Моя навсегда

Глава 16

Когда влажное дыхание Себастьяна коснулось ее груди, у нее подкосились колени и она почувствовала себя невесомой, как окружавший ее воздух. Затем оказалось, что она лежит на подстилке из травы, не понимая, как и когда очутилась там, и отдается упоительным ощущениям, пронизывающим ее насквозь. Губы Себастьяна сомкнулись вокруг ее напряженного соска, его рука скользнула вверх по ее бедру, сладостный поток захлестнул Иден, и она буквально растаяла от его нежных ласк. Ее податливое тело выгнулось навстречу жадным губам Себастьяна и его нежным пальцам. Себастьян заставил Иден забыть о том, куда она ехала и зачем, забыть обо всем, воспарить, расплавиться… И бороться с этим было так же нереально, как переплыть семь морей.

— Я хочу тебя так, как никогда в жизни не хотел ни одну женщину, — шептал Себастьян, прильнув к ее нежному телу. — Некоторые вещи никогда не меняются, Иден. Я могу лишь на мгновение насытиться тобой, но мое желание вечно. Клянусь, я никогда не утолю свой голод.

Цепочка поцелуев пролегла по шелковой коже Иден. Он мечтал вызвать в ней такое отчаянное желание, чтобы все ее возражения навсегда сгорели в его огне. Сегодня он займется с ней любовью по-новому. И пусть воспоминание об этой ночи под пологом из мерцающих звезд преследует ее, если она окажется в объятиях другого. Иден может убежать на край земли, чтобы спастись от Себастьяна, может заявлять, что избавилась от своей любви к нему, но она не сможет уйти от этих воспоминаний, не забудет его рук и губ, ласкающих ее и пробуждающих к жизни спящую красавицу.

Себастьян накрыл ладонью ее живот и почувствовал, как она затаила дыхание, а ее тело затрепетало в предвкушении продолжения. Себастьяна умиляла се реакция, трогали се робость и бесстрашие. Он так соскучился по ней! Дорожка из поцелуев пролегала все ниже, и внезапно он почувствовал, как она сжалась.

— Уступи мне, ангел, — прошептал он, поглаживая полураскрывшиеся лепестки самого нежного цветка.

— Я не могу…

Но он не слушал. Искры наслаждения рассыпались по всему телу Иден, обжигая и самого Себастьяна. Дрожь желания сотрясала се.

— Себастьян, прошу тебя… — Иден прерывисто вздохнула и попыталась уклониться, но тщетно — уж слишком он жаждал, слишком мечтал об этом моменте.

— Я стараюсь доставить тебе удовольствие, а ты сопротивляешься. — Его хриплый смешок царапнул гладь ночной тишины. — Тебе все еще нужны доказательства, что я не бесчувственное чудовище, каким ты меня представляешь?

Иден не нужны были никакие доказательства — ей било не до того. Она тонула в море обрушившихся на нее со всех сторон ощущений, горячих и опасных, как артиллерийский огонь. Она изо всех сил старалась не лишиться рассудка, но…

— О Боже… — Тихий испуганный возглас сорвался с губ Иден, окружающий мир завертелся, увлекая ее за собой, но Себастьян, подведя ее к самой границе, отступил, оставив одну.

Себастьян кожей, сердцем, всем своим существом чувствовал се восторг и муку, но ему этого было мало. Он хотел довести се почти до самой вершины, а затем вернуть назад с обрывистого края, а потом снова вознести. Погладив ее раскрывшийся бутон и услышав, как она затаилась и даже перестала дышать, он улыбнулся.

— Мне отвести тебя в рай, ангел?

— Нет. Клянусь, этого я не переживу, — с трудом выдавила она.

— Переживешь. — Себастьян все глубже погружал палец в ее влажное тепло, в жидкий огонь и чувствовал, как ее тело откликается.

— Нет, Себастьян, я хочу сказать… — Ее слова превратились в сдавленный крик.

Себастьян не отпускал ее, пока она, всхлипывая, не стала молить избавить ее от ужасной пустоты, которую не могли заполнить его поцелуи и ласки; тогда он снова отправил ее кружиться и умирать безумно-сладостной смертью без него.

— Прекрати, Себастьян! Есть предел…

— Есть? Так перейди этот предел и расскажи мне, что там, — бросил он, продолжая ласкать ее с неземной нежностью. — Ты все еще настаиваешь на браке с другим мужчиной? Ведь мы оба знаем, что ты моя на веки веков!

