Мой лорд

3

Воспоминания, о вчерашнем вечере заставляли ее сердце болезненно сжиматься. Какой был красивый сон! Только вот глаза после этого сна слишком уж красные и опухшие. Николь стояла перед зеркалом, задумчиво разбирая пальцами спутанные за ночь волосы.

Брайан был вне себя от волнения, когда она наконец-то добралась до припаркованной в проулке машины. Еще бы, битых два часа он переживал, нервно дергал футляр телефона, ожидая звонка Николь и не решаясь позвонить самостоятельно, чтобы не помешать ее предприятию. Он едва не пошел выяснять, куда упекли его напарницу, когда наконец из-за угла появилась Николь. Она ковыляла нетвердой походкой, так что Брайан, изрядно накрутивший себя за это время, решил, что ее просто избили и выставили вон. Николь слабо помнила, как отбивалась от его вопросов, как вяло отказывалась от настойчивых предложений «развеяться у них с Молли». Брайан как всегда оказался незаменимой опорой, причем на этот раз в прямом смысле слова. Он транспортировал Николь до общежития, уже закрытого на ночь. Самолично ругался с охранником, размахивая удостоверением журналиста и угрожая оглаской неизвестно чего, для того чтобы ее пустили. На прощание Брайан обещал Николь, что будет молчать об их сегодняшнем демарше, при условии что она ему все расскажет завтра в редакции.

Николь дернула спутанную прядку. Ойкнула. Расскажет она ему, как же! Пожалуй, на свете есть только два человека, с которыми она хотела бы поделиться тем, что с ней произошло. Полли и Сьюзен. Они все поймут. Они помогут ей собраться с духом и выбросить из мыслей недосягаемого Людвига Эшби. Вот только нужно привести голову в порядок. А это не так-то просто. Медно-рыжие упругие завитки делают вид, что послушно распрямляются под привычными ловкими руками, но стоит их отпустить, как снова пружинисто подскакивают, сводя на нет все надежды на какую-либо упорядоченность. Что в сердце, то и на голове. Сплошной хаос. Не зря, видимо, Полли провозглашает равенство внешнего и внутреннего.

Полли Стоун, их доморощенный философ, всегда была полна идеями, в различной степени бредовыми, но применимыми на любой случай жизни. Особенно по отношению к другим. Бывало довольно забавно наблюдать, как Полли внимательно слушает, склонив голову набок, чей-нибудь душещипательный рассказ (в роли кого-нибудь, как правило, выступали Николь или Сьюзен, их третья подруга). Потом Полли обычно кивала, с самым серьезным видом поправляла очки и выдавала очередную сакраментальную фразочку, которая рождала в душе собеседника неудержимое желание стукнуть «философа» по его умной голове. Фразочки были прилипчивыми, поэтому имели обыкновение всплывать из памяти в самый неподходящий момент, спустя много времени после того, как их автор был в очередной раз осмеян циничной толпой. В ответ на ехидные замечания Николь и Сьюзен Полли обычно дулась, но потом быстро отходила и в следующий раз со всем пылом своей отзывчивой души снова влезала в чужие беды.

Если уж совсем честно, сама Полли вовсе не являла собой олицетворение внутреннего и внешнего соответствия. В отличие от тонкой Николь и фитнес-подтянутой Сьюзен Полли производила впечатление уютной домашности. Казалось, все твердое, что отмерено человеку, у Полли Стоун было сосредоточено в ее имени. Чуть пухлые ухоженные белые руки Полли замечательно справлялись со своей работой: выбором пряностей, приготовлением крема, декорированием пирожных и тортов. Полли стажировалась на повара-кондитера в одном из ресторанов Бристоля и частенько баловала подруг вкусностями собственного приготовления.

На мыслях о еде живот Николь оживился. Она вздохнула, еще разок дернула своенравную прядь. Сделаем вид, что так и задумано, решила она, закалывая волосы на висках. Выразительные изумрудные глаза, почти прозрачная кожа, которая кажется еще белее на фоне темной меди волос. Вполне подходящая внешность для того, кто решил к ближайшему Рождеству завоевать сердце красавца Бристоля.

