Мой личный ад

Глава 4. Танец с саблями

Бен битый час изучал потолок вагона, лежа на боковой верхней полке у туалета. Он наивно мечтал подремать, но не получилось. И дело даже было не в постоянно хлопающей двери тамбура и шатающихся туда-сюда пассажирах. Просто как всегда все шло шиворот-навыворот. Бен должен был радоваться, он просто обязан был ликовать. Его наконец приняли, он прошел посвящение, удостоился чести стать полноправным воином Московских Волков. Наставник стал соратником и другом, признав, что Бенедикт достоин доверия и достиг пика в обучении. И в душе по этому поводу ожидался праздник, но… как всегда было но. Маленькое, мерзкое, вредное но… Встреча с Хелл.

Он должен был отменить ее, если по-хорошему. НО! Не смог. Вспомнив ее метания и почти сорвавшиеся планы, оценив собственный масштаб желания увидеться, Бен не нашел в себе сил отказаться от поездки в Питер. И лишь маленькая робкая надежда, что в реале все будет иначе, маячила на фоне угрызений совести и ненависти к самому себе.

Он предавал в первую очередь себя, свои убеждения. Конечно, Бен не подписывался под перечнем пунктов с печатями, не клялся на крови, не бился об заклад, но так уж повелось, что после посвящения воин обязан был провести неделю в горделивом одиноком осознании себя, как нового человека, члена клана. Каждый должен был сам для себя решить, что это значит, но по факту было три негласных запрета: секс, злость, злоупотребление алкоголем.

Разумеется, никто не стоял над душой, не бдил, но… Но Бен сам себе был цербером, самым жестоким и ревнивым хранителем убеждений, тайн, догм. Не без труда, но он уговорил себя, что поездка к Хелл — это всего лишь визит в Питер, один из многих. Он сможет сохранить то состояние духа, которое позволит пропитаться своим новым статусом.

И сексом Бен точно не собирался заниматься. Ну может разок, здоровья ради. А дабы избавить себя от соблазна переспать с Хелл несколько раз, Бен принял меры. Он не купил презервативы, а без них никогда не позволял себе быть с девушкой. Один валялся в бумажнике на экстренный случай, которого новоиспеченный посвященный воин надеялся избежать.

Бен прикрыл глаза, отпуская тревоги, стараясь отринуть липкое предвкушение беды, пытаясь врать себе, что встреча с Хелл — просто остановка по пути в Москву. Почти удалось. Только вот едва он закрывал глаза, как в памяти всплывало девичье лицо с большими наивными глазами и доброй улыбкой. Поэтому Бен таращился в потолок, слушая, как хлопает дверь тамбура, разрешая себе спуститься покурить раз в час.

Ночь прятала пейзаж за окном, но он и так знал, что подъезжает к так любимому им городу. Городу, который по нелепому стечению обстоятельств был ему врагом.

Гриша достал телефон из рюкзака и отправил смс:

«Подъезжаю. Скоро обнимемся».

А Оле тоже не спалось, но по другим причинам. Она вполне успешно поборола волнение, удобно устроилась на жестком диванчике в кухне, и почти заснула, но… Но звуки из комнаты помешали провалиться в забытье, которое бы скоротало ночь до будильника. Света с Мишей занимались сексом. Они, конечно, делали это не так уж и громко, но стоны, хихиканье и прочая возня за стеной были более чем красноречивы.

Ольга не была ханжой, она даже радовалась за сестру, чей бойфренд не стеснялся гостей. Им хотелось, они были у себя дома. Почему нет?

Но сон как рукой сняло. Даже подушка, которой Оля накрыла голову, не спасла ее от невольно обостренного слуха. Она так и не заснула, пока ее гостеприимные хозяева не закончили. А на часах уже пробило два ночи. Промаявшись еще с полчаса, Ольга поняла, что не уснет, когда телефон прожужжал смской: «Подъезжаю. Скоро обнимемся».

«Скоро», — отписала она в ответ.

