20 глава

Есения

Стучу прежде чем войти.

— Это Сеня. Можно?

— Уже уходишь? Пришла попрощаться?

— Нет. Пустишь? Или будем перекрикиваться через дверь?

— Дверь не заперта или тебе открыть?

Полина распахивает дверь и смотрит на меня дерзко.

— Предупреждаю, я уже не та наивная девочка, что год назад. Эти месяцы научили меня многому. А в частности одному: всегда будь на стороне папы.

— Я не буду даже спорить с этим. Знаешь, чему время научило меня? Не вестись на эмоции и не отказывать себе в истинных желаниях. И сейчас, нравится тебе это или нет, я сделаю то, что хочу с тех пор, как вошла.

Я делаю шаг к девчонке, заключаю ее в крепкие объятия и звонко целую в лоб.

— Я скучала по тебе, маленькая ты чертяка.

— А я нет. Знаешь почему?

Смотрит иронично и пытается вырваться.

— Он едва не рехнулся тет-а-тет со своим горем.

Я не отпускаю.

— Горем? О чем ты, Полинка?

Едва ли она обозначила таким словом и интонацией мой отъезд. Что-то внутри ухнуло.

— Она сделала аборт, пыталась ускорить свадьбу, папуля ничего даже не подозревал. А потом он просто перестал с нами разговаривать, — вырывается из моих объятий.

Я застыла посреди комнаты словно вкопанная. Нахмурила брови, сердце забилось быстрее и сжалось.

— Боже мой, — выдохнула.

Взяла себя в руки. Подошла к Полине, усадила ее на кровать, села напротив.

— Расскажи мне, пожалуйста, больше. Я умоляю тебя, Поль.

— Я не буду ничего тебе рассказывать, потому что все, что знала, рассказала. Об остальном история умалчивает. Иди с ним на контакт, если сможешь.

Поля изучает носочки тапочек, а на меня не смотрит.

Я трогаю ее за колено и привлекаю к себе внимание.

— Думаешь, у меня есть шанс?

Мне правда интересно ее мнение. Она любит папочку и хорошо его знает. А общую закрытость и отстраненность я и сама заметила.

— Вряд ли, он почти не говорит о посторонних женщинах. А когда-то сказал, что ждёт от Тима побольше детей. Кажется, что он теперь отрывается на Марго, потому что не израсходовал свой отцовский потенциал.

— Ну, мне бы хотелось думать, что я не просто посторонняя женщина, — хмыкаю негромко.

Дети, значит. Хочет восполнить то, что у него отняли. Неправильно возмещать утерянное так. Ну да ладно.


— Ты можешь думать обо мне, что хочешь, но я хочу, чтобы ты знала. Я люблю его. Время не изменило это.

— Зачем тогда бросила его в сложный момент?!

— Потому что если бы осталась, у нас не было бы будущего. Я бы все испортила. Я понимаю, что это сложно объяснить, но иногда до определенных вещей нужно… дорасти. У нас были зависимые отношения с отягощающими обстоятельствами. Я уехала не потому, что не хотела его поддержать. Я уехала потому, что я не могла его поддержать. Последнее, что ему было нужно тогда — это мои истерики.

— В трудные времена всегда лучше быть вместе, несмотря ни на что. Но тебе виднее, — пожимает плечами.

— Это не всегда так работает.

Я не могу объяснить ей, что у меня ушло 9 месяцев работы с психологом только для того, чтобы находиться в этом доме снова и разговаривать со всеми ими. Этого не понять, когда нет проблем. А ее папа любит ее больше жизни и обеспечивает ей жизнь без проблем.


— Я все же попытаю счастья.

— Ну-ну, надеюсь он начнет улыбаться.

Полина падает на кровать, обнимает подушку и всхлипывает.

Я глажу ее спину.

— Да, я тоже надеюсь, малышка. Я не могла даже предположить… Думала, она родила. И у него есть ребенок.

И это полный…

— У тебя есть идеи, куда он поехал?

— Скорее к своим друзья, он часто западает в спорт баре или играет в футбол с такими же фанатами в одном из спортзалов города.

— Поняла.

Объехать все спортбары города мне не улыбается. Да и нужно ли? Он ясно очертил свои эмоции пока. А я, стоило увидеть его, забыла, зачем приехала.

— Отдохни, Полинка. Я знаю что ты сердишься, но я сделаю что могу, чтобы папа снова улыбался.

Я не задерживаюсь дольше.

Иду в гостиную и обнаруживаю потрапезничавшую лялю.

— Можно мне ее наконец поддержать?