Сердце красавца… Николь вспомнила внимательный взгляд сумеречно-серых глаз, и ее сердце сжалось. Что-то он сейчас делает, красивый мужчина с красивым именем?.. Пожалуй, ей еще не приходилось встречать таких людей. Конечно, в ее жизни были более или менее знакомые мужчины, внешность которых можно было бы назвать привлекательной, сексуальной и даже неотразимой. Но ни один из них не вызывал у нее гаммы столь сложных и ярких чувств. Такое необычайное сочетание утонченности и мужественности, изысканности и силы встречалось ей впервые. Накануне вечером, сидя рядом с ним у камина, Николь была зачарована и зла одновременно. Ей нравилось и не нравилось то, что присутствие этого чужого мужчины заставляет ее сердце колотиться от волнения. Даже сейчас при воспоминании о нем ее Щеки порозовели, а дыхание участилось. Он слишком хорош, чтобы ломать своим присутствием его жизнь. Даже первая встреча с родственником вызвала такую бурю, что едва — Николь очень надеялась, что всего лишь едва, — не испортила праздник. Людвиг Эшби принадлежит другому миру. И было бы наивным предполагать, что у них могли бы быть какие-то серьезные отношения. Но он стал слишком дорог для нее, чтобы все началось и закончилось одним сексом. Николь никогда бы не променяла то чувство, которое рождалось в ее душе при мысли о Людвиге, на короткую пустую интрижку, единственно возможную в их положении.

И еще Николь знала точно: она слишком ценит свою свободу, чтобы стать зависимой от кого бы то ни было.

Желудок Николь снова печально пискнул. Пожалуй, зависимости от еды еще никто не отменял. Не выступай, а то я тебя отправлю на лекции! — пригрозила она ему. На сей раз живот благоразумно промолчал. Кому захочется тащиться в университет, если на улице такая великолепная весна. Когда нет ветра с залива, то тепло, как летом. Даже, пожалуй, можно загорать. Николь еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркале. Все-таки немного бледновата. Повертела в руках полупустой тюбик с кремом «бронзирующий эффект загара» и с удовольствием поставила его на место. На сегодня у нее были другие, более приятные варианты. Кажется, настроение понемногу приходило в норму. А если еще придумать какой-нибудь праздник…

Мурлыча себе под нос, Николь переместилась в комнату. Как хорошо быть единственной лежебокой в блоке. Все остальные уже давно приняли душ и умчались на занятия. А Николь вчера слишком поздно вернулась и слишком долго потом роняла слезы в подушку, чтобы встретить сегодняшнее утро в учебной аудитории. Сейчас она чувствовала себя полновластной хозяйкой и в ванной, и в маленькой комнатке, которую делила с Денизой Уайт, спокойной и деловитой северянкой, учившейся вместе со Сьюзен на отделении дизайна. Кстати, о Сьюзен. Николь извлекла из полочки над микроволновкой горсть орехов и, жуя, полезла в сумочку за телефоном.

Здравый смысл подсказывал, что обе подруги сейчас, скорее всего, на парах. На всякий случай набрав номер Сьюзен, Николь флегматично прослушала серию гудков. Набрала эсэмэску с просьбой перезвонить и сенсационным известием по поводу новой гениальной идеи. Какая именно идея, Николь предусмотрительно сообщать не стала, надеясь на эффективность личных переговоров.

Звонок не заставил себя ждать.

— Ты почему не на занятиях? — Сьюзен как всегда обошлась без формальностей.

— И тебе доброе утро, — ухмыльнулась Николь. — А с чего это ты решила, что я не на паре?

— Если бы ты в данный момент занималась делом, то говорила бы сразу, что тебе нужно. И не просила бы перезванивать, — брюзгливо заявила Сьюзен. Всем было известно, что у нее по утрам плохое настроение, особенно если ночью ее посещало вдохновение. Или очередной бойфренд.

— Ты вот учишься, — обвинительно заявила Николь, — и совершенно забыла про праздник.

— Не поняла?

— День первого загара, — торжественно провозгласила Николь.

— А может быть, лучше вечером отметим Праздник очередного солярия?