До прибытия поезда оставалось около трех часов. Решив, что потратит это время с пользой, Оля встала и отправилась в ванную. Там она приняла душ, нанесла ароматный крем на кожу, высушила волосы и, решив использовать излишки времени в свою пользу, включила плойку, чтобы немного поэкспериментировать с волосами. Закручивая тонкие прядки тугими кудряшками, она шептала себе под нос их любимые с Гришей песни.

И, как всегда, Ольга пожалела, что не сделала обычную укладку. Кудри, которые вроде выходили очень даже симпатичными поодиночке, в общей массе волос выглядели, словно она два дня ходила в бигуди. Глянув на часы, Князева матюгнулась, потому что мыть голову и пересушиваться времени уже не было. Ругнувшись еще раз, она собрала все кудрявое безобразие в высокий хвост на макушке, посчитав это меньшим из зол.

С макияжем она решила не мудрить. Немного туши, еле заметные матовые тени на веки — подчеркнуть глаза. Капля пудры и румян, чтобы скрыть землистый цвет лица после бессонной ночи. От помады и блеска она отказалась в пользу телесного контурного карандаша и гигиенички. Улыбнувшись себе в зеркало, Оля быстренько натянула джинсы, кеды, свитер-гольф из тонкой шерсти, накинула кожаную курточку и выскользнула из дома.

Трясясь от волнения и холода, она вызвала такси и присела на лавочку у подъезда. Машина приехала очень быстро и так же скоро домчала ее до вокзала. Благо Мишина квартира была недалеко, да и дороги в этот час пустые.

За пятнадцать минут до прибытия поезда Оля металась по вокзалу, не находя себе места. Когда объявили прибытие, она рванула на перрон, проклиная себя за нерасторопность и неуместное желание спрятаться в здании вокзала от Питерского ветра.

«Нужно было сразу идти на перрон. Я же знала путь и платформу, знала вагон», — ругала она себя, задыхаясь от быстрого шага и нервотрепки.

А поезд уже подошел. Оля высматривала среди прибывших Гришу и… не находила его. Пассажиры расходились, толпа становилась все реже, пока перрон не опустел полностью. Ольга почувствовала, как паника тугим жгутом скрутила горло. Дрожащими руками она залезла в сумочку, достала телефон.

— Гришка, где ты? — взвизгнула она, едва он снял трубку.

— Я в вокзале. Мы же хотели внутри встретиться. Сама говорила, что мерзнуть не хочешь, забыла? — откликнулся Птицын.

— Забыла, — всхлипнула Оля, не в силах спрятать слезы в голосе и на щеках.

— Эй, зай, ты чего? Не реви! Я иду к тебе, стой на месте.

— Я не узнала тебя, — продолжала жаловаться и шмыгать носом в трубку Князева, — как я могла тебя не узнать?

— Наверное, так же, как и я тебя, — успокаивал ее Гриша.

— Это ужасно.

— Ничего ужасного. Прекращай.

Оля увидела, как к ней идет молодой парень и поспешила навстречу. Она замешкалась, пряча телефон в карман, а Гриша уже заключал ее в объятия, которые смазались из-за ее копошения.

— Господи, — только и пискнула она, чуть отстраняясь, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Ну вот, тушь потекла, — ухмыльнулся парень, стирая черную капельку в уголке глаза.

Оля в это время собиралась его поцеловать, но из-за Гришиной возни удалось лишь на миг соприкоснуться щекой к щеке.

— Какая же я растяпа, — нервно рассмеялась Ольга.

Гришка тоже натянуто улыбнулся.

— Привет что ли?

— Привет.

Их глаза наконец встретились, отражая сияние друг друга. Оля сделала маленький шажок навстречу, положила голову Грише на плечо, прижалась к нему. Его руки крепко стиснули ее, удовлетворяя потребность в первом правильном объятии.

Гриша потерся щекой об Олины волосы, нечаянно задев губами ухо.