Несколько дней я наслаждалась своей будущей крестницей, полностью посвятив себя ей. Добилась того, что она стала радостно кряхтеть, услышал мой голос. А я просто любовалась этой сладкой булочкой без остатка.

Полина держала оборону. И я уважала это. Я высказала ей свои чувства и эмоции, дальше уже как ей будет угодно. Насильно мил не будешь, и я сильно не навязывалась.

Артур как уехал, так и не возвращался. Дина рассказала мне тоже самое, что Полина. Аборт, который его разрушил. Мне было страшно даже представить боль, которую он пережил.

В пятницу днем Дина вдруг взяла меня на абордаж. Попросила съездить в их загородный дом и проверить его состояние, ведь там, по ее мнению, получатся идеальные крестины. Я, естественно, не могла ей отказать. Хотя из всех мест ехать именно туда было немного страшно. И немного больно.

Выехала засветло, но это не спасло. Резко стемнело, как будто свет резко пропал, и небо затянуло.

— Вот черт, — выдавила сквозь зубы.

Этого мне только не хватало.

К моменту, как я добралась, дождь шел стеной. Это была самая страшная моя поездка на авто за всю жизнь.

Влетаю в дом, стуча зубами, запираю дверь, прикрываю глаза и выдыхаю. Тепло. Как здесь тепло!

А почему здесь так тепло?

Делаю осторожные шаги вперед, аккуратно и тихо сняв мокрую обувь. Но нахожу не грабиталей.

Артур с бокалом вина сидит у камина, а я похожа на мокрую кошку.

— Василевская, какого черта вы здесь делаете?! — говорит слишком недовольно, и в голосе слышу довольно солидные пьяные нотки.

— Там гроза, — киваю за дверь, откуда пришла. — Туда я не вернусь!

— Кто тебя сюда послал?!

О, снова на ты.

— Никто, — подружку не сдаю, хотя теперь уверена, что акция спланирована. — Могу я войти? Там холодно, а я промокла до трусов.

— Могла не объявлять на всю гостиную о своих трусах, — фыркает и пытается встать с дивана. — Гостиная в полном вашем распоряжении, мисс.

Ерничает и почти кланяется, едва не расплескав содержимое бокала.

— Не могла, — пожимаю плечами. — Я не акцентировала на них внимание, сказала общую фразу, это ты зацепился.

— Ты приехала сюда с какой-то целью? Тогда давай, действуй. Только меня не трогай.

Новицкий сгребает со столика две бутылки одной рукой, второй сжимает стакан и пытается куда-то идти.

Я делаю шаг навстречу и оказываюсь рядом как раз в тот момент, когда его снова критически качнуло.

Смотрю на бутылки в руке. Красное вино и коньяк. Ох, нехорошая смесь.

— Я надеюсь, ты это между собой не смешивал, — кривлю носом и перехватываю своими руками его руку со стаканом. Пытаюсь принюхаться, чтоб понять что именно он пил.

— Уйди прочь, нехорошая женщина. У меня нет желания с тобой общаться.

— Нехорошая женщина? — откровенно веселюсь. — Да ты точно набрался всего подряд. Давай баиньки проведу? А то плохо завтра будет, а упадешь и лоб расшибешь — вдвойне хуже.


Плевать, что мокрая. Успею согреться.

— И без тебя зашибись жилось, какого черта приехала?!

— Да вижу я. Сидишь пьяный как собака в потемках гостиной. Празднуешь, видимо.

Я беру его под руку и тащу за собой. К счастью, у него немного сил сопротивляться.

— Тащишь свою жертву в уголок, чтобы окончательно прихлопнуть. Как паук муху?

— Спать тащу. Ба-инь-ки. Завтра спасибо скажешь, — качаю головой, приближаясь к его спальне.

Какие метафоры пошли, с пауками и жертвами, сразу видно, что коньяк говорит.

— Спать с тобой я не буду. Только попробуй проснуться рядом! — что-то бормочет едва слышно.

— А вот и фантазии пошли, — усмехаюсь вслух. — Или пьяный тариф? Соскучился по мне, любимый? Скажи как есть. Кроме нас здесь никого, а утром все равно не вспомнишь.

— Ты мне не нужна, таких как ты полно. Любая ноги расставит!

— Много у тебя их было? — спрашиваю тут же. — Таких как я?

— Я их не считал, просто секс, для здоровья.

Я застыла на мгновение. Поджала губы. А затем с силой толкнула дверь его комнаты.

Вырвала из его рук остатки алкоголя.

— Спать ложись, — буркнула, не глядя.

— Нечего мне указывать, сам решу свои проблемы. Свали, мать Тереза.

— Решай, большой мальчик, — фыркнула.