— Сьюзи, ты предаешь саму идею праздника.

С первого курса у них сложилась замечательная традиция отмечать что ни попадя. Поводом могло послужить что угодно — от устройства на новую работу и до окончания затянувшихся отношений, которое именовалось началом новой жизни. Способ празднования обычно предлагался инициатором торжества, поэтому, как правило, было три основных варианта: уютное домашнее чаепитие с чем-нибудь вкусным, тусовка в каком-нибудь модном клубе, флайеры в который умела достать только обаятельная разгильдяйка Сьюзен. Или что-нибудь из ряда вон выходящее, вроде кофе с коньяком за кулисами театра, куда их проводил какой-нибудь малознакомый осветитель, жаждущий засветиться теперь уже на страницах прессы.

— Так. День первого загара… — В голосе Сьюзен послышались нотки обреченности. — Ника, давай после занятий, а?

Николь мысленно поздравила себя с тем, что идея как таковая прошла.

— Сьюзи, ты же знаешь, шеф меня убьет, если я не явлюсь на работу. Да и Полли, если ты помнишь, сегодня на смену.

Сьюзен помолчала.

— Ладно, — наконец сдалась она. — Только обещай, что это последний раз, когда ты выдергиваешь меня с занятий. — Снова замолчала, осознавая нереальность своего условия. — Хотя бы в этом месяце.

— Идет, — легко согласилась Николь. Оставшуюся неделю она как-нибудь продержится.

— И Полли ты сама позвонишь, — поняв, что продешевила, проворчала Сьюзен.

— И Полли я сама позвоню, — пропела Николь. — И камамбер я для тебя сама куплю.

— Подлиза, — заключила Сьюзен. — Время и место?

— Ворчунья, — в тон ей ответила Николь. — Через час у меня.

К этому времени должна была закончиться первая пара. А Николь планировала успеть раздобыть все необходимое для Праздника загара.

Распрощавшись со Сьюзен, Николь повторила процедуру приглашения с Полли. Правда, делала она это уже на ходу, будучи совершенно уверенной в том, что подруга с удовольствием присоединится к общей компании.

Полли и вправду позволила себя уговорить сбежать с занятий гораздо охотнее, чем это сделала Сьюзен. Более того, она сразу же активно включилась в подготовку к предстоящему торжеству, пообещав принести своих фирменных дуврских булочек. После пары минут препирательств остановились на том, что Полли освобождается от всех кулинарных обязанностей с условием своевременного прибытия на пункт сбора. Обычно опоздание на пятнадцать минут для Полли считалось верхом организованности. Поэтому ей частенько сообщали о времени вечеринки с приличной форой на девичью ветреность.

К тому моменту, когда разговор был закончен, Николь уже стояла на пороге комнаты, полностью одетая и готовая к выходу. В руках у нее был листок с размашистыми загогулинами, которыми были обозначены необходимые покупки. Николь пробежалась по нему глазами, добавила пункт «апельсины для смэша» и, засунув список в карман джинсов, вышла из комнаты.

Для осуществления ее сегодняшних планов требовалось навестить несколько магазинов. Или один супермаркет. Остановив прагматичный выбор на последнем варианте, Николь спустилась на стоянку. «Жук» приветственно гукнул сигнализацией. Николь коснулась рукой матово-изумрудного бока своего «опеля». Славный старый друг. Несколько лет назад они купили его вскладчину у одного из студентов старшего курса. Подруги рассчитывали на то, что раз уж не передрались из-за последнего бойфренда Сьюзен, который, как выяснилось, ухлестывал параллельно сразу за всеми тремя, то какую-то машину они поделят без проблем. Видавший виды «опель» оказался вовсе не каким-то там, а замечательно неприхотливым и трудолюбивым. У него в принципе существовало только три варианта поломки: спустило колесо, кончился бензин и «забыла-как-переключается-коробка-передач». В этом месте рассуждений Сьюзен обычно закатывала глаза, а Полли старалась перевести разговор на другую тему.