— Ольк, ты ледяная, — выдал он, чуть отстраняясь. — Зай, ну как так можно? Одевай шапку, если такая мерзлявая.

Она только скорчила рожицу и фыркнула:

— Отстань.

— Пошли отсюда, — скомандовал Птицын, уводя ее с перрона.

Они разомкнули объятия, но их пальцы, магнитящиеся неведомой силой притяжения, тут же переплелись.

— Я вызову такси, — предложила Оля. — Или поймаем через дорогу? На вокзале три шкуры сдерут.

— Зачем? Транспорт уже ходит, — Гриша кивнул на подъезжающий троллейбус.

— О, это наш!

И они побежали, не размыкая рук.

Сев в троллейбус, оба неловко замолчали. Оля украдкой рассматривала своего утреннего гостя. Стало ясно, почему она не узнала его. Гриша выглядел очень юным, хотя был старше ее на два года. Она представляла его молодым мужчиной, но в реальности он оказался пацан пацаном. Возможно, из-за своей худобы.

— Как дорога? — спросила Оля, разрывая неловкую паузу и «нечаянно» касаясь его колена своим.

— Мучительно долгая, — улыбнулся Гриша, «нечаянно» касаясь ее руки своей, отчего их пальцы снова переплелись.

— Поспал?

— Не-а. Боковушка у туалета, заколебали шататься все.

— Бедняга, — хихикнула Оля. — Я тоже не спала. Сестрица с хахалем фыркали полночи, как кролики.

— Сексом что ли занимались?

— Ага.

— Аха-ха-ха, не повезло, зай. Сочувствую.

— Да полно. Зато не пропустила смску твою. Кстати, готовься, будем спать на уууууузеньком диванчике, — тараторила она, все больше и больше привыкая к теплу, которое усмиряло волнение.

— Оль, я неделю спал в палатке, почти на голой земле. Не пугай меня диванчиком, — ухмыльнулся Гриша, поглаживая ее ладонь большим пальцем.

— Ты… у тебя… Все там хорошо прошло?

— Нормально, — пожал он плечами. — Живой ведь.

— Ну да, — потупилась она и, не желая напрягать его расспросами, сменила тему. — Что за наряд вообще? Еще бы я тебя узнала! Где кожаный плащ и гриндерсы?

— Так удобнее. Стараюсь не выделяться, когда путешествую.

Оля метнула взгляд на его кроссовки, джинсы и ветровку, совершенно обычные. В таком виде Гриша казался ей до боли нормальным. Еще не определившись, захочет ли она вытащить из этой оболочки Бена, она снова притихла, глядя в окно на туманный утренний Питер. Гриша тоже молчал, лишь продолжал поглаживать ее пальчики, словно всю жизнь так делал.

Выйдя из троллейбуса на нужной остановке, они быстро дошли до дома, и Оля довольно выдохнула, оказавшись в тепле квартиры. Она приложила палец к губам, кивнув на дверь кухни. Ее гость тихо разулся, отдал ветровку, прошел по указанному направлению, поставил на пол рюкзак и уселся на краешек разобранного дивана, как бедный родственник.

Олю осенило.

— Гриш, голодный? Хочешь чего-нибудь?

Готовила она паршиво, но в такой ситуации, наверное, и не требовалось ничего изобретать сложнее бутербродов.

— Не-не. Есть не хочу. Чайку бы. И покурить. Можно? — отрывисто и растерянно выдавал слова Гриша.

— В окошко, — кивнула Ольга, зная, что Миша не против таких дел, но не забыла и удивиться: — Ты разве куришь?

— Когда нервничаю, — честно признался Птицын, затягиваясь и выдыхая дым в открытое окно.

— Из-за меня? Или вообще?

— Что?

— Из-за меня нервничаешь или вообще?

— Из-за тебя, — кивнул Гриша, чуть улыбаясь, — и вообще.

Оля оставила его реплику без ответа, повернувшись к вскипевшему чайнику. Она разлила чай в кружки, поставила на маленький столик у дивана. Едва выкурив половину сигареты, Гриша закрыл окно, снова присел, протягивая руки к чаю, отхлебывая, ставя чашку на место.

