Муж

Глава 21. Родители

Я родила пятнадцатого января — молниеносные роды.

Алекс был крепко удивлён тем, насколько быстро и легко я это сотворила. Впечатлённый, он заявил:

— Я всегда думал, что дети рождаются в муках!

— Ты даже не представляешь, как мне было больно! Каждые последующие роды быстрее и больнее, чтоб ты знал!

Он только улыбался и целовал меня. Что ещё он мог бы ответить? Мой муж был счастлив, и счастливее его в тот момент не было человека на Земле.

Тот миг, когда он впервые взял на руки своего новорожденного ребёнка, запечатлелся навсегда в моей памяти: у Алекса было такое лицо, будто на него снизошла небесная благодать. Никогда в жизни я ещё не видела, чтобы мужчины настолько сильно хотели детей и так боготворили их, и уже предвкушала, как он будет баловать свою родную дочь Лурдес, и как мы будем с ним из-за этого спорить.

А потом случилось нечто невообразимое — первое кормление. Невообразимое не для меня — для Алекса. Увидев, как я прикладываю дочь к груди, он буквально обомлел:

— Что ты делаешь?

— Собираюсь накормить ребёнка.

— Я думал, сейчас это делают только при помощи бутылок…

— Ты заблуждался. Из бутылок едят те дети, у чьих матерей нет молока.

— А у тебя есть?

— Конечно. И предостаточно.

Алекс смотрит на меня с искренним удивлением и недоверием, но в этот момент мне не до него — я налаживаю кормление не без переживаний, конечно, хоть и не в первый раз. И вот Лурдес, родившаяся совершено здоровой, крупной и от того неистово голодной, уже жадно сосёт, издавая чмокающие звуки.

Успокоившись, что процесс пошёл, я, наконец, вспоминаю о муже и… такого выражения лица я ещё у него не видела! Он потрясён и безмерно восхищён только что сделанным открытием: женская грудь предназначена вовсе не для мужских услад, а для вскармливания их чад!

С горящими глазами Алекс максимально приближается, буквально засунув своё лицо между мной и мордашкой Лурдес, и смотрит, смотрит долго и не отрываясь. Когда поднимает на меня глаза, я вижу в них восторг и сияние:

— Это самое красивое, что мне довелось видеть в жизни! — шепчет, буквально захлёбываясь эмоциями.

Ane Brun — Oh Love

С этого момента у него появилось ОСОБОЕ отношение к моей груди: он смотрел на неё иначе — с трепетом, он ласкал её иначе, когда мы занимались любовью — с большей нежностью, хотя её и до этого было хоть отбавляй. У меня даже появилось чувство, будто я ношу за пазухой нечто вроде церковного алтаря: ни одно кормление Лурдес не обходилось без прихожан, если только «папочка» был дома, конечно. Ему не надоело наблюдать за этим до самого конца — пока Лурдес не исполнился год, и я не отлучила её от груди, чему мой муж очень противился, доказывая, что кормление до двух лет рекомендовано ВОЗ, и что я лишаю Лурдес многих и многих природных бонусов. Однако я была непоколебима: все мои дети едят меня до года, и точка. Лурдес не исключение.

Жизнь шла своим чередом, неумолимо катила и катила свое колесо. Мы проживали наши нелёгкие будни родителей, в чьём гнезде появился новорожденный. Дочь была плаксивой, плохо спала и не покидала наших рук. Алекс ночи напролёт убаюкивал её на крытой террасе, а утром, почти не поспав, уезжал в офис. Моё дежурство приходилось на дневное время, и у меня, в отличие от него, была Эстела, всегда готовая подменить, дать передышку.

Шесть месяцев спустя всё-таки пришло долгожданное облегчение, и я, не без злорадства, спросила у мужа:

— Ну как, вкусил ты от этого «пирога счастья» под названием «Дети»?

Но Алекс, ни на мгновение не задумываясь, как всегда со своей лучезарной улыбкой ответил:

— Вкусил. Но не наелся!

Хитрец, подумала я. Мне очень хотелось строго отрезать, что я больше не хочу детей, хватит с меня, и нет больше моих сил, но подумала, что, пожалуй, надо быть поумнее.

