— Ничего. Он вызывал, но бой останавливают в опасный для жизни момент, и это, видимо, его не удовлетворяло.

— Я все равно не понимаю, причем тут я.

— А при том, что Ганс был моим другом. Я не самый приятный человек…

— Это — да.

Гриша пропустил мимо ушей ее ядовитую ремарку, продолжил:

— … у меня не было друзей кроме него.

— Был? Не было? Почему прошедшее время? — наконец уловила Ольга.

— Потому что он умер.

— Что? — выдохнула она еле слышно.

— Ты не знала? — Гриша тоже был немало удивлен.

— Нет. Я думала, может, он просто вышел из темы. Многие выходят.

— Многие. Только Ганса вынесли ногами вперед.

— Как это случилось? Я не слышала, чтобы последние годы кого-то убивали.

— Он погиб здесь, в Питере. Разбился на машине. Угадаешь с трех раз, кому тачка принадлежала? — не скрывал яда в голосе Гриша.

— Артуру? — Ольга передернула плечами, вспоминая. — Пару лет назад? Он говорил, что приятель разбил его машину во время рэйсинга.

— Приятель, — Гришка хмыкнул. — Да, разбил. И сам вылетел через лобовое. А еще говорят, что Савицкий с друзьями гнали рядом.

Оля закрыла лицо руками, пытаясь уложить в голове все сказанное. Гриша не дал ей подумать в тишине, он добивал.

— Очень удобно избавиться от Ганса и одновременно от меня. Артур знал, что я попытаюсь его убить, знал, что мне не дадут это сделать, знал, что я положу на правила и запреты, за что с треском вылечу из темы.

— Поэтому ты и уехал?

— Да.

— Поэтому я чертовски боюсь, что ты станешь для него такой же разменной монетой, Оль.

Она загребла волосы пальцами, замотала головой, не желая в это верить.

— Нет, Гриш. Все домыслы. Не мог он. Это просто несчастный случай. Артур, конечно, не святой, но и не убийца.

— Мы все убийцы, — очень спокойно проговорил Гриша, припомнив: — Когда-то ты говорила, что тебя это не пугает.

— Меня и не пугает… как видишь.

Она вздернула нос, давая понять, что сказанное не заставит ее переменить отношение к Артуру.

— Просто будь с ним осторожна, — примирительно посоветовал Гриша, привлекая ее к себе, нашептывая успокоительную ложь. — Может, и правда, это была просто авария. Ганс был пьян, несильно, но выпивший. И Артур, конечно, редкий мудак, но не настолько, чтобы упустить такую красавицу, как ты.

Оля хмыкнула, решив не озвучивать, что Гришка как раз настолько мудак, что упустил ее. Это было и так ясно.

Ведомый старыми рефлексами, Птицын все сильнее и сильнее увлекался утешительными поглаживаниями. Его руки оставили ее волосы, спустились к груди, животу и ниже. Оля начала задыхаться, снова чувствуя возбуждение, которое вряд ли смогла бы пережить.

— Гришка, господи, перестань… — скулила она, — откуда у тебя силы?

— У меня их нет, — выдохнул он, целуя там, где только что были его руки.

— Ох, малыш, я не смогу, — стонала Оля, чувствуя, как его рот двигается все ниже и ниже, догадываясь, куда он держит путь.

— Мы должны проверить. Вдруг сможешь, — настаивал Гриша, мягко укладывая ее на кровать.

— Нет, нет, нет, — корчилась она, но послушно раздвигала ноги, пуская его к цели.

Она металась по подушкам, комкала простыни, кричала и ругалась, пока Гришин язык танцевал на ее влжной плоти. Он бормотал что-то, явно воодушевленный ее реакцией на ласки. Ольга выгнулась дугой, раздираемая убийственной разрядкой. Но не успела она поймать все ощущения и постараться выжить при этом, как Гриша ворвался внутрь. Он навис сверху, шепча:

— Прости, прости, родная. Я не могу, ты нужна мне. Так хочу тебя… Так прекрасна…

Собирая остатки оргазма, Оля слишком быстро чувствовала приближение нового. Она вцепилась в своего инквизитора, вскрикивая при каждом мощном толчке. Так яростно он никогда не двигался, даже в самые безумные моменты их близости. Оля снова почувствовала, что теряет связь с реальностью, как и вчера. Она не могла с этим бороться, просто позволила крыльям сделать взмах и унести ее куда-то за границы миров.