У него был такой потерянный вид, что Оля не выдержала. Она подошла к нему, встала рядом, неуверенно протянула руку, прикоснулась к коротким жестким волосам, погладила. Гриша уткнулся лицом ей в свитер, пряча глаза.

— Я не такая? Не как на фотках? Другая, да? — спросила Оля, отчаянно труся, но не желая замалчивать свои комплексы.

— Другая, — подтвердил Гриша приглушенно.

Оля едва успела сглотнуть, как он подхватил ее, усаживая к себе на колени, и крепко прижал, заглядывая ей в глаза.

— Ты теплая, — прошептал он, убирая челку с ее лица, и провел костяшками пальцев по щеке.

— А ты очень худой, — выпалила она ни к селу ни к городу, отчего оба рассмеялись.

— Я чаще всего такой, — продолжал посмеиваться Гриша. — Говорил же, на тех фотках толстый.

Оля только фыркнула, а потом прикрыла рот ладошкой, чтобы скрыть зевок.

— Давай-ка спать, зай. Я тоже еле живой.

— Да-да, нас завтра поднимут до обеда, — покивала Князева, неохотно выбираясь из уютных объятий Гриши.

Она постояла пару секунд, но не рискнула раздеться при нем. Вытащив из-под подушки пижаму, Оля вышла из кухни, тихо бросив:

— Я сейчас, ложись.

В ванне она переоделась и сняла макияж с лица. Стащив с волос резинку, Оля не без радости отметила, что хвост и Петербургская влажность пошли ее волосам на пользу. Кудри немного распрямились и лежали очень даже симпатичными волнами.

Вернувшись на кухню, Оля нашла Гришу, лежащим в кровати под одеялом. Он снял толстовку, оставшись в майке с каким-то принтом. Недолго думая, она нырнула к нему под одеяло, прижавшись к теплому боку своего гостя.

— В пижамке с мишками спишь? — хихикнул Гриша, поворачиваясь к ней лицом, обнимая за талию.

— Зяблик я, — кивнула Оля, не без удовольствия обнаружив, что он в одних боксерах.

Их лица были так близко, носы почти соприкасались. Ольга забыла обо всем, теряясь в его темно-карих, почти черных глазах. Неведомая сила не давала ей моргнуть. Она все смотрела и смотрела, проваливаясь в бездну, теряя разум, волю и неуверенность. Волшебство момента скатилось по ее ресницам, прикрывая на миг им обоим глаза.

— Я люблю тебя, — прошептал Гриша и приник к ее мягким дрожащим губам своими обветренными.

Оля лишь тихо охнула, абсолютно не понимая, что происходит. Не смея открыть глаза, она робко отвечала на его осторожные, изучающие поцелуи.

«Не думай, просто чувствуй, — вспомнила она Гришину смс. — Все, что делает тебя счастливой, доставляет тебе удовольствие — это нормально. Это прекрасно. Просто позволь себе это почувствовать».

И Оля позволила. Она растворилась в чувствах и ощущениях, разрешила волне абсолютного, чистого счастья накрыть ее с головой. Никогда и не с кем она не испытывала таких эмоций. Томная нега завладела ею, не позволяя отступить, толкая только вперед, без отговорок, страхов и компромиссов.

«Пропала», — только и успела подумать она.

- Прекрасна, ты прекрасна, — шептал Гриша между поцелуями.

Его пальцы запутались в ее волосах, а губы все никак не могли насытиться поцелуями. И Оле тоже было мало. Щемящее возбуждение закручивалось внизу живота, толкая ее на безумства. Она прикусила Гришину нижнюю губу, пососала ее, провела языком, вырывая из его горла гортанный стон. Ободренная этим звуком, но помня его чудаковатые предпочтения в поцелуях, Оля мягко протолкнула свой язык ему в рот, чтобы коснуться кончиком его зубов, и тут же отступила. И в ответ почувствовала его язык на своих губах. Она приоткрыла рот, и он проник внутрь, встречая ее язычок. Но она не спешила к нему навстречу, ускользая и лишь легонько касаясь, чуть отстраняясь, чтобы снова соприкасаться лишь губами. И потом опять дразнила его самым кончиком языка, то отступая, то чуть напирая снова.

