Мой лорд

12

Об этом или примерно об этом думал Людвиг Эшби, открывая дверь своего кабинета. Была только половина восьмого, поэтому офис «Ashby Collins» еще начинал просыпаться. Как всегда безупречная Бетси, приходившая раньше всех и снимавшая двери с сигнализации, деловито перебирала бумаги на своем столе. Увидев шефа, приветливо улыбнулась.

— Вам что-нибудь нужно, Людвиг?

— Пока нет, Бетси, спасибо.

Добрая старая помощница. Спасибо отцу, что порекомендовал ее в качестве секретаря тогда, когда Людвиг только-только был выбран на должность управляющего компанией и отчаянно наверстывал недостающие знания по бизнес-администрированию.

Дебора, откинув назад волны светлых волос, что-то быстро выстукивала на клавиатуре, инкрустированной серебром и кристаллами Сваровски. Холеные пальчики с длинными острыми ноготками порхали над ноутбуком, отщелкивая прерывистую мелодию. Это была мелодия мести. И триумфа. Дебора улыбалась своим мыслям. И эта улыбка не предвещала ничего хорошего.

Перед Деборой Уайнфилд рядом с мягко шуршащим ноутбуком лежала развернутая газета.

Людвиг встал и потянул плечи. Пожалуй, становится слишком жарко для его обычного делового костюма. И эти рубашки с длинными рукавами успели надоесть за зиму.

Ранняя в этом году весна. Зеленоглазая. Людвиг улыбнулся, запустил пятерню в волосы. Старая привычка, которую гувернантки называли пределом невоспитанности, а Рената окрестила плебейской замашкой. Взлохматить всегда уложенные назад волосы, расстегнуть ворот и закатать рукава. И еще… Людвиг нажал кнопку коммутатора.

— Бетси, будьте добры, раздобудьте мне кусок жареного мяса. Без гарнира. — Улыбнулся, слушая профессионально замаскированное изумление в голосе своей помощницы. — Да, Бетси, мясо. Двойной стейк с кровью. И поскорее.

Еще бы ей не удивляться, если на ее памяти все его заказы составляли комбинацию: кофе — пресса — кофе — проекты — кофе — и не забудьте позвонить в банк — кофе.

Людвиг поднял жалюзи, распахнул створку широкого окна. Окно открылось с заметным усилием, сурово напомнив о том, что в офисах рекомендуется пользоваться кондиционерами. Или форточками на худой конец. Он подставил лицо ветру с залива. Здесь, высоко над крышами прочих зданий, ветер был почти чистым. В нем угадывались отзвуки морской соли и свободы. Ей бы понравилось.

Ветер понравился бы точно.

В университете появление Николь ждали, как прибытия генерала, приведшего домой армию-победительницу. Еще бы, ведь не каждый день статьи однокурсников печатают на целом развороте воскресного номера «The Daily Mail», да еще в сопровождении авторского коллажа. Это была заявка на серьезный профессиональный уровень, о чем Николь немедленно сообщили девчонки-однокурсницы. Но, к их глубочайшему изумлению, Николь не проявляла никаких явных признаков ликования. Конечно, она была рада и не скрывала этого. Однако, когда она об этом говорила, опытный глаз мог бы заметить, что ее мысли в этот момент витают где-то далеко отсюда. И, судя по всему, возвращаться не собираются, поскольку им там очень уж хорошо.

— Может, она влюбилась? — робко предположила Мэри Джефферсон, одна из тех милых девушек, которые даже после третьего развода верят в любовь до гробовой доски.

— Влюбилась? Наша Николь? — саркастически переспросила крашеная блондинка Лора, выискивая на своем ноутбуке папку с материалами к следующему семинару. — Чтобы Николь влюбилась, ей должен был встретиться инопланетный парень. Брось, Мэри. Скорее всего, она вся в мечтах о будущем повышении. Везет же некоторым.

— Нет-нет, — убежденно говорила Мэри, — я точно знаю, она влюбилась. Разве можно быть такой счастливой из-за какой-то там работы? Вот увидишь, скоро она пригласит нас на свадьбу.