Одним словом, очень скоро «жук» перешел в полное распоряжение Николь. Она гоняла на нем так лихо, словно это было ралли с призом в миллион фунтов стерлингов. Если бы не регулярные штрафы за превышение скорости, то, как утверждала Сьюзен, Николь уже давно бы подарила своему «жуку» скромный ракетный двигатель.

Николь закинула рюкзак на соседнее кресло и щелкнула ремнем безопасности. Теперь, пожалуй, стоило поторопиться, чтобы успеть выполнить все задуманное и при этом не потерять кайфа от приготовления к празднику.

Предвкушая славную утреннюю пробежку, радостно взвыл двигатель. Николь усмехнулась, вспомнив, как коченел от этого звука Джимми. Милый Джимми. Такой добрый и такой правильный. Такой послушный и благопристойный. Вначале Николь было с ним тепло. Спокойно. А потом… Она сама не заметила, когда это началось, но близость Джимми стала ей тесна. Николь чувствовала себя так, словно ее заперли в маленькую душную комнату. В то время Полли частенько укоряла Николь в том, что она становится бесчувственной стервой, уговаривала быть добрее и мягче. Ведь Джимми, по сути, не сделал ей ничего дурного. Николь соглашалась. Искренне пыталась быть для Джимми хорошей девушкой, изо всех сил убеждая себя в том, что он у нее замечательный и ей безумно повезло, что она его встретила. Но после нескольких дней (личный рекорд — две недели) мягкости и тщательно создаваемой гармонии в Николь словно бесы вселялись. Все в Джимми ее начинало раздражать. Его ласки казались ей излишне слащавыми и неискренними, его мягкость представлялась слабостью, законопослушность казалась трусостью и бесхребетностью. Николь начинала как сумасшедшая колесить по окрестностям Бристоля, находя для этого кучу нелепых поводов и уезжая все дальше от города. За все время их отношений, тянувшихся почти три года, Николь ни разу не изменяла Джимми. Словно это было ее оправданием перед самой собой. Да, я стерва, но я люблю его и никогда его не предам. Это не мешало Николь напропалую флиртовать с другими парнями, пользуясь тем, что, в силу своей привлекательной внешности и темперамента, она всегда находилась в центре внимания. А потом Николь снова становилось стыдно и все начиналось сначала. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но семья Джимми перебралась в Дувр, и он поехал вместе со всеми. По виноватому прощальному взгляду Джимми, брошенному им через плечо в дверях аэропорта, и особенно по торжествующей улыбке его матери Николь поняла, что они расстаются навсегда.

И ведь ни разу не позвонил. Николь до отказа вдавила педаль газа, «жук» взвыл, скачком обгоняя какого-то недотепу, замешкавшегося перед сложной развязкой. Хоть бы слово на прощание. Но Джимми больше не появлялся ни в Сети, ни по телефону. Нельзя сказать, чтобы Николь особенно мучилась от неопределенности, в этом отношении как раз все было вполне однозначно. Расстались так расстались. Но эта его последняя трусость почему-то особенно ее задевала. Прошел уже почти год с его отъезда, но иногда Николь казалось, что она вытворяет что-нибудь особенно экстремальное со злорадным удовольствием именно из-за того, что это вызвало бы ужас у бедняги Джимми.

Кажется, сегодня был именно такой день. Николь вывернула руль и с ювелирной точностью вписалась в только что освободившееся место на парковке перед супермаркетом. Сзади зло тявкнул гудок менее расторопного соперника.

Напевая себе под нос, Николь выскользнула из машины. Скосила глаза, проверяя, кого она так удачно подрезала. Улыбнулась вслед уезжавшему черному «ягуару». Красивая машина, стильная. Совсем недавно она видела подобную. Точно. У особняка Эшби. Николь даже приостановилась, ёкнуло сердце. Или нет. Там был «ягуар» темно-вишневого цвета. Всего лишь машина, хмыкнула про себя Николь, и нечего тут впадать в ступор. Интересно, а как бы отреагировал на ее любовь к скоростной езде красавец Людвиг Эшби? Думаю, невозмутимо. Он сам, наверное, водит уверенно и плавно. Быстро и мягко тормозит, мгновенно набирает скорость. Мгновенно возбуждается, уверенно и плавно скользит руками по обнаженному женскому телу… Только кто эта женщина?