— Хелл, господи, ты и правда знаешь в этом толк, — прохрипел Бен, дурея от ее выкрутасов. — Потрясающе целуешься.

— Я же говорила, — посмеивалась она, подставляя его губам свое лицо и шею.

Рука Бена пробралась под пижаму, скользила по спине и ниже за резинку штанишек, поглаживая попку. Его ласки были на грани, но все же он не касался тех мест, которые так этого желали.

Осмелев, Оля тоже запустила ладони ему под майку. Но едва она пробежала пальчиками по животу, как оба вздрогнули. Бен от возбуждения, а она от шока.

— Это что такое? — ошалело прошептала Князева, щупая рельефный пресс.

— Ну… живот.

— Кубики?

— Типа того, — усмехнулся Бен, подрагивая от ее изучающих прикосновений.

— Обалдеть, — выдохнула Оля восхищенно, холя его эго по полной программе.

Она закинула на Бена ногу, инстинктивно желая более тесного контакта, но едва ее пяточка задела его ступню, как парень зашипел и отстранился.

Оля и сама вздрогнула от неожиданности, замерла, не зная, где ошиблась. Но Гриша моментально убрал с лица гримасу боли, улыбнулся ей.

— Нам нужно поспать, зай, — проговорил он ей в губы, оставляя на них очередную серию невесомых поцелуев.

— Хо-хорошо, — согласилась Оля, кивая и улыбаясь ему в ответ.

Ее вполне устраивало такое положение дел. Грядущий день сулил многообещающее продолжение их сближения, и лучше начать его без головокружения от бессонной ночи.

Оля последний раз чмокнула Гришу в губы, потерлась щекой о его ладонь и повернулась на другой бок, вжимаясь задницей в его пах.

Птицын только тяжело выдохнул, решив не комментировать такую позицию, хотя это было чистой воды издевательством. Но Оля была такой теплой, уютной и родной, что он решил потерпеть. Слушая, как выравнивается ее дыхание, он сам постепенно отдался во власть сладкого сна.

Казалось, едва он смежил веки, как через секунду услышал звонкий девичий голос, очень похожий на Олин:

— Подъем, понаехавшие! Кто не спрятался, я не виновата, потому что хочу кофе и познакомиться.

— Свееет, дай поспать еще хоть часик, — простонала Оля, залезая под подушку, отчего Гриша хрипло засмеялся.

— Привет, я Гриша, — прокашлялся он, не без труда разлепив глаза, и помахал Князевой-старшей.

— А я Светка, — подмигнула ему в ответ девушка, тут же бесцеремонно уточняя: — Ты под одеялом без штанов?

— В трусах, — подтвердил Птицын, стараясь не смущаться от смешинок в глазах Светы.

— В трусах — это хорошо. Был бы без них, пришлось бы читать лекцию о гондонах и тонкостях первых свиданий.

— Мне или Оле? — уточнил Гриша, смеясь.

— Обоим, — выдала Светка, — пять минут на переодевание, пока чайник кипит. Подъем!

И отодрав от Олиной головы подушку, она с гордым видом вышла из кухни, тактично прикрыв дверь.

— Стерва, — буркнула Ольга, утыкаясь Грише в грудь, чтобы спрятать глаза от солнечных лучей.

— Прикольная сестрица у тебя. Вы похожи.

— Угу, такая прикольная… Я бы приколола ее задницу к забору, вот было бы веселье, — несла Князева чушь спросонья.

Гриша аккуратно отстранился от нее, вставая.

— Я все же оденусь, чтобы не провоцировать тут никого.

— Угу, — буркнула Оля, приоткрыв один глаз, чтобы оценить утреннего Гришу в трусах.