Честно говоря, Иден не думала, что проживет так долго, особенно если учесть, что она уже трижды была на грани смерти… Все мысли Иден унеслись прочь, и она отдалась на волю налетевшему на нее смерчу. Никуда ей не убежать от воспоминаний об этом, никогда она не позволит ни одному мужчине, кроме Себастьяна, дотронуться до себя. Перед ее мысленным взором всегда будут стоять эти серебряные озера, это красивое смуглое лицо, а на се теле останется отпечаток их нежных и безумных ласк. Ее жизнь станет сплошным обманом, если она свяжет се с другим. Она никогда не полюбит никого, кроме Себастьяна, но и за него никогда не выйдет замуж. Ее удел — жить горько-сладкими воспоминаниями о нем и их безрассудной неповторимой ночи…

Она почувствовала его тяжесть, его губы приникли к ее губам. Внутри ее разлился огонь, и Иден изо всех сил прижала Себастьяна к себе. Он вошел в нее, задыхаясь от нетерпения, мечтая погрузиться в нее так глубоко, чтобы было уже не разобрать, где чье тело. Себастьян боялся причинить ей боль своим неистовством, его тело было так напряжено, что он не мог разжать руки. Он хотел Иден так, как никогда не хотел другой женщины. Очередной порыв страсти поглотил последние остатки сил, и Себастьян со стоном рухнул на Иден, отчаянно стараясь восстановить дыхание. Так и умереть недолго, подумал он. Пару раз у него и в самом деле останавливалось сердце, и было удивительно, что пульс еще продолжал стучать. Чтобы снова обрести силы, ему потребуется немало времени.

Мрак страсти постепенно рассеивался, и Иден стремительно возвращалась к реальности. Неужели у нее нет ни капли стыда? Силы воли? Боже милостивый, что она позволила Себастьяну делать с ней! У нее теперь не осталось от него никаких секретов!

— Отпусти меня, черт возьми! — крикнула она, едва сдерживая рыдания. — Полюбуйся, что ты натворил!

— Иден, я…

— Я сказала… убирайся, — проговорила она сквозь слезы. — Ты все разрушил!

— Что это я, по-твоему, разрушил? — Себастьян откатился в сторону и, пряча улыбку, наблюдал, как Иден с остервенением хватала попадавшиеся ей под руку предметы одежды.

— Все мои шансы найти счастье, вот что! — не глядя на него, выкрикнула она и натянула сорочку.

— Иден, ты излишне все драматизируешь. — Себастьян сгреб с земли свои вещи, а затем поднялся и торопливо оделся.

— Я никогда не драматизирую, это особенность Элизабет, — заявила Иден. — Я спокойна, разумна и рассудительна! — Ее разъяренный голос, по-видимому, долетал и до небес, и если мертвые еще не проснулись, то это вот-вот произойдет. Он еще не слышал, чтобы Иден так кричала.

— Мне ты не кажешься такой уж спокойной и рассудительной, — заметил он, проверяя спрятанное в куртке оружие.

— И тебе это доставляет несказанное удовольствие, не правда ли? — Тяжело дыша, она обернулась к Себастьяну. — Тебе нравится дразнить меня до тех пор, пока я не потеряю терпение. Ты держал меня в плену и, ехидно посмеиваясь, притворялся сторонником тори. Получал сообщения и с той и с другой стороны, ты для собственного развлечения расшифровывал донесения. Мой отец и другие американские офицеры поют тебе хвалу, но я тебе не доверяю. Тебе одинаково легко и солгать, и сказать правду, — и я не могу отличить одно от другого!

— А честность и преданность для тебя неразделимы, верно?

— Они основа всего, — подтвердила Иден, — ибо я точно знаю, к чему приводит обман… — Она резко оборвала фразу.

— Ты боишься стать похожей на свою мать, которая изменяла твоему отцу? Правда, Иден?

— Я не хочу пережить такой ад ни с тобой, ни с кем другим. — Чувства, которые она таила глубоко в себе, вырвались наружу вместе с рыданиями.

— И ты годами наказывала себя за то, что произошло семнадцать лет назад, — тихо продолжил Себастьян, предлагая Иден наконец выговориться. — Отсюда твоя безграничная щедрость и великодушие, верно? Ты таким образом искупаешь свои грехи. Но почему ты так уверена, что несешь за все ответственность? Быть может…

Хруст веток заставил Себастьяна резко обернуться. Словно демон, восставший из ада, перед ним возникла темная фигура и в грудь ему нацелилось дуло мушкета.