Князева очнулась, слыша словно со стороны собственное мурлыканье, чувствуя на лице легкие невесомые поцелуи. Она все еще ощущала Гришу внутри и сжалась, смакуя ощущения. Но тут же пихнула Птицына в грудь, вскочила с кровати.

— Презерватив! — закричала на него Оля. — Мы забыли презерватив.

— Ох, — только и выдохнул Гриша, — и правда.

Казалось, он не так уж и озабочен этой проблемой, хотя сам был ярым фанатом защищённого секса.

— А ты… не принимаешь?..

— Да, я на таблетках, — всплеснула руками Оля.

— Ну, значит, нормально все.

— Нормально? — зарычала она. — Ничего нормального!

— Чего ты психуешь? Успокойся.

— Ты давно проверялся?

— Не помню. Перед Норвегией?

— О, боже, Гриш! Два года!

— Оль, успокойся. Схожу я к врачу, вышлю тебе справку. Факсом нормально будет? — начал язвить он.

— Нормально не будет, потому что надо себя в руках держать.

— Ну извини, не удержал.

— Ты вообще не врубаешься, что наделал? Подружку-то хоть с гондоном трахаешь?

— Откуда ты..?

— Да уж знаю, мир тесен.

Гриша шлепнул себя рукой по лбу, свалился на подушки, ненавидя их тесный мир и тонну общих знакомых. Конечно, жена его приятеля доложила Ольге. Не собираясь каяться, он пошел в наступление.

— Сама-то с Савицким без резины спишь?

— Щаз. Думаешь, я дура?

— Ну это объясняет, почему у тебя с собой вечно мешок презервативов.

— Очень смешно, — рявкнула Оля, натягивая трусики, застегивая лифчик.

— Куда собралась-то? За марганцовкой? Будем спринцеваться?

— Идиот. Домой я.

Она оделась буквально за две секунды и направилась к выходу, поправляя по дороге волосы. Гриша наконец очухался и догнал ее у двери, испытывая чувство дежавю. Снова голый, едва очнувшийся от оргазма, останавливает ее, прося не уходить.

— Оль, ну куда ты? Останься на ночь. Зачем тебе уезжать?

— Я ночую у Артура, когда он в командировках, — повторила она слово в слово вчерашнюю речь.

— Да пошел он. Останься со мной, здесь твой дом.

— Ты не допускаешь, что эту квартиру подарил мне Артур? — уколола Оля.

— Артур подарил бы тебе здоровый пентхаус или какую-нибудь модную студию в новостройке. А эта квартира, скорее всего, тебе от отца досталась. Ты упоминала как-то, что он живет в Приморском.

— Не упоминала, — сощурилась она.

— Говорила, говорила, — кивал Гриша, — давно. Тогда еще…

Ольга недоверчиво смотрела на него, не готовая к тому, что он помнит сказанное ею между прочим сто лет назад. И Гриша снова повторил, уговаривая ее:

— Не уходи. Останься. Я скучал, Оль. Ты нужна мне.

Их взгляды были прикованы друг к другу. Оба помнили, как давным-давно звучали похожие слова сквозь плач, как они удержали того, кто удирал от собственных чувств, от ответственности, от неизбежности.

Оля только покачала головой, спеша выйти из квартиры. Она почти бежала к машине, чувствуя, как незримые силы тащат ее обратно. Все ее естество желало остаться дома с Гришей, разговаривать с ним до утра, а потом просто обнять и уснуть, чувствуя тепло родного тела. Она часто ночевала у Артура, но так и не привыкла к его роскошным апартаментам. Он не раз предлагал ей переехать, но Ольга всегда отказывалась, ссылаясь на потребность побыть наедине с собой.

Заведя машину, Князева поехала, куда глаза глядят. Она пыталась возродить в себе те чувства, что питали ее дух, когда они с Артуром только начали встречаться. Адреналин, опасность, на острие ножа. Савицкий открыл ей мир запретных удовольствий, вседозволенности и безнаказанности. Оля почти любила его в то время, так сильно увлеклась, что говорила да на каждое безумие. То, что раньше казалось ей неприемлемым, приносило тонну темного наслаждения.