Алкоголь у меня, он в спальне. Я победила. Теперь время позаботиться о себе, чтоб не заработать воспаление лёгких.

Остатки бухла прячу в шкаф, а сама иду к гостевой ванной. Раздеваюсь, включаю воду и становлюсь, пытаясь согреться.

От его фразы о давалках внутри что-то горит. Ревность. Снова. Когда никто не звал. Слышу звон бьющегося стекла. Грубый мат и вновь что-то летит на пол и гупает.

Я быстро выключаю воду и заворачиваюсь в полотенце, бегу на звук.

Картина маслом. Пытался достать из бара другую бутылку и расхерачил стакан. Спасибо что не голову.

— Артур, тебе пять? Спать иди.

Я вновь оказываюсь рядом и пытаюсь отнять бутылку.

— С тебя хватит, — рычу с нажимом.

— Сопьюсь и сдохну, тебе какое дело?! Свали, дышать не могу рядом с тобой!


Я упрямо вцепилась в бутылку и не отпускаю.

— Какое мне дело?! — рычу я от злости.

Выпускаю бутылку. Но открыть не даю. Делаю отчаянный шаг вперед и впиваюсь в его рот.

Огромные руки тут же сгребают меня в охапку, а губы кусают мои губы до боли. Он целует слишком больно и отчаянно, не отпуская ни на миг. Кожу покалывает от его бороды. Непривычно. Возбуждает.

Полотенце летит к нашим ногам. Удивительно, что он не упал через него, когда пытался пройти к камину.

Телом чувствую его жар и похоть. От губ его губы жадно скользят по шее к груди, а правая рука уверенно пробирается между моих ног.

— Чёрт, уйди, не хочу, — стонет мне в губы с болью в голосе.

— Врешь, — выдыхаю хрипло. — Мне? Бог с ним. Себе врешь. Я тебя чувствую. Сколько баб не перетрахай, я у тебя одна такая. Мы оба это знаем.

Мои руки скользят к его штанам, стягивают их, чувствую, что без боксеров, протяни глубже внутрь руку и почувствуешь его желание. И я не отказываю себе в этом. Он стонет ещё протяжнее, кусая мои соски, когда я сжимаю его напряжённый член.

— Это просто секс. Ничего больше, — Артур яростно входит в меня, вновь целуя до боли в губах.

С моих губ срывается громкий стон. Как же он меня заводил, когда доминировал раньше. Мозг отключался и я улетала в нирвану.

Это изменилось. Я не отключаюсь теперь. Я четко понимаю, все, что происходит, и все, что он говорит.

Слова, они ничего не значат. Потому что я чувствую всю его боль своей кожей. Он целует так, словно сто лет не целовался. Берет так, словно боится, что я ускользну. И мое тело движется ему навстречу, я не контролирую свои стоны и крики, целую в ответ много и жарко, и плевать, что губы пекут и опухли, и один за другим ловлю оргазмы. Первый был слишком быстрым, и очень болезненным. В отличие от мистера «таких как ты полно», я держала слово, которое дала ему здесь, что я ему не изменю. У меня никого не было, и секса не было. Второй оргазм был яркий как никогда. Я вцепилась в его руки, выгнулась дугой и вскрикнула, не сдерживаясь. Он даже замер и перестал вколачивать в меня свою боль. Но стоило отголоскам отпульсировать, как он резко перевернул меня, словно тряпичную куклу, на живот, подтянул бедра к себе и вошел. Я вцепилась в спинку дивана.

— Артур, господи, как… ааах, — связной мысли не получилось, один лишь стон.

А он рукой схватил мои волосы и прогнул меня.

— Скажи, что любишь? — потребовало все мое существо в этот момент. Я ведь знаю что это так. Но мне критично важно услышать это от него сейчас.

— Это просто секс, ты же этого хочешь?

Его рука сжала мою шею, но не сильно, а зубы больно укусили мочку уха. Он брал меня слишком яростно, словно избавлял себя от боли и отчаяния.

Горячая сперма обожгла мои ягодицы, а сам Артур упал рядом, потирая грудь.

Я ничего не отвечаю. Пытаюсь совладать с дыханием после этого дикого марафона. Кажется, мы поменялись ролями. Теперь я люблю поболтать во время секса, а он нет.

— Спать-то пойдешь теперь? — спрашиваю, стоило дыханию прийти в норму.

С алкоголем однозначно нужно завязывать. Оно того не стоит. Я вообще перестала пить, и не жалею. Я не представляю, как часто он так надирается, но не хочу быть пособником этому. И уж точно — виновником.