На ее счастье Птицын еще и нагнулся, роясь в рюкзаке, выставляя на обозрение отличную крепкую задницу. Ольга повернулась на бок, подперла щеку кулаком, бессовестно пялясь на него. Гриша только усмехнулся, поймав ее взгляд, и покачал головой.

Но кроме сильных жилистых ног и упругой попы Оля заметила эластичный бинт на его ноге. Чуть поморщившись, Птицын подтянул его потуже у лодыжки, прежде чем натянуть спортивные штаны и носки.

— Откуда это? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Щит поймал, — кратко ответил он, добавив в ответ на беспокойство в ее глазах: — Все нормально. Жить буду.

Повиснуть неловкой паузе не дал здоровый мужик лет тридцати, вошедший на кухню.

— Михаил, — протянул он руку гостю без лишних приветствий.

— Гриша, — так же кратко представился Птицын, отвечая на рукопожатие.

— Мелочь, — кивнул Миша Оле.

— Оглобля, — не осталась в долгу та, вынуждая Гришу хмыкнуть.

— Ну, закончили обмен любезностями? — объявилась на кухне и Света. — А то я кофе хочу больше, чем трахаться.

Оля только глаза закатила, поспешив объяснить:

— Они всегда такие, Гриш, не обращай внимание.

— Да, Гриш, лучше соскреби уже свою женщину с кровати, а то и присесть негде, — поддержал беседу Михаил.

— Да встаю я, — заворчала Оля, поднимаясь с дивана и собирая постельное белье.

— Как вы тут спали вдвоем вообще? — не удержался Миша, оценивая небольшую ширину своего кухонного дивана.

— Без задних лап, — кратко ответил Гриша, — как на облаке.

— Какой он у тебя милашка, — расплылась в улыбке Света.

Оля почла за лучшее покивать.

— Кофе, яичницу будете, дети?

— Свет, может бутербродами обойдемся? Ты же спалишь даже яйца, — заныл Миша. — А до приличного ресторана еще лететь сто лет. Я с голода помирать не хочу.

— Не спалит она ничего, — вступилась за сестру Ольга, но без лишнего энтузиазма.

— Угу, конечно, — буркнул здоровяк. — Гриш, по секрету: они обе даже сосиски без пожара не отварят. Семейное проклятие. Беги, если любишь вкусно пожрать.

— Ну чего ты несешь? — взъерепенилась Света, но при этом покорно нарезала колбасу, сыр и хлеб.

— Да я пошутил, детка. Ты у меня круче Гордона Рамзи, — чмокнул он подругу в щеку, заливая кофе кипятком, но, обернувшись к Грише, одними губами проговорил: — Беги, парень, беги.

— Идиот, — буркнула себе под нос Оля, пододвигая столик к дивану, за которым через минуту все четверо устроились на завтрак.

За перекусом и легкой болтовней пролетел час. Света и Миша засобирались в дорогу. Распрощавшись и пожелав молодежи хороших выходных, они вызвали такси и уехали.

Гриша сам не понял, как они с Олей оказались в комнате на кровати. Она так и не переоделась, была в пижаме с мишками, которая буквально убивала его. Он ничего не смог с собой поделать, целовал и обнимал, не желая вспоминать о воздержании и принципах, которыми так дорожил. Ее губы сводили с ума, и кожа была такой гладкой и мягкой на ощупь. Едва сдерживаясь, чтобы не касаться груди, чтобы не потрогать ее между ног, Гриша целовал и целовал свою Валькирию, понимая, что пропадает, что слабеет, что полностью растворяется в ней и взаимном желании.

Но когда она потянула вверх его майку и охрипшим от возбуждения голосом попросила: «Сними», — он нажал на тормоз.

— Нет, Хель, — сказал, как отрезал. Жестко.

— Почему? — недоумевающий взгляд.

— Просто — не надо.

— Почему? — упрямая, как всегда.

— Я не могу.