Стремясь вернуть все это, снова проникнуться мрачными настроениями своей недолюбви к Савицкому, Ольга поехала к Финскому, на их любимое место. Артур часто возил ее туда, почти всегда, чтобы трахнуть на капоте своего Порша. Ему нравилось, что их могли увидеть, он был в восторге, когда их действительно пару раз застукали. И Оля разделяла его странные увлечения, погружалась в них с головой. Но сейчас вид залива не пробуждал в ней ничего, кроме отвращения к самой себе. Ей хотелось чистой страсти, которую так щедро дарил ей Гриша, а не извращенных прелюбодеяний Артура.

Заигравшись в свободную любовь, Оля забыла, что принадлежать кому-то так приятно. Гриша хотел ее сильнее, чем тогда. В этот раз Питер дарил ей еще больше силы, и теперь она знала, как ею пользоваться. Стоя на ветру, глядя на воду, Ольга пыталась понять, чего хочет и как это отразится на будущем. Но внезапно до нее дошло, что это не важно. Ничего не важно, кроме того, что Гриша просил остаться. Дважды. И она дважды ушла, не желая смириться с собственными желаниями, которые делали ее такой слабой.

«Нужно быть очень смелой, чтобы сделать это. Это твоя сила, Хелл, а не слабость. Ты самая отважная девушка из всех, что я встречал», — всплыли в ее памяти слова Бена.

Оля села в машину и поехала обратно. Она едва сдерживалась в рамках скоростного режима, торопясь вернуться домой. Туда, где ее так ждали. Князева влетела в квартиру, крикнув:

— Черт с тобой, останусь.

Но тут же замерла, увидев Гришу. Он сидел на кровати, обложенный листами. Рядом лежала стеклянная баночка с высушенными незабудками и несколько распечатанных фотографий, заботливо заламинированых, чтобы не истрепались.

— Что ты делаешь? — процедила она сквозь зубы.

— Оль… — Гриша встал, делая шаг ей навстречу.

Она выставила руку вперед, словно заклятием пытаясь остановить его, не дать приблизиться. Удалось — он застыл на месте. Краска отлила от его лица.

— Ты рылся в моих вещах, — она не спрашивала.

— Нет… Да… Черт, прости.

Оля прерывисто дышала, стараясь не начать орать на него, сжимая в кулак ярость, негодование и злость.

— Я отдала тебе свой дом на два дня, а ты не придумал ничего лучше, как шарить по ящикам. Что ты искал? Дневник? Обнаженные фото? Или, может, наше с Кеном секс-видео? Надо было лишь попросить, я бы сама дала. Отвечай, мать твою!

— Я искал улики.

— Что?

— Доказательства.

— Доказательства чего? Вины Артура в смерти Ганса?

Гриша рассмеялся.

— Нет. Мне не нужны доказательства его вины. Их, скорее всего, нет, да и если бы были, никто бы не дал делу ход. Я искал доказательства того, что ты все та же…

— Та же? О чем ты вообще? — совсем запуталась Оля.

— Ты до сих пор спишь в пижаме с мишками. У тебя в духовке одна кастрюля и та вся в саже. Проклятие готовки все еще действует. Ты живешь в хрущевке, хотя могла бы давно наслаждаться роскошными апартаментами. Ты носишь шикарные шмотки в Питере, а в Москве предпочитаешь кеды и джинсы. Ты водишь крутую «бэху», но по привычке ищешь ручку, чтобы открыть стекло. И ты хранишь незабудки, мои фотографии и распечатки нашей переписки, которую регулярно перечитываешь.

— Я не… — попыталась было возразить Оля.

— Листы помятые, Оль, зачитанные.

Она могла бы сказать, что все это просто хлам, что читала она их давно, а в ящиках сто лет не проводила уборку, что ей нравится ее машина, квартира, богатый бойфренд и дорогая одежда, но все это звучало жалко даже в ее голове. Ольга не собиралась оправдываться. Она была готова признать свою слабость, но признаваться в полной и безраздельной принадлежности своему прошлому не собиралась.

А Гриша, окрыленный своей силой, предполагая, что ее молчание — это знак согласия, очень самодовольно проговорил:

— Ты любишь меня, Оль. Все еще любишь, хотя тебя это жутко бесит.

— Захлопни дверь, когда будешь уезжать, — только и сказала она прежде, чем снова уйти.