Потом Лурдес заболела — мы умудрились летом простудить её, и я впервые увидела, как Алекс сходит с ума не по мне. Я всерьёз больше переживала за него, чем за дочь, объясняя:

— Это обязательная партия любой детской оперы, и таких будет ещё ого-го сколько! Не стоит так переживать — всё обойдётся, дети болеют и выздоравливают в основном… ну почти всегда.

А Алекс ответил:

— Я не знал, что это ТАК больно!

Вспомнив про онкобольных детей, о которых рассказывала Мария, я подумала, что он всё-таки знал. И уверенно решила больше ему не рожать. Глава 22. Николь

Ane Brun — Don't Leave

У меня есть двоюродная сестра Николь — личность по всем параметрам незаурядная, но, к сожалению, не слившаяся со мной в экстазе взаимопонимания. Невзирая на это, в детстве мы часто были вынуждены жить вместе, поскольку отцовский брат каждое лето привозил своих детей в солнечную Молдавию отогревать детские косточки после лютых новосибирских морозов и ветров. Женя старше меня на два года, Николь младше.

С самого начала отношения с ними не задались: Женя был полным придурком и вечно доставал меня просьбой показать… то самое место, пока однажды я не пообещала ему, что покажу, но только после него. Этот идиот согласился, а я дёрнула его за «то самое место» со всей дури и с громким смехом сбежала. Потом долго мыла руки и гордилась собой. С того момента у нас с двоюродным братцем началась открытая конфронтация: мы ссорились, подначивали друг друга и оскорбляли, дрались каждый день, из-за чего мать Жени и Николь, которая отдыхала «на юге» в деревне вместе со своими детьми, буквально сживала меня со свету. Если бы не бабушка, она бы, наверное, и съела меня совсем. Моей старшей сестре Кире повезло больше — она влюбилась в мальчика и встречалась с ним, что официально давало ей право проводить лето в городе, меня же безжалостно отправляли «на воздух и фрукты». В общем, каждое лето я проводила в осином гнезде и выживала, как могла. Закалила характер и нарастила мышечную массу настолько, что смогла однажды даже дать отпор Жене, который попытался меня изнасиловать в пятнадцать лет, но вместо сомнительного удовольствия получил яростный удар в пах, да такой, что у него в глазах потемнело. С того момента он перестал меня замечать, сосредоточившись на деревенских девчонках, а потом годы спустя, будучи уже взрослым и женатым, на свадьбе Киры извинился «за тот случай» и признался, что был влюблён.

Так вот, при всём этом, нисколько не преувеличивая, и с полнейшей уверенностью я могу сказать, что Николь хуже своего братца раз в сто. Эта хитрющая лиса никогда и ничего не делала напролом, преследуя свои интересы, умела манипулировать не только детьми, но и взрослыми, доводя меня этим до бешенства. С ней мы тоже были в контрах, но на уровне гораздо более изощрённом, нежели с Женей, и я всегда проигрывала, хоть и была старше на целых два года.

Я и сейчас не перестаю удивляться тому, сколько женской хитрости и вероломства было напрятано в маленькой белобрысой головке Николь. Её природная способность добиваться своего любой ценой, помноженная на бережно взращенный родителями эгоизм «младшей сестрёнки», давала порой сногсшибательные результаты. Выучившись в Новосибирске на актрису, Николь стала звездой местного масштаба и почти сразу женой миллионера, державшего разнообразный бизнес во всём регионе, купалась в деньгах, как вареник в масле, и тешила гордость честолюбивых родителей.

Однако Николь имеет не только характер, но и запросы: ей не нужен мужчина с деньгами, ей нужен любимый мужчина с деньгами. Поэтому она, недолго думая, покинула своего миллионера, отнюдь не престарелого, а достаточно импозантного, спортивного и подтянутого мужчину, старше её на двадцать лет и имевшего до Николь семью с тремя сыновьями. Ушла она не с пустыми руками, а с прекрасной квартирой и миллионами, о количестве коих меня в известность не ставили.

Ну и, как водится, будучи женой миллионера, Николь о нас с Кирой и не вспоминала, детство осталось в прошлом, а во взрослой жизни общаться у нас не было ни времени, ни желания, ни поводов.

До тех пор, пока женой миллионера не стала я.