— Продажная шкура! — зарычал Джерард Локвуд. — Ты продал нас проклятым мятежникам! Мы посылали донесения, а ты передавал их «Сынам свободы»! Из-за твоей измены англичанам пришлось отступить в этот чертов Йорктаун, а мне теперь никогда не повыситься в чине и не разбогатеть. Ты стал проклятием моей жизни, я намерен раз и навсегда разделаться с тобой!

Иден никогда не видела Джерарда Локвуда без маски, но она узнала его грубый голос и внушительную фигуру. Одного вида этого варвара было достаточно, чтобы оживить пережитое, и когда негодяй с усмешкой взглянул на нее. Иден инстинктивно придвинулась к Себастьяну.

Он успокаивающе обнял ее за дрожащие плечи, понимая ее страх. Нужно было что-то делать, не медля ни мгновения, в противном случае Иден может стать невинной жертвой их с Локвудом вражды.

— Локвуд, ты и я…

— Брось потчевать меня своей замысловатой ложью, Сейбер, — с ненавистью гаркнул тори. — Ты в этой войне думал лишь о собственном кармане. Я же по твоей милости две недели гнил в тюрьме, и у меня еще остались синяки и ссадины на память о той ночи, когда ты зверски избил меня, чтобы оставить для себя эту крошку. — Джерард угрожающе шагнул вперед. — Тебе больше не придется лгать. Истекая кровью, ты будешь любоваться, как я займусь с этой шлюхой тем, чем собирался заняться в ту ночь. На этот раз ты не помешаешь мне, и тебе останется только слушать ее мольбы о пощаде.

— Если тебе нужны деньги… — Себастьян попытался откупиться, но Локвуд жаждал мести.

— Заткнись, Сейбер. Очень скоро я получу столько денег, сколько захочу. Готов поспорить, что Пембрук заплатит выкуп за свою дочь даже после того, как я в свое удовольствие попользуюсь ею.

Похоже, уговоры бессмысленны. Но что бы ни произошло между ними, Иден ни в коем случае не должна пострадать. Чего бы это ни стоило, он спасет ее! Себастьян чувствовал, как кремневый пистолет тяжело давит ему на бедро — к сожалению, на то бедро, к которому прижалась Иден. Если они выживут, он всегда будет держать Иден с левой стороны, чтобы в любой момент можно было выхватить пистолет, дал себе зарок Себастьян. Хотя вряд ли ему доведется выполнить обещание: Джерард был настроен идти до конца.

Неужели Себастьяна сейчас застрелят?! Она велела себе не раскисать, а попробовать помешать негодяю. Она боится это безжалостное животное, но у нее есть дар внушения, и с Божьей помощью пора его применить.

— Мистер Локвуд, я понимаю, как вы расстроены. Вы имеете на это полное право. Но задумайтесь над последствиями того, что собираетесь совершить…

— Молчать! — рявкнул на нес Локвуд.

Но как она могла молчать, когда на карту была поставлена жизнь Себастьяна, да и ее тоже?

— Вся округа полна повстанцами, и если я подниму шум, они набросятся на вас, — продолжала убеждать его Иден, стараясь, чтобы ее голос не дрожал, и, как ни странно, он оставался твердым и звучал убедительно. — Убийство Сейбера только навлечет на вас гнев его союзников. Пощадите его, и я без сопротивления пойду с вами. Вы получите за меня выкуп, отец заплатит за мое освобождение.

— Сейчас меня это не волнует, — фыркнул Джерард, переведя взгляд на Себастьяна. — Я намерен, не сходя с места, с ним рассчитаться.

— Что это за месть, если на звук мушкетного выстрела сбежится целый полк вооруженных до зубов солдат? — сходя с ума, продолжала Иден уговоры.

Себастьян понимал, что Иден не удастся разубедить Локвуда, даже если она будет говорить до посинения. Она переборола свой страх и пыталась спасти ему жизнь, принося себя в жертву; она кинулась защищать Себастьяна, хотя сама только что хотела бежать от него как можно дальше. Эта женщина была мученицей, ставившей на первое место интересы и нужды других. Себастьян мог бы назвать немало мужчин, которые ради спасения собственной шкуры готовы были предать и сдаться, но только не Иден.