— А ты хочешь повторить? — не смотрит в мою сторону, а просто лежит на спине и трёт лицо. — С какой целью интересуешься моими планами?

— Потому что мне не все равно. Очевидно же, — хмыкаю и присаживаюсь на диване.

Хорошо, что он пьян и старается на меня не смотреть. И не заметил то, что я не хочу, чтоб он заметил.

Когда я была в Лондоне на съемках, я таки зашла в тату салон. На моем запястье появился небольшой цветок. А под сердцем поселилось нечто очень личное. Расслабленный, роскошный дикий котяра с пышной гривой. Которого сейчас я почему-то хочу спрятать.

Наклоняюсь и подтягиваю полотенце, кутаюсь в него. Мне нужно вернуться в душ. Но сначала я хочу убедиться, что этот напряженный дикий котяра пойдет прямиком к себе. Без бухла.

— Тебе было все равно тогда. И не нужно мне задвигать о каком-то сопереживании.

Артур пытается встать, и я догадываюсь, куда нацелен его путь.

— Мне не было все равно, ты это знаешь. Ты глупец, если думаешь иное.

Я делаю шаг назад к дивану и преграждаю ему путь.

— Я перебью все бутылки, если ты не прекратишь эти поползновения сейчас же, и я не шучу, Артур. Ты видишь, что ты творишь с собой?

— Я не нуждаюсь в исповеди. Ты далеко не святая. И лучше помалкивай!

— Я никогда и не говорила, что святая, — хмыкаю, — напротив. И меня это устраивает. А вот твой запой не устраивает. Рычи сколько угодно, но пить ты будешь только в том случае, если выбросишь меня в дождь. Но мы оба знаем, что ты этого не сделаешь.

— Думаешь, одна ты изменилась за эти долгие девять месяцев… — он хмыкает и ищет штаны, кое как их натягивает. — Иди к себе, я должен побыть наедине с собой.

— Вижу изменения, — хмыкаю. — Появились новые пристрастия. Наедине с собой я тебя оставлю с удовольствием. Наедине с бутылкой нет. Я серьезно.

Разворачиваюсь и ухожу в душ. После него вернусь и проверю, как меня услышали.


В душевой прислоняюсь к стене и обнимаю себя локтями, слушая собственное тело. Которое поет. Получило то, чего было лишено, и радуется. Хорошее чувство, приятное тепло внутри. Несмотря на грубость и неоднозначность произошедшего, я была рада. Пусть болтает что хочет. Язык его тела болтает громче. На руке остался небольшой синяк от того, как сильно его ручищи сжимали меня, как будто боялись, что вырвусь и убегу. Губы просто горят от его жадных поцелуев. И борода — целый пласт новых ощущений и, кажется, новый фетиш. Возбуждает нереально.

Выхожу из душа и кутаюсь в халат. Распускаю волосы, расчесываюсь и покидаю ванную. В коридоре темно, за окнами настырно барабанит дождь. Прямо как в ту ночь…

Я иду на потрескивание поленьев в гостиную. Не знаю, чего хочу, чтоб он все еще был там, или чтоб его там не было. Надеюсь, ему хватит ума пойти спать. Похмелье завтра не будет к нему добрым.


В гостиной никого. Неужели послушал?

Подхожу к дивану, присаживаюсь и смотрю на огонь. Успокаивает. Голову атакуют воспоминания, которые мы сделали в тот раз в этом доме, и мысли. Много мыслей. Правильно ли я сделала, что уехала? И правильно ли было приехать сюда? Возможно, я себе все придумала, и испытание временем разбило все.

Плохо верится в то, что прислушался к моим словам. Сделает же все на зло, вот чувствую.

Стараюсь прислушаться, ни шороха. Иду туда, где его спальня. Осторожно открываю дверь и вижу, что спит посредине кровати в чем мать родила.

Я тоже иду к себе и ложусь спать. Долго не могу уснуть, но в какой-то момент мое тело просто отключилось от реальности…

— Дождь закончился, можешь уезжать.

Я еле открываю глаза и сонно моргаю. Стоит у моей кровати, одет чинно, хоть и помят после вчерашнего.

— Сама вежливость, — хмыкаю, прочистив горло. — Спасибо что сонную не перенес и не затолкал в машину.

Присаживаюсь на кровати и потягиваюсь. Одеяло сползает к коленям. Спала я обнаженной. Но плевать. Он тут мои чувства не щадит, и я его не буду.

Поднимаюсь с кровати и подхожу к креслу, беру халат, кутаюсь в него. И качаю головой:

— Прав был вчера, когда говорил, что изменился. Ты стал жутким хамом.