Николь перебежала узкую дорожку между супермаркетом и стоянкой. Пусть тучные домохозяйки, у которых слишком много времени, тащатся до ближайшего перехода, а потом обратно ко входу в супермаркет.

Первый этаж занимали торговые павильоны, напичканные самыми разнообразными товарами мыслимого и немыслимого содержания. Продукты питания, книги, посуда, кошачий и собачий корм, садовый инвентарь, пластиковая и деревянная мебель, комнатные растения… Похоже, для того чтобы хорошо ориентироваться в этом месте, нужно пользоваться специальным навигатором, картой или на худой конец просто здесь родиться. Николь выходила из положения очень просто. Если ей требовался товар, географию которого она плохо себе представляла, она вылавливала какого-нибудь менеджера младшего звена, из тех, что обычно деловито снуют между стеллажами и витринами, напоминая ярких обитателей коралловых рифов. Благо неоново-оранжевые жилетки бедолаг не позволяют им мимикрировать под окружающий пейзаж. А уж поймав ценную добычу, Николь, как правило, не отпускала ее до тех пор, пока не иссякал список покупок.

Впрочем, сегодня ее инстинкт хищницы остался невостребованным. Все, что было необходимо для пикника, находилось в хорошо изученных районах торгового комплекса.

Николь сунула в тележку связку бананов и поспешила к холодильникам с молочной продукцией. Камамбер для Сьюзен и сыр с грецкими орехами для себя. И еще не забыть пастилы для Поли.

Если бы все в ее жизни было так же понятно, как праздничные приготовления! До вчерашнего дня Николь думала, что нашла себя в работе. В профессии журналиста, казалось, была заключена сама жизнь: движение, общение с людьми, адреналин, творчество, деньги. А вчера, когда за ее спиной закрылись ворота особняка Эшби, когда она перестала чувствовать на себе его взгляд, когда исчезла странная вибрация, родившаяся в ее душе и заполонившая собой и мысли, и тело, тогда она поняла, что ее статьи, ее поиски интересного, ее работа не больше чем миф. Вполне себе увлекательный и правдоподобный. Миф о том, что такое счастье. Николь зло бросила в тележку упаковку с первым попавшимся печеньем. А может, ей стоит просто с кем-нибудь переспать? Изголодавшееся тело успокоится, гормоны придут в норму, и в голову не будет лезть всякая дрянь. Она стояла перед холодильником, вперившись невидящим взглядом в продуктовые полки.

— Мисс, вам помочь? — Услужливый паренек в ярко-рыжей жилетке с профессиональной улыбкой маячил за ее плечом.

— Нет, — резко бросила Николь. — То есть да. Помогите мне донести покупки до машины.

— Мм. Кассы вон там, можете проехать с тележкой на стоянку.

— Я знаю, где кассы, — буркнула Николь.

— Всего доброго. Спасибо за покупку. — Глаза у паренька были растерянными, но голос звучал заученно любезно.

Маска профессионала. Хорошее прикрытие для настоящей человеческой сердцевинки. А и бог с ней, с сердцевинкой. Вдруг там нет ничего, кроме страха.

Николь расплатилась кредиткой, кивнула в ответ на радужные обещания скидок на следующей неделе и поспешила к машине. Сгрузила покупки в багажник. Мельком глянула на дисплей таймера. Вот свинство. Опять придется гнать как сумасшедшей, чтобы успеть к приходу девочек.

Вернее, к приходу Сьюзен. Как и следовало ожидать, Полли все же немного опоздала. И, как и следовало ожидать, принесла-таки с собой шесть сдобных булочек. Смущенно улыбаясь, пояснила, что «совершенно случайно» взяла их сегодня с собой на занятия. Невыясненным осталось, как она планировала распорядиться этим своим «случайным» шедевром, потому что съесть их одному представлялось просто нереальным.