А я стала женой красивого миллионера, молодого, сексуального, сверкавшего тёмными глазами и зовущей улыбкой со страниц журналов, переводы коих можно было легко найти и в киосках Новосибирска. Кроме того, её миллионер был в рублёвом эквиваленте, а мой — в долларовом.

Поэтому, обнаружив давно забытую кузину на фото в рубрике «Светские сплетни», Николь вначале не поверила своим глазам, а затем, подумав, запустила поиск в интернете, где и отыскала ещё десятки подобных фотографий: и на них мы с Алексом просто стоим, держась за руки, целуемся, загораем на яхте в обнимку, сидим, прижавшись друг к другу на мягком диване элитной вечеринки, и так далее и тому подобное.

Николь позвонила мне в три часа ночи по причине разницы во времени — забота о комфорте других людей никогда не входила в число её добродетелей. Сестра не спросила разрешения приехать в гости, она поставила в известность о том, когда её следует встретить в аэропорту.

Встречать Николь отправился Стэнтон, водитель Алекса, который вместо номинальной своей обязанности шофёра выполнял у нас в основном работу мальчика на побегушках, потому что Алекс любил и водил сам. Держал он Стэнтона исключительно на случай тех вечеринок не у нас дома, где Алексу необходимо будет пить спиртное, чего он практически никогда не делал, а Стэнтон практически никогда не работал.

Ane Brun — Daring To Love

Приезд Николь был тем самым днём, когда Стэнтону пришлось поработать. Доставив кузину в целости и невредимости, он сообщил мне, что если бы женой босса была «эта девица», он уволился бы в первый же день.

Ну что сказать… Николь оказалась красавицей: маленький нос, вздёрнутые кверху изящные брови, светлые пшеничного оттенка волосы, длинные и всегда аккуратно уложенные, тонкая талия и… шикарная грудь. Не грудь, а мечта. И глаза у неё просто сказочные — небесные.

У меня сразу же испортилось настроение — это не сестра двоюродная приехала погостить, это Господь Бог послал мне очередное испытание.

Начать Николь решила с роли ангела: навезла подарков мне и детям, но больше всего, почему-то, Алексу, один из которых — шарф — связала собственными руками (в чём я не уверена). Николь была милой, без всякой неловкости обнимала и целовала меня (человека, которого не видела лет, эдак, десять), признавалась в любви и сожалениях о том, что «мы не ладили в детстве, а зря, ведь жизнь злая штука, кроме как близким, родным людям доверять больше никому нельзя…».

Когда вечером Алекс появился дома, даже у разбалованной жизнью Николь пропал дар речи. Увидев его, снимающего обувь в холле (так как Лурдес начала ползать, мы решили по-мещански разуваться и ходить в доме без обуви), она в буквальном смысле застыла в немом оцепенении. В ту же секунду я поняла: испытание будет серьёзным. Судя по взгляду Алекса, неохотно приобнявшего бросившуюся ему навстречу родственницу, он тоже это понял.

А Николь, следуя постулатам дедушки Карнеги, тут же выплеснула сладкую правду:

— А-а-алекс! В жизни ты ещё красивее, чем на фото! — и горячей сибирской улыбкой завернула его в карамель.

Вымучив ей в ответ тоже некое подобие улыбки, он едва дотянулся до меня, чтобы, как обычно, при встрече поцеловать, и удалился переодеваться.

В следующий раз Николь удалось полюбоваться моим мужем только за ужином, который он быстро съел и сразу ушёл играть с детьми. Николь тут же объявила, что «обожает детвору», и так как Бог не дал ей своей, она с удовольствием удовлетворит материнский инстинкт, наслаждаясь моими отпрысками.

Сопротивляться напору Николь себе дороже — этот урок я вынесла ещё в детстве. Гораздо эффективнее молча следить за её движением и в нужный момент корректировать траекторию.

Алекс вылетел из детской, как ошпаренный, прибился ко мне и не отходил весь вечер, а перед сном, уже в нашей спальне, мягко поинтересовался, долго ли будет гостить моя родственница. Я ответила, что не знаю, и не стала обижаться на не совсем корректный вопрос, поскольку мою родную сестру Киру с мужем и детьми Алекс встречал совсем иначе: тепло и с радостью. Ему особенно нравилось, что вместе с Кирой в наш дом приехало сразу трое детей, ведь для Алекса семья чем больше, тем лучше. Он настолько был рад их приезду, что даже позволил себе несколько внеплановых выходных, чтобы иметь возможность показать красоты северного штата моей сестре, которую он бесконечно уважал и считал себя многим ей обязанным (ведь это именно она ворчала, но надёжно прикрывала меня долгие два года, пока мы встречались с ним за спиной у Артёма).