Свадьба… Николь запрещала себе думать об этом. Но от этого запрета почему-то ничего не менялось. Даже не называя свое будущее этим словом, Николь чувствовала каждой своей клеточкой, что так оно и будет. Разве она сможет жить на свете, если рядом с ней не будет его. Ее лорда, Людвига Эшби. Да. Конечно. Вот они — те слова, которыми она хотела его называть: мой лорд.

Скорее бы настал вечер! Тогда они встретятся у общежития, она назовет его «мой лорд», они поедут к нему, а он ее поцелует и дотронется ладонью до груди… Ух. Дыхание Николь стало частым, низ живота начал медленно наполняться тягучей истомой.

Скорее бы настал вечер!

Раздался робкий стук в дверь. Людвиг неохотно отвернулся от окна. Похоже, прибыло мясо. А Бетси быстро управилась. Очевидно, решила, что я с ума схожу от голода.

— Можно, сэр?

— Да, Бетси, заходите.

Пожилая секретарша опасливо глянула на Людвига, аккуратно поставила на стол поднос. Высокий стакан апельсинового сока с кубиками льда, тарелка — не пластиковая! — со стейком внушительных размеров и парой стыдливых листиков салата, два соусника, мелко порубленная зелень в крошечном блюдечке, салфетки, серебряные приборы. Интересно, когда и где Бетси успела раздобыть посуду и столовое серебро.

— Бетси, вы просто чудо!

— О, сэр, не стоит. Может быть, еще что-нибудь?

— Нет, спасибо.

Бетси была бы потрясена еще больше, задержись она в комнате шефа еще хотя бы на минуту. Пожалуй, одного того, что произошло дальше, было бы достаточно, чтобы старшие члены семьи Эшби направили своего отпрыска на принудительное лечение к какому-нибудь светилу психиатрии.

Он никогда еще не ел мясо с таким аппетитом. Полуприкрыв глаза и пьянея от вкуса. Отдаваясь этому процессу так полно, как только возможно. Людвиг сидел на подоконнике и отгрызал куски стейка, слизывал с пальцев солоноватый душистый сок и едва ли не рычал от удовольствия. Изысканное столовое серебро сиротливо ютилось на подносе рядом с недоумевающими салфетками, а тот, для кого это все предназначалось, весело вгрызался в мясо и лишь слегка сожалел о том, что в нем маловато крови.

Если бы еще месяц назад кто-то описал ему эту сцену, даже просто упомянул бы о том, с каким восторгом Людвиг будет есть мясо, да еще сидя не за столом, а на подоконнике перед распахнутым окном, да еще руками, он бы решил, что у этого человека очень дурной вкус, плохое воспитание и полное отсутствие чувства юмора.

А если бы этот кто-то сообщил ему причину такого глобального безрассудства — рассказал бы ему, насколько безоглядной и пылкой страстью может гореть его душа, Людвиг бы пришел к однозначному выводу о том, что собеседник явно недалек. И по недалекости своей берется судить о вещах, которые не понимает. Разве может он, хладнокровный и рассудительный Людвиг Эшби, который с молоком матери впитал сдержанное благородство старой английской аристократии, он, настоящий джентльмен, вдруг позволить себе до одури влюбиться в какую-то странную девчонку, в которой, по сути, кроме непомерного гонора да зеленых глаз, ничего и нет. Поссориться из-за этой девчонки с братом, после первой же встречи накупить ей одежды и драгоценностей. Заниматься с ней любовью со страстью моряка, только что вернувшегося из кругосветного плавания. И потерять рассудок настолько, чтобы обнажать свое и ее тело не за надежными стенами собственного дома, а в открытой всем ветрам беседке.

Ни одна женщина в мире не вызывала в нем столько страсти. Рядом с ней он каждое мгновение чувствовал себя мужчиной. Ему хотелось усадить ее на колени. Не так, как это сделал бы родитель, а так, как это делает сильный мужчина по отношению к женщине, которую он любит и защищает. Ему хотелось заботиться о ней, наслаждаться ее женской красотой и мягкостью.

Дебора удовлетворенно откинулась на спинку мягкого кожаного кресла. М-да. Таких результатов поиска она и сама не ожидала.