Апельсиновый смэш, единодушно избранный фирменным атрибутом их праздничных сборищ, делали все вместе. Точнее, делал его, конечно, профессионал, а сочувствующие были заняты созданием антуража и мелкой подсобной работой типа мытья фруктов. Так как Праздник первого загара подразумевал солнечные ванны, а тащиться до центрального пляжа, расположенного в районе старой гавани, никому не хотелось, то все торжество было обустроено на крыше родного общежития. Вместо шезлонгов на крышу вытащили пенковые туристические коврики. Конечно, они были не так приятны голому телу, как специальные лежаки, покрытые полированным деревом. Но даже любительница комфортабельного отдыха Сьюзен согласилась на походный вариант, здраво оценив все хлопоты по выносу из зимнего сада общежития и водружению оных лежаков на крышу. Перед ковриками поставили низенький кроватный столик, на котором Николь обычно работала с ноутбуком. В целом получилась довольно милая атмосфера, только вот солнце, очевидно нетвердо уяснившее свои обязанности, время от времени пряталось за тучи. Тогда Полли жалобно куталась в махровую простыню, прихваченную на всякий случай, а Сьюзен бросала на Николь выразительные испепеляющие взгляды.

Николь потребовалось некоторое время для того, чтобы собраться с духом. Имя Людвига жгло ей язык, но говорить о нем было страшно, как будто однажды изреченное, да еще, как в старых сказках, при свете солнца, оно могло растаять, исчезнуть из ее сердца и памяти. Неизвестно, как долго бы решалась Николь, если бы не умница Полли, обладавшая необъяснимой чуткостью к чужим переживаниям. Она стала мягко, но настойчиво выпытывать у инициаторши торжества причину ее необъяснимой мрачности.

Волнуясь, временами замолкая, а потом перебивая сама себя, Николь рассказала подругам о том, с каким удивительным человеком познакомилась вчера, о том, как он спас ее от полиции, и о том, что он попросил ее телефон. На этом месте Николь так распереживалась, что едва не подавилась смэшем.

Мнения разделились. Сьюзен сказала, что она дура, раз упускает свой золотой шанс, а Полли сказала, что она дура, если пренебрегает чувствами из-за каких-то условностей. Николь только фыркнула в ответ.

— О чувствах не может быть и речи! — убежденно сказала она, разламывая мягкую булочку. — И вообще, девочки, видели бы вы его брата и всю эту роскошь… Одна его ванная больше, чем моя комната в общежитии. Настоящий мраморный бассейн вместо ванны, душевая кабина, напичканная техникой, как космический шаттл. А зеркало с декоративной оплеткой из настоящего жемчуга и серебра! Красиво — невероятно. Но что я там буду делать? — Николь задумчиво отщипнула кусочек сдобной серединки. — В особняке Эшби я чувствую себя так же хорошо, как муха в банке с медом. Сладко, липко и вот-вот утонешь.

— Это в особняке, — мягко возразила Полли. — А с ним, рядом с ним, тебе как?

— Фигово ей рядом с ним. — Сьюзен цинично ухмыльнулась. — Иначе бы не сбежала, как из горящего дома.

— Ох, Сьюзи, ну у тебя и ассоциации. — Полли дернула круглым плечиком.

— Извини, я говорю что думаю. И вообще, я вчера полночи пыталась достоверно изобразить огонь для семинара по живописи. То фон недостаточно темный и мой огонь не светит, то пламя какое-то фанерное.

— И чем дело кончилось? — Пытаясь не дать теме вновь скользнуть в болезненное русло, спросила Николь.

— Чем-чем… — Сьюзен перевернулась на спину и поправила купальник. — Срисовала с фотографии в Интернете. Но перед совестью я чиста, я же искренне пыталась по-честному.

— А у меня не получилось по-честному. — Николь не выдержала и снова перескочила на вопрос, который занимал ее сейчас больше всего на свете. — Не получилось. Вы понимаете, девочки? Это ведь и есть самое печальное во всей вчерашней истории.

Девочки явно не понимали. Тогда Николь спохватилась, что в погоне за самым главным, а именно за встречей с Людвигом, она забыла о, мягко говоря, не совсем обычных обстоятельствах, ставших причиной их знакомства.