Anne Brune Always On My Mind

Утро субботы началось у Алекса, как обычно, с пробежки, продолжилось в тренажёрном зале с инструктором, который приезжал к нам в то время к семи утра по субботам и воскресеньям, а закончилось душем и ванильным сексом со мной, соизволившей проснуться в девятом часу. Тем утром у Алекса было особенно романтичное настроение: мы вместе приняли ароматную ванну с лепестками роз, приготовленную им же, пили в постели кофе с шоколадными круассанами, он сделал мне эротический массаж, после чего мы медленно плавились в горячности и нежности друг друга на белых простынях, усыпанных опять же алыми лепестками.

Очнувшись от собственного стона, когда муж, изнеживший моё тело до предела, соизволил, наконец, перейти к основной части и, зарывшись лицом в моей шее, начал своё медленное растапливающее движение, я увидела, что дверь в нашу спальню тихонько закрылась. За нами подглядывали, и это не могли быть старшие дети, потому что в это время их уже не бывает в доме — они вместе с Эстелой уехали в субботние кружки и секции. Лурдес мирно спала в своей кроватке, и только один человек, кроме нас, был в это время в доме — двоюродная сестра Николь.

Я была благодарна Богу за то, что Алекс не увидел её вторжения, иначе бури было бы не избежать — он очень трепетно относился к нашему с ним личному пространству, а особенно бережно к интимной жизни. Мы занимались любовью ещё долго, но я уже была не в состоянии получить то удовольствие, к которому всё утро готовил меня муж — из головы не шла подсматривавшая за нами Николь. Однако не осчастливить старательного мужа своей отзывчивостью я не могла, поэтому пришлось собраться и сделать это.

Lisa Ekdahl & Ane Brun — "When"

Успокоившись, красивый и довольный Алекс, совершенно взмокший, с прилипшими ко лбу и вискам волосами, но улыбающийся широко и счастливо промурлыкал, изображая маленького человечка, шагающего по моему животу:

— Я добрая фея, и я принесла лучшей в мире девочке подарок!

— Что ещё за подарок? Само это утро уже подарок! — отвечаю поцелуем в малиновые от бесконечного целования губы.

— А какой у нас сегодня день? — щурится.

— День? — напрягаюсь, — июль… в июле никто, вроде бы, не родился…

— А если подумать?

Я скриплю размякшими после секса мозгами, но безуспешно:

— Сдаюсь. Честное слово, не знаю, что за дата!

Алекс смеётся и целует мой пупок, а я, мучаясь от стыда, каюсь:

— Ладно уже, я признаю: позор на мои седые власы, открывай уже, что за повод?

— Мы познакомились с тобой сегодня, ровно девять лет назад!

Всю меня, всю нашу кровать, да что там, всю огромную космическую спальню заливает счастливейшей улыбкой мужа, и на мой живот опускается немаленькая красная коробочка из кожи. Я беру её в руки и обнаруживаю невообразимо красивый, но при этом изящный комплект из жёлтого итальянского золота: серьги, кольцо и ожерелье. У Алекса довольно изысканный вкус — такую красоту сама я вряд ли смогла бы найти, на это способен только он.

От шока и удивления его памятью и заботой я даже закрываю лицо руками.

— Не нравится? — спрашивает, сдвинув брови «домиком».

— Нравится, и даже очень…Просто это неожиданно! И… у меня нет для тебя подарка!

— Ты подарила мне неизмеримо больше, и знаешь это не хуже меня!

Он снова улыбается, пока я разглядываю содержимое коробки, затем оборачивает вокруг моей талии руки и, на случай, если вдруг «я не знаю», тихо объясняет:

— Целых три подарка: два самые важные — один в кроватке вон машет уже ногами, второй, сладкий и горячий, сейчас лежит в моих руках, и я каждое утро нахожу его рядом — и в этом главная его ценность. Ну и… моя жизнь — последние два года подарены тобой. Скажи, разве я смогу когда-нибудь дать тебе что-нибудь равноценное?