— Но ты хочешь, — сидя на нем верхом, она поёрзала, чтобы убедиться.

Ну и конечно, у него стоял, это было очевидно.

— Конечно, хочу, красавица, но…

Гриша прикрыл глаза, беспомощно откинувшись на подушки.

— Что но?

— Я принял посвящение, Оль.

— Какое посвящение?

— В Московские волки.

— И что?

— Мне нельзя. Ни с кем. Неделю.

— Что за бред?

— Не бред — правило.

— Бредовое правило.

Гриша не нашел, что сказать. Он аккуратно ссадил с себя девушку и пошел на кухню курить, уговаривая эрекцию угомониться. Не очень успешно. Дыша дымом и питерской прохладой, он понял, что не сможет долго сопротивляться Ольге, если не вытащит ее из дома. Валькирия была ходячим соблазном, а ведь они провели меньше часа наедине. И к вечеру, если Оля не прекратит (а она не сможет прекратить) быть такой желанной и соблазнительной, он пошлет к чертям все бредовые правила.

Вернувшись с кухни, Гриша нашел Олю у окна. Тихая, с опущенными плечами она стояла и смотрела на соседние высотки. Он подошёл, обнял, уткнувшись носом ей в шею, и прошептал:

— Прости, зай. Давай не будем портить эти дни.

— Хорошо, — согласилась она покорно, отстраненно, спокойно, почти равнодушно, если бы не дрожь в голосе.

— Давай смоемся из дома, поедим пиццу.

— Хорошо, — тем же тоном.

— У меня сюрприз для тебя, но вечером, — Гриша решил оттянуть возвращение домой до ночи любой ценой.

— Какой сюрприз? — чуть больше интереса в голосе.

— Увидишь. Оденься понарядней.

Оля обернулась, недоверчиво взглянула на него, сдвинув брови.

— Платье что ли?

— Было бы классно.

— Ладно, тогда схожу в душ, приведу себя в порядок.

— Угу, — кивнул он, решив не уточнять, что она и в пижаме с мишками выглядит более чем порядочно.

Пока Оля плескалась в душе, он сам откопал в рюкзаке приличную одежду. Пробежал утюгом, который благо был на виду, по брюкам и рубашке. Когда девушка вышла из ванной, он проскользнул туда сам, чтобы освежиться и переодеться.

Преображенные, они встретились лицом к лицу на кухне.

— Вау, — только и выдохнула Оля.

Щегольская рубашка сидела на Гришке, как на модели, брюки подчеркивали стройные ноги и упругий зад, а бабочка добавляла гламурного шика.

— Согласен, — расплылся в улыбке Гриша, понимая, что зря попросил ее надеть платье. Она и в обычных джинсах и свитере была прекрасна, но короткое платье делало ее похожей на звезду с красной дорожки, а волосы, струящиеся волнами по плечам, сводили с ума.

Гриша понял, что идея выйти в люди была отвратительной. Весь вечер он будет мечтать вернуться домой, сорвать с нее эти тряпки и взять прямо на полу в прихожей. Но деваться было некуда, потому что любая идея была бы плохой. Он не смог бы отвлечься при любом раскладе. Но на людях точно не решится ее насиловать. Возможно, это спасет Деву Валькирию… на время. Гриша знал, что они переспят. Один раз. Ведь он не собирался покупать презервативы.

— Если ты пытался таким образом заставить меня перестать тебя хотеть, то попытка провалилась, — сообщила ему Оля, издевательски ухмыляясь, пока застегивала туфельки на танкетке.

— Согласен, затупил, — не спорил Гриша. — Может, останемся дома? Мне почти больно смотреть на тебя в этом платье.

— Потерпишь, — мстительно бросила Князева, открывая дверь, проверяя в сумочке ключи. — Ты обещал сюрприз.

— Все будет, зай. Тебе понравится.

— Я даже не сомневаюсь.

Оля захлопнула дверь и чуть улыбнулась, сменяя гнев на милость, когда Гриша взял ее за руку.