На меня не смотрит, а идёт к окну, внимательно в нем что-то изучает.

— Не нужно было возвращаться. Тогда бы в твоей голове остался прекрасный образ рыцаря-идиота. Прости, что разрушил твои розовые очки.

— Свои розовые очки я разрушила сама, — пожала плечами, затянув пояс потуже. — И сделала это намеренно. А ты никогда не был рыцарем, и уж точно не был идиотом, уж прости. Ты был моим львом. Им и остался. Только рычишь больше и пристрастился к алкашке.

— Свой путь каждый выбирает самостоятельно. Ты свой выбор сделала. Поздравляю, было приятно вспомнить прошлое, — последнее говорит с долей яда.

— Довольно мерзко таким образом говорить спасибо за секс девушке, не находишь? Как бы не злился. Останься мужчиной.

Я делаю шаг к выходу, а затем торможу.

— Ты не то, чтобы держал меня сильно, или уговаривал остаться, тогда. Это тоже выбор, Артур. Твоим выбором было сунуть голову в песок. Нечего ее теперь из песка высовывать, чтоб меня пинать.

— Нельзя удержать того, кто не хочет по какой-то причине остаться. Расставание пошло тебе на пользу.

Он только сейчас соизволил посмотреть на меня.

— Разница в возрасте и восприятие мира, оно у нас разное. Ты была ещё не там, где был я. Понимаю. Но ты даже не попыталась поверить в меня и мои чувства.

— Ты уверяешь, что нельзя, но даже не попробовал, — жму плечами и смотрю на него. — И ты правильно заметил, была слишком большая пропасть между нами. Если бы я осталась, у нас бы ничего не получилось. И дело не в доверии, то есть не в том, что я не доверяла тебе. Я не доверяла себе. Ты все правильно сказал. Я вела себя как истеричная малолетка. Я боялась, что испорчу не только наши отношения, но и…

Подошла к болезненной теме, которую опасно трогать.

— Я не хотела навредить другим… аспектам твоей жизни.

Если бы я могла знать, как все закончится, я бы подумала дважды.

— Ты должна была просто мне поверить! Именно так строятся настоящие крепкие узы. Извини, но говорить нам больше не о чём. Я смирился с тем что в моей жизни нет места личному счастью. Только дети… а теперь и внуки.

— Странно, ведь я думала, что настоящие крепкие отношения могут построить зрелые люди, которые умеют говорить и слушать друг друга. Я не была такой тогда. Но я такая сейчас. И была не была. Свой выбор я тогда сделала, да, каюсь, грешна. Была наивной и думала, что если дорасту до тебя, мы сможем построить что-то… крепкое, здоровое и сильное друг с другом. И была ни была, хоть ты и не заслуживаешь, скажу. Я люблю тебя. Я любила только тебя. Я не спала ни с кем с того дня, как мы расстались, и до сегодняшней ночи. Я много работала, над собой в том числе. Это все были выборы, которые сделала я. Дальше выбор за тобой. Хочешь быть несчастным и защищаться детьми и внучкой как ширмой, кто я такая, чтоб этому препятствовать. Ты сказал мне в ту ночь: сделаешь шаг из этого дома, в нашу жизнь не вернешься. Я возвращаю тебе твой же наказ. Настаиваешь на моем отъезде, значит ты все решил и это конец. Конец того, что было и что могло бы быть. Не буду мешать принимать решение.

Отвернулась от него и вышла из комнаты. Сердце колотится как у зайца. Я не могу заставить его любить меня. Приятно думать, что он себя обманывает. Но что если нет? И если это я себя обманываю? И время действительно поставило точку в этой истории?

Значит, так тому и быть. Чему быть, того не миновать. Пусть решает, что ему важнее, остаться верным своим обидам или дать себе шанс получить все то, о чем он мечтал.

В ванной снимаю с батареи свою высохшую одежду и переодеваюсь в нее. Выхожу из ванной и иду в гостиную, где швырнула вчера ключи от машины. Дождь действительно закончился. И меня больше ничего в этом доме не держит.

Довольно быстро спускается вниз, полнейший игнор. Но зато я слышу, как опять звенит бокал на кухне.

— Да, через час или два буду, главное без меня все не выпейте, — смеётся как-то неестественно.

Я слышу его смех и усмехаюсь. Что ж, обещание Полине выполнила, хоть раз, хоть фальшиво, да вынудила его рассмеяться. Я беру ключи и выхожу из дома. Он позволил мне сделать выбор и отпустил меня. Я верну ему должок и сделаю тоже самое. Человек должен жить так, как ему комфортно, если я ему не нужна, мне нужно принять это и жить дальше.

Загрузка...