— Ты рядом — это главное. Но знаешь, и впрямь, быть твоей женой, это нечто…

И мы снова долго целуемся, пока вопящая и требующая внимания дочь не заставляет оторваться друг от друга.

The Cinematic Orchestra — Ft. GregCookeMusic — To Build A Home Remix

Понаблюдав немного за завтракающей Лурдес, Алекс одевается в мягкие штаны и чёрную футболку и направляется на кухню готовить завтрак для нас двоих. Лурдес неожиданно для этого времени засыпает под грудью, и я, счастливая получить ещё время наедине с мужем, перекладываю её в кроватку и поскорее лечу под его любящее крыло.

Уже на лестнице слышу обрывки разговора, и фраза «…не просто красивый, а настолько, что аж живот сводит!» заставляет меня остановиться, как вкопанную.

— Спасибо, ты тоже ничего, — слышу ответ Алекса. — Я варю кофе себе и Лере, ты будешь?

— Вообще-то, я уже выпила чашечку… но разве можно отказываться от кофе, сделанного руками такого мужчины!

Боже, думаю, меня сейчас вырвет от этой патоки.

— Такой молодой, и уже такой успешный… Знаешь, что самое сексуальное в мужчине?

— Надёжность?

— Ум!

— Жаль тебя разочаровывать, но моей заслуги в том, что ты считаешь успехом, нет.

— Разве? Те статьи, которые я о тебе читала, говорят об обратном!

— Не стоит читать обо мне, а тем более верить прессе.

— Успешный, красивый, скромный… ты нравишься мне всё больше и больше! — поёт сирена Николь. — И всё-таки, как тебе удалось стать одним из самых богатых людей в мире?

— Ну, во-первых, это большое преувеличение и неправда. А во-вторых, моей заслуги действительно в этом нет, потому что я не начинал с нуля. У меня были деньги с рождения, возможность получить любое образование и заниматься тем делом, которое по душе — это доступно очень ограниченному количеству людей. Единственное, что я сделал правильно — это использовал свои ресурсы разумно.

— Ресурсы есть у многих, например, у меня, — в голосе Николь появляется серьёзность и деловитость, — я очень обеспеченная женщина, но у меня нет понимания, как использовать свой капитал правильно. Может, подскажешь?

— Хочешь нанять меня своим брокером? — интересуется Алекс с иронией.

— Хочу получить совет от преуспевающего мужчины, чем заняться, чтобы стать жуткой миллиардершей вроде тебя! — игриво поёт Николь.

— Занимайся любимым делом, отдавай себя целиком, инвестируй в развитие и результат не заставит себя ждать. Омлет будешь?

— Ты и готовить умеешь?

— Немного. Я не всегда был миллиардером.

— Лерка совсем обнаглела, раз гонит тебя на кухню! Женщина создана для того, чтобы готовить мужчине, а не наоборот.

— Какая разница, кто кому готовит? Кто свободен, тот и идёт на кухню, разве не так?

— Это в вашем эмансипированном обществе, возможно, так, а в нашем, восточном, женщина обязана ухаживать за мужчиной всегда, даже когда он без работы сидит. Ну а если он, подобно тебе, за минуты зарабатывает миллионы, с него вообще нужно пылинки сдувать и баловать!

— Ну, насчёт миллионов ты сильно преувеличиваешь…

— Не важно! Будь у меня такой муж, по утрам его будил бы фантастический секс, чтобы на работе он был самым собранным и самым успешным. Поверь, твоим партнёрам очень хорошо видно, львица у тебя в постели или курица. А после секса мой муж получал бы душ с массажем и кофе в постель. Иначе для чего я нужна была бы красивому, умному и богатому?

Я прикрываю глаза рукой, потому что у меня, кажется, начинается мигрень. У Алекса тоже меняется интонация, он явно раздражён:

— Ну это только он — твой красивый и богатый — знает, зачем ты ему была бы нужна. Так что поинтересуйся у него.

— Не могу, единственный, кто мне нужен, уже занят.