Слушая Николь, Сьюзи от души смеялась, особенно при упоминании спортивной куртки, место для которой, по ее глубокому убеждению, было уже давным-давно уготовано на помойке. Полли только тихо охала, энергично заедая переживания розовой пастилой.

— Чудесная история, — подытожила Сьюзен. — Мог бы получиться отличный рассказ или статья о приключениях непутевого журналиста.

— Но все равно риск был ненапрасным, — вступилась за Николь Полли. — Я имею в виду в личном плане.

Сьюзен приподнялась на локте, пристально глядя на Николь.

— Только в личном. Правда, Ника? — с нажимом спросила она.

Николь даже не сразу поняла, о чем говорит подруга, а когда поняла, ее щеки вспыхнули от гнева.

— Как ты могла про меня такое подумать?! Ну если даже мои лучшие друзья считают меня такой беспринципной, то, пожалуй, с журналистикой и вправду стоит завязывать.

— Девочки, девочки, не надо, — беспокойно завозилась Полли. — Сьюзи, думай, что ты говоришь! Ника, не стоит так бурно реагировать, слышишь? Не кипятись так.

— А ты не влезай, мать Тереза, — огрызнулась Николь. — Ты разве не слышала, что она сказала? Она думает, что я продам Людвига этому противному Лесли. Тридцать сребреников!

— Тридцать сребреников плюс первая полоса, плюс слава, плюс карьера, плюс… — Сьюзен оборвала себя, перехватив умоляющий взгляд Полли. Развела руками — мол, говорю, что есть, — плюс решение кое-каких личных проблем. Для большинства твоих коллег было бы достаточно и одного пункта из списка.

— Ой только не надо говорить, что все вокруг гады, для того чтобы я почувствовала себя неподкупной и прекрасной героиней. До личного знакомства с Людвигом, до того как он меня спас, я бы непременно описала происходящее в особняке Эшби в самых ярких красках, несмотря на то что попала туда обманом.

— Это был не обман, а военная хитрость. — Полли принялась чистить апельсин. — Ты же не испытываешь угрызений совести оттого, что так удачно пробралась на закрытую для журналистов встречу?

— Конечно нет, — фыркнула Николь. — Еще не хватало. Я в какой-то мере даже горжусь собой.

— Значит, любовь делает нас лучше, — неожиданно заключила Полли. — Девочки, как насчет апельсина мира?

Николь уже набрала воздуха, чтобы разнести теорию Полли в пух и прах. Но почему-то не стала. Конечно же это не любовь. Просто нормальная порядочность по отношению к человеку, который ее спас. И все же она промолчала. Задумчиво взяла треть апельсина. Все-таки полезная вещь — апельсин мира. Так бы еще дулись одна на другую несколько дней. И праздник был бы испорчен.

Апельсин мира тоже был их старой традицией, почерпнутой из книг про американских индейцев. Если во время ссоры обе стороны были не правы, а так случалось чаще всего, то примирение обозначалось совместным поеданием чего-нибудь вкусного. Если же вина по большей части принадлежала одной стороне, тогда эта сторона делала какой-нибудь сюрприз невинно пострадавшему.

Промокнув руки салфеткой, Николь снова блаженно растянулась на коврике. Из-за свежего морского ветра солнце не казалось жарким. Какое же это счастье — просто лежать и ничего не делать. Только бы еще не лезли в голову разные дурацкие мысли. Николь задумчиво разглядывала белые лоскутки облаков, спешившие по ярко-голубому небу. Облака явно были очень чем-то озабочены, они толкались и наползали одно на другое, торопясь обогнать друг друга, поскорее добраться до чего-то невидимого для Николь и такого для них важного. Может, до своей, облачной, половинки? Вот одно потянулось куда-то вперед, в отчаянии вытянув перед собой пушистые полупрозрачные лапки-крылья. И разорвалось пополам. Истончилось, закружилось белыми перьевыми спиральками. И она, Николь, так же бессмысленно исчезает в бесконечной погоне за чем-то невидимым. Может, пора уже выныривать из облачных иллюзий и строить обычную земную жизнь?

Николь приподнялась на локте и развернулась к Сьюзен.

— Так как, ты говоришь, зовут того парня с вашего курса, который мною интересовался?