Этот ресторан, располагавшийся в одном из небоскребов Бристоля, всегда нравился Деборе своей откровенной роскошью. Именно здесь она собиралась отпраздновать свою помолвку с Людвигом Эшби. И с трудом сдерживалась, чтобы не начать рассылать приглашения прямо сейчас.

Впрочем, судя по тому, какой материал она нашла сегодня про славную малышку Николь, долго сдерживаться ей не придется.

Рыжая бедняжка живет в общежитии, перебиваясь с хлеба на воду? Ну-ну…

Дебора готова была расцеловать фотографию, подброшенную ей Интернетом. Красивый мужчина с властным изгибом бровей, рядом с ним рыжеволосая женщина, которая держит за руку зеленоглазую малышку в нарядном платьице. И подпись, которая стоит всего состояния Уайнфилдов. «Максимилиан Конноли, представитель консерваторов, муж, отец». Дебора почти мурлыкала от удовольствия:

Дебора закрыла ноутбук, счастливо потянулась.

И запомни, рыжая лгунья, жизнь всегда все ставит на свои места.

Уже завершая работу, запланированную на день, Людвиг решил на всякий случай заглянуть в свой почтовый ящик. Рабочую переписку на домене компании он добросовестно проверил еще утром, а вот на личную, как это всегда бывает, не хватило времени.

С любопытством скользнул взглядом по всплывающему окошку. Два письма. Может, это Николь на бегу черкнула пару строк? Они ведь обменялись электронными адресами. Нет, вот уже появилось уточнение. Одно — из фирмы, где он заказывал подарки для Николь. А второе — от Деборы. Интересно, они ведь виделись только вчера. Может, хочет снова, теперь уже искренне, извиниться за свое неадекватное поведение. Малышка Дебора. Ей, должно быть, не сладко приходилось одной в своем огромном Лондоне. Да еще эта сволочь Зигфрид. Как он только посмел ее предать! Людвиг решил, что в следующий уикэнд он обязательно отправится в Лондон, чтобы по-мужски поговорить с мерзавцем.

Жаль только, что Дебора не рассказала подробностей всего, что с ней произошло. Им так и не удалось поговорить перед отъездом. Точнее, Дебора предпочла гордо сидеть в своей комнате, а Людвиг сам подходить не стал. Он не ощущал за собой вины и принципиально не собирался принимать на себя ответственность за ее страдания.

И, как оказалось, правильно. Вот теперь она немного пришла в себя и сама пишет ему. Все-таки она молодчина. Сильная и честная.

Людвиг пробежал глазами письмо. Улыбка медленно сползла с его лица. Начал еще раз, пытаясь разглядеть смысл за злыми отрывистыми фразами Деборы. Письмо было очень коротким. Оно содержало странное указание с не менее странным пояснением. По словам Деборы, ему нужно было обязательно посмотреть воскресный выпуск какой-то газеты. Тогда он узнает много интересного про свою подружку. Заодно убедится в том, что бескорыстных рыжих девочек в наше время не существует.

Что за бред?! Первым порывом было немедленно позвонить Деборе и потребовать объяснений. Почему она вместо нормального дружеского письма шлет ему какие-то гадкие намеки? Но потом гнев немного утих. В конце концов, он все еще ее друг, названый брат и вообще разумный цивилизованный человек. Вначале нужно во всем спокойно разобраться, а уж потом заниматься выяснением отношений.

Все еще злясь на Дебору, но уже обретя способность здраво соображать, Людвиг набрал в поисковике название газеты. Просмотрел открывшуюся вкладку с воскресным номером. И, к своему облегчению, ничего не нашел. Вот теперь, пожалуй, настала пора расставить все точки над «i».

— Что? Ты рада меня слышать? А я тебя — нет. И я требую объяснений.

Дебора на мгновение сжалась. Никогда она еще не слышала из уст названого брата таких жестоких слов. Но она была умной девушкой, поэтому решила использовать свою слабость как свою силу. Пусть знает, что она испугалась.