— Знаешь, я придерживаюсь мнения, что каждому человеку предопределена единственная пара. Бывает так, что люди совершают ошибочный выбор… в спешке или по другим причинам, потом проживают свою жизнь вяло, серо, тускло, потому что несчастливо. Настоящее счастье возможно только с тем, кого по-настоящему любишь — глубоко, искренне, в беде и в радости, и только тогда вам не скучно молчать вместе. И чем дальше от тебя этот человек, тем тебе больнее, а смысл всех твоих успехов и достижений теряется, если его нет рядом. Если тот, кого ты выбрала — «тот самый» — не останавливайся и борись до конца, иначе вы оба будете всю жизнь несчастны.

— А если он думает, что уже сделал свой выбор, и это не я?

— Такого не может быть: если ты выбрала его, то и он должен выбрать тебя. Даже если он ничего тебе не говорит, молчит или отказывается от тебя, ты всё увидишь в его глазах. Предавать свои чувства — преступление. Если хотя бы у одного из вас хватит смелости и духа идти до конца — вы будете вместе.

— А если я скажу тебе, что этот человек — ты?

Пауза, и моё сердце замирает. Наконец, Алекс с иронией в интонации отвечает:

— Я думал, ты серьёзно рассуждаешь, и говорил с тобой открыто, потому что эта тема для меня очень важна. Но ты, оказывается, играешь. Чтобы не было недоразумений, предупреждаю сразу: я давно ушёл с рынка, а потому недоступен, ни для тебя, ни для кого-то ещё. И доступен никогда не буду — не теряй напрасно времени. И хочешь совет? Не гоняйся за деньгами и красотой, счастье не в них. Ищи того, с кем твоя душа будет петь, ищи сердцем, а не разумом. В твоём индивидуальном случае разум вообще лучше отключить…

Вхожу на кухню, не желая продолжения их разговора:

— Чей разум лучше отключить? — прячу улыбкой своё упавшее настроение.

Алекс сразу идёт ко мне, целует в висок, обнимая за талию, и отвечает:

— Мы с твоей сестрой рассуждали о сложности самого главного в жизни выбора. Я ей посоветовал выбирать сердцем, а не умом. Что ты думаешь по этому поводу? У тебя ведь есть уже опыт? Не так ли? — последние две фразы он произносит шёпотом мне прямо в ухо, чтобы расслышать могла только я.

— Я думаю, Алекс, что судить о правильности совершённых выборов можно только лёжа на смертном одре. Только в конце жизни, имея перед глазами весь свой путь со всеми его хитросплетениями, следствиями и сюрпризами, можно сделать единственно справедливые выводы о том, что было правильным, а что нет.

— Ты моя мудрая девочка! — хвалит меня. — Как всегда, отвечаешь так, что не придерёшься. Но я готов поспорить с тобой только в том, что мой выбор единственно верный, потому что он не может быть другим и никогда не сможет. И я, как мужчина, беру ответственность за твой на себя во имя твоего же счастья!

— Ну, я в курсе, да. Ты взял его на себя почти два года назад.

— Ты хочешь сказать, это было ошибкой? Сегодня утром ты призналась кое в чём, и это даёт мне уверенность, что ошибкой было бы не решиться на это!

— О чём вы? — внезапно встревает Ника.

— Это… личное, — отбрасывает её Алекс. — Ну так что? Ответишь мне или нет? — снова спрашивает у меня шёпотом.

— Отвечу: сейчас я считаю, что это не было ошибкой, сейчас я счастлива, что всё сложилось именно так, а не иначе. Но! Я не знаю, что ждёт меня впереди, и потому не уверена, что, к примеру, через год или два, мой ответ будет таким же. Всё в жизни относительно, особенно наши суждения о некоторых вещах.

— Нет ничего опаснее программирования отрицательных событий, не советую тебе застревать на этом. Ты ведь мудрая женщина, ты моя женщина — выбрось глупости из своей головы и наслаждайся жизнью, пока она есть у тебя, у меня, у нас.

Невзирая на то, что мы с Алексом перешли практически на шёпот, потому что сказанное предназначалось только для нас, Николь услышала и поняла главное: я не уверена в своём муже, а значит уязвима. Это понимание отобразилось на её лице сменой обиженно-раздосадованного выражения почти триумфальным. Только в этот момент я замечаю её оголённое бедро, выглядывающее из-за пол шёлкового тёмно-синего халата — похоже, она тут нагло соблазняла моего мужа.