— Прислушайтесь к голосу разума, мистер Локвуд, — урезонивала она бандита, — вы же сами подпишете свой смертный приговор. Вы…

Себастьян дождался, пока Иден завладела вниманием Джерарда, и резко оттолкнул ее в сторону, надеясь вызвать на себя огонь и спасти жизнь Иден. Только бы она бежала без оглядки.

— Ах ты, подонок! — прорычал Локвуд и выстрелил.

Стиснув зубы, чтобы преодолеть жгучую боль, разрывавшую плечо и огнем растекавшуюся вниз, по раненой руке, Себастьян выхватил пистолет и спустил курок. Он промазал — пуля попала Локвуду в руку, а не в его черное сердце. Себастьян сделал несколько нетвердых шагов, но земля под ним покачнулась, и глаза его затуманились. Крик Иден слился с бешеным воплем Джерарда, но голоса долетали до Себастьяна как будто сквозь вату.

— Беги, Иден! — выдохнул он. — Беги…

Иден оцепенела от ужаса. Она повидала много серьезных ранений и знала, что означают все увеличивающиеся красные пятна на куртке Себастьяна. С каждой секундой он терял огромное количество крови. В этот момент Иден ^окончательно поняла, что любит этого человека всей душой и всем сердцем. Вопреки обману, гордости, уязвленной его предательством, — вопреки всему она любила этого человека, который старался спасти ее жизнь, пожертвовав собой. Она не оставит его одного умирать, она не позволит этому случиться! Иден осторожно приблизилась к нему и замерла, когда над ней нависла зловещая тень Локвуда. Этот подлый убийца не удовлетворился тем, что ранил Себастьяна: он перезаряжал мушкет, чтобы прикончить своего врага.

— Нет! — Вскочив, она бросилась на Локвуда с яростью, таившейся в ней семнадцать долгих лет. От толчка рука Локвуда дрогнула, и пуля, уйдя в сторону, угодила в траву возле плеча Себастьяна.

— Надоедливая тварь! — выругался тори и ударил ее прикладом.

Белый свет померк, она покачнулась, шагнула вперед и, споткнувшись, упала ничком на распростертое тело Себастьяна. Ее грудь приникла к его ране, а щека — к его побледневшей щеке.

Шипя от злости, Локвуд засыпал порох в ствол мушкета. Он твердо решил довести до конца свою месть и отправить ненавистного лорда прямо в ад, а затем свести счеты с Иден Пембрук. Он нагнулся, чтобы оттащить в сторону ее обмякшее тело, но услышал приближающийся стук копыт. Он оглянулся: между деревьев мелькнул свет фонаря. Количество огней все увеличивалось, еще один, и еще, и еще… Судя по шуму, на поиски Иден отправилась целая армия. Локвуд уже не успевал всадить пулю в лоб Сейберу и уволочь с собой «святую» — тогда он не успеет перезарядить мушкет и останется безоружным. Злобно выругавшись, Джерард прижал к себе раненую руку, кое-как спустился в темноте с откоса к ручью и спрятался в кустарнике.

— О мой Бог! — во весь голос взвыла Бет, увидев безжизненное тело сестры, лежавшее на неподвижном Себастьяне.

С замирающим от страха сердцем Элизабет спешилась и подошла к Иден. Схватив сестру за плечи, Бет перевернула ее на спину и, увидев, что одежда Иден насквозь пропитана кровью, снова закричала. Спрыгнув с лошади, Питер присел на корточки рядом с истерически рыдавшей женой и постарался справиться с отчаянием.

Кольцо огней окружило Иден и Себастьяна, и это окружение на бешеной скорости прорвал Талли Рандолф. Возвращаясь из лагеря генерала Вашингтона, он тоже услышал выстрелы и душе раздирающий крик. Увидев в свете фонаря страшную рану Себастьяна и окровавленную Иден, Талли на мгновение замер, затем одним махом соскочил с коня и, расталкивая всех, кинулся к Сейберу.

— Их нужно отнести в дом. Приготовьте постели, побольше горячей воды и бинтов. Вызовите доктора Кертиса из лагеря Лафайетта, — приказал он парализованным ужасом слугам. — Пошевеливайтесь! Нельзя терять ни секунды!

После того как слуги разлетелись, словно вспугнутые перепела, Талли склонился над Себастьяном и, взяв его на руки, как дитя, понес к лошади. Увидев, что Рандолф согнулся под тяжестью Себастьяна, Питер пришел ему на помощь. Взгромоздив раненого к себе па лошадь, Талли печально смотрел на мертвенно-белое в лунном свете лицо. А ведь еще совсем недавно он был полон сил, вел рискованную игру со смертью… А этот бедный, слишком много выстрадавший ангел? Талли перевел взгляд на Иден, лежавшую на руках у Питера.