— Людвиг, ты что?.. — Она позволила своему голосу задрожать, благо для этого нужно было просто расслабиться. — Не надо, пожалуйста… Прости меня, я боюсь за тебя. — М-да. Сейчас точнее было бы: я боюсь тебя. Дебора прерывисто вздохнула. — Не сердись, пожалуйста. Я, наверное, что-то не так сказала. Можно я тебе все объясню?

Людвиг молчал. Его переполняла смесь жалости и досады. Это был нечестный ход — наговорить ему гадостей про Николь, проманипулировать давней дружбой, а потом, вместо того чтобы спокойно нести ответственность за свои слова, взять и разреветься. Но положить сейчас трубку означало окончательно поставить крест на их дружбе.

— Объясняй, — вздохнул он.

— Правда? — Голос Деборы посветлел. — Людвиг, ты самый лучший мужчина на свете!

— Я самый лучший названый брат на свете, — поправил он. — Не уходи снова от ответа.

— А можно лично? — прощебетала Дебора. — Знаешь, я сегодня в Бристоле. По делам отца. И совершенно случайно сейчас рядом с твоим офисом. Знаешь, тут такая круглая многоэтажка…

— Я ничего не понимаю. Как это — совершенно случайно?

— Людвиг, пожалуйста… — проворковала Дебора, — ты же сам попросил объяснений.

— Жду. — Он раздраженно выключил телефон. Мотнул головой, пытаясь избавиться от мутного осадка, оставшегося после разговора. Как бы он хотел прямо сейчас бросить все и поехать к Николь. Скорее бы уж закончился этот день. Чтобы можно было снова упиваться нежностью ее губ, видеть ее полуприкрытые в истоме глаза. Как ты там, Николь?..

Прошло совсем немного времени — Людвиг даже не успел отослать ответ на второе письмо, — когда в приемной раздался знакомый высокий голос, едва приглушенный дверью его кабинета.

— И, пожалуйста, дорогуша, не забудьте — в мой кофе сахар не класть.

Добрая девушка Дебора, зовущая дорогушей Бетси, которая старше ее раза в два с половиной.

— Заходи, сестричка. И можно не стучать, — саркастически прокомментировал Людвиг, глядя, как по-хозяйски вплывает в его кабинет Дебора.

Она всегда была хороша, но сегодня явно сделала с собой что-то особенное: ее невозможно было не заметить, просто скользнуть равнодушным взглядом и больше никогда о ней не вспоминать. Роскошная грива светлых волос, мягко струящихся почти до пояса, стройная фигура в коротком облегающем алом платье с широким поясом и, как всегда, высокие каблуки, на которых она держится с уверенностью топ-модели.

— Людвиг?.. — Дебора одобрительно наблюдала за тем, как он на нее смотрит. Один — ноль, рыжая потаскушка!

— Ты прекрасно выглядишь. А зачем ты так нарядилась, собираясь на встречу со мной?

Он говорил возмутительно ровным голосом. Ни тебе хрипотцы возбуждения, ни подобающей в таком случае неловкости. И на макияж, над которым больше часа трудился самый именитый мастер Бристоля, посмотрел один раз странным взглядом и отвернулся.

— Людвиг? — снова спросила Дебора, и теперь в ее голосе было уже гораздо больше напряженности, чем в первый раз.

— Ты не ответила на мой вопрос, Дебора. Почему ты в последнее время так редко отвечаешь на мои вопросы? — Он сел за свой рабочий стол и изучающе смотрел в лицо Деборы.

— Людвиг, почему ты мне не веришь? — Дебора опустилась в кресло напротив него, заложила ногу за ногу — ни дать ни взять законодательница мод в прямом эфире «Светской хроники» со Стаффордом Бью.

— Я не верю тебе, Дебора, — начал он, хотя вопрос был явно риторическим, — потому что не понимаю, чего ты от меня хочешь. Для чего все эти наряды, двусмысленные взгляды?

Дебора почувствовала, что ее лицо от ярости покрывается алыми пятнами. Да как он смеет так с ней разговаривать?! Ну ничего, тем слаще будет месть.

— Нет, я сказал не совсем то. Все мои наблюдения подтверждают одно — ты хочешь от меня мужского внимания. Хотя знаешь, что я встречаюсь с Николь. Так? — Он смотрел на нее пронзительным взглядом.