Нисколько не стесняясь моего шокированного взгляда, Николь заявляет:

— Лера, твой муж красивый мужчина. И вот я теряюсь, в чём он выглядит горячее, в деловом костюме или в футболке и домашних штанах, как сейчас? Что ты думаешь?

— Я думаю, что для меня он горяч всегда и в любом виде, но для тебя он муж твоей сестры, а значит существо бесполое, — отвечаю со смехом, стараясь сгладить её напор, обратив всё в шутку.

А Алекс, метнув в сторону Николь гневный взгляд, быстро допивает свой кофе и бежит встречать вернувшихся из Сиэтла детей.

Lana del Rey Money Pover Glory

В тот же день у нас небольшая вечеринка: друзья Алекса в полном составе и ещё несколько его же знакомых. Алекс, как всегда, центр всеобщего внимания, но даже это не способно остановить Николь. Она то и дело зовёт его танцевать, но не получив ни одного согласия, усаживается рядом и смело встревает в разговор, демонстрируя блестящее чувство юмора, острый ум и неплохой английский.

У меня совсем нет настроения, потому что я, как и в детстве, проигрываю ей по всем параметрам. Рассуждать на заумные темы могу часами и даже выдавать неплохие мысли, а вот с юмором у меня напряжёнка: метко и искромётно шутить я почти не умею, а в компании это незаменимый дар.

Поэтому довольно быстро и незаметно для себя самой и остальных я ухожу в тень, а на моём почётном месте в центре внимания вместе с Алексом оказывается Николь. Кузина бесперебойно играет с Марком в пинг-понг взаимными подколками, причём так органично, что хохочут все, включая Алекса. Не смешно только мне.

Нет, мне не обидно, мне больно от понимания, что я, откровенно говоря, не дотягиваю до уровня своего мужа. Нет ничьей вины в том, что Николь так легко и непринуждённо заняла моё место — это закономерно. Это я не на своём месте, не обладая всем тем набором личностных качеств, которые делают человека популярным, востребованным. Я соответствую Артёму, но не Алексу. И это понимают все: я, Николь, Кристен с Анной, пребывающие в нескрываемом восторге от моей кузины, и даже совсем забывший обо мне Марк, а главное, Алекс.

С этими печальными мыслями мне приходится покинуть весёлую компанию, так как Лурдес раскапризничалась — пришло время её кормить и укладывать. Спрятавшись в полумраке спальни и слушая чавканье сосущей дочери, я позволяю себе немножко «саможалости» и пару слёз на подушку.

Буквально парочку, потому что не успеваю я как следует выплакаться, дверь в спальню тихонько отворяется, и уже через пару мгновений я чувствую, как прогибается матрас кровати под весом моего мужа, ощущаю запах его туалетной воды и… тепло. Самое главное, тепло его уже обёрнутых вокруг меня рук и груди. Он целует меня в затылок и шею и спрашивает:

— Уже спишь?

Я не отвечаю, потому что стоит ответить, как он сразу всё поймёт — всегда слышит, знает, чувствует меня и мои дурацкие вибрации. Поэтому лучше уж так — притвориться спящей, пусть идёт спокойно к своим друзьям и не теряет со мной время понапрасну.

Но Алекс не уходит: лежит и лежит рядом, всё так же обняв одной рукой и меня, и Лурдес. И очень скоро по его притихшему сердцебиению, дыханию и потяжелевшей руке я понимаю, что он спит, уткнувшись носом в мой затылок. Понимаю и рыдаю с новой силой, потому что… сердце сжимается в комок от хрупкости моего счастья: сегодня он всё ещё мой, я всё ещё нужна ему больше, чем весь остальной мир, даже если он веселее, интереснее, увлекательнее меня, а что будет завтра?

Выплакав наболевшее, я концентрируюсь на дне сегодняшнем и сразу же мне становится спокойнее. Внизу на террасе гремит музыка, слышен смех и возгласы, иногда визг и всплески воды — подвыпившие гости решили, очевидно, воспользоваться нашим бассейном. Что будет завтра — то будет завтра. А сегодня все эти люди, каждый по-своему обожающие моего мужа и жаждущие его общества, не имеют для него значения, ведь сам он — мой сильный, красивый и до одури популярный Алекс — нуждается, похоже, в моём обществе, даже несмотря на то, что я якобы сплю, на отсутствие у меня чувства юмора и умения блистать и быть в центре внимания в его компании.