Элизабет держала безжизненную руку сестры и не могла унять лившихся ручьем слез. Несправедливо, если Иден, такая добрая и отзывчивая, погибнет столь молодой, она не причинила вреда ни единому живому существу, была для всех олицетворением щедрости и благородства. К моменту, когда мрачная процессия достигла дома, Бет удалось собраться и взять на себя командование — как сделала бы Иден на ее месте.

— Положите их в нашу постель, — распорядилась Элизабет.

— Вместе, на одну кровать? — Питер с сомнением взглянул на жену. — Не думаю, что это прилично.

— К черту приличия, — отмахнулась Бет. — Их жизни ценнее, чем репутации. Я должна круглосуточно их наблюдать.

Бережно положив Себастьяна на кровать, Талли стащил с него испачканные куртку и рубашку.

— Боже милостивый, — нахмурившись, прошептал он при виде рваной раны на его груди.

Бет, не подумав, тоже устремила взгляд на рану и тут же побледнела и пошатнулась. Нет, сказала она себе, она не потеряет сознания, она не имеет права сейчас падать в обморок!

— О Господи! — простонала Мэгги, появившаяся в дверях с ведром воды и бинтами, и дрогнувшей рукой расплескала воду на бельгийский ковер.

Веки с густыми ресницами дрогнули, и Себастьян приоткрыл серебристо-серые глаза.

— Отдыхайте, ваша светлость. Я позабочусь о вас, не сомневайтесь.

— Где Иден? — едва слышным шепотом спросил Себастьян.

— Рядом с вами, там, где ей положено быть.

Глаза снова закрылись. Словно собираясь с силами, чтобы еще что-то сказать, он сделал глотательное движение.

— Позови священника…

— Вы хотите прямо сейчас пригласить сюда пастора, ваша светлость? — вздрогнув, переспросил Талли.

— Да… сейчас…

Он снова провалился в забытье, а Талли, забрав из дрожащих рук Мэгги воду и бинты, распорядился, чтобы она послала кого-нибудь в лагерь Лафайетта за пастором.

— Он зовет священника? — Глаза Мэгги округлились от ужаса. — О Боже, Боже милостивый!

Экономка так и застыла на месте, и Талли пришлось повернуть ее к двери. Затем он намочил тряпку и принялся промывать рану. Пока Талли ухаживал за своим другом, Бет, не отрываясь, смотрела на бледное лицо сестры и дрожащей рукой ощупывала шишку размером с гусиное яйцо на ее голове. Какой потерявший человеческий облик негодяй мог наброситься на Иден? Не верилось, что кто-то мог причинить ей вред. Но кто бы это ни был, он заслуживал, чтобы его отравили, застрелили, закололи и повесили!

— Где больные?

— Здесь, — откликнулась Бет на доносившийся из холла голос доктора Кертиса. — Я знаю, у вас был тяжелый день, вы провели его на передовой, — виновато улыбнулась она, — но, боюсь, впереди у вас еще много работы. — Она жестом указала на кровать.

Усталые глаза доктора широко раскрылись при виде Себастьяна и Иден, и, решительно отодвинув всех с дороги, он направился к ним.

Питер и Талли неохотно покинули бывший танцевальный зал. Бет ни за что не хотела оставлять сестру, боясь, что, возможно, последний раз видит ее живой, но доктор Кертис выпроводил и ее. Не переставая плакать, Элизабет позволила мужу отвести себя в гостиную и взяла налитый им бокал бренди. Выпив, она тут же потребовала еще, но после третьей порции Питер воспротивился.

— По-моему, достаточно, — заявил он.

— Я еще все соображаю. — Бет взглянула на мужа стеклянными глазами. — Мне нужно забыться.

Когда Питер в нерешительности взглянул на бокал, вмешался Талли:

— Дайте ей, сколько она захочет. Бывают случаи, когда не думать и не чувствовать — это счастье. Пожалуй, мне и самому не помешает пара глотков этого снадобья, — признался он и, после того как Питер наполнил бокал Бет, схватил бутылку и осушил ее до дна.

— Черт побери, я не хочу оставаться среди вас единственным трезвым, особенно если дела пойдут плохо, — заявил Питер и отправился в погреб за добавкой.