И Дебора внезапно поняла, что если не разыграет свой козырь прямо сейчас, то, возможно, потеряет Людвига навсегда. Как можно играть с человеком, который не просто видит все твои карты, но и прямо об этом говорит. Рыжая ведьма! Что она с ним сделала?!

— Сейчас ты сам все поймешь, — холодно и членораздельно проговорила Дебора. Она положила на стол перед Людвигом свой изящный кейс — чудо современного дизайна — и вытащила ноутбук. Перламутрово-розовый с тонкой веточкой серебряного узора, такого же, каким была украшена клавиатура. Между прочим, штучная работа, авторский стиль и все такое… Да разве кто-нибудь это оценит?

Людвиг постукивал кончиком маркера по столу, ожидая, пока загрузится розовое чудо. Он смотрел на монитор и все еще не понимал, о чем говорит Дебора. Наивный! Впрочем, как все мужчины. Сильные и наивные как дети. О, вот, кажется, в его глазах, полных холодной враждебности, начинает что-то меняться. Вот они изумленно округлились — так, это он читает подпись под статьей. Правильно, Людвиг, удивляйся. Это имя ты хорошо знаешь. Та-ак. А теперь смотри вот сюда. Да не отбирай же у меня мышку! Впрочем, это уже неважно. Ой, как ты смотришь на фотографию ее папаши! Какое у тебя потерянное лицо. Да, ее папочка обладает состоянием, чуть меньшим твоего. Потому что он известный политик партии консерваторов. Что, не ожидал? Она студентка! Она живет в общежитии!

— Что это? — бесцветным голосом спросил Людвиг.

Какой он, оказывается, ранимый!

— Это семья твоей ненаглядной Николь. — Дебора говорила с наслаждением, чуть растягивая слова. Этот слабый йоркширский акцент, умело забитый репетиторами по английскому языку, проявлялся у нее только в самые редкие моменты, когда она немного теряла контроль над собой, поддаваясь волне переживаний. — А как тебе понравилась ее статья? У нее неплохой слог. Думаю, что очерк о встречах с тобой у нее получится очень красивым.

Людвиг потрясенно молчал.

А Дебора безжалостно продолжала:

— Она не студентка, а журналистка, которой просто нужны были свежие сплетни про семейку Эшби. Помнишь, как увлеченно она фотографировала и тебя, и наш дом.

И вообще, она только прикидывалась живущей в общежитии бедной скромницей, чтобы вызвать твое доверие и симпатию. Чтобы показать, как она не похожа на всех девушек, к которым ты привык. — Дебора хотела еще сказать: как она не похожа на меня, но вовремя решила не сбивать волну, раз уж он ее так внимательно слушает. — На самом деле, поверь мне, Людвиг, она никогда не переступала порога беднее номера люкс какого-нибудь пятизвездочного отеля. Подумай сам. Разве будет дочь известного политика Максимилиана Конноли, выступающего в самой Палате общин, ютиться на пяти квадратных метрах в каком-то дешевом общежитии? Не будь наивным, Людвиг. — Дебора небрежно поправила волосы. Вот теперь она была полностью довольна. — И все так неприкрыто глупо. Достаточно просто посмотреть в Интернете.

Людвиг сидел на своем месте бледный и неподвижный, с очень прямой, словно окаменевшей спиной.

Дебора изучала свои ногти, изредка бросая на него косой взгляд. Людвиг не шевелился.

Вот и ладно, думала Дебора, слегка покачивая носком туфли. Это даже хорошо, что он так переживает. Тем вернее он отвернется от этой лгуньи. Чтобы наконец-то увидеть меня!

Но когда Людвиг наконец посмотрел на нее, взгляд серо-синих глаз проморозил ее насквозь.

— Уходи, Дебора, — проскрежетал незнакомый голос.

— Что? — Она не поверила своим ушам. — Людвиг, я…

— Уходи. Я не хочу тебя видеть.

— Людвиг, что я такого сделала? Я думала, ты скажешь мне спасибо за то, что я открыла тебе глаза на правду! — Голос Деборы звенел от обиды.

— Я не верю тебе. И буду проверять сам. А пока я не хочу тебя видеть. — Он замолчал, словно устав от долгого объяснения.

— Я… Ты… — Дебора встала, нервно убрала ноутбук, лязгнула почти неслышным обычно замочком кейса. — Ты сам придешь ко мне просить прощения! — бросила она зло.

По полу звонко и нервно застучали ее каблучки, бесшумно закрылась дверь кабинета. На комнату опустилась тишина.

Пусть эта же тишина будет жить в его голове. Благословенная тишина.

Теперь это была тишина его квартиры. Пустой. Дорого обставленной. Никчемной.

Да, он помнил. Помнил то, с каким интересом она изучала дом Уайнфилдов, даже записывала себе что-то в маленький блокнотик. А он тогда лишь мельком глянул на это: мало ли что может записывать в блокнот молоденькая девушка-литератор? Может быть, она сочиняет новые стихи, чтобы потом, запинаясь и краснея, прочесть их Людвигу.

И помнил, как хорошо она разбиралась в фотоаппаратах. «Работа заставляет». Кажется, так она говорила?.. Да, почти так. Перед глазами всплыла предательская картинка: Николь вертит в руках фотоаппарат, упоминает что-то про его характеристики.

— А ты неплохо в этом разбираешься! — говорит ей Людвиг, любуясь, как сверкают азартом ее зеленые глаза.

— По долгу службы! — Она беззаботно смеется.

И почему он сразу не обратил внимания на эти странные слова? По долгу какой службы человек обязан разбираться в фототехнике? Уж явно это не входит в задания для подготовки к семинарам по литературе. А почему он не придал значения ее последующей странной реакции. Сейчас Людвиг был уверен, что в тот момент Николь была напугана. Бросила на него какой-то странный виноватый взгляд и убежала в парк. Такой взгляд он видел у нее только один раз… Господи, как же он сразу об этом не подумал! Людвиг застонал от досады. Встал, сделал два неверных шага к двери, снова вернулся в кресло. Как он сразу об этом не подумал! Он раскачивался взад-вперед, словно это бесконечное тягучее движение могло заглушить ту боль, которая комком засела у него в груди.

Она обманывала его с самого начала. С того момента как появилась в его доме под видом курьера. «Новые впечатления» для того, чтобы писать. Почти правда. Только полуправда еще худшая ложь, которая разрушает все, к чему прикасается. Зачем она это сделала… с ним? Ответ напрашивался сам собой — из страха. А из-за чего еще лгут! Она испугалась, что он сдаст ее полиции, если узнает, что она на самом деле журналистка. Вот и солгала.

Ну хорошо. Пусть сразу она была напугана до беспамятства. Но потом-то ведь могла сказать. Сколько было удобных моментов. Они так много были наедине… Наедине.

Из груди Людвига вырвался рык. Нечленораздельный, полный горя и гнева. Он вскочил, опрокидывая стол, с грохотом посыпались макеты, карандаши раскатились по углам, он в ярости отшвырнул компьютерное кресло и с размаху впечатал ладони в шкаф. Звук глухого удара разнесся по пустой квартире. Еще один удар — теперь ногой. И пусть соседи вызывают полицию или службу спасения. В психушке ему сейчас самое место. Он отступил и плечом обрушился на шкаф. Всем весом. Он дурак! Идиот! Ладони горели как от ожога, зашлось болью плечо. Только непобедимый шкаф печальной тушей возвышался над ним. Бах! Он вбивал ладонями в стенку из красного дерева всю свою беспомощную ярость. И, если бы мог, вбил бы туда самого себя. Чтобы не было так больно.

А потом его стон перешел в дикий смех. Он хохотал. Навзрыд, захлебываясь собственным хохотом. Идиот! Он ей поверил! Он целовал ее. И намеревался сделать ей предложение! Как смешно! Как же ему смешно! А потом рычание, и крик, и хохот иссякли. Он сидел на полу, широко расставив ноги, и смотрел перед собой ничего не видящим взглядом. Вот все и закончилось. Закончилось.

Как быстро, правда?